Красота в искусстве

В морозное январское утро, когда ледяной ветер угрожающе завывал, а метель всё не желала прекращаться, настроение было просто отвратным. Сегодня было слишком холодно, температура значительно понизилась за последние дни, из-за чего некоторые люди даже не выходили на работу или учёбу, волнуясь, что быстро превратятся в ледышки, не успев даже добраться до места назначения. Единственное, чего хотел парень, это пробыть весь день в своей небольшой, уютной, а главное тёплой, мастерской, в очередной раз безуспешно пытаясь слепить хоть что-то стоящее. Крепкие ладони скользили по куску глины, пытаясь сформировать.. Что-то. Что-то менее уродливое и безобразное, чем раньше. Как бы Итэр не старался, вдохновение идти к нему ну никак не хотело. Способствовала этому то ли ужасная погода, то ли магнитная буря или что-то вроде, он не знал. Да и знать, если честно, не хотел. То, что приносило яркие непередаваемые эмоции раньше уже не так сильно интересовало: блондин испытывал лишь безразличие, глядя на свои старые работы и бывшие объекты вдохновения, и хотя они были разнообразны и необычны, это совсем не помогало вызвать те же чувства, с помощью которых появлялось желание творить без остановки. Как бы не хотелось сделать то, чем Итэр был бы действительно доволен, единственное, что хорошо у него получалось в последнее время — вымазывать себя и всё вокруг в мягкой глине, которая довольно быстро сохла из-за нагретого душного помещения. После, материал было слишком сложно вычистить из-под ногтей, что сильно раздражало и заставляло понервничать, а одежду, пускай и рабочую, отстирать было практически нереально. Этакая задачка со звёздочкой, с которой справиться мог далеко не каждый. С тяжёлым вздохом он почти агрессивно сминает кривые черты незнакомого лица, небрежно вытирает грязные руки о коричневый фартук, сбрасывая его на пол, и плюхается на удобный диван рядом с молчаливой сестрой, которая всё время неотрывно наблюдала за ним. В последний месяц Люмин часто становилась свидетелем страданий брата и, не скрывая этого, искренне наслаждалась его отчаянными попытками буквально полюбить своё хобби сначала. Было приятно видеть то, как Итэр выходит наконец из своего апатичного состояния и показывает хотя бы какие-то эмоции, пускай даже и негативные. Лучше уж пусть злится и негодует, чем бесцельно лежит в кровати целыми днями, лишь иногда прерываясь, чтобы поработать или поесть. Она хоть и поддерживала его во всех начинаниях и интересах, но не упускала шанса поддразнить нервного брата, когда что-то не выходило. Блондинка, оправдываясь, называла это "сестринской заботой", что на деле было лишь безобидной издëвкой, на которую он совсем не обижался, лишь фыркая, да закатывая глаза. Люмин удобно поставила локоть на обивку и опëрлась щекой о кулак, с улыбкой глядя на брата, который судорожно перебирал между пальцами растрепавшуюся пшеничную косу, неотрывно глядя на большой кусок глины на столе, вернувшийся в свой изначальный вид из-за его психов. — Что, снова ничего не получается? — Ну, как видишь. Она хмыкнула, весело прищуривая глаза, а после встала с мягкого дивана, чтобы включить электрический чайник, решив, что нужно всë же помочь брату успокоиться, сделав небольшой перерыв. — Хочешь, попробуй меня слепить. Могу даже попозировать для тебя, если нужно. — Ты меня не вдохновляешь, а наоборот, всю мотивацию лепить убиваешь своими глупыми насмешками, — съязвил он, вымученно вздыхая, после и сам поднялся, чтобы размять уставшие напряженные мышцы после долгой работы. Люмин проигнорировала подкол, напевая себе какую-то песню под нос, и ловко разлила кипяток по их кружкам, закинув пакетики с чаем перед этим. После, добавила три ложки сахара. Только себе, брат сладкое ненавидел. — Ну, раз я тебя не устраиваю, давай поищем тебе музу получше? — она улыбнулась шире, увидев искренне непонимающий взгляд близнеца, и с глухим стуком поставила чашки на деревянный столик, снова присаживаясь на диван. Когда Итэр закончил короткую разминку, он присоединился к сестре и сделал глоток крепкого зелëного чая, а Люмин начала что-то искать в телефоне, быстро и ловко клацая пальцами по клавишам, из-за чего еë острые ногти громко стучали по экрану. Судя по тому, какой решительный и сосредоточенный у неё был взгляд, девушка явно затеяла что-то недоброе, потому блондин сразу же морально готовился к самому худшему из всех безумных возникших в голове вариантов. Если Люмин действительно хотела, то она всегда добивалась своего, несмотря на то, насколько сложно или невозможно было сделать желаемое. И эта еë решимость иногда пугала. Найти ему музу? Смешно. Итэр никогда не верил в то, что кто-то на полном серьёзе вдохновляется людьми. Музыкой, пейзажами, да хоть какими-то предметами — вполне себе. Может быть, он слишком разочаровался в людях, потому искренне не понимал других творческих личностей, которые писали поэмы, посвящали картины и пели о ком-то, вкладывая в своë творчество силы, время и всю душу. Пока блондин снова погрузился в свои пессимистичные и мрачные мысли, девушка наконец нашла профиль в инстаграмме нужного ей человека и мигом протянула телефон к лицу блондина, заставляя его вздрогнуть от неожиданности. — Люми, ты, блять, серьёзно? — возмутился Итэр, рассматривая фотографию какого-то симпатичного темнокожего парня, который с такими внешними данными явно являлся либо моделью, либо актëром, — это что за намёки такие? — Уймись уже, неблагодарный, не ставлю я под сомнение твою гетеросексуальность. Я просто только на парней подписана, ну а чего ты ещë ожидал.. — фыркнула она и зашла на аккаунт другого симпатяшки, которого блондин без зазрения совести назвал "очередной пустышкой", презрительно фыркая, — и давай без оскорблений, мне все они, вообще-то, очень нравятся. Несомненно, все те, кого показывала сестра, были действительно красивы и должны были заинтересовать юношу, как скульптора, которому нужно было творить с натуры. Краем глаза, когда Люмин меняла профили моделей, он замечал, что эти люди имели довольно большую аудиторию, скорее всего в основном состоящую из одних девочек-подростков, которым многого и не нужно было для восхищения и заинтересованности. Что лицом, что телом, парни обделены не были, все они были разные, на любой вкус и цвет, но одинаково.. Фальшивы и неинтересны для него. Не было того огонька в бездушном взгляде у всех моделей, который так желал увидеть Итэр. Ему, как человеку в творческом кризисе, было очень важно видеть не только идеальные человеческие параметры, буквально созданные для прекрасной скульптуры, но и хотя бы немного настоящие эмоции и чувства, которые помогли бы ему вытащить со дна души свои собственные, такие необходимые для нормальной работы. Люмин всë ворчала и ворчала, что блондин слишком многое требует, и показывала фотографии очередного юноши, на которого блондин уже даже не желал смотреть, уставший от этого некого небольшого кастинга на роль своего вдохновителя. Он конкретно заебался от провальных попыток заставить себя сделать хотя бы что-то. Раньше скульптуры хотя и были несовершенны, иногда очень кривые и с большим количеством недочëтов, но давались ему намного легче, чем сейчас. А что теперь? Ранее горячо любимое и такое необходимое, как кислород, хобби, рисковало стать невыносимой каторгой, если уже не стало. Итэр боялся этого больше всего на этом свете. Блондин боялся лишиться возможности стать свободным от ежедневной рутины, которая сдавливала лëгкие тисками, иногда не давая даже сделать желанного вздоха. Когда в его руках послушно проминалась глина, постепенно превращаясь в холодные статуи незнакомых и знакомых ему людей, на душе мгновенно становилось теплее, а с плеч, наконец, падал тяжёлый надоедливый груз, что вгонял Итэра в апатию всё сильнее и сильнее с каждым чëртовым днём. Лепка всегда было его отдушиной и спасала от трудностей, которые одна за одной нагоняли юного скульптора, пытаясь окончательно сломить хрупкую душу и сбить с ног. И когда дело совсем не хотело идти без вдохновения, руки окончательно опускались. Не хотелось ничего, кроме того, чтобы снова днями и бессонными ночами создавать новые скульптуры, пока им двигало непоколебимое желание сделать что-то по-настоящему прекрасное и вложить в это всего себя без остатка. Навязчивые мысли всё таки заглушали родной голос сестры, фотографии смешались перед глазами в одну кучу, увеличивая острую боль в висках, пока внезапно Итэра не вернули в себя пронзительные лимонные глаза, проникающие своими острыми зрачками в самое сердце. А главное, они были действительно живыми. Смотрели со всей серьёзностью, даже будто бы упрекали и стыдили за что-то, но в этих невероятных янтарях присутствовала такая необходимая ему искринка. Дыхание перехватило и блондин закашлялся, подавившись, случайно разлил на свою чистую футболку до сих пор тёплый чай, что теперь тëмным пятном расплывался на бежевой ткани в области груди. Люмин удивлённо уставилась на него, замолкая и всё ещё держа перед братом открытую страничку привлекательного парня, а после, отмерев, заботливо похлопала по спине, ожидая объяснений. — Люми, дай сюда телефон. Итэр, не дождавшись разрешения, выхватил телефон из ладоней опешившей сестры, которая не стала прерывать его, всё ещё находясь в шоковом состоянии из-за такого внезапного порыва, и начала лишь молча наблюдать за тем, как её айфон небрежно поставили на небольшую подставку рядом с рабочим столом, параллельно завязывая фартук на талии. Блондин, не отрывая взгляда от идеальных черт чужого лица, ловко скользил вмиг ставшими грязными пальцами по куску глины, которая постепенно преображалась в что-то смутно похожее на юношу на фотографии. Люмин встала с дивана, желая увидеть это чудо поближе, и остановилась прямиком за напряжённой спиной своего брата, наблюдая за тем, как он, погрузившись в какое-то необъяснимое состояние, старательно вылепливал каждую линию и изгиб, делая всë мягко, но быстро, будто бы боялся упустить внезапно возникшее вдохновение. Блондинка часто моргала, не понимая, как такое вообще возможно. Совсем недавно Итэр жаловался ей на полнейшее отсутствие всякого желания и удовольствия, говорил, что теперь точно потерял весь смысл жизни, а теперь не обращал внимание ни на мокрое пятно на своей одежде от пролитого чая, ни на саму девушку, что теперь смотрела на его работу, наклонившись над чуть сгорбившимся братом. Итэр пытался повторить точь-в-точь наверняка мягкие пухлые губы, слегка вздëрнутый нос, тонкие брови и его слегка потухшие от усталости, но всë равно такие живые и, несомненно, потрясающие глаза. Над причëской модели блондин решил поработать позже, стараясь сделать черты лица максимально похожими. — Алатус. Итэр вздрогнул, будто бы забыл, что находится здесь не один, и наконец вернулся в реальность от насмешливого тона, оборачиваясь и непонимающе глядя на сестру. Люмин растянула тонкие губы в улыбке, ласково потрепав брата по голове, после объяснила уже твëрже и тише: — Его зовут Алатус. Точнее, это его псевдоним, как я думаю. Довольно востребованная и известная модель не только в наших кругах, но и в других регионах. Многие буквально охотятся за ним, чтобы предложить работу. Парень талантливый, успешный, а ещё и невероятно красивый, мм? — объяснила она, будто бы спрашивая в конце мнение самого Итэра. А он жадно внимал каждому ее слову, вникал в историю абсолютно незнакомого и чужого человека, которого блондин видел в первый раз, пока осознание медленно, но пришло к нему в голову, заставляя сердце забиться чаще. Он нашёл свою музу.