Сердце султана

      — Ну что, Донхэ-хатун, может, ты всё-таки захочешь заглянуть в своё будущее? — так просто и легко спрашивает предсказатель огня, чуть придвинувшись к хатун и испытывающе оглядывая его, как будто не замечая, что рыженький омега готов палочками для еды подавиться, только бы не связываться с этими «предсказаниями». — «Наверное, я должен удивиться тому, что он знает моё имя?» — запоздало предполагает парнишка, но коротко брошенного взгляда в сторону других хатун ему хватает, чтобы понять довольно очевидную вещь — даже если хасеки и валиде спрашивали у предсказателя лишь о себе и своих детях, то эти парни явно упомянули новенького фаворита султана тем или иным образом в беседе с Чжухоном-фалджи, ведь иначе никаких других причин, почему предсказатель огня после фаворитов султана решил сразу подсесть к нему, рыженький омега не видит. — «Надеюсь, он не подсказал им рецепт яда?» — поёжившись, Донхэ хмурится, не желая разговаривать с предсказателем огня и, в принципе, начиная понимать опасения хасеки насчёт детей султана на прошлом празднике — сейчас парнишка тоже готов выпросить себе какого-нибудь дегустатора блюд, чтобы чувствовать себя спокойно, ведь добавлять к обязанностям Хёнвона и эту функцию Донхэ не хотелось бы, учитывая, какой полезный и умный у него слуга.       — Нет, благодарю, — решив всё-таки не хамить предсказателю, чтобы тот не нажаловался на него Хичолю-султан, который и так прекрасно осведомлён о порывистом характере нового фаворита султана, Донхэ заставляет себя улыбнуться, что получается немного агрессивно, но это контролировать рыженький омега уже не может, хоть и пытается прикрыть эту манеру поведения своими вежливыми фразами, которые должны быть ему свойственны как наложнику султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка. — Я предпочитаю держаться подальше от огня.       Чжухон не отвечает сразу, но и не уходит, как должен был, если бы фалджи действительно смирился с отказом хатун: молодой предсказатель огня даже наоборот, ещё больше заинтересовавшись своим собеседником и навязанным заказчиком, немного наклоняет голову набок и, внимательно рассматривая сплетения косички в причёске, что так ловко и умело сделал Сюмин из непослушных рыжих волос омеги, с явной небрежностью комментирует ответ Донхэ:       — Огненное исключение — и боится Огня Истины? Любопытно…       — Что?! — изумлённо икнув, парнишка резко поворачивается к предсказателю, недоверчиво уставившись на него и не понимая, каким образом тот узнал о прозвище, которое даровал наложнику султан Ли Хёкджэ хан Ынхёк. — А об этом-то ты откуда знаешь?       — Да кто же о тебе не знает? — Чжухон отвечает весьма уклончиво, вопросом на вопрос, и это начинает злить рыженького омегу: Донхэ уверен, что даже Хёнвон не осведомлён об этом прозвище, а Кихёна-калфы в момент того диалога с Повелителем не было в покоях султана, но информация о нём как-то просочилась в гарем, и от этого пареньку не просто неуютно, а даже и страшновато, отчего глаза как будто становятся немного больше, пока предсказатель огня продолжает говорить, путая хатун ещё больше и мельком посмотрев в сторону оживлённых фаворитов султана, что сидят за столиком на другом конце зала и явно что-то бурно обсуждают между собой. — Но вообще, твои друзья оказались довольно разговорчивыми.       — Это не мои друзья, — тут же отрезает Донхэ, ответив даже быстрее, чем в его голову приходит мысль, что, если предсказатель огня умудрился не заметить его холодных взаимоотношений с другими хатун, то такие подробности ему знать в принципе и необязательно, но зато рыженький омега с запахом грейпфрута вовремя понимает, что ему необходимо срочно сменить тему, чтобы улизнуть от каверзных возможных вопросов, так что парнишка спешно заминает разговор. — Хотя… не важно. И как ты их разговорил? Неужели взамен за информацию обо мне сказал то, что они хотели услышать?       — Я бы назвал это немного иначе, — Чжухон, на удивление, не только не обижается на демонстрацию полнейшего недоверия к его способностям, но, словно издевательски, наоборот, улыбается ещё шире и чуть пожимает плечами, явно не испытывания ни малейшего угрызения совести в тот момент, когда его, по сути, уличили в шарлатанстве. — Кажется, ты немного превратно понимаешь моё призвание. Я не говорю то, что люди хотят услышать — я сообщаю то, что им нужно узнать. В этом главное отличие гаданий от предсказаний, так что не путай эти понятия, Донхэ-хатун.       — То, что хочется, или то, что нужно — а какая в этом разница? — недовольно бурчит Донхэ, пока довольно уверенно отражая атаки вкрадчивого тона голоса фалджи и искренне надеясь, что тот не сумеет заболтать его своими глупостями. — В любом случае ты обманываешь людей и даже не отрицаешь этого. А, судя по тому, какие они сейчас счастливые, ты им пообещал кучу денег и драгоценностей, внимание султана и частые ночи в его покоях, я угадал?       — Ты так говоришь, как будто это плохо. Разве не все в гареме мечтают об этом? — фалджи лишь продолжает посмеиваться над нахмуренным хатун, который не испытывает никакого восторга и даже малейшей толики радости от того, что говорит Чжухон, но, тем не менее, Донхэ хватает сообразительности тактично помалкивать, пока предсказатель огня разъясняет ему положение вещей. — На самом деле, ты близок к истине: один из них спросил, сколько красивых и здоровых детей он родит своему супругу, а другой — будет ли он любим и желанен для своего супруга.       — Это довольно подло с твоей стороны: лгать тем, кто верит тебе и считает твои предсказания правдивыми, — омега с запахом грейпфрута недоверчиво покачивает головой, стараясь как можно незаметнее отодвинуться ещё дальше от предсказателя огня. — Хотя ты явно умеешь заговаривать своих зрителей, иначе ты бы не был фалджи. И часто ты рассказываешь другим запросы своих заказчиков? А как же право на секреты? Так ведь нельзя поступать с людьми!       — Ну-ну, какой бука. Нет, не часто, — Чжухон даже не морщится от речи Донхэ с обострённым чувством справедливости, которая должна была пристыдить фалджи, вернее, как это планировалось, и, совсем наоборот, предсказатель огня лениво протягивает руку к блюду с фруктами на столе и отрывает от грозди крупную виноградину, добавив перед тем, как съесть её. — Признаюсь честно — ты первый на моей памяти, кто начал задавать вопросы о других заказчиках. И мне удивительно, что ты считаешь меня подлецом, ведь я не солгал другим хатун: то, о чём они спрашивали меня, действительно сбудется, но то, что одного выдадут замуж за молодого советника, а другого — за достойного янычара, который верой и правдой служит Повелителю, им знать уже необязательно.       — Ты просто шарлатан, — раздражённым тоном шипит Донхэ, с сомнением покосившись на радостных фаворитов султана: он не может сказать, что их радость бесит рыженького омегу, но и позлорадствовать в части того, что Чжухон-фалджи просто обманул других хатун, у парнишки совсем не получается. — Валиде и хасеки ты тоже сказал нечто подобное? Ты всего лишь умело пускаешь пыль в глаза, но тебе меня не провести.       — Вот как: ты считаешь, что всегда нужно говорить всю правду, такой, какая она есть? — Чжухон, облизнувшись после сладкой ягоды, опирается локтем о стол и подпирает голову рукой, с явным снисхождением наблюдая за парнем, который до последнего не догадывается, что он сам загоняет себя в ловушку. — То есть, мне следовало рассказать им всем правду, а также более подробно пояснить хатун, почему их опасения о твоей возможной беременности после ночи с султаном слегка беспочвенны?       — Что?.. — растерявшись, Донхэ чуть было не забывает, как дышать: выпучив свои тёмные глаза на фалджи, омега с запахом грейпфрута панически хватает ртом воздух, не понимая, почему он не может вдохнуть, как следует. — «Но как он догадался?» — мысли в голове парнишки мечутся напуганной птицей, ему хочется как можно быстрее сбежать в покои, а лучше — воспользоваться приёмом и покинуть дворец любым способом, хоть сейчас это совершенно невозможно: Донхэ не сумеет вывести Рёука и Сонмина с собой, не привлекая к себе излишнего внимания. Более того, хатун тут же меняет одну мысль на другую в своей голове, в полной мере ощущая себя тем самым загнанным в угол оленёнком из сказки. — «Или кто-то ему рассказал о нашем уговоре с султаном Ли Хёкджэ? Но кто?» — Донхэ понимает, что он даже не может сейчас позвать Сюмина на помощь, чтобы выкрутиться из ситуации, ведь тот и понятия не имеет ни о не совсем полноценном статусе хатун, ни о его уговоре с Повелителем. — «О произошедшем знают не так много людей… Если бы проболтались янычары, об этом уже знал бы весь дворец. Но кто тогда рассказал о том, что я не проводил ночь с султаном? Неужели Кихён-калфа?»       — Что… что ты об этом знаешь? — Донхэ пытается взять контроль над собой и своим голосом, пусть и пока не очень успешно, так как парнишка даже сам слышит в своей речи, как он дрожит, не чувствуя своё тело. — И говори тише, прошу тебя…       — О, так теперь ты готов к диалогу, Донхэ-хатун, — усмехается Чжухон, легко тарабаня пальцами свободной руки по поверхности стола и с нескрываемым любопытством наблюдая за рыженьким хатун. — Лично я ничего об этом не знаю. Это Огонь Истины чувствует твою невинную душу… хотя, в твоём случае и тело тоже. В этом он не ошибается.       — Ты поэтому подсел ко мне? — практически шёпотом спрашивает новый фаворит султана, с силой сжимая руки в кулаки и, украдкой озираясь, в полной мере опасается того, что ему сейчас отрежут все пути к отступлению, ведь после таких слов фалджи спешно закончить разговор и уйти Донхэ уже не может — а вдруг Чжухон расскажет об этом другим обитателям дворца, что будет означать конец для самого хатун. — Потому что понял, что хатун не может быть… таким? Ты собрался шантажировать меня за своё молчание? Чего ты хочешь?       — Ого, какой нетерпеливый, ещё и сам предлагаешь мне неплохие идеи, как поступить с тобой, — фалджи лишь продолжает наблюдать за парнишкой, даже не переменившись в лице: только сейчас Донхэ начинает понимать, что Чжухон удивительно точно предугадывает его реакцию на фразы предсказателя огня, но ничего не может с собой поделать, так как страх быть раскрытым снова спирает комом в его горле, когда фалджи неожиданно добавляет. — Не переживай, это не моя тайна, так что не мне её и открывать другим. У Повелителя явно были весомые причины назвать тебя хатун, так что мне не стоит ему мешать и открывать всем правду.       — Ты… сейчас не шутишь? — опешив, недоверчиво вопрошает Донхэ, уставившись на фалджи с плохо скрытым подозрением: хатун ещё мог понять, что свои мотивы для молчания были как у самого султана, так и у Кихёна-калфы, но что Чжухон потребует за своё молчание, омеге неведомо, а за всё в этом мире нужно платить. — Ты правда никому не скажешь?       — Не скажу, — омега с запахом сливы коротко пожимает плечами, не то не замечая в ситуации ничего критичного, не то — лишь умело создавая такой вид, чтобы не волновать рыженького парнишку ещё больше. — На самом деле, я даже в какой-то мере понимаю султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка. После того, что происходило в последнее время, ему снова нужно восстановить свой статус, даже против собственного желания. Ну и судя по твоей реакции, знают об этом немногие.       — Зачем ты тогда вообще поднимаешь эту тему, если не собираешься никому рассказывать обо мне? — Донхэ бы хотелось поверить в добропорядочность фалджи, но после того, как тот подробно осветил ему всю суть своего разговора с другими хатун, парнишка не готов считать Чжухона добропорядочным просто по его одному лишь слову. — Любишь, когда люди нервничают?       — Ну не смотри так сердито — ты сам виноват, что сомневаешься в моих способностях, — хохотнул Чжухон, не скрывая того, что вид рассерженного фаворита султана его только веселит, а не пугает, как планировалось. — Вообще, я просто хотел узнать одно — а как ты с дворцовым лекарем будешь объясняться? Как я понял, ты у него ещё не был, так как тут многие заинтересованы в том, чтобы узнать, в положении ты или нет.       — Вот это тебя точно не касается, — одёрнув рукав своей длинной алой рубашки, Донхэ дёргает плечами под мягким взглядом фалджи, испытывая ощутимое чувство дискомфорта — Чжухон точным образом задаёт те вопросы, на которые у него нет ответа и нет даже никакой идеи, как выкрутиться из ситуации, и рыженький хатун понимает, что он больше не может держать накопившиеся мысли в себе. — А что толку объясняться перед ним? Он осмотрит меня и всё вскроется. Может, получится его подкупить…       — Подкупить? Сынхуна? Ну-ну, желаю тебе удачи, — Чжухон лишь коротко фыркает, не оценив этот план Донхэ как действительный и уместный в данной ситуации, и явно уже придумав какую-то другую идею, которая вполне может не понравиться омеге с запахом грейпфрута. — Я видел, как он у травников коренья выбирал для своих снадобий. Не получится у тебя его подкупить, Донхэ-хатун, он упёртый и несговорчивый. Ещё идеи есть или тебе всё-таки нужна помощь?       — Нет… идей больше нет, — признаётся Донхэ, покачав головой: за этот вечер сбежать из дворца не получится в любом случае, и никаких подходящих мыслей, кроме глупой спонтанной мысли отправиться к султану и сделать то, что требуется от него по статусу, у парнишки нет; правда, такое настойчивое предложение помощи от Чжухона его тоже настораживает, потому, решив хотя бы выслушать фалджи, омега осторожно добавляет:       — Смотря какую помощь ты хочешь предложить.       — Вот так бы сразу, — фалджи подозрительно улыбается, наклоняясь ближе к Донхэ, а после, когда их взгляды встречаются так близко, омега слышит лишь тихий шелест ткани, после чего в его руки, сложенные на коленях, скользнул из рук предсказателя огня какой-то крохотный закупоренный пробкой флакон, размером немного меньше ладони. — «Что это?» — фаворит султана ещё охвачен этим оцепеневшим состоянием, он не может отвести взгляда от загадочно улыбающегося фалджи, ровно как и вымолвить хоть одно слово. Затаив дыхание, рыженький омега по-прежнему не двигается, ошарашенно наблюдая за тем, как Чжухон снова садится чуть дальше от парнишки и подхватывает пальцами ягоду личи, поедая её с явным аппетитом. Когда фалджи переключает своё внимание на фрукты и ягоды на большом блюде, Донхэ, очнувшись от этого кратковременного транса, опускает голову и с любопытством рассматривает флакон в своих руках, неуверенно вопрошая:       — Что… что это? Это надо пить?       — Ну, если хочешь сжечь себе желудок, то пей смело, — уже более равнодушным тоном произносит Чжухон, доедая сочную ягоду и ничуть не удивляясь незнанию Донхэ. — Нет, это нельзя пить. Перед сном нанеси пару капель за своими ушами — и симптомы надвигающейся течки утром тебе обеспечены. Только не переборщи с этим, и после обязательно вымой руки, Донхэ-хатун, понял меня?       — Это… какой-то яд? — парнишка опасливо приподнимает флакон повыше, но поднять его на уровень глаз так и не решается — Донхэ вовремя вспоминает, что за ними могут наблюдать, потому он возвращает непрозрачный флакон себе на колени, пряча его от посторонних. — Я могу пострадать?       — Никакой это не яд, это снадобье для создания ложной течки, — ворчит фалджи, покачивая головой и наблюдая за Донхэ-хатун. — Кочующему предсказателю порой без такого средства не обойтись, но ты не оставляешь мне выбора — закажу новое в городе. Огонь Истины мне не позволит оставить тебя в такой безвыходной ситуации, так что это снадобье теперь твоё. Никому его не показывай и пользуйся им тайно, нечасто и с осторожностью — руки нужно будет вымыть сразу же, как капли впитаются в кожу за твоими ушами, причем очень усердно. Не вздумай тереть невымытыми пальцами глаза или касаться ими языка и губ — утром сожжешь себе слизистую.       — Оно настолько опасное? — с сомнением уточняет хатун, касаясь пальцами плотной пробки во флаконе и намереваясь открыть его, чтобы хорошенько принюхаться к новой незнакомой и опасной вещи, но Чжухон строго смотрит на Донхэ, недовольно мотнув головой, и парнишке приходится снова спрятать флакон в складках своей одежды.       — Для кожи и организма в целом оно безвредно, но ему нельзя касаться слизистой, — поясняет фалджи, внимательно наблюдая за рыжеволосым хатун, явно не будучи уверенным, что Донхэ не попытается тут же откупорить флакон за его спиной. — И если захочешь его понюхать, то принюхаешься к пальцам после нанесения средства — не суй нос во флакон. Думаю, твоё обоняние тебе ещё понадобится.       — Снадобье для создания ложной течки… То есть, я смогу избежать походов к лекарю? — повторяет Донхэ, задумчиво поджимая губы и покачивая головой в знак того, что он запомнил, что со снадобьем нельзя делать. Сам омега не сталкивался ни с каким из видов течек, но о понятии «ложная течка» он слышал — зачастую омега или гамма с соответствующим уклоном, деля ложе с альфой или гаммой с уклоном в альфу, могут сами выработать новую течку, вне зависимости от их цикла. Но обычно такая, ложная течка, она менее болезненна и проходит интенсивнее и короче обычной течки, всего от трёх до четырёх дней. Чаще всего омега или гамма с уклоном в омегу способен на подобный физиологический процесс, чтобы выдержать натиск и всю звериную мощь желания партнёра с приближающимся гоном: организм попросту подстраивается под то, что будет происходить в течении ближайших четырёх дней в спальне, чтобы можно было пережить гон — и, более того, по возможности не пострадать. Ну и также порой в организме омеги или гаммы с уклоном в омегу бывают некие сбои, из-за чего в один месяц у него проходят и обычная течка, и ложная, что тоже является нормальным, если такое происходит не на постоянной основе.       Будь Донхэ полноценным омегой, то он бы чувствовал себя более уверенно и, возможно, больше бы доверился Чжухону и его снадобью, но парнишка никак не может знать наверняка, образуется ли у него ложная течка и не сделает ли он этим средством только хуже — рыженький хатун даже не планировал пить настой Сынхуна во время «течек», думая о том, как бы незаметно выливать кружки с водой в разбавленных в ней каплях настоя, чтобы Хёнвон этого не видел, а тут ещё и это снадобье…       — Отчасти сможешь, — говоря об этом средстве, Чжухон становится непривычно серьёзным и даже хмурит брови, особенно следя за тем, чтобы Донхэ его правильно понял. — Долго ты так дурить головы всем не сможешь, но на этот раз тебе удастся потянуть немного времени. А раз ты такой уникальный, попасть в покои султана для тебя будет сущим пустяком, верно?       Услышав откровенную издёвку в последних словах фалджи, рыженький хатун открывает было рот, чтобы выпалить ему в ответ что-то весьма невежливое, так как в этот вопрос Чжухону точно лезть не следует, но тот сам опережает реакцию Донхэ, словно предугадав, что тот скажет — и, отмахнувшись, фалджи спокойно добавляет:       — Ну да не важно, сам разберёшься. Главное, пользуйся этим средством нечасто и с осторожностью. Если лекарь решит, что у тебя очень часто стали проходить двойные циклы течки — он тебя и принудительно может осмотреть. Не думаю, что это входит в твои планы.       — О, тут не о чем беспокоиться, — обрадовавшись тому, что теперь он сможет изображать течку более естественно, Донхэ чуть было не выболтал заинтересовавшемуся фалджи свой самый главный секрет, но, заметив его любопытный взгляд, рыженький хатун вовремя осекается и мотает головой, крайне суетливо и поспешно поправившись:       — В смысле… я запомнил твои советы. Как мне отплатить за твою помощь?       — Ничего не нужно. Так захотел Огонь Истины. Он явно благоволит тебе, — фалджи лишь коротко улыбается и, встрепенувшись, порывисто меняет тему, явно понимая, что с этим хатун он уже изрядно засиделся. — Ладно, ты наверняка знаешь, что мне заплатили за предсказания, а не за болтовню, так что будь так добр, дай мне свою руку и я взгляну на твоё будущее. Мне уже пора к другим наложникам.       — Это пустая трата времени, ведь ты уже доказал мне, что по части предсказаний ты просто шарлатан, — фыркает Донхэ, но, благоразумно решив не спорить, протягивает придвигающемуся фалджи свою правую руку ладонью вверх, которую Чжухон тут же обхватывает за запястье и что-то придирчиво начинает там рассматривать, пока парнишка, решив всё-таки не отказываться от варианта попытаться узнать хоть что-то о своём прошлом, несмело добавляет:       — Но… может быть, ты сможешь увидеть, встречусь ли я со своей семьёй? Во время войны меня похитили из государства, и я не могу ни вспомнить своих родителей, ни выяснить, живы ли они.       — Значит, тебя больше интересуют люди из твоего прошлого, которое ты не помнишь. Посмотрим, что скажет на это Огонь Истины, — деловито отвечает Чжухон и, приподняв руку Донхэ и чуть повернув её, чтобы свет от факела, прикрепленного к стене, отбрасывал причудливую тень на ладонь рыженького хатун, фалджи принимается молча рассматривать формирующиеся образы, никак их не комментируя. Несмотря на то, что всё это выглядит безумно странно и неловко, Донхэ решает помолчать и, взволнованно закусив губу, он с плохо скрытым отчаянием дожидается ответа фалджи, который снова начинает говорить лишь спустя пару минут.       — Нет, Донхэ-хатун, мне нечего сказать тебе о твоих родителях, — с явным сожалением произносит Чжухон, опуская руку фаворита султана обратно вниз и тихо вздыхая. — Огонь Истины прячет от меня правду. Ты одновременно тянешься к своим воспоминаниям — и сам же их старательно подавляешь. Пока ты в себе не разберёшься, о твоих близких тебе ни один предсказатель не скажет, помяни моё слово. Да и Огонь Истины никогда не пойдёт против огненного исключения, это тебе тоже стоит запомнить.       — Тогда мне моё будущее не так уж и интересно, — Донхэ уверен, что он абсолютно зря доверился Чжухону, ведь его предчувствие не подвело рыженького хатун, и, попытавшись вывернуть своё запястье из хватки сильного фалджи, он испуганно охает, когда омега с запахом сливы не отпускает его руку и снова разворачивает её ладонью к себе, всматриваясь и ворчливо добавляя:       — А вот твоё будущее тебе Огонь Истины желает открыть, так что молчи и слушай. В далёкое предначертанное тебе я заглянуть не могу, так как многое будет зависеть от твоих решений, но будет у тебя, хатун, двое детей, как минимум, причём не погодки — омега и альфа.       — У меня? Двое детей?! — от этих слов Донхэ лишь хочется расхохотаться на весь зал гарема. — «Да кто же возьмёт меня в супруги, особенно если узнает, что я дефектный? Да и как дефектному омеге сохранить своих детей от расправы?» — парнишка был готов спросить об этом напрямую, но он снова напоминает себе, что эту часть его биографии Чжухону знать вовсе необязательно, потому рыженький омега лишь насмешливо отвечает, решив выпытать все подробности у предсказателя огня:       — Хорошо, тогда кто будет моим супругом? Султан ведь может пожелать выдать меня замуж за янычара или советника, когда он решит, что ему со мной стало скучно. Что ты по этому поводу можешь мне сказать? Каким он будет, мой супруг? Это будет альфа?       — Кто будет твоим супругом, мне неведомо, — невозмутимо отвечает Чжухон, продолжая сосредоточенно изучать линии на ладони и запястье Донхэ, даже не поднимая на него своих глаз. — Но ох и строгий у тебя альфа будет, зато надёжный, как скала, за которой ты сможешь укрыться. Видишь эту линию на руке?       Донхэ сомневается, что линии на руках могут что-то значить, но раз уж он взялся выспрашивать фалджи о его предвидении будущего, то надо соответствовать своему интересу, потому омега, чуть помедлив, вытягивает шею и задумчиво всматривается в немного кривоватую линию на своей ладони, вырисованную на коже точно острая форма брови как у кого-то из наложников, ещё не знакомых парнишке. — «Эта линия что, отвечает за то, каким будет мой супруг?» — омеге хочется лишь насмешливо посмеяться, но, к собственному удивлению, он лишь коротко качает головой, подавая знак Чжухону, что Донхэ видит ту линию, о которой говорит фалджи.       В то же время Донхэ неимоверно веселит факт того, что Чжухон начинает чётко и уверенно говорить про альфу, после того, как рыженький омега уточнил, что он хочет в супруги человека именно этого пола — Донхэ даже сам не знает, почему он выпалил вопрос, связанный именно с альфой, так как опыт последних лет жизни подсказывает ему сторониться этих самцов, ведь те же гаммы с уклоном в альфу реагируют на многие вещи гораздо спокойнее. — «Честное слово, не исходи от султана Ли Хёкджэ такая мощная аура опасности, я бы принял его за гамму», — напоминает себе Донхэ, но не озвучивая собственные наблюдения вслух. — «Уж очень ровно и безэмоционально он порой реагировал на происходящее. У него какая-то удивительная способность к самоконтролю».       — Это значит, что ты перед своим супругом по лезвию кинжала будешь ходить, танцуя, как огонёк на фитиле свечи, — поясняет Чжухон, отвлекая омегу от его мыслей и указывая кончиком ногтя на крошечные полоски около мизинца Донхэ. — Главное — не переступай черту, а то рухнешь вниз, и доверие его потеряешь. И детей ваших он будет любить всем сердцем, как и тебя, Донхэ-хатун. Пока это всё, что я могу увидеть, а верить этому или нет — ты уже сам решай.       Аккуратно высвободив свою руку, Донхэ задумчиво почёсывает собственное запястье, не сразу понимая, как ему реагировать на услышанное. — «Он опять отвечает лишь общими фразами, которым не стоит верить», — пытается убедить себя рыженький омега, но в то же время он догадывается, что снова поднимать тему того, что Чжухон-фалджи лишь шарлатан, умело работающий с огнём в качестве красивой картинки, будет крайне неосмотрительно — если разозлить предсказателя огня, то тот вполне может захотеть и обмолвиться ненароком о тайнах Донхэ, которые ему известны, а сейчас это совсем не на руку новому фавориту султана. Так что, решив как-то намекнуть фалджи, что он будет очень признателен за молчание предсказателя огня, рыженький хатун, помедлив, прикасается к своим ушам обеими руками и осторожно снимает эти поднадоевшие серьги, бездумно протягивая их Чжухону и негромко добавляя:       — Вот, это тебе.       — Донхэ-хатун, ты, наверное, неправильно меня понял, — усмехается фалджи, с явным снисхождением рассматривая и серьги — и стушевавшегося наложника, и мягко поясняет. — Мне уже заплатили за сегодняшние предсказания для всех вас. Ты мне ничего не должен.       — Да, я понимаю, просто… прими это в знак моей благодарности, — Донхэ понимает, что, наверное, было бы лучше отплатить Чжухону за его дальнейшее молчание о невинности нового фаворита Повелителя монетами, а не драгоценностями, но подзывать к себе Сюмина и просить его подняться в покои омега не мог, а при себе никаких других драгоценностей, с которыми он бы мог охотно расстаться, у рыжеволосого наложника больше не было. — Надеюсь, мы теперь будем добрыми друзьями.       — Вот как, — после этих слов Чжухон лишь расслабленно смеётся, покачивая головой и явно в два счёта разгадав намерения Донхэ, но от подарка он не отказывается, принимая серьги из рук с хатун с вежливым поклоном и убирая их к себе за пояс, в неприметный кармашек. — Ну, раз ты такой щедрый, Донхэ-хатун, я могу напоследок заглянуть в твоё ближайшее будущее. Дай-ка мне ненадолго то кольцо с твоей руки.       — Моё кольцо? — вздрогнув от неожиданности, рыженький хатун тут же прижимает руку к груди, закрывая кольцо султана от любопытного взгляда Чжухона. О том, чтобы отдать фалджи кольцо Повелителя, напоминающее всему дворцу о статусе новичка, и речи быть не может, потому, оправившись от шока, Донхэ негромко отвечает:       — Я не могу дать его тебе. Это очень дорогой для меня подарок.       — А то я не знаю, — Чжухон лишь коротко пожимает плечами, в очередной раз совершенно не удивившись реакции норовистого омеги. — С этого кольца почти весь гарем глаз не сводят, так что ты правильно делаешь, что держишь кольцо при себе. Но именно поэтому оно и нужно мне сейчас — ты с ним не расстаёшься и явно практически не снимаешь его с руки, потому у вас образовалась тесная связь. Я тут же его верну, как дам тебе ответ о ближайшем будущем, не бойся.       — Я не боюсь. В общем… ладно, — нехотя Донхэ всё-таки соглашается дать кольцо в руки фалджи для его попыток в предсказания, потому, осторожно снимая украшение с пальца, хатун кладёт кольцо на ладонь Чжухона, решив на всякий случай кое-что добавить:       — Только ты учти — бегаю я быстро, и бью тоже больно, если надумаешь его украсть, Чжухон-фалджи.       — Буду иметь в виду, — коротко фыркает Чжухон, не оценив угрозу хатун по достоинству, а затем, когда он успокаивается и сосредоточенно начинает смотреть в упор на Донхэ, сжимая руку с кольцом на ладони в кулак, и, сделав медленный и глубокий вдох, отчего на мгновение фалджи как будто даже стал выглядеть крупнее и шире из-за наполненной воздухом грудной клетки, предсказатель огня также неспешно и плавно выдыхает воздух с тихим свистом сквозь приоткрытые губы. И без того тёмные глаза Чжухона как будто становятся ещё темнее, взгляд — опаснее, а едва заметное покачивание корпуса выдаёт погружённость предсказателя огня в уже знакомое Донхэ состояние транса. Благоразумно решив не двигаться с места и не трогать Чжухона даже ненароком, чтобы тот в подобном состоянии, когда сложно себя контролировать, не устроил бы сцену, которую хатун потом не сможет разрешить, рыженький омега неосознанно задерживает дыхание, любопытно наблюдая за фалджи: даже со всем его взрослым и рассудительным скептицизмом и недоверием к подобным вещам, Донхэ всё равно не может скрыть своей любознательности, ведь у опытных предсказателей всегда есть, на что посмотреть в их ритуалах. Так вышло и здесь.       — Опасайся цветка шайтана, — глухим, не похожим на то распевное звучание, голосом произносит Чжухон, глядя как будто сквозь наложника, словно перед ним сейчас не живой человек, а какое-то потустороннее существо, видимое лишь избранным. — Острые шипы не сумеют уберечь от обмана.       — Что? — растерянно выдыхает Донхэ, не понимая, что происходит: прошлые «предсказания» от фалджи парнишка легко мог подвести к каким-то общим фразам, принять их за вполне очевидные вещи, но сейчас Чжухон говорит нечто конкретное и, как бы омеге не хотелось отмахнуться от его слов, рыженький хатун совершенно не может этого сделать. — «Это просто слова», — пытается убедить себя Донхэ, но вместо этого он как будто сознательно запоминает каждую фразу, относящуюся к нему, хоть несколько минут назад парнишка считал, что все эти предсказания — лишь умелые фокусы, не больше.       — Ищи спасение у стальных когтей, да у зоркого глаза, — продолжает говорить Чжухон, даже не обращая внимание на заминку «заказчика» перед ним. — Загляни в глаза тигру, обрети там то, что искал. Иначе… ты погибнешь.       — О чём ты говоришь? — Донхэ нервно сглатывает, чувствуя неприятную сухость на языке: если он ещё пытался отмахнуться от предсказаний Чжухона, то сейчас, когда он слышит нешуточную угрозу в свой адрес, рыженький хатун не может выбросить из головы въевшуюся мысль, которую ему так просто и легко внушил фалджи. — «Я до сих пор в опасности…» — омега с запахом грейпфрута промышлял лишь о скором побеге из дворца, и благодаря советам его новых друзей, Донхэ наконец начал ощущать себя в относительной безопасности: оказалось, что то и дело ошибаться до такой степени, что супруг султана или даже сам Повелитель могут решить, как поступить с твоей жизнью, намного проще и легче, чем существовать в качестве рабочей силы и постоянно ожидать неумолимого удара от своего хозяина поневоле. Но теперь, когда Чжухон прямо говорит о том, что из-за какой-то ошибки Донхэ может погибнуть, парнишка наконец понимает, что ему есть, что терять на этом свете: его друзья, которые хоть и считаются под присмотром местной знати и очень ответственных работников, но всё равно нуждаются в защите таким прямым и самоотверженным человеком, как Донхэ, его новые знакомые, которых может ненароком затянуть в ту самую опасную ситуацию, которая станет для хатун смертельной, и, конечно же, родители омеги, о которых он совершенно ничего не помнит и не знает о том, живы ли они сейчас. — «Никто не должен пострадать, если мне действительно угрожает опасность…» — в этом Донхэ абсолютно уверен, так как, даже не помня ни себя, ни своего прошлого, рыженький омега старался делать всё, чтобы его действия не навредили ни Рёуку, ни Сонмину, которых он знает под греческими именами Вуки и Мин.       — Будь осторожен, Донхэ-хатун, — уже привычным спокойным, но тем не менее настороженным голосом добавляет Чжухон, выйдя из состояния транса и возвращая кольцо Донхэ, который явно задумался над тем, что только что услышал. — Это всё, что я могу тебе сказать.       Рыженький хатун не находится с ответом, но никаких слов фалджи и не требуется — вежливо поклонившись омеге, Чжухон поднимается с места и отправляется к следующему столику, пока Сюмин, сидевший неподалёку, украдкой перебирается ближе к Донхэ и наклоняется к нему, осторожно спросив:       — Всё хорошо, Донхэ-хатун?       Парнишка лишь коротко кивает, скорее рефлекторно, чтобы успокоить временного слугу и замять характерные назревающие вопросы о том, какое предсказание дал ему Чжухон-фалджи. — «Всё дело в цветке шайтана», — Донхэ поджимает губы, понимая, что о таком растении он слышит впервые. — «Или же это не растение, а какое-то прозвище? Может ли это быть человек?»       Сейчас задавать вопросы Сюмину будет крайне неразумно, ведь их могут услышать другие наложники, которые наверняка сгорают от любопытства на тему того, что же предсказатель огня поведал новому фавориту Повелителя, так что Донхэ решает подождать до того момента, пока он не вернётся в покои, чтобы расспросить о цветке шайтана временных слуг и Хёнвона, а затем, уличив момент, как-то попытаться воспользоваться средством, что дал ему фалджи, чтобы избежать осмотра. Но после этого предсказания, которое парнишке необходимо обдумать в одиночестве, Донхэ уверен — ему нужно сбежать из дворца как можно скорее.