Луна, став полной, пойдёт на убыль

— Старейшина Шэнь… Шэнь Юань вырывается из полудрёмы и распахивает веки, чтобы выпрямить спину и перестать подпирать кулаком щёку. Он чересчур утомился от шума на первом этаже, резких запахов и не очень-то вкусных блюд. Незнакомец в доули, маске и чёрных одеждах дополнительно подбросил пищи для размышлений. Прощание оставило кучу недомолвок. Во-первых, откуда ему было знать, что он разговаривал с Мастером меча Куанхуа? Ведущая часть близких людей не способна отличить по внешности близнецов, а тут — дело удачи? Или услышал, как Шэнь Юань представлялся хозяину лавки? Во-вторых, отчего не показал лицо или хотя бы не представился? Немудрено, что внутренние переживания после полученных шрамов и травм не позволили ему «обнажиться». Но что особенного в имени? К чему туманное обещание встретиться в грядущем? Он был кем-то, кого Шэнь Юань знал, но позабыл? Оттуда смутное ощущение узнавания? — Ах, Гунъи Сяо, — младший из близнецов поднимается из-за письменного столика, чтобы с достоинством встретить адепта, к счастью, пока ещё не в привычных золотых одеяниях. — Очнулся? — Вы спасли меня. Этот Гунъи… — Не смей опускаться передо мной! Ты что удумал? Удаётся поймать его под локоть раньше, чем колени касаются пола. В памяти нещадно всплывает проклятое Ущелье и Ло Бинхэ, готовый молить о прощении. Готовый на что угодно, чтобы учитель не злился и не отворачивался от него. Шэнь Юань жестом предлагает сесть за обеденный стол, пусть на небе давно висит луна. Младший из близнецов пришёл, дабы «перекачать» ученику Старого главы свою ци и проследить за тем, что лечение взаправду было полезным. К счастью, лекарство помогло. — Поведай, — начинает Шэнь Юань, — что произошло? Почему ты один? Так получается, что оба сидят возле окна. Плавно парящий в комнате край тюля сперва настораживает — складывается впечатление, будто снаружи кто-то есть. Шэнь Юань опасливо щурится, но, в конце концов, отбрасывает глупые мысли. Чужой энергии не ощущается, а комната завешана защитными талисманами. Никакой не сработал — не стоило тревожиться. — Старейшина?.. — Ничего, продолжай, — Шэнь Юань с мягкой полуулыбкой подбивает юношу на откровение. — Итак. Как вышло, что ты единственный отправился в Пиньхао уничтожать данную напасть? Тебе не выдали помощников? Понурив голову, ученик Дворца Хуаньхуа вздыхает. Сейчас он отдалённо похож на того статного юношу в золоте. Да, несомненно, после болезни любой будет выглядеть непривлекательно — чего ворчать? Однако в сию секунду он был просто красавцем, коего непременно хотелось погладить по голове и хорошенько накормить чем-то вкусным, дабы приободрить и позволить восстановиться. — Нас было шестеро… Многие собратья роптали перед сильными демонами из-за Собрания союза бессмертных. Как и помнили, чем закончилась другая важная миссия — в городе Юн. Поневоле Шэнь Юань раскрывает веер и прячет губы. Город Юн — вторая глубокая рана на душе, связанная с главным героем. После Равнинной пещеры сотни душ, будь она неладна миллион раз, Ло Бинхэ переквалифицировался (временно!) в гомосексуалиста. Ясно, что первый сексуальный опыт оставлял неизгладимое впечатление на любого, тем более на впечатлительного юношу. И впечатлительным юношей больше года назад Ло Бинхэ отправился в Бездну. Из неё протагонист выберется обольстительным натуралом. Или как максимум би. Самолёт ведь сам намекнул, что по дебильной задумке горе-писаки (по своей задумке) первой потенциальной влюблённостью главного героя обязан был стать учитель. Но то ли запала не хватило, что было хорошо в данном случае, то ли Сян Тянь Да Фэйцзи в кои-то веке не позабыл про остатки совести. — Разве повод роптать? Как можно стать достойным заклинателем, если не готов погибнуть во имя благого дела? Бросать брата, — Шэнь Юань негодует, — поступок, что не красит. Да и испугаться даолаогуя?.. — Уверяю, Старейшина Шэнь, на всё исключительно моя вина. Этот адепт не заслуживал прощения за то, что предварительно не узнал: в здешних краях рос Корень осеннего соцветия. Поэтому братья перепугались. «Самолёт, конченный дебил, тебя убить бы за названия! Позволь, когда вернусь, выбить из тебя всю дурь веером или метлой, потому что это ни в какие ворота!..», — мысленно обращается к такому же попаданцу Шэнь Юань и кривится. Славно, что ученик сего не видит. Корень осеннего соцветия — штука, способная даровать существам высокий рост, крепкую, как скорлупу грецкого ореха, кожу и высокую регенерацию. Даолаогуй и в одиночестве сам по себе тварь довольно опасная, но защищённая слабо. А если к ядовитым дротикам прибавить броню и силу, получается не совсем радужно. Но настоящая засада, что Корень растёт рядом с поселением людей. У любых волшебных растений есть дурная особенность притягивать к себе всякую злобную чернь — демонов и иже с ними. И главнее то, что Самолёт позабыл среди мракобесия с «па-па-па» описать конкретное местоположение Корня осеннего соцветия. Определённо, мышиная сволочь заслуживает хорошенькой оплеухи. — Остальные ученики ушли, оставив тебя, — заключает Шэнь Юань. — А я не мог бросить жителей в беде. Какой правильный. Правильный, но абсолютно упёртый умница. Шэнь Юань щелчком складывает излюбленный веер и легонько касается краешком лба юноши. Чтобы как-то вразумить, отругать ровно настолько, насколько возможно. — Твои собраться заслуживают наказания. Ваши наставники и учитель, право, чересчур мягкотелы, если подобное в порядке вещей. Они ушли — ты едва не погиб. Какова цена мёртвого ученика? — риторически вопрошает Старейшина Шэнь. Гунъи Сяо складывает руки в почтительном жесте и произносит: — Вы правы. Этот адепт просит прощения за доставленные неудобства. — Что за ученик!.. Я имел в виду, что твоя жертва не стоила бы ни гроша, если бы ты погиб. Будь внимателен к себе, оставаясь добродетельным, старательным юношей. Ты, несомненно, гордость Дворца Хуаньхуа. Неужели получилось достучаться? Скорее всего, да. Гунъи Сяо прикрывает веки и с трудом сдерживает чувства. Естественно, о слезливом потопе или о пылких объятиях речи нет. Но едва ли во Дворце его хвалят достаточно и объективно, не пользуясь туманными дежурными фразами льстецов. Бездумно Шэнь Юань делает глоток остывшего чая из чашки, а потом кривится от отвращения, всё-таки проглатывая ту мерзость. Что еда, что напитки — сущее безобразие. — Скажите, а вы сумели… — заметно, как Гунъи Сяо колеблется, поэтому приходится кивнуть ему в ободрении. — Оправиться от Собрания? Оправился ли? Нет, конечно! Как в здравом уме можно позабыть, что через пять лет после своего падения в преисподнюю протагонист вернётся прокаченным демоном? Роль Шэнь Юаня доподлинно неизвестна, зато отлично известно: Шэнь Цинцю будет находиться под смертельной угрозой. Старейшина Шэнь улыбается краешками губ и виртуозно лжёт: — Мой ученик погиб героически. Мне, как учителю, остаётся гордиться и горевать. Но по правде, — короткая пауза, — всегда найдутся те, кто оставляют неизгладимый отпечаток в сердце. От Ло Бинхэ не осталось ничего, кроме распавшегося на осколки меча. Этот Мастер счастлив, что сумел предать их земле. — Вы сотворили могилу меча? — удивляется Гунъи Сяо. Чашка с премерзким чаем зависает в воздухе. (и зачем вновь взялся за коричневую мешанину?) Наверное, это взаправду… странно для некоторых. Если на Хребте отыскивались смельчаки, способные дать аккуратный комментарии о том, что по правилам необходимо было вернуть меч погибшего на пик Ваньцзянь, то в течение пары суток они перестали выказывать своё мнение. Да и Цинцю ожидаемо был недоволен таким исходом, но… Смолчал. — Ло Бинхэ был моим единственным учеником. Не скрою, мой поступок не назвать подобающим. Но мне не хотелось, чтобы меч выдающегося ученика просто находился среди… прочих. Пик Цинцзин помнил Ло Бинхэ. В груди неприятно сжимается. Не признать особое отношение к главному герою — кощунственно. Слова Шэнь Юаня шли именно от чистого сердца, лились естественной рекой без какой-либо продуманности заранее. Он не юлил, не пытался виртуозно выкрутиться. Ученик Дворца становится серьёзным. С чего бы? — Что ж, — Шэнь Юань поднимается, — пора бы тебе поспать, отдыхай. И мне не помешает немного вздремнуть, прежде чем мы отправимся в путь. — Вы собираетесь в логово даолаогуя? Корень осеннего соцветия и даолаогуй, мутированный благодаря причудливому растению — привлекательно невероятно. Не помешает набрать трофеев, отдать те Му Цинфану для изучения и сделать записи в дневнике. — Недопустимо пускать ситуацию на самотёк. Отныне нам известно, что легко не будет. Не переживай, ученики Цюндин справятся, а я их подстрахую. — Этот Гунъи готов отправиться с вами. Какое рвение — его бы в мирное русло. — Для начала — спи.

***

Давненько такого не случалось. Леса близ Пиньхао буквально пылают свежестью, лихой энергии свободы. Наверняка в бескрайних зелёных просторах, нарушаемых горными вкраплениями, с лихвой демонических существ и для временного утоления жажды потягаться — даже для ненасытного охотника, как Лю Цингэ. Неудивительно, что адепты с его пика более воодушевлены. Интересно, а как там Цинцю? Отчасти бессонница Шэнь Юаня обоснована переживаниями за брата. Занятие парным совершенствованием для всякого заклинателя дело непростое, требующее сосредоточенности и высокой степени доверия. А тут антагонист — от природы (и из-за прошлого) недоверчивый, брезгливый. Однако Лю Цингэ — достойный. Череда недомолвок и чудовищно глупых недопониманий нарушена, разрушена давным-давно. Бог войны пусть и гордый воин, для коего дипломатия — последнее, что вообще используется в общении, зато справедливый и помнящий добро. Сколько бы ци он ни влил в обоих близнецов, инцидент в пещерах Линси не забывался. «Помни до скончания веков! Не забывай, наша бешеная надежда на светлое будущее! Какое облегчение, что Цинцю удалось тебе помочь!» Шэнь Юань молится непонятно кому за благополучное завершение… этой затеи. Хижина останется свободна, поэтому никто не должен Лордам помешать. — Старейшина Шэнь, не переживайте! Мы справимся! — горячо заявляет Мин Фань, и его голос вырывает из раздумий. Байчжановцы глядят на учеников с Цинцзин с плохо скрываемой насмешкой — каждый считает себя сильнейшим. А уж те, кого стабильно колотил Бог войны, мнили себя грушами для битья с уникальными способностями. Отчасти так и было: попавшие на пик Байчжань при поступлении в школу маленькие заклинатели имели недюжинную силу или в «раскрытом» состоянии, или «припасённую». Безнадёжные туда не попадали. — Раз работаете сообща, не забывайте о важном, — по-стариковски начинает Шэнь Юань. — Кто из вас бы ни одержал победу, вы — представители одной школы. Соревноваться должны тогда, когда задание не смертельно. Защищайте друг друга, не забывайте про честь и достоинство. — Понятно, Старейшина! — отзывается ученик брата. До логова остаётся рукой подать. Ведущая часть учеников вырывается вперёд, но Цзи Цзюэ (что ему совершенно несвойственно) откровенно притормаживает. Идущий позади Гунъи Сяо (с кого пришлось взять клятву не лезть на рожон), очевидно, волей-неволей услышит их разговор. Почему смельчак-то медлит? — Старейшина Шэнь, разрешите спросить, — обращается юный заклинатель. — Да? — Тот человек, с которым вы вчера разговаривали в зале. Кто он? Воистину, талант пика Байчжань! Вот что означает влияние замечающего мелочи Лю Цингэ. Ученик растёт настоящим воином, способным глядеть по сторонам и в минуты, когда остальные расслабляются и пытаются насладиться едой. А кто тот загадочный незнакомец — славно бы знать. — Странник. Он не называл имени, однако не показался этому Мастеру враждебно настроенным. — Его лицо было скрыто, — настаивает Цзи Цзюэ. — Ты молодец, что не теряешь хватку, — без задней мысли хвалит чужого ученика Шэнь Юань. — Поначалу тот человек показался мне подозрительным, но, коротко побеседовав с ним, я выяснил причину скрытности: изуродованный в боях лик. — Он тоже заклинатель? — Без сомнений. Цзи Цзюэ хмурит брови и сжимает кулаки. Да только вымолвить ничего не успевает — Мин Фань громогласно сокрушается и к нему присоединяются прочие адепты. В этом разочарованном гуле сквозит юношеской обидой, поэтому Шэнь Юань отбрасывает секундный всколыхнувшийся страх. На открытой местности у каменистой лестницы, ведущей в пещеру тварей, разбросаны останки даолаогуев. Причём их разорванные конечности свидетельствуют о том, что Корень оказывает канонное влияние на существ, — крупнее «классических» в полтора раза. Но поразительно, что не видать ни намёка на загубленных людей. Целая толпа заклинателей побывала, что ли? Но они не остались бы незамеченными, а жители с длинными языками давно бы растрепали о волнующей новости. Да и где храбрецы, кто обязаны были пойти той же тропой и затребовать вознаграждение у местных? Или… Некто в одиночку управился? Был бы рядом кто-нибудь по силе равный хозяину Чэнлуаня, допустить ту вероятность не было бы не грехом. Однако если и так, назревает вопрос: где умелец? — Проверим пещеру и окрестности, — командует Шэнь Юань, призывая Куанхуа. Осмотр не даёт ничего, кроме убеждения: сотворено это не из-за распрей демонов. Мощь убийцы даолаогуев поражает, как и поражает находка, сделанная байчжановцем. Грузный юноша с вежливым обращением протягивает шёлковый тёмно-алый платок с чем-то завёрнутым внутри. Несомненно, в реальном — в том, ином мире — юноше справедливо дали бы прозвище «шкаф». Его ладонь чуть ли не размеров с голову! Шэнь Юань прочищает горло: — Благодарю. Внутри кусочек Корня осеннего соцветия. Его характерная особенность — тигриная окраска из тёмно-оливкового и чёрного цветов, а также соцветия сочно-морковного оттенка, что напоминают бутоны дерева. Корень ни с чем не спутать — не тому, кто прочёл дырявое произведение Самолёта. Какой прок оставлять ценность для тех, кто придёт после? На уме загадочный незнакомец в доули и маске. Шэнь Юань прячет платок в мешочек цянькунь, испытывая смешанные чувства.

***

Мурашки ползут по спине. Вернувшись в Пиньхао, от главы они узнали, что незнакомец без имени и лица доложил, мол, с проблемами было покончено. Брать плату отказался, однако настоял, чтобы вознаграждение выдали заклинателям с пика Цинцзин. Дело благое. Но какого хрена, а? Шэнь Юань не планировал становиться роковым обольстителем обрезанных рукавов, оставаться в долгу перед кем-либо, как и испытывать ощущение, словно его обвели вокруг пальца. На ум упорно не шло ничего, что указывало бы на истинную личность загадочного гея. «Это что — акт ухаживания? Кошмар!», — негодует Шэнь Юань, ведя внутренние монологи. Адская машина всё равно находилась в анабиозе и ничего вразумительного не сумела бы ответить. Шан Цинхуа фактически пребывал в том же состоянии выброшенного на берег попаданца, полагаясь на свою не менее дырявую память. Значит, надо расспрашивать его о заклинателе-Тени. — Мастер опасается за твоё благополучие, — мягко признаётся Шэнь Юань на границе, — мы могли бы проводить тебя. Низкий уважительный поклон и категоричное: — Не стоит. Премного благодарен Старейшине, — затем Гунъи Сяо обращается к ровесникам, — как и заклинателям школы Цанцюн. Спасибо за вашу помощь и щедрость. Про щедрость зря упомянул. Хотя, непозволительно было сделать что-то другое. Если незнакомец возложил ответственность за награду на Шэнь Юаня, следовало поступить по совести. Себе Старейшина не взял ни гроша, а вот между юношами «улов» разделил поровну. — Запомни, что на пике Цинцзин ты желанный гость. Если возникнут трудности, не стесняйся. «Потому что я-то знаю, что ты останешься вне корабля! Каким бы талантливым ты ни являлся, за Ло Бинхэ тебе не угнаться. Никому.»