Сердце султана

      Наконец, после долгого ожидания, Донхэ и сопровождающему его Сюмину приходится спуститься по массивным ступенькам в общую часть зала, когда наложники закончили с подготовкой и внизу начала играть лёгкая и приятная музыка, символизирующая о том, что все обитатели гарема должны собраться внизу и быть готовыми к визиту их почётного гостя. В ожидании появления предсказателя огня приодетые наложники сидят на своеобразных диванчиках, танцуют в центре зала, наслаждаются закусками во время расслабленных бесед и, похоже, неплохо проводят время, но рыженькому парнишке, согласно его статусу хатун, нужно сесть рядом с двумя фаворитами султана, что гордо и многозначительно оглядывают всё происходящее действо, как будто считая себя здесь самыми главными, пока в гарем не пришли хасеки и валиде-султан, разумеется.       — Давай, Донхэ-хатун, смелее, и не забывай улыбаться, — тихо подсказывает ему Сюмин, отходя в сторону, чтобы не мешать, и, собравшись с мыслями, хатун одёргивает ворот своей рубашки и, выдавив неуклюжую улыбку, Донхэ направляется к этим заносчивым фаворитам султана, что сразу же уставились на него, явно вынуждая рыженького омегу первым начать разговор.       — Добрый вечер, — Донхэ совершенно не в курсе, как ему стоит общаться с другими хатун, так как спросить Хёнвона и его друзей о таких нюансах он своевременно не догадался, и за всеми хлопотами они тоже забыли посвятить своего подопечного в эти детали, потому рыженький парнишка решил обойтись банальной вежливостью в надежде, что она поможет, ведь учтивость и спокойствие были своеобразными щитом и мечом хатун в борьбе характеров Донхэ и Хичоля-султан, когда парнишка понял, что, нападая и огрызаясь, он не достигнет желаемого. — Меня зовут Донхэ. Могу я к вам присоединиться?       — Мы знаем, кто ты, — высокий хатун с запахом сакуры, Исин, увешанный золотом, как золотой идол на помосте греческого храма, капризно кривит уголки подкрашенных губ в непонятной и острой гримасе, не выражающей какую-то определённую эмоцию, словно парень сам не знает, какое выражение лица подойдёт лучше всего, чтобы встретить им пришедшего новичка. — И здесь больше нет мест. Здесь сидят только избранные фавориты Повелителя.       — «Что за чушь?» — Донхэ еле сдержался, чтобы не фыркнуть со смеху, так как чопорность этого омеги его только веселит, не возымев того самого эффекта трепещущего ужаса, как, наверное, рассчитывал Исин. — «Знал бы он, насколько я стал здесь избранным по воле султана Ли Хёкджэ», — рыженький хатун насмешливо оглядывает этого заносчивого омегу, краем глаза замечая, как болтающие за соседними столиками наложники затихли, с любопытством покосившись в их сторону, и не понимая, в чём смысл вести себя так агрессивно. — «Я должен вести себя смело и не позволять таким, как он, задирать меня. Кажется, султан не вызывал его к себе больше одного раза, так что…»       — О, прошу прощения, — белозубо улыбнувшись, Донхэ отвешивает издевательски любезный поклон, театральным жестом приложив руку к груди, чтобы цепочки на рубашке не звенели от его движений, словно пытаясь таким образом изобразить несвойственное ему смирение. — Я должен был догадаться сразу. Конечно, сидеть среди тех, кого Повелитель к себе уже больше не позовёт, я не могу. Простите мне мою ошибку. Я, пожалуй, пойду.       — Да что ты себе позво…. — вскинувшись, Исин под тихий смех наложников за соседними столиками громко хлопает рукой по столу, но, заметив движение у входа в гарем, тут же замолкает и поднимается на ноги, вежливо склонив голову в поклоне, и молчавший рядом с ним хатун поступает также, потому Донхэ решает спешно обернуться, чтобы увидеть, что в зал гарема заходят валиде и хасеки-султан, сопровождаемые своими слугами: Чонсу-султан взял с собой на приём Онью, как парнишке и говорили, а Хичоль-султан привёл Хвитэка в качестве сопровождающего, что только подтверждает теорию Чондэ — супруги султана уже подумывают о том, чтобы через годик-другой выдать замуж своих старших слуг.       Весь гарем тут же прекращают танцевать или беседовать за столиками и поднимаются на ноги, чтобы поприветствовать супругов султана, и, чуть замешкавшись, Донхэ решает последовать их примеру, прижав локти к телу и вежливо поклонившись, зная, что к нему у хасеки и валиде-султан будет особо пристальное внимание. Но в этот раз всё обходится без происшествий: Чонсу-султан, как старший по статусу, лишь коротко взмахивает рукой, позволяя остальным продолжать веселиться, отчего его длинный рукав развевается во время красивого движения кисти, и музыка снова возобновляется, а супруги султана устраиваются на своём почётном месте, пока их слуги усаживаются неподалёку, чинно расправив складки своих штанов и даже не переговариваясь между собой, в отличие от Чонсу-султан и Хичоля-султан.       — Тебе стоит поискать другое место, Донхэ-хатун, — строго, но с плохо скрываемой усталостью произносит другой хатун, Кино, невысокий гамма с запахом кипариса, коротко мотнув головой, отчего его чёлка чуть дрогнула на красивом лбу наложника. — Лучше всего будет, если мы все насладимся приёмом, подальше друг от друга.       Как бы Донхэ ни хотелось поддаться азарту и продолжить словесную перепалку с недовольным Исином, поджимающим свои губы и явно не решающимся сказать что-то колкое, когда супруги Повелителя сидят неподалёку и могут наблюдать за ними, но Кино был в чём-то прав: разговора между ними точно не выйдет, а там, не приведи Аллах, и до драки может дойти, если этот капризный омега продолжит в том же духе, а это точно не понравится ни валиде, ни хасеки, и кто знает, как Донхэ придётся пояснять происходящее в дальнейшем. Выбора у парнишки, если так подумать, нет, потому он лишь коротко кивает этому фавориту султана, соглашаясь с его доводами, а затем, надеясь, что за ним не наблюдают со всей пристальностью, рыженький хатун отходит в сторону и, замечая, что Сюмин хочет подойти к нему, парень, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, порывисто садится за первый попавшийся на глаза столик — с другой стороны зала, где также устроились наложники, за одним из столов сидят тоже два обитателя гарема, которые, заметив, что Донхэ идёт в их сторону, тут же перестают с интересом наблюдать за перепалкой хатун и делают вид, что они весьма увлечены поеданием вкусных закусок и что рыженькому омеге всё просто показалось.       — У вас не занято? — Донхэ кажется, что один из наложников ему даже знаком, но проверить свою догадку он пока не успевает: вздрогнув от неожиданности, двое молодых парней переглядываются, но, не находя аргументов, чтобы отказать хатун, наложники даже немного двигаются, чтобы освободить для пришедшего больше места, после чего один из обитателей гарема, поправляя свои русые волосы, спокойно произносит с едва заметным, как будто почти исчезнувшим иностранным акцентом:       — Нет, не занято. Присаживайся, Донхэ-хатун.       Двое наложников оказались довольно приятными на вид людьми — первый, который и заговорил с Донхэ, русоволосый гамма со сладким запахом мёда, неспешно играется языком с колечком на своей нижней губе, которое выглядит как настоящий прокол, подобно серьгам в ушах. Хатун бы решил, что прокол на губе действительно есть, если бы, при более пристальном наблюдении, парнишка не увидел, что это украшение на самом деле не кольцо — просто наложник пожелал повесить украшение для волос, которое вставляют в косички, на свою пухловатую губу, и, признаться честно, выглядит такой вариант украшения весьма оригинально. В отличие от хатун, у простых наложников наряды намного скромнее — простые однотонные рубахи из более грубой ткани, да плотные штаны одинаково тёмного цвета. На этом наложнике рубаха такого глубокого тёмно-синего цвета, даже темнее, чем волосы султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка, тогда как на втором наложнике похожая по крою рубаха приятного кремового оттенка.       Второй наложник, омега с запахом дуриана, с тёмными волосами, плавно переходящими в светлые кончики, оказался удивительно крепким, по сравнению с другими обитателями гарема, с которыми Донхэ приходилось сталкиваться: у парня широкие плечи, даже шире, чем у самого рыженького хатун, привыкшего следить за своими физическими способностями, этот омега удивительно мускулистый и очень высокий, сравнимый по росту, разве что, с длинноногим Хёнвоном, и его тонко подведённые тёмные глаза по-лисьи лукаво поблёскивают, хоть он и не произнёс ни слова, с интересом наблюдая за Донхэ-хатун.       — И вы тоже обо мне знаете. Как-то даже непривычно, — бездумно бурчит парнишка, всё ещё не успев привыкнуть к тому, что о нём судачит весь дворец, и аккуратно присаживается на освободившееся место, покосившись в сторону столика с другими хатун. — Один я никого здесь не знаю, судя по всему.       — Ну, это неудивительно, Донхэ-хатун, — наконец произносит рослый омега, подхватывая палочками тонкую полоску жареного мяса и с явным наслаждением отправляя её в рот, старательно прожевав перед тем, как продолжить говорить. — О тебе, наверное, только лошади в конюшне Повелителя не говорят. И то, наверное, между собой обсуждают. Не очень-то ты и похож на хатун, всё-таки.       — А ты тогда не очень-то и похож на наложника, — рефлекторно выпуская наружу свои колючки, огрызается Донхэ, уже сомневаясь в правильности своего решения — подсесть к этой парочке обитателей гарема — ему только проблем от наложников не хватало, особенно когда многие его либо побаиваются, либо и вовсе ненавидят. — Издалека за альфу принять можно.       Насмешливый омега и его приятель перестают жевать и многозначительно переглядываются вновь, а после, к удивлению рыженького хатун, негромко смеются, беззлобно разглядывая ошарашенного Донхэ, которого явно застали врасплох столь неожиданной реакцией. — «Да что не так с этим гаремом?» — никак не может понять парнишка, чувствуя себя очень неуютно в этой обстановке, не зная, как взять ситуацию под свой контроль. — «Это у них у всех манера общения такая?»       — А я говорил, что он при желании и Исина-хатун за пояс заткнёт, — смеётся омега, вытирая с уголков глаз выступившие от хохота слезинки. — А ты мне не верил. Всё-таки я был прав — рыженькие потому и редки, иначе в мире бы анархия творилась. Я верно говорю, Донхэ-хатун? Бывает у тебя желание изменить этот мир к лучшему?       — Даже чаще, чем хотелось бы, — бездумно отвечает Донхэ, с удивлением понимая, что его ответы только веселят наложников ещё больше: теперь эти парни смотрят на него без страха, только с отголосками настороженности, и это поражает его ещё больше. — А что, Исин-хатун часто ведёт себя, как напыщенная перепёлка?       — Даже чаще, чем хотелось бы, — еле сдерживая хохот, повторяет рослый омега слова рыженького хатун, пока его приятель укоризненно покачивает головой. — Уж поверь, Донхэ-хатун, я его слишком долго знаю. Мы появились в гареме практически в одно время два года назад, и он всегда был таким. Кстати, ты говорил, что почти никого тут не знаешь? Моё имя — Чоноп, а это Дэхён. Ты ешь, Донхэ-хатун, не стесняйся — еды на всех хватит.       — Почему у меня складывается такое ощущение, что я где-то видел тебя раньше, Дэхён? — интересуется Донхэ, вежливо кивнув Чонопу в знак приветствия и с облегчением подметив для себя, что не он лично стал причиной такого самодовольного поведения Исина — хоть какая-то приятная новость. — Был ли ты пленником вместе со мной на корабле корейских купцов?       — Да, верно, там мы с тобой впервые и встретились, Донхэ-хатун, — подтверждает Дэхён, прибирая отросшую чёлку набок и взяв палочками немного жареных овощей, решив ответить парнишке до того, как наложник продолжит угощаться закусками. — Только под другими именами. Меня и моих друзей выкупили в Византии, а тебя, кажется, в Греции, да?       — Да, я какое-то время жил в Греции у одного богача, — признаётся рыженький омега, собираясь последовать примеру наложников и немного перекусить, пока предсказатель огня ещё не появился, потому он, украдкой бросив взгляд на Сюмина, сидевшего среди других наложников неподалёку, и убедившись, что тот не подаёт ему какие-то поспешные жесты в знак того, что Донхэ опять делает что-то не так, парнишка решает немного расслабиться и с охотой, хоть и контролируя свой аппетит, принимается уплетать маринованные отварные яйца, перекрасившиеся от обилия соевого соуса в маринаде. — А твои друзья тоже попали в гарем?       — К сожалению, нет, так как они уже не были невинными, — вздыхает Дэхён, но всё-таки не отказывается отвечать на вопрос такого рода, хоть и ему явно непросто говорить об этом. — Они попали в слуги. Иногда я их вижу. Хотел бы и я разок попасть к султану, как ты, Донхэ-хатун. Тогда бы я мог взять к себе хоть одного из них, а если бы забеременел, то и вовсе бы забрал их к себе…       — «Хорошо, что мне не придётся беременеть, чтобы защитить Рёука и Сонмина», — лихорадочно думает Донхэ, покачивая головой, чтобы наложники не сочли его невежливым, и решает тоже добавить пару безобидных фраз, чтобы Дэхён понимал, что новенькому хатун знакомо то, что чувствует этот наложник:       — Знаешь, я бы не сказал, что быть хатун так легко. Один мой друг стал личным слугой валиде-султан, а второго завербовали к себе летописцы. Наверное, ты видишь своих друзей даже чаще, чем я своих, и это довольно паршивое чувство, честно говоря.       — Личный слуга валиде? Ты говоришь о Рёуке? Это за ним ты кинулся в первую нашу ночь во дворце? — настороженно, но с плохо скрытым любопытством спрашивает Дэхён, чуть наклоняя голову набок и переглянувшись с Чонопом, который лишь коротко пожимает плечами, явно не зная, что на это ответить. — Видимо, ты очень храбрый, Донхэ-хатун. Мне бы не хватило смелости прорваться к Повелителю и предложить себя вместо своего друга.       — Вы и об этом знаете, — с плохо скрытым отчаянием бубнит Донхэ, нехотя отрываясь от вкусной еды, так как поддерживать разговор и хотя бы попытаться создать о себе хорошее впечатление, о чём говорил Хёнвон, ему необходимо. — Хоть что-то в этом дворце может не становиться достоянием общественности?       И эта шутка работает — наложники снова переглядываются и негромко смеются, воспринимая простоту хатун как что-то вполне обыденное, но, наверное, спокойствию Дэхёна способствует то, что тот наверняка помнит, как парнишка вёл себя на корабле, создавая слишком много шума и порываясь выбраться наружу любым способом, хоть и безрезультатно, а Чонопу его новый друг, скорее всего, рассказал о их длительном путешествии до Корейской империи, так что свои выводы о новеньком хатун эта парочка определённо сделали, и даже хорошо, что сейчас Донхэ подсел именно к ним, а не к тем высокомерным фаворитам. — «Да я делаю успехи», — Донхэ не может удержаться, чтобы не похвалить себя самого и, решив вознаградить себя за успех, парнишка продолжает энергично жевать, успев съесть ещё одно маринованное яйцо, как вдруг музыка становится громче, а другие наложники начинают суетиться: те обитатели гарема, что танцевали в середине зала, как можно быстрее и тише вернулись на свои места, освобождая место для того самого предсказателя огня, который наконец явился.       — А вот и он, Чжухон-фалджи*, — с уважением и плохо скрытым восторгом тихо произносит Чоноп, поворачиваясь к выходу и любопытно вытянувшись, чтобы рассмотреть предсказателя получше. — О нём столько говорили, что уж очень хотелось самому увидеть этого предсказателя.       — Почему он «фалджи»? — тихо вопрошает Донхэ, наблюдая за тем, как пришедший вежливо и учтиво обменивается любезностями с валиде и хасеки-султан, явно благодаря их за новое приглашение во дворец и выражая готовность постараться для супругов султана и всех обитателей гарема султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка на этом приёме. — Что это означает?       — Так себя могут называть только признанные в государстве предсказатели и чтецы фортуны, — поясняет Чоноп, явно понимая, что Дэхёну тоже будет непросто разъяснить Донхэ положение вещей, после его длительной жизни в Византийской империи. — А Чжухон-фалджи известен и за пределами Корейской империи — он знает много языков и, как говорят, может предсказать судьбу не только с помощью огня, но и, как хиромант, прочитать твоё будущее по руке. Но чаще он всё-таки использует огонь.       В целом, ответ омеги с запахом дуриана оказался для Донхэ более, чем исчерпывающим (по сравнению с порой довольно уклончивыми подсказками Хёнвона), потому хатун решает помолчать и, наконец, самостоятельно рассмотреть этого загадочного предсказателя огня и сделать о нём какие-то свои собственные выводы. Чжухон-фалджи оказался омегой, но до того необычным и отличающимся от местных обитателей гарема и слуг, что Донхэ бы сразу выделил его из толпы – этот парень единственный, кого хатун видел из омег и гамм, с короткой стрижкой — чёрные, слегка отдающие переливами сине-фиолетового волосы были подстрижены на манер евнухов или даже альф, но рыженький парень с запахом грейпфрута уверен, что перед ним — точно омега, ведь альфу однозначно не пустили бы в гарем султана Ли Хёкджэ. — «Наверное, это чтобы волосы не попали в огонь?» — предполагает Донхэ, и эта теория сразу же успокаивает его: после мысли о том, что «предсказатель» всё-таки относится ответственно к подготовке своих толкований, поводов для беспокойства становится в разы меньше.       Этот загадочный фалджи, продолжая беседовать с супругами султана, задаёт им какие-то вопросы, которые хатун со своего места не может расслышать, но подбежавший к ним Шивон-ага утвердительно качает головой, указывая рукой Чжухону на изменения в убранстве зала, сделанные специально для его предсказаний, и отчасти именно благодаря подробному отчёту евнуха, который Донхэ всё равно не слышит, и его активно машущим рукам парнишка замечает, что зал действительно выглядит иначе, не как во время праздника: скатаны и убраны мягкие ковры, обнажая каменный пол, своеобразные шторы, выполняющие роль навесов над зрительскими местами, натянуты и закреплены как можно дальше от центра зала, а все импровизированные диванчики задвинуты вплотную к стенам.       — «Раз этот предсказатель здесь не в первый раз, то, наверное, потому Шивон-ага и в курсе того, что необходимо сделать, чтобы не создать опасную ситуацию?» — рассуждает Донхэ, даже не удивляясь собственному интересу: он может и не увлечься предсказаниями какого-то известного фалджи, но в вопросе безопасности хатун должен быть более, чем заинтересован, особенно при виде того, как в центр зала евнухи начинают выносить различные приспособления, палки, веера, ткани, от которых сразу же повеяло каким-то резким, неприятным запахом, с которым парнишка ещё не сталкивался, а несколько калф, в том числе и Кихён, занимают свои места по краям допустимой зоны просмотра предсказаний, словно ограничивая наложников и супругов султана, чтобы те находились в безопасности и всё могли хорошенько рассмотреть. — «Поразительная подготовленность», — хочется пробурчать Донхэ, а ещё лучше — вернуться в свои покои и, хорошенько почесавшись, посмотреть на умелые трюки этого шарлатана из своего окошка, но, подумав, что его новые знакомые не оценят скептический настрой нового фаворита султана, потому, чтобы отвлечься, парнишка решает под шумок съесть немного жареных овощей, пока никто на него не смотрит, ведь все стараются уловить даже малейшее слово Чжухона-фалджи, запах которого Донхэ пока никак не может распознать из-за этого неприятного запаха.       — Итак, я приветствую вас всех в этот дивный вечер. Огонь Истины нам благоволит, а это значит, что сегодня каждый получит своё предсказание. И я настоятельно прошу вас не вставать со своих мест и не перебивать меня, когда я истолковываю будущее, показанное мне Огнём Истины! — нараспев и удивительно громко и уверенно произносит темноволосый Чжухон, когда выходит к своим необходимым атрибутам и внимательно обводит взглядом зал, заприметив в том числе и рыженького новичка, что активно поглощает угощения — Донхэ чуть было даже палочки не выронил, когда поймал на себе этот пронзительный взгляд тёмных глаз, — а затем, убедившись, что его указания не прошли мимо ушей всех собравшихся в этом зале, омега с достоинством принимает тонкий горящий факел от одного из своих помощников, таких же евнухов, как и кастрированные альфы во дворце, начиная своё предсказание.       — Огню Истины ведомо то, что есть, и ведомо то, что будет. Он знает даже то, чего вы сами о себе ещё не знаете, — продолжает говорить Чжухон, медленно обводя факелом круг вокруг себя, словно желая, чтобы пламя получше рассмотрело всех присутствующих (если бы у огня, конечно, были глаза), а потом, ловким движением руки поджигая от факела свои большие веера и, вернув факел помощнику, фалджи эффектно взмахивает этими веерами, которые, к удивлению Донхэ, не сгорают моментально, а, словно подчиняясь не то огню, не то — самому Чжухону, под тихое ахание наложников раскрываются на манер огненных крыльев, точь-в-точь изображения феникса, птицы, сгорающей в пламени и возрождающейся из пепла, о которой парнишка слышал в Греции. Даже позабыв о еде, омега, как заворожённый, наблюдает за тем, как ловко Чжухон вырисовывает огненные линии в воздухе, нисколько не боясь жара или того, что огонь может перекинуться на его одежду или жадно лизнуть незакрытую одеждой кожу на запястьях. Более того, языки пламени словно отражаются в этих тёмных, практически обезумевших глазах фалджи, так что Донхэ понимает, что предсказатель впал в некое состояние транса, характерное для большинства предсказателей. Что касается новых приятелей хатун, то те тоже не находят слов, даже не двигаясь во время этой эффектной картины, как будто гипнотические способности Чжухона повлияли на них в полной мере.       — Огонь Истины благоволит султану Ли Хёкджэ хан Ынхёку, — несмотря на транс, Чжухон говорит удивительно чётко, практически не моргая, когда он всматривается в некие узоры и фигуры, которые вырисовывает ему огонь, танцующий на концах широких вееров, даже не обращая внимание на то, как тут же принимаются перешёптываться наложники и хатун, боясь неосторожным звуком прервать сеанс предсказаний, но всё-таки не сумев сдержать своего любопытства. — Повелитель ещё долго будет царствовать над Тремя Мирами, и слава о нём разнесётся по всему свету.       — «Что? Да он же просто воду в уши льёт!» — вздрагивая, очнувшись от этого завораживающего ощущения, Донхэ, помотав головой, наконец, вслушивается в смысл слов, сказанных фалджи: Чжухон откровенно подлизывается к хасеки и валиде-султан хорошими словами о султане Ли Хёкджэ, и, понимая это, хатун даже невольно ёжится, убеждаясь, что интуиция его не подводит — парнишке совершенно не хочется здесь находиться и выслушивать подобные, довольно очевидные вещи, которые никто не сможет так просто проверить, но за которые предсказателям хорошо платят.       — На свете не останется человека, который бы не знал о силе и мудрости Повелителя, — продолжает нараспев произносить Чжухон, в определённый момент ловко подбросив веера в воздух над своей головой, крутанув их под нужным углом, отчего те описали идеально-зеркальные спирали в воздухе, приземляясь основаниями в вовремя подставленные руки фалджи. — Слава о нём будет идти впереди Повелителя, и династия Ли будет веками править над всеми справедливо и строго, уважая его заветы.       — «И это тоже мы не сможем проверить в ближайшее время», — Донхэ откладывает палочки, подпирая голову рукой, и наблюдает за происходящим предсказанием с плохо скрытым скептическим настроем. — «Хотя учитывая, что истории о военных походах султана останутся в летописях Трёх Миров… пожалуй, в эту часть предсказания я могу поверить». Также рыженькому хатун приходится признать, что Чжухон действительно не новичок в своём деле — его руки двигаются легко и свободно, любой пассаж этими горящими веерами выполняется уверенно и в то же время так мягко, словно это не отточенное мастерство, а действительно огонь ведёт руки фалджи, словно Чжухон не предсказатель, а марионетка того самого Огня Истины. — «Но это точно всего лишь заученный номер», — решает Донхэ, думая о том, что в таком случае он хотя бы насладится красивой сценой и вкусно поест, не более. Вдобавок, к концу предсказания ему стоит снова показаться на глаза хасеки, чтобы тот видел, что рыженький парнишка умеет вести себя прилично, и что он даже не натворил никаких новых проблем. — «Ну, практически не натворил», — напоминает себе Донхэ, думая о том, что, возможно, грубость Исина вполне стоило и проглотить на первый раз, но в то же время рыженький хатун с запахом грейпфрута понимает, что это совсем не в его характере: он привык отстаивать себя и своих друзей, и с этой чертой дворцу придётся смириться, раз своими гордостью и прямотой омега так или иначе старается управлять и хоть как-то их контролировать, даже если это выходит не всегда удачно.       — «Жаль, нельзя поджечь рубаху или хотя бы штаны этому наглому фавориту», — с моральным удовлетворением думает Донхэ, представив себе сладкую картину того, как заносчивый Исин носится по залу с развевающимися на бегу рукавами рубашки, охваченными огнём, перепуганный Шивон-ага пытается его потушить, а Донхэ при этом окажется совершенно не при чём и будет лишь наблюдать за этим потрясающим видом со стороны, попивая сладкий шербет. — «Но, разумеется, чтобы огонь не оставил ему ожоги», — вовремя уточняет хатун, вспоминая, что он просто обиженный парнишка, а не обезумевший наёмник-злодей. — «Ну, может, чтобы брови ему подпалило, не больше. Всё-таки ожоги сходят с кожи очень болезненно, а такого я даже ему не желаю».       — Династия Ли станет ещё больше и крепче, — тем временем Чжухон продолжает говорить нараспев, незаметным движением руки сменив веера на странные шары из ткани, прикреплённые к крепким цепочкам, которые предсказатель принимается ловко раскручивать над головой и вокруг себя, рисуя теперь не столько хаотичные узоры, сколько своеобразные суженные окружности, точно это маленькие огненные озёра. — Супруги Повелителя подарят ему ещё много здоровых и красивых детей. И дети султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка будут жить в мире между собой, подчиняясь воле и мудрости Повелителя.       — «И снова вполне очевидные слова», — Донхэ вроде как решил для себя, что ему неинтересно, что говорит фалджи, но всё-таки любопытство оказывается сильнее его, да и то, как предсказатель ловко обращается с различными атрибутами для своих толкований, всё-таки достойно восхищения, так что парнишка уже сам не замечает, как начинает наблюдать за происходящим с нарастающим интересом. — «Учитывая то, что я уже встречал всех детей султана Ли Хёкджэ, которые живут в этом дворце, догадаться, что они слишком уважают своего отца, чтобы конфликтовать при нём, в принципе, не так сложно».       Но некстати Донхэ задумывается о словах Чжухона, что зародили в его мыслях какую-то странную ветку размышлений. — «Фалджи говорил о том, что супруги султана родят ему ещё детей. Значит ли это, что в скором времени опять забеременеет хасеки?» — эта мысль почему-то становится парнишке неприятной, особенно когда он находит взглядом Хичоля-султан, что с кошачьей улыбкой наблюдает за предсказанием, задумчиво покачивая головой и явно тоже обдумывая такой вариант своего будущего. — «Пока это кажется самым логичным ответом, ведь султан же не планирует отправляться снова в Японское королевство к своему третьему супругу, верно?» — на этот вопрос, наверное, Донхэ сможет дать ответ только сам Ли Хёкджэ хан Ынхёк, синеволосый альфа с терпким запахом сандала, но, учитывая обстоятельства, парнишка скорее сам себе язык откусит, чем спросит Повелителя о таком. Проблем от случайной попытки упомянуть события последнего года ему уже хватило в полной мере — Ли Хёкджэ хан Ынхёк был так зол, что Донхэ даже казалось, что ему нельзя было даже вдохнуть полной грудью, чтобы не нарваться на гнев султана. Но, к счастью, из неприятных ситуаций рыженькому хатун пока удаётся выкручиваться, и вполне удачно, и это пока самое главное.       — «С другой стороны, Хёнвон говорил, что Повелитель может взять в супруги ещё одного наложника, и, скорее всего, именно этот наложник и родит Ли Хёкджэ наследников», — предполагает Донхэ, и эта мысль его тоже не особо радует. — «Надеюсь, это будет не Исин. Хотя, наверное, и с такого супруга Повелителя Хичоль-султан сумеет сбить спесь».       За всеми этими мыслями рыженький хатун даже не осознаёт, что время не стоит на месте — пока он разговаривает сам с собой в своих мыслях, Чжухон-фалджи уже сменил эти цепочки с шарами из ткани на длинную палку с тканью на концах — и на толстую перчатку на другой руке, которая, как и концы палки, ярко и жарко разгорается под действиями предсказателя и его умелыми взмахами рук. Вспоминая, что он хотел дослушать предсказания хотя бы из любопытства, Донхэ вслушивается в ровный голос Чжухона, который в своём состоянии транса уже закатывает глаза и оседает на колени, продолжая ловко вращать горящую с обоих концов палку над головой, и вырисовывая сполохи пламени в воздухе рукой с перчаткой:       — Огонь Истины видит множество испытаний, с которыми султану Ли Хёкджэ хан Ынхёку ещё предстоит столкнуться. Но не страшитесь и доверьтесь мудрости и опыту Повелителя: из всех сражений он выйдет победителем, а Аллах убережёт его от ловушек, сетей и козней врагов: Повелитель Трёх Миров не сгорит в огне, и вода не осмелится поглотить его.       — «И снова — очевидно», — Донхэ уже хочется встать и саркастично похлопать в ладоши, ведь предсказатель продолжает говорить то, что и так всем известно: сейчас фалджи уйдёт, и если он не спалит ненароком дворец на своём пути с таким количеством опасных атрибутов, то ни в каком огне султан гореть и не будет, а вот с водой уже всё не так однозначно. — «Хотя, Чжухон наверняка в курсе, что Ли Хёкджэ взял в супруги японского принца, и, возможно, султан скоро захочет его навестить, как и их общих детей», — предполагает рыженький хатун, неосознанно помрачнев от этой мысли. — «А учитывая, что я не понаслышке знаю о том, какие крепкие и прочные корейские корабли — корабль султана наверняка будет ещё больше, надёжнее и крепче, так с чего бы ему тонуть?»       Но, кажется, никто сарказма Донхэ не разделяет: наложники даже переговариваться перестали, внимательно слушая предсказание о Повелителе, а валиде и хасеки лишь изредка что-то тихо произносят друг другу, чтобы не пропустить ни одной части «предвиденного», но, если так подумать, такого очевидного и в целом даже логичного будущего. Но общее предсказание о будущем султана Ли Хёкджэ подходит к концу — фалджи ловко щёлкает пальцами, и над перчаткой вспыхивает россыпь ярких и крошечных искр, что растворяются в воздухе под восторженное охание наложников, а затем пламя на перчатке и на концах палки становится всё меньше, пока не угасает окончательно, оставляя лишь отголоски того резкого запаха, до сих пор скрывающего истинный запах Чжухона-фалджи. Предсказание окончено.       — А теперь я снова прошу вас всех оставаться на своих местах, — уже более трезвым и реальным голосом произносит фалджи, поднимаясь на ноги и отдавая атрибуты помощникам, снова взяв в руку горящий факел, ещё раз обводя взглядом присутствующих и сдувая тяжёлым дыханием пот со своего лба. — Как я и говорил, каждый получит своё предсказание. Проявите терпение.       — Ого, он так вспотел… — удивлённо произносит Донхэ, поворачиваясь к Чонопу и Дэхёну, которые, наконец, вернулись в настоящий мир, переставая смотреть на предсказателя как загипнотизированные, когда Чжухон направился в первую очередь к валиде и хасеки, так как, исходя из статуса, они и их слуги явно должны получить личные предсказания первыми. — Ну… это было эффектно, ничего не скажешь.       — Да ты что, Донхэ-хатун, — с восхищённым придыханием отвечает рослый омега, прижимая руки к груди. — Это же такое сложное и опасное мастерство — говорить с огнём! Конечно, это отнимает у предсказателя много сил. А ещё и предвидеть будущее для каждого из нас и дать личное предсказание — он наверняка безумно устанет. Я бы, наверное, после такого беспробудно спал бы несколько часов кряду.       — Но до нас, в отличие от Донхэ-хатун, очередь дойдёт в последнюю очередь, так что поумерь свой пыл, Чоноп, — поспокойнее и более рассудительно отвечает Дэхён, покачав головой. — Если никто не против, я предлагаю всем нам перекусить, пока предсказатель огня занят с валиде-султан и хасеки-султан. Всё-таки есть при нём будет весьма невежливо. Что скажешь, Донхэ-хатун?       И от такого предложения рыженький хатун совершенно не собирался отказываться, решив, что он определённо не будет обращаться к фалджи за личным предсказанием, но всё-таки не осмелившись сказать двум наложникам, что увлечённо перешёптываются, о своём недоверии и прочих сомнениях по части способностей этого шарлатана. — «Интересно, сколько хасеки заплатил ему за это представление?» — задумывается Донхэ, наконец, отвлекаясь от мясных и овощных закусок, жареных в масле, чтобы и его новые знакомые могли поесть, и переходя к спелым фруктам. В частности, в данный момент рыженький хатун откладывает палочки на стол и с аппетитом вгрызается в кусочек драконового фрукта, довольно слизывая с губ сладкий сок и уже позабыв о том специальном масле, которое он съел со своих губ, наверное, ещё на первом кусочке закусок.       Но приятное времяпрепровождение не могло длиться вечно: за поеданием фруктов и десертов, запивая их вкусным шербетом, Донхэ совершенно упускает из виду, что за ним наблюдают — после валиде и хасеки-султан, а также после их слуг, Чжухон-фалджи уверенно направился к двум хатун, сидящим за столиком напротив рыженького паренька, отчего те даже мгновенно подобрались и синхронно заулыбались фалджи, рассыпаясь в комплиментах и явно с придыханием восхищаясь его мастерством. — «Вот притворщики», — фыркает хатун, оборачиваясь к Чонопу и Дэхёну, чтобы продолжить их завязавшийся разговор на тему того, какие языки может знать предсказатель огня и в каких государствах фалджи мог побывать, но, так и не промолвив ни слова, Донхэ с опаской лицезреет не самую умиротворяющую картину: начиная говорить тише, оба хатун синхронно повернулись и уставились на него, а вместе с ними — и Чжухон-фалджи, причём с плохо скрываемым интересом. Решив хоть немного походить на уверенных в себе фаворитов султана, рыженький омега резко расправляет плечи, чтобы никто не подумал, что он чего-то (или кого-то) боится — и с самым незаинтересованным видом он отворачивается обратно к наложникам, в очередной раз убедившись, что эта парочка друзей хотя бы более приятны и честны с Донхэ, а от других хатун и впрямь лучше всего держаться подальше. — «Надеюсь, Хёнвон видел из окошка и то самое «предсказание», и то, как этот Исин был со мной очень высокомерен и груб», — мрачно думает парнишка, продолжая неспешно попивать шербет из своей кружки и, потеряв счёт времени, не сразу замечает, как через несколько минут к их столику приближается сам Чжухон-фалджи.       — О, дивные цветки, украшения сада султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка, — мягким и вкрадчивым тоном произносит коротко стриженый фалджи, чуть ли не излучая свою расположенность ко всем присутствующим — и свежий запах сливы, перемешанный с тем самым неприятным для Донхэ запахом. — Не будете ли вы так любезны уступить ненадолго мне это место, чтобы я мог переговорить с хатун наедине? Вы окажете мне большую услугу.       — Да, конечно, присаживайтесь, Чжухон-фалджи! — тут же встрепенулся Чоноп, потянув за плечо Дэхёна за собой, немо прося того подняться с места по просьбе предсказателя огня. — Ни о чём не беспокойтесь. Мы будем весьма рады помочь Вам в любой Вашей просьбе.       — «Вот я попал…» — Донхэ чуть было не давится шербетом, резко поставив кружку на стол и хорошенько прокашлявшись, пока его новые знакомые, словно не зная такое чувство, как раздражение, с весьма искренней радостью уступают фалджи своё место и наугад отсаживаются за ближайший столик к другим наложникам, пока Чжухон-фалджи с достоинством присаживается рядом с хатун, многозначительно оглядывая его. — «Надеюсь, он не будет нести свою околесицу или выманивать у меня деньги за свои предсказания?» — рыженький омега недоверчиво косится на фалджи, не собираясь начинать разговор первым, и предсказатель, понимая это, удовлетворённо кивает головой и произносит весьма неожиданную для Донхэ фразу:       — Ну что, Донхэ-хатун, может быть, ты всё-таки захочешь заглянуть в своё будущее? Статусы, которые мы узнали сегодня: * Фалджи — предсказатель, чьи толкования считают весьма достоверными и признают в Корейской империи. Новички или малоизвестные предсказатели не могут называть себя фалджи, пока их мастерство не признают на Совете старших и более опытных фалджи. Также без статуса фалджи к знати, и тем более, во дворец, предсказателю не попасть. Предсказания популярны у омег и гамм — альфы не присутствуют на гаданиях. Чаще всего у толкователей спрашивают о будущем, о том, когда и как вопрошающий встретит свою любовь, сколько у него будет детей, а также как будет устроена дальнейшая жизнь детей. Виды толкований судьбы могут быть самыми разнообразными — гадание на песке, на перьях и листьях в чане с водой, по фразам из Корана, по родинкам и отметинам на лице и на теле, по положению звёзд на небе, а также сотворение амулетов от бед и сглаза, предсказание с помощью огня или ловцов ветра или ловцов света, и чтение линий судьбы по руке. Чаще всего будет упоминаться Чжухон-фалджи, так как именно он считается одобренным хасеки-султан предсказателем.