Сердце султана

      Донхэ уже было надеялся, что ему удастся тихо и незаметно вернуться в гарем, в сопровождении невысокого, но явно крепкого и мускулистого евнуха с запахом чабреца — его имя хатун ещё не знал, а безэмоциональное лицо кастрированного альфы и не предполагало к знакомству и светской беседе, но все планы хатун, как и всегда, пошли совершенно не по сценарию даже без его прямого вмешательства в происходящие события: на пересечении этих незнакомых для рыженького омеги коридоров со уже ставшими чуть ли не родными светлыми и понятными путями гарема его окликает строгий и явно недовольный голос:       — Вот ты где, Донхэ-хатун!       Уже по знакомой интонации узнав, что к нему обращается Кихён-калфа, парнишка с явным облегчением поворачивается к приближающемуся омеге с запахом персика, даже порадовавшись, что сейчас он наткнулся именно на этого парня, а не на Шивона-ага или, что ещё хуже, на хасеки. Но вид Кихёна явно нельзя назвать привычно-ворчливым или радостным: омега строго хмурится, явно сдерживая желание высказать Донхэ всё, что тот о нём думает, но, как и положено старшему калфе, устояв от этого порыва, невысокий парень поворачивается к евнуху и практически будничным тоном произносит:       — Я сам провожу хатун в гарем, Давон-ага. Ступай выясни, всю ли мебель доставили во дворец, и сразу же сообщи Шивону-ага. Хасеки срочно ждёт всю информацию о поставках.       Вместо какого-либо ответа широкоплечий евнух лишь послушно кивает и, равнодушно отвернувшись от своего «подопечного» на время этого пути до территории гарема, практически тут же скрывается за поворотом, отправившись выполнять поручение. — «Мог бы хоть попрощаться из вежливости», — думает рыженький хатун, провожая евнуха удивлённым взглядом и, убедившись, что тот ушёл, негромко бубнит, снова запутавшись в иерархии дворца:       — А я считал, что все евнухи могут командовать калфами… — но закончить мысль рыженький омега с запахом грейпфрута не успевает: Кихён-калфа бесцеремонно, но с явным пониманием того, что это входит в его полномочия, хватает парня за ухо и не резко, но ощутимо тянет его к себе ближе. Ойкнув от неожиданной перемены в расположении калфы к нему, Донхэ не сразу понимает, что раньше он бы тут же начал сопротивляться — сейчас же, наверное, сказались и переживание за Хёнвона, и эта напряжённая и загадочная встреча с султаном Ли Хёкджэ, особенно после его визита в гарем, который окончательно выбил Донхэ из состояния равновесия: после того, как парень смирился с тем, что он теперь считается фаворитом султана, снова ввязываться в такие неприятности оказалось довольно неприятным делом, ведь грубость прежнего хозяина было в разы проще сносить, чем здесь, во дворце, после своих выходок оставаться в томительном ожидании, не зная, казнят тебя или помилуют.       — Ты со своими выкрутасами совсем из ума выжил? — процедил калфа, строго глядя на ошарашенного паренька, не решившегося возразить. — Переполошил весь дворец, лекари чуть с ног не сбились, выдавая Сюмину на руки всё, что нужно для течного омеги, хасеки чуть три шкуры не спустил с Шивона-ага, а он вдоволь оторвался на нас. Ты вообще головой не думаешь, Донхэ-хатун?!       — Кихён, я всё могу объяснить… — Донхэ нервно сглотнул, благоразумно решая не шевелиться и изъясняться с калфой в такой, не самой удобной для него позе: тогда риск того, что Кихён-калфа в порыве гнева всё-таки открутит ему ухо, наверное, снизится. — Я уже говорил Шивону-ага, что Хёнвону стало очень плохо, и…       — Твоя беспечность меня просто поражает, — фыркает калфа, чуть ослабляя хватку своих пальцев, но всё равно продолжая ощутимо держать хатун за ухо. — Более того, Повелитель впервые за год решил посетить гарем, а у нас тут течный омега! Хвала Аллаху, что нас уберегло от беды практически чудо, но ты уже переходишь все границы, Донхэ-хатун.       — Да понял я! — Донхэ становится ужасно обидно: хатун был убеждён, что поступил правильно, ведь другого варианта в тот момент парнишка не видел, а состояние Хёнвона оставляло желать лучшего, и главной проблемой оставалось лишь то, что все обитатели дворца имели совершенно другое, диаметрально противоположное мнение. — Меня уже отчитали все, кто только мог! Я уже понял, что так делать нельзя, только хватит на меня ругаться! Я просто хотел помочь Хёнвону!       — Донхэ, меня уже мало волнует, кому и как ты хотел помочь, — уже более спокойным голосом отвечает Кихён, отпуская Донхэ и наблюдая за тем, как расстроенный парнишка потирает покрасневшее ухо, на всякий случай сделав пару шагов назад, подальше от калфы. — Чтобы делать всё, что захочешь, у тебя должны быть либо разрешения, либо полномочия. У тебя нет ни того, ни другого, и хорошенько это запомни, а лучше — повторяй себе это почаще, когда снова захочешь что-то вычудить. Пошли, тебе ещё перед хасеки объясняться. Он ждёт тебя в гареме.       — Хичоль-султан ждёт меня? — осевшим голосом переспрашивает рыженький хатун, стараясь не выдавать своей нарастающей паники и назревающего тремора в конечностях. — «Решение о том, что делать с тобой, я оставлю хасеки», — так просто и легко султан Ли Хёкджэ вынес свой приговор, и встретиться со своим палачом и судьёй лицом к лицу Донхэ не планировал хотя бы до конца течки Хёнвона, ведь для того, чтобы выдержать пристальный, практически кошачий взгляд Хичоля-султан, нужны и мужество, и силы. Не решаясь двинуться следом за Кихёном-калфой, парнишка поёжился и тихо добавил:       — Как думаешь… он не прикажет казнить меня?       — Из-за твоей выходки-то? Не думаю, если голову начнёшь включать, и, желательно, как можно скорее, — Кихён-калфа не попытался сказать что-то в стиле: «За такую ерунду? Не говори глупостей» или «Не сходи с ума, Донхэ-хатун» — нет, омега с запахом персика действительно немного помолчал перед ответом, хорошенько обдумав такой вариант, и при мысли об этом у рыженького омеги начинают дрожать и подкашиваться ноги. — «Я должен был сразу подумать о том, что действовать вопреки правилам, установленным Хичолем-султан, очень опасно…» — с горечью осознает Донхэ, с силой закусывая губу и робко поднимая взгляд на калфу, который тут же переменился в лице, увидев, как напуган этот упрямый рыжий бесёнок, что не по своей воле свалился на головы обитателей дворца меньше месяца назад.       — Ну ладно, Донхэ-хатун, будет тебе. Ты же не подсунул своего течного слугу несовершеннолетнему члену династии, в конце концов, — наконец, Кихён снова начинает ворчать, приблизившись к омеге и поправив его выбившуюся прядь волос, аккуратно прибрав её за нетронутое им ухо. — Вот тогда бы ты точно на корм рыбам пошёл. А вообще, всё не так плохо, как могло показаться: ты вовремя выпросил разрешение у валиде-султан, да и Повелитель, судя по всему, никак не наказал тебя. Главное — обязательно попроси прощения у хасеки за причинённые по глупости неудобства, он как раз сейчас сидит в гареме вместе с младшими детьми. А Шивону можешь потом наедине немного монет дать: Хичоля-султан он, конечно, под страхом смерти не захочет подвести, но от денег за свои потраченные нервы Шивон-ага точно не откажется. Глядишь, и потерпимее к тебе начнёт относиться. Только подластись к нему очень осторожно, а не так, как ты любишь — в лоб и, желательно, где народу побольше.       — Дать Шивону-ага монеты наедине… — тихо повторяет Донхэ, мотнув головой: он никогда не считал взятку приемлемой мерой достойного поведения, но в этом мире явно считали иначе, и, несмотря на строгие правила гарема, так или иначе, пареньку придётся учиться сосуществовать во дворце в качестве наложника под контролем этого строгого евнуха, а если вспомнить, сколько седых волос у этого кастрированного альфы прибавилось в течении последних дней, то, возможно, небольшое вознаграждение Шивон-ага действительно заслужил, и с этим спорить хатун так и не решается. — Хорошо, раз Хичоль-султан пришёл в гарем вместе с детьми, наверное, он не будет так сильно злиться при них, правда?       — Вот на это я бы не рассчитывал, — Кихён-калфа лишь коротко пожимает плечами, ободряюще похлопав рыженького омегу по спине. — Всё-таки хасеки детей держит в строгости, так что, если ты его разозлишь, даже маленькие Тэмин-султан и Тэян-султан неподалёку тебе не смогут помочь. Лучше тебе пока присмиреть и начать, наконец, слушаться Хичоля-султан, тогда он будет к тебе более благосклонен. Пошли, Донхэ-хатун, нужно вернуть тебя в гарем.

***

      В огромном зале гарема непривычно тихо: нет, Донхэ ещё из коридора слышал, как ближние к двери наложники негромко переговаривались, обсуждая визит самого султана в собственный гарем и то, как Ли Хёкджэ быстро и без лишних слов забрал нового фаворита с собой, но стоит рыженькому хатун переступить порог, неловко затормозив на входе, как все присутствующие тут же замолкают и принимаются таращиться на него, да так открыто, что парнишке хочется съёжиться в комок и по возможности слинять обратно в свои покои, туда, где, наверное, ужасно переживает Хёнвон.       Донхэ мельком осматривает зал, продолжая двигаться вперёд, надеясь пробраться к лестнице, ведущей на верхний этаж, без новых приключений, и старается не ёжиться от пронзительных взглядов наложников и хатун: на него смотрят с опаской, с неприкрытым превосходством, насмешкой и даже сквозящим любопытством. Рефлекторно покосившись на окошко в своей комнате Донхэ ловит единственный взгляд, полный беспокойства и сочувствия — это невысокий Сюмин, увидев хатун целым и невредимым, тут же скрылся из глаз, видимо, спеша сообщить Хёнвону, что новый фаворит султана вернулся в гарем. — «Нужно скорее вернуться в комнату», — решает для себя Донхэ, пока строгое покашливание Кихёна-калфы за его плечом не отвлекает паренька, заставляя его повернуть голову в другую сторону, туда, где, удобно устроившись на сдвинутых на манер диванчиков кроватях, расположился Хичоль-султан, который, прервав свою беседу с одним из младших слуг, юным Хансолем, переводит свой внимательный и практически пронизывающий взгляд на рыженького омегу.       — Донхэ-хатун вернулся! — оживлённо восклицает синеволосый Тэмин, болтая ногами на «диванчике» и нетерпеливо ёрзая на месте, и его брат-близнец, Тэян, конечно, тоже с интересом посмотрел в сторону хатун, но в его глазах Донхэ словно находит для себя отголоски того самого строгого и глубокого взгляда султана, отчего омеге становится стыдно ещё больше. — «Нужно быть смелым и уже покончить с этой историей», — думает парнишка, приближаясь к супругу султана и его детям, ещё не зная, что он будет говорить. — «Но мне следует быть очень осторожным, особенно при мальчиках…»       — Ты что-то хотел, Донхэ-хатун? — спокойно спрашивает хасеки, когда Донхэ подходит ближе и вежливо кланяется, чуть ли не отточенным жестом, наконец, убедив себя в том, что здесь во дворце, в отличие от жаркой Греции, попросту необходимо вести себя учтиво, хотя бы ради того, чтобы не оказаться на дне морском, с камнем на шее. Замявшись, хатун украдкой бросает взгляд на Кихёна-калфу, оставшегося практически у дверей, не столько ради поддержки, сколько для напоминания самому себе, что калфа с запахом персика говорил Донхэ в коридоре — если показать хасеки, что ты намерен его слушаться, то он будет более благосклонен. С этой мыслью парнишка, стараясь не думать, что другие наложники сейчас ловят каждое его слово, практически затаив дыхание, чтобы ничего не пропустить из развернувшейся сцены, тихо произносит:       — Хичоль-султан, я бы хотел попросить прощения за эту ситуацию с моим слугой, что произошла по моей вине. Я не знал, какие здесь порядки в отношении течек, а Хёнвону было так плохо, что я побоялся отпускать его на нижний этаж. Я не хотел создавать этим новые проблемы и рисковать его здоровьем — и спокойствием, Вашим и султана Ли Хёкджэ. Простите меня, хасеки.       Мальчики, которые сидят рядом с хасеки, тут же замолкают, с нескрываемым любопытством посмотрев на мать, но, однако, ничего не говорят — судя по всему, близнецы, как и другие дети, были отлично вышколены касаемо того, когда им можно высказываться, особенно в делах гарема, даже несмотря на то, что обоим гаммам хочется что-то спросить у Донхэ: теперь даже черноволосый Тэян не скрывает своего интереса и волнения, чуть поёрзав на месте, точно как и его брат. Но лицо Хичоля-султан остаётся по-прежнему непроницаемым, словно омега обдумывает слова, сказанные рыженьким хатун: длинноволосый хасеки, в белоснежной рубашке с крупным алым бутоном дивного цветка, словно распустившимся на его груди, и в кремовых штанах, словно специально подобранных вместе с рубашкой для того, чтобы на и без того светлой коже Хичоля особенно ярко выделялось уже знакомое Донхэ рубиновое ожерелье, совпадающее с браслетом на руке хасеки. Серьги же в мочках ушей строгого супруга султана напоминают переплетения тонких лиан, покачиваясь от любого движения головы Хичоля-султан. Более того, хасеки снова изящно подкрасился, чтобы соответствовать своему наряду — густые, чуть вьющиеся тёмные волосы немного прибраны мелкими золотыми заколками, приоткрывая поистине кошачий взгляд суженных глаз, тонко подведённых чёрным, а чуть выше по краю век и золотистым цветами, и немного алого на пухлых губах — словно капля крови на снегу.       — Кихён, у наложников много дел. Пусть приступают, — отчётливо произносит Хичоль, чуть повернув голову в сторону поклонившегося калфы, и тот, покосившись на Донхэ, тут же послушно хлопает в ладоши, привлекая внимание обитателей гарема к себе и заставляя их подниматься с мест:       — Нечего тут уши греть. Пошли-пошли, вам пора заниматься уборкой зала. Шевелитесь!       Вздрогнув от неожиданности, Донхэ переступает с ноги на ногу и выжидательно смотрит на хасеки: ему понятно желание Хичоля-султан отвлечь наложников и других хатун от разговора, но даже при таком вполне разумном и даже благородном решении рыженький омега попал впросак — он до сих пор не знает, чего можно ожидать от строгого хасеки, особенно если признаваться перед Хичолем в собственных огрехах.       — Твой слуга неплохо переносит течки, — степенно произносит Хичоль-султан, чуть качнув головой, пока хасеки оглядывал развернувшуюся активную деятельность наложников, и снова возвращаясь вниманием к хатун перед собой. — Судя по тому, что он пропустил первые симптомы по невнимательности, острый период Хёнвон переносит менее болезненно, чем другие. Но ты поступил крайне неразумно, Донхэ. Слава Аллаху, что ничего не случилось, когда Повелитель пожелал посетить гарем. Ты ведь сейчас пришёл от нашего султана, верно?       — «Ему хочется знать, наказал ли меня Ли Хёкджэ», — внезапно понимает Донхэ, что даёт ему новую своеобразную подсказку насчёт того, как вести себя с Хичолем. — «Он всё равно, скорее всего, узнает о нашем с ним разговоре, так что лучше сообщить ему то, что требуется, самостоятельно…» Укрепившись в этой мысли, рыженький омега пристыжённо кивает:       — Да… Повелитель сказал, что он не будет меня наказывать за нарушение правил, и что решение о том, что делать со мной, он оставит за Вами, хасеки…       И снова этот строгий супруг султана медлит перед ответом, обдумывая услышанное. — «Может ли он предполагать, что я ему лгу?» — задумывается парнишка с запахом грейпфрута, заложив руки за спину: ему уже хочется скорее сесть в своей комнате и облегчённо выдохнуть, а вместо этого он стоит и разгребает последствия собственных порывисто принятых решений. — «Но какой смысл мне врать? Скорее, я бы, наоборот, выдумал наказание от султана, чтобы отмазаться от хасеки, разве нет?»       — Чтож, если всё так, как ты говоришь, то я принимаю твои извинения, — милостиво отвечает Хичоль-султан, чуть наклонив голову набок и продолжая испытывающе смотреть на Донхэ. — При условии, что это было в первый и последний раз. И ты выполнил задание нашего Повелителя, что он дал тебе?       — Конечно, я… — оживившись, парнишка уже был готов поделиться собственными успехами, но он резко осекается, как будто на омегу разом вылили ушат ледяной воды. — «Откуда хасеки знает о задании?» — Донхэ растерянно обдумывает эту мысль, надеясь, что его мыслительный процесс Хичоль-султан не прочтёт по лицу озадаченного хатун. — «Ему рассказали летописцы? Или Кихён? Или даже сам султан?» — на это парень определённо не получит ответа, потому, решив оставить свои догадки на потом, омега с запахом грейпфрута решает снова поклониться, раз хасеки сказал, что принимает его извинения, и, откашлявшись в кулак, произносит:       — Да, я выполнил задание Повелителя. Никаких новых распоряжений он мне не давал, так что я бы хотел через пару дней вернуться к занятиям, когда у Хёнвона кончится течка. Ну и мне понадобится помощь евнухов, так как в моих покоях довольно тяжёлый…       — Что касается евнухов — скажешь Шивону-ага, что нужно, и он всё сделает, — Хичолю-султан явно было не по статусу решать подобные вопросы, так как они считаются бытовыми и слишком мелкими для его внимания, что красивый хасеки демонстрирует слегка поджатыми на пару секунд губами и коротким движением бровей, которым придали красивую форму, демонстрируя каплю своего назревающего раздражения. — Хорошо, через два дня ты можешь возвращаться к занятиям с Инсоном-ага. Я распоряжусь, чтобы он нашёл на тебя время. Можешь идти, хатун.       — Да воздаст Вам Аллах за Вашу милость, хасеки, — в этот раз Донхэ, удивляясь самому себе, благодарит Хичоля-султан вполне искренне — тот и правда мог затаить злобу на опрометчивого хатун и впоследствии только осложнить жизнь парнишке, желающему выбраться на свободу, так что «дружить» с этим красивым омегой с сильным запахом клюквы кажется Донхэ лучшим вариантом. — Был рад снова вас увидеть, Тэмин-султан и Тэян-султан. Я пойду.       Чтобы не передумать и не наговорить каких-то новых опрометчивых вещей, Донхэ отступает на пару шагов назад и, когда Хичоль теряет к нему интерес, повернувшись к своим детям и отвлекаясь на Тэмина, который еле ощутимо тянет омегу за край рубахи, явно порываясь что-то спросить, хатун быстро отворачивается к лестнице и уже без каких-либо проблем и препятствий добирается до верхнего этажа, а затем и до своей комнаты. Правда, касаясь пальцами перил, он слышит позади себя удивительно звонкое:       — Мам, а можно Донхэ-хатун будет и дальше заниматься с нами? — но ни испугаться этого предложения, ни обдумать и осознать возможные последствия такой просьбы рыженький парень с запахом грейпфрута не успевает, так как его разум забивают другие заботы: Донхэ понимает, что он продолжает переживать из-за того, как, из-за сложившейся ситуации и визита султана Ли Хёкджэ в гарем и в покои хатун, чувствует себя Хёнвон. Решив поторопиться, чтобы узнать, в порядке ли его слуга, которого парнишка уже может назвать хорошим другом, Донхэ открывает дверь и заходит в покои, но вместо привычной картины с лежащим на диванчике омегой парень лицезреет полнейший хаос: Сюмин, испуганно отпрыгнув от стены, в которой прорублено окошко в общий зал гарема, краснеет, не зная, как пояснить Донхэ, почему он стоит именно там, а Чондэ не очень успешно пытается водворить упирающегося Хёнвона в постель. Едва заметив в комнате вернувшегося хатун, сероволосый омега, даже позабыв про свою течку, с удивительной прытью вырывается из хватки своего друга и кидается к Донхэ, чтобы крепко стиснуть его в своих объятиях, взволнованно воскликнув при этом:       — Ах, Донхэ-хатун, слава Аллаху, ты в порядке! Я так волновался за тебя!       — Ох… Хёнвон, ты зачем встал? — удивлённо отвечает парнишка, неуверенно прикоснувшись пальцами к спине слуги с серыми волосами, приобнимая его в ответ: несмотря на беспокойство, Донхэ подмечает, что сладкий виноградный запах Хёнвона становится всё слабее и естественнее, а это значит, что течка доброго и исполнительного омеги закончится этой ночью, или, в крайнем случае, к завтрашнему вечеру, исходя из средней продолжительности циклов омег и гамм, о которых рыжеволосый хатун слышал. — Я хотел сразу вернуться сюда, но надо было объясниться перед хасеки…       — Да это мы ещё его долго сдерживали, Донхэ-хатун, — Чондэ, с тихим вздохом поправляющий покрывала на диванчике, чтобы занять себя, не может удержаться от едкого комментария, с обречённой строгостью покосившись на Хёнвона, продолжающего крепко обнимать Донхэ за плечи. — Он был готов уже в общий зал выскочить, задержись ты ещё хоть на минуту…       — Вот шутники, — Хёнвон нехотя отступает назад и, чуть пошатываясь, оглядывает Донхэ, как будто боясь пропустить какую-нибудь важную деталь, будь то синяки, гематомы или же следы от сильной хватки султана Ли Хёкджэ. — Повелитель не наказал тебя? А хасеки? Ты точно в порядке?       — По сравнению с тобой — я в полном порядке, — рыженький хатун заставляет себя улыбнуться и, решив, что заканчивающаяся течка — не повод переносить последние дни цикла на ногах, осторожно берёт своего слугу за локоть, потянув Хёнвона к диванчику. — Давай-ка ты вернёшься в постель, и я всё расскажу, договорились?       И Хёнвон охотно и без каких-либо возражений отзывается на предложение Донхэ, энергично закивав и безропотно возвращаясь на диванчик, чтобы не спорить с хатун, после первого дня течки явно смирившись с тем, что командовать у этого новенького фаворита султана, особенно в экстренной ситуации, чуть ли не в крови. Облегчённо выдыхая, так как за эти несколько минут и сам Донхэ убедился, что его слуга в порядке и никто его не обижал, хатун с запахом грейпфрута собирался последовать за своим новым другом, чтобы рассказать ему часть той правды, которой парень может смело поделиться с высоким омегой, сладко пахнувшим виноградом, но всё снова идёт не по плану: Донхэ неожиданно слышит топот ног снаружи и уже знакомые голоса, которые призывно вопят со стороны лестницы:       — Донхэ-хатун! Донхэ-хатун!       — Что там у мальчиков случилось… — недоумевающе вопрошает рыженький хатун, с сомнением покосившись на троих слуг, застывших на своих местах, а после, как-то рефлекторно махнув рукой, чтобы Хёнвона таки уложили обратно на диванчик, Донхэ снова открывает дверь и опасливо выходит из покоев, с удивлением лицезрея, как на верхний этаж вихрем забираются два неугомонных гаммы — младшие дети Хичоля-султан, а слуга хасеки, Хансоль, с довольно обречённым выражением лица ждёт их у подножия лестницы, терпеливо дожидаясь чего-то. На всякий случай Донхэ осторожно косится в сторону диванчика в зале, где только что сидел хасеки, но то место пустует: Хичоль-султан покинул гарем и отправился по своим, несомненно очень важным делам, а вот своих детей оставил здесь, и эти два егозы не преминули воспользоваться таким шансом — добраться до Донхэ-хатун без неусыпного контроля строгого хасеки. — «Может, это и к лучшему… » — с явным облегчением думает рыжеволосый парнишка, вопросительно глядя на радостных мальчиков. — «Но что им нужно?»       — Донхэ-хатун, мама сказал, что ты можешь и дальше заниматься с нами! — воскликнул Тэмин-султан, чуть ли не сияя, как начищенная золотая монета, поблескивающая на солнце. У Донхэ от неожиданности даже не находится слов: конечно, после знакомства с этими умными и хитрыми мальчиками парень догадывался и, более того, даже лично убедился в том, что в каких-то вопросах дети султана могут и выпросить у хасеки желаемое, но чтобы уже который раз заполучать себе для игр и развлечений новенького фаворита Повелителя, особенно после его фактически смертельно опасных неправильных решений — на это у близнецов явно имеется какой-то дар убеждения, иначе объяснить подобное стечение обстоятельств Донхэ никак не может.       — О… это отличная новость, Тэмин-султан, — несмотря на удивление, хатун заставляет себя вымолвить хоть что-то, так как два гаммы перед ним определённо ждут от рыженького омеги какого-то ответа, и, в частности, явно положительной реакции, потому Донхэ приветливо улыбается, практически без фальши, и добавляет. — Я буду рад позаниматься с вами ещё. Надеюсь, я быстро смогу нагнать вашу программу. Читаю я уже намного лучше.       — А ещё мама сказал, что вечером в гареме будет приём проезжего предсказателя огня, — подаёт голос Тэян-султан, оживлённо покачиваясь на месте, перекатываясь с пяток на носки и обратно, и глядя на рыженького омегу перед ним. — И ты тоже приглашён, Донхэ-хатун, так что будь готов к приёму.       — Предсказатель… огня? — ошарашенно повторяет хатун, часто моргая и не совсем понимая, о чём говорит один из близнецов, ведь о подобных людях Донхэ слышит впервые: в его представлении предсказатель огня должен выглядеть, как факир, но как в эти эффектные выступления с огнём вплести ещё и толкование, и как-то его подать зрителям — парень даже предположить не может, потому и озадаченно трясёт головой, пытаясь собрать мысли воедино. — Кто это такой?       — Предсказатели огня используют факелы и свечи для своих ритуалов, и пророчат будущее, которое подсказывает им огонь, Донхэ-хатун, — тихо поясняет коротышка Сюмин, неизвестно когда умудрившийся выскользнуть из покоев следом за рыженьким омегой, явно чтобы уберечь его от новой беды и, скорее всего, после обеспокоенного пинка Хёнвона, который точно не остался бы в постели в такой момент, не отправься кто-нибудь из его друзей следом за хатун. — Они рассказывают довольно интересные и точные вещи, так что тебе определённо будет, что послушать, особенно если учесть, что тебя пригласил хасеки.       В словах Сюмина была логика, но после такой нервной встряски Донхэ меньше всего хотелось сидеть в этом зале и лицезреть представление какого-нибудь шарлатана. — «Эти обманщики только деньги из зрителей вытягивают, не больше», — хочется сказать омеге с запахом грейпфрута, но он заставляет себя сдержаться и не отказываться так сразу, особенно на глазах близнецов, которые явно ждут от него ответа. — «С другой стороны, должен же я вести себя образцово, чтобы снять с себя часть пристального внимания хасеки…» — напоминает себе Донхэ, и он убеждён, что в этих мыслях есть логика, которой стоит следовать. — «Да и отказаться будет весьма невежливо».       — Тогда мне следует привести себя в порядок перед приёмом. Передадите хасеки, что я очень ему благодарен за приглашение и обязательно приду, ладно? — Донхэ просит одновременно и мальчиков — и бросает короткий взгляд на Хансоля у подножия лестницы, который молча кивает ему, показывая, что слуга хасеки услышал просьбу рыженького омеги и обязательно её исполнит, даже если близнецы ввиду возраста и легкоувлекаемости, свойственной детям их лет, забудут передать Хичолю-султан ответ от норовистого новичка, ставшего новым предметом интереса султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка.       — Конечно, Донхэ-хатун. А ты правда сейчас был с нашим папой, султаном Ли Хёкджэ? — любопытно вопрошает Тэмин-султан, любопытно наклонив голову набок и заинтересованно уставившись на Донхэ, чуть ли не оценивая его взглядом, так похожим на многозначительные взгляды Хичоля-султан. — Я слышал, что он сегодня был здесь, в гареме, когда твой слуга… ну... плохо себя чувствовал.       Одновременно с этими словами и Тэмин, и Тэян как-то синхронно подобрались, словно они боятся пропустить даже единое слово, которое может сказать Донхэ — и у парня сердце невольно сжимается от искреннего сочувствия к мальчикам. — «За этот год им так не хватало внимания отца…» — понимает хатун, заставляя себя помедлить и не показать своего сопереживания младшим детям Ли Хёкджэ и Хичоля-султан. — «Я не помню своих родителей, но я так по ним скучаю, так что их переживания я могу понять… Но как мне подсказать Повелителю, что его младшие дети тоже нуждаются в его внимании и любви, если от одного упоминания последнего года султан Ли Хёкджэ так звереет?»        — Да… да, султан Ли Хёкджэ был здесь, но всё прошло хорошо и спокойно. Мы просто немного поговорили, — мягко поясняет Донхэ, потрепав Тэяна, который стоит ближе к нему, по волосам, и ободряюще улыбаясь Тэмину, гамме с запахом рябины, после чего одна из фраз султана Ли Хёкджэ из последнего разговора снова всплывает в мыслях хатун, потому, не особо обдумывая свои последующие действия, Донхэ озадаченно интересуется:       — Мальчики… а вы знаете сказку про волшебную кисточку?..        — Про волшебную кисточку? — повторяет синеволосый Тэмин, задумчиво почёсывая затылок, но в таких неожиданных вопросах, когда нужно не спешно генерировать идеи, а копаться в собственных воспоминаниях, Тэян соображает в разы быстрее своего брата, потому именно более спокойный близнец с запахом липы осторожно отвечает Донхэ:       — Да, мы знаем эту сказку. Когда мы были маленькие, папа часто нам её рассказывал. А почему тебя заинтересовала эта сказка, Донхэ-хатун?       — Ну… — парнишка замялся, не зная, какой ответ дать этим сообразительным мальчикам, но, решив быть честным с этими славными гаммами и действовать напрямую, рыженький хатун мягко поясняет свой интерес к этой незнакомой (или же просто позабытой) для него сказке:       — Просто Повелитель упомянул эту сказку, а я, кажется, слышу о ней впервые в жизни. Можете рассказать мне её, пожалуйста?       — Донхэ-хатун, Тэмину-султан и Тэяну-султан уже нужно идти, — Хансоль, слуга с тёплым и как будто даже уютным запахом молока, подаёт голос, нетерпеливо постучав ногтями по перилам и нервно покосившись на распахнутые двери гарема. — Хасеки ждёт.       — Донхэ-хатун, мы расскажем её тебе на приёме, если мама возьмёт нас с собой к предсказателю огня, хорошо? — предлагает Тэян, не желая спорить с Хансолем и упорствовать, ведь Хичоль-султан явно дал детям предельно чёткие указания, как долго можно говорить с рыженьким хатун, и когда уже нужно будет уходить. — Ну, или после следующего нашего занятия. Нам и вправду пора.       — Договорились, — Донхэ понимает, что возразить он не может, потому парнишка решает, что не стоит задерживать детей Хичоля-султан, особенно когда тот разрешил близнецам лишь недолго пообщаться со своенравным хатун, ведь ни к чему снова давать строгому хасеки поводы для беспокойства и создавать неожиданные ситуации, в которых может быть замешан рыженький омега. — Тогда увидимся позже, мальчики.       — «Волшебная кисточка»? Я никогда не слышал о такой сказке, — честно признаётся Сюмин, любопытно выглядывая из-за плеча Донхэ, и привставая для этого на цыпочки из-за небольшой разницы в росте с хатун, когда младшие дети султана и хасеки, попрощавшись, послушно уходят следом за невысоким слугой их матери, Хансолем, энергично наворачивая круги вокруг бедолаги и что-то наперебой ему рассказывая. — Раз ты не нашёл её в сборнике, то, возможно, она старинная и о ней знают только люди из знатного рода? Что думаешь, Донхэ-хатун?       — Да… пожалуй, ты прав, — парнишка задумчиво покачивает головой, отрешённо обдумывая произошедшее: ему вновь удалось избежать наказания, Хёнвон будет в порядке, хатун снова разрешают заниматься вместе с детьми Хичоля-султан, над разговором с султаном Ли Хёкджэ определённо стоит подумать в одиночестве, а тут ещё и этот предсказатель так некстати, словно Донхэ совершенно не нуждается в отдыхе от всех этих изматывающих приключений. — «Наверное, Шивон-ага будет суетиться и жужжать, как шмель, как и во время подготовки к празднику», — с ехидством и усталым удовлетворением думает омега с запахом грейпфрута и, вспомнив об ещё одной подсказке от Кихёна-калфы, Донхэ, вздохнув, поворачивается к Сюмину и тихо, но твёрдо произносит, когда убеждается, что тот смотрит на хатун, словно ожидая новых распоряжений:       — У меня к тебе просьба: найди, пожалуйста, Шивона-ага, и попроси его заглянуть в мою комнату вместе с парочкой евнухов — нужно вернуть этот тяжёлый сборник обратно к летописцам. И прошу тебя, передай ему, что мне очень нужно с ним поговорить.