Сердце султана

      — Хёнвон-а… — несмело произносит Донхэ, поджимая губы и с опаской глядя на своего слугу — сегодня этот парнишка едва произнёс для хатун хотя бы пару слов. С тех пор, как рыженький хатун вернулся в свою комнату по приказу разгневанного хасеки, этот тихий омега с запахом винограда так ничего и не сказал Донхэ, не находя слов ни для порицания, ни для поддержки и утешения: Хёнвон лишь в полном молчании помог хатун переодеться в ночную рубаху, а затем принёс таз с тёплой водой, чтобы хоть как-то привести в порядок этого парнишку, раз Хичоль-султан строго-настрого запретил хатун выходить наружу.       Новое утро тоже прошло в полном молчании — Донхэ попросту не знал, как правильно завести разговор и как попросить прощения за всё, что произошло в конце праздника, а Хёнвон занялся положенными ему делами: слуга снова принёс таз и кувшин с водой для парнишки, потом помог хатун нарядиться в обыденную светлую рубаху и тёмные штаны с высоким поясом, после принёс для Донхэ стакан айрана, а затем, когда Хёнвону удалось как следует расчесать непослушные рыжие волосы хатун и украсить их цепочкой с ровными круглыми звеньями, Донхэ и его слуге наконец-то удалось позавтракать.       Вопреки опасениям парнишки, кормить хуже их не стали: видимо, никаких новых распоряжений касаемо рациона несдержанного хатун на кухню не поступало, и, возможно, это даже и к лучшему. — «Может быть, всё ещё обойдётся?» — пытался переубедить самого себя неугомонный хатун во время трапезы, уже как-то привычно поедая жидковатую кашу и различные закуски из овощей, понимая, что на такую удачу ему больше нельзя рассчитывать: хасеки-султан был настолько разъярён, что Донхэ даже невольно забеспокоился о том, какое наказание Хичоль выдумает для своих младших детей, когда узнает, что Тэян-султан сам поднял запретную во дворце тему, которую хатун так неосторожно поддержал, по большей части, из-за своего упрямства и нежелания уступать перед трудностями и загадками на своём пути.       — Да, Донхэ-хатун? — отзывается Хёнвон, медленно поворачиваясь на зов хатун и вопросительно поглядывая на него, словно ожидая продолжения разговора, видимо, полагая, что у парнишки есть какое-то поручение для него. Но Донхэ рассчитывает, наконец, поговорить с Хёнвоном и примириться со слугой, едва не пострадавшим из-за его выходок, потому рыженький хатун, немного помявшись и аккуратно поправив кольцо на своём указательном пальце, ещё хранящее довольно слабый отголосок запаха султана Ли Хёкджэ, негромко продолжает говорить:        — Ты… злишься на меня?       — Я не злюсь, Донхэ-хатун, — мягко возражает омега с запахом винограда, тихо вздыхая. — Даже если бы хотел, я попросту не имею на это права. Но твоя энергия… она безумна, понимаешь? Мы едва избежали казни по милости Хичоля-султан. По-хорошему, тебе нужно в ноги к нему упасть и благодарить за всё: за праздник, и ту милость, которую он оказал тебе после всего, что ты наговорил. Скажи честно, тебе хоть немного стыдно за то, что ты натворил? Ты понимаешь, насколько всё серьёзно? А если бы кто-то, кроме хасеки, услышал, что ты так опрометчиво сказал? Ещё и Хичоля-султан провоцировал…       — Но в отношении Тэяна-султан я не сделал ничего плохого… — неуверенно отвечает Донхэ, продолжая смотреть на Хёнвона с опаской и надеждой. — Почему хасеки так разозлился из-за этого проклятого персика…       — Дело было не в персике, — высокий омега всё-таки присаживается рядом с хатун, принимаясь аккуратно поправлять на Донхэ его рубашку. — Указания хасеки должны исполняться безукоризненно, даже его собственными детьми. Это порядок дворца, с которым тебе придётся смириться. Хасеки управляет делами гарема, потому ты должен его слушаться. Да и зачем ты начал его злить? Чего ты добивался?       — Я… не знаю, — честно признаётся хатун, пожимая плечами и не находя никакого разумного ответа, который мог бы его оправдать. — Мне никто ничего не рассказывал об этом Химчане, так что…       — Да замолчи ты! — Хёнвон испуганно смотрит в сторону небольшого окна и зажимает Донхэ рот, не на шутку заволновавшись. — Если ты продолжишь упоминать его имя при других, нам головы отрубят, и никаких объяснений слушать не станут. Как ты не понимаешь, что во дворце достаточно только одного слуха, чтобы донести его до Шивона-ага или до Хранителя покоев, и тогда уже никто разбираться в происходящем не станет — казнят тут же. Это запрет султана, который нельзя нарушать!       — Так расскажи мне, что произошло, один раз, — предлагает Донхэ, убирая руку слуги от своего рта. — Хотя бы один раз, чтобы я понимал, что здесь происходит, и больше не лез на рожон. Когда я ещё доберусь до летописей, если Инсон-ага пытает меня с написанием корейского алфавита?!       — Донхэ, я жить хочу, — высокий омега недовольно покачивает головой, снова покосившись в сторону окошка. — И ты, думаю, тоже. Это запретная тема. Я даже с Сюмином и Чондэ это не обсуждаю, хотя они, как ты понял, были прямыми участниками событий. А ты повёл себя очень глупо и безрассудно.       — Хёнвон-а, ну пожалуйста, — умоляюще произносит хатун, тоже покосившись в сторону окошка и, задёрнув его полупрозрачной шторой, кивает головой на диванчик у окон, ведущих наружу. — Давай сядем там и ты мне всё расскажешь. Мне нужно понимать, что произошло с этим супругом султана. Я любую твою просьбу исполню, только расскажи мне об этом…       Несколько секунд слуга недоверчиво смотрит на Донхэ, из-за чего тому приходится собрать всю свою выдержку в кулак, чтобы заново не сорваться в приступе эмоций. — «Я должен понимать, что произошло с этим Химчаном-султан…» — уверен этот рыжеволосый омега. — «Чтобы не допустить такой ошибки до своего побега…»       — Ладно, — сдаётся омега с запахом винограда, поднимаясь на ноги и приглашающим жестом указывая Донхэ на диванчик. — Но ты должен мне пообещать, что ты больше не будешь поднимать эту тему. И вообще — лучше делай вид, что ты совсем ничего об этом не знаешь, даже при детях султана. Так будет лучше для всех, если ты, конечно, умеешь держать своё слово.       — Конечно, Хёнвон, я обещаю, что вообще буду делать вид, что никогда и не знал этого имени, — Донхэ послушно кивает головой и встаёт с постели, следуя за своим слугой, чтобы присесть на краю мягкого диванчика. — Но только… как ты думаешь, хасеки ещё никому не рассказал о моих ошибках? Шивону-ага, Хранителю покоев или даже самому султану?       — Я не могу знать наверняка, Донхэ, — сероволосый омега мягко поправляет хатун, но парнишка уже не кажется таким испуганным или недовольным, как несколько минут назад. — Хасеки, знаешь ли, о своих делах передо мной не отчитывается. Но я не думаю, что он хоть кому-то обмолвился об этом. Если бы слухи дошли до султана, ты бы скорее всего уже был мёртв или брошен в темницу. Тебе очень повезло, что хасеки проявил величайшую милость и не стал губить тебя, да и меня заодно.       — Если всё так, как ты говоришь, то я буду очень осторожен, — твёрдо произносит хатун с запахом грейпфрута, поджав губы перед тем, как продолжить, и немного помолчав. — И я прошу у тебя прощения за происходящее, Хёнвон. Вы просто держите всё в секрете и… я так испугался, что с тем супругом султана случилось что-то плохое из-за его ошибок, вот я и…       — Нет, дело не в ошибках, — Хёнвон начинает говорить тише и осторожнее, то и дело поглядывая в сторону окошка, чтобы убедиться, что никто не проходит по коридору верхнего этажа. — Дело в любви, слишком большой любви, которая затмила собой все прочие мысли.       Закивав головой, хатун усаживается поудобнее и замолкает, приготовившись слушать. — «Нужно не упустить ни одной детали», — уверен Донхэ. — «Хватит уже мне совершать столь опасные ошибки. В данный момент моя жизнь и жизни моих друзей нам не принадлежат. Следует быть осторожнее…»       — Я не буду рассказывать тебе всю предысторию, так как история Войны Трёх Миров займёт не один час, — предупреждает его Хёнвон, внимательно глядя на притихшего хатун. — Так что я начну с самого окончания этой многолетней войны, когда наш султан Ли Хёкджэ хан Ынхёк вернулся домой с окончательной победой над Китайским царством. Во дворце у него уже было два супруга и пятеро детей, о которых тебе говорил Тэян-султан, вдобавок в Японском королевстве его третий супруг, принц Джеджун-султан, подарил нашему Повелителю двоих славных малышей.       — Ты так говоришь, словно видел их лично, — усмехается Донхэ, прибирая чёлку со своего лица, и удивлённо замирает в этой позе, когда смех слуги отвлекает его. — «Султан что, брал с собой слуг на войну? Своих наложников на поле битвы?!» — в голове хатун снова возникают не самые радужные мысли о строгом правителе, но Хёнвон тут же поясняет причину своего смеха:       — Я их видел, когда Джеджун-султан приплыл на корабле сюда на четвёртый никях султана со своим новым супругом. Разумеется, он взял с собой детей, ведь те тоже волновались об исходе войны и скучали по нашему Повелителю. Да и со своими братьями они наконец познакомились.       — И что, Хичоль-хасеки так спокойно встретил японского принца и его детей? — недоверчиво уточняет рыжеволосый омега, прищурившись от довольно ярких воспоминаний о строгом супруге местного правителя, который с той самой минуты, как узнал о новом хатун, начал пристально следить за ним. — Принц — это ведь не раб, как все мы, во дворце. Наверное, было очень весёлое знакомство?       — И да, и нет, — Хёнвон пожимает плечами, задумавшись, чтобы точнее вспомнить те происходящие события и не солгать Донхэ. — Конечно, не всё было спокойно при их встрече, ведь, как оказалось, они во многом похожи в плане характера, но вреда японскому супругу и его детям хасеки бы не причинил. А дети… на то они и дети, даже подружились немного. По крайней мере, Джеджун-султан хасеки с тех пор очень уважает, особенно после того, как их дети повздорили из-за случайности.       — Повздорили? — любопытно переспрашивает хатун, пока мало что понимая из слов своего слуги: для него понятие «уважение» не очень хорошо вяжется с историей о том, что дети супругов Ли Хёкджэ поругались в процессе знакомства. — Из-за этой истории и запрещено говорить о…       — Что? Нет, там всё намного проще, — отмахивается омега с запахом винограда, успокаивая Донхэ. — Дети Джеджуна-султан не очень хорошо знали корейский, и пока они играли с близнецами, произошло недоразумение. Мальчики разыгрались и, видимо, слишком сильно толкнули одного из детей, что тот даже упал. Ну и хасеки и японский принц это увидели.       — И что произошло? — уточняет Донхэ, думая, что он может предсказать исход той встречи, зная о том, какой характер у хасеки-султан. — «Если и Джеджун-султан такой же самодовольный и вспыльчивый, то, наверное, скандал был ужасный…»       — Да всё довольно быстро разрешилось: хасеки сам извинился перед Джеджуном-султан и его сыном, и детей своих отчитал, — продолжает Хёнвон свой рассказ, наблюдая за тем, как хатун удивлённо на него таращится. — А чего ты так удивляешься? Я же сразу тебе сказал, что наш хасеки справедлив и честен, даже в отношении собственных детей. Ну и в целом, после этой истории, Джеджун-султан и Хичоль-султан и поладили, да и мальчики тоже быстро помирились, так что все они до сих пор общаются друг с другом и пишут письма. Ну и четвёртого супруга султана они, в том числе и валиде, полюбили также сильно, как и наш Повелитель. Да что там, его полюбили все обитатели дворца, и даже всё наше государство. Всё-таки это был удивительный омега с чистой душой, которая отправилась к Аллаху…       — Почему? Что в нём было такого особенного? — Донхэ тянется к столику, который после завтрака был отодвинут к диванчику, и берёт с него кружку с шербетом, делая из неё пару глотков. — Тэян-султан говорил, что его нет в живых уже целый год…       — Это был очень добрый омега, — отвечает Хёнвон, печально улыбаясь. — Они познакомились с Повелителем практически случайно: султан Ли Хёкджэ с янычарами проезжали базар по своим делам, и неожиданно конь Повелителя перестал его слушаться — не реагируя на команды нашего султана, его чёрный как смоль конь пошёл за проходящим мимо омегой, как очарованный. Султан Ли Хёкджэ не стал его останавливать, и так он со своими янычарами добрался до самого дома этого омеги, после чего они с этим добрым парнем и познакомились. А дальше всё было, как в сказке — они влюбились друг в друга практически с первого взгляда, и в скором времени был проведён обряд никяха.       — И другие супруги султана спокойно приняли его? Как они вообще мирятся с тем, что с их альфой ночи разделяют и другие наложники? — переспрашивает Донхэ, хоть он уже понимает, что если трое супругов поладили, то и с четвёртым, скорее всего, в их взаимодействии проблем не было. — «Или всё-таки были…»       — Да, они были очень добры к нему, так как все видели, как сильно он любит нашего Повелителя, — продолжает рассказывать сероволосый омега с запахом винограда, немного погрустнев. — А наш султан также сильно любил его. А касаемо того, о чём ты говоришь… Тебе, наверное, никто на этот вопрос не ответит — супругов Повелителя об этом лучше не спрашивать, а я люблю и уважаю султана Ли Хёкджэ как нашего правителя, а не как своего альфу, потому не могу тебе ничего сказать по этому поводу. Но в нашем мире это обычный порядок вещей — супруги султана не могут претендовать на него в полной мере, ведь в первую очередь Повелитель должен думать о том, чтобы после его смерти престол занял его наследник. Но то, что я могу сказать тебе точно — всех своих супругов наш султан любит всем сердцем, и каждого по-особенному.       — «Это всё звучит так странно…» — призадумался Донхэ, почёсывая свой затылок. — «Один альфа может любить четверых омег… А что чувствуют они? Как можно любить альфу, зная, что в любое время с ним может разделить ложе другой?»       — А как же истинность? — несмело вопрошает хатун, поджимая губы и стараясь не выдавать то, как сильно его волнует этот вопрос. — В смысле… не могут же все супруги султана быть его истинными, правильно? Что произойдёт, если кто-то из них встретит истинного среди тех же янычар или евнухов?..       — В таком случае лучше бы супругам Повелителя не встречать своих истинных, — вздыхает Хёнвон, покачивая головой. — Да и не только им. Любому наложнику из гарема, будь то простой омега или гамма, или хатун, или даже супруг Повелителя — запрещено искать среди альф своих истинных. Если таковой обнаружится, его скорее всего казнят. Отчасти поэтому мы и прикрываем свои лица перед альфами, и в дни течки мы не появляемся в местах, где могут быть янычары. Знаю, это звучит жестоко, но таков закон. Истинный альфа так или иначе не сможет удержаться, чтобы не полюбить своего омегу или гамму, так что исход довольно предсказуем, а отсылать такого альфу из дворца очень опасно — он может захотеть похитить своего истинного.       — Звучит не просто жестоко — это ещё и очень странно и непонятно, — бубнит Донхэ, встряхнувшись, чтобы перестать думать о невесёлых вещах касаемо многожёнства и возможной гибели истинных альф у обитателей гарема. — То есть, этот омега встретил своего истинного и их казнили?..       — Ты вечно спешишь сделать какие-то выводы, — с беззлобной усмешкой отвечает слуга, снисходительно наблюдая за озадаченным хатун. — Я завёл разговор про истинность только потому, что ты об этом спросил. А с этим супругом Повелителя вышла вот такая, не очень радужная история. Этот омега был очень добрым: он то и дело выходил в народ и общался с людьми, передавая Повелителю их просьбы. Наш султан прислушивался к нему и было выпущено много указов для улучшения жизни нашего народа. Люди начали не только уважать и бояться, но и любить султана Ли Хёкджэ как мудрого и достойного правителя, во многом благодаря поддержке его супруга. Но, когда омега забеременел, оказалось, что он болел анемией. В его роду это было наследственное заболевание, и, хоть обычно оно доставляет людям мало проблем при должном наблюдении за состоянием здоровья, у его рода в случае беременности эта болезнь оказывалась смертельной…       — То есть, султан знал о том, что его супруг может умереть — и всё равно захотел, чтобы тот родил ему ребёнка? — ужаснулся Донхэ, зажимая рот рукой и даже отодвинувшись от омеги, который тут же помрачнел от слов хатун:       — Я ещё раз говорю тебе, Донхэ — сперва дослушай, а потом делай выводы. Нет, к сожалению, наш Повелитель не знал об этой печальной особенности рода своего супруга. Никто из нас не знал. Этот омега попросту умолчал об этом, видимо, надеясь, что он сумеет обмануть судьбу и подарить Повелителю дитя…       — Он что — самоубийца? Если в роду омеги и гаммы умирали при родах из-за анемии, то стоило сказать об этом, — ворчит Донхэ, стараясь не думать о том, что он сам сейчас скрывает от всего дворца тот факт, что сам хатун — «бракованный», как называли таких, как он, в Греции. — Если султан не отказался от валиде после того, как тот стал бесплодным, то и от него бы не отказался…       — Тебе легко рассуждать, Донхэ. — негромко отвечает слуга с запахом винограда, легко похлопав его по руке. — Но не стоит осуждать добрую душу, отправившуюся к Аллаху. Мы уже никогда не узнаем, чем он руководствовался и почему решил так рисковать, но… Думаю, он и вправду хотел подарить Повелителю наследника. Но он не справился и… во время родов погибли и он, и дитя. И тебе очень повезло, что ты не был во дворце в то время. Такое горе… оно коснулось каждого из нас, и особенно оно сказалось на нашем Повелителе.       — Я не хотел сказать ничего плохого, просто… такое самопожертвование очень странно для меня… — нерешительно произносит Донхэ, тут же добавляя. — Хотя... можешь не продолжать. Если я готов на всё ради своих друзей, то и этого омегу мне стоит понимать хотя бы в этом вопросе. Но… хочешь сказать, это с тех пор султан такой печальный?       — Да, он целый год проводил ночи в покоях своего почившего супруга, — согласно отвечает Хёнвон, погрустнев и продолжая говорить ещё тише. — Сюмин и Чондэ прислуживали этому омеге и после его смерти, конечно, они вернулись в гарем, но я почти уверен, что Повелитель никогда не призовёт их на ночь, в дань уважения к своему почившему супругу. И с тех пор имя этого омеги под запретом, потому что нашему султану до сих пор больно слышать его. Донхэ, Повелитель только начал оживать после этой потери, потому я прошу тебя — не навлекай гнев на свою и мою головы, не касайся этой темы больше никогда. Если ещё и Тэян-султан проговорится о том, что это он рассказал тебе об этом…       — Хасеки же не обидит своего сына? — встревоженно вопрошает рыженький хатун, нервно сглотнув. — Ведь так? Может, тебе сходить и узнать, в порядке ли мальчик?       — Донхэ, не глупи, — Хёнвон даже отодвигается от паренька, удивлённо на него посмотрев. — Да, Хичоль-султан требователен ко всем, а особенно — к своим детям, но собственного ребёнка он из-за такого не обидит, особенно если учесть, что практически никто вашего разговора не слышал. Возможно, его поругают, если Тэян-султан проговорится, но не больше. Он член правящей династии, как-никак. В этом отношении у детей султана во дворце даже больше прав, чем у супругов, ведь у наложников нет крови султанского рода, так что всё с ним будет хорошо. Правда, я очень сомневаюсь, что после вчерашнего тебя или меня ещё хоть раз к нему подпустят…       Их прерывает стук в дверь, после которого в комнату заходит один из евнухов, высокий и темноволосый Роун, которого Донхэ запомнил по приказам Шивона-ага. Найдя хатун взглядом, кастрированный альфа со слабым запахом ладана вежливо кланяется Донхэ, а затем коротко произносит:       — Хасеки-султан прислал меня за Донхэ-хатун. Он просил передать, что у Инсона-ага нет свободного времени, потому Донхэ-хатун будет сегодня учиться вместе с младшими детьми Хичоля-султан, Тэяном-султан и Тэмином-султан. Собирайтесь на занятие прямо сейчас, я подожду снаружи.       — Или подпустят… — тихо добавляет Хёнвон, ошарашенно провожая евнуха взглядом и, тут же подскочив на ноги, кидается к постели хатун, чтобы достать из-под неё повседневную обувь Донхэ, нежелающего ходить по ковру в этих странных туфлях. Решая не сопротивляться, Донхэ затихает, обдумывая услышанное. — «Он запретил мне подходить к его детям, но сам же назначает занятие вместе с ними… Это что, какая-то проверка? Или даже… ловушка?»

***

      Донхэ устало стонет, навалившись на стол, за которым он сидит, и практически распластавшись по нему. Парнишка рассчитывал, что на занятии вместе с детьми султана, он измотается намного меньше, но, к его сожалению, всё было с точностью до наоборот: близнецы довольно ловко решали математические задачки, по сравнению с Донхэ, который даже не знал, как правильно называются корейские цифры и числительные, из-за чего на фоне мальчиков он явно отставал.       Хатун не знает, на что рассчитывал хасеки, посадив его вместе со своими с детьми, с которыми Хичоль-султан сам запретил ему разговаривать, но разозлить парнишку хасеки сумел без труда — Донхэ понял, что ему совершенно не хочется быть глупее этих сообразительных мальчишек, которые, как хатун кажется, еле сдерживаются, чтобы не обсмеять его пробелы в знаниях. Вдобавок и Инсон-ага, ворчливый наставник, больше не зацикливает на нём своё внимание, и по большей части занимается именно с детьми Хичоля-султан, заставляя ничего не понимающего Донхэ записывать себе озвученные ответы.       Одно радует новоявленного хатун: слуг наставник не допустил до занятия, оставляя их снаружи, в соседней комнате. Так, по крайней мере, о позоре Донхэ узнают не так много людей, несмотря на то, что Инсон-ага наверняка донесёт о его «успехах» Хичолю-султан. — «А если ещё и мальчики разнесут эту новость по всему дворцу…»       — Так, ясно. Раз Донхэ-хатун всё ещё плох в чтении, то перейдём к географии. Сейчас я пошлю слугу за картой, а вы, мальчики, пока вспоминайте, как называются наши провинции — и сидите тихо, — строгий наставник погрозил близнецам пальцем и, собрав со стола свои свитки, мужчина с запахом подсолнуха выходит из комнаты для занятий, отправляясь, видимо, к слуге, чтобы передать ему уже не нужные сегодня свитки и наказать принести откуда-то карту Кореи. Донхэ не успевает задуматься о том, насколько большая территория этого государства, как мальчики, сидящие слева от него, практически синхронно поворачиваются к нему и с любопытством смотрят на притихшего хатун.       — Ты же тот самый хатун, который появился у нас во дворце несколько дней назад? — чересчур смело вопрошает мальчик с запахом рябины, синеволосый и так похожий на местного правителя Тэмин-султан, одёргивая свою гладкую рубаху цвета охры торчащую из-под полосатого жилета. — Правильно, Донхэ-хатун?       — Да, Тэмин-султан, всё так и есть, — тихо отвечает Донхэ, решив, что игнорировать вопросы детей султана определённо не стоит. — «Хичоль-султан же сам назначил мне занятие вместе с ними», — успокаивает себя парень. — «Я только напугаю мальчиков, если буду шарахаться от них и молчать. Это, по крайней мере, невежливо».       — Мама сказал, что ты кореец, но почему-то совсем ничего не знаешь о нашей стране. Почему так? — любопытствует мальчик, невзирая на слабые попытки Тэяна-султан заткнуть его, дёргая брата за рукав. — И перед Тэяном извиниться ты не хочешь? Вообще-то ему вчера попало из-за тебя.       — «Из-за меня?!» — Донхэ очень захотелось вспылить, чтобы этот мальчик, так похожий на хасеки, не смотрел на него также самодовольно. — «Ведь я не настаивал, чтобы Тэян ел этот персик! Разве что он признался, что рассказал мне о Химчане-султан…»       — Да, Тэян-султан, я прошу прощения за то, что произошло вчера, — всё-таки произносит парень, решая, что он, как более взрослый, всё-таки должен сам нести ответственность за прошлый разговор с сыном султана, ведь прикрываться ребёнком в случае своей ошибки неразумно и подло. От этих слов черноволосый близнец перестал тянуть брата за рукав и любопытно посмотрел на Донхэ-хатун, словно не зная, за что именно тот просит прощения. Но ирония была в том, что парень не мог извиниться более конкретно: Донхэ попросту не знал, рассказал ли Тэян обо всём их разговоре даже брату, потому не мог так рисковать и говорить свободно.       — Всё в порядке, Донхэ-хатун, — Тэян-султан, в тёмно-красной рубашке и идентичном жилете с мелкими пуговицами в передней части, торопится закончить с этими извинениями, не скрывая, насколько ему неловко вспоминать вчерашний разговор. — Всё-таки я сам нарушил правила, о которых ты не знал, так что надеюсь, что ты насладился праздником.       — Тэян, он должен как-то отплатить тебе, — Тэмин легко тыкает брата локтем в бок, задумчиво оглядывая оторопевшего хатун перед собой. — Мама всегда говорит, что ошибки необходимо отрабатывать, иначе от извинений не будет никакого толка.       Донхэ чуть было не поперхнулся от возмущения, покосившись на нагловатого паренька. — «А ведь верно вчера Тэян-султан сказал: их очень легко различать», — убеждается хатун, раздумывая над тем, что ответить мальчику. В своё время они с Мином общались примерно в похожем тоне, но довольно быстро подружились. Здесь же, этот гамма, конечно, ещё не выводит Донхэ из себя, но такая манера поведения его начинает определённо раздражать. В этом плане более рассудительный Тэян-султан кажется хатун намного приятнее.       — И что же мне сделать, чтобы отработать свою ошибку? — Донхэ-хатун старается говорить как можно спокойнее, чтобы не сорваться в очередной раз: он понимает, что любое его недовольство Тэмин-султан может пересказать хасеки, и тогда проблем у парнишки только прибавится. Он рассчитывает, что Тэмин попросит что-то простое, из разряда какой-нибудь еды или украшений, потому и старается не перечить смелому мальчику, но тот, хитро переглянувшись с братом, уверенно выпаливает:       — Поиграй с нами.       — Поиграть? — изумлённо переспрашивает хатун, даже растеряв свои пыл и неприязнь: теперь он удивлённо таращится на мальчика, так как такого предложения он никак не ожидал. — А во что? Да и… разве хасеки-султан разрешит?       — Да хоть даже и в догонялки, — Тэмин-султан даже заёрзал на месте от нетерпения и скопившейся в нём энергии. — Сверстников у нас нет, братьям уже не до нас, а со слугами особо не поиграешь. И вообще, ты должен нас слушаться, ведь мы члены правящей династии!       Донхэ не знает, всерьёз ли один из близнецов старается припугнуть его или же просто шутит, но это ему кажется не такой уж и серьёзной угрозой. По крайней мере, хатун беспокоился бы больше, если бы не вчерашний разговор Тэяна-султан со слугой хасеки: судя по всему, даже учитывая собственный высокий статус, мальчики слушаются Хичоля-султан, и об этом нужно помнить в первую очередь. А тот был довольно прямолинеен в своих указаниях на счёт того, насколько далеко Донхэ нужно держаться от его детей.       — Мальчики, я бы с удовольствием с вами поиграл, но я не могу ослушаться хасеки, — парнишка выбирает самый подходящий, по его мнению, вариант: передать принятие решений Хичолю-султан, чтобы не он сам был виноват из-за своего отказа. — «Вероятно, именно такой ответ будет самым честным для меня, если это проверка от хасеки?» — Донхэ пытается убедить сам себя в том, что он поступает правильно. — «Даже если он рассчитывал на то, что я буду выдумывать какие-то причины для отказа, с чего я должен это делать? Раз Хичоль-султан говорил о том, что мне нельзя подходить к детям султана, пусть он им и объясняет происходящее, правильно?..»       — Если проблема только в этом, то мы решим этот вопрос, — судя по хитрому взгляду Тэмина-султан, у него уже есть какой-то план. — Мама сегодня хотел прогуляться с нами в саду, помнишь? Мы убедим его, что Донхэ-хатун нужно пойти с нами, и там он с нами поиграет.       — И как мы убедим маму? — Тэян-султан настроен на подобную идею с большим сомнением, чем его брат-близнец, потому мальчик смотрит на Тэмина, как на безумца, не то желая его переубедить, не то — предложить водички. — Вчера он был так недоволен… Думаешь, он захочет увидеть Донхэ-хатун снова?       — Захочет, — уверенно отвечает мальчик, тряхнув головой, отчего его отросшая чёлка немного закрывает Тэмину глаза. — Я сам слышал, как он утром говорил Шивону-ага, что Донхэ-хатун не умеет себя вести. Если мы ему скажем, что на занятии Донхэ-хатун вёл себя очень хорошо, то он разрешит нам поиграть с ним в саду.       — Ну, давай попробуем, — вздыхает Тэян-султан, судя по всему, как и Донхэ, понимая, что Тэмина-султан уже не удастся отговорить от этой задумки. Более того, времени на разговоры у них уже не остаётся, так как за дверью раздаются приближающиеся шаги Инсона-ага, которого лучше бы не раздражать, потому мальчики тут же поворачиваются обратно к своим записям, и Тэмин-султан едва успевает шепнуть в сторону Донхэ:       — Будь готов, Донхэ-хатун.       И, как ни странно, именно похожесть мальчика на Хичоля-султан заставляет рыжеволосого хатун не отмахиваться от слов Тэмина так просто.