Сад на краю

Надеяться и верить – единственное, что оставалось Редрону и Белладонне. Готовая цапаться с каждым встречным и выть от бессилия, она каждый день приходила в ненавистный зал. Он бы тоже так делал, но частые визиты в Сердце добром не кончатся, и нужно за садом следить, по мере сил стараться как можно скорее избавить свой мир от аномального состояния, даже если полноценно этого не достичь, пока не успокоится бездна. Белладонна сидела на полу перед кристаллом и смотрела на заключённую в него Азалию, напоминающую ждущего перерождения духа. Чернота больше не распространялась по телу, но и меньше её как будто не становилось, она же осталась и на месте затянувшихся ран. Потрёпанная фарфоровая кукла, изгвазданная чернилами. – Этот цвет тебе совсем не идёт, – проворчала Белладонна, привалившись к кристаллу плечом. Она часто говорила о чём угодно, надеясь, что Азалия всё слышит, и, может, это поспособствует её желанию вернуться. – Ты ведь говорила, что хочешь жить. Снова соврала? Помнить не помнила, от жизни отказалась. Зачем ты так? За что ты так? Отвечать было некому: не считая их, зал пустовал. Физическое наличие Порядка не требовалось, поэтому он и не обретал форму. Хотя явно присутствовал, как и везде в Сердце – в виде концентрированной энергии, по которой перемещалась искра разума. «Лучше бы это была душа». Подтянув колени к груди, Белладонна обняла их, сжалась. Каждая минута в этой кристальной темнице подавляла, навевала нежелательные воспоминания, пускала по телу дрожь. Реагировать спокойнее не получалось, как бы ни старалась. Особенно будучи одной. Когда Азалия отгораживала от Порядка, когда рядом находился ненавистный Последний, держать страх в узде становилось немного проще. Сейчас от бегства удерживало то, что и вне зала она места себе не находила. Видеться ни с кем не хотелось. А ещё страшно что-то упустить, будь то исчезновение или возвращение. Особенно возвращение: смертей-то достаточно повидала, а вот чтобы кто-то вырвался из цепких лап уже схватившей за сердце погибели – нет. От угнетающих размышлений отвлекло коснувшееся кожи магическое покалывание, словно ветер ударил по ней кристальной крошкой. Раньше Белладонне не доводилось видеть, как именно появляется в зале Порядок. Во время редких визитов – чаще приказы приходили прямо в голову, но без возможности полноценно пообщаться таким образом – он обычно уже был здесь, либо материализовывался где-то за спиной. Сначала в воздухе появилась тонкая светящаяся сетка. Набор простых фигур, образующих общую форму, которая постепенно усложнялась, теряя грубую резкую угловатость. Чарующее превращение глыбы в идеально выточенную статую… Было бы, если б Белладонна не знала, кто сейчас перед ней появится. Она резко вскочила на ноги. Хотела отступить, но упёрлась спиной в кристалл. Зачем Порядок явился? Решил отдать очередной приказ? Сообщить, что для Азалии всё кончено? И почему просто стоит и смотрит чуть менее безучастно, чем обычно? – Ты ненавидишь это место, но продолжаешь приходить. «А ты озвучиваешь очевидное». – Ага. А ещё я ненавижу Пос… – Белладонна осеклась. Азалии не понравится такое обращение. – Редрона, но каждый день прихожу к нему сказать, что она всё ещё здесь. – Бессмысленно. – Ой, не вам о таком судить! – огрызнулась, забыв о страхе, и в этот момент ей померещилась тень удовлетворённой улыбки на лице Порядка. «У меня начались проблемы с глазами? Или сразу с головой?» Слабые проблески чего-то человечного в Порядке немного успокаивали: тот казался живее и понятнее, даже если это самообман. Однако Белладонна слишком долго его знала, чтобы позволить себе расслабиться, поддавшись заблуждению, чтобы поверить в мираж. – Она заявляла похожее… – Порядок перевёл взгляд с Белладонны на кристалл позади неё. – Не слишком ли вы общительны без повода? – Побочное действие тесного контакта со смертным. Иногда это оказывает на нас краткосрочное влияние в виде своего рода эмоциональной вовлечённости. – Слово «эмоциональная» тут всё же лишнее, – прокомментировала тихо и нервно сжала за спиной запястье. – Это с кем у вас там тесный контакт? Ответом стал взгляд, всё ещё направленный на Азалию. А ведь то, что её запечатали в кристалле и предоставили выбор, тоже нетипично. Прося о спасении, Белладонна действовала на эмоциях, а иначе бы подумала о том, что Порядок не станет слушать и просто избавится от пришедшего в негодность инструмента. Так надёжнее. Правильнее. – Вы заинтересованы в ней, – не вопрос, а утверждение, и Белладонна не понимала, считать его благом или проклятьем: интерес высших сил редко заканчивается добром для смертных. Порядок подошёл ближе. Глядя на него, ожидаешь, что движения будут сопровождаться множественным звоном ударяющихся друг о друга камешков. В действительности тишину нарушали только шаги: ни одежда, ни волосы не двигались. Белладонна отпрянула в сторону, когда Порядок дотронулся до кристалла. Рука его казалась продолжением этого своеобразного прозрачного гроба. – Мне тоже предпочтительнее, чтобы осталась жить эта форма. Смертные с меткой полезны. Гораздо полезнее просто контракторов. Особенно если всё-таки становятся Тенью. Уточнить бы, кто такие Тени, но Белладонна слишком опасалась, что за разговорчивостью Порядка всё-таки спрятан подвох. К тому же, Азалия ясно выразила нежелание кем-то становиться, значит, ничего хорошего ей этот вариант не принесёт. – Не слишком ли много вы мне рассказываете? – Ты умеешь хранить секреты. Белладонна фыркнула. Ну да, она скорее задохнётся, чем выдаст тайну. Только вот не по своей воле умела, а потому что хозяин «верной» псине накинул на шею петлю вместо поводка. Иначе бы уже не раз проболталась в моменты, когда верила, что это поможет образумить Азалию. Тело Порядка плавно перетекало в кристалл, пока не исчезло, полностью слившись с ним. Странный разговор окончен и, казалось бы, на этом должны подойти к концу и сюрпризы дня, но нет – неожиданный гость зашёл в зал, с интересом осматриваясь: Золотой Рододендрон. Белладонна подозрительно прищурилась: его в целом не доводилось видеть не то что в зале, но и возле ядра. Только в стенах, как и все, спал иногда. – Что ты тут забыл? – почти прошипела, даже не стараясь скрыть недружелюбный настрой. – Мне было интересно, почему ты сюда зачастила, – спокойно ответил Рододендрон, подходя, и развёл руками в попытке показать мирность намерений. – И ещё… Понадеялся, что пойму, что именно чувствую, если увижу это дитя. Приблизиться слишком сильно Рододендрон не осмелился – очень уж взглядом прожигала Белладонна, и держалась напряжённо так, точно готовая напасть псина. Она и правда сейчас способна была казнить под носом у Порядка, если почует опасность. – И что же ты такое чувствуешь? – Душа у неё странная: будто из двух частей состоит. Одна человеческая, а вот что со второй – не могу понять. К удивлению Белладонны, запрет не сдавил предупреждающе шею. Значит, можно рассказать правду? – Всё так. Она ещё и дух Белой Азалии. Наполовину. А ты как о двойственности понял? – Её душа связана с моим цветком. – Рододендрон поднял открытую ладонь, над которой вспыхнули золотые нити и потянулись к Азалии, прямо к сердцу, несмотря на кристальную преграду. – Благодаря этому мы смогли встретиться во время её первого визита в Сердце. – Вот оно как. Я думала, человеческая часть будет связана с азалией… Подожди, – она нахмурилась. – Первого раза? Ты не должен об этом помнить. – У неё оборвана связь? – догадался Рододендрон. – Полагаю, дело снова в цветке. На таком расстоянии, даже если потерять связь с подопечным, она быстро восстановится. А ты-то почему помнишь? – Так вышло, – пожала плечами Белладонна, сейчас рассказать о своей особенности она не могла и не хотела, зато смогла выдохнуть: дух не навредит своему подопечному, убивать не придётся. Настала очередь Рододендрона коситься с подозрением. У него на лице читалось непонимание, когда Белладонна успела построить с иномиркой настолько близкие отношения, что любого казнить готова. Она себя так вела только… Да ни с кем больше не вела. Могла поругаться, если обижали кого-то из её условного близкого круга, но смертью никогда не угрожала. – Почему ты к ней так сильно привязана? – Спрашиваешь, потому что правда не знаешь? А, ну да, ты же перерождённый… Я дружила с духом. – Ты-то? – недоверчиво уточнил он. – Ой, началось! – Белладонна закатила глаза. – Даже у Аконита есть друзья, с чего бы им у меня не быть? – С чего-то их всё же обычно нет, от силы приятели. А твоё сочетание с Азалией, хоть я и не помню её в виде духа, кажется тем более странным. «Обидно, вообще-то… Сказала бы я, если бы не привыкла к подобному отношению». Изгоем Белладонна не была, и всё же единственного в Мире палача не жаловали, а конфликтная аура только усугубляла ситуацию. Её случай не так плох, как у бессловесных Дельфиниумов, как у… Того духа, имя которого опять вылетело из головы и образ остался совсем смутный, и уж тем более не как у поссорившегося со всеми Ириса или у проклинаемого ими же Редрона. Нет. Ей сложно строить близкие отношение, но это не приговор. И всё же… Чего-то не хватало. Искренности? Некоторые подмазывались к Белладонне в надежде, что однажды это позволит избежать казни; в лицо таким хотелось плюнуть. Не вызывающей отвращения изнанки? Ведь аура Белладонны не только ломала оковы сдержанности, она также провоцировала вынести на свет скрываемые в глубине души стороны. Лицемерили все. В разном масштабе, с разной степенью осознанности. Далеко не каждый прятал внутри гниль, но и не каждый там всего-то чуть более резкий и честный, в том числе в желании пойти против общественного маразма. К тому же, Белладонна боялась заводить друзей, потому что её пугала перспектива снова казнить кого-то близкого. И, с одной стороны, сближаться с Азалией, которая попалась на нарушении правил, было совершенно неразумно. С другой стороны, то, как она держалась с Порядком, – а Белладонна подслушала начало их первого разговора – внушило… Надежду? «Я и сама не знаю, почему всё сложилось именно так. Если бы не тот случай, мы могли бы даже не заговорить друг с другом ни разу в итоге». Обхватив себя за локти, Белладонна оперлась плечом о кристалл и направила взгляд куда-то мимо Рододендрона. – Никому не нужна правда, – ответила она невпопад. – У одного за красивым фасадом скрыт пыльный пустой чулан, тогда как кто-то невзрачный оказывается жеодой. Однако если это вскрыть, можно обнаружить, что лучше никому не стало. Ни тебе, ни другому. Просто так правду с поверхности не убирают. – И как это связано с вопросом о дружбе? – Из правил бывают исключения. Иногда находишь жеоду, а та и рада расколоться. Но не перед каждым. Быть этим не каждым – дорогого стоит. Как и обнаружить внутри то, чего тебе, как оказалось, не хватало. А сочетать, знаешь ли, можно многое, если найти подходящий для конкретного случая способ. Не будь осторожность частью твоей сути, смог бы сам в этом убедиться. – Оттолкнувшись от кристалла, Белладонна подошла к Рододендрону и положила руку на плечо. – Уходи, если насмотрелся. Здесь ничего хорошего не вершат. – Уйду-уйду, последнее скажу только. Дитя, – обратился он к Азалии, – я обещал, что в этот раз не оставлю Редрона, хоть остальные и ополчатся снова против него, но и тебе оставлять его рано. Сейчас, разделяя один цветок, вы связаны особенно сильно, и это поможет ему вернуть себя. Возвращайся. Мы ждём тебя. Рододендрон ушёл. Проводив его взглядом, Белладонна снова уселась на полу. Ждать. Ведь таков её удел и ещё одна причина не сближаться слишком сильно. Чтобы не провожать из жизни в жизнь. Не наблюдать за изменениями, иногда такими сильными, что старой дружбы не вернуть, оставалось только с тоской и разочарованием смотреть на знакомый облик со ставшей чужой начинкой. Белладонна хранила тайну и о себе. Она казнила не только нарушителей, но и тех, кому, по мнению Порядка, пора переродиться, но естественная смерть всё никак не наступала. Из-за этого у неё самой энергия не иссякала настолько, чтобы умереть. Она жила уже очень долго. За счёт казнённых. И совсем этому не радовалась. Возможно, она потому и готова сорваться, пренебречь правилами и погибнуть от руки высокопоставленного палача. Возможно, потому она тоже принесла хоть и небольшую в сравнении, но всё же жертву, теперь отдающую ощущением пустоты в груди. Чтобы на этот раз ждали её. Да только сейчас ждать будет некому. – Эй, дурная моя, возвращайся. Докажи, что оно того стоило, своей жизнью, а не смертью.

***

Мир, переживший пропажу бога, тем более переживёт исчезновение всего-то одного человека. Особенно маленького, блёклого, предпочитающего сидеть в норе. Но для кого-то и такой человек – мир, и этот кто-то обязательно обратит внимание на пропажу. Во время невероятно нудной последней пары, пропустить которую хотелось настолько сильно, что не иначе как чудо помешало сделать это, Рон понял, что чего-то не хватает. Так уже было. В день, когда Азалия исчезла для мира, из памяти людей. Рука, на автомате писавшая конспект, – иначе бы он уже уснул от скуки – застыла, бросила ручку и потянулась к телефону, несмотря на риск выслушать тысячу и одну придирку от преподавательницы, не терпевшей сам вид гаджетов на занятиях. Азалии не нашлось ни в списке контактов, ни в соцсетях, исчезли немногие имевшиеся фотографии. Как и в прошлый раз, остались только книги, но указанный на них псевдоним не станет ниточкой, способной привести к настоящей личности автора. Всего день назад она утверждала, что никуда не денется, и вот не только ушла, но и следы замела. От тревоги скрутило живот, перед глазами начали расплываться строки. Что случилось с Азалией? А если сейчас она несётся где-то в поисках того, кто вытащит из кошмара? Но невидимке никто не протянет руку. А если руку протягивать поздно? Челюсти сомкнулись, внутрь пущен яд и неминуемо разъест. Она знала, что так будет? Она поэтому уклонилась от прямого ответа на просьбу вернуться. Металлический вкус растёкся по языку. Искусанная губа болела, но этого не хватало, чтобы отвлечь от мыслей, гудящих, как растревоженный улей. Предупреждающий толчок в бок. Рональд рефлекторно убрал телефон и покосился в сторону, не сразу определив силуэт рядом как приятеля-одногруппника. По уровню эмпатии того часто хотелось сравнить с тумбочкой, но сейчас он выглядел по-настоящему обеспокоенным. – Ты как смерть бледный. Что случилось? – спросил тихо. – Тебя ебать не должно, – сквозь зубы процедил Рон. – И не ебало бы, но у тебя скоро кровь с подбородка закапает. – А ты, блядь, крови никогда не видел? Закапает и похуй. – Он провёл ладонью по подбородку, но, кажется, сделал этим только хуже. – Галёрка, что у вас там такое интересное? – прикрикнула преподавательница, отвлекаясь от доски с недорисованной диаграммой. – Висальдер, в медпункт – живо! Ты чего мне тут устроил? – Да в порядке я. Не отвлекайтесь. – Медсестре доказывать будешь, что в порядке. Пошёл отсюда. Стёре, проводи его. – Сам дойду. – А если не дойдёшь? Оба выметайтесь. Не заставляйте остальных ждать. Не то чтобы Рональду или его соседу не нравилась идея уйти с пары, но когда таким тоном гонят, появляется желание сделать наоборот. Однако спорами они только отсрочат для одногруппников конец занятия, за что потом точно спасибо не скажут. Пришлось собрать вещи и уйти, хотя ни о каком медпункте и речи не шло. Как только они дошли до лестницы, Рон послал приятеля куда подальше и заявил, что отправится домой и в компании не нуждается. Привычное раздражение, вызываемое наличием рядом людей, обострилось, и он не мог обещать, что не сорвётся. Несколько дней прошло в тумане удушающего ожидания. Часы и минуты тянулись издевательски долго, и вместе с тем пролетали – настолько были пустыми. От того другого себя он знал, что Азалия ещё не исчезла окончательно. Застыла в камне и, если повезёт, вернётся. Никто, правда, обещать это везение не мог. Рональд пытался утопить себя в рутине, браться даже за самые унылые и ненавистные дела, но как только те заканчивались, не находил себе места. Неизвестность била молотом по хрупкому здравомыслию, покрывая мутную поверхность сетью трещин. Рон желал наступления определённости столь же сильно, как и боялся. Если Азалия вернётся, он тоже воскреснет, очнётся от поглощающего реальность бреда, иначе же… Он отказывался думать, как будет жить в случае этого «иначе». Будет ли жить? Его, в отличие от бога, никакие обязательства среди живых не удерживали. В понедельник вечером, не понимая, да и не пытаясь понять смысл собственных действий, Рон отправился к дому сестёр Флойрис. Свет не горел ни в одном окне, поэтому он просто ходил рядом. Час. Другой. Остановился, чтобы поджечь сигарету, и в это время его заметила возвращающаяся Роза. Аж завидно стало от её будничного вида. А помнила бы, не смогла бы выдавить и подобие приветственной улыбки. – Ты чего здесь забыл? – Да так… – Он убрал зажигалку и глубоко вдохнул, глуша желание выплюнуть какую-нибудь грубость. Роза не виновата, что не является дефектным исключением из правил этого мира. – Думал, может, сестра твоя появится. – Ты когда с Еремией познакомиться успел? – спросила, нахмурившись. «В душе не ебу, кто это. Никак мачехи ребёнок». – Да не. Не эта. – Кроме неё у меня только братья. Ещё один вздох. Это неправильно, но выше его сил сдержаться и не попытаться напомнить. Даже если окончательно клеймят поехавшим. Впрочем… В глазах Розы особо падать некуда. Рон затянулся. Когда в понедельник он сидела с Азалией, та рассказала о случае из детства – о пожаре. – Ожог на правом запястье. Помнишь, откуда он? – спросил Рон, выпустив порцию дыма. Роза медленно кивнула, определённо желая спросить, он-то откуда знает. – А кто тебя дома искать додумался? – Мама. – Ага. Конечно же. И никак не Азалия, за которой и ты не так давно сиганула в огонь. – Какая Азалия? Ты всё-таки ёбнулся? – Как ни странно, но в этот раз не я, а все остальные, – возразил Рональд, отвечая усмешкой на сведённые брови Розы. – У тебя ведь есть дома «Центурия»? – Да. – Но ты такое не читаешь. Как и я. Я даже не уверен, что дома у тебя книжки купленные, а не авторские экземпляры. Автор-то с тобой рядом сидел. И совсем недавно ты была готова лицо мне разбить, если я в её сторону хоть одно неверное движение сделаю. «Кого-то мне это напоминает… У него там есть некто похожий». – Бога ради, иди таблетки прими… – выдохнула Роза и устало провела рукой по лицу. – Боюсь, богу это не поможет. Рон нервно хохотнул, махнул рукой и развернулся. Нет, не выдержит он играть в напоминания. Даже общество Розы, за счёт старой дружбы имеющий расширенный лимит терпения, сейчас переносилось с трудом. Возможно, дело в её истинной сущностей, берущей начало от тех, кто предал бога. Выделить в толпе нелюдей не так-то просто, но когда удавалось, внутри разливалось особенно едкое негодование. – Возвращайся скорее, Аззи, – прошептал он, глядя на небо. – Этот мир без тебя бесит. Не меня одного, что б ты знала. Его тоже. Просто только мне позволено это осознавать.