Rose Cherokee. Blood & Chocolate

⠀

⠀─── ･ ｡ﾟ☆: *.☽ .*: ☆ﾟ. ───

Non è vero amore quello che è sensa timore.

Не настоящая та любовь, что страха не знает.

.⋆˖⁺‧₊₊‧⁺˖⋆ ── ⋆⋅♡⋅⋆ ── ⋆˖⁺‧₊₊‧⁺˖⋆

      Тошнота бьет в нос Ван Ибо с силой кузнечного молота. Запах горелого мяса, точнее, горелых человеческих тел, невыносим. Он не похож ни на запах жареной дичи, ни на запах пожарища. Это едкий, тошнотворный аромат смерти, пропитавший воздух, словно прогорклое масло, вылитое на угли догорающего костра. Желудок Ибо сжимается, угрожая извергнуть скудное содержимое. Инстинктивно, в поисках спасения, он прижимается лицом к шее Сяо Чжаня. Только здесь, в этом маленьком мирке тепла и безопасности, можно дышать, не задыхаясь от вони смерти. Легкий аромат сандала и цитруса, исходящий от шеи Сяо Чжаня, подобен спасательному кругу в бушующем море ужаса.       Небо, затянутое черной, как чернила, пеленой ночи, скрывает луну. Непроглядная тьма, окутавшая землю, пытается скрыть следы кровавой бойни. Она поглощает все звуки, оставляя лишь давящую, звенящую тишину.       Но для Ван Ибо нет тишины, он только сейчас начинает осознавать всё, что произошло. Несмотря на то, что злодей в этой истории Сяо Чжань, только рядом с ним Ибо ощущает безопасность. Ужасающие картины бойни, крики умирающих охотников, зловещий свист пуль — всё это стоит перед глазами, запечатлевшись в памяти раскаленными добела клеймами. Каждый раз, когда он закрывает глаза, видения оживают, наполняя сознание невыносимым ужасом. Сердце бешено колотится в груди, как загнанная птица.       Эта ночь, пропитанная запахом крови и смерти, грозит навсегда оставить след в душе. Мысли лихорадочно мечутся в поисках выхода, возможности заглушить этот хаос, но Ибо не в состоянии уловить хотя бы один несчастный лучик надежды.       Сяо Чжань видит, как мучается Ван Ибо, чувствует, как его тело пробивает дрожь. В голове всплывает образ Мэн Цзыи и её способности. Одно лишь короткое заклинание, один взгляд её пронзительных глаз — и Ибо забудет всё, словно страшный сон.       Соблазн велик…       Эта возможность сбежать от кошмара, от боли, терзающей душу, но всё кажется миражом в пустыне, обещающим долгожданное спасение. Сердце Сяо Чжаня замирает от одной мысли о том, чтобы воспользоваться этим. Но интуитивно он понимает, что цена за это забвение будет слишком высока.       Сжав Ибо в своих объятиях, Сяо Чжань словно пытается защитить его от всего мира, от всех ужасов, что таит в себе тьма. Собственное сердце атакует армия сомнений и страхов. Он не может представить, что будет с Ван Ибо, когда пелена шока рассеется и он полностью осознает произошедшее. Но стереть ему память? Обмануть, предать его доверие? Нет, он не может так поступить с ним.       И всё же эта навязчивая мысль прилипает к нему, как грязь на обувь в слякоть.       Пусть Ван Ибо пройдет этот путь до конца. Пусть сам сделает выбор. Выбор между обычной, спокойной жизнью и жизнью, полной боли и тьмы, рядом с ним, Сяо Чжанем.       Чувство вины и страха, гнездящееся в сердце, медленно отступает, уступая место спокойной решимости. Сейчас не время для сомнений. Ван Ибо нуждается в нём, как никогда. Сяо Чжань чувствует, как дрожит Ибо в его руках, ощущает каждый судорожный вдох, каждое биение его сердца, словно собственное. Он осторожно гладит его по спине, медленно, стараясь передать хоть частичку своего тепла.       — Ничего. Я здесь, всё хорошо, — шепчет он одними губами, боясь спугнуть хрупкий мир, который они с Ибо создали в этом царстве смерти.       Теперь его очередь проявить заботу. Сяо Чжань видит, как Ибо борется с мыслями, как ужас кровавой ночи утягивает его в пучину безумия.       Вокруг царит тьма и ужас, воздух наполнен запахом крови. Но в объятиях друг друга Сяо Чжань и Ван Ибо находят утешение. В этот момент они и правда кажутся друг другу единственным светом, островком надежды в бескрайнем океане боли. И этого оказывается достаточно, чтобы продолжать дышать.       — Они хотели убить… тебя? — слова Ван Ибо разрезают тишину ночи, подобно лезвию меча. В его голосе нет ужаса, лишь тихий, пронзительный, почти неуловимый трепет. Но в этой фразе столько боли и невысказанного страха, что, кажется, её услышали все до единого обитатели ночного леса.       — Меня в том числе, — не скрывая, отвечает Сяо Чжань, вглядываясь в глаза Ибо. В их тёмных глубинах плещется целый океан эмоций: страх, тревога, растерянность. — Но их главная цель не я.       Его взгляд на миг останавливается на лобовом стекле «Ауди», за которым мирно спит Итин в обнимку с кошкой. Наступление тишины стало для малыша колыбельной, страшная сказка прошла мимо, не затронув его чистого сознания.       Ледяной ветер пробирается под одежду, заставляя ёжиться. Холод грозит лишь Ибо, Сяо Чжань в нынешнем состоянии вообще ничего не чувствует. Вокруг — тишина, нарушаемая лишь шелестом листвы. Вдалеке — тусклый свет фонарей, словно кто-то разбросал по земле горсть мерцающих звёзд.       Они стоят рядом, прислонившись к холодной металлической поверхности «Audi», и молчат. Им пока нечего сказать. Слова будто потеряли всякий смысл; как неправильно созданное изделие, нити на которой необходимо распустить и сшить заново.       В голове Ибо, словно кусочки мозаики, складываются воспоминания. И теперь он видит прошлое совсем в другом свете. Все эти странные звонки, непонятные разговоры, внезапные исчезновения Сяо Чжаня…       — Ты обманул меня, — тихо произносит Ван Ибо. В его голосе — обида, которая обжигает огнём. — Ты не уезжал из города. И тогда, когда я забрёл в лес… Я чувствовал: ты был там. Тот волк — это ты!       Сяо Чжань не находит силы, чтобы сказать хоть что-то в своё оправдание. Это всё его вина, целиком и полностью. А за свои деяния нужно отвечать.       — Нет, — он медленно качает головой. — Не уезжал. На мою семью напали. Когда это случилось, дома были только А-Сян и А-Тин. Они, конечно, спрятались, уехали. Мы не могли их найти, искали все эти дни.       Он медленно поднимает голову, и Ибо видит в его глазах боль. Невыносимую, всепоглощающую боль…       — Я пытался тебе сказать… — в голосе — отчаяние. — Но не смог… Не смог сказать тебе, что А-Тин пропал. Да и как можно всё это объяснить? Даже до сих пор не представляю, какими словами…       — Я бы помог с поисками, — говорит Ибо уверенно, не сомневаясь ни на секунду.       Сяо Чжань не хочет спорить или что-то доказывать. Он и без того знает, что Ибо не оставил бы его в беде. Только от этого не легче.       Эмоциональные качели набирают высоту.       — Ибо, — словно молитву, шепчет Сяо Чжань, заставляя волну мурашек накрыть Ван Ибо. — Послушай… Моя жизнь — сущий ад. Она состоит из кровопролитий. А ты чист, как ангел, спасаешь жизни людей. Я не хочу втягивать тебя в это. Не хочу… Но ещё немного — и ты окончательно пересечёшь эту черту.       — Не понимаю, что ты хочешь сказать. — Растерянный взгляд Ван Ибо прожигает Сяо Чжаня сильнее, чем расплавленное железо. Он чувствует, как горит от осознания того, что скажет дальше. Чувствует, что реакция Ибо будет напоминать взрыв ядерной бомбы.       — Мэн Цзыи обладает способностями… она не превращается в волка, как остальные. Сейчас суть вообще не в этом… — Сяо Чжань выдерживает паузу. А Ван Ибо продолжает вдавливать его в землю взглядом, что уже становится невыносимо тяжело. — В общем, она может избавить тебя от всех воспоминаний, от этого кошмара, что тебе пришлось сегодня лицезреть. Всего несколько секунд, и никаких кошмаров по ночам, никаких мыслей. Ты целиком и полностью вернешься в свой мир; будешь работать, спасать жизни и станешь великим врачом.       Говоря это, Сяо Чжань чувствует облегчение. Он думает, что тем самым предлагает Ван Ибо свободу от тьмы. Видит в этом способ отдалить его от своего мира, что сочится кровью.       — Ты хочешь стереть мне память?! — Ван Ибо отшатывается от Сяо Чжаня, как от удара. В его голосе — смесь гнева и непонимания. — Ты серьёзно? Ты думаешь, что это выход?!       И вдруг, после всех слов о любви, после тех нежных поцелуев, Сяо Чжань предлагает ему забвение! Будто всё то, что было между ними, не имеет никакого значения.       Ван Ибо чувствует, как что-то холодное и липкое, подобное щупальцам осьминога, обвивает его сердце, сжимая до боли. Предательство — вот как это называется.       — Ибо, послушай… — Сяо Чжань делает шаг навстречу, пытаясь дотронуться до его руки, но Ибо резко отталкивает её. Словно что-то обожгло его. — Ты не сможешь жить с этими воспоминаниями! Они будут преследовать тебя всю жизнь!       Как он может так спокойно об этом говорить? Ибо хочет закричать, ударить Сяо Чжаня, но вместо этого просто стоит, парализованный болью и недоумением.       — А как же ты живёшь с ними?! — кричит Ибо, и его голос эхом отдаётся в лесу, будто взрыв среди тишины. — Каждый день? Каждую ночь?!       Сяо Чжань вздрагивает, как если бы его ударили. В этих словах — вся боль Ван Ибо, всё его отчаяние.       — Я другой, — тихо проговаривает Сяо Чжань, опуская глаза. — Я родился в этом мире. А ты… ты — ангел, Ибо. Тебе не место в аду.       Как хочется закричать, что его место тоже не там, где течёт кровь. Как хочется сказать, что он уже давно потерял всякую надежду на спасение! Но всё это — лишь жалкий лепет бессильной души, терзаемой дьявольской игрой, на которую он осмелился пойти.       Сяо Чжань чувствует себя так, словно он заперт в клетке, созданной его же сущностью, его проклятием. И выхода из неё нет. Он может предложить Ван Ибо только забвение, ложную иллюзию спокойствия.       — Что за бред ты несёшь! — выдыхает Ибо, чувствуя, как гнев сменяется отчаянием. — Ты и есть мой мир, Чжань-гэ!       Каждое слово — как удар тяжёлого молота, разбивающего льды вокруг сердца.       «Мой мир, — думает Сяо Чжань, пытаясь уловить ускользающее счастье, — он назвал меня своим миром».       Внутри что-то рушится, что-то, что держало его в плену страха так долго. Это преграда из сомнений и недоверия к себе. Она падает, словно стена из песка, развеянная порывом ветра.       Все эти годы — лишь бесконечное ожидание, заполненное болью и страхом. Одна лишь мысль о том, что можно потерять этого человека, заставляет кровь стынуть в жилах.       — Перестань, — умоляюще шепчет Сяо Чжань, боясь утонуть в этих глазах напротив, — не говори так. В груди всё сжимается. Он не может видеть эту боль во взгляде Ибо. Ему кажется, что он сам готов провалиться сквозь землю.       — Я не прошу тебя забыть меня, — говорит Сяо Чжань, беря себя в руки. — Просто… подумай. Хорошо? Подумай несколько дней. Ты действительно хочешь такой жизни? Рядом со мной? Я обещаю не вмешиваться, не показываться тебе на глаза. Просто подумай. Ты согласен вступить в мир, полный ужасающих тварей?       — Да! — настойчиво отвечает Ван Ибо. Уверенность, промелькнувшая в его глазах, становится для Сяо Чжаня отрадой. — Мне не нужно обдумывать всё это.       — Нет, — Сяо Чжань выпрямляется и становится напротив Ван Ибо так близко, что их разделяют лишь сантиметры. Он осторожно обхватывает его лицо ладонями, большие пальцы нежно поглаживают скулы, словно пытаясь унять дрожь, которая пробивает Ибо. — Обещай подумать. Обещай мне, — вымаливает он шёпотом, почти касаясь губ Ибо своими.       Ван Ибо замирает, ощущая тепло рук Сяо Чжаня на лице. Прикосновения обжигающие, нежные, как лёгкое дуновение ветра. Лунный свет пробивается сквозь листву, освещая бездонные глаза Сяо Чжаня, в которых отражается вся любовь и тревога этого мира.       Близость опьяняет похлеще любого дурмана. Даже не нужно пускать в ход волчьи способности, чтобы завладеть телом и душой. Ван Ибо и так готов сдаться под этим натиском.       — Хорошо, твоя взяла… я подумаю, — наконец соглашается Ибо, едва слышно проговаривая эти слова. — Но только у меня просьба… Останься со мной до рассвета.       — До рассвета… — повторяет Сяо Чжань, пробуя слово на вкус. В его глазах — огонёк надежды, сладкое обещание того, что ещё есть время, чтобы насладиться этими мгновениями. — Я останусь с тобой до рассвета.

________________

      Воздух после боя гудит от напряжения, пропитанный металлическим запахом крови и едкой гарью. Остальные занимаются мрачной уборкой, стирая следы недавней кровавой бойни. Каждый понимает: утро, которое вот-вот придёт на смену кромешной тьме, безжалостно выхлестнет лучами солнца все тайны этой ночи.       Ван Ичжоу, сжимая в руке окровавленный кусок ткани, с мрачным удовлетворением смотрит, как потрескавшаяся земля жадно впитывает багровую жижу. Она, словно бездонный колодец, вбирает в себя кошмар, обещая хранить его в своих недрах вечно. То, что не успело просочиться в землю, напоминает о себе бурыми пятнами на асфальте, но и это скоро смоет первый ливень. А синоптики как раз к полудню обещают проливной дождь.       — Вроде всё. — Ичжоу бросает тряпку в тлеющие остатки костра, ещё раз окидывая острым, цепким взглядом пепелище. — Здесь не осталось ничего, что может вызвать подозрения.       — Пора уходить. — Ван Хаосюань нервно кивает в сторону дороги, откуда доносятся обрывки разговора Сяо Чжаня и Ван Ибо. — Не будем им мешать.       — Я бы с огромной радостью свалил отсюда, — бурчит Ван Чжочэн, — но сперва нужно забрать А-Тина. Бедный мальчишка и так натерпелся, не хватало ещё, чтобы он слушал, как эти двое выясняют отношения.       В этот момент из-за густой завесы хвойных деревьев, словно призраки, появляются Фаньсин, Го Чэн, Пэйсинь и Цзюньсян.       Неразлучная четвёрка снова в сборе.       — Машина отца в ста метрах отсюда, — говорит Фаньсин. — Заберём А-Тина, и домой.       — Путь свободен, — докладывает Пэйсинь, — ни охотников, ни монстров.       Фаньсин бросает ключи Цзюньсяну от Range Rover, и тот ловит их с ловкостью заправского баскетболиста.       — Вы за машиной, я за А-Тином.       — Только побыстрее, — усмехается Хаосюань, не упуская возможности бросить шутку. — Негоже малышу видеть разборки его… кхм… родителей.       — Встретимся дома. — Ичжоу кивает подросткам и, мгновение спустя, его тело принимает истинный облик огромного волка. Сотрясая землю могучими лапами, он ныряет в объятия ночи; следом за ним, также приняв истинные облики, спешат его братья. Их мощные фигуры растворяются в темноте, оставляя лишь шорох и легкое эхо на ветру.       Фаньсин решительно движется к дороге, пробиваясь сквозь плотную стену деревьев. С каждым шагом голоса Сяо Чжаня и Ван Ибо становятся всё громче, отчётливее, как нарастающий гул приближающегося шторма. И вот он выныривает из леса, словно материализовавшись из воздуха, и в тот же миг диалог обрывается так резко, будто кто-то нажал на невидимую кнопку паузы.       — А-Син… — Сяо Чжань произносит его имя тихо, с еле уловимой ноткой сожаления, будто боясь, что племянник услышал лишнее, то, что предназначено только для его, Ван Ибо, ушей. — Что-то ещё случилось?       — Я за А-Тином. — Фаньсин кивает в сторону Audi, кузов которой мерцает тёмным, почти чёрным отливом в призрачном свете луны.       Ван Ибо, словно очнувшись от тягостного сна, делает шаг вперёд, направляясь к своей машине. Открывает дверцу с предельной осторожностью, боясь разбудить малыша, и смотрит на Итина полным нежности, почти прощальным взглядом. От этих движений малыш просыпается; котёнок в его объятьях лениво моргает, а сонные глазки мерцают в ярком свете фар, как две крошечные звездочки. Сяо Чжань, не в силах оставаться в стороне, тоже подходит ближе. Его шаги бесшумны, но уверенны, как у хищника, подкрадывающегося к добыче. И вот уже три пары глаз — полных тревоги, надежды и невысказанной боли — устремлены на малыша, ища ответа в его детской безмятежности.       — А-Тин, — голос Фаньсина звучит негромко, успокаивающе, будто он боится спугнуть хрупкий мир детского сна. Он осторожно, почти церемониально вытаскивает мальчишку из машины, и Сяо Чжань с Ван Ибо, затаив дыхание, следят за каждым его движением.       — Син-гэ, — сонно мурлычет малыш, протирая кулаками глаза. Его голос дрожит, он сильнее прижимает к себе котёнка, который в ответ тихо мурлычет, вторя маленькому хозяину.       Ван Ибо и Сяо Чжань молча переглядываются. Ибо едва заметно кивает, и в этом простом жесте столько невысказанности и понимания, что постороннему наблюдателю он показался бы абсолютно незначительным. Но только они двое знают истинный смысл этого знака: в ближайшие дни Ибо не сможет видеться с Итином. Сяо Чжань пообещал не появляться на глаза, стать невидимкой, призраком, растворившимся в ночном воздухе с рассветом. А значит, встреча с Итином тоже попадает в этот список запретов, который Ван Ибо уже ненавидит всей душой.       Они стоят в тягучей звенящей тишине, которую нарушает лишь лёгкий прохладный ветерок, приводя в движение листья деревьев. Те тихо шелестят, словно перешёптываясь, сочувствуя их горечи и немоте.       В этот момент яркий свет фар внедорожника бьёт по глазам, ослепляя после полумрака леса. За рулём Цзюньсян, рядом с ним Го Чэн. На заднем сидении, уже готовый принять в свои объятия Итина, ждёт Пэйсинь. Он успел соскучиться по малышу за эти несколько дней, полных тревоги и неизвестности.       — Осторожнее там, — обращается к племяннику Сяо Чжань, слегка щурясь от яркого света. — Отзвонись, как доедете. Его слова обращены к Фаньсину, но взгляд — тяжёлый, полный невысказанной нежности — прикован к Итину.       — Хорошо, пап, — кивает Фаньсин и, не медля ни секунды, направляется к машине, бережно прижимая Итина к себе. Желание поскорее уехать отсюда, оставить позади это место, наполненное ужасом, подгоняет его, как невидимый кнут.       Пэйсинь ловко отворяет дверь и отодвигается в сторону, освобождая место для брата и драгоценной ноши. На его губах играет улыбка — он уже предвкушает, как будет обнимать малыша Итина.       — А-Тин, ты нашёл себе друга? — Го Чэн, заметив в руках малыша маленькое пушистое существо, свернувшееся калачиком, аж глазам своим не верит.       — Подружку, — улыбаясь, поправляет Цзюньсян. Он, как никто, в курсе всех подробностей этого знакомства. — Её зовут Орешек.       Котёнок, словно понимая, что речь идёт о нём, гордо выпрямляется и издаёт громкое «мяу», привлекая всеобщее внимание.       — Ну, «гав» тогда, что ли, — не остаётся в долгу Го Чэн, и его лицо озаряет широкая улыбка, вызывая у братьев взрыв смеха.       — Господи, началось! — Пэйсинь, уже предчувствуя неладное, обречённо качает головой. — Знал же, что ты не удержишься и сморозишь какую-нибудь хрень!       — А что такого? — искренне недоумевает Го Чэн. — Я же волк! Вот и поздоровался с новым членом нашей стаи. К тому же, это она первая начала.       — Волк, а разгавкался тут, как дворовый пёс. — Цзюньсян чуть ли не захлёбывается от смеха.       — Завою тогда, — не сдаётся Го Чэн, набирая в лёгкие побольше воздуха, словно собираясь выдать что-то грандиозное.       — Даже не думай! — Фаньсин в панике зажимает брату рот ладонью, пресекая его шутливые порывы на корню. — Цзюньсян, поехали отсюда побыстрее!       — Да, да, поехали давай! — поддерживает Пэйсинь, убаюкивая Итина. В его голосе слышится привычное спокойствие, но в глазах — отражение напряжения, царящего в салоне. — У доктора Вана и так сегодня было слишком много впечатлений. Не хватало ещё опозориться перед ним по полной и поставить жирную точку в этом кошмаре. Дяде потом краснеть за нас придётся!       С этими словами Ци Пэйсинь бросает многозначительный взгляд на Го Чэна, который всё ещё находится в плену рук Фаньсина, но, несмотря на это, умудряется издавать какие-то нечленораздельные звуки, выражая протест.       Пэйсинь покрепче прижимает к себе Итина, будто защищая от всех невзгод мира, и бережно укладывает на сиденье рядом. Он нежно гладит мальчика по голове, тихонько напевая какую-то мелодию — колыбельную, услышанную когда-то давным-давно. Итин зевает, его глаза слипаются от усталости, но он всё ещё крепко держит в руках котёнка, который уютно устроился на его коленях.       Го Чэн, наблюдая за этой картиной, невольно улыбается, и его взгляд наполняется теплотой. В эти мгновения он перестаёт быть шутом, балагуром, душой компании и превращается в заботливого брата, готового защищать своих близких от всех бед.       Цзюньсян заводит двигатель, и внедорожник, плавно разворачиваясь, трогается с места, оставляя позади остатки дневной суеты. Вскоре яркие фары, разрезающие ночную темноту, превращаются в две крошечные точки, а затем и вовсе исчезают из виду.       Сяо Чжань и Ван Ибо стоят в тишине, наблюдая, как ночь поглощает яркие огоньки, словно стирая последние следы присутствия тех, кто ещё минуту назад наполнял это место жизнью. Ветер стихает, и ночь, словно огромное мягкое одеяло, окутывает их, скрывая все остатки напряжения и неуверенности.       — Поехали отсюда, — предлагает Сяо Чжань, когда его автомобиль совсем скрывается из виду. — До рассвета ещё несколько часов… только ты и я.       Сяо Чжань произносит последние слова, не отрывая взгляд от того места, где светили огни, и вдруг понимает, что впервые за всё это время чувствует себя относительно спокойно. Мальчишки нашлись, они живы, здоровы; монстры и охотники залягут на дно на некоторое время, ибо получили неожиданный и сильный отпор. Но это не повод расслабляться. Есть вопрос важнее и трагичнее… лично для него. Вопрос, который звучит как имя.       Ван Ибо…       — Идём, — соглашается Ибо. Он направляется к своему Audi, чьи обводы напоминают тело хищника, готового в любой момент сорваться с места. Рядом с Range Rover эта машина выглядела просто игрушкой, безобидным зверьком. А сейчас, в свете луны, она — воплощение мощи и скорости.       — Твоя? — Сяо Чжань останавливается, как вкопанный, не в силах оторвать глаз от этого чуда.       — А ты не знал? — Уголок губ Ван Ибо едва заметно приподнимается в улыбке, и в глазах мелькает что-то, напоминающее… гордость? — Садись, покажу тебе, на что она способна.       Ибо галантно открывает перед ним дверцу, и Сяо Чжань, не в силах скрыть изумления, садится в салон. Он пытается не подавать виду, но сердце пропускает удар: внутри машина оказывается ещё круче, чем снаружи. Спортивные сиденья, обтянутые натуральной кожей, эргономичный руль, приборная панель, которая выглядит так, будто её позаимствовали у гоночного болида.       «Неужели он всё-таки?..» — эта мысль молнией проносится в голове Сяо Чжаня.       Он вспоминает их недавний разговор, когда они вместе присутствовали на гонках. Ван Ибо тогда поразил его, рассуждая о технических характеристиках машин и выборе стратегии на трассе с таким пониманием дела, словно сам был профессиональным гонщиком. Сяо Чжань тогда решил, что Ибо просто хорошо подкован теоретически, что он — страстный поклонник гонок, но не более того.       — Нравится? — голос Ван Ибо возвращает его к реальности.       — Впечатляет, — честно признаётся Сяо Чжань, проведя рукой по мягкой коже сиденья. — Никогда не думал, что ты увлекаешься такими машинами.       — Почему? — Ван Ибо заводит двигатель, и салон наполняется тихим, ровным рокотом мощного мотора.       — Не знаю… — Сяо Чжань пожимает плечами, стараясь не встретиться с его взглядом. — Просто… неожиданно. Ты никогда не говорил, что увлекаешься гонками.       — А я и не увлекаюсь. — Ван Ибо трогается с места так плавно, что Сяо Чжань этого даже не чувствует. — Мне просто нравится. Скорость, адреналин, абсолютный контроль… В этом автомобиле всё совершенно.       — Конечно, конечно… — бормочет Сяо Чжань, мысленно улыбаясь. Он не знает, почему, но ему кажется, что Ван Ибо что-то скрывает. Слишком уж неубедительно звучит эта небрежность в его голосе.       — Я знаю одно место неподалёку. — Сяо Чжань, прерывая затянувшуюся паузу, указывает направление рукой. — Там можно переждать до рассвета. Тихое, уютное и очень красивое.       — Веди. — Ван Ибо бросает на него быстрый взгляд. — Я в твоём распоряжении.       Сяо Чжань объясняет дорогу, и машина, слушаясь руля, скользит по извилистой дороге, обходя все неровности и ямы, словно грациозная пантера, бегущая по ночному лесу. Вскоре деревья расступаются, уступая место небольшой поляне. В центре, поблёскивая в лунном свете, вьётся узкая извилистая лента ручья.       — Останови здесь, дальше просто не сможешь проехать. — Сяо Чжань кивает на узкую тропинку, еле заметную в густых зарослях.       Ван Ибо осторожно, чтобы не задеть ветки, съезжает с дороги и останавливает машину. Сяо Чжань первым выбирается наружу, жадно вдыхая чистый, прохладный лесной воздух, который проникает в самые глубины лёгких, вытесняя запах крови, гари и металла.       Ибо также приветливо встречен осенним воздухом. Он чувствует лёгкое головокружение — сказывается напряжение прошедших часов.       Сяо Чжань слегка кивает ему, приглашая следовать за ним.       За высокой стеной деревьев прячется небольшая поляна, окружённая плотным кольцом сосен и елей. Над головой раскинулось бескрайнее ночное небо, усыпанное миллиардами звёзд. В центре поляны, словно гигантские стражи, возвышаются широкие валуны. Лунный свет пробивается сквозь кроны деревьев и ложится на землю причудливыми узорами.       Маленькая точка на карте мира, как скрытый тайник в кармане Вселенной, о которой знает только Сяо Чжань.       — Это моё тайное место, — тихо говорит Сяо Чжань, опускаясь на холодный камень. — Я давно сюда не приходил и никогда никого не приводил.       Ван Ибо, не говоря ни слова, садится рядом. Он чувствует, что это место наполнено особой энергетикой, оно словно дышит покоем и умиротворением, тем, чего им обоим так не хватает в последнее время.       Они сидят рядом, согревая друг друга теплом своих тел. Тишину ночи нарушает лишь тихое журчание ручья. Ван Ибо, запрокинув голову, смотрит на небо, пытаясь сосчитать все эти миллионы звёзд, и думает, что никогда раньше не замечал, насколько же они прекрасны.       — О чём ты думаешь? — Сяо Чжань следит за его взглядом, любуясь тем, как лунный свет играет в его волосах, делая их почти серебряными. Ему кажется, что Ибо сейчас так похож на мальчишку, который впервые попал в планетарий и завороженно смотрит на чудеса Вселенной. В этом взгляде нет ни тени страха перед неизведанным, лишь любопытство и восхищение.              — О том, что ещё совсем недавно мой мир был таким маленьким и понятным. — Ван Ибо медленно опускает взгляд и поворачивается к Сяо Чжаню. На его губах играет улыбка, но глаза остаются серьёзными. — Работа, дом, учёба, снова работа… А, ну и ещё госпожа Нин со своими новостями, которые всегда несут какую-нибудь катастрофу. — Эти слова вызывают у обоих улыбку. — Всё просто, стандартная жизнь хирурга. А потом… появился ты. Точнее, я только приехал в этот город и встретил тебя в первый же час. Помнишь, ты тогда прошёл мимо меня…       — И всё перевернулось с ног на голову? — Сяо Чжань улыбается, отвечая на улыбку Ибо. — Добро пожаловать в мой мир.       — А ведь я никогда не верил во всё это, считал сказками, выдумками. — Ван Ибо качает головой, вновь переживая недавние события. — Даже над легендами этого города смеялся, когда летел сюда и читал ту брошюру. Хотя, признаюсь, заключительное изображение нагнало на меня жути.       Он замолкает, вновь и вновь прокручивая в памяти все те моменты, которые разрушили его привычный мир до основания.       — Ты про легенды о волках? — Сяо Чжань понимает, о чём идёт речь. Ту брошюру для туристов составил кто-то из клана Дельта. И в принципе там описаны реальные события, правда, с некоторыми дополнениями. — Там почти всё правда, если не считать некоторых нюансов.       — Получается, ты потомок той ведьмы и главы поселения, которого она превратила в волка? — Ван Ибо смотрит на него широко раскрытыми глазами, словно только что вновь перечитал эту легенду и нашёл, чему удивиться.       — Да, потомок, — кивает Сяо Чжань. — Если быть точным, наш род берёт начало от Цзиньлуна, который мог превращаться в огромного чёрного волка. Я — последний в своём роде, остальные полукровки. Даже мой Фаньсин. Правда, он родился, когда его отец уже был превращён в волка, но это сути не меняет.       — Но ведь был ещё Юйлун, так? — Ван Ибо снова удивляет Сяо Чжаня знаниями. Несмотря на то, что Ибо воспринимал эту легенду как выдумку, он запомнил все подробности.       — От них никого не осталось, — голос Сяо Чжаня звучит глухо, словно он говорит о чём-то болезненном. — И не думай, что такие нападения охотников — редкость. Они происходят регулярно, уже несколько тысячелетий. Клан Белых волков прервался сравнительно недавно. Лет двадцать назад. Последние его представители — настоящие, чистокровные волки — погибли. Он замолкает, вновь переживая те события. Ему тогда было всего одиннадцать, но он до сих пор помнит лицо отца, искажённое горем. Помнит эту безнадёжность, которая ледяной иглой вонзилась в сердце, оставив после лишь пустоту.       Гибель королевского рода — невосполнимая утрата.       — Мне было всего одиннадцать… — продолжает Сяо Чжань, не замечая, что перешёл на шёпот. — Смутно помню те события. Отец долго уговаривал главу Белых волков остаться в городе, с нами; но тот отказался. Сказал, что его семье будет безопаснее в другом месте. Он ошибался… Через несколько месяцев охотники пришли за ними.       — Но… почему? — Ван Ибо не понимает, зачем нужно истреблять целые поколения. — В чём смысл?       — Мы для них — ошибка природы, — горько усмехается Сяо Чжань. — Угроза, которую нужно уничтожить. Они верят, что мир должен принадлежать только людям. А мы для них — монстры.       — Монстры? — Ван Ибо не сдерживает горького смешка. — По-моему, монстры — это те, кто убивает невинных, сжигает дома, стирает с лица земли целые поколения. А вы… Вы ведь не нападаете на людей.       Сяо Чжань молчит, не зная, что ответить. Он слишком хорошо знает, что мир не чёрно-белый. И то, что для одних — добро, для других — зло. И наоборот. Он смотрит на Ван Ибо, на его лицо, освещённое лунным светом, и думает, что ему невероятно повезло встретить этого человека. Человека, который не боится его сущности, а, наоборот, стремится понять её.       — Знаешь… — тихо говорит Сяо Чжань, прерывая затянувшуюся паузу. — От Белых волков почти ничего не осталось. Никто даже не помнит, как их звали, как они выглядели. Всё, что от них осталось, — это легенды да пара строчек в старинных книгах.       — А фотографии? — спрашивает Ван Ибо. — Портреты? Что-нибудь?       — Огонь не щадит никого и ничего. — Сяо Чжань поводит плечом, словно пытаясь сбросить невидимый груз. — Их дом сгорел дотла, вместе со всеми архивами, фотографиями, дневниками. Мы до сих пор пытаемся найти хоть какую-то информацию о них, но пока безрезультатно. А то, что было у нас, тоже поглотило пламя, когда охотники пришли к нам и убили всех старших из моего клана.       Сяо Чжань встаёт, подходит к ручью и, наклонившись, зачерпывает ладонью холодную воду. Несколько капель, сверкающих в лунном свете, стекают по его пальцам, словно слёзы.       — А теперь только я один остался из всех чистокровных. И я не знаю, что делать и как спасти свою семью и всех остальных волков от новой напасти. Я бесполезный идиот, который теперь втянул во всё это и тебя тоже.       — Не говори так, — тихо произносит Ван Ибо. — Не вини себя ни в чём.       Он подходит к Сяо Чжаню, берёт его за руку и поворачивает к себе. В глазах Сяо Чжаня, отражающих свет луны и звёзд, — столько боли, что у Ван Ибо сжимается сердце. Он никогда не видел его таким разбитым, уязвимым, потерянным.       — Сяо Чжань… — Ван Ибо легонько проводит пальцами по его щеке, стирая невидимую слезинку. — Послушай меня. Всё это, конечно, шокирует. Но я справлюсь. Мы справимся.       — Нет, не справимся! — Сяо Чжань резко отстраняется, словно его обожгло прикосновение Ван Ибо. — Ты не понимаешь! Это слишком опасно. Ты можешь погибнуть!       — Я могу погибнуть и в другом месте, которое никак не связано с тобой! — Ван Ибо пытается улыбнуться, но улыбка получается кривой, вымученной. — Мы прошли через это вместе, сегодня. Я видел тебя настоящего. Ты разорвал кучу людей в клочья. Но я не убежал с воплями и не собираюсь этого делать. Разве это ничего не значит?       — Значит… конечно, значит. — Сяо Чжань проводит рукой по волосам, вздыхая. — Но я не хочу тебя потерять, Ибо. Не хочу подвергать тебя опасности. Ты видел, на что они способны; на что способен я.       — Тогда забудь про это! — Ван Ибо снова делает шаг к нему, и на этот раз Сяо Чжань не отстраняется. — Просто забудь. Давай вернёмся к тому, что было раньше. К нашей нормальной жизни. Просто притворимся, что ничего этого не было. Я буду приходить каждый день в шоколадницу, а ты продолжишь искать ту сладость, которая мне нравится.       От осознания того, какой беззаботной была жизнь сравнительно недавно, у обоих разом сжимается всё внутри, отзываясь невыносимой болью.       — Так не бывает, — горько усмехается Сяо Чжань. — Нельзя просто так взять и забыть. Только магия способна стереть воспоминания, но тогда ты забудешь всё.       — Но… — Ван Ибо не знает, что ещё сказать. Впервые в жизни он чувствует себя абсолютно беспомощным.       — Я не хочу, чтобы ты боялся меня, — шепчет Сяо Чжань, и Ван Ибо понимает, что это признание даётся ему нелегко. — Не хочу видеть в твоих глазах страх.       — Я не боюсь тебя, — так же тихо отвечает Ибо. — Но теперь я боюсь за тебя. За твоей жизнью могут явиться в любой момент, как и за жизнью Итина.       — Поэтому я и не хочу, чтобы ты помнил всё это. Я не прощу себе, если с тобой что-нибудь случится, — голос Сяо Чжаня дрожит, и он резко отворачивается, пряча лицо. — Я устал хоронить тех, кто мне дорог.       Ван Ибо видит, как его плечи вздрагивают, и понимает, что Сяо Чжань с трудом сдерживается, чтобы не впасть в тихую истерику.       — Перестань! — Ибо делает шаг вперёд и, не в силах больше сдерживаться, притягивает Сяо Чжаня к себе, обхватывая его лицо ладонями. — Ты слышишь меня? Перестань прямо сейчас же! Я не позволю тебе так говорить!       — Ибо… — Сяо Чжань пытается вырваться, но Ибо держит его крепко.       — Нет, ты меня послушай! — Ван Ибо заставляет посмотреть себе в глаза, и его взгляд горит такой решимостью, что у Сяо Чжаня на мгновение перехватывает дыхание. — Я не кукла и не ребёнок, которого нужно оберегать от всех невзгод мира! И решать за меня, что мне чувствовать, а что — нет, тоже не нужно! Да, то, что я узнал… всё это… — Он на секунду замолкает, подбирая слова. — Это перевернуло всю мою жизнь. Но знаешь, что самое главное? Что рядом со мной ты. И мне плевать на опасность, на охотников, на весь этот проклятый мир, если тебя не будет рядом!       — Господи! — Сяо Чжань не может больше слушать. Каждое слово Ибо — удар кнута. — Ты не понимаешь, о чём говоришь!       Он хочет отодвинуться, хочет скрыться от этого взгляда, от этой боли, которая отражается в глазах Ван Ибо, но тот не отпускает, держит крепко, словно боясь, что Сяо Чжань сейчас растворится в воздухе, как мираж.       — Это мой мир, Ибо, — хрипло говорит Сяо Чжань, чувствуя, как его собственный голос ломается. — Мир, где любовь может стать не наградой, а наказанием, проклятьем.       — Не правда! — голос Ван Ибо, обычно такой спокойный, сейчас дрожит от гнева и отчаяния. — Я не верю в это! Он притягивает Сяо Чжаня к себе ещё сильнее, и тот, несмотря на все усилия, не может, да уже и не хочет сопротивляться. Их губы встречаются в поцелуе, жадном, наполненном отчаянием и горечью, но в то же время — нежности и любви.       И в этот самый момент, когда мир вокруг перестаёт существовать, когда остаются только они двое и это позднее осеннее небо над головой; из-за горизонта, разрезая ночную тьму, вырывается первый, ещё робкий луч восходящего солнца.       Он скользит по верхушкам деревьев, по гладкой поверхности ручья, медленно приближаясь к поляне, к месту, где стоят, обнявшись, Сяо Чжань и Ван Ибо, и, словно огромная невидимая рука, начинает их разделять. Сяо Чжань чувствует этот свет, будто ожог. Он закрывает глаза, пряча лицо на плече Ибо, и шепчет, пытаясь прогнать, отодвинуть тот момент, когда волшебство исчезнет, а вместе с ним и он сам.       — Я обещал тебе… — его голос хриплый, еле слышный. — Только до рассвета…       Ван Ибо молчит, лишь сильнее прижимает его к себе. Он знает, что происходит что-то непоправимое, — то, против чего он бессилен, — и от этой мысли его сердце разрывается на части.       — Три дня… Подумай ещё раз. — Сяо Чжань отстраняется, глядя на него с такой просьбой, что Ван Ибо готов согласиться на всё что угодно. — Умоляю…       Солнце, словно огромный огненный шар, появляется из-за горизонта, Сяо Чжань исчезает. Ван Ибо стоит на поляне один. Он всё ещё чувствует тепло его тела, слышит эхо его голоса, вдыхает аромат его парфюма, смешанный с запахом леса и чего-то дикого, неуловимого…       Его пальцы всё ещё помнят нежность кожи Сяо Чжаня, а губы — вкус поцелуя, который жжёт, словно огонь. Ван Ибо медленно опускается на землю, не в силах оторвать взгляда от того места, где только что стоял Сяо Чжань. Он знает, что они скоро увидятся, что это не конец. Но от этого знания ему не легче. Скорее, наоборот. Потому что теперь он знает и то, что может их разлучить навсегда. Спустя мгновение из глубины леса доносится тихий, еле слышный вой. И Ван Ибо, несмотря на то, что сердце разрывается от противоречащих друг другу эмоций, не может сдержать улыбки.       Он знает, кто это. Знает и чувствует.       Он видит в чаще огромного чёрного волка. Шерсть его блестит в лучах восходящего солнца, а в золотисто-янтарных глазах, таких знакомых и родных, та же боль, что и у него самого.       Волк смотрит на него внимательно, а потом разворачивается и медленно, величественно уходит, растворяясь среди деревьев, словно призрак.       Ван Ибо остаётся сидеть на земле, не в силах пошевелиться. Он не знает, сколько времени проходит — минуты? часы? вечность? — но в конце концов всё же поднимается и, уже не оборачиваясь, идёт в сторону машины. Ему нужно ехать. Ему нужно многое обдумать, многое понять. И, возможно, найти ответ на главный вопрос: готов ли он на самом деле открыть для себя этот новый, неизведанный мир?       Мир, о котором он даже не подозревал всего несколько часов назад.

⋆˖⁺‧₊₊‧⁺˖⋆ ── ⋆⋅♡⋅⋆ ── ⋆˖⁺‧₊₊‧⁺˖⋆

      Частный джет, разрезая воздушные просторы, плавно готовится зайти на посадку в аэропорту Шанхая. На борту, помимо двух пилотов, находятся всего четыре пассажира: Сюань Лу, её неотступная охрана из двух крепких парней, навязанных Сяо Чжанем и Лю Хайкуанем с настойчивостью, не терпящей возражений, и тишина. Такая тягучая, напряженная, словно предгрозовая духота.       Сюань Лу не делится целью своего одиночного путешествия даже с семьёй. Слишком опасно, слишком непредсказуемо. По крайней мере, пока она не убедится в своих предположениях. Шаткое положение её клана не позволяет ей разбрасываться такими опасными знаниями. В ней живёт уверенность, что эта поездка станет началом новой жизни. Не только для её клана, но и для всех остальных.       Тонкая папка серебристого цвета, лежащая на маленьком столике, является немым свидетельством этой уверенности. Сюань Лу вновь и вновь пересматривает её содержимое, запоминая каждую деталь, каждую строчку.       Она уже давно подозревает, что появление Ван Ибо в их жизни — не простая случайность. Невозможно сказать наверняка, он ли стал первопричиной всех тех странных событий, которые начались несколько месяцев назад. Или он просто ещё одна пешка в чьей-то чужой игре? Но одно было ясно: Ван Ибо с этим связан.       Сюань Лу была ребёнком, когда впервые увидела одну милую, счастливую семейную пару. Они приезжали к ним в гости, когда ей было всего девять. Лу-Лу не очень хорошо помнит подробности, но может поклясться, что уже видела Ван Ибо в детстве.       Эта мысль не давала ей покоя с того самого момента, как она впервые увидела Ибо в Медицинском центре; всё её существо захватило чувство дежавю. Весь следующий месяц после этой встречи Сюань Лу, словно одержимая, перебирала старые альбомы.       С тех пор она ведёт своё небольшое расследование, храня его в тайне от всех.       И она не ошибается…       Лу-Лу уверена, что нашла ответ. Если всё сложится удачно, эта поездка в Шанхай станет последним аккордом в её тайном расследовании.       Как знак свыше, самолет вздрагивает и наклоняется. Ещё минута, и джет, наконец, касается земли.       — Госпожа, машина подана и уже ожидает внизу, — сообщает один из телохранителей.       Шанхай…       Он встречает Сюань Лу плотной пеленой влажного, пропитанного солёными брызгами воздуха. Девушка выходит из самолёта и делает глубокий вдох, чувствуя, как лёгкая дрожь пробегает по телу. В крови пульсирует странное, но приятное возбуждение, словно она стоит на пороге чего-то важного, способного перевернуть всю жизнь.       У трапа, подобно огромному хищнику, притаился чёрный Maybach. Водитель — один из телохранителей, молчаливый мужчина, чьё лицо скрывает тень от широкополой шляпы, — учтиво открывает перед госпожой дверцу. Девушка благодарно кивает и скользит в прохладный просторный салон, благоухающий дорогой кожей.       В голове роится масса вопросов. Что ждёт впереди? Как отреагирует Хуан Цзитэн на этот визит? Этот человек — единственный, кто может пролить свет на прошлое Ван Ибо, на судьбу его родителей. По крупицам собранная информация подсказывает — старик является последним ключом к разгадке тайны, связывающей их всех: Ван Ибо, его прошлое и, возможно, общее будущее с её семьей. Интуиция, а Лу-Лу привыкла ей доверять, шепчет, что встреча будет судьбоносной.       Maybach плавно выплывает за пределы аэропорта, оказываясь втянутым в бесконечный, бурлящий поток шанхайских машин. Огромный мегаполис проносится мимо, словно гигантский калейдоскоп: разноцветный, шумный, безумный. Тысячи окон горят яркими огнями, отражаясь в мутной воде реки Хуанпу, рекламные щиты кричат неоновыми слоганами, а людские потоки текут по улицам, сливаясь в единую, хаотичную картину.       Шанхай — город контрастов, город амбиций, но Сюань Лу он никогда не нравился. Однако сейчас девушка готова примириться с ним. Потому что именно здесь, в каменных джунглях, ей предстоит найти ответы на вопросы, что мучают уже долгое время.              Автомобиль, подобно барже, попавшей в шторм, пробивается сквозь бесконечные пробки. Наконец, просигналив, он сворачивает с дороги и ныряет в подземную парковку, расположенную под огромным зданием из стекла и стали — штаб-квартирой «MediСorp».       — Я ненадолго, — бросает Лу-Лу телохранителям, выбираясь из машины, но они, словно тени, неотступно следуют за ней.       «Господин Хуан, надеюсь, ваши сведения оправдают мои ожидания», — думает девушка, входя в здание.       Она шагает по просторному холлу «MediСorp», выполненному в минималистичном стиле: белоснежные стены, отполированный до зеркального блеска пол. Кажется, даже воздух здесь другой — прохладный, стерильный, пропитанный лёгким ароматом дорогих духов и свежесваренного кофе.       Лу-Лу скользит взглядом по спешащим мимо людям. Мужчины и женщины в строгих, идеально сидящих костюмах кажутся частью этого идеального, безликого мира. Никаких лишних движений, никаких эмоций на лицах — только сосредоточенность, целеустремлённость и хладнокровная вежливость. Они — винтики огромного механизма, работающего без сбоев и остановок.       «MediСorp» — не просто фармацевтическая компания. Это настоящая империя, созданная родителями Ван Ибо и сейчас находящаяся под контролем его опекуна — Хуана Цзитэна, пока Ибо постигает медицину.       После трагической гибели родителей Ван Ибо Хуан Цзитэн взял на себя не только заботу о мальчике, но и руководство компанией, которую те основали. Он, словно опытный капитан, провёл корабль сквозь шторм, расширил его курс, вывел на международный рынок. Под его руководством «MediСorp» превратилась в одного из лидеров в области разработки инновационных лекарственных препаратов, основанных на новейших биотехнологиях.       Но «MediСorp» занимается не только лекарствами. Компания инвестирует в различные научные проекты, связанные с генетикой, биологией, нанотехнологиями. Ходят слухи, что в недрах её лабораторий проводят секретные исследования, способные перевернуть представление о возможностях человеческого организма. Помимо этого «MediaCorp» владеет сетью элитных клиник в разных городах Китая.       «Вот он — призрак прошлого, скрывающийся под блестящей маской настоящего», — думает Сюань Лу, останавливаясь у стойки ресепшена.       — Здравствуйте, — уверенным, ровным голосом произносит она. — Мне назначено.       — Добро пожаловать в «MediCorp», — отзывается девушка за стойкой. Молодая, стройная, одетая по всем правилам дресс-кода, она словно часть этого безупречного, стерильного пространства. — Назовите имя, пожалуйста.       — Сюань Лу.       В воздухе повисает короткая тишина, которую нарушает лишь стук пальцев по клавиатуре. Администратор явно не ожидала, что девушка перед ней пришла на встречу к самому Хуану Цзитэну. За всё время своей работы здесь она не смогла бы припомнить, чтобы он принимал кого-то, кроме директоров других компаний и высокопоставленных лиц.       «Госпожа Сюань Лу должна быть очень важной персоной, — думает девушка, — хотя никакой информации о ней в базе нет».       — О, конечно! — спохватывается администратор. — Господин Хуан ждёт вас. Прошу, проходите. Вас проводят.       Сюань Лу едва заметно кивает, внутренне усмехаясь про себя. Еще во время телефонного разговора с Лю Тин Юй, личным помощником и по совместительству близким другом Хуана Цзитэна она поняла, что её визит не останется незамеченным. Женщина на том конце провода отвечала сдержанно, с явной долей недоверия, но стоило Лу-Лу упомянуть Юэгуан и желание поговорить о Ван Ибо и его родителях, как лёд в её голосе растаял. Встреча была назначена незамедлительно.       — Госпожа Сюань Лу, прошу за мной, — прерывает её мысли мелодичный голос.       Девушка поворачивается и видит перед собой ещё одну сотрудницу «MediСorp».       — Я провожу вас до кабинета господина Хуана, — с лёгкой улыбкой произносит она и, сделав приглашающий жест, разворачивается и направляется в сторону лифтов.       Сюань Лу следует за ней, не спеша, размеренным шагом, оставив своих телохранителей.       «Ну что ж, господин Хуан, посмотрим, какие секреты вы раскроете мне», — думает Лу-Лу, когда двери лифта открываются на последнем этаже просторного, светлого холла.       Дойдя до нужного кабинета, проводница учтиво открывает дверь.       — Госпожа, прошу, — негромко произносит она.       Кабинет Хуана Цзитэна поражает сдержанной роскошью: огромное панорамное окно открывает захватывающий вид на город, стены украшены картинами в изысканных рамах, а в воздухе витает лёгкий аромат сандала. Сам хозяин кабинета сидит в глубоком кожаном кресле во главе длинного стола из полированного дерева. Увидев гостью, он неторопливо поднимается с места. На мгновение Сюань Лу становится даже неловко — не слишком ли дерзко она поступила, требуя встречи с этим влиятельным человеком?       — Госпожа Сюань, — сдержанно и чинно приветствует Хуан Цзитэн. — Проходите, присаживайтесь. Вы, наверное, устали с дороги. Могу я предложить вам чашку кофе или чая?       — Я не буду слишком наглой, если попрошу кофе? — с улыбкой отвечает Сюань Лу.       На самом деле, кофе ей сейчас совсем не хочется. Просто волнение сковывает горло, и девушка надеется, что хотя бы глоток горячего напитка поможет ей расслабиться.       Пока Хуан Цзитэн распоряжается насчёт кофе, Сюань Лу устраивается в одном из кресел. Чтобы не создавать атмосферы допроса, мужчина пересаживается в кресло напротив.       — Итак, госпожа Сюань, о чём вы хотели со мной поговорить? — спрашивает он, внимательно вглядываясь в лицо девушки.       Цзитэн и сам взволнован, хотя старается не подавать вида. Он уже понял, что перед ним не просто назойливая журналистка или случайная гостья. В этой девушке есть что-то неуловимое и загадочное. У него складывается впечатление, что она как-то связана с Сяо Чжанем, о котором он знает уже давно. Вот только знания его ограничены лишь самим Сяо Чжанем. О его семье Хуан Цзитэн ничего не знает.       Сюань Лу не спешит с ответом. Она достаёт из сумки папку с документами и протягивает её Цзитэну.       — Пожалуйста, взгляните, — тихо просит она.       Содержание папки вызывает у него нескрываемый интерес. Дважды просить не нужно. Мужчина бережно, словно боясь повредить, берёт пожелтевшую от времени фотографию и замирает. Несколько секунд он молчит, лишь его глаза, скрытые за стеклами очков, быстро бегают по изображению, стараясь уловить каждую деталь.       На снимке, слегка выцветшем от времени, улыбаются пять человек. Справа родители Сяо Чжаня, высокие, статные, с открытыми, добрыми лицами. Отец Сяо Чжаня дружески обнимает за плечи другого мужчину — молодого, поразительно похожего на Ван Ибо. Рядом с ним — красивая девушка, беременная, судя по всему, уже на большом сроке. Правой рукой она обнимает за плечи мальчика лет шести, который, словно котенок, приник к её руке и, слегка наклонившись, касается ладошкой её живота. Все они — и взрослые, и ребёнок — буквально излучают счастье и безмятежность.       Хуан Цзитэн медленно опускает фотографию на стол, словно она внезапно стала обжигающе горячей. Он и не подозревал, что родители Ван Ибо были так близки с семьёй Сяо Чжаня. Это казалось невероятным. Ведь он, Хуан Цзитэн, лично занимался расследованием гибели родителей Ван Ибо, изучал их жизнь, их связи и никогда, ни в одном документе, ни в одном свидетельстве не встречал упоминания о какой-либо дружбе с семьёй из Юэгуана.       — Откуда у вас это? — голос Хуан Цзитэна звучит напряжённо. Он поднимает глаза на Сюань Лу, и в его взгляде читается смесь любопытства, недоумения и даже страха.       «Кажется, я попала в точку», — с удовлетворением отмечает про себя девушка.       — Я — двоюродная сестра Сяо Чжаня, — отвечает Лу-Лу, и в её голосе звучит нескрываемая гордость.       Она видит, что её слова не стали для господина Хуана особым открытием. Он, похоже, и сам уже догадался, кто перед ним.       В папке лежат ещё несколько фотографий. На них запечатлены разные люди, которых Цзитэн видит впервые, но Сюань Лу хорошо их знает — это её родственники, семья Сяо Чжаня. Вот её дядя разрезает именинный торт, вот тётя качается на качелях с маленькой девочкой на руках. А вот и ещё один снимок: мать Ван Ибо, в длинном светло-розовом платье, сидит на лужайке и обнимает двух малышек — Сюань Лу и, судя по всему, крохотную Мэн Цзыи.       — Так, выходит, вы тоже волчица, — произносит Хуан Цзитэн, и в его голосе не слышится ни удивления, ни страха. — Что ж, это многое объясняет. Но скажите, что привело вас ко мне, госпожа Сюань? Ведь, судя по всему, вы и так знаете о Ван Ибо гораздо больше, чем я мог предположить.       В этот момент в кабинет тихо входит помощница и ставит на стол перед Сюань Лу чашечку кофе. Горячий напиток источает бодрящий аромат, но Лу-Лу уверена — он и вполовину не так хорош, как тот, что готовит Сяо Чжань. Помощница исчезает так же незаметно, как и появилась.       — Нет, господин Хуан, не обо всем, — качает головой Сюань Лу, делая глоток кофе. — Раз Ван Ибо один из нас, почему он не превратился, как все мы? Или же он оказался одним из тех редких исключений, когда ген не передался? А может, он настолько хорошо контролирует свою сущность, что никто даже не догадывается, кто он на самом деле?       — Все гораздо проще, молодая госпожа, — отвечает Хуан Цзитэн. — Родители Ибо хотели уберечь сына от вашего мира. Они мечтали, чтобы он жил обычной, спокойной жизнью. Поэтому обратились к одной ведьме, и та наложила на его сущность мощную печать. Он не превратился тогда, в детстве, и вряд ли это произойдет сейчас. Ведьму эту, кстати, недавно убили. Уверен, это было спланированное убийство. Воспоминания о прошлом, о той аварии у Ибо, скорее всего, уже вернулись, но печать сломать может только тот, кто её наложил.       — А родители Ван Ибо… Их убили охотники? — с тревогой в голосе спрашивает Сюань Лу.       — Да, — с горечью кивает Хуан Цзитэн. — Они были очень осторожны, тщательно скрывали свою сущность. Никто даже не подозревал, кем они были на самом деле. Ведьма, о которой я вам рассказывал, хорошо их прятала. Но, видимо, от судьбы не уйдешь… Они погибли, а Ибо… его сначала увезли в больницу, а потом отправили в приют. Меня тогда не было в городе, я вернулся лишь полгода спустя. Нашел его и не узнал. Тот маленький мальчик, которого я помнил, повзрослел за эти месяцы, жизнь провела над ним свой жестокий эксперимент. Поэтому он такой замкнутый, холодный. К тому же, пока меня не было, некоторые из директоров компании решили воспользоваться ситуацией, пытались присвоить себе акции, даже в клинику обращались, чтобы Ибо официально признали мертвым. Но я вернул всё на свои места, до последней акции. Но его до сих пор пытаются убрать, даже в Юэгуане на него выходили, хотели убить. И, должен признать, если бы не Сяо Чжань, Ван Ибо сейчас был бы уже мертв.       — Да, это объясняет очень многое, — тихо произносит Сюань Лу. Теперь некоторые странности в поведении Ван Ибо, его холодность и отстраненность, стали для неё понятны. — Думаю, вам известно, что ваш подопечный и мой брат питают друг к другу, скажем так, нежные чувства?       — Мне известно! — рявкает Хуан Цзитэн, и на его лице появляется выражение крайнего недовольства. — Бесстыдники!       Сюань Лу едва сдерживает улыбку, глядя на то, с каким негодованием он это произносит. Похоже, у Хуана Цзитэна были на счет будущего Ван Ибо совсем другие планы.       — Господин Хуан, не волнуйтесь вы так, — говорит она, вставая из-за стола. — Ибо, как я понимаю, вполне может постоять за себя. Но теперь он среди своих. И, кстати, вчера ночью он впервые увидел тот мир, от которого его так оберегали.       — Что?! — Хуан Цзитэн буквально подскакивает на месте. — Откуда? Ему уже всё известно?       Похоже, эта новость стала для него полной неожиданностью. Судя по всему, приставленные к Ван Ибо ещё не успели доложиться.       — Не очень удивляйтесь, — усмехается Сюань Лу. — Ибо хоть и не догадывался об этом, но всегда был частью нашего мира. Про себя он ничего не узнал, но других увидел в полной мере.       — И как он? — в голосе мужчины звучит тревога.       — Удивлён, конечно, — улыбается Сюань Лу. — Но, как я поняла, Сяо Чжань для него важнее всего. Ему всё равно, кем тот окажется в итоге.       — Надеюсь, вы правы, — вздыхает Хуан Цзитэн.       Он выглядит усталым и расстроенным. Понимает, что не сумел уберечь Ван Ибо от правды, хотя, может, так даже лучше?       — Спасибо за встречу, господин Хуан. — Лу-Лу слегка кланяется в знак уважения. — Мне пора возвращаться домой. Сами знаете, что я вырвалась буквально с поля боя, чтобы узнать правду. И вроде бы я получила ответы на все вопросы, но почему-то была уверена, что узнаю что-то ещё. Что-то, что даст нам надежду, поможет спасти нашу семью. Кажется, на этот раз интуиция меня подвела.       Сюань Лу разворачивается, чтобы уйти, но Цзитэн останавливает её.       — Подождите, — говорит он неуверенно, словно сомневается, стоит ли продолжать. — Госпожа Сюань, если вы уделите мне ещё несколько минут, я бы хотел вам кое-что показать. Возможно, ваша интуиция вас не обманывала.       — О чём вы? — Сюань Лу настороженно смотрит на него.       — Пожалуйста, пройдите за мной, — вместо ответа Хуан Цзитэн направляется к двери.       Оставив кабинет, они идут по длинному коридору, в самый его конец. Здесь расположен еще один лифт, но, в отличие от того, на котором Сюань Лу поднималась сюда, этот герметично закрыт. Внутри, помимо кнопки с номером этажа, на котором они находятся, всего одна-единственная — с надписью «Технический этаж».       Будь Сюань Лу обычной девушкой, она бы занервничала. Но она — волчица, и сейчас её разумом владеет лишь любопытство.       Лифт останавливается, двери открываются. Сюань Лу ожидает увидеть что-то вроде темного и пыльного подвала, но здесь оказывается просторно и светло. Видимо, за вентиляцией тщательно следят. Хуан Цзитэн ведет её по длинному коридору мимо многочисленных дверей и останавливается у одной из них. Дверь, как понимает Сюань Лу, открывается с помощью сканера отпечатков пальцев.       — Сюда могу попасть только я и моя помощница, — говорит Цзитэн, прикладывая палец к сканеру. — Здесь хранятся очень важные документы.       Дверь бесшумно открывается, мужчина пропускает Сюань Лу внутрь. Помещение, в котором они оказываются, напоминает хранилище: вдоль стен тянутся стеллажи с папками, в углу стоит сейф, а в воздухе витает запах старой бумаги и пыли.       — Надеюсь, вы понимаете мою предосторожность, — говорит Хуан Цзитэн, подходя к сейфу и набирая код. — То, что я вам сейчас покажу… думаю, это очень важно, особенно для вашей семьи.       Он открывает сейф и достаёт оттуда толстую тетрадь, переплетённую в кожу.       — Что это? — спрашивает Сюань Лу, с любопытством разглядывая тетрадь. Обложка покрыта странными символами, знакомыми Лу-Лу ещё с детства. Такие она видела в старинных книгах в библиотеке своего клана. Мэн Цзыи назвала бы этот дневник ещё одним гримуаром.       — Это дневник, — отвечает Хуан Цзитэн, протягивая тетрадь Сюань Лу. — Дневник родителей того самого мальчика, что сейчас у вас. Если не ошибаюсь, их фамилия Цзян. Здесь записаны результаты всех их исследований, все их эксперименты. А ещё… — Он достаёт из сейфа небольшой внешний накопитель на несколько сотен терабайт. — Здесь хранятся видеозаписи, на которых они сами рассказывают о своей работе.       — Боже мой… — только и может выдавить из себя Сюань Лу, принимая из рук Хуана Цзитэна тетрадь и накопитель. Она чувствует, как у неё дрожат руки. — Мы были уверены, что охотники захватили все эти документы.       — Мои люди успели их перехватить, — с улыбкой говорит Цзитэн. — Но, прошу вас, госпожа Сюань, ознакомьтесь прямо сейчас с содержимым восемьдесят пятой страницы дневника. Для меня, после того, как я всё это прочитал, казалось безобразием, изменой самой жизни, но, думаю, для вас это как раз и есть та надежда. Учитывая, в каких отношениях состоят Сяо Чжань и Ван Ибо.       После столь огромного доверия, проявленного к ней, Сюань Лу не смеет отказываться или сомневаться. Она осторожно переворачивает страницы, листая уже пожелтевшую бумагу. Её пальцы оставляют на старых страницах едва заметные следы. Найдя нужную, девушка замирает.       Информация написана аккуратным, разборчивым почерком. Хуан Цзитэн внимательно наблюдает за Сюань Лу, отмечая, как меняется её лицо. Вот на нём недоумение, вот — смущение, вот — ужас… Лу-Лу перечитывает страницу снова и снова, словно не веря своим глазам, потом её губы растягиваются в улыбке, а по щекам текут слезы. Она их не скрывает и даже не смахивает. Она чувствует лёгкое головокружение, кажется, ещё немного — и она рухнет на пол. Хуан Цзитэн успевает подставить ей стул.       — Это всё объясняет, действительно объясняет, — хрипло шепчет Сюань Лу, присаживаясь. — Но материал… он ведь тоже у вас?       — Да, в соседнем хранилище, — кивает Цзитэн. — Здесь мы не могли его разместить, сами понимаете, слишком уж специфические условия хранения требуются.       Сюань Лу несколько минут молчит, приходя в себя. То, о чём она сейчас узнала… такого она не могла себе даже представить. И это действительно шанс, надежда, та самая, о которой твердила её интуиция.       — Господин Хуан, я приняла решение. — Она поднимает на него глаза, и он понимает, что перед ним уже не эмоциональная девушка, а сильная и решительная волчица, готовая идти до конца. — Мне понадобится ваша помощь. Для этого дела нужен надёжный человек и люди, которые смогут обеспечить ему безопасность.       — Я готов вам помочь, — после небольшой паузы отвечает Хуан Цзитэн. — Но, честно говоря, мне не нравится эта затея. Слишком уж рискованно.       — Поверьте, господин Хуан, то, что сейчас происходит в Юэгуане… это настоящий ад. И то, что вы мне сейчас показали… — Сюань Лу бережно прижимает тетрадь к груди. — Это наш единственный шанс. Наш билет в будущее. Если не для нас, то для Сяо Чжаня и Ван Ибо.

⋆˖⁺‧₊₊‧⁺˖⋆ ── ⋆⋅♡⋅⋆ ── ⋆˖⁺‧₊₊‧⁺˖⋆

      В операционной стерильная тишина, которую нарушает лишь размеренное гудение аппаратуры да приглушённый голос хирургов. Но в голове Ван Ибо, словно набат, бьётся отчаянный шёпот Сяо Чжаня: «Три дня… Обещай мне. Обещай».       Ибо склоняется над операционным столом, сосредоточенно вглядываясь в рваную рану на груди пациента. Беднягу, истерзанного каким-то диким зверем, нашли на лесной опушке. Чудом выжил. Об этом уже битый час судачат ассистенты Ван Ибо, но сам он в эти разговоры не вступает. Уж слишком знакомы ему эти рваные края, слишком уж красноречиво молчат об агонии жертвы глубокие борозды от когтей.       «Сяо Чжань — волк!» — эта мысль всё ещё взрывается в голове Ибо ледяными брызгами, хотя он отчаянно пытается ухватиться за обломки своего прежнего, упорядоченного мира.       — Скальпель, — выдыхает он, и голос его звучит чужим, отстранённым.       Медсестра в замешательстве подаёт инструмент. Ей не по себе от вида до боли знакомого хирурга: бледный, с лихорадочным блеском в глазах.       Ибо устало проводит рукой по лицу. Слишком яркими, слишком реальными были события прошлой ночи, чтобы списать их на кошмар или галлюцинации.       «Нет, так нельзя, — мысленно укоряет он себя. — Соберись. Ты же врач!»       Он вновь сосредотачивается на операции, дисциплинированно отсекая лишние мысли. Но стоит ему на мгновение прикрыть веки, как перед внутренним взором вновь вспыхивают глаза Сяо Чжаня: жёлтые, сияющие в темноте, полные дикой, неукротимой силы.       Ибо действует на автомате, каждое движение отточено годами практики. Вот он останавливает кровотечение, вот сшивает разорванные мышцы, соединяет обломки костей… Операция проходит безупречно, вот только обычного удовлетворения от хорошо выполненной работы Ибо не чувствует. Лишь пустота и холод разъедают душу.       — Доктор Ван, с вами всё в порядке? — в голосе ассистента звучит беспокойство.       Ибо с трудом отрывается от операционного поля.       — Да. Всё хорошо, продолжаем, — устало отзывается он, словно отвечает уже в сотый раз.       «Три дня… — снова вспыхивает в голове голос Сяо Чжаня. — Три дня…»       Что будет через три дня? Что он должен решить?       «Неужели ты сомневаешься в моём выборе? — мысленно обращается Ван Ибо к Сяо Чжаню, будто тот может его услышать. — Я перешёл черту! Перешагнул через горы трупов, чтобы быть рядом! А ты ещё сомневаешься? Неужели не очевидно, что я выбрал тебя? Воистину, ты самый несносный… человек».       От этой мысли по спине Ибо пробегает ледяная дрожь. Почему он остановился, прежде чем назвать Сяо Чжаня человеком? Может, он и превращается в волка, но он всё же человек. Нет-нет, он не монстр, не зверь.       Господи… Помоги…       Операция подходит к концу. Последний шов, аккуратный, почти ювелирный. Ибо снимает перчатки, чувствуя, как неимоверная усталость накатывает свинцовой волной. Ему нужно увидеть Сяо Чжаня, убедиться, что с ним всё в порядке. Эта потребность пульсирует где-то на грани сознания, острая, как лезвие скальпеля.       — Заканчивайте здесь, — бросает Ван Ибо ассистенту, не в силах бороться с охватившим его волнением.       — Но, доктор Ван… — начинает тот, но Ибо уже направляется к выходу, не обращая внимания на удивлённые взгляды коллег.       Ему нужно уйти, пока он не наделал глупостей. Пока не начал искать следы когтей на теле пациента, пытаясь понять — не тот ли это зверь, что напал на них в лесу.       «Три дня… У меня есть три дня, чтобы всё решить», — эта мысль стучит в голове Ибо, пока он второпях удаляется из операционной.       Словно подхваченный невидимым вихрем, Ван Ибо врывается в свой кабинет. Здесь, в полумраке, он может хоть на минуту сбросить маску невозмутимого хирурга. Хочется забиться в самый дальний угол, свернуться калачиком и забыться тяжёлым сном без сновидений.       За окном сгущаются сумерки, низкие, почти чёрные тучи обещают грозу. Но Ибо даже не делает попытки включить свет. Он без сил ложится на кушетку, прикрывая глаза ладонью. А перед внутренним взором вновь вспыхивает та самая лесная дорога, залитая кровью.       Начинается дождь. Сначала это лишь редкие капли, барабанящие по оконному стеклу, но потом ливень обрушивается мощными потоками, пытаясь смыть с земли всю скверну.       Кажется, сам воздух в кабинете пропитывается чьим-то присутствием. Невидимая рука проводит по волосам Ибо, словно успокаивая, убаюкивая. Тихий, нежный голос — голос Сяо Чжаня — начинает напевать колыбельную.       — Ты же обещал не показываться… — бормочет Ибо, всё сильнее погружаясь в дремоту.       Это ему только кажется, или Сяо Чжань на самом деле рядом…       Море…       Бескрайнее, ласковое, оно прохладой обнимает усталое тело. Волны, заманивая в объятия, шепчут заклинание на своём языке, которое понятно только им и тому, кто имеет счастье их слышать. Солнце нежно пригревает, заставляя забыть обо всех тревогах и печалях.       Ибо не хочет открывать глаза, боясь спугнуть это блаженное забвение. Он готов вечно оставаться в этой тишине, далеко от мучительной реальности. Но вот чьи-то пальцы касаются его щеки, проводят по бровям, стирая морщинки усталости.       — Чжань-гэ, — выдыхает Ибо, приоткрывая глаза.       Сяо Чжань наклоняется над ним, заслоняя собой солнце. Его губы нежны, а поцелуй полон любви и бесконечной нежности.       — Я не хочу думать три дня, Чжань-гэ, — шепчет Ибо, слегка отрываясь от него; он осторожно опускает его на горячий песок и нависает над ним. — Если потребуется, я буду выбирать твой Ад снова и снова.       Сяо Чжань молчит, и только две слезинки скатываются по его щекам, напоминая хрустальные капли.       — Почему ты молчишь? — голос Ибо дрожит, образ Сяо Чжаня начинает ускользать из объятий. — Скажи что-нибудь…              Сон неумолимо тает, уступая место холодной реальности. Ибо просыпается в своём кабинете, и по его щекам текут горькие, как полынь, слёзы.

⋆˖⁺‧₊₊‧⁺˖⋆ ── ⋆⋅♡⋅⋆ ── ⋆˖⁺‧₊₊‧⁺˖⋆

      Тихое, сладкое сопение Итина обволакивает Сяо Чжаня, подобно тёплой волне, убаюкивая, лишая всякой возможности сопротивляться дремоте. С другой стороны, как маленький трактор, мурлыкает во сне Орешек.       «Двойная атака на мою бдительность», — с нежностью думает Сяо Чжань, осторожно целуя малыша в пушистую макушку. Ещё немного, и он сам провалится в сон, а на часах без пяти минут семь вечера.       Восемнадцать часов… Вечность! Именно столько прошло с того момента, как Ибо узнал правду. Узнал, кто такой Сяо Чжань на самом деле. Невыносимое чувство тоски, словно голодный зверь, раздирает грудь. Сяо Чжань до последнего был уверен, что выдержит, но эти восемнадцать часов тянутся, как липкая резина; как пережить три дня, которые он сам же и назначил — не представляет возможным.       — Ну что скажешь… Идиот, каких свет не видывал! И добавить нечего!       Сяо Чжань в сердцах ругает себя, бормочет под нос, стараясь не разбудить драгоценное сокровище рядом. Он чувствует, как дремота вновь опутывает сознание, голова медленно опускается на подушку. Итин недовольно ворочается, едва приоткрывает сонные глаза.       — Папа, — тоненький голос прорезает тишину, мгновенно вырывая Сяо Чжаня из объятий Морфея.       — Спи, я рядом, — шепчет он, ещё сильнее укутывая Итина в мягкое детское одеяло.       Быть папой Сяо Чжаню не привыкать. Ещё Фаньсин проложил этот путь, едва научившись говорить, назвал его «папой». И всё же случившееся кажется немного нереальным. С этими кошмарами, монстрами, появлением Ибо; просто не было времени остановиться и осознать, что в жизни появился маленький ребёнок. Малыш Итин так быстро стал неотъемлемой частью их необычной семьи, будто он с самого рождения рядом.       — А когда Ибо-гэгэ придёт? — сонно бормочет Итин, цепляясь крохотной рукой за одеяло.       Сяо Чжань замирает; он, конечно же, ожидал этот вопрос, но не сейчас… не так скоро.       — У него есть дела, — отвечает Сяо Чжань, бережно укладывая выбившуюся прядь волос малышу за ухо. Он отчаянно надеется сохранить тишину, чтобы Итин смог уснуть и хотя бы ещё немного поспать.       — Он испугался нас и ушёл, да? — с детской непосредственностью, разбивающей сердце, продолжает Итин. В его глазах уже блестят слезинки, готовые в любой миг пролиться ручьём. — Он не хочет видеть нас? У Сяо Чжаня внутри всё сжимается от боли при виде расстроенного малыша. Он торопливо притягивает Итина к себе, боясь даже дышать.       — Нет, — будто в панике проговаривает Сяо Чжань, — конечно же нет, глупыш. Ибо-гэгэ не из пугливых, его ни один монстр не в силах напугать. А мы тем более.       «А вот я испортил ему всё впечатление», — горькая мысль пронзает сознание, и Сяо Чжань невольно сглатывает комок в горле, когда вспоминает прошлую ночь.       — Тогда почему он даже не звонит? — не унимается Итин, и в его голосе звучит такая обида и непонимание, что у Сяо Чжаня щемит сердце.       «Глупо было думать, что малыш так легко всё перенесёт», — укоряет себя он. — Ибо-гэгэ сейчас на работе, — успокаивает Сяо Чжань, — наверняка проводит сложную операцию и не может отвлечься и позвонить. Ты же знаешь, какие они важные и сложные, эти операции, — он старается говорить убедительно, но получается ли?       Кажется, аргумент сработал. Итин затихает, но продолжает надувать щёки, изображая обиженного хомячка. Вид у него такой трогательный, что Сяо Чжань едва сдерживается, чтобы не расцеловать эти пухлые щёчки.       — Закрывай глазки, поспи ещё немного, — шепчет Сяо Чжань, нежно целуя малыша в лоб и надеясь хоть как-то его успокоить.       Итин послушно прикрывает глаза, зарываясь носом куда-то в грудь Сяо Чжаня. Малышу нечего бояться; по крайней мере, у него теперь есть отец, хоть и не родной, но который будет просто рядом и любить не меньше родных родителей.

      _______________

      Ли Бовэнь хмурит брови, вчитываясь в строки отчёта, пытаясь найти рациональное объяснение происходящему. Восстановленные после пожара данные системы вызывают больше вопросов, чем ответов. Всё на своих местах, кроме последней записи, той самой, что завершилась за пару минут до взрыва. Она, словно заноза, засела в разуме.       «Ошибка системы? — мысленно возмущается Бовэнь. — Такого просто не может быть! Неужели на фоне самоуничтожения произошёл такой серьёзный сбой?».       Он нервно проводит рукой по волосам, отчего они ещё больше растрепываются. Результат последнего анализа звучит в его голове, как приговор, отрицая здравый смысл и логику.       — Ты сейчас эти листы до дыр протрёшь, — не выдерживает Цзи Ли, наблюдая за его метаниями. Бовэнь действительно в который раз пролистывает отчёт взад-вперёд, зациклившись на одном и том же месте. — Что тебя так взволновало?       — Помнишь, мы с тобой, перед отъездом, ещё анализ ДНК Итина загрузили в систему? — бормочет Бовэнь, едва отрываясь от чтения.       Цзи Ли, устроившись в кресле, лениво потягивает остывший чай и только хмыкает в ответ. Он не видит связи между анализом крови ребёнка и поведением Бовэня. По крайней мере, там не может быть такого, чего они уже не знают.       — Так вот… — продолжает Ли Бовэнь, не обращая внимания на его реакцию, — система выдает совпадение, причём почти стопроцентное, с Сяо Чжанем! Он резко поднимает голову, встречая оторопевший взгляд Цзи Ли. Тот даже давится чаем, не веря своим ушам.       — Ты хочешь сказать… — начинает он, но тут же осекается и продолжает уже неуверенно: — что малыш Итин и наш Чжань-гэ родственники? Да быть такого не может! Это же абсурд. Наверняка ошибка системы.       — Я и сам сначала так подумал, — кивает Бовэнь, беспокойно теребя в руках злосчастные листы. — Но система не могла ошибиться, не в таком анализе и не с такой степенью совпадения. Тут что-то другое…       Он вновь опускает глаза на строчки отчёта, будто ища там опровержение собственным словам. Но цифры упрямо твердят обратное: Сяо Чжань и Итин — близкие родственники. Возможно, даже отец и сын.       — Может, в пробах какие-то погрешности? — предполагает Цзи Ли, всё ещё не веря услышанному. — Мы брали кровь у Итина сразу после того, как его выписали из Центра, возможно, в организме ещё остались следы медикаментов, которые так неожиданно повлияли на результат.       — Нет, старик Ли, дело не в этом, — качает головой Бовэнь. — Пробы в полном порядке, система их идентифицировала без проблем. Тут, должно быть, какое-то генетическое объяснение, мутация какая-нибудь.       Бовэнь потирает переносицу, пытаясь уложить в голове обрывки головоломки.       — Мы точно знаем: Итин зачат в то время, как его родители были под действием созданной ими же сыворотки. Малыш однозначно родился с геном волка, но непонятно, с каким именно. Какой яд получился в итоге после всех экспериментов, неизвестно. Нам позарез нужны записи или хоть что-нибудь, что может пролить свет на это. — Он на мгновение замолкает, а затем продолжает уже более взволнованно: — И ещё… Помнишь, мы изучали гены всех волков в кланах? У них же есть несколько уникальных маркеров: чем больше генов намешано, тем больше маркеров, так вот, у Итина их всего два. Один маркер идентичен маркеру Чжань-гэ, а второй нашей базе вообще неизвестен. И это тоже вызывает кучу вопросов. Я в замешательстве. Этот маркер отвечает за… — Он снова замолкает, будто боясь произнести вслух. — …За способность к превращению! Его могут передать только родители. На данный момент, кроме Чжань-гэ, этот ген есть только у Фаньсина. И то он его получил от матери! И, несмотря на то, что он был зачат, когда его отец был превращён в волка, от него он получил стандартный ген «h», по идее, у Итина должен быть такой же.       — Но родители Итина, они же были людьми? — растерянно произносит Цзи Ли. — Да, они экспериментировали с волчьим ядом, но это же не могло так повлиять. В любом случае, малыш должен был получить стандартный ген «h».       — Или мы чего-то не знаем? — Бовэнь вскакивает и принимается нервно ходить взад-вперёд. — Что, если волчий яд способен влиять на генетику потомства? Мы же знаем: родители Итина долгое время работали с составом. Может, это и привело к такой мутации?       Комната погружается в тяжёлое молчание. Лишь часы продолжают отсчитывать секунды, которые кажутся вечностью.       — Может, Хаоюсюань прав и Чжань-гэ где-то накосячил? — Цзы Ли пожимает плечами, не зная, что и думать. — Должна же быть причина этим нереальным совпадениям!       — Вряд ли он поступил бы так опрометчиво и необдуманно. — Бовэнь отметает этот вариант. — Я всё же склоняюсь к тому, что система дала сбой. Не будем гадать на кофейной гуще. Нужно заново взять кровь у Чжань-гэ и малыша Итина и вновь всё проверить. К тому же я и так хотел провести некоторые исследования, после того, как А-Сян выздоровел благодаря крови А-Тина.       Мысль эта не позволяет ему успокоиться со вчерашнего дня, когда Цзюньсян поведал о своём неожиданном исцелении. Слишком многое в этой истории всё ещё непонятно; слишком много вопросов без ответов. Возможно, именно в крови Итина скрывается ключ к разгадке всей тайны.       — Да, ты прав… — медленно произносит Цзи Ли, пристально глядя в одну точку. — Одни лишь случайности и несостыковки. Нужно докопаться до истины, чего бы нам это ни стоило.

⋆˖⁺‧₊₊‧⁺˖⋆ ── ⋆⋅♡⋅⋆ ── ⋆˖⁺‧₊₊‧⁺˖⋆

      На часах без пяти минут девять. Рабочий день на исходе, и где-то на краю сознания Ван Ибо цепляется за ускользающую радость от того, что он не сошёл с ума. Остался обход, всего один пациент, которого он оперировал утром. Механически Ибо проводит пальцем по экрану телефона, гася незагоревшуюся подсветку. За последние месяцы привычка проверять сообщения от Сяо Чжаня стала навязчивой, как неизлечимая болезнь, отравляя разум.       «Господи, пару месяцев назад я и ведать-не ведал о нём, да и не думал, что способен на такие чувства. А теперь? Наследник крупной корпорации, в прошлом гонщик и, чёрт возьми, хирург, слоняется по коридорам хирургического отделения в ожидании сообщения от… от волка. Дожил… Молодец, Ибо! Браво! Только ты так мог!» — мысленно отчитывает себя Ван Ибо, останавливаясь у двери одиночной палаты в конце коридора.       За белой дверью, за стерильной тишиной больничных стен, ждёт пациент. Именно этот мужчина, израненный, дрейфующий на хрупкой грани между жизнью и смертью, был доставлен скорой рано утром. Его травмы, следы от когтей и клыков, не оставляли сомнений — на него напал не просто зверь. Но почему-то никто, кроме Ибо, не обратил на это внимания.       Сдерживая непонятное волнение, Ван Ибо тянет на себя дверь. Палата залита мягким светом ночника, из приоткрытого окна доносится тихий шелест листвы, шёпот ночного леса. На функциональной кровати под капельницами, оплетённый проводами, словно пленник неведомой силы, лежит он. Бледный, с забинтованной головой, грудью, руками; пациент кажется спокойным. Спит. В полумраке сложно что-либо разглядеть, но стоит Ван Ибо сделать шаг вперёд, как веки больного вздрагивают и резко распахиваются. На него смотрят глаза, не похожие на человеческие — с вертикальными зрачками, наполненные животным страхом и чем-то ещё, от чего по спине пробегает ледяной холодок. Мужчина на кровати испуганно дышит, в агонии избавляясь от вороха трубок и проводов, от пут, сковывающих его.       — Тише, всё хорошо. Вы в безопасности, — пытается успокоить его Ван Ибо, делая ещё один шаг к кровати. Он старается говорить ровно, уверенно, но собственный голос кажется ему чужим, слишком высоким.       Пациент дёргается, прикладывает нечеловеческие усилия, чтобы встать. Простыня сползает, обнажая руку с катетером, пальцы которой в эту секунду, словно повинуясь неведомой силе, скрючиваются, как птичьи когти. Длинные, заостренные ногтевые пластины блестят в полумраке, как лезвия. Ван Ибо не успевает опомниться; мужчина спрыгивает с кровати с нечеловеческой скоростью, невозможной после такой тяжёлой операции. Пытаясь оттолкнуть Ибо, защититься от неведомой угрозы, он вонзает свои острые звериные когти в плечо доктора. Раздаётся треск рвущейся ткани; острая боль, подобно разряду тока, пронзает всю руку. Когти больного распарывают кожу, оставляя глубокие кровоточащие борозды.       «Чёрт!» — проносится в голове Ван Ибо. Горячая волна боли захлёстывает шею, затуманивая разум.       Пациент тяжело дышит, испуганно смотрит на свои руки, которые ещё секунду назад были в порядке, а теперь превратились в оружие чудовища. В его неестественно широко расширенных зрачках — не злость, не агрессия, а паника, животный ужас перед собственной трансформацией, которую он не в силах контролировать. Он — загнанный зверь, пойманный в клетку собственного тела. Резко отшатнувшись назад, не обращая внимания на путающиеся в ногах провода и капельницы, мужчина бросается к выходу, желая лишь одного — сбежать от себя и от этого непонятного ужаса.       — Стой! — кричит Ибо, но его голос тонет в оглушительном грохоте собственного сердца. Пациент, словно призрак, вылетает за дверь и мчится по коридору, будто за ним по пятам гонится сама смерть.       В голове Ван Ибо хаос. Боль пульсирует в плече, но он почти не обращает на неё внимания. Оцепенение длится мгновение. Он, стиснув зубы, бросается следом. Пусто — ни души. Больничный коридор, ещё недавно казавшийся таким знакомым, превратился в лабиринт, полный теней и угрозы. Лишь в конце мелькает сутулый, неуклюжий, но пугающе быстрый силуэт убегающего.       «Куда он бежит?» — вспыхивает вопрос в голове Ибо, когда он добегает до запасной лестницы. Сердце колотится в груди, боль в разорванном плече отдаётся пульсацией в висках, но он, не сбавляя темпа, продолжает преследование.       — Только бы не навредить ему ещё больше, — шепчет Ван Ибо, наблюдая, как пациент, спотыкаясь, как подбитое животное, бросается к тяжёлой металлической двери с надписью, режущей глаза своей обыденностью, «Выход».       Ибо почти догоняет беглеца; еще мгновение… но дверь с грохотом захлопывается перед ним, словно опуская железный занавес. Он успевает лишь заметить исчезающий в темноте силуэт, прежде чем резко останавливается, тяжело опираясь на стену. Дыхание с хрипом вырывается из лёгких, перед глазами всё ещё стоит образ испуганного, меняющегося на глазах человека — полузверя.       «Всемогущие боги… Если бы не увидел вчера, во что могут превращаться люди, сегодня лично пошёл бы в психушку», — мысли лихорадочно мечутся в голове, как тараканы на пожаре.       Боль в плече усиливается, желая вернуть его в реальность, напоминая о случившемся. Ван Ибо прижимает руку к ране, чувствуя, как тёплая, липкая кровь пропитывает халат, оставляя влажный солёный автограф.       Нужно вызвать охрану, поставить в известность полицию. Но что им сказать? Что пациент — возможно, не просто пострадавший от нападения зверя, а… оборотень? Слово застревает в горле, кажется абсурдным даже в его голове. Нет, в это никто не поверит. Слишком невероятно, слишком… фантастично. Сказки, мифы, легенды… но не реальность. К тому же любое упоминание о волках и других существах могут поставить под удар Сяо Чжаня, привести к нему ещё врагов. Несмотря на весь этот бред, Ибо в первую очередь думает о безопасности Сяо Чжаня. Чему даже не удивляется. Эта мысль, словно спасательный круг, удерживает его на поверхности в этом море невероятных событий.       Ибо достаёт телефон, пытаясь не обращать внимания на дрожащие пальцы. Нужно действовать быстро, но осторожно. Набирая номер охраны больницы, он прижимается спиной к стене, ища в ней опору.       — Да, здравствуйте, это доктор Ван Ибо. Мне нужна ваша помощь… Мой пациент… он только что… видимо, у него случился шок после операции. Он… напал на меня и убежал… — голос Ибо звучит спокойно, ровно, только лёгкая дрожь выдаёт его состояние.       — Что? Напал? Он был в себе? — голос охранника на том конце провода, до этого сонный и равнодушный, мгновенно напрягается.       — Не совсем, — сглатывая подступивший к горлу ком, отвечает Ван Ибо. — Он вёл себя неадекватно. — Ибо прикрывает глаза рукой, вспоминая дикий, полный животного страха взгляд пациента, его когти, оставившие горящие следы на его плече. — И бросился бежать. Кажется, он выбежал через запасной выход, — каждое слово даётся ему с трудом.       — Хорошо, доктор Ван, мы сейчас же разберёмся. Вам нужна медицинская помощь?       — Со мной всё в порядке, — врёт Ван Ибо, чувствуя, как по руке стекает кровь, словно напоминая о цене лжи во благо. — Просто… найдите его, пожалуйста. Он может быть опасен, — слова сами слетают с языка, и Ибо молится, чтобы охранник поверил хотя бы в это.       Закончив разговор, он опирается на стену, которая кажется сейчас единственной твердью в этом мире, погружающемся в хаос. Хотя этот хаос и не заканчивался, превратился в верного спутника Ибо, как только тот сошёл с трапа самолёта.       В голове шумит, словно море во время шторма, перед глазами плывёт, будто он уже не в больнице, а на палубе корабля. Тело ломит от усталости, плечо горит огнём, но сильнее всего жжёт мысль… мысль о том, что всё только начинается.       Собравшись с силами, Ван Ибо возвращается в свой кабинет; благо никого по пути не встречает, что вообще крайняя редкость в этом муравейнике, именуемом Медицинским центром. Видимо, Боги его пожалели в этот раз или просто решили не добивать ещё и назойливыми вопросами коллег.       В кабинете тихо и пусто. Лишь тускло светит настольная лампа, бросая на стол косые тени, пытаясь уберечь от мрачных мыслей, вихрем кружащих в голове. Ибо снимает испачканный кровью халат, бросает его в корзину для мусора и включает воду в раковине. Шум льющейся воды немного отрезвляет, возвращает в реальность.       Подставив руку под холодную струю, он шипит от боли — резкой, пронзительной. Три длинные красные полосы — сувенир от когтей пациента, — алеют на плече не хуже, чем у пострадавшего.       — Чёрт, как же горит, — шепчет Ван Ибо, доставая из стола аптечку. Обычно он с такой ловкостью обращался со скальпелем, а сейчас… Руки дрожат. Но он справляется. Обработав рану перекисью и сделав себе укол обезболивающего, он накладывает повязку, стараясь ни о чём не думать.       Движения происходят на автомате, как во время операции, когда важен каждый миллиметр, каждое мгновение, а мысли совсем далеко. Там, в мире, где существуют оборотни, где граница между реальностью и кошмаром тоньше лезвия. Ибо безумно хочет позвонить Сяо Чжаню, рассказать ему всё, услышать его голос… Голос, который способен успокоить, придать сил. Но тут же отказывается от этой идеи; сам может справиться со всем этим. К тому же у Сяо Чжаня слишком много проблем. Он не должен знать о происходящем. Не сейчас. Не тогда, когда его собственная жизнь висит на волоске.       Остаток смены тянется бесконечно долго, словно время остановилось, застыло в той проклятой палате, где произошла встреча с, казалось бы, невозможным. В попытках отвлечься, Ибо заполняет документы, делает обход, притворяясь, что всё хорошо. С каждым часом он чувствует себя всё хуже, боль в плече утихает, но по телу разливается неприятная слабость, как будто кто-то невидимый вытягивает из него силы.       К утру Ван Ибо чувствует себя настолько ужасно, что даже не обращает внимания на окружающих. Лица коллег проплывают мимо, напоминая бледные пятна на фоне больничной белизны. Он холодно здоровается со всеми, кто встречается ему по дороге к выходу из Центра, отгораживаясь стеной от внешнего мира. Выбравшись на парковку, жадно хватает ртом холодный воздух, как утопающий — глоток кислорода. Немного отрезвляет, но веки всё равно тяжёлые, словно налитые свинцом.       Домой Ибо добирается на автопилоте, едва не засыпая за рулём. Сознание то и дело проваливается во мрак, преследуемое образами прошлой ночи. Естественно, телохранители не ведают о том, что произошло. Они сразу доложат старику, а этого категорически нельзя допустить. Хуан Цзитэн, узнав о случившемся, не станет вникать в подробности, не попытается понять. Он — человек дела, человек решений, и его решение будет быстрым и однозначным: вернуть Ибо в Шанхай любыми возможными и невозможными способами. И никакие доводы не помогут.       В лифте становится ещё хуже. Кажется, стены давят, сужаются, превращая этот железный ящик в гробницу. А сам лифт, словно застряв во времени, целую вечность поднимается наверх. Выходит Ибо на свой этаж, чуть ли не спотыкаясь, держась за стены, как пьяный. Он даже не помнит, как зашёл в квартиру.       Там царит полумрак, словно жилище само погрузилось в сон, стараясь не тревожить своего хозяина.       Ван Ибо сбрасывает обувь, куртку, еле доходит до спальни и падает на кровать, не в силах даже снять остальную одежду. Голова раскалывается, будто её сжимают в тиски, мышцы натянуты, как струны.       — Чжань-гэ… — молитвой шепчет Ибо в пустоту и темноту, закрывая глаза, пытаясь найти утешение хотя бы в звуке этого имени.       В полубреду мерещатся жёлтые глаза, клыки, покрытое шерстью лицо. Сон не принесёт облегчение, он знает. Скорее, мучительные видения, от которых не спрятаться.

⋆˖⁺‧₊₊‧⁺˖⋆ ── ⋆⋅♡⋅⋆ ── ⋆˖⁺‧₊₊‧⁺˖⋆

      Утро для Сяо Чжаня — адское пекло, залившее ледяным страхом до кончиков пальцев. Он просыпается в тисках всепоглощающей тревоги, жгучей, как расплавленное железо, текущее по венам. Невозможно, ведь он не человек и не должен чувствовать физическую боль без причины. Но тело пульсирует, каждый вдох отдаётся болезненным спазмом в груди.       Ни ледяной душ, ни амулеты Мэн Цзыи — ничто не в силах успокоить внутреннюю бурю.       «Ещё немного, и я начну писать стихи о страданиях любви, как самый настоящий человек», — бормочет Сяо Чжань, паркуя внедорожник у шоколадницы.       «Глупо. Безрассудно. Опасно», — твердит внутренний голос, но Сяо Чжань уже спешит к дверям «Розы Чероки», туда, куда с большой вероятностью придёт Ван Ибо; а может, и нет, если будет следовать своему обещанию ждать три дня.       «Признай! Ты боишься, что он передумает и уйдёт. Так и жаждешь, чтобы Ибо выбрал тебя!» — злорадствует внутренний голос, пока Сяо Чжань, словно притянутый невидимой силой, переступает порог.       Как и всегда, здесь многолюдно — почти все столики заняты, у стойки вьётся очередь. Воздух пропитан манящим ароматом кофе, но сегодня он не приносит успокоения. Тревога скручивает внутренности тугим узлом, грозясь разорвать грудную клетку.       Кажется, Джо тонет в бурлящем море посетителей — заказов слишком много. Появление Сяо Чжаня вызывает волну облегчения и радостных возгласов. Его не было в шоколаднице почти неделю, все успели соскучиться.       — Босс, ты нам на помощь? — сияет бариста, словно начищенный медный кофейник.       — Типа того. — на губах Сяо Чжаня еле заметная тень улыбки. Скрыть внутреннюю дрожь, охватившую его, не удаётся.       — Чжань-гэ, ты какой-то не такой. — Джо с тревогой всматривается в лицо босса. Тот бледен, словно привидение, и выглядит так, будто вот-вот рухнет без чувств. — Ты в порядке?       — Да, сейчас приду, — с трудом произносит Сяо Чжань, исчезая за дверью подсобки.       «Нет, не в порядке, — думает он, прислонившись к прохладной стене. — Ещё немного, и я действительно начну лезть на стены от своих же эмоций».       Время в шоколаднице словно застывает. Запахи, звуки, лица — всё вокруг превращается в размытое месиво, неспособное пробиться сквозь стену душевного смятения. Каждый звон колокольчика над дверью отдаётся тупой болью в висках от того, что на пороге не Ван Ибо.       Сяо Чжань ненавидит себя за эту слабость, за то, что позволил Ибо стать для него таким важным. Теперь, рядом с ним, Ван Ибо — как мотылёк, привлечённый роковым пламенем, обречён сгореть. И Сяо Чжань не сможет его спасти.       И всё же каждая клеточка его существа кричит, разрываемая противоречивыми чувствами. Он изнывает от душевной боли и тревоги. Скучает по звучному смеху Ибо, по сиянию его глаз, по щемящему ожиданию встречи, которой не должно быть.       Телефон в кармане кажется раскалённым. Сяо Чжаню хочется выбросить его, растоптать, лишь бы не чувствовать эту мучительную тяжесть, с каждой минутой становящуюся всё невыносимее. Он включает телефон и, словно гипнотизируя себя, смотрит на значок приложения, готовый отдать всё на свете, чтобы увидеть привычное: «Привет!»       Открыв чат, Сяо Чжань бесконечно долго разглядывает фотографию Ван Ибо на аватарке. Такой живой, лучезарный, с хитрой искрой в глазах. «Не был в сети с раннего утра». А сейчас уже без пяти минут восемь вечера. Сердце замирает, словно ожидая удара. В голове колоколом бьёт вопрос: с чего это вдруг? Что, если с ним что-то случилось? Тревога, сжимавшая железными тисками, вдруг отступает, уступая место панике, холодному страху, разъедающему изнутри. Сяо Чжань задыхается. Его Ибо… с ним что-то случилось. Он абсолютно в этом уверен. Не зря он с утра не мог найти себе места.       В тот самый момент, когда паника грозит захлестнуть с головой, в шоколаднице распахивается дверь, впуская волну холодного воздуха и двух медсестёр из Медицинского центра. Джо все ещё не справляется с наплывом посетителей, поэтому Сяо Чжаню приходится отвлечься от своих мучительных мыслей.       Он уже готов проклясть всё на свете, готовясь выслушивать скучные истории о пациентах и нехватке свободного времени, но вдруг раздаётся звонок. Ван Хаосюань…       — Что? — сходу следует вопрос без всяких приветствий.       — Чжань-гэ, у нас ЧП. По городу разгуливает оборотень — обычный человек, судя по всему, его укусила тварь из склепа.       Сяо Чжань уже, кажется, ничему не удивляется в этом мире.       — Найти и изолировать, а ещё лучше: ликвидировать, — он спокойно отдаёт приказ, параллельно взбивая молоко для капучино.       Из огня да сразу в полымя.       Сяо Чжань ненароком улавливает обрывок разговора медсестёр: «…представляешь, вчера вечером на доктора Вана набросился… вроде убежал… да, которого привезли вчера утром… вроде зверь напал». Фраза, брошенная вскользь, словно молнией, пронзает сознание. Мир вокруг рушится, превращаясь в вихрь бессмысленных звуков и образов. Доктор Ван… напал… убежал… оборотень в городе, Ибо… Всё сходится в единую, ужасающую картину. Сердце пропускает удар, кровь стучит в висках, перед глазами плывут тёмные круги. «Так вот почему его нет в сети! Господи! Его укусили, он превращается…». В душе Сяо Чжаня поднимается волна невиданной силы — смесь ужаса и отчаяния. «Идиот! Что ты тут стоишь? Иди скорее к нему!» — кричит внутренний голос.       Сяо Чжаню требуется всего доля секунды, чтобы принять решение. К чёрту всё! К чёрту осторожность! К чёрту здравый смысл! Он должен увидеть Ван Ибо, убедиться, что с ним всё в порядке, хотя руки уже дрожат, словно в лихорадке, а сердце грозит разлететься на мелкие осколки.       — Джо! — рявкает он, перегнувшись через стойку. — Я должен бежать!       Не дожидаясь ответа, Сяо Чжань срывается с места. Он бежит, не замечая ни удивлённых взглядов посетителей, ни громких возгласов Джо, вопрошающего о том, что же случилось. Дверь шоколадницы громко хлопает, словно выстрел.       Мир вокруг Сяо Чжаня расплывается в цветное марево. Не обращая внимания на визг сигнализации, он прыгает в машину и срывается с места, оставляя позади парковку. Асфальт стелется под колесами черной лентой, по которой несется машина, нагло игнорируя правила. Красные глаза светофоров, раздраженные гудки — всё это не имеет значения. В голове пульсирует только одна мысль: «Успеть!»       «Успеть до того, как… Чёрт, обычно превращение после укуса происходит за несколько часов. Медсестры говорили, с момента нападения прошло больше суток. Господи!»       Сяо Чжань запрещает себе думать о том, что случится, если он не успеет. Не хочет представлять этот ужас. Только не его Ибо!       Телефон в его руке раскаляется от звонков, но Ван Ибо не отвечает.       «Возьми трубку! Прошу тебя, возьми трубку!», — мысленно кричит Сяо Чжань, вдавливая педаль газа до упора.       Ночной город проносится мимо, дома сливаются в бесконечную стену. Сяо Чжань с трудом удерживает руль, в груди бушует ураган, готовый вот-вот вырваться наружу, сметая всё на своем пути.       «Проклятье! Где же ты?!» — не унимается он, сворачивая в узкий, темный переулок. До дома Ибо рукой подать. Сяо Чжань знает здесь каждый сантиметр асфальта, каждый поворот в этом лабиринте улиц, совершенно не предназначенном для гонок.       Он влетает в подъезд, чудом не сбивая с ног девушку с пуделем на руках. Лифт кажется невыносимо медленным, и он, проклиная собственную нетерпеливость, бежит вверх по лестнице, перескакивая через ступеньки. Путь до квартиры Ван Ибо растягивается в вечность. На самом же деле Сяо Чжань летит, как одержимый. Не задумываясь, он тянет на себя знакомую дверную ручку, не веря, что та может быть заперта. Дверь поддается.       «Чёрт!» — мелькает в голове, и он врывается внутрь.       — Ибо!       Квартира встречает тишиной и зловещим полумраком. Сяо Чжань заглядывает на кухню, в каждый угол. Его отчаянный зов отражается от стен, но ответа нет. Лишь из спальни веет слабым светом. На полу аптечка — немой свидетель чьей-то борьбы.       Ибо лежит на кровати. Бледный, обессиленный, он скорее похож на призрака, чем на себя настоящего. Одеяло валяется на полу, простыня смята, словно он метался в бреду.       — Ибо! Господи! Пожалуйста! Нет!       В первые секунды Сяо Чжань замирает от ужаса, боясь, что Ибо уже не дышит. Он опускается на край кровати, прикасается к его лбу. Кожа горит огнём. Жив.       Сяо Чжань снова начинает дышать, будто сам только что вернулся с того света.       — Тише, тише. Это я… я рядом… — бормочет он, не зная, слышит ли его Ибо.       Не в силах больше сдерживаться, Сяо Чжань притягивает Ван Ибо к себе, утыкается лицом в его волосы, вдыхая родной запах, который сейчас кажется таким слабым. Его Ибо, такой хрупкий, беззащитный.       — Чжань-гэ… больно… — шепчет Ибо, беспокойно ворочаясь на подушке. — Не уходи… не уходи…       — Не уйду, слышишь? Не уйду, — шепчет Сяо Чжань, задыхаясь от слёз, которые сами собой льются из глаз. Он целует лоб Ибо, щёки, чувствуя губами обжигающую кожу.       «Рана. Надо осмотреть её», — молнией проносится в голове. Сяо Чжань откидывает край простыни и видит на плече Ван Ибо огромную багровую рану — словно дикий зверь полоснул его когтями. Несомненно, работа оборотня.       «Дурак! Идиот! Вот тебе и три дня молчания! Его же могли убить!»       Ненавидя себя за каждую потерянную секунду, Сяо Чжань бросается на кухню. На глаза попадается чистое полотенце. Холодная вода из-под крана — единственное, что сейчас кажется важным.       «Главное — остановить заражение, сбить этот жар, прежде чем… Это же чудо, что Ибо вообще так долго продержался», — в голове мечутся беспорядочные мысли. Сяо Чжань возвращается в спальню. Ван Ибо лежит, как и минуту назад, но дышать ему стало ещё тяжелее.       — Ибо, потерпи немного, я сейчас, — бормочет Сяо Чжань, аккуратно стягивая с Ибо футболку; она и так вся мокрая от пота.       Измученный стон срывается с губ Ван Ибо, когда мокрое полотенце касается воспалённой раны. Три рваные борозды горят так, словно их коснулся сам дьявол.       — Цзыи, надо позвонить Цзыи, — лихорадочно шепчет Сяо Чжань, дрожащими пальцами набирая номер сестры.       Благо, та отвечает мгновенно.       — Чжань-гэ, — её мелодичный голос сейчас словно глоток свежего воздуха. — Что случилось?       — Мне нужна твоя помощь. Это срочно.       — Да, конечно. А что нужно сделать? Удивительно, если бы она не спросила. Сяо Чжань на мгновение замолкает, всё ещё не веря собственным мыслям.       — Ван Ибо… Его ранил оборотень.       На том конце провода повисает тишина. Наверное, Мэн Цзыи кажется, что ослышалась.       — Святой Боже… — наконец выдыхает она почти шёпотом. — Я уже еду.       «Процесс трансформации у Ибо замедлен во много раз», — лихорадочно соображает Сяо Чжань, готовый благодарить судьбу за эту отсрочку.       Вены вокруг раны только начинают темнеть; обычно это происходит уже на третий час после укуса. В принципе, заражение через царапину происходит с той же скоростью. Всё это не укладывается в голове.       Боль в плече нарастает, становясь нестерпимой пыткой. Лихорадка скручивает тело, превращая его в раскалённую печь. Обезболивающие бессильны. Только анестезия. Отключиться и не чувствовать.       — Чжань-гэ, — голос Ван Ибо, хриплый, чужой, доносится словно издалека. — Я не хочу… становиться монстром… Не хочу…       — Не станешь. Обещаю. — Сяо Чжань старается, чтобы его голос звучал уверенно и спокойно.       Он придвигается ближе, садится на край кровати, опираясь о спинку. Ибо тянется к нему, обнимает, прижимаясь всем телом. Он горит, как в огне. Сяо Чжань вздрагивает — от одного прикосновения грудь начинает жечь.       «Я ничем не могу ему помочь. Только быть рядом», — проносится в голове спасительная ложь.       Ван Ибо находит в себе силы перевернуться, смотрит на него снизу вверх. Его голова устраивается на груди Сяо Чжаня, обжигая горячим, прерывистым дыханием.       — Уже три дня? — с отчаянной надеждой в голосе спрашивает Ибо, прикрыв глаза.       — Ещё нет, — шепчет Сяо Чжань в ответ.       — Значит… ты нарушил обещание.       — Ради тебя я нарушу всё что угодно, — без тени сомнения говорит Сяо Чжань, осторожно касаясь губами разгорячённого лба Ван Ибо.       — Тогда, зачем устроил всё это? Ждать… три дня? — каждое слово даётся Ибо с большим трудом.       — Потому что я идиот, — усмехается Сяо Чжань, и на измученном лице Ван Ибо проступает слабая улыбка.       То, что семья теперь живёт в городе, несомненно, имеет свои плюсы. Не проходит и пятнадцати минут после разговора с Сяо Чжанем, как Мэн Цзыи уже открывает дверь квартиры Ван Ибо. Она двигается бесшумно, но уверенно, как хищница, идущая по следу. Интуиция ведёт её к приоткрытой двери спальни. Мэн Цзыи заглядывает внутрь.       — Слава богу, ты здесь, — с облегчением выдыхает Сяо Чжань, поворачивая голову на звук шагов. Он тянется к ночнику на тумбочке, и комнату заливает тусклый оранжевый свет. Ван Ибо ёрзает у него на груди, словно пытаясь спрятаться.       — Сколько прошло с момента укуса? — Цзыи торопливо подходит к кровати, чтобы осмотреть рану.       — Его не кусали, — поясняет Сяо Чжань, осторожно высвобождая Ибо из объятий. — Это царапина. Только вот прошло уже больше суток.       — Больше суток, а он всё ещё человек? — Мэн Цзыи замирает на месте, не веря своим глазам. В её взгляде читается недоумение. — Ты уверен, что он изначально человек? — Она качает головой. — Мы работаем над сывороткой, которая могла бы нейтрализовать яд, но она ещё не готова. Никто из наших не рискнёт её использовать, да и ты сам не разрешишь.       — О сыворотке я вообще забыл. — Сяо Чжань трясёт головой, отгоняя ненужные мысли. — Но есть другой способ вырвать его из лап смерти.       Его взгляд, уверенный и непоколебимый, прожигает Цзыи насквозь. Несколько секунд она молчит, пытаясь понять, что брат имеет в виду, а потом её лицо искажает ужас.       «Ритуал обмена… Отдать одну жизнь, чтобы спасти другую… — Эта мысль бьёт в голову, словно удар молнии. — Но ведь Сяо Чжаня невозможно убить, ни ритуалами, ни оружием. Значит, цена будет другой. То, что для него дороже всего».       — Нет! — выпаливает она, не в силах сдержаться. — Даже не думай! Я не стану этого делать!       — Цзыи, прошу тебя. — Сяо Чжань хватает сестру за руку; Мэн Цзыи видит слезы на его ресницах. — Я не могу его потерять. Яд распространяется как у обычного человека у которого нет гена волка. В конце он просто умрёт, в муках… И что тогда? Я всё равно останусь без сердца. Оно умрёт вместе с ним. Умоляю, спаси его.       Слёзы капают на лицо Ван Ибо, оставляя на раскалённой коже влажные, солёные дорожки. Они обжигают щёки, но Сяо Чжань почти не чувствует их. В этот момент он — оголенный нерв, сгусток боли и отчаяния. Глядя на мучения Ибо, видя, как яд безжалостно пожирает его изнутри, Сяо Чжань готов на всё, чтобы остановить это.       «Что угодно, — бешено стучит в висках, — отдам всё, что у меня есть, только бы он жил».       Сяо Чжань хватается за последний шанс — ритуал обмена. Да, цена ужасна. Потерять чувства. Стать пустой оболочкой.       «Разве это жизнь — без любви, без радости, без него?»       Ледяной коготь сжимает сердце. Но даже это ничто по сравнению с мыслью о смерти Ибо.       Он должен выжить.       Мэн Цзыи с ужасом видит, на что готов пойти её брат. «Нет… Это же немыслимо! — Мысли разрываются между желанием помочь и пониманием всей чудовищности ситуации. — Такая цена — это же ужаснее смерти!»       В Сяо Чжане она всегда видела сильного, уверенного в себе лидера, бесстрашного волка. Сейчас перед ней он словно ребёнок, умоляющий спасти его самого дорогого человека.       «Неужели нет другого выхода?» — отчаянно ищет она хотя бы призрачную надежду.       Сердце Мэн Цзыи разрывается от жалости к Сяо Чжаню и бессилия перед жестокой необходимостью выбора.       — Ладно, — соглашается Мэн Цзыи, капитулирует, признавая поражение. — Я сделаю это.       Других идей, как помочь Ибо, у неё нет. Да и спорить с братом — дело бесполезное. Если он что-то решил, его не переубедить.       — И ещё… — Сяо Чжань задерживает сестру за руку, не давая ей уйти. — Сотри ему все воспоминания обо мне. Смысла ему помнить всё это нет. У него впереди вся жизнь, он должен жить нормальной жизнью.       Мэн Цзыи даже не спорит. Беспомощно кивает, отступая на шаг.       — Я оставлю вас. — Она старается говорить спокойно, но голос всё равно предательски дрожит. — Тебе нужно попрощаться с ним.       «Попрощаться…»       Это слово вонзается в сердце Сяо Чжаня острым кинжалом. Последние минуты рядом… А завтра они станут чужими, словно между ними никогда ничего и не было. Для Ван Ибо это будет чистый лист. А для него самого — новые замки в его адской темнице.       Ибо словно балансирует на грани сна и яви. Он не может открыть глаза — веки налиты свинцом, звуки доносятся, словно из-под воды.       — Я так и не угадал, что ты любишь больше всего на свете, — голос Сяо Чжаня хрипит, будто наталкивается на невидимые преграды. — Наверное, это какой-нибудь торт.       Он нежно проводит ладонью по щеке Ван Ибо, притягивает его к себе, вдыхая едва уловимый аромат — сычуаньский перец, мускатный орех.       — Ты ворвался в мою жизнь, словно ураган, так неожиданно, что я забыл обо всём на свете, — каждое слово даётся ему с большим трудом. — Впервые я посмел пожелать чего-то для себя. Наверное, я просто хотел, чтобы меня тоже кто-то любил. Но я забылся. Мне нельзя любить, не суждено. Моя сущность такая, не позволяет мне быть счастливым. Но она смилостивилась, подарила мне пару месяцев твоего тепла. Я исчерпал весь свой лимит, но я ни о чём не жалею.       Сяо Чжань высвобождается из объятий, медленно отстраняется, как призрак, боящийся раствориться от одного лишнего движения. Он аккуратно укладывает Ван Ибо на подушку, но сам не в силах оторваться, зависает над ним, как над пропастью.       В последний раз касается губами его губ, оставляя на них невесомый, горький поцелуй.       — Ван Ибо, ты стал всем моим миром, — шепчет он, и голос его обрывается. — И я сделаю всё что угодно, чтобы спасти этот мир.       Каждый шаг к двери — пытка. Сердце кровоточит, разрываясь на части. Цветущая весна умирает в синем пламени вернувшейся зимы.       На пороге Сяо Чжань останавливается. Слёзы застилают глаза, но он улыбается.       В последний раз…       Мэн Цзыи стоит у окна, завороженно глядя на огни ночного города. Они мерцают, как тысячи разбросанных по бархату неба светлячков, и от их холодного сияния в пространстве становится ещё темнее. Девушка всё ещё думает о том, как помочь Ван Ибо, не навредив при этом Сяо Чжаню. Но мысли, словно испуганные птицы, разлетаются прочь, не даваясь в руки.       — Приступай, — раздаётся за спиной холодный, как лёд, голос Сяо Чжаня.       Цзыи вздрагивает, возвращаясь в реальность. Ей хочется броситься на него, умолять, кричать, пытаться переубедить. Но она лишь молча сжимает кулаки, чувствуя, как горький ком застревает в горле.       — Хорошо, — обречённо кивает она. — Пока я буду стирать ему воспоминания обо всём, что с тобой связано, ты должен ехать в старое поместье. То, что в горах. Жди меня в гроте, у каменного стола, я скоро приеду.

_________________

      Сила, древняя, как сам мир, обволакивает шёлком этот холодный, сумрачный грот. Обострённые чувства притупляются, растворяясь в тягучей тишине. Боль, что сковывает душу тугим узлом, медленно отпускает, оставляя лишь звенящую пустоту.       Сяо Чжань сидит на холодном валуне рядом с каменным столом — местом, где издавна вершились древние ритуалы, местом, пропитанным могущественной силой. Но даже здесь сердце его не находит покоя. Тревога сжимает грудь ледяной лапой, ведь Ван Ибо ещё в опасности, и Сяо Чжань не позволит себе расслабиться, пока не будет уверен, что ему ничего не угрожает.       Чуткий слух, дарованный волчьей сущностью, улавливает приближающийся шум автомобиля. Вот он стихает где-то наверху, а затем доносится тихий щелчок захлопнувшейся дверцы.       Мэн Цзыи.       Осознание того, что совсем скоро воспоминания о Ван Ибо навсегда исчезнут из памяти, заставляет Сяо Чжаня вздрогнуть.       «Скоро… Но иначе нельзя», — шепчет он, пытаясь убедить прежде всего самого себя.       Шаги Цзыи эхом разносятся под сводами, хотя она явно старается не нарушать безмятежную тишину этого места. Луна освещает грот серебристым светом, и в её лучах Сяо Чжань кажется ещё более одиноким и потерянным.       Остановившись на пороге, Мэн Цзыи шепчет еле слышно какое-то заклинание, и вход на мгновение вспыхивает слабым светом, закрываясь защитным полем.       — Ты одна? — негромко спрашивает Сяо Чжань, поднимаясь с валуна.       — Куань-гэ привёз меня. Остался ждать в машине.       — Остальные знают?       — Нет, — качает головой Цзыи, но в её глазах мелькает тень. — Знали бы… Давно бы заперли тебя где-нибудь, чтобы не дать совершить эту безумную глупость! Ты, может, и лишился головы от любви к Ван Ибо, но твоя семья никогда не примет это твоё решение.       — Если с ним что-то случится… Всё равно будет только хуже! — голос Сяо Чжаня дрожит от едва сдерживаемой боли. — Но сейчас речь идёт не только о моих чувствах! Мы должны спасти ему жизнь. Он сможет помочь миллионам людей в будущем!       — А как же А-Тин?! — Цзыи не выдерживает, её голос срывается на крик. — Ты подумал, как ему объяснить, почему ты перестал улыбаться?! Почему больше не обнимаешь его?! Он же ребёнок! Потерял родителей. Ты для него теперь — самый близкий человек! Отец, в конце концов! А ты…       Сяо Чжань молчит, лишь смотрит на неё ледяным, пустым взглядом. Кажется, он и без всякой магии способен превратить своё сердце в кусок льда. Цзыи чувствует, как отчаяние холодными волнами разливается в груди. Неужели она ничего не сможет сделать, чтобы образумить его?       — У нас мало времени, — жёстко бросает Сяо Чжань, и этот холодный тон ранит Цзыи сильнее любых слов. — Нужно приступать.       Сяо Чжань ложится на каменный стол, его лицо не выражает никаких эмоций, но Мэн Цзыи знает, какая буря бушует у него внутри.       «Слишком больно… Невыносимо больно… Но я должен идти до конца», — думает Сяо Чжань, крепко сжимая веки, чтобы не выдать боли. Он готов пожертвовать всем ради любви… Даже самой любовью.       Выбора нет. Мэн Цзыи становится у изголовья, опуская теплую ладонь на лоб Сяо Чжаня. Её прикосновение несёт в себе волну тепла, но даже это не способно пробить стену отчаяния, в которую заточил себя Сяо Чжань.       — Будет очень больно, даже для тебя, — предупреждает она, и в её голосе звучит глубокое сочувствие. — Тебе покажется, что вместо сердца у тебя раскаленный до бесконечности шар. А когда я начну стирать Ван Ибо из твоей памяти, станет совсем невыносимо. Чем сильнее он в твоём сердце, в твоей голове, тем сильнее будет боль.       Сяо Чжань молчит, лишь слегка кивает в ответ. Он боится заговорить, боится, что, стоит ему хоть слово произнести, и плотину самообладания прорвёт, выпустив наружу всю ту бурю эмоций, которая бушует у него в душе. Боль, страх, отчаяние, безнадёжность — всё это смешалось в один горький, обжигающий коктейль.       «Хуже уже быть не может… Наверное…» — думает Сяо Чжань, впиваясь ногтями в грубую поверхность каменного стола.       Цзыи начинает шептать заклинание. Вокруг, из неоткуда, окружая камень, вспыхивает огонь. Вот она, древняя магия.       С каждым произнесённым словом Сяо Чжань ощущает, как по венам разливается обжигающее тепло, словно раскалённый металл. Вены натягиваются, как струны, грозя вот-вот лопнуть. Боль, острая, как тысячи игл, пронзает тело, заставляя его выгибаться на жертвенном камне. Каждая секунда превращается в вечность, каждый удар сердца отдаётся в висках тяжёлым молотком.       Но даже эта физическая боль — ничто по сравнению с тем, что творится в душе Сяо Чжаня. Там, в самой глубине, разгорается настоящее пекло.              Воспоминания о Ван Ибо — яркие, как вспышки молнии, проносятся перед внутренним взором: вот его улыбка, тёплая, как луч солнца; вот его глаза, глубокие, как ночное небо; вот его руки, нежно прикасающиеся к лицу. Каждый образ пронзает сердце новой волной боли, заставляя Сяо Чжаня задыхаться от невыносимых страданий.       «Нет… только не это… не отнимай у меня его…» — беззвучно кричит Сяо Чжань, но слова застревают где-то глубоко в горле, не в силах пробиться наружу сквозь жгучую пелену боли.       Жар всё усиливается, превращаясь в адское пламя, поглощающее Сяо Чжаня изнутри. Кажется, ещё немного — и он просто превратится в пепел от невыносимой боли. Но он не может ни кричать, ни бороться. Он отдаёт себя в руки Цзыи, в руки судьбы, принимая эту пытку, как должное.       Внезапно в голове вспыхивает картина: берег моря, освещённый лунным серебром, и они с Ван Ибо идут, держась за руки, и смеются, словно беззаботные дети. Но внезапно останавливаются, между ними возникает стена; они больше не видят друг друга и не слышат.       Сердце Сяо Чжаня судорожно сжимается, отчаянно цепляясь за этот образ, как утопающий — за соломинку. Но пламя ритуала неумолимо, оно пожирает воспоминания одно за другим, стирая прошлое, как мел с школьной доски.       «Прости меня… Прости…» — мысленно шепчет Сяо Чжань, чувствуя, как вместе с воспоминаниями угасает что-то важное внутри него, оставляя лишь зябкую пустоту.       Цзыи, наблюдая за его мучениями, едва сдерживает слёзы. Она видит, как Сяо Чжань борется, как его тело содрогается от боли, а душа разрывается на части. И в этот миг она осознаёт, что никогда ещё не видела такой силы и такой всепоглощающей любви.       Магический барьер, окутавший грот, проглатывает все звуки, подобно ненасытной бездне. Но даже эта неестественная тишина не может скрыть тревожное оживление, царящее снаружи. Рёв приближающегося автомобиля нарушает ночную тишину. Внедорожник, на котором прибыла Цзыи, ещё не успел остыть после дороги, как рядом с ним резко тормозит другая машина.       Сюань Лу, едва сошедшая с трапа самолёта, мчится сюда, не теряя ни секунды. Ещё в квартире Ван Ибо Цзыи успевает предупредить её о намерениях Сяо Чжаня. Девушка выскакивает из машины, только та останавливается, и стремительно бросается вниз по склону, к гроту.       — Лу-Лу, стой! Подожди! — Ван Хаосюань, привезший её сюда, кидается следом, на ходу пытаясь её остановить. Лю Хайкуань, заметив возлюбленную, пулей вылетает из внедорожника и бросается за ней.       — Чжань-Чжань! — кричит Сюань Лу, спотыкаясь на неровной почве. Туфли на высоких каблуках слетают с её ног, теряются где-то в зарослях кустарника, но она не обращает на это никакого внимания.       — Цзыи, остановись! — кричит Сюань Лу, но в тот же миг натыкается на невидимую преграду. Магический щит жёстко отбрасывает её назад, заставляя упасть на землю.       Сюань Лу встаёт, игнорируя жгучую боль в коленях и ладонях, ободранных о камень. Она видит, как за мерцающей преградой, там, в огненном кольце, проступают очертания двух фигур: Сяо Чжань лежит на каменном столе, а Цзыи склонилась над ним.       — Чжань! — кричит она снова, голос срывается на хрип. — Не смей! Слышишь?! Остановитесь немедленно!       Но они, кажется, её совсем не слышат. Цзыи что-то сосредоточенно шепчет, и от её рук исходит пульсирующее серебристое сияние. Сюань Лу опять бросается на барьер, на этот раз с такой силой, что её тело пронзает резкая боль, как от удара током. Но щит не дрогнул. Он остаётся непроницаемым, как хрустальная стена.       — Да что же это такое! — в отчаянии кричит Сюань Лу, ощущая, как к горлу подкатывает волна бессильной ярости. — Остановитесь!       Слезы застилают глаза, но она яростно стирает их тыльной стороной ладони.       — Лу-Лу, прошу тебя, успокойся! — Лю Хайкуань, подбежав к ней, пытается обнять, прижать к себе, но она отталкивает его с неистовой силой.       — Нет! — кричит она, не видя ничего вокруг от слез и отчаяния. — Не трогай меня! Лучше помоги остановить их!       Лу-Лу снова и снова бросается на барьер, царапая его пальцами, как дикий зверь, пытающийся прогрызть путь на свободу. Каждый удар о магический щит отзывается волной боли, но она уже едва замечает её.       — Шицзе, прошу, не нужно. Оставь. Это выбор Чжань-гэ. — Ван Хаосюань становится рядом, пытаясь удержать её за руку, но она вырывается, словно раненая птица.       — Нет! — кричит она. — Ты не знаешь, что говоришь!       Барьер не поддаётся; он остаётся непреодолимым, как закон природы, и эта незыблемость приводит Сюань Лу в отчаяние. Она видит, как руки Цзыи сияют всё ярче, как Сяо Чжань всё сильнее сжимает кулаки, стараясь сдержать боль, и понимает: ещё немного — и всё будет кончено. Но она ничего не может сделать. Она бессильна. Всего лишь зритель, вынужденный наблюдать за трагедией, не имея возможности вмешаться.       Внутри грота, скрытые от её глаз магическим щитом, происходят необратимые перемены. Сяо Чжань, собрав всю волю, пропускает сквозь себя волны боли, ощущая, как с каждым мгновением тускнеют воспоминания, гаснут чувства, превращаясь в пепел в пламени ритуала. Он знает, что за пределами этого грота его ждёт пустота, но готов заплатить эту цену за жизнь Ван Ибо.       Пламя ритуала разгорается всё сильнее, обжигая Сяо Чжаня изнутри ледяным огнём. С каждой секундой он чувствует, как угасают краски его мира, как меркнут яркие образы прошлого. Тепло и нежность, которые он когда-то испытывал к Ван Ибо, медленно растворяются в тумане забвения. Вот он уже не может вспомнить их первую встречу, запах его волос, звук его голоса. Остались лишь щупальца пустоты, опутывающие сердце ледяной паутиной.       И вдруг — яркая вспышка: глаза Ван Ибо, полные любви и боли, смотрящие прямо в душу. Сердце Сяо Чжаня судорожно сжимается, пытаясь удержать этот образ, но сила ритуала неумолима. Свет в глазах гаснет, как звёзды на рассвете, оставляя после себя лишь тёмную, бездонную пустоту.       Сяо Чжань вздрагивает, ощутив, как по щекам текут слёзы. Это последние слёзы его любви — горькие, как полынь, но лишённые даже тени былой нежности. Только бесконечная, всепоглощающая пустота.       «Ибо…» — шепчут губы, но это имя, ещё совсем недавно звучавшее для него музыкой, теперь лишь набор звуков, лишённых всякого смысла.       Он больше не помнит его… Он больше не любит его…