Сердце султана

      — Ну что, Донхэ-хатун, как тебе приём? — после того, как фалджи закончил со всеми предсказаниями и, немного посидев вместе с местной знатью, откланялся со всеми любезностями, обитателям гарема было позволено ещё немного насладиться этим красочным мероприятием: омеги и гаммы собрались за столиками и оживлённо принялись делиться впечатлениями друг с другом и обсуждать данные им предсказания. Не исключением стали и Дэхён с Чонопом: более общительный омега, смахивающий из-за своего телосложения на альфу, с нешуточным любопытством нарушает молчание, кучковавшееся вокруг задумчивого Донхэ на манер этакого заслона от остальной суматохи.       — А? Что? — вздрогнув от неожиданности, парень оправляет свою рубашку, старательно пряча в левом рукаве тот самый неприметный флакончик — подарок от Чжухона-фалджи, в надежде, что средство случайно не выскользнет из пальцев и не разобьётся. — Ну… довольно непривычно. В Греции предсказателей нечасто пускали на светские приёмы альф, так что для меня всё здесь кажется таким странным.       — Поверь, Донхэ-хатун, в Византии отношение к предсказателям не лучше, — многозначительно хмыкает Дэхён, присаживаясь на свое место за столом, где он и сидел, когда Донхэ впервые подошёл к этим двум наложникам. — Вернее, на улицах и в разных закоулках полно их палаток и наспех поставленных построек, где предсказатели принимают клиентов. А вот знать обычно их открыто презирает, хотя ни для кого не было секретом, что даже короли часто тайно приглашали к себе сказителей судьбы — и порой приходили к ним сами, под покровом ночи.       — Может, в Греции было также, — Донхэ лишь пожимает плечами, задумавшись о своём прошлом, о котором парнишка мало, что может сказать. — Мне редко удавалось выбраться на улицы, и то — лишь под присмотром евнухов. А слухи я чаще всего обходил стороной. Странные они — эти предсказатели, и энергия от них исходит такая…       — О, ты тоже это почувствовал, Донхэ-хатун? — оживлённо вопрошает Чоноп, восторженно оглядываясь. — Вот это было всем гаданиям гадание, скажу я вам. А то сидят над чанами, где плавают перья на глади воды — и что-то бубнят себе под нос. То ли дело Чжухон-фалджи, он определённо знает своё дело.       — Это уж точно… — несмотря на гору сомнений, что одновременно сыплются на Донхэ с разных сторон, он всё-таки не может не признать главного — было что-то такое особенное в этом коротко стриженом омеге, нечто проницательное и одновременно таинственное, хоть и большая часть его «предсказаний» оказалась лишь умело пущенной пылью в глаза, не больше. — «С другой стороны, откуда-то же он узнал, что я не проводил ночь с султаном Ли Хёкджэ…» — напоминает себе Донхэ, и от мысли об этом ему даже еда в горло не лезет: настолько пареньку хочется вернуться в безопасную комнату, подальше от всех этих любопытных взглядов других наложников. — «И если бы об этом знали другие хатун — они бы обязательно донесли на меня Хичолю-султан, и что бы со мной было дальше…»       Ещё и последнее, самое непонятное предсказание от Чжухона, не покидает голову рыженького омеги с запахом грейпфрута. — «Опасаться цветка шайтана — иначе я погибну… Может, это просто какое-то ядовитое растение и мне нужно остерегаться его в саду?» — в предположении Донхэ определённо есть логика, но почему-то здравый смысл хатун с этой мыслью не согласен: парнишке достаточно лишь нескольких секунд, чтобы, припомнив, как в саду носятся младшие дети султана, отказаться от этой теории — если «цветок шайтана» ядовит, то в саду от него ни корешочка не осталось бы. Даже за такое небольшое количество времени, что Донхэ провёл в обществе султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка, или даже наедине с хасеки-султан, омега сумел убедиться в, пожалуй, главном факте: несмотря на строгость по отношению к детям, местная знать очень любит детей Повелителя, и лишние поводы для волнения им всем не нужны.       — «Тогда… если такое растение действительно существует… то мне надо узнать, есть ли во дворце кто-то с этим запахом», — Донхэ также спешно отказывается от своей первой идеи, как и загорается новой теорией. — «Этот человек может нести угрозу… Надеюсь, что это не сандал, иначе мне придётся не доверять ещё и словам султана Ли Хёкджэ…» — рыженький хатун сам не может сказать себе точно, в какой момент он решил, что будет доверять тому, что ему говорил Повелитель Трёх Миров. — «Наверное, он сумел расположить меня к себе тем, что согласился не проводить ночь с Рёуком… и этот разговор о течках, проходящих во дворце, и о том, как Ли Хёкджэ на них реагирует…» — думает Донхэ, надеясь, что он не разговаривает с самим собой вслух, ведь тогда его поведение будет выглядеть ещё более странным. — «Было такое странное ощущение, словно он показал мне что-то сугубо личное… То, что он не может открыть другим наложникам».       Правда, Донхэ не был уверен, что со своими супругами султан не откровенен в этом вопросе. — «Наверное, султан Ли Хёкджэ находится в более доверительных отношениях с валиде-султан и Хичолем-султан», — рассуждает рыженький омега с запахом грейпфрута, задумчиво подцепляя палочками жареные овощи и отправляя эти вкусные кусочки в рот. — «Учитывая, как смело они решают любые вопросы и как умело берут ответственность за всё, что происходит во дворце — неудивительно, что Ли Хёкджэ хан Ынхёк им доверяет…»       — А что Чжухон-фалджи предсказал тебе, Донхэ-хатун? — любопытно вопрошает Чоноп, не обращая внимание на красноречивые толчки локтем в бок от Дэхёна. — Ну, если это что-то не слишком личное, конечно.       — А? Что? — понимая, что он прослушал большую часть разговора, Донхэ неловко улыбается, не зная, как ему скрыть то, что омегу застали врасплох, и, сообразив, что сейчас он как раз может попытаться узнать про интересующее его растение, Донхэ-хатун, немного помявшись, осторожно вопрошает:       — А вы что-нибудь знаете про «цветок шайтана»? Я никогда не слышал о таком растении.       — Растение… — Чоноп задумчиво причмокивает губами, сосредоточившись на вопросе рыженького хатун. — Честно говоря, нет, не слышал. Может быть, это какое-то старинное название или оно есть в сказках и легендах?       — Мне довелось перечитать огромное количество местных сказок в последнее время, — признаётся Донхэ, удрученно покачав головой. — Ничего подобного я там не увидел, но… это важная часть моего предсказания, потому мне бы хотелось узнать об этом растении побольше.       — Если это действительно растение, то ты можешь попробовать спросить у Сынхуна-ага, — предлагает Чоноп, хлопнув ладонью по своему колену и, довольный своей идеей, вылавливает палочками для еды вареное яйцо из тёмного маринада, добавив. — Всё равно все наложники то и дело посещают лекаря на осмотрах, а хатун наведываются к нему ещё чаще, так что вы явно будете регулярно видеться. Спроси у него, Донхэ-хатун.       — «Сынхун…» — несмотря на то, что рыженький омега уже знает имя строгого лекаря, никакого преимущества ему для возможного разговора это не даёт: Сынхун при первичном осмотре обходился с новичками не самым любезным образом, и всё происходило довольно унизительно и неловко, хоть и безболезненно. Последнее, наверное, стоило учесть как важный фактор опытности лекаря, но на фоне остальных причин Донхэ не может этому порадоваться, как следует.       — А что, если это вообще не растение? — задумчиво произносит Дэхён, с сомнением оглядывая своего чрезмерно возрадовавшегося товарища — и притихшего Донхэ-хатун. — Это может быть какой-нибудь продукт, или какой-нибудь особенный артефакт. А, может, это вообще название драгоценного камня? Может, была ещё какая-то подсказка в предсказании, Донхэ-хатун?       — Если бы была подсказка, то я бы понимал, что ищу, — с сожалением вздыхает рыженький омега, неопределённо пожимая плечами. — Но Чжухон-фалджи лишь сказал, что «цветок шайтана» небезопасен для меня, а спросить у него подробности я не успел.       — Ну, если ты остановился на версии, что это всё-таки растение, то я могу лишь предположить кое-что, — рассуждает гамма с запахом мёда, пока не притрагиваясь к еде, на которую переключился притихший Чоноп. — В Византии я немного узнал о религии местного народа. Они верят не в Аллаха, а в некоего Христа. Так вот там, в их книге, похожей на наш Коран, говорится об одном растении. Они называют его «неопалимая купина».       — Неопалимая… что? — удивлённо икает Чоноп, чуть было не выронив палочки из рук от удивления. — Да и как чужое вероисповедание связано с шайтаном, Дэхён?       — Это лишь моё предположение, а вы уже сами решайте, насколько оно подходит под предсказание Донхэ-хатун, — Дэхён, ничуть не смутившись, лишь пожимает плечами, внимательно посмотрев на молчавшего хатун с запахом грейпфрута. — В их легендах существовало некое растение, которое загорелось, когда Бог решил поговорить со своим пророком через него. Говорят, что в этом растении много эфирных масел, и оно при соприкосновении с кожей в жаркий день может вызвать сильный ожог. Ну и если во время жары поднести огонь к растению, над ним вспыхивает пламя, а само растение от огня не страдает. Чем не цветок шайтана?       — Это растение так и называлось в Византии? — с изумлением переспрашивает Донхэ, прислушавшись к разумным доводам Дэхёна. — «Неопалимая… купина»? А корейского названия у этого растения нет? Или может оно пахнет как-то специфически?       — Сложность в том, что я ни разу не видел это растение, чтобы сказать точно, — с искренним сожалением отвечает Дэхён, беспомощно покачав головой. — Наверное, в Корее есть своё название для этого растения, но я даже предположить не могу, что именно послужило образом для этой легенды христиан. Всё-таки я не разбираюсь ни в целебных травах, ни в растениях в принципе. Но на их рисунках это был какой-то высокий кустарник с крупными цветами, которые расположены на стебле манер кисточки. Это всё, что я могу сказать тебе по этому поводу, Донхэ-хатун. Не знаю, поможет ли это тебе, но…       — «Кисточка!» — когда Донхэ слышит это слово, в его голове словно звенит маленький колокольчик, переключая своим мелодичным звоном внимание хатун на другие вещи. — «Я же хотел расспросить близнецов о любимой сказке султана Ли Хёкджэ! Кто знает, может, в сказке про волшебную кисточку я найду ответы на все свои вопросы?»       — Нет… нет, мне кажется, что твоё предположение может оказаться верным, — негромко отвечает Донхэ-хатун, с благодарностью взглянув на Дэхёна и кивнув ему головой. — Я попробую поискать в этом направлении, и, если это правда окажется растение, то, возможно, Сынхун-ага сумеет дать мне ответ или новую подсказку. Я благодарен вам за помощь, правда.       — Мы только рады помочь, — Чоноп снова улыбается, повеселев после слов Донхэ, ведь рыженький хатун сумел унять тревоги этого беззлобного омеги, который со всей серьёзностью начал думать о том, что может быть «цветком шайтана». Вздыхая с явным облегчением, Донхэ уже был готов снова приступить к еде, но его отвлекает вид того, как слуга валиде-султан, Онью, уверенно направляется в их сторону, глядя на фаворита султана и явно желая что-то ему сказать, так что омеге с запахом грейпфрута приходится повременить с перекусом и, проявляя терпение, дождаться дальнейшего развития событий.       — Донхэ-хатун, — остановившись перед столиком, слуга вежливо кланяется смутившемуся омеге, ещё не привыкшему к такому поведению слуг супругов султана, статус которых считается довольно высоким в этом закрытом мире дворца. — Валиде-султан и хасеки-султан хотят поговорить с тобой прямо сейчас.       — Видимо, не удастся мне сегодня спокойно перекусить, — Донхэ не может сдержать усталого ворчания, но, несмотря на то, что он рассчитывал лишь буркнуть эти слова себе под нос, оба наложника прекрасно его расслышали и негромко прыснули со смеху, стараясь не потешаться над обречённым видом голодного хатун слишком ярко и очевидно. — «Ещё и издеваются», — наверное, впервые Донхэ думает о своём недовольстве в адрес других, но без привычного чувства раздражения — эти наложники оказались явно неплохими ребятами, так что их насмешки вполне можно стерпеть. Но деваться омеге некуда: Онью продолжает ждать его ответа, явно намереваясь сопроводить хатун к своему господину и Хичолю-султан, потому, согласно кивнув, Донхэ поднимается с места и, украдкой убедившись, что рукав рубашки вполне скрывает небольшой флакончик, который никто не должен видеть, омега с запахом грейпфрута, тихо выдохнув, уже гораздо спокойнее отвечает:       — Хорошо. Идём.       Онью лишь кивает ему в ответ, ничего не ответив, и отправляется в обратный путь, к тому самому столику, где сидят два супруга султана. Донхэ приходится последовать за ним, чувствуя себя неловко: другие наложники избегают прямого взгляда в его сторону, но когда парнишка проходит дальше, он буквально ощущает спиной, как омеги и гаммы таращатся ему вслед, как с плохо скрываемым любопытством, так и с неприкрытым раздражением. — «Мне нужно выглядеть уверенно…» — напоминает себе рыженький хатун и, собираясь с мыслями, расправляет плечи и гордо приподнимает голову, шагая следом за слугой валиде. — «Рано или поздно мне придётся проводить больше времени в гареме, среди остальных наложников, так что… нужно привыкать ко всему этому вниманию», — убеждает себя Донхэ, стараясь ненароком не наступить ногой на свою же туфлю, надетую на другую ногу, чтобы не запнуться и не растянуться на холодном полу, на радость всем зевакам.       — Валиде, хасеки, — отчётливо произносит рыженький омега, приблизившись следом за Онью к разговаривающим супругам султана, и вежливо кланяется им: Донхэ не уверен, что он понимает разницу между статусами Чонсу-султан и Хичоля-султан, особенно если учесть, что фактически первый супруг султана не является валиде, но, благодаря рассказам Хёнвона, хатун успел запомнить, что Чонсу-султан подчиняется только самому султану Ли Хёкджэ хан Ынхёку, тогда как на Хичоля-султан и его решения могут повлиять не только Повелитель, но и валиде-султан в том числе. — «Интересно, как часто султан дарит людям названые статусы?» — Донхэ даже захотелось хихикнуть от этой мысли, которую приходится старательно подавить, чтобы не выглядеть слишком весёлым и странным перед супругами султана. — «Сперва валиде, теперь я… Были ли ещё подобные случаи?»       — А, Донхэ-хатун, — невозмутимо произносит Чонсу-султан, отрываясь от разговора и мягко кивая фавориту султана. — Присядь к нам. Как тебе приём предсказателя огня?       — А, хорошо… — Донхэ помнит слова Шивона-ага о том, что его приглашение не было официальным, так как приём был для всех обитателей гарема, у которых в данный момент не проходит течка, потому его весьма удивляет, что супруги султана спрашивают его мнение о визите Чжухона-фалджи. Но выбор у рыженького омеги небольшой: раз супруги султана желают говорить с ним, он должен подчиниться, потому, найдя взглядом свободное место на краю диванчика, рядом с Хичолем-султан, фаворит Повелителя аккуратно присаживается туда, надеясь, что его флакончик останется незамеченным для фактически всеведущего взгляда хасеки-султан, и замечая, как Онью практически бесшумно садится на своё место, за соседний столик, к слуге Хичоля-султан. Вспомнив, что он ещё не ответил о визите фалджи, Донхэ, стараясь не нервничать, отвечает:       — Ну… мне ещё не доводилось видеть предсказателя так близко, а искусство предсказателя огня я и вовсе видел впервые в жизни. Это… был довольно интересный опыт. Чжухон-фалджи умеет эффектно преподнести себя.       — Чжухон-фалджи уже не в первый раз посещает дворец, чтобы дать своё предсказание, — Чонсу-султан, явно не зная о том, что Донхэ уже рассказали о последних визитах фалджи, решает немного просветить новенького фаворита султана об отношении гарема и знати к предсказателю. — Он довольно точно предсказал исход Войны Трёх Миров, и даже о браке Повелителя с японским принцем, Джеджуном-султан, Огонь Истины поведал этому умелому фалджи.       — «В это я могу поверить», — думает Донхэ, стараясь не выглядеть слишком недоверчивым при разговоре о загадочном Чжухоне. — «Наверняка снова сказал что-нибудь уклончивое о храбрости и уме султана Ли Хёкджэ, добавив пару слов про нового супруга и расширение династии Ли. Честное слово, может, мне тоже потом податься в предсказатели? Буду прикрывать свои волосы каким-нибудь платком и нести очевидную околесицу, чтобы выманить денежки у доверчивых горожан. Так и на жизнь средства появятся».       — Вообще, было довольно любопытно наблюдать за тем, как ты сидел с прочими наложниками, — задумчиво произносит Хичоль-султан, изящно обхватывая пальцами кубок с напитком, в котором, судя по запаху, далеко не шербет, которыми угощали всех наложников, а какое-то ароматное вино. — А не с равными тебе по статусу.       — «Ему правда интересно или же хасеки лишь издевается надо мной?» — Донхэ совершенно не нравится то направление разговора, куда его пытается завести Хичоль-султан. Рыженький омега до сих пор не уверен в том, знает ли Хичоль-султан о том, что новый фаворит Повелителя имеет довольно сомнительные доказательства своего статуса. Нет, Донхэ был уверен в том, что пожелай султан Ли Хёкджэ хан Ынхёк объявить о статусе омеги перед гаремом — то с ним никто не посмел бы спорить, и парнишку с запахом грейпфрута так и называли бы «хатун», но проблем за спиной Повелителя у Донхэ бы явно прибавилось. — «Так султан Ли Хёкджэ рассказал ему о том, что мы не провели ночь вместе — или же Хичоль-хасеки на самом деле интересуется, почему я не сел с другими фаворитами?» — не может понять Донхэ-хатун, а смело задать свой вопрос ни хасеки, ни строгому альфе с запахом сандала парень не осмелится, так что с этими догадками омеге придётся как-то справляться самостоятельно.       — Думаю, мне пока непросто привыкнуть ко всей этой обстановке, — так как сказать всю правду Донхэ не может, он решает быть честным, но немного в другой области, ведь о части его проблем супруги султана вполне осведомлены. — Я… вроде бы в родной стране, но учусь всему заново. А в Греции я проводил время лишь с такими же рабами, как и я, так что…       — Учитывая, что ты после прибытия долгое время провёл взаперти в своей комнате, твоя неловкость вполне объяснима, — также спокойно, не выражая ни участия или сочувствия, но также не проявляя ни раздражения, ни неприязни к словам рыженького хатун, добавляет Хичоль-султан. — В гареме хатун держатся вместе, так как у них много общих занятий: приемы пищи, физические упражнения и обучение у наставников и калф. Ты привыкнешь.       — Физические упражнения? — неосознанно громко вопрошает Донхэ, тут же оживившись от упоминания таких интересных занятий. Рыженький хатун догадывался, что неспроста хатун и прочие наложники выглядят удивительно стройными и гибкими: с такой вкусной едой, которую готовят поварята под присмотром Чангюна-ага, весьма легко набрать лишний вес, который отложится в первую очередь на талии. Но если местных наложников то и дело отправляют на занятия по физической активности, чтобы привести их формы в порядок, то коротать дни в гареме до своего побега, пожалуй, не так уж и плохо.       — Да, наложники регулярно посещают такие занятия, — поясняет Хичоль-султан, отпив немного из кубка, который он держит в руке, и, облизнув свои пухловатые вишнёвые губы, добавляет:       — Но новенькие приступают к ним не сразу, а в случае тебя и других наложников, Донхэ-хатун, вы испытали длительное путешествие на корабле, потому большие нагрузки вам пока противопоказаны. Но после повторного осмотра у нашего лекаря новенькие постепенно присоединяются к этим занятиям.       — Несмотря на то, что к наставнику Донхэ-хатун пока ходит отдельно от других фаворитов Повелителя, — рассудительно произносит валиде-султан, выдержав паузу для того, чтобы и хасеки, и хатун обратили на него внимание, после чего продолжает говорить. — Думаю, все сроки наказаний, которые получил Донхэ после своего неосмотрительного поведения, уже закончены. Да и сегодня приём прошёл тихо и спокойно, так что, полагаю, Донхэ-хатун с завтрашнего утра может присоединиться к гарему и принимать пищу вместе с другими хатун, в этом зале.       — Ох, правда? — Донхэ не сумел удержаться от растерянного возгласа, который он попытался перевести в удивлённо-радостный с помощью интонации своего голоса. Такое разрешение от валиде-султан дорогого стоит: Чонсу-султан, можно сказать, реабилитирует непокорного хатун в своих глазах и глазах хасеки, позволяя «белой вороне» (хотя, в данном случае, рыжей) присоединиться к остальным во время приёмов пищи. Но при этом такое решение создаёт несколько новых проблем для самого Донхэ, которые нужно будет срочно решить.       Прежде всего, уже известные ему хатун, Исин и Кино, явно не обрадуются этой новости и придётся держать ухо востро, чтобы Исин-хатун, увешанный золотом, не вздумал подсыпать в его тарелку какую-нибудь отраву. — «Придётся садиться к столу раньше всех», — с сожалением понимает омега, который весьма любит вздремнуть подольше. Второй, но не такой важной, проблемой становится незнание Шивона-ага об этих вещах, но, судя по тому, как учтиво Хичоль-султан кивает валиде, принимая его решение, об этом Донхэ не стоит беспокоиться — нужно лишь уведомить Хёнвона об этом, чтобы не возникло неловких ситуаций. Но как быть с тем, что Чангюн-ага обещал подкладывать в порции Донхэ немного больше еды, если парень будет сидеть за общим столом вместе с хатун — парнишка пока не знал. — «Всё выглядит так, что мне лучше постоянно совершать какие-то ошибки и получать наказания, чтобы есть в своей комнате», — Донхэ понимает, что этот способ — не выход из ситуации, но это кажется пока самым очевидным вариантом решения проблем. — «Ну, пока хасеки не надоест лицезреть мои выходки, конечно…»       Но под пристальным взглядом узких кошачьих глаз Хичоля-хасеки Донхэ вспоминает о главном: он должен поблагодарить Чонсу-султан за этот «великодушный подарок», который, по мнению валиде, должен помочь ему справиться с неловкостью вливания в атмосферу гарема. Как бы хатун не относился к этому решению, вежливость и учтивость правят в этом дворце, потому, прочистив горло, Донхэ заставляет себя немного улыбнуться и чуть склоняет голову в небольшом поклоне, запоздало добавляя:       — Благодарю Вас за Вашу доброту, валиде-султан. Я сегодня же оповещу об этом своего слугу. У него как раз заканчивается течка, так что он может вернуться к своим обязанностям.       — Это хорошая новость, — Чонсу внимательно оглядывает притихшего хатун перед собой, явно припоминая ту историю со скандалом, в который так легко вляпался Донхэ, перепугавшись из-за состояния Хёнвона. — Надеюсь, ты извлёк урок из той ситуации. Хатун тоже проводят течки в специальной комнате на нижнем этаже, так что скоро ты сам сможешь убедиться, что во дворце должным образом заботятся о течных наложниках и слугах.       — Да, валиде. Мне очень стыдно, что я поднял такой переполох по своему незнанию и подверг Хёнвона опасности, — честно признаётся Донхэ, чувствуя, что после извинений, принесённых хасеки ранее, ему легче говорить об этих своих ошибочных решениях: на него из-за этого недоразумения никто не злится, видимо, делая небольшое послабление рыженькому хатун ввиду того, что тот совершенно ничего не помнит о корейских устоях. — «Но долго мне не будет так везти…» — догадывается парнишка, надеясь, что он не забудет об этом при своих последующих решениях. — «Так что, пока удача сопутствует мне, нужно разузнать обо всём как можно скорее…»       Вообще, Донхэ даже стало интересно то, каким образом проходит течка у супругов султана и где они её пережидают. Интерес омеги с запахом грейпфрута практически прозрачен — ему говорили ранее, что во время гона к султану Ли Хёкджэ отправляется хасеки-султан, и, видимо, в какие-то из таких периодов гон Повелителя и течка Хичоля-султан совпадали. — «Может, они истинные?» — предполагает Донхэ, не понимая, почему ему стало немного грустно: исходя из внешности этой пары и их подходящих друг другу черт характера, подобного следовало ожидать, но при таком раскладе Чонсу-султан даже становится немного жалко. — «С истинными конкурировать непросто…» — рассуждает Донхэ, поджимая свои тонкие губы. — «Особенно если истинный рожает султану столько здоровых и красивых детей…»       Валиде-султан, по понятным причинам из-за его состояния здоровья после родов, лишён необходимости терпеть эти неприятные процессы, потому внятного ответа он, скорее всего, не даст. А что касается хасеки-султан, то Донхэ скорее возьмёт факел и собственноручно прижжёт себе язык, чем осмелится спрашивать о подобном Хичоля-султан, который наверняка не только не утолит любопытство паренька, но ещё и пригвоздит его к месту какой-нибудь точной фразой, как, например: «Об этом знают только супруги Повелителя, а ты ещё не достиг этого статуса», в чём явно бы таился подтекст — «Это не твоё дело, ведь ты тут никто». И самое смешное в этой ситуации было бы то, что у Донхэ не будет весомых аргументов против такой отповеди — учитывая весьма условный статус во дворце, он тут действительно никто. — «Но зато в статусах моих друзей никто не будет сомневаться», — единственная мысль, которая успокаивает рыженького хатун. — «Рёук, как слуга валиде, вне опасности, под защитой такого могущественного супруга султана, а Сонмина хвалят летописцы, так что они оба будут в полном порядке, пока я не придумаю, как нам сбежать…»       Об этом Донхэ продолжает думать вплоть до своего возвращения в комнату, где можно чувствовать себя немного свободнее: временные слуги явно избегают вопросов о предсказателе огня, справившись о впечатлениях рыженького хатун исключительно из вежливости, а Хёнвон, что чуть ли не подпрыгивает на диванчике, практически изнемогая от желания побольше расспросить Донхэ о произошедшем, предусмотрительно помалкивает, неловко косясь на своих друзей. И, когда пареньку это надоедает, а временные слуги помогают ему переодеться, он устало мотает головой, поправляя на себе рубаху для сна, и произносит:       — Знаете, мне не помешало бы умыться перед сном, чтобы смыть всё это со своего лица, так что могли бы вы сходить в бани и принести сюда таз с водой? Заодно и Сюмин может привести себя в порядок перед сном, а Чондэ бы ему помог…       — А… да, конечно, Донхэ-хатун, — Сюмин первым решается ответить, пока два друга переглядываются между собой, но, не находя в просьбе Донхэ ничего подозрительного, оба гаммы, не задавая никаких уточняющих вопросов, согласно кивают и выходят из комнаты. — «Они принесут сюда воду, и мне нужно будет как-то отвлечь их всех, чтобы нанести за своими ушами средство, что дал мне Чжухон-фалджи», — рыженький хатун убеждает себя довериться помощи предсказателя огня, так как иначе утром ему придётся идти на осмотр к тому строгому лекарю, а, несмотря на то, что из-за интереса к «цветку шайтана» посетить Сынхуна-ага всё-таки входит в планы Донхэ, пока ему нужно решить главный вопрос — как скрыть свою невинность от лекаря.       — Ну что, Донхэ, как тебе предсказатель огня? — Хёнвон едва успевает дождаться, пока его друзья выйдут из комнаты, после чего сероволосый омега, завернувшись в покрывало, спешит присесть на постель рыженького хатун, чтобы выведать у него все подробности приёма. — Я так благодарен тебе за всю эту заваруху и за то, что на время течки я остался в твоей комнате… Было так здорово наблюдать за этим огненным предсказанием из окна, хотя я должен был всё это пропустить, находясь на нижнем этаже…       — Ну… думаю, всё к лучшему, — уклончиво отвечает Донхэ, дружелюбно улыбнувшись своему новому другу. — Чжухон-фалджи… действительно очень интересный предсказатель. Он мне сказал много любопытных вещей, на которые у меня пока нет ответа.       — Не хочешь поделиться? — немного посерьёзнев, но не скрывая своего любопытства, Хёнвон поправляет края покрывала на своих ногах. — Может, я чем-то смогу помочь тебе?       — Даже не знаю… только если ты что-то слышал о «цветке шайтана», — вздыхает Донхэ, стараясь не коситься на пузырёк от фалджи, который он успел незаметно припрятать под своей подушкой, когда временные слуги помогали ему переодеться. — Фалджи дал мне довольно неоднозначное предсказание, и мне нужно узнать, что это такое, чтобы понять, в чём заключается смысл предсказания.       — «Цветок шайтана»… — задумчиво повторяет Хёнвон, потирая пальцами подбородок и всерьёз задумавшись над словами рыженького хатун. — Наверное, если это какое-то растение, то о нём может знать Сынхун-ага, наш лекарь.       — Да, я тоже так подумал, — Донхэ понимает, что его слуга говорит то же, что и Чоноп, так что визита к лекарю всё равно не удастся избежать, хоть и придётся отсрочить его ложной течкой, если у омеги всё получится с этим таинственным снадобьем, которое может и не подействовать на такого, как он. — Тогда на осмотре и спрошу у него. Правда, он такой неразговорчивый…       — Это уж точно, — сероволосый омега со слабеющим запахом винограда понимающе усмехается, покачивая головой и не собираясь опровергать мнение Донхэ о строгом лекаре. — Кстати, если говорить о «цветке шайтана»… Как-то раз Сынхун-ага перебирал свои лекарства и ему требовалась помощь, потому Шивон-ага отправил меня к нему в подчинение на целых два дня. Пахло в его комнате, где хранятся все травы и снадобья, конечно, специфически, но когда ты упомянул это растение, я вспомнил один любопытный высушенный цветок в его коллекции.       — Правда? — оживился Донхэ, встрепенувшись и любопытно уставившись на своего слугу. — Так тебе знакомо это растение?       — Ну, я не совсем уверен… — протянул Хёнвон, почесав затылок и тем самым взъерошив свои серые волосы. — Сынхун называл этот цветок иначе… по-моему, это была чёрная лилия, но он её называл «Усы кота».       — «Усы кота»? — не сдержавшись, Донхэ наивно хихикает, поёрзав на кровати. — Почему?       — Ну, потому что считается, что этот цветок походит на мордочку кота, но на самом деле это жуть жуткая, — омега с запахом винограда даже вздрагивает от нахлынувших воспоминаний, невольно поёжившись. — Это такие большие тёмные цветы, вокруг которых есть бордовые, практически чёрные лепестки, и со стеблей свисают длинные нити на манер усиков кота. Они засушенными-то выглядят большими, а в природе, наверное, такие цветы и до остановки сердца могут довести, если наткнуться на них неожиданно и в темноте.       — Вот как… чёрная лилия, значит, — посмеивается Донхэ, прислушиваясь к впечатлениям Хёнвона об этом диковинном цветке. — А чем он пахнет? И есть ли такие цветы во дворцовом саду?       — Насчёт сада я не могу сказать тебе точно, — замялся Хёнвон, призадумавшись над вопросами рыженького хатун. — Я нечасто там бывал, и из окон видны не все зоны сада, но такого цветка я там не видел точно — такое если увидишь, то ни за что не забудешь. А с запахом тоже не всё так просто: в комнате Сынхуна такая смесь из запахов трав, что я не смог уловить какого-то конкретного аромата. Возможно, этот цветок пахнет очень слабо или же не пахнет вовсе.       — Чтож… это хорошая зацепка. Тогда мне стоит уточнить про этот цветок у Сынхуна-ага, — Донхэ даже не знает, радоваться ему или нет о том, что теперь в вопросе предсказания фалджи у него появились уже две вполне возможные теории. Но одна мысль не даёт рыженькому хатун покоя: Дэхён может быть прав в том, что предсказание означает совсем не цветок, а что-то иное. — «Может, «цветок шайтана» всё-таки означает человека с этим запахом?» — вполне логично предполагает Донхэ, потому, чуть помолчав, он небрежно спрашивает, чтобы не выглядеть уж совсем подозрительным:       — Кстати, а… Кто-то во дворце пахнет чёрной лилией?       — Ой… Это довольно неожиданный вопрос, Донхэ-хатун, — Хёнвон удивлённо моргает, но послушно пытается припомнить, есть ли кто-то во дворце с таким запахом, после чего пожимает плечами. — Н-нет, я не припомню среди слуг и наложников кого-то с запахом чёрной лилии. Но в гареме есть омега с запахом водяной лилии, он появился во дворце в прошлом году. Его зовут Чонин.       — О, правда? — у Донхэ начинает быстро колотиться сердце: он предусмотрительно не сообщил своему слуге о том, что в предсказании говорится про осторожность по отношению к «цветку шайтана», и то, что во дворце есть наложник с запахом лилии, не может быть простым совпадением. — «Должен ли я опасаться именно его?» — предполагает рыженький хатун, но вслух он задаёт совсем другой вопрос:       — А как он выглядит?       — Ну, ты, наверное, его уже видел в гареме, — Хёнвон тут же приподнимается на кровати и выглядывает в окно, из которого виден большой зал, чтобы рассмотреть, там ли находится этот Чонин. — А, да, он ещё не ушёл, помогает снова расправить шторы. Вон он, у самой дальней шторы, посмотри.       Донхэ без лишних слов забирается на постель с ногами, чтобы хорошенько рассмотреть того самого наложника, и его взгляд быстро вылавливает из толпы суетящихся обитателей гарема того самого Чонина. Это оказался крепенький омега с чёрными волосами и довольно смуглой кожей, такой же тёмной и загорелой, как у Шивона-ага, и на его фоне загар Донхэ, слегка отливающий золотом, кажется совсем блёклым и незаметным. Конечно, парень уступает в развитости мускулатуры Чонопу, с которым рыженький хатун познакомился сегодня, но Донхэ замечает, как перекатываются мышцы наложника, когда он умело развязывает узлы на верёвке, что сдерживала тяжёлые шторы во время приёма предсказателя огня. Омегу с запахом грейпфрута поражает необычное сочетание тёмных глаз, суженных к уголкам на манер мазков кисточки, с прямым, ровным носом и припухшими губами нежно-розового оттенка.       — «Опять эта кисточка…» — Донхэ начинает раздражать, что теперь ему везде мерещится связь с любимой сказкой султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка. — «Нужно как можно скорее расспросить близнецов об этой сказке, иначе я скоро сойду с ума…»       — Чонин довольно неплохой парень, — Хёнвон первым нарушает молчание, решив рассказать притихшему Донхэ немного больше о интересующем его наложнике. — Тихий, молчаливый, исполнительный. Его часто о чём-то просят хатун, если их слуги заняты или пережидают течку. А на разных приёмах он довольно неплохо танцует. Его танец даже Хичоль-султан хвалил. Думаешь, он связан с твоим предсказанием?       — Даже не знаю… вполне может быть, — Донхэ осторожно отодвигается к подушке, небрежным движением взбивая её и, заметив, что сероволосый слуга, задумавшись, пристально начинает наблюдать за Чонином, рыженький хатун осторожно достаёт из-под подушки флакон со снадобьем, что дал ему Чжухон-фалджи. Понимая, что при троих наблюдателях ему будет сложно провернуть задуманное, Донхэ, не раздумывая, вынимает пробку из флакона и, помня предостережение Чжухона о том, что не стоит нюхать содержимое флакона, капает несколько капель на ладонь и быстро убирает снадобье обратно под подушку, пока Хёнвон ничего не заметил. Не то, чтобы Донхэ не волновало наличие в гареме человека с запахом лилии, просто утром рыженького будет больше беспокоить визит к лекарю, чем какая-то неведомая опасность от цветка, который может оказаться вовсе не цветком. Хорошенько растерев капли на указательных пальцах, парнишка небрежным движением проводит подушечками пальца то за одним ухом, то за другим, стараясь выглядеть вполне естественно, если его слуга обратит внимание на поведение Донхэ.       — Ну, я за ним ничего такого необычного не замечал, — признаётся Хёнвон, поворачиваясь обратно к Донхэ и, замолчав, немного принюхивается. — Как будто снова травами запахло, тебе не кажется?       — А? — несмотря на то, что довольно ненавязчивый травяной запах всё-таки присутствует, Донхэ лишь пожимает плечами, надеясь, что средство успеет впитаться в кожу и ослабить аромат ещё до возвращения временных слуг с тазом воды. — Наверное, тебе от воспоминаний о чёрной лилии уже мерещится запах из комнаты Сынхуна-ага. Кстати, валиде-султан разрешил мне с завтрашнего дня есть вместе с другими хатун, так что у нас новые проблемы. Чангюн-ага так и не сможет класть мне порции побольше, как он намеревался…       — А? Правда? — Хёнвон тут же забывает о запахе трав, задумавшись над тем, как провернуть их бесхитростный план в желании как следует откормить Донхэ-хатун. — Ну, я скажу ему об этом, когда вернусь к своим обязанностям, а там, глядишь, что-нибудь и придумаем. Не переживай по этому поводу, ладно?       И сероволосый омега попадет в яблочко: именно этот вопрос, хоть и интересовал Донхэ, сейчас совершенно не беспокоит его. В голове рыженького хатун бешено кружатся слишком много новых, нависших над ним проблем, похожих на скопление грозовых туч, сражающихся за право первой сверкнуть молнией над его макушкой под ужасающие раскаты грома. — «Что же будет завтра?..»