I'll be your song when the dance is over

      Когда Алиса была маленькой, она любила играть со свечами. Она зажигала их и смотрела, как вокруг фитиля появляется лунка с лужицей горячего воска. Если брать свечу в руки, наклонять её в разные стороны, можно заставить воск «бегать» из стороны в сторону. Главное, чтобы ничего не капнуло за край, который ещё не успел растаять, расплавиться. Если это случалось, маленькая Алиса неизменно расстраивалась. Это значило, что она не смогла справиться с собственной игрой. Не смогла удержать горячий воск в «домике», где было безопасно, и теперь свечка будет некрасивая, неровная, оплывшая… С пустотой внутри.       Сейчас Алиса чувствовала, что внутри неё нет ничего, кроме пустоты. От неё остались только тонкие восковые стенки и коротенький фитилёк, который уже дотлевает и дымит.       Чем ближе было лето, тем хуже она себя чувствовала. И апрель, который всегда был одним из её самых любимых месяцев, казался невыносимым.       Отношения с Фредом давно начали расклеиваться, и было очень больно признавать, что это так. Алиса просто поняла, что больше не чувствует того, что раньше. Ей уже не хотелось расцветать рядом с ним, она целовала его скорее из привычки, чем из желания. Да, их отношения стали привычкой, безвкусием, приевшейся мелочью. Фред определённо ничего подобного не замечал (вёл он себя, по крайней мере, как обычно), но Алиса чувствовала, что каждый день становится всё невыносимее.       А потом вернулись головные боли. Однажды утром она проснулась и поняла, что на ощупь ищет обезболивающее зелье, и чуть не разрыдалась в голос — не от боли, а от того, что всё возвращается. Мадам Помфри назначила ей комплекс витаминов и сухо сказала, что причина заключается в стрессе из-за экзаменов и плохом сне. И: «Вам нужно взять своё здоровье под контроль, иначе начнёте падать в обмороки».       Но Алиса знала, что причина головных болей вовсе не в стрессе. Подтверждением этому было видение, которое настигло её в Ванной старост, в тот единственный, Мерлин, раз, когда Алиса решила проглотить пресный привкус во рту и подарить Фреду незабываемую ночь. В тот момент, когда она почувствовала, как в голове начинают взрываться фейерверки, а всё тело свело и выдернуло на новый уровень удовольствия, она вдруг увидела перед собой клетки Азкабана. Ноги коснулись не влажного мрамора Ванной старост, а сырых и грязных каменных плит. Она схватилась за ржавую решётку и увидела, что по ту сторону её ждёт не кто-то из мерзких узников-Пожирателей. Она увидела своего отца.       Алиса знала, что если бы сейчас перед ней оказался боггарт, такой бы он вид и принял: отец, заключённый в тёмную камеру Азкабана.       Это всё заняло лишь несколько секунд, она смогла быстро вернуться обратно, в настоящее, к Фреду. Желудок свело от страха и отвращения, все прежние чувства пропали, и она не могла сделать ничего, кроме как беспомощно расплакаться. Фред не мог ей помочь. Она от него сбежала.       Видения возвращались несколько раз в неделю. Привыкнуть к ним было проще, чем зимой, когда всё начиналось. Сквозь сон Алиса заставляла себя закрывать глаза, глубоко дышать и ждать, когда вместо свиста ветра и воя дементоров услышит звуки гриффиндорской башни. Она знала, что смотреть в глубокие и болезненные глаза отца будет выше её сил. Немного помогали зелья: Алиса нашла схему их приёма, которую мама расписала ещё на рождественских каникулах. Зелье для Сна без сновидений было записано с пометкой: «Только в самом крайнем случае». Алиса решила, что каждая ночь — это самый крайний случай, а здоровый сон ей Помфри прописала.       Самое сильное и продолжительное видение было перед тем вечером, когда они последний раз собрались на занятие ОД. Она долго сучила по кровати ногами, вгрызалась зубами в подушку, пытаясь избавиться сначала от видения, а потом — от отвратительного ощущения собственной беспомощности перед большой бедой. На занятии у неё не получалось вызвать Патронуса, прежние счастливые воспоминания не работали. Из палочки вылетали разве что жалкие голубоватые искры. Гарри, который вместе с ней когда-то спас Сириуса с помощью Патронусов, смотрел на неё с сочувствием и не говорил ни слова.       Чтобы отвлечься, она давала наставления ученикам помладше, подбадривала их, подсказывала, помогала расслабиться. Из палочки Колина Криви вырвался крупный серебристо-синий кабан…       А потом всё полетело прахом. Всё, что они строили эти полгода, все надежды, которые они питали в этом месте, рассыпались. Всё разрушилось с приходом Амбридж и Инспекционной дружины. Они взрывали стены, ставили грубые подножки ребятам из ОД, выкручивали им руки и жестоко задерживали. И их никто за это не наказывал! Алиса не могла не злиться. Она яростно защищала Выручай-комнату, помогала ребятам пройти мимо Амбриджских щенков незамеченными. И почти ничего не почувствовала, когда её поймали и потащили к директору.       Было легко выпалить в лицо Фаджу то, что она о нём думает. Это не было и половиной того, что она могла бы сказать — жаль, рано остановили. Она всё равно ничего, кроме усиливающейся головной боли, не чувствовала.       А вот изгнание Дамблдора было болезненным ударом. Да, в школе оставались ещё МакГонагалл, Флитвик и другие профессора, которые могли заслонить их от тьмы, но Дамблдор, руководящий школой, всегда был гарантией надежды и контроля. За стенами школы бушевало разгорающееся пламя войны, редкие обрывки новостей приходили с запозданием в недели, но Дамблдор, наблюдающий за учениками со своей кафедры в Большом зале, хоть как-то успокаивал.       Фред с Джорджем придумывали, как устроят Амбридж грандиозную фейерверочную забастовку, весь следующий день. Фред почти не смотрел ей в глаза и почти не говорил с ней. Алисе хотелось, чтобы он сделал что-то — она сама не знала, что конкретно, просто что-то хорошее, тёплое, нежное, выражающее любовь и заботу. Раньше у него получалось обнять её, чмокнуть в ушную мочку и шепнуть что-то простое, от чего у неё грусть как рукой снимало. Теперь он даже не пытался. Он не замечал, как ей плохо.       Раньше он, как ей казалось, в первую очередь бежал к ней, заботился о ней, а она бесконечно растворялась в нём, была рядом при любой его проблеме, была готова стать щитом и заслонить от любой беды. Они дополняли друг друга. Они направляли друг на друга свой свет и свою любовь. Теперь Фред от неё закрылся, отвернулся. И хуже всего было то, что это началось давно, а теперь, после развала ОД, как будто многократно усилилось.       Алиса долго смотрела на своё отражение в зеркале спальни. Может, это с ней что-то случилось, раз она ему больше не нужна?       В этот момент в окно постучала сова.       Это была Гера. Она ввалилась в комнату и шлёпнула в ладони Алисе коробку с домашним шоколадным пирогом. Он был такой огромный, что Алиса еле удержала его! Удивительно, что Гера дотащила его целиком и не испортила. К её лапке была привязана записка с лаконичной надписью почерком Сириуса:       «Я горжусь тобой».       Из открытого окна дул свежий апрельский ветер.       У Алисы сжалось сердце. Пирога хватило на половину гриффиндорского стола за ужином; тем, кто спрашивал, Алиса говорила, что пирог прислала мама. Сама она не могла проглотить ни кусочка. От одного жабьего лица, которое смотрело прямо на неё со стороны директорского места, её подташнивало. Когда Амбридж заставит её расплатиться за свои слова — вопрос времени.       В замке что-то изменилось, и дело было не в назначении Амбридж. Фред выглядел счастливее и страннее обычного. Как будто снова затеял какую-то великую шалость, но речь шла не о том саботаже, который они планировали с Джорджем. Это была загадка, ответ на которую ей придётся искать самой. И Алиса искала его — час за часом, день за днём… Пока не поняла, что давно не ощущала на спине холодок из-за взгляда со стороны слизеринского стола. Или слизеринской половины класса.       А где любимые щенки Амбридж? Где Уоррингтон, Монтегю и Пьюси? Они же сейчас пировать должны, когда им окончательно развязали руки.       День, другой. Третий.       — Что-то я давно не видела нашу любимую неразлучную троицу, — нервно сказала она Фреду за завтраком. Фред сидел напротив неё. — Где они могут быть?       Она не планировала наблюдать за его реакцией. Фред не оставил ей выбора. Его брови чуть дёрнулись, зрачки стали шире, дрогнул кадык.       — Чёрт его знает. Не волнуйся только за них.       Он мог отшутиться, и она бы вздохнула с облегчением. Фред плохо шутил, когда врал. О, а Алиса прекрасно знала, когда он врал.       В тот вечер в Выручай-комнате, когда эти трое пытались их окружить, он сказал, что сам закончит с этими тремя. Он ведь… Он что имел в виду, когда говорил: «закончу»?! Какой смысл он в это вкладывал?       Тучи сгущались. Алиса непроизвольно крепче сжала вилку.       Потом Амбридж решила выступить с объявлением. Фред никогда в своей жизни не вёл себя так мило, невинно и отстранённо. Почти не скрывая своё ликование.       В этот самый момент она почувствовала, что их с Фредом разделяет не стол, а целая пропасть. А ещё — её фитиль наконец догорел.

***

      В её коллекции было сто четырнадцать пластинок. Это без тех пластинок, которые потерялись в школе, остались в Портстьюарте или на Гриммо. В основном — большие студийные альбомы, несколько концертных записей и парочка сборников. Сборники Алиса не очень любила, она любила слушать песни альбомами, наслаждаясь историей, которую хочет рассказать исполнитель. Ещё у Алисы были кассеты для плеера. Их было не так много, как пластинок: всего лишь тридцать шесть.       Ни на одной пластинке, ни в одной кассете не было ответа на вопрос, что ей делать с её никчёмным разбитым сердцем. Зато было катастрофически много песен про счастье любить и быть любимым, про поцелуи, романтику, танцы в темноте, страсть, тоску по любимому в расставании. Алису тошнило от музыки.       Мир вокруг потерял краски, зато стал оглушающе громким. Она не думала, что будет так. Она вообще никогда не думала, что именно будет думать и чувствовать, если расстанется с Фредом. Потому что расставание с Фредом было хуже, чем самый страшный кошмар. Она и думать об этом не хотела, таким невозможным ей это виделось.       Она часто думала, что им придётся расстаться в физическом плане, когда она будет уезжать. Она представляла, как будет плакать и трогательно долго обнимать его где-нибудь на пороге Международной Портальной Станции, а он будет уговаривать отпустить его, потому что она рискует пропустить свой портал. Расстояние будет мукой, и в удивительном, новом мире, который закружит её в бешеном вихре, ей будет остро не хватать Фреда. Они будут видеться, конечно, может, Фред сможет прилетать к ней раз в месяц по выходным, может, она сама прилетит на Рождество домой…       Ей виделся возможным любой расклад будущего, кроме того, в котором они не будут вместе.       Что было странно? То, что ей казалось, что это правильно. То, насколько быстро Фред перестал бороться за сохранение их отношений. Буквально несколько минут ему хватило, чтобы, как ей казалось, смириться с её решением. Он, конечно, потряс её за плечи (очень больно и грубо), он покричал, что любит её больше жизни.       Но это были просто слова. Ничего Алиса с его стороны не чувствовала.       — Там нечего спасать, понимаете? — быстро и громко говорила она Анджелине и Алисии. Те уронили челюсти, когда узнали, что произошло, а теперь сидели на одной из кроватей и наблюдали, как агрессивно Алиса ходит по спальне и наводит порядок. — Нечего! Он изменился, мы оба изменились, тех чувств уже нет… Он мог бы ради меня через себя переступить! Я просила его об очень простой вещи, но нет, нам же важнее потешить своё грёбанное эго и показать, какие мы сильные и властные…       — Он сделал тебе больно? — настороженно спросила Анджелина.       — Нет-нет. Не мне. Я просто увидела, каким он может быть жестоким. Практически кровожадным. Мне стало страшно, понимаете? Мне такое совсем не нужно! А если я не чувствую, что люблю его, если я так остро режусь о какие-то его поступки, зачем мне нужны такие отношения, правильно?       На последних словах она почувствовала, что голос срывается.       — Ты нормально себя чувствуешь? — расстроенно спросила Алисия.       — Конечно, нет! Я только что бросила парня, которого считала любовью своей жизни! Моё сердце разбито, и почему-то мне кажется, что только лишь из-за меня. Я могла тянуть эту лямку дальше… Лямку! Понимаете, я уже воспринимаю наши отношения как каторгу! Мы расстались, мне должно было стать лучше, но нет, стало хуже в миллион раз! Но… Не только я виновата. Фред тоже хорош. Мне страшно рядом с ним находиться. Я никогда не думала, что может быть так! Мой мир идёт крахом, моя семья в опасности, через два месяца мне предстоит сдать экзамены и переехать на другую часть света, идёт война, а ещё у меня снова голова болит, и я не засыпаю без зелий. А в остальном всё просто отлично, Лисси!       Ей не хотелось лежать и страдать. Ей хотелось постоянно что-то делать, чем-то занимать руки. Она очень боялась оставаться наедине с собой. Она думала, что если замрёт хоть на минуту, то позволит трещине внутри себя расползтись и расколоть её пополам. Поэтому она с небывалым усердием налегла на подготовку к экзаменам, учила вообще всё, что угодно, часами отрабатывала заклинания, приготовление зелий, трансфигурацию… Поэтому круглыми сутками Алиса слушала музыку: днём в гостиной на пластинках, вечером и ночью в спальне в наушниках. Тогда она и поняла, что нет ни на пластинках, ни на кассетах ни одной песни про то, как это пережить.       Только мысли адским хороводом крутились в голове, тянули из неё нити, разрывали её на части, сводили с ума.       Она сама стала толчком к их расставанию. Она могла не призывать к этому. Она могла решить конфликт по-другому.       Если она это сделала, значит на то была причина. Она не могла обманывать саму себя. Она же чувствовала себя паршиво, верно? Она же не чувствовала себя любимой, как прежде?       Она могла закрыть глаза на поступок Фреда. Она бы тоже могла… Сделать что-то плохое. За него.       Она бы никого не убивала. Она бы не запирала никого в Исчезательном шкафу. Он же сломан! Там можно раздробить себя на части! Фред так спокойно говорил о том, что он сделал… Он способен на большее! У него нет никаких границ!       Он всегда таким был. Он всегда таким был, просто она, Алиса, тешила себя иллюзиями, закрывала глаза и довольствовалась тем, что её-то Фред любит.       Если она так хотела расстаться, почему ей стало ещё хуже? Может, надо было оставить всё как есть? Может, удалось бы разжечь то самое пламя?       Там не было никакого пламени. Если бы было, ничего бы этого не было бы.       А если было? Если было, но она потушила его своими руками? Фред так кричал, что любит её…       Она первая его разлюбила. Зачем нужны отношения, в которых ты не любишь?       Это она сделала Фреду больно. Это она сделала его таким жестоким. А может, ещё не поздно всё вернуть?       А может, хватит, чёрт возьми?..       Ни в одной песне нет ответа на вопрос.       — И зачем вообще нужна эта грёбанная музыка? — пожаловалась она Ли во вторник. У неё взрывалась голова от конспектов, музыки и боли, которая после расставания только усилилась. Четыре дня. Они не вместе четыре дня. Интересно, когда ей станет легче? Когда пройдёт столько же, сколько они были вместе?..       — Ты просто не нашла ту самую песню. Поверь, она есть, — миролюбиво сказал Ли. — Ну или тебе самой стоит её написать. Ты знаешь, как много песен написали девчонки с разбитыми сердцами?       Они сидели в гостиной. Ли как будто невзначай подсел рядом с ней, чтобы поделать вместе домашку, которую он в жизни не делал. Алиса делала вид, что не замечала, как друзья дежурят рядом с ней по очереди. Они все дружно решили, что одна Алиса с ума сойдёт. Сейчас было время Ли.       Близнецы почти не выходили из спальни, готовились к масштабному протесту Амбридж, даже на уроки ходить перестали. Так было легче. Не видеть Фреда было легче, но всё равно… Невыносимо.       — Я больше не могу слушать музыку. И я сейчас ничего не сочиню. Могу только поорать в микрофон. В моей голове слишком много шума.       — Тебе нужно освободить голову, — сказал Ли, как будто это было так же просто, как набрать ванну, например. — Я ас по части расставаний, я знаю, о чём говорю.       — Совет в духе: «не грусти»? — съязвила Алиса. Она захлопнула учебник и положила сверху голову.       Уоррингтона, Пьюси и Монтегю никто не видел уже неделю. Алиса шесть раз ходила к Выручай-комнате и так и не смогла попасть внутрь. Всё из-за Фреда. Всё из-за неё. Они могут быть мертвы уже неделю.       — Я не советчик. Я деятель, — мягко произнёс Ли. — И организатор.       — И что ты мне организуешь? — иронично спросила Алиса.       — Поход в «Три метлы». Никакого сливочного пива, только крепкий алкоголь. Не вариант, что голова будет болеть меньше, но удерживать так много мыслей сразу точно будет затруднительно.       Алиса удивлённо подняла голову и похлопала глазами.       — В школе комендантский час. С нас скальп снимут, если мы выйдем из гостиной.       — И?       Алиса пожала плечами.       — Ты прав.       Они прокрались к проходу у Статуи Одноглазой Ведьмы, без всяких препятствий преодолели тайный коридор, немного поколдовали над внешностью друг друга на одном из безлюдных переулков Хогсмида. Вне замка дышалось иначе, от адреналина сердце было готово выскочить из груди. Апрель перевалил за середину. Кругом свежесть и расцветающий мир, солнце только-только садится… Почти идеальный мир кругом, если забыть про всякие неприятные обстоятельства.       Мадам Розмерта, конечно, сразу распознала в них школьников: не первый год работает. Но выпивку налила, предупредив, что ни за что отвечать не будет. Алиса напилась быстрее и легче, чем когда-либо. Фред как-то говорил, что она не умеет пить.       — Давай выпьем за то, чтобы Фред убрался как можно скорее к поганым дракклам!       — Из твоей головы?       — В первую очередь!       Стакан за стаканом, язык развязывался всё сильнее, всё больше хотелось танцевать. Или ругаться. Или жаловаться на судьбу. Или плакать. Или всё сразу. Стакан за стаканом, звон монет, всё становилось пляшущим и замедленным одновременно. Алиса помнила, как жаловалась на своего парня всем, кто был готов слушать, как танцевала с Ли под что-то ирландское, до смешного неуклюже повторяя основные па кейли. Она едва не раскрошила мишень, кидая и кидая в неё дротики. И даже получила совет по поводу отношений от какого-то гоблина.       Ли умудрился привести её обратно в гостиную незамеченной (она по неуклюжести могла соревноваться разве что с Тонкс). Алиса уснула, едва найдя в себе силы переодеться в пижаму и смыть макияж. Кажется, она очень гордилась собой.       — Я знаю, как можно побороть зависимость от зелий. Нужно просто регулярно хорошенько напиваться! — радостно сказала Алиса утром. Она чувствовала себя бодрее, чем обычно. Голова и правда была пуста. И плевать, что она так и не доделала домашнее задание по астрономии.       — Тогда у тебя будет другая зависимость, — покачала головой Алисия.       — Всё лучше, чем зависимость от какого-то мальчишки! — заявила Алиса. — Я должна немедленно расцеловать Ли!       Тот день мог бы быть хорошим. Она всё ещё думала о расставании, боль рукой не сняло. Просто стало чуть легче. Как будто время, о волшебной силе которого все говорят, и правда начало заживлять её раны. Фреда не было ни на завтраке, ни на уроках до обеда. Без его шатающейся вокруг рыжей макушки не думать о нём было проще. Алиса даже на чарах смогла сосредоточиться и немного баллов заработать.       «Надо просто жить дальше», — думала она, идя в сторону Большого зала во время обеда. — «Надо готовиться к экзаменам…».       А потом мимо неё пролетел быстрый снаряд фейерверка. Он едва не задел ей плечо, и она успела отшатнуться, но тут он выписал две выразительные петли и взорвался под потолком россыпью искр. Следом за ним взорвались и засверкали ещё несколько снарядов. Они были изумительными, яркими, разноцветными, они блестели и сверкали, принимали форму драконов, львов и других животных…       — Снаружи их больше! — запищала какая-то девочка с младшего курса, указывая пальцем в окно. Какой тут обед? Все высыпали на улицу.       Высыпали и стали наблюдать, как опушка перед Хогвартсом превращается в какофонию света, а пасмурное весеннее небо и вовсе заслонили собой залпы салютов и россыпи искр. Тут и там в Хогвартсе происходило что-то немыслимое: что-то взрывалось, в каких-то окнах ярко вспыхивал свет, по коридорам мимо окон проносился фиолетово-рыжий туман, стремительный и яркий, не похожий ни на что вообще.       Теперь на улицу выходили все, кто хотел эвакуироваться. Алиса почти слепо смотрела, как вспышки света вырисовывают в воздухе огромную букву «W» и слышала обрывки разговоров: про пирующего Пивза, про Амбридж, которая заходится в истерике, про бомбы со Смердящим соком, которые преследуют каждого из членов Инспекционной дружины, про огромное болото в коридоре, через которое никто не может перейти… Все уроки были безнадёжно сорваны, похоже, до самого вечера. В кабинетах и гостиных творился бедлам. А профессора, которые выходили на улицу и пытались успокоить гомон учеников, вовсе не пытались помочь Амбридж. Они скорее стремились унять панику. А ещё они… наблюдали.       — Мерлин, как же я люблю их! — прокричала Мэдди, прорвавшись сквозь толпу к Алисе и Анджелине с Алисией. Она взяла Алису за плечи и только теперь та смогла опустить подбородок, посмотреть прямо перед собой, а не вверх. Щёки Мэдди были мокрыми от слёз, но едва ли её можно было назвать печальной. Она была счастлива. — Они великолепны! Они… Они сделали что-то невероятное!       — Да-да, — рассеянно пробормотала Алиса. Она пыталась прислушаться к себе и понять, трясёт ли её так же, как Мэдди, которая вдруг разрыдалась в плечо доброжелательной Алисии.       Она ничего не чувствовала.       Фред и Джордж вылетели прямо на мётлах, разбив огромное витражное окно на пятом этаже; если бы не реакция Флитвика, многих могло бы осыпать дождём из осколков. Теперь Алиса убедилась окончательно, что фиолетово-золотой туман и был близнецами. Они закутались в какой-то волшебный вихрь и на украденных из кабинета Амбридж мётлах бросились прощаться со школой в своей манере. Амбридж замерла на самой верхней ступеньке главной лестницы, она была мокрая насквозь, только причёска слегка дымилась. Её лицо было багровым.       — НЕ — СМЕЙТЕ — УЛЕТАТЬ — ОТ — МЕНЯ! — проорала она, запуская в близнецов серию заклинаний сразу. Алиса не сомневалась, что среди них были действительно жестокие заклинания, которые могли бы свалить парней с мётел, если бы не их опыт. Те показали в воздухе пару финтов, запустили серию фейерверков и хлопушек, а потом замерли в воздухе на высоте семи-десяти метров. Фред (на его метле болтался тяжёлый железный крюк) зычно прокричал:       — Дорогие дети! Школа теперь в ваших руках. Пожалуйста, продолжите наше дело!       — Каждый, кто внесёт свой вклад в Великую Забастовку Уизли, получит пожизненное право покупать товары в нашем магазине с огромной скидкой! — добавил Джордж.       — Если кто надумает купить портативное болото вроде того, что выставлено у вас наверху, милости просим в Косой переулок, номер девяносто три, в магазин «Всевозможные волшебные вредилки», — не без гордости произнёс Фред, обводя взглядом толпу. — Это наш новый адрес!       — Напоминаю про скидки для тех, кто поможет избавиться от этой старой крысы! — крикнул Джордж, приставив ладонь ко рту рупором.       — ДЕРЖИТЕ ИХ! — взвизгнула Амбридж, пробуя подтолкнуть то одного, то другого члена Инспекционной дружины к близнецам, но те только тушевались.       — У нас есть одно незаконченное дело, — вдруг щёлкнул пальцами Фред. Он снизился, пролетел прямо над толпой (его опасно раскачивающийся железный крюк едва не стукнул Филча по лбу) и залетел обратно в замок. В этот момент и Джордж спустился, приземлился рядом с однокурсниками и Мэдди, которые тут же расступились, давая ему пространство для посадки. Он взял по-прежнему плачущую Мэдди за лицо и стал что-то нашёптывать ей, прислонившись лбом ко лбу. У той дрожали губы, она хватала его за плечи, как будто знала, что больше никогда они не увидятся. Алиса отвернулась, чтобы не смотреть, как он быстро и коротко целует каждую клеточку её лица, и увидела, как Фред выводит на свет бледных, изнурённых, серо-бурых Уоррингтона, Пьюси и Монтегю.

***

      — В этом нет ничего восхитительного и правильного!       — Из тебя получится отличная ручная крыса Амбридж.       — Ли, ты знаешь, что я за себя не отвечаю!       — Перестань быть такой букой! Это их лучшая шалость, великолепная шалость… Ну, если говорить безотносительно того, что они неделю держали взаперти слизеринцев и бла-бла-бла…       — Во-первых, не они, а он, — прорычала Алиса. — Во-вторых, как вообще можно говорить безотносительно? Эти трое могли погибнуть! Об этом вообще кто-то думает? Могли погибнуть люди!       — Я знаю, знаю! Куда ты побежала? Я на твоей стороне, слышишь, я тебя понимаю, это неправильно, я бы так никогда не поступил! Как ты идёшь так быстро, мать, у тебя ноги короче моих!       — Как люди могут ими восхищаться?       — Ими трудно не восхищаться! Они нагнули грёбанную Амбридж!       — А нам теперь жизни никакой нет!       — Расслабься. Пожалуйста, просто расслабься! Серьёзно, Лис, я тебя прямо не узнаю…       Она не отвечала, чтобы не показывать, что плачет: голос бы мигом выдал. Она не разделяла всеобщей любви к близнецам, как бы сильно ни ненавидела Амбридж. Алисе казалось, что теперь она ненавидит близнецов ещё сильнее, чем это возможно. А Фреда — в особенности.       Она не восхищалась тем, что они так сильно навредили школе, сорвали уроки, затопили кабинеты, взвинтили Пивза (он теперь переходил все допустимые границы; были ученики, которые буквально боялись за свои жизни, когда выходили в коридоры). Она мрачно злилась на последствия того хаоса, который близнецы учудили. Несмотря на то, что Уоррингтона, Пьюси и Монтегю нашли, комендантский час, который ввели после их пропажи, усилился. Нужна была веская причина, чтобы выйти из гостиной не на приём пищи, урок или в Больничное крыло. Участники Инспекционной дружины обозлились донельзя: они продолжали допрашивать и досматривать учеников в коридорах, ловили любого, кто казался им нарушителем. Они подслушивали разговоры и любого, кто положительно высказывался в сторону близнецов и их проделок, тут же отправляли на ковёр к Амбридж. Говорили, что в её кабинете поставили дополнительные парты для тех, кто будет отбывать наказание.       Хуже всего было то, что Амбридж всерьёз взялась за Отряд Дамблдора. Ей в руки попал тот несчастный список участников, который они сделали ещё в октябре в «Кабаньей голове» и каждый, кто вписал в него своё имя, попал на её допрос с Сывороткой правды. Гарри вовремя предупредил всех через заколдованные Гермионой жетоны, поэтому многие были готовы. Но выдержать допрос было действительно тяжело. Лаванда Браун держалась достойно, но потом весь вечер проплакала в гостиной и ни с кем не разговаривала.       Алису она держала четыре с половиной часа. Иногда она делала перерывы, чтобы дать ей написать строчки заколдованным пером. Амбридж не было интересно узнавать что-то про Гарри Поттера или про Отряд Дамблдора, как она спрашивала других учеников. Она ни словом не упомянула близнецов Уизли… Амбридж интересовалась лишь её отцом. Ничего у неё не вышло.       Алиса смачивала новый шрам («Я должна быть честной») ватой с настойкой растопырника. Ей было сложно поддерживать разговоры о том, какие близнецы молодцы, хотя в этом близнецы уж точно не были виноваты.       Она стала чёрствой. Она очень, очень устала. Почти никто не понимал её, как и Ли. Анджелина и Алисия заметно охладели к ней, когда она заявила, что близнецы могли обойтись красивым фейерверком и одним портативным болотом. Она не хотела поддерживать близнецов. Она не хотела поддерживать Амбридж. Ей не хотелось объяснять свою позицию даже самой себе.       То, что ей казалось вечным и несомненным, рассыпалось в пыль. И теперь Алиса перестала что-либо чувствовать.       Она просто и дальше готовилась к экзаменам, как будто ничего не случилось.       Один бутылёк с зельем для сна сменялся другим. Алиса устала даже от видений и, когда чувствовала, что они где-то близко, просто крепко морщилась и старалась отстраниться как можно сильнее. Видения колыхались где-то в самых дальних уголках её сознания и не задевали её так же, как раньше. Плевать ей стало на свои видения и на войну.       Сквозь волну злости и напускного равнодушия робкими росточками пробивалось тоскливое и тяжёлое, как каменные своды Хогвартса, осознание: она ещё влюблена в Фреда. Она к нему привязана. Она по нему скучает. Ей не хватало его прежнего — того ласкового и смешного мальчишки, который запутывал пальцы в её кудрях и всегда находил ключик к её сердцу. Он мог вести себя как угодно, быть каким угодно мерзавцем, но Алиса хранила в памяти те счастливые часы и дни, что они провели вместе, и её одолевала лютая тоска.       Фред был частью её жизни, а потом исчез. Так не бывает. Нельзя идти по парапету, а потом вдруг терять ногу или руку.       Она, конечно, строила из себя невероятно независимую и сильную девушку, ни чертой не показывала, что страдает, взглядом останавливала любые намёки на расспросы о самочувствии, но когда она оставалась одна, ей было плохо.       Он, подлец, приходил в её сны золотисто-огненным лучом света, был с ней за минуты до её пробуждения. Солнце ярко светило за окнами, лучи мягко давили на сомкнутые веки. Фред заслонял солнце своей тенью, и сразу становилось легче. Он тихо-тихо и почти неощутимо присаживался на край кровати (матрас под ним почти не прогибался), невесомо гладил по руке (становилось чуть-чуть щекотно, как будто пером провели), почти неслышно целовал воздух у её губ (Алиса могла поклясться, что чувствовала тепло дыхания у своего лица)… Она открывала глаза и понимала, что она одна. Полог кровати плотно задёрнут, за окнами стучит дождь, а вокруг сопят девчонки. И ей хотелось провалиться в такой глубокий сон, чтобы никто не мог её оттуда вытащить. От этого разрывающего на части чувства не спасёт ни одно зелье.       — Может, ты хочешь поговорить? — негромко спросила Патти в начале мая. Дожди шли почти без перерыва уже неделю. Алиса замерла, глядя в окно в коридоре, и смотрела на внутренний дворик, где год назад они с Фредом целовались, смеялись и танцевали под таким же проливным дождём. Где-то далеко рокотала гроза.       — О чём, Пат? — Алиса прикрыла глаза. Она ещё могла слышать его голос у себя в голове. — Что ты хочешь от меня услышать?       — Тебе нужно кому-то выговориться, верно? Сказать о том, какой Фред придурок и моральный урод, как он потоптался на твоих чувствах и улетел, не попрощавшись… — спокойно сказала Патти. Алиса скосила взгляд в её сторону. — Это лишь один из вариантов. Тебе больно, и тебя разрывают десятки чувств сразу, — Патти грустно улыбнулась одним уголком губ. — Я тоже это пережила, если помнишь.       — Я никогда не думала, что он так поступит со мной, — вздохнула Алиса, прислонившись лбом к окну. Стекло холодное, и оно чуть подрагивает. Она не думала, что сдастся Патти так быстро.       — Думала, что у вас всё будет по-другому? Не так, как у нас?       — Он души во мне не чаял. Моя мама как-то сказала, знаешь, что никто и никогда не будет любить нас так, как нам надо — будут любить только так, как умеют… — Алиса со вздохом отодвинулась от окна. — Но Фред любил меня так, как я и мечтать не смела. Я думала, что это оно…       — А ты его любила?       — Ты издеваешься? — ощетинилась Алиса, но через пару мгновений мрачно и беспомощно кивнула. — Да. Да, я любила его. Он первым полюбил меня, а я долго не верила, что у нас что-то получится… Наверное, я влюбилась в его отношение ко мне. В то, каким он был со мной. А теперь всё разбилось и мне, по существу, больше нечего любить… Почему мне всё равно так больно?       — Потому что ты верила, что он никогда тебя не бросит.       — Это я его бросила.       — А какая разница? Это же не соревнование.       Гроза в небе ревела всё ближе и всё громче. Отблески молний блестели яркими фантиками на черепице дальних башен.       — Мне когда-нибудь станет легче?       — Конечно, — произнесла Патти. — Без этого никуда.       — Это ведь иллюзия — то, что я в нём любила, то, что я в нём видела… Он был готов людей убивать. Я не в такого человека влюблялась. Он стал таким холодным…       — Равнодушным. Никаким. Даже не верится, что он вообще может быть таким — с его-то драконьим темпераментом… — Алиса замерла, потому что слова Патти отозвались слишком остро. Патти печально кивнула. — Я думала, ты знаешь. Я смотрела, как вы сближаетесь, и была в ужасе. Я не верила, что ты соглашаешься на такое, но решила не вмешиваться. Я думала, ты знаешь, что делаешь… Вы же тысячу лет дружили.       — Я знала, какой он. Я просто… Пыталась об этом не думать. И правда не думала, — прошептала Алиса, пряча лицо в ладонях. Она знала о том, что произошло, она думала об этом минуту за минутой, час за часом, и всё равно её как будто первый раз окатило волной ужаса: она теперь одна.       — Ты с этим справишься. Ты жила как-то без него и заживёшь ещё лучше. Он ушёл, но всё прекрасное в твоей жизни никуда не делось. Слышишь меня?       Патти держала её за плечи, смотрела в глаза. В Патти не было ничего от той дурочки-овечки, над которой они смеялись. Патти обладала всеми лучшими качествами, которыми может обладать настоящая гриффиндорка — почему Алиса заметила это только сейчас?       — Как ты это терпела? — прошептала Алиса. — Я имею в виду, как ты смотрела на нас, когда вы расстались? Я бы этого не вынесла…       — Я вынесла, — просто ответила Патти, но её взгляд стал чуть стекляннее. — И ты вынесешь.

***

      Это произошло в середине мая.       Его принесли после обеда два величественных серых филина. Большой и плотный золотистый конверт ждал Алису в гриффиндорской спальне, куда та поднялась переодеться между занятиями. Два филина смотрели на Алису так важно и строго, что перед ними хотелось извиниться, чтобы они смягчились хоть немного, а то, надо же, прилетели к ней, невежде! На конверте стояла сургучная печать с оттиском ВМА, а под адресом — несколько штампов отделений международных почтовых станций.       «Никто бы не стал на меня так тратиться, если бы я не прошла в следующий тур», — подумала Алиса.       Солнце и свежий ветер из приоткрытого окна боролись с плотными занавесками. Почти не чувствуя пальцев рук, Алиса распечатала конверт, достала аккуратно упакованные бланки документов, какие-то договоры и инструкции, письма о правилах зачисления и расписание испытаний следующего тура. Бумаг было слишком много; ещё не добравшись до главного письма, где её поздравляли с успешным прохождением первого тура поступления, она совершенно точно убедилась, что у неё получилось.       Кажется, она писала бесконечные тесты и эссе слишком давно, ещё в прошлой жизни, до Рождества. Да, Алиса смогла вспомнить тот день — у неё тогда раскалывалась голова, и она напилась всех возможных зелий, чтобы просидеть в кабинете у МакГонагалл четыре с половиной часа и под её надзором, бледнея и потея, написать всё необходимое. Ей было плохо, кошмары об Азкабане не выходили из её головы, она не верила, что у неё получится. Она думала, что не выберется из, как ей казалось, ада. Глядя, как декан запечатывает её записи и готовит их к международной почтовой отправке, Алиса вообще мало во что верила.       А сейчас всё изменилось. В аудиториях временами было душно сидеть в мантиях. Ветки деревьев покрылись тонкой каймой юных зелёных листьев…       Всё изменилось.       И, перечитывая в пятый или шестой раз «рады уведомить вас, что вы включены в предварительный список претендентов на зачисление…», Алиса снова думала, что всё это происходит невовремя.       — Я ничего не чувствую! — объявила Алиса вечером, когда связалась с родителями через Сквозное зеркало. Она наложила на полог Заглушающие чары, запустила над своей головой сеть маленьких огоньков, которые повисли невесомой гирляндой. Родители по ту сторону зеркала ликовали добрых десять минут, а отец уже пообещал, что испечёт пирог…       — О чём ты? — устало спросила мама.       Мама выглядела болезненно и странно. Она похудела сильнее, чем когда-либо, её кожа выглядела тусклой. Даже голос звучал иначе. А голову она обмотала, кажется, своим голубым платком, сделав из него тюрбан, который прятал странное и пугающее бледно-лиловое пятно, начинавшееся у виска. Алиса могла с точностью сказать, что это часть проклятия, которое она получила в схватке с Беллатрисой, — узнавала по иллюстрациям в учебниках — но мама сердито игнорировала любые её вопросы на этот счёт. Алиса видела её такой уже раза три, когда связывалась с отцом через Сквозное зеркало, и, кажется, лучше маме не становилось. Это удручало.       — Я думала, что если пройду, то буду прыгать до потолка и благодарить небеса за такое счастье. Я ведь так долго к этому готовилась, и всё такое… Но я радовалась минуту, не больше, а потом подумала, что надо просто снова начинать готовиться к экзаменам. Неужели я стала бесчувственной?       — Ты просто устала, дочь, — спокойно сказал Сириус. — Ты не бесчувственная. Это совсем не про тебя.       — Можешь считать, что мы радуемся за тебя, Касси, — слегка улыбнулась мама. Её глаза сияли почти так же, как и прежде. — Нам очень не достаёт хороших новостей.       — Рада стараться, — фыркнула Алиса. — Надо пережить эти полтора месяца. ЖАБА начнутся уже через двенадцать дней, потом совсем короткая передышка, и я лечу в ВМА сдавать их экзамены. И если я всё сдам…       — Не «если», а «когда», — поправил её Сириус.       — Пап, не надо! Это нелегко. Я не могу быть уверена, что справлюсь. Мне надо готовиться к любому исходу событий…       — Что за чертовщина? — нахмурился отец. — Со всем ты справишься.       — Ты звучишь как-то обречённо, — осторожно сказала мама. — Ты ведь не планируешь сдаваться?       — Это было бы легко, мам. Знаешь, как велик соблазн выбрать что-то лёгкое? — она перевернулась на живот и обняла подушку под собой. — Ладно, я знаю, знаю! Просто… Это и так было ужасно. Я про подготовку к поступлению. А теперь всё вокруг стало настолько плохо, что эта самая подготовка меня спасает. Она напоминает, зачем я здесь и что делаю. Не будь у меня цели поступить в ВМА, я бы давно отсюда сбежала. Меня больше почти ничего здесь не держит.       — Вместе с близнецами? — усмехнулся отец.       Что-то царапнуло Алису изнутри. Он не знал. Они не знали. Вся история с Фредом… Она была слишком сложной, чтобы рассказать им. Алиса просто не хотела рассказывать.       Прошёл почти месяц, как они с Фредом перестали быть парой. Всё, что знали родители — то, что близнецы уехали из школы, и то благодаря газетам, куда пробилась заметка о скором открытии дерзкого магазинчика на Косом переулке.       — Может быть.       В горле пересохло.       — У вас с Фредом всё хорошо? — осторожно спросила мама.       — Я думаю, что мы оба повзрослели, — уклончиво сказала Алиса.       — Стой-стой, — хмуро перебил её отец. — Мне до сих пор непонятно, что случилось. Он мог подождать месяц, пока ты не сдашь свои экзамены. У тебя сейчас самый тяжёлый период за весь этот год. Почему именно в это время он решил уехать?       Алиса вздохнула.       — Учитывая, что он вообще не собирался ехать в школу в этом году…       — И что? Месяц-другой не играет никакой роли. Что за спешка?       — Сириус, — остановила его мама.       — Я лишь хочу понять, почему моя девочка осталась одна, когда ей так плохо.       — Я не одна, пап, — сказала Алиса. — Мои друзья очень поддерживают меня, да и вообще, почему присутствие парня рядом со мной гарантирует то, что мне не будет плохо? Фред решил, что пора начинать бизнес сейчас. Всё в порядке. Я не хочу говорить об этом.       Пару минут все молчали. Алиса слышала, что дыхание отца стало тяжёлым, но он больше ничего не говорил.       — Ты приедешь домой перед тем, как ехать на поступление? — мягко попробовала сменить тему мама.       — Домой? К вам, на Гриммо?       — К «нам»? — внезапно напряглись родители. У них даже интонации сейчас были одинаковые… Алиса не сдержала улыбки.       — Да бросьте. Вы живёте вместе, разве нет?       — С чего ты…       — Мам, я не дура, — улыбнулась Алиса. — Ты в любой момент на связи с площади Гриммо. И даже сейчас, хотя уже почти ночь. Уж не знаю, что с тобой случилось, учитывая, как ты ненавидишь ночевать не дома… И я даже не очень хочу вас расспрашивать!       — И не надо… — раздавленно вздохнул отец.       — Просто скажите мне одну вещь. Всё хорошо? Или произошло что-то, о чём я должна знать? — от волнения на миг перехватило дыхание. — Я уже не такой ребёнок. Вы можете посвящать меня в тайны. Я волнуюсь за вас, но молчание делает всё хуже…       — Нет-нет, не волнуйся, — поспешно перебил её отец. — Всё хорошо, детка. Я клянусь, сейчас с нами всё хорошо.       «Всё хорошо» было тёплым, как пушистый плед. В него очень хотелось поверить.       — Ладно. Я приеду, как только смогу, — быстро пообещала Алиса.       — Только, ради всех Великих, береги себя! — сердечно попросил Сириус. Алиса кивнула и пообещала, что будет беречь себя. А потом они попрощались. Алиса погасила зеркало, прижала его к груди и ещё минут десять лежала в темноте, не шевелясь.       Он никогда не упоминал всех Великих волшебников. Обычно это делала мама.

***

      Алисе казался смешным пятый курс и её переживания из-за экзаменов в тот период. Те экзамены ровным счётом ни на что не влияли и повлиять не могли, разве что на то, какие предметы она будет изучать более углублённо на шестом и седьмом курсе. Зато она прекрасно помнила, как с трепетом и страхом провожала взглядом семикурсников, которые походили на осунувшихся призраков. Она понимала, что сейчас выглядит не лучше.       Это было странно: казалось бы, готовилась к этим экзаменам практически все семь лет учёбы в Хогвартсе, а последние два года — ещё интенсивнее, чем когда-либо, но страх никуда не уходил. Да, конечно, Алиса хотела начать снова чувствовать эмоции и переживать из-за чего угодно, кроме расставания, но она не ожидала, что её накроет так. Иногда её морозило, хотя за окном была почти летняя жара, иногда её мучала бессонница, а когда МакГонагалл буквально под руку повела её, Алисию, Патти и ещё пару девчонок с других факультетов за дозой успокоительного прямо во время одного из финальных уроков трансфигурации, Алиса только и нашла в себе силы покорно пойти за ней.       В обмороки, как на пятом курсе, никто уже не падал. Все шутили, что на это просто нет времени: сколько ты будешь валяться без сознания? Минуту, две? А за это время, вообще-то, можно прочитать один из вопросов к экзамену и понять, есть ли в твоём котелке ответ на него.       Алиса здорово жалела, что в своё время не спросила у Билла, как он умудрился сдать все двенадцать ЖАБА на высшую оценку. А ведь он умудрился сдать вообще все возможные экзамены, включая дурацкие прорицания, уход за магическими существами…       За пару дней до первого экзамена (История магии) наступило чувство опустошения. Алиса просто, выбирая, за какой из конспектов она возьмётся, чтобы позубрить перед сном, допустила мысль о том, что лучше она уже не подготовится. И впервые за много дней рассмеялась. И подумала, что Фред бы нашёл слова для того, чтобы заставить её расслабиться и перестать тревожиться, перестать бросаться на всё подряд и делать тысячу дел сразу. Он бы смог о ней позаботиться. А почему она так же не может?       И с мыслью о том, что здоровый сон помогает лучше всего, она без всяких зазрений совести закуталась в одеяло и крепко уснула.       — У меня уже нет сил переживать, — безэмоционально произнесла Анджелина, гипнотизируя свою тарелку с овсянкой в утро перед экзаменом. — Просто скорее бы это всё закончилось.       Алиса хотела бы с ней согласиться, но в голову то и дело проникали мысли о том, что она недоучила и что ещё может повторить, пока не начала писать экзаменационный тест…       Экзамен состоял из двух частей: письменный тест, который семикурсникам предстояло написать утром и устный экзамен по билетам после обеда. Сам тест не вызвал у Алисы особых трудностей: если она не знала что-то наверняка, она могла довольно уверенно предположить и выбрать тот ответ, который казался ближе всего к истине. Вот перед устным экзаменом она переживала так сильно, что не смогла ничего съесть за обедом. Она мялась в коридоре, ожидая своей очереди, и когда её наконец вызвали (снова, как много лет назад, перед распределением, первой, вместе с Лесли Григ, Анджелиной и Ли), она чувствовала, как немеют ноги. А вдруг попадётся какой-нибудь злосчастный билет про одну из войн с гоблинами? Их же было больше десяти! Одна едва даты-то запомнила, а вот в именах путалась…       — Прошу, мисс Лестер, — громче, чем следовало, сказала престарелая профессор Марчбэнкс, когда Алиса подошла ближе и поздоровалась пересохшими губами. Ну и ну, ей ещё и председателю комиссии сдавать чёртову историю! Однако крошечная сутулая колдунья выглядела очень доброжелательно. — Вытяните билет и громко назовите его.       Алиса, сглотнув, вспомнила дурацкий совет Ли всегда тянуть четвёртый билет слева, и сделала именно так. На неё сошла волна облегчения и благодарности Джордану.       — Номер двадцать шесть. Первая магическая война.       Профессор Марчбэнкс кивнула и указала рукой на парту напротив себя, где лежали чистые листы пергамента, перо, чернильница.       — У вас есть пятнадцать минут на подготовку. Если почувствуете, что можете сдать раньше, подходите.       Алиса могла вообще не готовиться. Она могла рассказывать долго, не опираясь на учебники. Могла упоминать даты и конкретных волшебников. Могла подробно перечислять преступления, которые совершала армия Волан-де-Морта, могла рассуждать о причинах побед и поражений. И она могла бы говорить действительно долго, но профессор Марчбэнкс нетерпеливо постучала длинным скрюченным ногтем по песочным часам, в которых закончилось время и громко объявила:       — Спасибо, мисс! Ваше время вышло. Изумительно, изумительно… Удивительно, как повторяются семейные сценарии… Кажется, ещё вчера я принимала экзамен у ваших… — профессор с пышными усами, который экзаменовал изрядно вспотевшую Анджелину за соседним столиком, слишком громко и настойчиво покашлял. — Впрочем, потом, потом!       Когда Алиса вышла, она почувствовала, что дышится ей гораздо легче. И плевать, что впереди ещё куча экзаменов, и это не учитывая вступительные.       Следующим был экзамен по заклинаниям, который тоже прошёл блестяще. Флитвик, который наблюдал за сдающими экзаменами семикурсниками в дверях аудитории, долго тряс руку Алисы и рассыпался в словах восхищения и гордости. На другой день был экзамен по травологии, и вот здесь Алисе хотелось биться головой о стеклянные стены теплиц, чтобы заставить себя хотя бы на час подружиться с магическими растениями. Ей досталась стреляющая слива — особенностью этого дерева было то, что его плоды во все стороны стреляли косточками, если перезревали хоть на секунду. Когда она увидела, как сливовая косточка летит в висок Джемме Кларк за соседним столиком, она хотела провалиться сквозь землю.       Но времени сетовать на сливу, которая испортила её судьбу не было, потому что уже на следующий день был экзамен по зельеварению. Алиса знала, что Снейп выжимал из них все соки эти два года небезрезультатно, но в ночь перед экзаменом ей всё же пришлось прибегнуть к успокоительному и снотворным зельям.       Письменный тест оказался очень тяжёлым. Снейп гонял их по практике, а не по теории. Последние пять вопросов, где нужно было расшифровать какие-то зельеварческие постулаты с древних кельтских языков, Алиса оставила без ответа. Она вышла из аудитории раньше всех и тяжело спустилась по стенке, сдерживаясь, чтобы не зарыдать. Ей казалось, что мир рухнул: ей не видать никакого «Превосходно», а значит и о поступлении речи идти не может. Ей казалось бессмысленным даже идти на все последующие экзамены, включая практический по зельеварению, до которого оставалось меньше двух часов. И только Мэдди, которая между своими уроками бегала справляться о делах друзей-семикурсников, и смогла уговорами и шантажом заставить её подняться на ноги. Время, проведённое с Джорджем, не было потрачено зря.       Алисе очень повезло: ей достался Напиток живой смерти. Она потеряла минут пять, пытаясь собраться с мыслями и копаясь с ингредиентами. Готовясь к этому экзамену, она никак не рассчитывала, что придётся готовить что-то из программы шестого курса! Так или иначе она успела минута в минуту, когда закончился экзамен. И по одобрительному кивку экзаменатора она поняла, что зелье получилось безупречным.       Астрономия, руны и нумерология прошли спокойно, на трансфигурации пришлось попотеть. И снова Алиса переживала из-за тестов. Ли устало напомнил ей, что ей грех жаловаться: за её неординарные магические способности ей заранее можно ставить «Превосходно». Алиса фыркнула, что успех в трансфигурации вовсе не зависит от магических сил, на что Ли только закатил глаза.       Последним экзаменом была Защита от Тёмных Искусств. Это был, возможно, единственный экзамен, где она была абсолютно уверена и в тестовой, и в практической части. Она продемонстрировала сложную комбинацию оборонительных заклинаний, уверенно ответила на вопросы экзаменаторов и ушла из аудитории, чувствуя, что внутри не осталось никаких сил, и вообще ничего не осталось, кроме желания лечь прямо на пол и до самого отъезда не шевелиться. Алиса знала, что она сделала всё, что могла.       И она могла бы весь вечер проспать у себя в спальне, но Ли позвал весь курс Гриффиндора в «Три метлы» отметить завершение экзаменационной сессии. До выпускного оставалось полторы недели, но Алиса знала, что ей придётся пропустить его, потому что его дата совпадает с поступлением.       — Да брось! Ты же можешь написать в свой университет и попроситься сдать экзамены в другой раз! — нахмурилась Алисия, охлаждая пальцы о большую кружку со сливочным пивом.       — Ты думаешь, кто-то будет переносить экзамены из-за одной меня? — хмыкнула Алиса.       — Но выпускной же всего раз в жизни… — протянула Патти.       — Не велика потеря. Я не хочу получать свой аттестат из рук этой жабы, — поёжилась Алиса. — Получу по почте, так будет лучше. И вообще, хватит переживать за меня!       — Предлагаю тост! — громко объявил Ли, поднимая свою кружку вверх. — За наше счастливое будущее! Пусть у нас всё получится, несмотря ни на что.       Все засмеялись и стукнули свои кружки друг о друга. Мадам Розмерта, которая разносила по залу заказы, укоризненно покачала головой, но ничего не сказала. Ли попросил прибавить музыку погромче. Алиса была рада, что все отвлеклись от разговора о выпускном.       Она… всегда представляла выпускной вместе с Фредом. Она мечтала о нём: о пышном празднике, подобном разве что Святочному балу, где будет много радости и торжества. Она даже присмотрела себе платье в одном из лучших ателье Хогвартса. Она мечтала, что сможет пригласить туда маму и Люпина с Тонкс, может быть… Хотелось бы, разумеется, и папу увидеть в зале в этот вечер. Но если этому не бывать, то зачем вообще выпускной?       Чтобы отогнать мысли, она допила своё сливочное пиво раньше всех — в голове перекатывались и лопались пузырьки — и заявила, что Ли обязан пригласить её на танец. И больше они все впятером почти не садились, разве что только для того, чтобы выпить ещё и ещё. Мадам Розмерта выставила их за порог около часа ночи, когда стала готовить таверну к закрытию. Гриффиндорцы сопротивлялись и пытались задобрить её шутками или комплиментами, да только ничего у них не вышло.       И они нырнули в ясную и тёплую ночь, чувствуя себя живыми и звенящими. Они твёрдо решили, как дойдут до замка, продолжить праздновать в гостиной. Была проблема: «Сладкое королевство», через которое они пробрались, уже закрылось, и это значило только одно: в Хогвартс придётся идти напрямую и умудриться при этом никому не попасться. Но что могло напугать смелых и бесстрашных семикурсников? Они уже ЖАБА сдали! Что им сделают-то?!       — Мы обязаны увидеться летом до того, как разъедемся в разные стороны, — твёрдо заявила Анджелина. — Может, в июле? Сходим в нормальный бар, а не в эту забегаловку…       — Ты называешь это забегаловкой, потому что тебе не дали танцевать на стойке! — хохотнул Ли. Он придерживал Патти, у которой чуть заплетались ноги, за плечи. Та не переставала хихикать со всего подряд.       — И потому что какие-то гоблины косились на нас с Анджи, когда мы танцевали! — зашипела Алисия.       — Тебя и правда это волнует? Ме-ерлин, девочка моя… — зацокал языком Ли.       — Ты просто никогда не танцевал и не обнимался с мужчиной! — начала громко возмущаться Анджелина, и все зашикали на неё, чтобы не перебудила всю улицу. — Ты не знаешь, как люди реагируют на тебя, когда видят, что ты не такой!       — Надо бы позвать Джорджа на свидание. Посмотреть, что будет, — пожал плечами Ли.       — Мэдди тебя съест! — засмеялась Алиса.       — А ты позови на свидание её! — со смешком в голосе предложила Алисия.       — Ну и на что это будет похоже?       — По-моему, будет весело! Кста-ати, там ведь был парень, который строил тебе глазки…       — У него борода, и всё лицо в шрамах от драконьей оспы. Не мой типаж.       — Не расстраивайся, дорогая, мы обязательно найдём тебе парня, — вдруг заявила Патти. В её глазах плясали озерца света. — Какого-нибудь… Викинга!       — Кого-о-о?! — расхохоталась Алиса.       — Тебе нужен сильный и крепкий мужчина! — невозмутимо сказала Патти.       — Почему обязательно викинг?       — И почему обязательно мужчина, Стимптон? — замахала руками Анджелина. — Я давно говорю ей: приходи в нашу хижину любви…       — Анджелина, я очень люблю тебя, — взмолилась Алиса. — Но я не хочу в вашу шведскую семью! Я не готова!       — Ничего-ничего, ты нагуляешься и поймёшь, ЧТО ты потеряла!       Алиса остановилась и посмотрела Анджелине прямо в глаза. Та тоже остановилась, а вместе с ней и вся процессия.       — Но ты ведь будешь ждать меня? — трепетно прошептала Алиса. — Не так ли?       — Тебя я готова ждать хоть целую вечность, — бархатным голосом ответила Анджелина. Они обе глубоко вздохнули и потянулись друг к другу…       — Нет-нет, не в мою смену! Вы не будете целоваться сейчас! — запищала Алисия и раздвинула руки, чтобы оттолкнуть их друг от друга. А потом насупилась и сердито зашагала к школе. Всю оставшуюся дорогу и Анджелина, и Алиса, и Патти, и Ли на разный лад убеждали её, что это всего лишь шутка, что это ничего страшного, что на самом деле никто не любит Алисию сильнее, чем Анджелина, и это никогда не изменится…       Подойдя близко к Хогвартсу, ребята остановились. Их с замком разделяла небольшая открытая поляна, впереди — главный вестибюль замка, слева — домик Хагрида… Но они не успели начать обсуждать более удачный и незаметный путь до школы, как Патти стала настороженно вглядываться в сторону домика Хагрида.       — Что там за возня? — нетерпеливо спросила она. Ребята тоже посмотрели в ту сторону и увидели, как какие-то фигуры мельтешат у пустых окон, как вспыхивают и затухают огоньки заклинаний. Это было нехорошим знаком.       — Мне кажется, я вижу Амбридж… — прошептал Ли. — Мерзкая старая сука…       Тут из хижины раздался рёв, который сложно было с чем-то перепутать, и началась настоящая бойня. Ни о чём не совещаясь, семикурсники побежали в ту сторону, по пути вынимая палочки. Один из типов в мантии — а это были не члены Инспекционной дружины, как Алиса сначала надеялась, — заставил крышу хижины загореться.       — ПОДИТЕ ПРОЧЬ ИЗ МОЕГО ДОМА! — взревел Хагрид, кулаками отбрасывая от себя лучи оглушающих заклинаний. Громко лаял Клык.       Алиса начала атаковать типов в спины, когда услышала, как Клык заскулил от боли.       Череда оглушающих прекратилась; нападавшие на Хагрида заозирались, чтобы понять, кто бьёт их в спины. Амбридж громко ахнула.       — А ну живо по кроватям! Комендантский час, молодые люди!       — Черта с два! — крикнула Анджелина.       Это были мракоборцы. Алиса узнала их по сияющим значкам на мантиях. Её сердце заболело от негодования: мракоборцы должны бороться со злом, а не примыкать к нему… Тонкс среди этой шайки бедолаг не было, и оно к лучшему. Однако, она узнала малявку Долиша — тот был в кабинете Дамблдора в тот день, когда Отряд Дамблдора раскрыли. В его сторону она и послала Оглушающие чары.       — Отойдите от дома Хагрида! Вы не смеете нападать на него среди ночи! — заорал Ли.       — Мистер Хагрид по закону обязан пройти с нами! — объявил какой-то сухощавый мракоборец. — Мадам Амбридж, а что нам делать с детьми?       — Я вышвырну вас всех из школы уже с рассветом! — в сердцах пообещала Амбридж. — После того, как прикажу мистеру Филчу отвесить вам всем по порции розог!       — Я так не думаю! — заявил кто-то сбоку от них.       Это была профессор МакГонагалл. Она была запыхавшаяся, её причёска рассыпалась от бега, а щёки горели от злости. Алиса было понадеялась, что теперь-то это закончится… Она прогонит Амбридж и её псов-мракоборцев… Она ведь сильная и смелая, она — их оплот защиты после отъезда Дамблдора…       Но тут Амбридж что-то шепнула мракоборцам, и те единым ударом запустили в МакГонагалл серию ярко-красных лучей. Семикурсники взмахнули палочками, и за секунду выросла перед ней прочная защитная стена. Заклинания были сильными, и за палочки пришлось взяться обеими руками, чтобы выдержать напор…       — Трусы! — орал Хагрид. — Жалкие трусы! И на детей, и на женщину… Вот вам, вот, получайте!       Он осыпал мракоборцев кулаками, раскидал их в разные стороны, и теперь те лежали бесчувственно. Прошло минуты две, и только Амбридж, дрожа от возмущения и гнева, и осталась стоять на ногах против бледной как мел МакГонагалл, пятерых выпускников Хогвартса и лесничего замка.       — Убирайтесь-ка вы тоже подобру-поздорову, мамаша генеральный инспектор, — строго пропыхтел Хагрид. По нему рекой стекал пот, через плечо висел Клык, который всё ещё был без чувств.       — Вы не имеете права появляться в замке и проводить уроки. Ваш испытательный срок провален. Согласно декрету… Особое распоряжение… — дребезжащим голосом проговорила Амбридж, пытаясь скрыть крупную дрожь, которая била её с ног до головы.       — Я и не появлюсь там покамест вы в этом замке, — хмуро отозвался Хагрид. — Да только недолго вам пировать осталось…       — А вы… — Амбридж обернулась к МакГонагалл и её подопечным… И не смогла найти для них слов.       — Собирайте дисциплинарную комиссию. Приглашайте кого угодно, хоть Фаджа, хоть председателя международной ассоциации магов, — плюнула МакГонагалл. — Но я из замка шагу не сделаю. А если вы посмеете навредить им, — она показала рукой на семикурсников. — Или кому угодно из детей… Будьте уверены, вы даже не успеете напечатать очередной декрет об образовании, как от вас останется мокрое место.       Амбридж несколько секунд открывала и закрывала рот, хватая воздух, как рыба.       — Вы… Вы мне угрожаете! Как вы смеете… Как вы смеете…       — Чего встали? — резко рявкнула МакГонагалл, обращаясь к семикурсникам. Те дёрнулись и пошли за ней в сторону замка.       Все молчали до тех пор, пока не зашли в вестибюль. Только иногда кто-то озирался и проверял, что фигурка Амбридж ещё темнеет на фоне оранжевых окон Хагрида.       — Она больше ничего не сделает, — отрезала МакГонагалл в ответ на молчаливые вопросы семикурсников. — Не сегодня.       — Вы уверены, профессор? — с благоговением в голосе спросил Ли.       — Абсолютно. Зло, видите ли, не любит, когда его разоблачают. А вам удалось это сделать. Да и, как я догадываюсь, нас видели другие студенты. Например, пятый курс, у которого сейчас СОВ по астрономии, или пуффендуйцы, у которых окна выходят как раз в эту сторону. Мадам Амбридж не хочет терять крупицы своего авторитета. Не сейчас. Ей не нужна вторая забастовка в духе близнецов Уизли.       — Профессор… — пролепетала Алисия.       — Да? — резко спросила МакГонагалл.       — Они могли ранить вас… Столько оглушающих за раз… — испуганно проговорила Алиса.       — Вы меня защитили, и я цела, — ровно ответила МакГонагалл. — За это я вам очень признательна. Амбридж же лучше, что она не приказала напасть на вас…       — Пусть бы только попробовала! — сердито воскликнули Анджелина и Ли.       — Мы бы тут же вышвырнули её в Запретный лес! — заявила Патти.       МакГонагалл слегка вздохнула.       — И как вы вообще оказались так близко к происшествию?       — Вы ведь не станете снимать с нас баллы за нарушение комендантского часа? — Ли аж грудь вперёд выпятил.       МакГонагалл устало провела ладонями по лицу.       — Мерлин, дай мне сил.

***

      Рядом с деканом никто не решался проявить в полной мере своё негодование. Но едва дверь гостиной закрылась, и семикурсники остались наедине друг с другом и своими мыслями, из них градом посыпалась желчь. Впрочем, не они одни: в гостиной были все пятикурсники, которые недавно вернулись с экзамена, и те, кого они перебудили (почти весь факультет). Все гудели.       — Мракоборцы! Мракоборцы, мать их — и на саму МакГонагалл! Она же их всех учила, когда они детьми были! — ругалась Анджелина.       — Сколько там было оглушающих? Четыре? Пять?       — Нас было пятеро, и мы еле выдержали этот удар. А МакГонагалл бы просто убило, наверное…       — Ненавижу эту суку… — сжимал кулаки Ли. Он выглядел так, как будто хотел что-то сломать. — У неё нет никаких моральных принципов… Вы вообще представляете школу без МакГонагалл?       — Ничего-ничего, ей недолго осталось, — вздохнула Алисия. — В конце года все учителя ЗОТИ вылетают отсюда пулей, помните?       — Она должна убраться отсюда немедленно, а не в конце года! Вы видели, что она творит?! — не выдержала Алиса. — Сколько можно ждать?       Гостиная замерла и обернулась в её сторону.       — Тихо-тихо, Лис. Что ты предлагаешь? — тоном миротворца произнёс Ли. — Закинуть её в Запретный по идее Пат?       — Пока мы сидим и ждём, когда конец года наступит, она нападает на учителей! На наших учителей! А скоро и по нашим головам пойдёт… Да мы уже, мать его, ходим с клеймом на руке! — она сердито ткнула пальцем в заживший шрам на запястье.       — Ты так злишься, как будто мы во всём виноваты, — надула губы Алисия. — Мы делали больше, чем кто-то ещё, чтобы бороться с Амбридж. Но это стало опасно, понимаешь? Мы можем попасть под удар! Мы едва не попали…       — А если попадём, то что? Хуже будет, чем сейчас, что ли?       — Ты становишься неадекватной, — серьёзно сказал Симус Финниган. — Есть вещи важнее, чем…       — Что может быть важнее? — вспыхнула Алиса.       — Безопасность! Это было весело, но сейчас мы и правда в опасности! — заявила какая-то девчонка с курса Джинни. — У Амбридж день ото дня всё больше полномочий…       — Всё идёт к тому, чтобы она в замке и осталась. Не как учитель ЗОТИ, а как генеральный инспектор или даже директор. Вот о чём я говорю. И это произойдёт, если мы не придумаем, как будем действовать. Бросьте! — воскликнула Алиса, хлопнув в ладоши и оглядев ребят со своего факультета, которые собрались вокруг. — Нас с вами, когтевранцев, пуффендуйцев и, ладно, каких-нибудь слизеринцев посообразительнее гораздо больше, чем Амбридж и её щенков! Мы можем что-то сделать!       — Дело не в количестве, Лис, а в её власти, — вздохнула Кэти Белл. — Она может действовать через наши семьи…       — Ах да, вот об этом-то я и не подумала, — саркастично сказала Алиса. — Видать, моя семья уже достаточно пострадала, да так, что никакие козни Амбридж не страшны.       — Вот и не надо тогда! Может, мы не хотим, чтобы нашим близким было плохо, поэтому и не выступаем! — заявила какая-то четверокурсница, и многие её поддержали. Алиса хлопала глазами, чувствуя, что тонет. Она просто не верила… Она не могла поверить…       Они же ещё пару минут назад наперебой рассказывали, как мечтают расправиться с Амбридж! Неужели это всё ограничится лишь словами?       — Мой отец не очень-то выступал… — пробормотала она себе под нос, чувствуя, что голос её подводит. Ей уже не так хотелось кричать. — Его просто поймали, потому что он оказался не в то время и не в том месте. И потому что у кого-то было слишком много полномочий, но никто ничего с этим не делал. А я выросла без папы.       — Что? О чём ты? Твой папа? — засуетились семикурсники. Алиса закрыла глаза и снова открыла их. Кажется, кроме однокурсников, больше никто её не слушал.       Сейчас ей казалось, что терять больше нечего. В конце концов, станет ли ей хуже?       — Ладно, — устало сказала она. — Я думаю, пора вам узнать эту историю.