Вызволение

В приглушенном, сером и пустом мире не осталось места ни для слез, ни для смеха. Единственное, что существовало во всем Голарионе, — это грязный, местами отсыревший потолок да жалкое оконце, через которое едва-едва пробивались солнечные лучи. Дейран даже не заботился о жесткой, скрипучей кровати, хотя он помнил, что когда-то давно жил в неописуемой роскоши. Мягкие перины, шелковые простыни, блеск позолоченных подносов по утрам, вихрящиеся бабочками слуги — все перестало иметь смысл. Исчезла даже тягучая скука, и вместо нее пришла абсолютная пустота. Отдаленный детский смех не вызывал ни раздражения, ни восторга. Любые звуки отзывались в голове глухо и тяжело, словно Дейран не жил в гетто Кенабреса, а погружался на дно мирового океана. Он тонул, но не мог позвать на помощь. Где-то в глубине души он желал все вернуть, но не мог даже отчаянно барахтаться в тщетных попытках выплыть. Его разум, его сердце были скованы гнусной инквизиторской магией. Едва заметная рябь прошлась по сознанию Дейрана. Вопрос, который весил более тысячи фунтов: «Где Вольжиф?». Он повторялся раз за разом чуждыми, непривычными волнениями, словно гром среди ясного неба: «Где Вольжиф, где Вольжиф, где Вольжиф...». Дыхание участилось, пальцы задрожали, глаза намокли. Одна простейшая мысль переворачивала весь мир. От нее ветвились другие предположения: «А вдруг бросил навсегда?», «А вдруг сгинул в неравной битве?», «А вдруг забыл обо мне?». Тишину нарушали громкие, полные потерянных чувств рыдания и выкрики прямо из задворок исстрадавшейся души. Дейран хватался за покрывало с силой, разрывая дешевую ткань, словно он был обезумевшим от горя диким зверьком. Дейран не следил за временем: прошла ли минута, час, несколько часов. Все его тело тряслось от нахлынувших эмоций. Он ощутил и страх, и боль, и отчаяние, и горечь, и злость, и обиду, и ненависть. Не совладав с собой, пока никто не видел, пока не нужно было держать лицо и прикрываться масками, он со всей яростью треснул кулаком по стене, оставляя небольшую вмятину. Рука тут же раскраснелась и неприятно заныла. Дейран закрылся руками и принялся безудержно хохотать, пока его плечи подрагивали, а мышцы сводила судорога. Он выдохнул и откинул от себя проклятое одеяло, роняя его на пол. Он шумно дышал, и иногда его дыхание прерывалось всхлипами. После продолжительной истерики Дейран, пошатываясь, кое-как перебирая ногами, грузно встал с постели и направился к единственному предмету роскоши во всей этой богами забытой хибаре — к зеркалу. Перед глазами плыло, но в конечном счете бывший граф смог сфокусироваться и наконец-то взглянуть на себя без пелены бесконечной апатии и тупого равнодушия ко всему. Он отнюдь не обрадовался увиденному. Отражение повергло его в неописуемый ужас. Несколько минут он стоял, застыв от шока, а потом отшатнулся, будто обжегся. Перед Дейраном стояла блеклая, потускневшая тень некогда прекрасного, возвышенного и обаятельного аасимара. Впалые щеки, на которых больше не было прежнего живого румянца. Коротко остриженные волосы вместо волнистых локонов. Темные мешки под глазами, которые делали профиль более нагруженным и тоскливым. Само лицо осунулось и приобрело нездоровый оттенок. Жалкая пародия на графа Дейрана Арендея. Яростно взвыв, Дейран принялся неистово царапать свое лицо. Он оставлял кровавые полосы, которые саднили, однако ни боль, ни новые уродства не останавливали его. Вместо того чтобы незамедлительно излечить раны, он проходился ногтями по ним повторно, вызывая еще большее кровотечение. Наступила тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием. Дейран исподлобья глядел на собственное отражение. Теперь он выглядел куда ярче, чем несколько минут назад. Он сгорал в переполнявших его чувствах, щурился и хрипел, не отрывая глаз от себя, забывая моргать. Дейран был подобен неподвижной скульптуре изувеченного аасимара. Его глаза постепенно наполнялись жгучими слезами. Он достиг апогея самоненависти. Лишь щелчок замка входной двери заставил Дейрана отвлечься и резко повернуть голову к выходу из комнаты. Он шустро направился в коридор на пошатывающихся, ослабевших ногах. Там он, исцарапанный и обезумевший, столкнулся лицом к лицу со своим спасителем, к которому отчего-то не испытывал ни капли благодарности...

***

Вольжиф стоял как вкопанный. Он не мог подобрать подходящих слов, а при виде растерзанных щек язык проглотил. На всякий случай он приготовился читать заклинания, чтобы усмирить взъерепенившегося Дейрана — и чихать, что не жрец. Сейчас бывший граф больше походил на больную бешенством дворнягу, чем на гордого представителя голубых и небесных кровей. Была б умора, если б аасимар не напоминал повернутого и крайне агрессивного душегуба! Вольжиф аж шаг назад сделал. Не из страха, конечно, кто ж станет бояться безоружного оракула? Так, для страховки... — Сиятельный! Гляжу, ты в себя пришел! Отличные новости! — весело, стараясь скрыть дрожь в голосе, произнес Вольжиф и расплылся в широкой нервной улыбке. Его веко непроизвольно дернулось. — Сиятельный? Сиятельный?! Посмотри на меня! В каком месте я сияю?! Я серее мыши и бледнее могильного камня! — вскрикнул Дейран и взмахнул руками. — Да это ж ничего, пустяки, наживное все! Почаще на солнышко будешь выбираться— ой как засверкаешь! — Вольжиф попытался неловко подбодрить своего взбешенного друга, но тот лишь взвыл и простонал.— Уместно ли сейчас спрашивать про царапины? — Неуместно, — зло улыбаясь, прошипел сквозь зубы Дейран, после чего продолжил сокрушаться. — Эти изверги не пожалели даже мои волосы. Что я мог сделать с помощью волос? Придушить какого-нибудь инквизитора? О, я сожалею, что не додумался до этого. — Брось, сиятельный! Волосы отрастут еще длиннее и пышнее, чем раньше! Главное, что ты на свободе и наконец-то пришел в себя! — У тебя все так просто, Вольжиф. Я пережил самый настоящий ад. Инквизиторы непостижимы в своих «благородных» изуверствах. Я все это время был заперт внутри самого себя. Они не только истязали мою душу, но еще и унизили меня. И как вишенка на торте, как самоцвет на короне — меня лишили всех титулов и всего имущества. И сейчас ты говоришь мне, как здорово, что я свободен, — голос Дейрана звучал ехидно, но под конец приобрел мрачный оттенок. — У меня ничего не осталось. — Мда... Если так подумать, то звучит и правда дерьмово, — Вольжиф почесал макушку и нахмурился. — Но, эй, не надо отчаиваться! Может, нам удастся все вернуть, как было. — А теперь ты говоришь мне не отчаиваться. Я потерял всю свою семью, будучи ребенком, а теперь я лишился денег, власти, влияния и даже прежней красоты, но ты говоришь мне не отчаиваться. Заявляешь, будто все можно вернуть. Что, пойдешь войной против всех инквизиторов Мендева? — Дейран высокомерно усмехнулся. Вольжиф от его слов чувствовал себя маленьким и ничтожным. В последний раз настолько паршиво ему было, когда он впервые увидел бывшего графа в столь плачевном состоянии. — А зачем войной-то? Мы хитростью пойдем, хитростью! — Вольжиф скрестил руки на груди и задорно хмыкнул. — Без обид, но ты — самое бесхитростное существо, которое встречалось мне на пути. Вольжиф насупился и недовольно зыркнул на Дейрана. Он и правда обиделся на такой нелестный и грубый комментарий того, кого он спас. — Если бы не мои хитрость и проворство, то гнил бы ты до сих пор в лечебнице. — А сейчас я гнию в этой жалкой халупе. И правда, я тебе по гроб жизни обязан за прелестнейшие виды из паутин и безвкусную, пресную кашу по утрам. Отдал бы все свое состояние, но, к сожалению, у меня его больше нет, — язвил Дейран, свысока глядя на Вольжифа. Они оба теряли терпение и выходили из себя. — О, ну, сейчас-то ты можешь катиться на все четыре стороны из этой жалкой халупы! Ты волен идти, куда захочешь. Удерживать тебя не стану, — вспылил Вольжиф и непривычно для себя повысил голос. Он озлобленно пялился на Дейрана. Пусть хоть пропадет в одиночестве — поделом ему! Дейран драматично выдохнул и взмахнул головой, словно хотел стряхнуть с лица надоевшую прядь. Но прядей больше не было. Он сжал кулаки и опустил голову. — Мне некуда идти, — сдался Дейран, расслабляя плечи. Это была правда. Вольжиф об этом знал. Но имел ли право сиятельный так бессовестно наглеть? Злость не испарилась даже после печального, болезненного взгляда сломленного аасимара. — Тогда я сам пойду! А ты уж сам как-нибудь. Извиняйте, что без слуг и чашек из горного хрусталя! — Вольжиф сделал неискренний реверанс и, прытко развернувшись, покинул свой собственный дом, громко хлопнув дверью. Вольжиф брел куда глаза глядят и по дороге постоянно пыхтел, бурчал и шумно дышал через нос, так что прохожие старались держаться от него на безопасном расстоянии. Вот и правильно, пусть боятся, пусть уважают и дадут долгожданный покой! Они все должны ему в ноги кланяться, ведь он — герой крестового похода! И Дейран тоже должен, потому что этот неблагодарный придурок торчал бы в лечебнице до конца своих дней, если бы не помощь Вольжифа! А он, вы поглядите, куксится и ядом плюется. Аж тошно, противно и горько. Когда Вольжиф выкарабкался из вороха паршивых размышлений и кое-как освободил голову, он огляделся. Кенабрес был как всегда оживлен: то тут, то там резвилась уличная шпана, разномастные приличные леди пытались всучить свои ненужные товары таким же приличным джентльменам, жрецы Дезны, Саренрей и Иомедай призывали прихожан, а разведчики шныряли по всем уголкам, наивно убежденные, что никто не знает об их роли. Вольжиф аж хрюкнул от злорадной и высокомерной насмешки— во дурни! Несмотря на относительно спокойную атмосферу вокруг, Вольжиф почуял неладное. Он прищурился и присмотрелся к окружению более внимательно. Он нервно сглотнул, когда увидел их — нескольких инквизиторов с символикой Иомедай и в красных плащах. Красный — это цвет охотников, ловцов преступников и нарушителей, а не простых проповедников или борцов с демонами да культистами. Эти-то выискивали, разнюхивали и явно подбирались к своей заветной цели. Очередной нехороший знак — символы на их плащах. То были поднятые вверх в целительном жесте ладони. Вольжиф за всю свою жизнь многих святош повидал, но эти, пожалуй, были самыми отвратительными — они выслеживали не преступников, а больных и блаженных. Некоторые из их жертв были весьма безобидны и просто «представляли потенциальную угрозу безопасности жителей Мендева». Помнится, даже Уголек им однажды чуть не попалась, но как-то ситуация разрешилась. Эти благородные палачи приставали к простому народу и пытались что-то выпытать. Вольжиф смекнул моментально и, использовав заклинание невидимости, прошмыгнул к группе инквизиторов, которая разговаривала с охочей до сплетен торговкой. — Ох, знаете, кажется, кого-то такого я видела, но не уверена! Память уже не та, понимаете, — торговка добродушно улыбалась инквизиторам. Ага, знал Вольжиф такое добродушие — чуть что, так палкой по голове даст или во всю глотку загорланит: «Вор! Держите вора!». Но сейчас обиды ушли на второй план, и Вольжиф превратился в одно сплошное ухо. — Можете нам его описать, госпожа? — инквизиторы, эти брутальные бугаи, смотрели строго, холодно и остро, готовые уличить всех на свете во лжи, ереси и преступности. У Вольжифа от них холодок по спине прошелся, но он продолжил слежку. — Такой высокий, статный мужчина с коротко стриженными золотыми волосами... Исхудавший, правда, я бы его откормила, — торговка мечтательно улыбнулась, но после кашля одного из инквизиторов собралась и вновь заговорила.— Кажется, я видела, как его ведут в ту сторону. В район для бедных. Не представляю, что такому красавцу там делать. Его что, похитили? — Верно, мадам, его похитили, и мы собираемся помочь ему, — кивнул мужчина с ухоженной черной бородой. Вольжиф немного подумал и понял, что этот тип за главного. — Благодарим за содействие Инквизиции Кенабреса. Клянусь именем Иомедай, он вернется домой в целости и сохранности, а похититель будет сурово наказан. Сердце Вольжиф пропустила удар. Он вытянулся стрункой и чудом удержался, чтобы не начать бить кончиком хвоста по земле, поднимая в воздух пыль. Дело — дрянь катастрофических масштабов. Теперь в беду Дейрана втянут не только Дейран, но и Вольжиф. А что могли сделать инквизиторы с преступниками? Отправить на виселицу раскачиваться громоздким грузом на ветру? Или запереть в сырой камере, выкинув ключ и обрекая на мучительную смерть от голода, обезвоживания и заражения в абсолютном одиночестве? Или запытать до потери рассудка, вставляя иглы под когти, растягивая конечности до хруста суставов и выжигая клейма? Вольжиф скривил губы и поежился. Воображение рисовало ему слишком явственные и красочные картины нелицеприятного будущего. Вот бы сейчас провалиться сквозь землю и оказаться где-нибудь в Речных Королевствах, где всяких святош редко принимают с радушием! Очередной порыв сбежать настиг Вольжифа вместе с кратковременным удушьем. Словно ошпарившись, он отскочил от воинов Иомедай и принялся жадно хватать ртом воздух, пока его хвост вибрировал и покрывался мурашками. Он вляпался в неприятности и перешел дорогу не тем ребятам. Если бы не этот эгоистичный и вредный Дейран, который даже не оценил всех усилий, Вольжиф бы сейчас занимался бизнесом. Может, открыл бы лавочку и даже не одну. Разорвал бы все связи с преступным миром или наоборот укрепил бы их, чтобы зарабатывать еще больше. Но нет, ему надо было поиграть в героя. На пятой точке ровно не сиделось. Прямо сейчас Джефто осыпал себя проклятиями, считая самым глупым дураком в мире. Его поджилки тряслись, а колени подкашивались. Он сам не заметил, как действие магии сошло на нет. И вот он стоял посреди улицы, пропотевший от волнения, дрожащий как осиновый лист, сжимающий и разжимающий ткань робы, подаренной Командором. Куда бежать, где прятаться, что делать — вопросы, которые оставались без ответа. Улизнуть и бросить Дейрана — самый оптимальный вариант. Правильно и разумно. В конце концов, Вольжиф убегал ото всех, так почему граф должен стать исключением? Может, следовало сдать Дейрана его тюремщикам и получить награду? Указать на верный дом, где скрывался бывший граф. Придумать небылицу, как он, Вольжиф, узнал об аасимаре внутри. С другой стороны, самая большая плата от праведников— это благословение и мольба их «справедливым» Богам. Но зато на муки или казнь не обрекут. Потом Вольжиф вспомнил обо всех злоключениях, через которые они с сиятельным прошли. Его издевки и обидные подколки, а следом трогательную заботу. «Подтяни штаны», — сказал Дейран в борделе Алушанирры, чтобы Вольжиф не вляпался в неприятности с суккубами. Сердце согрелось от воспоминаний об их совместных шутках, о понимании с полуслова и нескончаемом веселье, несмотря на разруху, оставленную демонами. Аристократ, аасимар и гедонист стал, чего уж греха таить, единственным настоящим другом тифлинга-вора из трущоб. Разве мог Вольжиф предать своего настоящего друга? Он встрепенулся и сломя голову помчался обратно, опережая святых палачей и ушлых сплетников, которые могли схватить Дейрана с целью получить навар. Ноги ныли от постоянной беготни по Кенабресу. Разум захлестнул страх потери своего единственного дорогого друга, его истинной семьи, от которой он так малодушно подумывал отказаться всего несколько минут назад. Хвост дрожал в ожидании неприятностей. Вольжиф без раздумий расталкивал прохожих, которые попадались ему на пути. Пусть думают, что неуклюжий воришка, но Дейрана он инквизиторам не сдаст! С разбегу открыв дверь, Вольжиф влетел в дом запыхавшийся и возбужденный. Его грудь вздымалась от тяжелого дыхания. Его плечи были напряжены. Его волосы растрепались на ветру и стали еще более пышными и непослушными. Дейран явно не ожидал такого зрелища! — Вольжиф, я... — начал Дейран слишком неуверенно и тихо для себя, но Вольжиф прервал его, не дав высказать свои мысли. — Потом будешь язвить и причитать, сиятельный, потому что сейчас мы в огромнейшей заднице, из которой выбраться будет чертовски трудно! Вкратце обрисовав Дейрану ситуацию, Вольжиф принялся готовиться к предстоящей встрече с инквизиторами. Едва ли эти дурни нагрянут с проверкой так сразу, потому что им нужно было опросить всех свидетелей и обыскать множество домов. — Они никогда не оставят меня в покое... — обреченно произнес Дейран и грузно сел на край кровати. Опустошенный. Забытый Богами и миром. Прекрасный даже в своей безграничной тоске. На его лице отпечаталась тень отчаяния и скорби. Вольжиф ему сочувствовал. Между ними начинало разрастаться взаимопонимание, спустя столько долгих лет и лишений. — Ну, значит, мы вечно будем давать им отпор, — бесстрашно заявил Вольжиф и ударил себя кулаком в грудь. — Они будут приходить — я буду водить их за нос. А потом переберемся в другое местечко, где побезопаснее будет. Ты, главное, сопли подотри и руки не опускай. В обиду я тебя не дам. Дейран с бесконечной надеждой взглянул на Вольжифа, и последний почувствовал себя неловко. На него прежде никогда так не смотрели. Ему никогда никто так не верил. Не полагался на него. Странное тепло разлилось по телу Вольжифа. То была гордость. — Не боись. Я с тобой. Кивнув, Дейран прикрыл глаза и горько усмехнулся. Они вернулись к своим делам. В первую очередь Вольжиф спрятал все вещи, которые хоть как-то были связаны с Дейраном: всю его одежду, целебные снадобья, проясняющие рассудок, а также посуду для второго жильца. Он запихнул большинство вещей в бездонный бабкин шкаф, в котором до сих пор хранилось несколько банок с рассолами. Даже докучливый дьявол едва смог бы разобраться в куче этого барахла! Дальше Вольжиф сделал поверхностную уборку, избавляясь от мелких золотых волос, различных следов пребывания недееспособного соседа, а также грязи с одной стороны стола, чтоб выглядело более достоверно. Впервые за всю жизнь Вольжиф подошел к уборке настолько основательно! Еще одно значимое дело — отремонтировать дверь. Хотя бы вставить петли и закрепить. С этим Вольжиф управился довольно шустро, так как жизнь в бедности научила решать проблемы самостоятельно, а не обращаться за помощью к мастерам. Последнее и самое важное — это бывший граф. Вольжиф стянул с себя плащ и укутал в него Дейрана, бубня себе под нос про дурацких инквизиторов. Затем он осмотрел своего друга с ног до головы и указал пальцем на шкаф. — Топай туда. Не рыпайся и не пищи, если не хочешь проблем, — командовал Вольжиф, а затем недоуменно склонил голову набок, увидев, что Дейран посмеивался. — Ужасно, Вольжиф. Звучишь как какой-то насильник, — прикрывая рот рукой, сдерживая очередной смешок, объяснился Дейран. — Что? Нет! Ни за что! Что за чушь ты вообще несешь! — взбунтовался Вольжиф, но тут же успокоился.— Ладно, сейчас не до твоих шуточек! Убегал-убегал от ответственности, но вот она настигла и меня! Полезай в шкаф, братец Вольжиф со всем разберется! Дейран, до этого нервный, испуганный и ошарашенный, теперь выглядел спокойным и умиротворенным, словно уверенность Вольжифа его заразила. Он повиновался и забрался в старый, скрипучий шкаф, использовал магию плаща и вжался в стенку, подогнув ноги под себя. Вольжиф закрыл дверцы и принялся ходить из стороны в сторону, продумывая заранее, что он будет говорить. Ничего в голову не лезло, а потому он решил действовать по старинке, своим излюбленным методом — импровизировать. В момент, когда Вольжиф относительно расслабился, раздался оглушительный стук в дверь. В крошечной хибаре на краю Кенабреса время словно замерло и остановило свое неумолимое течение.