Отблески Майрона

***

Волны разбивались о причалы Серых Гаваней, соленые брызги щекотали нос Галадриэль, когда она проезжала через шумный порт на своей серебряной кобыле. Арондир следовал вплотную за ней, сердито изучая толпы эльфов, спешащих на борт ожидающих кораблей. Несмотря на хаос, Галадриэль охватило странное чувство покоя. Ребенок тихонько шевелился внутри нее, словно убаюканный песней океана. Впервые за несколько месяцев тошнота утихла, и она почувствовала, как к ней возвращаются прежние силы. Она глубоко вдохнула освежающий морской воздух, наслаждаясь короткой передышкой. Все-таки Гэндальф был прав. Морской бриз успокаивал ребенка. Вокруг них в доках копошились эльфы Эриадора, отчаянно пытавшиеся спастись от смертельной чумы, охватившей Средиземье. Раздавались крики, когда семьи в суматохе теряли друг друга, пытаясь попасть на борт. Корабельщики Кирдана неистово работали, звон молотков и пил не прекращался, но все же они не могли строить корабли достаточно быстро, чтобы удовлетворить растущую потребность. — Их слишком много, — серьезно сказал Арондир, подгоняя своего коня. — Кирдан говорит, что они никогда не видели такого исхода. Он боится, что произойдет, когда корабли будут переполнены и люди поймут, что их оставили. — Резня, вот что. — Она представила себе, как королевства людей погружаются в войну и разруху без эльфов, поддерживающих мир и порядок. Брат в отчаянии и ярости пойдет против брата. Она выпрямилась в седле, положив одну руку на живот. Ребенок ее врага. Она видит его всегда. Он неустанно проникает в ее разум. Она чувствует его, будто он стоит за ее спиной и дышит в затылок своей злобой. Темный Лорд, его заброшенная крепость, стоящая высоко и могущественно, символ его несокрушимой воли. Она представляет себе его извращенную злобную улыбку, когда он наблюдает за разрушениями, которые спровоцировал, и на его лице выражение триумфа. Но он никогда не говорит. Тишина оглушительна, ее нарушают лишь редкие отдаленные крики истязаемых им существ. Рука Галадриэль легла на живот, ощущая толчки ребенка. Даже после его поражения его влияние сохранялось, как ядовитая лоза, вьющаяся вокруг разбитых осколков Средиземья. И посреди этого хаоса Галадриэль носила его ребенка — напоминание о разрушениях, которые он принес на их землю. Тень его правления распространилась далеко и широко, не оставив после себя ничего, кроме отчаяния. Иногда она задумывалась, не спланировал ли он все это. Даже после поражения, даже сейчас, запертый в Залах Мандоса, оборотень побеждал. Галадриэль носила его ребенка, а Средиземье было слишком разорвано на части, чтобы хоть как-то выживать. Расправив плечи, Галадриэль погнала свою кобылу вперед. — Идем, Арондир. У нас много дел.

***

Лавка Бронвин была желанной передышкой от шума и отчаяния, наполнявших Серые Гавани. Земляной аромат сушеных трав и целебных настоек окутал Галадриэль, когда она переступила порог, и на мгновение она почти забыла о тяжести своей ноши. — Миледи, — поприветствовала ее Бронвин, отложив в сторону ступку и пестик. Она расцеловала ее в обе щеки с теплым, восторженным приветствием. — Вы хорошо выглядите. Галадриэль устало улыбнулась. — Ты очень добра, Бронвин. Она окинула взглядом полки, уставленные банками и бутылками, каждая из которых была тщательно промаркирована аккуратным почерком Аэгнора. Эльфийский целитель посвятил себя поискам лекарства от загадочной болезни, опустошавшей Средиземье, но пока его усилия были тщетны. — Как продвигаются поиски лекарства? — спросила Галадриэль, хотя, как ей казалось, она уже знала ответ. Бронвин покачала головой, выражение ее лица было серьезным. — Боюсь, не очень хорошо. Аэгнор испробовал все возможные комбинации трав и заклинаний, но ничто, похоже, не замедляет распространение болезни. Как будто сама земля заражена. Скажи мне, Бронвин, — произнесла она, вложив в голос нотку решимости. — Чем я могу помочь? Знахарка жестом указала на захламленный стол перед ними. — Эгнор работает не покладая рук. Возможно, нам нужен свежий взгляд. Галадриэль кивнула, она уже разглядывала различные травы и зелья, которыми была усыпана поверхность стола. Многие из них она узнала, но некоторые были незнакомы даже ей. — Эгнор экспериментирует с новыми сочетаниями, — пояснила Бронвин, заметив ее любопытство. — Он считает, что ключ к исцелению может лежать в неиспользованном потенциале этих редких ингредиентов Галадриэль взяла в руки небольшой пузырек и поднесла его к свету. Жидкость внутри была глубокого, насыщенного пурпурного цвета с золотыми вкраплениями. — Что это? — спросила она. — Выжимка нектара из цветка Лиссуина, — ответила Бронвин. — Он растет только на мелководье Подземного моря и, как говорят, обладает мощными восстанавливающими свойствами. Рыбаки нам очень помогли. Бронвин взяла со стола потрепанный фолиант, страницы которого пожелтели. — Болезнь разрушает саму суть жизни. Она извращает и искажает естественный порядок, заставляя жизнь обращаться против самой себя. — Разновидность рака? — спросила Галадриэль. Бронвин кивнула. — Эгнор нашел в текстах эльдар упоминание о лекарстве, но до сих пор оно даже не остановило распространение болезни, не то что исцелило ее. Темная магия, вложенная в него, просто слишком сильна. — И нет никакого известного лекарства? — На полях Эстелиона Кирьяра есть заметки о том, что называется «Hín Aȗlêz». Но даже Цирдан не смог сказать нам, к чему это может относиться. Галадриэль медленно провела тонким пальцем по потускневшему серебристому почерку: эльфийские руны переплетались с плавными, замысловатыми символами языка, которого она не видела уже тысячи лет. Древний пергамент тихонько захрустел под ее прикосновением. Hín Аȗlêz. Нет, Кирдан не смог бы сказать Бронвин и Аэгнору, что означает «Hín Аȗlêz». Кирдан не говорил на валаринском. Лишь немногие из эльфов обучались языку айнуров. Финрод был одним из этих немногих. Это было время задолго до того, как тени Моргота накрыли своим мраком Средиземье. Когда мир был еще молод и полон надежд на свет. В те дни, когда Валар ходили среди эльфов, а эльфы — среди Валар, юный Финрод был выбран в ученики к Лориэну, мастеру снов. Она вспоминала бесчисленные часы, проведенные рядом с братом, впитывая каждое его слово, когда он делился с ней секретами языка, ставшего в итоге их единственным разговорным кодом, чтобы делиться секретами. — Миледи?» — Бронвин поддержала Галадриэль за локоть, когда та пошатнулась. — Ты знаешь, что это значит? Глаза Галадриэль блеснули от далеких воспоминаний. Она смотрела в маленькое окно, украшенное цветочными горшками Бронвин, и ее глаза затуманились. Это значит «Дитя Аулендила.

***

Митрандир стоял на краю мерцающего бассейна, и освященные воды Фонтанов Сириона мягко бились о древние камни, истертые бесконечными веками. Он вглядывался в кристальную глубину, свет от серебряных ветвей Тельпериона плясал по поверхности и отбрасывал неземное сияние. В своих обветренных руках волшебник сжимал небольшой хрустальный флакон, окутанный клубами тьмы. Митрандир глубоко вздохнул, набираясь сил. Если благословенные воды, все еще наполненные чистым светом Беспредельных Земель, не смогли очистить эту мерзкую сущность, значит, надежда была потеряна. Медленно, с благоговением майя откупорил флакон. Черные слезы, казалось, отпрянули от сияния света Тельпериона. Прошептав молитву Валар, Митрандир наклонил сосуд, позволяя одной капле священной воды упасть во флягу. Но как только она коснулась слез Саурона, прозрачная вода помутнела и стала чернее безлунной ночи. Тьма жадно пожирала свет, поглощая его целиком и не желая уступать. Сердце Митрандира замерло, когда он наблюдал, как разложение овладевает им даже здесь, в одном из самых священных мест Амана. — Манвэ, Варда, услышьте меня! — воскликнул Митрандир, и его голос эхом отразился от камня. — Молю вас, даруйте мне мудрость в этой страшной ночи! В ответ его встретила лишь тишина — та самая, что наступила с тех пор, как Валар сообщили, что удалят благословенные земли из физического мира. Гэндальфу казалось, что они уже отрезаны от потустороннего мира. Он уставился на флягу: непроницаемая пустота внутри насмехалась над ним. — Нет, — прошептал Митрандир, крепко сжимая флягу. Старый волшебник отвернулся от фонтанов, и решительно устремился от них, не пытаясь на ходу придерживать свой развивающийся плащ. Хотя Валар молчат, он не оставит это. Пока в нем есть силы. Он найдет ответ, даже если ему придется вырвать его у самого Темного Властелина.

***

Перед Гэндальфом высились тяжёлые железные врата Чертогов Мандоса, их древние письмена словно извивались в призрачном свете. Глубоко вздохнув, маг возложил ладонь на холодный металл. «Я ищу входа, по праву долга и нужды, — произнёс он. — Дайте мне пройти к узнику». Медленно, со скрипом веков, врата распахнулись. Гэндальф шагнул во мрак, его шаги эхом отдавались в бескрайних, безвременных залах. Клубы тумана вились вокруг его одежд, пока он спускался всё глубже, в самое сердце горы. Там, в клетке из ржавого железа, пропитанного древним волшебством, мерцал древний змей. Саурон, владыка лжи. Он был в эльфийском обличье, невероятно прекрасном даже в заточении: сияющие золотые волосы, глаза, как бездонное море, лицо, способное заставить плакать звёзды. Когда Гэндальф приблизился, Саурон поднял глаза, в его взгляде мелькнуло подобие веселья. — Должны ли мы встречаться так часто? Знаешь, я не очень-то рад твоему обществу. Может, ограничимся одним разом в три тысячи лет? Челюсти Гэндальфа сжались, костяшки пальцев на посохе побелели. Какое высокомерие, даже сейчас! Он подавил прилив гнева и заставил свой голос звучать твёрдо. — Молчи, — бросил маг, залезая рукой за пазуху. — Я здесь не для того, чтобы препираться с тобой. Из серых складок он извлёк Фиал Света, бережно держа его в ладони. Слёзы внутри клубились обсидианом, в них зловеще пульсировала скверна Саурона. Древние глаза встретились с древними глазами, когда Гэндальф поднял фиал, взгляд его был твёрдым и непреклонным. — Ты знаешь, что это такое. Слёзы, которые ты пролил накануне Гватло, когда взял Галадриэль в свою постель. Слёзы, которые она сохранила. — Ну, это, пожалуй, самое смелое утверждение из всех, что я слышал, — усмехнулся Саурон. — Я думал, ты делаешь вид, что не знаешь. — Время истекло, Саурон. Средиземье угасает, и я полагаю, ты знаешь почему. Твоя тьма всё ещё гнездится, даже запертая. У тебя есть ответы, которые я ищу. — Гэндальф подошёл ближе к клетке, его одеяния коснулись решётки. Саурон просунул лицо между прутьями ржавого железа, пропитанного магией, удерживающей его. На его губах появилась кривая ухмылка, в глазах блеснуло жестокое веселье. — Неужели? — протянул он шёлковым голосом. — Возможно, мир просто устал от твоего вмешательства. Даже Валар утомились от твоего бесконечного стремления что-то доказать. Терпение Митрандира иссякло, в груди нарастало раздражение. Он наклонился, копируя позу Саурона, серые глаза сверкали. — Если Средиземье погибнет, ты станешь Владыкой Ничего. Саурона внезапно расхохотался

— Я уже Владыка Ничего, благодаря тебе и ведьме. — Горечь сочилась из каждого слова, старые раны кровоточили. — Лишённый силы, запертый, как какой-то зверь… и ты всё ещё ожидаешь, что мне будет небезразлична судьба тех, кто посадил меня сюда? Гэндальф сжал посох, костяшки пальцев побелели. Он хотел встряхнуть падшего майа, заставить его образумиться. Но гордость Саурона была глубока, как корни гор. — Ты сам навлёк это на себя, — процедил маг сквозь зубы. Долго майар смотрели друг на друга, в заряженном пространстве между ними бушевала битва воль. Лицо Саурона оставалось непроницаемым, прекрасная маска скрывала бездонные замыслы. А потом медленно, нарочито, он повернулся к Гэндальфу спиной и отступил в глубину своей тюрьмы, золотые волосы мерцали во мраке. — Оставь меня, — приказал он, властный даже в поражении. — Пусть мир горит. Я выдержу, как и всегда. Тяжёлой поступью Гэндальф повернулся, чтобы уйти. Он не оглядывался на клетку или на эльфоподобное существо внутри. Он попытается обратиться к благословенному источнику снова и снова.

***

      Серые корабли мягко покачивались в гавани, их изящные мачты тянулись к небесам. Галадриэль медленно шла по набережной, ее золотые волосы сверкали на солнце. За ней следовала процессия эльфов, их лица были торжественны, поскольку они готовились навсегда покинуть Средиземье. Когда она приблизилась к трапу, вперед выступил Кирдан Кораблестроитель, его серые, как море, глаза были полны печали.   Галадриэль сжала его обветренные руки в своих. - Друг мой, — тихо сказала она. - Я должна пойти с ними, чтобы обеспечить безопасность в пути и убедиться, что они хорошо устроились в Бессмертных Землях. Но я скоро вернусь.  Кирдан поднес ее руки к своим губам и нежно поцеловал их.  - Моя госпожа, — сказал он, — будьте осторожны. Не совершайте ничего безрассудного. Благословенное Королевство таит в себе как чудеса, так и опасности для такой решительной личности, как вы. Галадриэль выдавила улыбку. Она обернулась и увидела, как Арондир пытается завязать разговор с неохотно идущей Бронвин.  Как она могла рассказать ему об истинной цели, которая привела ее через Разделяющее море?  - Я только посмотрю, как родные обустраиваются в новом доме в Валиноре. Я вернусь до того, как ты успеешь соскучиться. Её ложь была горькой на вкус. Пронзительный взгляд Кирдана разглядел ее, Галадриэль была уверена. Его глаза скользнули вниз, к почти незаметной выпуклости ее живота, скрытой под складками ее платья. - Намариэ, благословенная госпожа, — сказал он наконец, отступая назад. - Да найдешь ты то, что ищешь. Галадриэль наклонила голову в знак благодарности, не позволяя себе заговорить. Подобрав юбки, она поднялась по трапу, каждый шаг унося ее все дальше от Средиземья.  И все же сейчас она чувствовала себя более собой, чем за последний месяц или около того.  

***

  Из рассказов Кирдана, величайшего эльфийского корабела:    Туман тяжело цеплялся за древний камень переправы Грейфлуд в Тарбаде. В этой дымке я мог различить лишь блеск копий и щитов, собирающихся на дальнем берегу, ряд за рядом орков и людей, собирающихся под черными знаменами. Холодный ужас поселился прошиб моё тело.  Этот некогда гордый город стоял как разрушенная оболочка, призрак своей былой славы. Но даже разрушенный, его стратегическое значение нельзя было отрицать. Охватывая великую реку Гватло, он образовывал единственный надежный проход между землями на севере и юге в этой части Эриадора. Для торговли, для армий в походе Тарбад был стержнем. И теперь, накануне войны, Саурон явно намеревался использовать его положение в своих интересах. Я с мрачным лицом наблюдал, как силы Темного Лорда росли с каждым часом — уже тысячи, и их становилось все больше, пока, казалось, берег реки не мог больше вмещать их. Настойчивый шепот леди Галадриэль пронзил напряженные приготовления, которые велись в нашем лагере. Я обернулся и увидел ее стоящей передо мной, неземной даже в этом мрачном месте, ее глаза горели лихорадочным светом, который я редко видел в последнее время. Она просила меня одолжить ей мою силу, защитить ее, поскольку высшее командование Гил-Галада и силы людей задумали устроить засаду на силы Саурона. Но чтобы сделать это, Темного Властелина нужно было отвлечь. Я не соглашался с этим планом, я знал, что лучше не посылать курицу в логово лисы. Даже если мы победим каким-то чудом Валар, для леди Галадриэль это будет сокрушительной потерей снова столкнуться с этим демоном.  И вот, с тяжелым сердцем, я призвал древнюю речную магию, призвав завесу тумана, чтобы скрыть ее проход. Когда туман закружился вокруг ее стройной фигуры, Галадриэль накинула капюшон и бесшумно скользнула в ночь, призрак, направляющийся в логово врага. Я долго стоял на берегу реки, глядя ей вслед и пытаясь подавить свой нарастающий страх. Почему у меня было такое чувство, будто я только что допустил какую-то большую и ужасную гибель?  Действительно ли она намеревалась тайно убить Темного Властелина и избавить нас от разрушений войны? В конце концов, ходили слухи, что Саурон все еще питал к ней какое-то странное очарование, непонятое всеми, в особенности им самим.  С усилием я вернул свой разум к предстоящей мрачной задаче. Теперь все наши надежды были на силе наших рук и свете Эльдар, который еще оставался. Мы встретим надвигающуюся бурю, как и должно. Но Галадриэль... Дрожь пробежала по мне, когда я представил ее наедине с этим отвратительным существом. Страх за ее жизнь и дух поглотил меня. Я не мог просто стоять без дела, ожидая ее неопределенного возвращения. Собравшись с духом, я снял с руки кольцо власти, близнец того, что носила она. Нарья зазвенела в моей ладони, когда я опустился на колени и опустил его в темные воды Гватло. «Покажи мне, — прошептал я с предательской дрожью в голосе. — Покажи мне ту, которая мне дорога, и судьбу, которой я ее обрек». Кольцо вспыхнуло багровым, и река начала бурлить, ее стремительный голос поднимался в моих ушах. Туманы закружились и расступились, и сцена развернулась перед моими глазами, спроецированная на беспокойную поверхность реки. Галадриэль стояла высокая и сияющая в затененной комнате, ее золотые волосы струились по спине, ее осанка была гордой и бесстрашной. Всего в нескольких шагах от нее в чёрных доспехах возвышалась фигура самого Саурона, ужасного в своем темном величии. Я кричал, кричал образу Галадриэли, чтобы она бежала.  Вместо этого она осталась стоять на месте и что-то прошептала Темному Лорду.  Я думал, он обрушит на нее свой гнев. Обернется оборотнем и разорвет ей горло. Вместо этого он превратился в человека.  С силой моря в его глазах, штормовой серостью, которая перемещалась, как облака над далекой бурей. Было что-то первобытное в том, как он двигался, будто хищник, крадущийся сквозь тени, его гибкое тело скрывало дикую силу. Солнечный свет поцеловал его бронзовую и обветренную кожу, будто дикая природа заявила на него свои права. Его темные волосы, как глубины дикого леса, спадали свободными волнами, едва сдерживаемые солью и ветром.  Мгновенное движение, и треск ее ладони, ударившей его по лицу, прозвучал, как удар грома. Ошеломленный, Саурон отпрянул, на его бледной щеке расцвела синевато-багровая отметина. Они обнялись. Я наблюдал, завороженный и более чем немного сбитый с толку.  Это был своего рода ритуал, физическое проявление ран, которые они нанесли душам друг друга.  А затем, жестом, от которого у меня перехватило дыхание, рука Саурона поднялась к плечу Галадриэли, его пальцы коснулись той самой раны, которую он нанес ей короной своего Хозяина. Рана, которая никогда не заживет.  Галадриэль ахнула, ее тело выгнулось, словно с ее души сняли огромный груз. Тень, которая цеплялась за нее, начала рассеиваться, вытянутая прикосновением Саурона. Она глубоко вздохнула, словно всплывая из глубин бездонного моря. Галадриэль резко вдохнула. Глаза Саурона вспыхнули янтарным светом, и тень просочилась из старой раны, выведенная наружу его силой. Галадриэль вздрогнула, когда тьма покинула ее, затем сделала глубокий, прерывистый вдох. Ее лицо сияло облегчением и непролитыми слезами. Прошло мгновение. Что-то во взгляде Саурона смягчилось. Он изучал ее с нехарактерной для него уязвимостью, а его глаза меняли цвет от ярко-красного до темно-синего. Затем Саурон притянул ее к себе и завладел ее губами в жгучем поцелуе. Галадриэль ответила с такой же страстью, сжимая руками его темные волосы. Они двигались как один, лихорадочно сбрасывая доспехи и одежды между отчаянными поцелуями, пока Саурон не подхватил Галадриэль на руки и не отнес ее в свою большую постель. Я отвел глаза, не в силах увидеть большее. Образ их соития был выжжен в моем сознании. Мой дух изнемогал. Ибо теперь я осознал их трагедию — быть навсегда связанными, но разлученными навечно пропастью их между путями. Дрожащими пальцами я оторвал кольцо власти от поверхности реки, позволив видению рассеяться, как туману на утреннем солнце. Тяжесть того, что я увидел, давила на мое сердце, бремя, которое я знал, что должен нести в одиночку.  Пусть менестрели поют об их деяниях на поле битвы, о столкновении добра и зла. Я один хотел бы знать правду — что в конце концов они не были ни полностью добрыми, ни полностью злыми, а двумя существами, пойманными в ловушку собственной гибели.