Ломая оковы

7

      В дом Чонгука новобрачная пара добиралась в абсолютном молчании. Альфа был подозрительно тихим, не пытался заговорить или хоть что-то сделать. Пропустив омегу вперёд себя, он аккуратно прикрыл дверь, уходя в сторону кухни и наливая кружку холодной воды. Внутренний зверь рвал и метал, хотел быть ближе к своей паре, но человеческая сторона понимала, что сейчас невозможно было подойти ближе. Тэхён ещё слишком враждебно настроен, он даже не удостаивает иногда альфу взглядом, что уже тут говорить или даже думать о брачной ночи.       Кружка с громким стуком опустилась на столешницу, а голова склонилась к груди. Омега наблюдал, как напряглись мышцы на руках, которые с силой сжимали край стола. Тэ знал, что альфы в эту ночь больше всего подвержены инстинктам, и немного побаивался реакции Чонгука. Но и стоять в молчании всю ночь они тоже не могли.       — Что ты собираешься делать? — голос немного дрожал от страха, но омега упорно делал вид, что он ничего не боится.       Чон продолжал неподвижно стоять. Было слышно только тяжёлое дыхание, и скрип деревянной поверхности. Огромных трудов стоило сдерживать своего волка, чтобы не дать сорваться с цепи, не сотворить непоправимое. Ноздри широко раздувались, вдыхая как можно глубже бодрящий морозный аромат, который колючей свежестью оседал в лёгких. Наверное, прямо на шее, где находилась запаховая железа, феромон был просто сногсшибательный. Альфе до безумия хотелось его слизать, попробовать на вкус. Чтобы всё внутри скрутило от наслаждения, ведь запах Тэхёна мог приносить только его. Чонгук медленно обернулся, сверкая пожелтевшими глазами. Тяжёлый взгляд осматривал хрупкую фигурку, задерживаясь на венке из тигровых лилий в белых волосах. Ему очень льстило, что его пара решила таким образом показать принадлежность своему альфе. Только почему он так сделал, тот не знал.       — Почему лилии? — хриплым и слишком низким голосом прорычал Чон.       — Это ведь твой цветок, — омега заметно стушевался. — Я хотел хоть как-то показать тебе, что я не отталкиваю тебя совсем. Просто мне нужно время. Но я не собираюсь сегодня же под тебя ложиться, дикарь, — к концу предложения голос зазвучал громче и твёрже.       Он не собирался сдаваться вот так просто. Не даст подавить себя, потому что совершенно точно не хотел близости с Чонгуком.       — А, так вот в чём дело, — контроль постепенно ускользал из цепких лап, — я не такой, как альфы в твоей бывшей стае, снежинка.       Ласковое обращение само сорвалось с губ, а омега сильно округлил глаза. Его никто, кроме папы, не называл так трепетно. Снежинка. Тэхён понял, почему именно так. Из-за его морозного запаха, который отталкивал почти всех. Но Чону он нравился. Что-то нежное разлилось в груди, а волк внутри заинтересованно поднял бело-серую морду. На одно мгновение омега перестал бояться, разглядывая оборотня перед собой: у того очень тяжело вздымалась грудь, волосы взмокли от пота и прилипли ко лбу, во взгляде читался голод, но Чонгук ничего не делал. Не сдвинулся даже на сантиметр. Хотя ему дико хотелось прижать стройное тело к себе ближе, чтобы почувствовать омежье тепло.       — Я переночую в сарае, ты можешь ложиться спать. Когда мне станет немного легче, я вернусь обратно. Сейчас мне очень сложно себя сдерживать.       Быстро проговорив всё это, альфа выбежал на улицу, спешно скрываясь в стоящей рядом с домом постройке.       Тэхён же облегчённо выдохнул, усаживаясь на лавку. Он очень боялся, что Чонгук не сможет себя сдержать, и омега закончит так же, как и его папа. Но вышло совсем по-другому. Его не тронули, даже не подошли близко, сохраняя комфортную для него дистанцию. Почему-то стало не по себе, когда Чонгук ушёл. Было неприятно от того, что альфа вынужден был уйти из своего же дома. Стараясь об этом не думать, Тэхён бережно снял цветочный венок и положил на стол, расправляя кое-где примятые оранжевые лепестки. Всё-таки хорошо, что он послушал Джин-хёна и надел именно эти цветы на свои белоснежные волосы.       Укладываясь в большую, но холодную кровать, он смотрел на звёздное небо, гадая, как там сейчас поживает его папа. Тэхён только надеялся, что с ним всё в порядке, а Сонхва-хён присматривает за омегой, как и обещал. Убывающая луна светила в окно, а парнишка молился только о том, чтобы ещё хоть раз увидеть своего любимого родителя снова. День окончательно вымотал, и он провалился в беспокойный сон.       А Чонгук ещё долго не мог сомкнуть глаз, потому что пытался сдержать себя от ненужных действий. Тэхён был слишком красив сегодня. А тот венок из лилий просто вбил последний гвоздь в крышку гроба его сдержанности. Альфа и сам не знает, каким чудом ушёл от своей пары, аромат которой так дразнил чувствительный нюх, что чесалось всё тело. Главной задачей теперь было узнать, почему Тэхён так враждебно и агрессивно настроен. Чонгук уверен, что сможет найти путь к сердцу строптивого омеги, сможет растопить тот лёд, что успел сковать нежное и хрупкое сердце. Сделает всё возможное, чтобы он чувствовал себя в безопасности. Ведь для этого и нужна эта связь, чтобы всё существовало в балансе, где альфа крепкой стеной будет огораживать свою пару от всех невзгод, а омега — дарить покой и уют, скрашивая ненастные дни своим ярким светом и теплотой.       Тело просто горело от желания пойти в дом и прижать Тэхёна к кровати. И любить, любить, любить всю ночь напролёт. Дарить ласку и нежные прикосновения, которые постепенно перерастали бы в более страстные и жаждущие. Чонгук бы легко показал, как может быть с ним хорошо. Но от невозможности таких действий, кости просто выкручивало до боли в сжатых зубах. Альфа стойко держался всё время, пока зов гудел в голове, подгоняя ближе к своему омеге. Пометить запахом и, что более важно, своими клыками, которые разрывали острыми краями уже кровоточащую нижнюю губу. Только когда жёлтый свет померк в радужках, а дышать стало немного легче, Чон смог ненадолго уснуть, представляя себя в постели с Тэхёном, а не на колючем сене в его старом сарае. Но так было лучше, чем видеть страх в льдистых голубых глазах.       

***

      Яркие светящиеся голубые глаза следили за хождениями омеги по дому. Намджун держался просто превосходно для жаждущего свою пару альфы. А вот Джин был заметно напряжён, ходил из угла в угол и что-то бессвязно бормотал сам себе. Омега пытался настроить себя на предстоящую близость. Волнение становилось чересчур сильным, и Джун не мог этого не замечать.       — Джин, — голос хоть и прозвучал тихо, но утробные рычащие нотки делали его устрашающим, — что происходит?       Сокджин остановился посередине комнаты и непонимающим взглядом уставился на своего альфу.       — Ничего, просто я немного переживаю.       — Почему? — Намджун, правда, не понимал, что с омегой не так.       Задав вопрос, он выдохнул и прикрыл глаза, стараясь не вдыхать глубоко пропитанный сладким мандарином воздух.       — Меня давно никто не касался, и это теперь волнует меня.       — Ты не обязан со мной спать, Сокджин, — альфа старался сделать тон как можно мягче, чтобы не напугать ещё больше. — Я не собираюсь тебя принуждать. Не хочу так.       Омега подошёл совсем близко, обдавая своим сладким и одновременно свежим феромоном, и заглянул в голубые глаза, которые походили на самое чистое озеро зимой.       — Ты не принуждаешь, я сам этого хочу. Зачем же тогда я вступил в брачную связь с тобой? Ты поставишь мне метку, повяжешь узлом и мы навсегда закрепим наш с тобой союз.       Альфа отвёл взгляд, потому что смотреть на Джина, который говорил такие жестокие вещи, было невыносимо. Он много раз напоминал себе, что омега его не полюбит, но слышать каждый раз подтверждение было всё равно очень больно. Но и отказать он не может, потому что тогда в страданиях Джина не будет никакого смысла. Сокджин изначально отправился на Ночь выбора только для того, чтобы найти альфу для продолжения рода. Так решили старейшины южной стаи. А Намджун просто влюбился, как только увидел. В этом никто не был виноват. Так распорядилась Луна. И всё, что сейчас Джун может дать своей паре, кроме безграничной любви, это только согласие на его просьбу.       — Хорошо, — воздух медленно покидал лёгкие, пока Сокджин уверенно залез на напряжённые бёдра. — Сделаем так, как ты хочешь.       Голубой свет завораживал, заставляя омегу смотреть прямо в сверкающие радужки. Альфа определённо был красив: длинноватые белые волосы рассыпались шёлком по широким плечам, полные губы были красные из-за частых покусываний, а дыхание становилось прерывистым. Густой запах хвойного леса постепенно проникал в лёгкие, и омега с жадностью его впитывал. Конечно, он прекрасно знал, что это не его Соджун сейчас так близко, но поделать уже ничего не мог.       Джин видел, что альфу ведёт намного сильнее, чем его самого, и старался направить это бурлящее желание в нужное русло. Длинные пальцы обхватили горящие щёки, заставляя посмотреть прямо в янтарные глаза. Джун тонул. Тонул без возможности всплыть на поверхность и сделать спасительный вдох. Уже не выйдет. Он навсегда останется пленником этого прекраснейшего создания во всём Священном лесу. Их лица были так близко друг к другу, а губы омеги почти касались чужих.       — Не сдерживайся, отпусти своего волка, — чувственно шептал Джин.       И Намджун отпустил, послушался, с грудным рыком вжимая в себя нежное тело. Большие ладони оглаживали мягкие бёдра, пробираясь под рубашку, которую хотелось разорвать, чтобы ткань не мешала трогать желанное тело. Сокджин прикрыл глаза, отдаваясь моменту. За закрытыми веками сам собой возник образ погибшего мужа, и омега позволил себе на несколько мгновений представить, что это его руки с жадностью исследуют тело, что это его губы влажно целуют шею и его запах будоражит нутро. Только это был не Соджун. И не его руки, губы и запах, который только отдалённо напоминал можжевельник. Такой любимый и родной.       Рывком Намджун подхватил несопротивляющегося омегу, унося того к большой кровати с красивыми светлыми простынями. Альфа жадно слизывал с покрытой испариной кожи мандариновую свежесть и не мог оторваться. Омежий феромон действовал как наркотик. Джун бережно уложил свою пару на кровать, любуясь, как пепельные пряди рассыпались по подушке, а взгляд янтарных глаз заволокло пеленой. Такой Джин был ещё красивее. Но любоваться не было ни сил, ни времени. Возбуждение жаром оседало внизу живота и подстёгивало действовать ещё решительнее и быстрее. Одежда альфы улетела куда-то в сторону, и Сокджин позволил себе скользнуть взглядом ниже, по твёрдому торсу, к стоящему внушительному члену, на кончике которого поблёскивала капелька смазки.       — Не бойся, — проговорил Джун, нависнув над омегой, — я не сделаю тебе больно. Никогда не смогу.       — Я не боюсь.       Больше они не разговаривали. Альфа осторожно освободил свою драгоценность от одежды, позволяя себе разглядеть обнажённую смуглую кожу. В сравнении с его бледной, она казалась чистым золотом. Джина хотелось касаться постоянно и говорить, какой он прекрасный. Но Намджун знал, что такие проявления чувств будут лишними. Омеге эти слова ни к чему. Вместо этого он припал к торчащим коричневым соскам губами, вырывая из губ Сокджина задушенный всхлип. Тонкий стон мёдом разлился внутри, принося удовлетворение внутреннему зверю, который довольно вилял хвостом от того, что делает хорошо своей паре.       Неторопливые ласки сводили с ума, а омега всё это время мог думать только о Соджуне. Было проще получать удовольствие, когда за закрытыми глазами был его любимый. Поцелуи спускались ниже и вскоре достигли гладкого лобка, на котором уже была небольшая лужица липкой смазки, которую Намджун с удовольствием слизал. Свежесть цитруса взорвалась во рту невероятным вкусом, и альфа уже не мог себя оградить от этого лакомства. Небольшой и аккуратный член легко проскользнул в узкое горло, а из уст Джина сорвался первый громкий крик.       — Джун!       Намджун на одну секунду замер, не поверив, что его имя сорвалось в порыве страсти. Это вселяло хоть какую-то надежду на то, что, возможно, однажды его избранный искренне его полюбит. Узловатые пальцы пощипывали напряжённые бусины на груди, пока альфа старательно ублажал Сокджина, заставляя того метаться по простыням, сбивая их в кучу. Горячий язык проходился по каждой выпирающей венке, а палец оглаживал уже влажный вход. Но Джун не торопился, растягивая удовольствие любимого, подводя всё ближе к краю. И в какой-то момент Джин не выдержал, сбито требуя войти в него хоть чем-то. Указательный палец легко проскользнул в подготовленное нутро, и альфа чуть не взвыл от узости и жара внутри. Его омега был идеален везде. Хотелось поскорее заполнить его собой, но спешить точно нельзя было, потому что Сокджин ясно сказал: у него давно никого не было. И это возбуждало ещё больше. Второй палец вошёл тоже достаточно легко, а смазка всё продолжала сочиться, капая на постельное бельё. Сочный мандарин и терпкая хвоя смешались в один гармоничный аромат, только обостряя ощущения обоих. И если для одного это было просто райским сочетанием, то для другого — всего лишь заменителем давно забытого запаха, по которому успел истосковаться. Янтарные глаза так ни разу и не раскрылись, а альфа и не настаивал. Боялся разорвать итак хлипкую ниточку, которая хоть как-то связывала их двоих воедино.       Когда три пальца свободно двигались в истекающем смазкой проходе, Намджун осторожно вытащил пальцы и не смог удержаться от навязчивого желания слизать весь омежий сок с них. Что он и сделал, блаженно закатывая голубые глаза, потому что смазка его пары была самой вкусной для его волка. Он мягко подхватил под бёдра разморенного Джина и придвинул ближе к себе, приставляя налитую кровью головку к сокращаемуся вокруг пустоты входу. Не размыкая глаз, омега оплёл мощную шею Намджуна и прижал плотно к себе таким образом, что нос альфы оказался прямо у запаховой железы. Первый толчок, и крупный венистый член заполнил собой сразу наполовину, отчего Сокджин болезненно зашипел. Он уже успел забыть, каково это, когда в тебя входит толстый орган. Альфа на минуту замер, давая привыкнуть к себе, наблюдая, как омега прерывисто дышит, а лоб покрылся капельками пота. Губы были призывно распахнуты и Джун сорвался, вгрызаясь в манящие уста страстным поцелуем, одновременно вгоняя во влажную узость весь член. Сокджин громко промычал прямо в чужие губы, а ловкий язык альфы тут же проник в рот, вылизывая всё, до чего мог дотянуться. Так сладко и так запредельно хорошо Намджун не чувствовал себя никогда. Темп постепенно нарастал, стоны становились громче, а нос безостановочно вдыхал мандариновый феромон прямо у основания шеи. Пьянящая сладость просто срывала крышу, подгоняя альфу к пику. Он чувствовал, как набухает узел, пытаясь сцепиться с омегой, но Намджун не хотел заканчивать сейчас. Он обязан доставить удовольствие сначала своей паре. Которая, к слову, от постоянной стимуляции комочка нервов внутри себя, уже теряла связь с реальностью. Вязкая сперма выстрелила тугой струёй из небольшого возбуждения омеги, и только после этого Джун позволил себе загнать член вместе с узлом до конца, изливаясь глубоко внутрь. Клыки прорезали дёсны и на инстинктах вонзились в нежную шею Сокджина, помечая и запечатывая их брачную связь навсегда. Из последних сил омега вытянул голову и наощупь отыскал нужное местечко на шее, чтобы в следующую секунду оставить свой вечный укус.       В комнате слышалось тяжёлое дыхание двух сплетённых тел, которые пытались прийти в себя после оставленных меток. Джин чувствовал, как бережно, боясь сделать ещё больнее, альфа вылизывал кровоточащую рану, оставляя свой запах в его теле. Намджун аккуратно перевернул их на бок, чтобы переживать сцепку было удобнее, и утомлённый погрузился в чуткий сон. И только когда он уснул, омега открыл свои красивые янтарные глаза, из которых солёными дорожками текли слёзы.       

***

      Утро встретил Чимин в коконе чужих рук. Было жарко, но омега не думал двигаться. Чувство неловкости затопило с головой, пока двое братьев крепко его обнимали. На этот раз страха почти не было. Только смущение от того, насколько близко альфы находятся. Прошедшая ночь показала, что южане не дикари, и способны сдержать своих внутренних волков. Хотя сделать это после брачного обряда было слишком сложно.       Кое-как выпутавшись из оплетавших его конечностей, Чимин встал, бросая взгляд на мирно спящих близнецов. Грозные и серьёзные оборотни выглядели сейчас нежными щенками, которые от отсутствия нужного запаха рядом смешно морщили носы. Уголки губ сами потянулись вверх, потому что такая картина действительно умиляла. Но омега не мог стоять тут всё утро и любоваться. Нужно было привести себя в порядок и накормить своих уже мужей.       Всё ещё было непривычно осознавать, что Пак Чимин уже в прошлом. Сейчас он Мин Чимин. Главный омега южной стаи. Муж двух вожаков, которых боялись и уважали многие. И он понял, что его судьба сложилась не так уж и плохо. Его не обижают, никто даже не посягнул на его тело, требуя закрепить брачную связь навсегда. С пониманием отнеслись ко всем переживаниям и страхам Чимина. Пусть близнецы и пугали по началу, сейчас они вызывали только тепло и трепетное волнение. После сегодняшнего он совершенно точно мог сказать, что никто не причинит ему здесь вреда. Не потребует близости, пока сам он не готов. Чимин привыкнет, научится жить рядом со своими альфами.       В кладовке он отыскал засоленное мясо и яйца. Яичница вполне подойдёт для сытного завтрака. Разложив все продукты на столе, омега связал свои длинные волосы лентой и отправился растапливать печь. Каждый омега с севера знал, как это делать, и уже скоро на большой сковороде шкворчало тонко порезанное мясо и разбитые яйца. Чимин гордился собой. Впервые он накормит своих мужей вкусным завтраком. Глупая улыбка сама расползалась на лице от этого. Ему было интересно, как отреагируют на его старания Юнги и Юнхо. Было крайне важно, чтобы альфам всё понравилось. Хотелось угодить. Омежья сущность брала верх, и Чимин понял, что такой порыв к заботе исходил прежде всего от его внутреннего волка. Но он и не сопротивлялся.       Омега уже накрыл стол, когда за спиной послышался какой-то болезненный стон. Чимин обернулся, находя большими глазами двух сонных братьев. Юнхо стоял с закрытыми глазами и, судя по внешнему виду, пытался привести своё дыхание в норму. Правда, омега не совсем понимал, почему у него такая реакция.       — Доброе утро, — тихим голосом проговорил Чимин. — Я решил приготовить нам завтрак. Вчера вы заботились обо мне. Я хочу, чтобы сегодня вы попробовали то, что приготовил я.       — Луна, — Юнхо возвёл свои глаза к потолку, обречённо вздыхая, — разве может этот омега быть ещё идеальнее?       Чимин тут же смутился от таких лестных слов. Щёки покрыл лёгкий румянец, а нижняя губа попала в плен белоснежных зубов. Юнги ничего не говорил, даже не шевелился. Как только он вошёл в кухню, то увидел хрупкую фигуру, одетую в светлую домашнюю одежду. Их омега хлопотал у стола, расставляя всё необходимое к завтраку. Такое зрелище завораживало: так давно он мечтал, что будет просыпаться и видеть вот точно такую же картину. И его самое сокровенное желание сбылось. Так ещё избранный оказался настоящим красавцем. Юнги не видел до этого никого, кто был бы хотя бы наполовину так же привлекателен. Даже сейчас, когда смущённый омега опустил голову, покусывая свои пухлые губы, он был превосходен. Белые волосы были свободно завязаны чёрной лентой и забавно пушились, что говорило о том, что Чимин ещё их не расчёсывал. Альфа знал, как важно было для северных омег держать свои волосы в порядке и чистоте, поэтому когда увидел, что омега сначала приготовил для них еду, просто замер, поражённый прямо в сердце. Чимин решил позаботиться о них в первую очередь.       — Доброе утро, — проглотив застрявший комок, отозвался Юнги, пихая брата в бок. — Как спалось?       — Очень хорошо, я даже не заметил, как уснул.       Омега тепло улыбался, глядя, как близнецы за обе щёки уплетают сытную яичницу с мясом. Завтракали в тишине, но Чимин иногда успевал словить полный обожания взгляд Юнхо, на что спешил отвести свой. А вот альфа совсем не стеснялся разглядывать своего омегу, оглаживая тёмным взглядом каждую родинку на его лице.       — Очень вкусно, прекрасное чудо, — всё же Юнхо решил заговорить, а не молча пускать слюни. — Ты хорошо постарался.       — Спасибо, — и снова смущение разливалось глубоко внутри.       — Я сделаю нам чай, — твёрдо заявил Юнги, вставая из-за стола. — Какой ты любишь, Чимин?       — Чёрный чай с лемонграссом, — даже не задумываясь выпалил тот, орудуя вилкой в своей тарелке. — Всю жизнь готов пить только его, купался бы в этом запахе.       Альфы поражённо замерли. Такая невинная информация прозвучала для них слишком откровенно. Оба сразу представили при каких обстоятельствах Чимин мог бы купаться в их смешанном запахе. Омега поднял глаза, смотря на не дышащих братьев. Те даже не моргали, смотря в одну точку. И только сейчас до него начало доходить, что он ляпнул. Не нужно было быть самым умным, чтобы понять, о чём думали альфы. Юнги пах свежим лемонграссом, а Юнхо — терпким чёрным чаем. И Чимин только что сказал, что до безумия обожает этот аромат. Было сразу понятно, в какой ситуации он бы мог наслаждаться им. Щёки уже горели от прилившей к ним крови, и хотелось провалиться под землю за необдуманные слова, поэтому омега скомкано что-то пробубнев о том, что ему нужно привести себя в порядок, спешно ушёл в комнату, оставляя братьев на кухне.       — Ты слышал, да? — заговорил Юнхо. — Он бы купался в нашем с тобой запахе.       — В запахе чая с лемонграссом, — исправил его брат. — Не в нашем. Ты прекрасно понял, что он имел в виду. Не его вина, что мы подумали сразу о том, как бы он жадно дышал нам в шеи, пока мы его трахаем.       — О, что я слышу, — широкая улыбка обнажила белые зубы и дёсны Юнхо. — Юнги думает уже о нашем омеге в постели? Как можно, брат?       Альфа издевался. Всегда собранный и скупой на эмоции старший брат теперь ломался изнутри от банального желания почувствовать свою пару гораздо ближе, чем обычные объятия. Юнхо уже открыто смеялся, пока Юнги становилось хуже. Он сам не знал, что с ним такое. Возбуждение туманило голову. Глаза горели ярким жёлтым цветом, и младший в один миг перестал смеяться, подходя ближе к брату и обхватывая ладонями его щёки.       — Эй, эй, тише, Юнги, — шептал он, прижимаясь своим лбом к горячему лбу своего близнеца. — Успокойся. Всё хорошо. Чимин никуда не денется. Давай, волчонок, приди в себя.       Зверь внутри рычал и требовал догнать омегу. Но вожак сопротивлялся внутреннему зову. Брат стоял так близко, что обдавал горячим дыханием покрывшееся испариной лицо. Рыжие влажные волосы прилипли к вискам, а пот стекал по спине. Такое с альфой впервые. Чтобы вот так сильно потерять контроль? Такого никогда не случалось. Скорее такое было возможно с Юнхо, но никак не с ним. Клыки разодрали нежную плоть во рту и уже почти вгрызлись в шею младшего брата, но тот резко одёрнул Юнги.       — А вот этого не надо, альфа, — тон стал строгим, а глаза излучали уверенность. — Пока не время. Вижу, что хочешь меня пометить, но без нашего омеги этого не получится. Успокойся уже, Юнги!       Голос в конце уже сорвался на крик, и Юнхо очень надеялся, что Чимин этого не услышал. Старший брат в его руках постепенно расслаблялся, а дыхание становилось ровным. Юнги приходил в себя.       — Что за чёрт? — прохрипел он. — Я будто отдал весь контроль волку, не обращаясь.       — Тебя можно понять. Ты, наконец, обрёл пару.       — Почему тогда ты не выходишь из себя?       — О, поверь, я сам еле держусь. Просто ты всегда держишь себя в узких рамках, а сейчас очень вкусный омега рушит весь твой самоконтроль. Будет сложнее сдерживаться, чем я думал.       Юнги на это только фыркнул, грузно усаживаясь на стул и устало прикрывая глаза. В этом его брат точно был прав.       

***

      Намджун нехотя открыл глаза и уселся на разворошенной после ночи постели. Мускулистая грудь вдыхала оставшийся смешанный аромат, и альфе нравилось то, какими вкусными кажутся их запахи. Джина дома не оказалось, что было вполне ожидаемо. Скорее всего омега был на могиле мужа. И это слишком больно кололо в сердце, заставляя сглатывать противный комок в горле. Неизвестно, сколько отсутствовал Сокджин, потому что его сторона кровати была уже достаточно холодной. На простынях только были видны подсохшие разводы свидетельства их страстной ночи. Если её можно было такой назвать. Джуну очень понравилась близость со своей парой. Было очень хорошо чувствовать под собой тёплое и мягкое тело, которое ужом извивалось от получаемого удовольствия. Будоражащие сознание картинки произошедшего сами собой возникали в голове, и альфа в наслаждении прикрыл глаза, пытаясь как можно дольше побыть в этих ощущениях.       Умывшись и одевшись, Намджун вышел на улицу, где на главной площади собрались все на завтрак. После празднования оставалось много еды, и кто хотел, мог прийти и поесть. Альфа уважительно кланялся всем встречающимся, выискивая взглядом хотя бы кого-то знакомого. И заметил. Вдали от всех сидели Тэхён и Чонгук, молча уплетая сытную еду. Метки на шее омеги Ким не заметил, чему очень сильно обрадовался. Значит, Чон не сделал Тэ больно, не принуждал и не настаивал на закреплении брачной связи. Он бы и сам не стал делать этого с Джином, но тот сам настоял, и Джун не смог сопротивляться.       — Доброе утро, — басистым голосом поздоровался Намджун.       — Доброе, хён, — как-то невесело отозвался Тэхён, а Чонгук просто кивнул с набитым ртом.       Младший альфа продолжал методично уплетать еду, и Ким невольно улыбнулся. Такой Чон больше походил на ребёнка, чем на взрослого альфу. Ели молча, изредка перебрасываясь беглыми взглядами. Тэ быстро ушёл, как только доел завтрак, сославшись на усталость и оставив двух альф одних.       — Значит, ты не пометил его, — констатировал факт Джун.       — Нет, — глухо отозвался Чонгук. — Я не зверь, и ничего общего с вашими альфами не имею. Прекрасно вижу, что его от меня в холодный пот бросает. То он добр и мил, то показывает свои колючки. Я не понимаю, хён. Почему он так себя со мной ведёт? Я же ничего плохого ему не сделаю и зла не желаю.       Намджун задумался над ответом. Он не знал, стоит ли рассказывать Чонгуку то, что пережил Тэхён и его папа. Но он должен знать. Так ему будет легче найти подход к своему мужу.       — Скажем так, его детство и юность прошли не совсем радужно. Хоть омеги у нас и считаются чем-то второсортным, судьба семьи Тэ была ещё хуже, — тихо начал рассказ Ким, а Чонгук внимательно его слушал, стараясь запомнить каждую деталь. — Когда Тэхён был ещё маленьким, его отец умер, оставив своего мужа одного с маленьким ребёнком. Бомгю стал вдовцом, а для молодых овдовевших омег у нас было одно правило: они становились общими, — на этих словах лицо Чона скривилось в отвращении. — Каждый свободный альфа мог провести с ним свой гон или просто поразвлечься и сбросить напряжение. Тэхён много раз видел, каким возвращался его родитель после очередного недельного отсутствия, а несколько раз и сам видел, как Бомгю берут силой. Я много раз успокаивал Тэхёна, вытирал его слёзы, слушал, насколько ему противны все те альфы, что приходили в их дом за телом Бомгю. И всем было плевать. Никого не интересовало, что юный омега обрастает ненавистью к собственным сородичам. Так у нас было заведено. Омеги не высовывают нос, а альфы делают всё, что только пожелают и остаются всегда правы.       — Но ты ведь не такой, — прервал его младший. — Ты не жестокий, ты любишь Джин-хёна.       — Да, я не такой. В нашей стае есть семьи, которые живут в согласии и равноправии. Мои родители такие, родители Чимина и Тэхёна тоже знают, что такое любовь. Но если бы вожак пошёл против большинства, то нас бы убили. Мой отец ничего не мог сделать, потому что многие не разделяют его жизненных позиций. Поэтому Тэхён ненавидит всех альф, скрывая свой страх за дерзким поведением. Ты же знаешь, что все северные омеги длинноволосые?       — Да, но у моего Тэхёна волосы короткие.       Намджун тепло улыбнулся с прозвучавшего обращения. Чонгук назвал омегу своим. Его не отпугнула и не разозлила ненависть Тэхёна.       — Он их обрезал сам. Хотел таким образом показать, что ему не нужны альфы. Отрезал их ножом, чтобы не привлечь никого, потому что думал, что с такими короткими волосами его никто не полюбит, что растеряет всю свою красоту. Но, как видишь, этого не случилось. Он всё также красив, и ты его выбрал. Просто наберись терпения и относись к нему с уважением. Тэхён уже переосмысливает свои убеждения, по нему видно, как его напускная спесь куда-то испаряется, стоит только тебе быть к нему добрее. Да, он ещё попьёт у тебя кровь, но это того стоит. У вас будет крепкая и любящая семья, я в это верю.       — Спасибо, хён. Спасибо, что рассказал всё. Теперь мне стало всё ясно.       Намджун кивнул головой, и принялся за еду, но вдруг вспомнил, что хотел спросить.       — Чонгук, — тот повернулся на зов, — а где может быть Джин? Его утром уже не было дома. Он на могиле у мужа?       — А, да. Он часто ходит к Джун-хёну.       — Джун? — непонимающе переспросил альфа, смещая белые брови к переносице. Какое-то неприятное и липкое чувство разрасталось в груди.       — Да. Соджун. Так звали погибшего мужа Джин-хёна.       На этих словах молодой альфа развернулся и ушёл в сторону своего дома, чтобы побыстрее оказаться рядом с Тэхёном. Теперь он будет терпеливее, потому что знает о всех трудностях, которые пережил его омега на севере.       А Намджун так и остался сидеть за столом, не двигаясь. Воспоминания кричавшего его имя Сокджина сразу всплыли в голове. Альфа хорошо это запомнил. Как надрывно и возбуждающе звучало его имя из уст омеги. Джун. Толчок внутри влажной узости, и снова крик. Джун. Влажные поцелуи по шее и ключицам. И снова имя. Джун. Томные стоны, стоило только крупной головке попасть по чувствительному участку внутри омежьего тела. Джун. Столько раз Джин выкрикивал это имя, и альфа думал, что омега имел в виду Намджуна. Он крепко зажмурил глаза, пытаясь дышать ровнее. Чтобы не показать никому, насколько больно было сейчас, насколько ноющее сердце взрывается от тоски по тому, кто никогда его не полюбит. Не ответит на тёплые чувства. В их брачную ночь его муж, его пара, его любимый омега представлял другого. Теперь Намджуну стало понятно, почему Сокджин ни разу не показал своих прекрасных янтарных глаз. Потому что за закрытыми веками трепетно представлял образ погибшего любимого. Луна решила ещё больнее ударить по гордости Кима. Даже имена у них были созвучны. Соджун и Намджун.       Обречённая и слегка натянутая улыбка растянула пухлые губы, но из горла не вырвалось ни звука. Хотя альфе безумно хотелось прокричать на весь Священный лес о несправедливости, на которую его обрекла Луна.       Сколько он так просидел, Намджун уже и не помнил. Все уже давно разбрелись по своим делам, не обращая внимания на разбитого северянина, который, сгорбившись, сидел и смотрел в одну точку. Жалость к себе вызывала тошноту. Джун не привык себя жалеть, и сейчас не стоило этого делать. В конце концов, Сокджин не виноват в том, что он влюбился. Что почуял своё. Что ворвался в его жизнь так внезапно. И Намджун не будет его ни в чём упрекать. Даже слова не скажет. Сделает вид, что всё хорошо. Будет сложно, но он справится. Он должен. Альфа мог бы рассказать всё Чимину или Тэхёну, чтобы получить хоть какую-то поддержку, да и чтобы стало на душе легче. Только вот зачем им это? Омегам и так непросто. У них свои проблемы и заботы. Поэтому свои переживания и свою боль спрячет глубоко в себе, чтобы никто и не понял, что Намджуна ломает каждый раз от боли, стоит только увидеть в любимых глазах отчуждённость. Он смирился. Теперь точно смирился. Не станет больше прикасаться к Джину. В первую очередь из-за самого себя. Не хочет больше собирать себя по кусочкам после очередной близости, когда омега будет представлять на его месте другого. Это больно. Невообразимо больно. Сердце опять неприятно сжалось от напоминания, что они должны зачать волчат. Но Намджун пока не знает, когда сможет опять разделить ложе с мужем. Пока что своё душевное состояние для него важнее. Джин изначально не хотел никого себе в пару. Оно и понятно. Тот всё ещё любит своего Соджуна, который так рано его покинул.       Вставая со своего нагретого места, альфа твёрдо решил, что будет Сокджину только сожителем. Никаких чувств, кроме дружеских больше ему не покажет и не навяжет. Станет ему поддержкой и опорой, будет помогать по хозяйству, охотиться и оберегать. Возьмётся за любую работу в стае, только чтобы поменьше с омегой пересекаться. Потому что с этой минуты его сердце закрыто на массивный замок, а любовь к мандариновому омеге спрятана там, где никто не сможет отыскать. Даже сам Намджун.