Отблески Майрона

***

            Элронд шел рядом со своим белым скакуном, поводья свободно лежали в его руке, мысли его тянулись, как мифриловые нити металлической шкуры Раэгнора. Дорога в Лихолесье петляла по древней чаще, словно спящий змей, чешую которого образовывали корни и мох, тихо гудевшие от воспоминаний о звездном свете.        На спине Раэгнора сидела принцесса Келебриан, будто она единственная неподвижная точка во вселенной, находящаяся в постоянном движении. — Я не могу быть единственной, кто борется за нас, — сказала она. Эльронд повернулся к ней, печаль в его лице смешалась с гордостью. — Келебриан, ты знаешь, почему я колеблюсь. — Неужели? — Ее зеленые глаза сузились, губы скривились в слабой, безрадостной улыбке. — Гил-Галад нес бремя наследия своего отца после того, как король сразил Моргота. Раненый Великий Враг, обозлённый. Это важно. Эта мантия переходит. — Ко мне, — прервала она, в ее голосе слышалось что-то среднее между насмешкой и смирением. — Но ты колеблешься не поэтому. Ты лжешь, Элронд. Он остановился, его сапоги хрустнули по лесному мусору, как вздох неверия. — Лгу? Она наклонила голову, каскад залитых лунным светом волос упал на одно плечо. — Когда ты лжешь, ты прячешь большой палец под остальные, как будто только они могут скрыть правду. Ты отводишь взгляд, но не так далеко, чтобы я не видела борьбу в твоих глазах. Его губы распахнулись и снова сомкнулись. Он посмотрел на свои руки, словно они предали его. А потом улыбнулся — мягко, иронично, маленький огонек пробился сквозь тучи его усталости. — Даже если бы это было правдой, — пробормотал он, — я все равно люблю тебя. Не дожидаясь ответа, он протянул руку, чтобы взять ее руку, теперь уже твердую, и прижался губами к внутренней стороне ее запястья. На мгновение мир остановился. Она с лёгкой грацией соскользнула со спины Раэгнора. Когда Эльронд обнял ее за талию, ожидая ее разрешения, Раэгнор уже отвернулся, вежливый, но раздраженный. — Я делаю, что хочу, — прошептала она у самых его губ. — Живу, как хочу. Люблю того, кого люблю. — У нас есть вечность, — сказал он и поцеловал ее. Медленно и с той свободой, за которую она так отчаянно цеплялась.

***

      К тому времени, как они достигли границы Лихолесья, небо уступило место зеленой вуали леса. Деревья здесь были выше самой мысли, их кроны были настолько густыми, что, казалось, удерживали на себе тяжесть небес. Это был не просто лес, но сон, которому даны корни и листья, нечто полузабытое из Валинора, где даже тени шептали о красоте.       Из изумрудной мглы появился Леголас со своей охотничьей дружиной, с луками за спиной, колчаны их звенели, словно сухие листья. Его золотые волосы ловили свет так, что это казалось несправедливым, а когда он низко поклонился Келебриан, то сделал это с грацией того, кто рожден, чтобы им восхищались. — Принцесса, — сказал он, поднося ее руку к своим губам, словно она была первым и последним сокровищем творения.             Лицо Эльронда потемнело, хотя он ничего не сказал. Взгляд, который он бросил на Леголаса, был холоднее глубин Хелькараксэ. — Моя мать? — спросила Келебриан. Леголас выпрямился, сожаление смягчило его черты. — Королева нездорова, госпожа. Но она примет вас утром. Келебриан кивнула, ее разочарование было тихим, но не менее глубоким. — Нездорова, — повторила она, это слово было горьким плодом на ее языке. Это был код, который она давно разгадала: ее мать была погружена в свою магию, сплетая секреты, которые никто не смел подвергать сомнению. Любовь Галадриэль была грозой — захватывающей, необходимой, но всегда с оттенком обещания опасности.       Леголас проводил их в покои, отведенные для Келебриан высоко на деревьях, где залы были образованы не камнем, а живыми сухожилиями самого леса. Винтовые лестницы из переплетенных ветвей вели в комнаты, залитые неземным светом, стены которых жили пульсом древних чар. С арочных потолков свисали мягкие лианы, их цветы излучали слабое, радужное сияние. Залитые водой бассейны отражали звезды даже днем, а воздух был наполнен ароматом дождя, который никогда не шел. Здесь Келебриан будет ждать вызова матери, окруженная красотой, столь неумолимой, что она вполне могла быть клеткой.

***

      Комната Келебриан, расположенная высоко в замысловатой решетке дворца Лихолесья, была шедевром эльфийского мастерства: стены из переплетенных ветвей, промежутки между которыми были заполнены мерцанием звездного света и тихим гулом чар. Занавеси из тончайшего шелка шелестели на ветру, их края были вышиты белыми цветами. Эльронд сидел, скрестив ноги, на диване в углу и читал. Келебриан, развалившись на кровати, наблюдала за ним. Ты серьезно? — спросила она, приподнимаясь на локтях. Ее серебряные волосы, перевитые цветами, с лёгими отблесками рассыпались по плечам. Эльронд не поднял глаз. — Абсолютно. Я не оставлю тебя одну, чтобы дать Леголасу возможность забрести сюда и пялиться на тебя, как на саму Звезду Заката. Но это не значит, что мы нарушим королевский этикет. Келебриан фыркнула, закатывая глаза. — Ты в своём репертуаре. Леголас не пялится.       Элронд наконец взглянул на нее, кривая улыбка тронула его губы. — Если бы он пялился еще сильнее, то совсем бы ослеп. Она бросила в него подушку, которую он ловко поймал одной рукой, другой все еще сжимая книгу. — Я хочу, чтобы ты знал, Элронд Полуэльф, что Леголас, прежде всего, вежлив. Их перебранка была легкой, как игривый танец солнечных лучей сквозь листья. Но Келебриан, склонив голову и мягко улыбнувшись, пообещала ему: — Хорошо. Мы просто полежим. Эльронд скептически посмотрел на нее. — Просто полежим? — Просто полежим.       Со вздохом он отложил книгу в сторону и пересек комнату, диван мягко скрипнул, когда он встал. Он присоединился к ней на кровати, скользнув под одеяло со всей скованностью воина, идущего в бой. Она повернулась к нему спиной, и он обнял ее за талию, уткнувшись лицом в ее волосы. Ее аромат, свежий и зеленый, как лес, смешивался со слабым ароматом цветов, которые она вплетала в косы. Некоторое время между ними царило молчание, нарушаемое лишь далеким гулом леса. Но Келебриан, в беспокойстве, начала ерзать рядом с ним. Глаза Эльронда распахнулись. — Ты обещала, что мы полежим, — сказал он. Она слегка повернула голову, ее голос был легок, как дуновение ветерка в листьях. — Я солгала.       Ее губы нашли его губы, и поцелуй вспыхнул между ними, как сухая хворостина от пламени. Их объятия стали горячечными, Келебриан оседлала его, стягивая с плеч тонкие рукава туники. Ткань соскользнула, будто дымка, открывая кожу, светящуюся в слабом лунном свете.       Руки Элронда дрожали, когда он развязывал шнурки ее платья, но когда она открыла глаза в середине поцелуя, лицо перед ней было уже не его. Это было что-то более темное, что-то древнее. Черные волосы, как вороново крыло, рассыпались по плечам, выкованным из тени и огня. Его венец из стали, усеянный драгоценными камнями, пульсировал порочным светом, улавливала слабый проблеск лесного полога. Его лицо, мужественное и красивое, горело древним огнем. Келебриан отшатнулась, вскрикнув, ужас сжал ей грудь. Голос Элронда — нет, кто-то, захвативший его голос, — произнес что-то нежное, но лицо было не его, чужое. Ее крик пронзил тихую ночь, когда она отползла прочь, путаясь ногами в простынях.       Существо улыбнулось, шагнув вперед, и ее охватила паника. Она бросилась к балкону и спрыгнула вниз. Мир размылся в глазах, лес бросился ей навстречу. Стрелы просвистели у самого уха, вонзившись в кору ближайших деревьев с пугающей точностью. Они образовали импровизированную лестницу, и она уцепилась за них, замедляя спуск, пока не рухнула в сильные руки Леголаса. — Келебриан! — Его голос был резок, руки тверды, когда он опускал ее на покрытую мхом землю. Она прижалась к нему, тяжело дыша, ее платье едва держалось на плечах. Его зеленый плащ вмиг окутал ее, его голос был тихим и успокаивающим, пока он держал ее в объятиях. Когда Элронд появился мгновением позже, с бледным лицом и широко раскрытыми от растерянности глазами, Леголас повернулся к нему. Взгляд принца мог сжечь дотла Валинор. — Что ты сделал?

***

      Слепая ведьма сидела, скрестив ноги, на подушке, сотканной из паутины, ее пустой взгляд был устремлен куда-то вдаль. Длинные пальцы, унизанные кольцами, вырезанными из оленьих рогов, мягко сжимали запястье Келебриан, словно она могла чувствовать отголоски страданий принцессы по ее пульсу.        Мерцающий свет фонарей-светлячков придавал странное очарование нечеловеческой красоте ведьмы. Тёмно-серебристые, растреппанные волосы Келебриан, отражали мерцание светильников, призрачным ореолом, который не скрывал дрожь в ее плечах.             Чашка чая, которую она держала, тихонько звенела о блюдце, но звук словно тонул.       Элронд стоял в нескольких шагах, такой же скованный и взъерошенный, его взгляд метался между Леголасом, сидящим на коленях слишком близко к Келебриан, его мозолистая рука лежала на ее руке, и самой женщиной, которая, казалось, не замечала ничего, кроме собственной боли. Вскоре после этого на поляну вышел Раэгнор, клацая когтями по булыжнику. Он свернулся калачиком у ее ног, прижавшись массивной головой к ее дрожащим ногам. Его хныканье сначала было тихим и скорбным, но вскоре переросло в низкое, прерывистое завывание. — Андрет, — прошептала Келебриан, ее голос был рваным, как открытая рана, — мне нужно ее видеть. Сейчас же. — Она общается со своей магией. Ее работа. — Ее работа важнее меня? — Голос Келебриан прозвучал как удар хлыста, блюдце выскользнуло из ее пальцев и разбилось о камень. Чай последовал за ним, темная жидкость растеклась у ее ног. Ее рука на мгновение вспыхнула, огонь лизнул кончики ее пальцев, как поцелуй любовника, а затем исчез. Эльронд рванулся, тенью пересекая комнату, его присутствие рядом с ней было властным, но молчаливым. Леголас, пристыженный, отпрянул, его голубые глаза потемнели, когда рука Эльронда легла на плечо Келебриан. — Мне надоело ее ждать! — выплюнула Келебриан, поднимаясь на ноги с такой силой, что Раэгнор взвизгнул, отскочив назад. — Довольно этих тайных ритуалов и туманных слов! Что она делает? Что может быть важнее ее дочери? — Нет ничего важнее тебя, — мягко сказала Андрет, поднимаясь с не свойственной ее возрасту грацией. Ее голос был подобен лесной подстилке — глубокий, многослойный, живой от невидимых сущностей. — Чтобы защитить тебя, она отдает все, что у нее есть. Днем и ночью она собирает силу — силу, которую никому не нужно искать, — потому что без нее ты была бы потеряна. — Мне не нужна защита. Андрет подошла ближе, от нее исходил резкий запах трав и заклинаний. Она не была эльфийкой, и все же она была бессмертной. У нее была человеческая кожа, человеческие уши. Принцесса никогда не любила и не доверяла ведьме. Казалось, что именно ее магия уводила Леди Галадриэль все дальше и дальше от реального мира в пучину заклинаний этой женщины. — Что именно ты видела, принцесса?        Келебриан заколебалась, ее гнев на мгновение дрогнул, а мысли вернулись к тому темному, удушающему видению, которое мучило ее. — Мужчину, — наконец произнесла она, ее голос был ломким шепотом. — Он был красив. Раненая, угрюмая красота, та, что кровоточит даже в неподвижности. На нем была железная корона. И драгоценные камни. Три камня. Они горели, как солнце. Нет, ярче. Они ослепляли все вокруг.       Рука Эльронда еще крепче сжала ее плечо. Раэгнор у ее ног тихонько заскулил, свернувшись калачиком, словно живое существо, защищающееся от бури. Андрет склонила голову набок, по ее нестареющему лицу промелькнуло едва уловимое выражение. Жалости? Страха? — Тебе лучше немного отдохнуть. К утру твоя мать вернется. " Вернется откуда?" — хотелось закричать Принцессе. Она хотела кричать уже больше ста двадцати пяти лет. Но когда Бронвин умерла, вместе с ней ушли тепло, человечность и честность. Ветер стал холодным, а ее мать еще холоднее. — Это он, не так ли? — спросила Принцесса, хотя тишина уже ответила ей. — Железная корона. И драгоценные камни. Это та опасность, от которой, по-вашему, мне нужна защита? В Бронвин было что-то такое — общее с Леди Галадриэль, — чего никто, казалось, не понимал и не выносил, и когда умерла любимая няня Келебриан, она забрала это что-то с собой. Их семья так и не оправилась. ***       Поляна воняла пеплом, хотя огонь не коснулся ее. В этом украденном уголке Лихолесья Келебриан сидела, прижавшись спиной к корявому стволу древнего дерева, ее дрожащие руки были крепко сжаты в замок на коленях. Дыхание ее было поверхностным и частым, словно призраки Моргота все еще скреблись в ее горле. Леголас стоял на одном колене, его пустой колчан лежал рядом. Ритмичный скрежет его точильного камня о наконечник стрелы нарушал тишину. Время от времени его взгляд скользил по ней, оценивая тени на ее лице. — Знаешь ли ты, — начала она хриплым, надтреснутым, как открытая рана, голосом, — что я всегда защищала ее?       Леголас не ответил сразу, продолжая сосредоточенно смотреть на лезвие стрелы. — Я думала, что Гил-Галад жесток. Я думала, что он изгнал ее из гордости, из страха перед тем, кем она может стать, будучи единственным Хранителем кольца. Единственной, кто отказывается вернуть его стихиям. Я думала. — Она осеклась, с ее губ сорвался горький смех. — Я думала, что он не прав. Что она делает все это для меня. Исцеляет Лихолесье на случай, если мой отец когда-нибудь передумает насчет меня. Чтобы у меня был дом.       Точильный камень замер на середине движения, слабый шепот его скрежета был поглощен горем Принцессы. — А теперь? — А теперь я ясно это вижу, — выплюнула она, ее глаза поднялись, чтобы встретиться с его взглядом, дикие и блестящие от слез. — Она сделала это не для меня. Она сделала это для себя. Для этого. — Она махнула рукой в сторону мерцающей поляны, ее руки дрожали, словно сам свет обжигал ее. — Она превратила Лихолесье в зеркало своих амбиций, облачилась в титул Владычицы Света, как будто это ее право. Она всю свою жизнь гналась за этим царством, а я. — Ее голос дрогнул, к горлу подступил комок. — Я была неблагодарна. Все это время я думала, что обязана ей своей преданностью. Но это его я должна почитать. Я вернусь в Линдон. Я больше не могу быть поглощена ее магией.       Леголас наконец посмотрел на нее, его пронзительный взгляд встретился с ее взглядом. — Ты говоришь о чести, — произнес он мягко, — но разве это честно — осуждать ее? Она твоя мать, Келебриан.       Она вздрогнула от его слов, она обхватила себя руками, словно могла выжать правду из своего тела. Ее голос, когда она заговорила, был тише, словно пламя, сжимающееся под тяжестью пепла. — А ты, — сказала она вдруг, поднимая на него глаза. — Почему ты не просил моей руки? Впервые на губах Леголаса мелькнула слабая улыбка. Он отложил стрелу в сторону, положив руки на колени. — Потому что ты не любишь меня, — сказал он. — Эльфы любят только один раз, Келебриан. Я бы не хотел обрекать тебя на страдания ради себя. Я слишком сильно тебя люблю. И ты уже сделала свой выбор.       Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но слова не шли на ум. Отвечал только ветер, шелестя в ветвях деревьев, словно голос семьи.       

***

      Руки Келебриан лежали на груди Эльронда, ее пальцы очерчивали узор на его камзоле, словно запоминая его. Ее серебряные волосы ловили последние лучи солнца, сплетая ореол, который издевался над печалью, омрачившей ее серо-голубые глаза. — Останься. Подожди свою мать. Давай решим вместе. Она улыбнулась хрупкой улыбкой, словно снежинка, осмелившаяся упасть весной. — Лихолесье — это убежище моей матери, Эльронд. Линдон — мой. У Галадриэль свой путь, как и у меня. — Мне не нравится мысль о том, что ты будешь путешествовать одна.        Она заставила его замолчать поцелуем. Не было ни шелеста деревьев, ни далеких птичьих криков, ни ползущих теней. Была только мучительная, горько-сладкая встреча их душ. Когда они оторвались друг от друга, она прижалась лбом к его лбу. А затем с той же грацией, которая была ей свойственна, повернулась и села на Раэгнора. Келебриан бросила на Эльронда последний взгляд, ее улыбка была железным обещанием. — Жди меня.       Раэгнор бросился в сгущающиеся сумерки, каждый его шаг поглощал лиги на пути в Линдон. Лес расплылся в фантасмагорию теней и света, ветер трепал волосы Келебриан, словно пытаясь вернуть ее назад. Пока...       Они появились из ниоткуда. Выскочили из подлеска, как жуки из гниющего бревна. Их черные доспехи пили лунный свет, их мечи сверкали, как десять тысяч проклятий. Раэгнор зарычал, его когти разорвали первую волну. Келебриан натянула лук и стрелу, их серебряные края, заточенные пением Леголаса, вонзились в прогнившую плоть орков. Но на каждого упавшего орка приходилось трое новых, набегавших волной, слишком мощной, слишком неумолимой. Раэгнор взревел, сражаясь рядом с ней, его мифриловая шкура была испачкана кровью, но даже он дрогнул под натиском их числа. Она была далеко от их разоренных земель. Они, должно быть, следили за ней. Преследовали ее.       Ее руки отяжелели, дыхание стало прерывистым. Она крикнула своему волку, чтобы он звал на помощь. Чтобы бежал. Сразу десяток орков набросились на нее, их когти и оружие рвали ее доспехи, их вес прижимал ее к земле. Ее меч был выбит из ее рук, но она била кулаками, ломая носы, выбивая глаза, ломая зубы. — Довольно! Команда прозвучала сверху, гортанный лай, заморозивший хаос. Орки расступились, их рычание перешло в настороженное молчание, когда их капитан шагнул вперед. Он на мгновение навис над ней, прежде чем присесть на корточки, его отвратительное лицо было так близко, что она чувствовала запах гнили изо рта. — Ты пойдешь с нами. В Мордор. Туда, где твое место.       Ее глаза вспыхнули, как разгорающаяся лучина. Даже связанная, даже в окружении врагов, она плюнула кровью ему под ноги. — У меня нет места там, где ступаете вы. Пока ее тащили в ночь, тьма леса сомкнулась, поглощая свет звезд.