I'll be your song when the dance is over

      За её спиной уютно потрескивали дрова. Алиса долго стояла на выступе, выложенном тёмными камнями, и сбивала золу с ботинок. Могло случиться что угодно, но Алиса всё равно не потеряет своё умение аккуратно и изящно появляться в камине. Её не вышвыривает и не выплёвывает, как некоторых.       Что-то стабильно, что-то так же, как и всегда. И это кажется неправильным, потому что мир с ног на голову переворачивается прямо в этот момент.       Она чувствовала себя изнемождённой, как будто до этого несколько суток шла через густой лес, борясь то с выступающими острыми корягами, то с голодными зверями, то с сугробами по пояс.       — Уже достаточно, мисс Лестер, — мягко сказала профессор МакГонагалл, и только это и заставило Алису выйти из зацикленного состояния. Алиса попробовала вдохнуть и закашлялась. Ей казалось, что каминная пыль осела в её лёгких. А может, это не каминная пыль? Может, это копоть или пепел?       — Простите, мэм, — выдавила она сквозь кашель, прикрыв рот ладонью. Ремень сумки, в которую мама превратила её чемодан в интересах удобства, оттягивал плечо, неприятной полосой сдавливал грудь. Алиса поспешно сошла с высокого камина и, всё ещё хрипло покашливая, поправила ремень сумки, коснулась спутанных волос. Ни следа от причёски, которую она сделала на свой день рождения. А ведь прошло лишь несколько часов…       — Вам не нужно извиняться, мисс Лестер, — произнесла профессор МакГонагалл. Алиса сжала губы в линию и закусила уголки губ. Её декан выглядела такой же, как и всегда — маленькие прямоугольные очки на кончике носа, изумрудная мантия, строгий узел на затылке.       МакГонагалл, конечно, уже знает все новости. Но она должна быть на своём посту. Она должна завтра вновь вести уроки, шпынять своих львят, следить, чтобы премерзкая Амбридж не перешла черту…       Алиса восхищалась ей, потому что понимала: она сможет сохранить свою стальную осанку, такую прочную, что ей можно дробить валуны, даже если вместо Хогвартса останутся руины. Взрослые (ну, Алиса судила по тем взрослым, которые, по крайней мере, были в Ордене) вообще были непреклонны перед бедой. Они не дрогнули. Они просто продолжали работать.       — Да… Простите… — зачем-то вновь промямлила Алиса. Её щёки кольнула краска. Мысли были не на месте. — То есть… Ладно, я пойду.       — Вы можете остаться, если хотите поговорить, мисс Лестер, — вдруг тихо сказала профессор МакГонагалл. Её тон был доверительным. — Я налью вам чаю.       — Нет, нет, спасибо, — Алиса помотала головой. Шею перетянула невидимая удавка, к глазам подступило что-то колкое, горячее. — У меня Зельеварение завтра с самого утра, и столько всего сделать нужно…       МакГонагалл продолжала смотреть на неё странно: и сочувствующе, и изучающе. Алиса обычно не возражала, когда декан просила её о чём-то. Алиса чувствовала трепет даже не столько перед её суровостью и властью, сколько перед уважением к ней. Но сейчас она не могла остаться. Поэтому она снова прошептала: «Пожалуйста, простите» — и закрыла за собой дверь.       — У неё истерика, — заметила Алекс.       — Я уже понял, — кивнул Сириус.       Кожа на руках почти плавилась от высокой температуры, но Алиса совсем не чувствовала боли. Её собственная магия никогда её не ранила. Она могла опустошить, могла заставить почувствовать себя монстром, могла уничтожить всю любовь к себе и всё самоуважение, но физически не ранила никогда.       Алиса чувствовала, как её сердце распирает все остальные органы внутри. Оно обрастает шипами и язвами, оно кровоточит и передавливает клапаны, оно не стучит — оно скачет, оставляя на лёгких синяки, заставляя их сжиматься. А в те моменты, когда оно отступает, лёгкие раскрываются, Алиса может наконец сделать вдох и вдыхает своё собственное пламя. И не надышится им. Сейчас ей совсем не нужен кислород.       «Два года продержалась, молодец, девочка», — пляшет у неё в голове. Она ничего не видит, кроме алых и рыжих всполохов, взрывающихся искр, щепок и обломков мебели. Сколько там лет было этому древнему длинному столу, за которым они сидели столько раз? Уже не имеет значения. А стулья — сколько бы их ни было, теперь придётся заменить все до одного.       Она проходится по каждому висящему под потолком котелку, бьёт трёхсотлетний фарфор, к которому с самого приезда никто из членов Ордена не прикасался, агрессивно швыряет столовое серебро, золотые кубки с выгравированным гербом Блэков. Пламя трещит и шипит, плавя что-то под её ногами, но не прожигает тонкую подошву её кед. Оно уничтожает изысканное, пусть и стёртое до дыр, покрывало ковра, касается скрипучих половиц, залезает в подсобку… Кикимера в своём чулане нет: он понял, что будет беда, раньше всех. Собрал весь свой скарб и ушёл с горькими подвываниями вперемешку с гнусными проклятиями в адрес всех вообще.       Алиса «взорвалась» за секунды. Сначала, конечно, она просто сидела, глядя в одну точку и перечитывая записку от Кингсли.       Долохов. Джагсон. Лестрейндж. Лестрейндж. Лестрейндж. Мальсибер. Кэрроу. Кэрроу. Руквуд. Трэверс.       Сбежали десять минут назад. Половина Азкабана разрушена, дементоров ещё удерживают.       Миссис Уизли, всхлипывая, сказала, что им лично нужно сопроводить детей в школу: она одних их никуда не отпустит. Грюм поворчал: все мракоборцы сосланы на экстренную летучку в Министерство, а остальные орденовцы отправлены по своим постам. Римус тогда сказал, что они сами, те, кто остался в штабе, разделятся и трансгрессируют с парами-тройками детей в Хогсмид и отдадут под руки кому-то из преподавателей Хогвартса. Сириус тут же черкнул записку профессору МакГонагалл и профессору Стебль, мистер Уизли пошёл звать всех вниз, Римус, Грюм и миссис Уизли вышли за ним…       Лестрейндж. Лестрейндж. Лестрейндж.       — Касси, — недовольно вздохнула Алекс. Её вздох выражал: «Ты что, не могла найти более подходящего момента?».       Алиса убрала руку со столешницы, на которой остался прожжённый след в виде отпечатка её ладони. Нет, она не могла.       — Deep Purple? Ozzie Osbourne? Охренеть просто! — восхищённо цокнул языком Ли, перебирая пластинки, которые Алиса привезла ему после очередного рейда по дому на площади Гриммо (и пары душевных разговоров с Биллом, после которых он согласился (добровольно!) перетряхнуть свою коллекцию). Сейчас Алисе казалось, что это было в прошлой жизни, а не несколько дней назад. Она сидела рядом, прямо на ковре, скрестив ноги по-турецки, и не верила, что находит в себе дерзость вести себя как раньше, как будто и не было ничего, сейчас. Она даже не верила, что теперь находится именно здесь. Она думала, что если моргнёт или щёлкнет пальцами, то всё это исчезнет.       Как все эти подростки вокруг неё могут ходить, разговаривать, смеяться, запоздало обмениваться рождественскими подарками, когда где-то на свободу вышли как минимум десять Пожирателей смерти? Как сама она может вот так просто сидеть и натянуто улыбаться, если Министерство вот-вот потеряет контроль над дементорами?       Как она смеет, если Лестрейнджи, кажется, уже в пути за её мамой, за ней самой?!       — Ну извини, не ваниль вроде Blondie или Debbie Gibson, — пожала плечами Алиса, а следом выдавила из себя смешок. Ли комично нахмурил лоб и выпятил нижнюю губу, резко подтянув к себе пластинки.       — Между прочим! — он предупредительно поднял указательный палец. — Между про-о-очим!..       — Что «между прочим»? «Никакая это не ваниль, это настоящая музыка, ничего ты не понимаешь»? — передразнила его Алиса, а потом хрипло и искусственно расхохоталась. Реакция Джордана была комичной. Он не понял, что ей на самом деле не смешно.       Она смеялась очень недолго, потому что снова начала кашлять. Ли что-то ещё говорил — то ли ругался, то ли оправдывался, — а она кашляла сквозь попытки посмеяться над ним. Ли ещё ничего не знает про побег Пожирателей, а она не дура, чтобы рассказывать. Он прочитает завтра в «Пророке». Все они прочитают. И тогда… Посмотрим, что будет с ними.       Имеет ли она право на смех — даже на такой, притворный, который бессилен перед бедой так же, как бессилен лист пергамента перед пламенем?       — Ты спать когда пойдёшь? — ладонь Фреда легла ей на плечо, а сам он склонился над её ухом у неё за спиной. Ли поднял голову и фыркнул:       — Уже соскучился, любовничек? Вы ведь наверняка все каникулы…       — Отвали, — устало сказал Фред, и Ли заткнулся.       — Фред, я в порядке, — она подняла голову и натянуто улыбнулась. Конечно, она в порядке, раз может делать вид, что ничего не было, ничего не знает, она дурочка безголовая и не нужно у неё ничего спрашивать, она просто жизни радуется…       Фред посмотрел на неё почти так же, как до этого МакГонагалл. Он считывал любые нотки, сигнализирующие о том, что что-то идёт не так. Он пытался найти признаки отчаяния, паники, страха или злости. Он хорошо знал, когда она играет, чтобы не быть собой. Алиса чуть дёрнула бровью, а потом вновь посмотрела на Ли, который вытянул ещё одну пластинку (Sex Pistols) и изучал список композиций на обратной стороне обложки.       — Лис, — настойчиво произнёс Фред.       — Я через полчаса поднимусь, — сдалась Алиса.       — И ты поднимаешь меня ввысь на крыльях любви… — пропел Ли.       — Я тебе дреды отрежу, — пригрозил Фред. — Полчаса?       — Мне надо девчонок тортом угостить, — объяснила Алиса.       — А меня тортом угостить? — встрял Ли.       А потом она заметила, что силы её гаснут. Догорели уже даже занавески на высоких окошках, которые обычно не раздвигали. По кухне летали ошмётки копоти и пепел. Жечь было уже нечего. Только тот островок у самой лестницы, где стояли её родители, и остался защищённым благодаря мощной стене невидимого щита. Огонь погас, всё погрузилось в задымленную тьму. Руки Алисы вдруг стали тяжелее в несколько раз, они безжизненно повисли. И в её разум стали возвращаться первые мысли.       И вот они-то и были по-настоящему разрушительными.       Алиса опустилась коленями на плотное одеяло пепла, угля и щепок. Теперь она задыхалась и никак не могла помочь себе. Магия была на нуле, магии больше не было. Вся она ушла в эту бессмысленную ненависть, в этот выброс, который только и сделал, что разрушил кухню, когда вокруг, за стенами, над Лондоном, скорее всего, уже кружат сбежавшие Пожиратели, дементоры, другие тёмные существа… Где-то там сражаются храбрые орденовцы… И Тонкс, разумеется, в первых рядах…       А она, Алиса, здесь. Никчёмная. Она делает только хуже. Всегда делала.       Дым разъедал глаза, и слёзы совсем не помогали. Ей казалось, что её лёгкие забиты дымом и пеплом, даже когда мама очистила её дыхательные пути (отвратительное заклинание, как будто тебя выворачивают наизнанку и промывают с мылом) и наколдовала невидимый кислородный пузырь. Отец одним движением всосал в свою палочку весь дым в кухне. Вновь зажглись свечи. Но кухня была пуста — никакой мебели, лишь прокопчённый огнём пол и обои в подпалинах…       — Простите… — прорыдала Алиса, когда почувствовала, что может говорить. — Простите меня…       — Ничего, малышка, — нежно сказал отец, садясь рядом с ней прямо в эту грязь. Он пару мгновений смотрел ей в глаза (перед её глазами всё расплывалось), а потом притянул её к себе и позволил навзрыд плакать на своём плече.       — Ниче… го?! — иронично всхлипнула она. Она чувствовала себя отвратительно. Её никто не должен обнимать. Она этого не заслужила.       — Это просто выброс. Это не конец света, — мягко сказала мама. Она трансфигурировала (из чего? из клочка обоев? из горстки пепла?) плед и накрыла им свою дочь. Та только сейчас заметила, как её колотит, хотя из неё ещё минуту назад вырывались раскалённые лучи пламени.       — Я думала… Думала… Д-думала, что с ними покончено!.. — проныла она сквозь рыдания. Ей самой казалось нелепым плакать из-за выброса, из-за какой-то ерунды, когда снаружи, за этими стенами, большая беда.       — Ты не виновата, — тихо сказал отец.       — Я должна была…       — Касси, прекращай. Это не самое плохое, что творится прямо сейчас, — устало сказала мама, и Алиса тут же осеклась. В её груди росла и ширилась дыра. Она до сих пор тяжело дышала. Всё лицо мокрое, нос забит. Отец монотонно и успокаивающе гладил её по спине ладонью.       Несколько минут на кухне была тишина. Прямо сейчас. Прямо сейчас что-то должно гореть, взрываться, может, начали гибнуть люди. И ещё: «Дементоров пока удерживают». Пока удерживают.       — Они правда сбежали… — всхлипнула Алиса.       — Да… — шепнул Сириус.       — Есть ещё какие-то новости? Что угодно?..       — Никаких. Но это даже хорошо.       — Почему?!       — Если бы они атаковали что-то, мы бы об этом узнали, — объяснил Сириус. — Все сигналы о нападениях передаются прямиком в Министерство, а там Тонкс и Кингсли, они бы сразу отрапортовали.       — Нападать и атаковать они в ближайшее время не будут, — мрачно произнесла Алекс. — Мне кажется, они еле живые, после стольки-то лет. И Министерство в ближайший месяц будет стоять на ушах, так что они и носа не высунут. Если они, конечно, не передумали насчёт своей тактики «действовать тихо и незаметно»…       — Алекс, — предупредительно сказал Сириус.       — Что? — нервно отозвалась она. — Ей будет лучше, если мы расскажем всё, как есть. Лучше она узнает правду от нас. Я не знаю, что будут писать в газетах и говорить в школе. И не удивлюсь, если репортёры начнут полоскать наши имена…       — Почему ещё? — Алиса выпучила глаза.       — Потому что твой отец — Блэк, — без обиняков сказала Алекс. — Во-первых, ближайший родственник Беллатрисы, во-вторых, сбежавший из Азкабана. В-третьих, Фадж всё ещё считает его приверженцем Тёмных сил.       — Боже… — Алиса крепче обхватила отца руками за плечи и до боли закусила губу.       Всё было ужасно. Всё было абсолютно ужасно. Со всех сторон, изо всех сил. Её просто разрывало на части, но она была пуста — даже закричать не получится.       — Не переживай так за нас, — угрюмо проговорил отец. — Лучше подумай о себе.       — Да, дочь, — добавила мама. — Ты должна быть очень сильной.       — Какой?!       Анджелина театрально прижала ладони к щекам.       — И ты уходишь от нас вот так? — ахнула она.       Алиса устало хмыкнула, с силой натянув улыбку. У неё не было никаких сил, а вот у девчонок их было полно. Анджелина и Алисия наперебой рассказывали про свои каникулы, дополняли друг друга, делились шутками и забавными подробностями. Они совсем не хотели спать и тем более не собирались никуда отпускать именинницу.       — Это всего одна ночь. Вы переживёте? — слабо спросила она.       — Мы-то переживём, а вот на наших сердцах останутся во-о-от такие рубцы!       — Переживёте.       Она закидывала в свою сумку учебники, новые перья, листы пергамента для записей. Закидывала и думала: а какой смысл? Зачем это всё? Зачем ей идти на уроки, если у неё упадок сил после выброса и наверняка пропала магия? Зачем вообще учиться, если вот-вот будет война? А вдруг они нападут на школу? А вдруг они уже напали на Министерство? Когда вообще они начнут нападать?       «Мне семнадцать лет, — с тревогой думала Алиса. — Семнадцать. Я совершеннолетняя. Я в любой момент могу уйти из школы. Могу добежать до Хогсмида и трансгрессировать куда угодно. Могу помочь укрепить чары вокруг Хогвартса. Могу помочь родителям…».       «У тебя нет магии, идиотка», — написалось у неё в голове золотыми буквами. Алиса хлопнула ладонью по лицу и прикрыла глаза, держа другой рукой какую-то свою футболку. Ей определённо стоит перепроверить сумку с вещами. Она думала о постороннем, она наверняка сложила туда не то, что нужно…       — А если честно, как ты? — негромко спросила Патти. Алиса не обратила на неё внимание: ну, угостила тортом, как и всех, и хватит на этом. Алиса оглянулась. Анджелины и Алисии в спальне не было. Только Патти грустно приподняла уголки губ, сидя на своей кровати. — Ты можешь не говорить, если не хочешь, просто мне лгать бесполезно. Я вижу, что ты не в себе. И к Фреду собираешься как на каторгу.       — Это не связано с Фредом, — Алиса слегка покраснела.       — Но связано с тобой, — продолжала Патти.       — И не только.       Ей не хотелось раньше времени говорить Патти о том, что происходит. Зачем сеять панику? Зачем рушить иллюзию мира и спокойной жизни? Завтра выйдут газеты. Завтра закончится этот покой. Они ничего не могут изменить. Они ничего не изменят.       Они ничего не изменят.       — Но, может, я могу тебе чем-то помочь? — Патти слегка пожала плечами. Алиса внимательно посмотрела на неё. — Я знаю, мы никогда не были подругами, но я правда могла бы тебя выслушать.       О, вот что чувствовал Гарри, когда она умоляла его поделиться своими горестями и невзгодами после третьего испытания Турнира. Когда она думала, что, если Гарри изольёт ей душу, ему будет легче пережить смерть Седрика и пытки Волан-де-Морта.       Патти ничем не может помочь. Ни ей, ни кому бы то ни было. Бедная Патти, которая случайно подвернулась под руку Барти Краучу-младшему в прошлом году, и он околдовал её на месяцы. Какого это, когда почти целый год вычеркнут из твоей жизни, потому что ты был под Империусом, а потом отходил в Отделе магических повреждений рассудка в больнице святого Мунго?       — Я знаю, что ты могла бы, Пат, — осторожно сказала Алиса, а потом помотала головой. — Я просто не думаю, что мне это поможет. Я мыслю практически в некотором плане, ты потеряешь силы и время впустую…       — Но это как-то связано с твоим отцом? — Стимптон наклонилась чуть вперёд.       — О, а ты не могла в другой день поиграть в мракоборца? В любой другой день?! — вскинулась Алиса, резко повысив голос. Что-то в её взгляде было дикое и смертоносное. Патти, и без того белокожая, побледнела сильнее и нервно сглотнула.       — Извини, — прошептала она.       Она сидела в сгоревшей почти до основания кухне прямо на полу, подтянув к подбородку колени и кутаясь в плед. Ей всё ещё было холодно. Холод — это отсутствие тепла. Плюс без вертикальной палочки. Минус. Она — это минус. В ней ничего хорошего не осталось.       — Я должна быть сильной? Вы серьёзно? — она переводила взгляд с отца на мать.       — Да, ты должна. Ты должна с этим справиться, — твёрдо сказала Алекс. Она ещё утром трепала её за щёки и напевала ей, поздравляя с днём рождения. Теперь она снова была боевой, резкой, угловатой… — Или ты планируешь сдаваться? Планируешь и дальше… — она поджала губы и оборвалась, поняв, что кольнула по больному.       — Нет, не планирую, — обиженно и сухо ответила Алиса.       — Мы все раздавлены, Касс. Но, если мы позволим себе лечь на дно и сдаться, будет хуже.       — Разве это не самое худшее?..       Родители переглянулись с невесёлой усмешкой.       — Нет, нет. Поверь, не самое. Мы знаем, о чём говорим.       — Это моя первая война, так что я не знаю, — иронично произнесла Алиса.       — Давай мыслить рационально, — твёрдо сказала Алекс. — Я давно говорила, что побег случится. Он случился. Но больше пока что ничего не произошло. Нужно действовать в зависимости от того, что будет дальше, ты меня понимаешь? Пока на нас никто не напал, пока никого не убили, нужно стараться жить, как раньше.       — Ты сама в это веришь? — теперь была очередь Алисы усмехаться. Её мать посмотрела на неё чуть серьёзнее.       — Я пытаюсь. Мир меняется, Касс, и нам нужно оставаться сильными. Нужно не поддаваться панике. Нужно жить дальше, продолжать делать свои прежние обязанности. Ты, когда успокоишься, поедешь в школу и будешь учиться. Чего бы тебе это ни стоило, ты должна завершить образование. Ты меня поняла?       — Какой смысл?       — Такой, что жизнь не кончена. Она продолжается. И будет продолжаться дальше. В этом очень много смысла. Потому что останавливаться нельзя. Однажды ты будешь очень благодарна себе за то, что выдержала.       — В тебе много света, дочь. Много силы, много честности и правды. Когда Пожиратели соберут свою армию и начнут полномасштабное нападение, нам будет этого не хватать. Не надо кидаться в горящий дом и паниковать. Не будь как я, — Сириус лающе усмехнулся.       — И не будь идиоткой. Не надо, когда ты приедешь в школу, сразу поднимать панику и кричать, что война не за горами и что в «Пророке» все лгут. Ты можешь серьёзно подставить себя под удар. Будь паинькой и не высовывайся, ясно?       — Мам, ну я знаю… — простонала Алиса. Алекс мотнула головой и резко взяла её за запястье. То, на котором Амбридж оставила метку «Я буду хорошей девочкой». Обычно этот шрам был незаметен, Алиса маскировала его с помощью своей невербальной магии, но из-за выброса все чары спали. Сириус зашипел сквозь зубы, увидев этот шрам.       — В тот раз ты тоже говорила, что знаешь, — грустно сказала она. — Вот что бы ни случилось, что бы тебе ни говорила Амбридж или кто-то ещё — просто проглатывай это и молчи, поняла? Ты знаешь правду, знаешь, какая она на самом деле, вот и будь с ней. Так безопаснее. Тебе лучше и легче не будет, если тебя начнут подозревать в чём-то. Амбридж уже угрожала тебе, что будет допрашивать с Сывороткой — она это сделает, я не сомневаюсь. Держи рот на замке. Ты теперь совершеннолетняя, мало ли что произойдёт в Министерстве за всё это время… Дамблдор может тебя не защитить, у него и так много работы. Будь очень осторожна и не реагируй…       Алиса ещё несколько секунд смотрела на Патти, ощущая, как вся суть в ней превращается в стекло. Она такое стекло вместе с хрусталём сегодня разбивала в крошки. И когда она научится не реагировать?..       Она вышла из спальни, подхватив свою сумку, и сильно хлопнула дверью. По дороге в спальни мальчиков она думала о том, что Патти из всех однокурсников знает про её отца больше всех, если не считать Фреда и Джорджа, разумеется. Когда на пятом курсе Сириус Блэк проник в башню Гриффиндора, это Патти первой воскликнула, что Алисы в ту же ночь не было в спальне, чем навлекла на неё все подозрения. А в прошлом году это Патти видела, как они с отцом переговариваются через камин…       — Патти надо стереть память. Что думаешь? — сказала Алиса, когда Фред плотно задёрнул полог у своей кровати и наложил на него оглушающие чары. Он невесело усмехнулся.       — Нашла на ком слить свою злость. На моей бывшей!       — Да!       Они оба выдавили улыбки. Никому из них смеяться не хотелось.       Фред запустил несколько крошечных огоньков, которые золотыми звёздочками повисли над их головами, прибавив немного света. Оказавшись с ним наедине в маленьком пространстве, Алиса почувствовала какой-то странный комок внутри. Всё тихо и хорошо — никаких больше посторонних глаз, никаких больше вынужденных улыбок. Никаких больше разговоров ни о чём, когда в голове только паника и крики ужаса. Только Фред. Он надёжный, он видит её насквозь, ему даже не всегда надо что-то говорить, он и так всё чувствует.       А ещё он такой тёплый. И так близко. И не нужно больше, как на Гриммо, ловить момент, чтобы поцеловаться украдкой или поговорить без лишних глаз. Хотя бы сегодня ночью.       — С днём рождения меня, чёрт возьми, — вздохнула она, сидя к нему спиной и собирая волосы в тяжёлый пучок.       — Всё дерьмо всегда случается в январе. Ты заметила? Каждый год… — негромко сказал Фред откуда-то сзади. Его голос был тише и ниже обычного. — Зачем ты это делаешь?       — Что? — она обернулась, и в ней что-то ёкнуло.       Фред полулежал, оперевшись спиной на спинку кровати и закинув на неё руку. Он был без майки, в одних хлопковых штанах. В тусклом магическом освещении рельефы его бицепсов, грудных мышц, торса были как будто подсвечены мягким золотистым краем. А волосы, потемневшие от воды во время умывания, он зачесал назад… Фреду льстило, что она на него засмотрелась. Он улыбнулся и на несколько секунд забыл, о чём говорил, а, вспомнив, показал рукой на свой затылок.       — Твои волосы… — произнёс он. — Тебе так удобнее, что ли?       Алиса слабо пожала плечами.       — Я просто не хочу, чтобы они лезли тебе в лицо.       — А я не против. Ладно, ползи уже сюда.       Она поджала губы в подобии улыбки и легла рядом с ним. Кровать была мягкой, постельное бельё — свежим и пахнущим снегом. Фред был тёплым и сильным. Он обнял её, помогая устраиваться поудобнее, подтянул к ней одеяло и правильно сделал, потому что Алиса до сих пор не могла согреться до конца.       Несколько минут они лежали в тишине. Фред несколько раз коснулся губами её волос и лба — бережно, неторопливо. Он пах зубной пастой и мускатным орехом. И он любил её. Любил-любил-любил… Любил — выпотрошенную до предела, глупую и непоследовательную.       — У меня выброс был, — негромко призналась она, чувствуя, как его рука ложится на её мягкую талию поверх пижамы и одеяла. Фред лёг чуть пониже, оперся о локоть, чтобы смотреть на её лицо.       — Я уже понял. Я испугался, когда твой отец пришёл и сказал, что ты с нами не поедешь, а поедешь чуть позже… И это после того, как отец сказал про сраных Пожирателей… — он наклонился и на несколько секунд задержался губами у её щеки. Потом прислонился к ней щекой и шепнул на ухо: — Я знал, что ты будешь в порядке, но всё равно очень испугался…       — Ну чего ты? — тихо вздохнула Алиса, а потом притянула его к себе за голову и много-много раз поцеловала. Он беззвучно смеялся, подставляя ей щёки, нос, губы, подбородок, снова щёки, уши, лоб, пока она не задержала свои ладони на его щеках и не замерла. Её взгляд остекленел, и из горла рваным лоскутком вырвался судорожный вздох.       — А ты чего? — спросил он с ноткой усталости и волнения.       — Это так глупо, — её голос стал сиплым. — Мир буквально горит, а мы тут…       — Что «мы тут»? — спросил Фред чуть жёстче. — Что мы делаем неправильно? Мы поможем кому-то, если перестанем любить друг друга, а?       — Не знаю, Фред. Я не знаю… — она на пару секунд прикусила губу, которая начала дрожать. В её глазах блестел испуг. — Я не знаю, что теперь делать… Пожиратели сбежали. Десять человек. Братья Лестрейнджи там…       — Бля-я-ять… — протянул Фред с ужасом, роняя лоб на подушку рядом с ней. — Я не знал про Лестрейнджей. А ты откуда знаешь?       Алиса рассказала ему про записку от Кингсли, про свои опасения, про разговор с родителями. Про то, что дементоры, возможно, сейчас уже не подчиняются Министерству, и всех мракоборцев отправили на борьбу с ними, включая Тонкс, её Тонкс, которую она красила только этим вечером и серёжки свои дурацкие ей подарила, а теперь даже не знает, жива ли она… Фред слушал её очень серьёзно, и его лицо с каждой секундой теряло всё больше краски. Он едва вымолвил: «Почему до этого дошло?», и Алиса взорвалась.       — Потому что министр зарыл голову в песок. Потому что, если он это сделает, он признает, как сильно проебался! — Алиса со злостью стукнула кулаком по матрасу. Она ненавидела Пожирателей, ненавидела дементоров, ненавидела Волан-де-Морта, но та волна ярости, которая поднималась в ней, когда она думала про Фаджа, была ни с чем не сравнима. — Он не признает, что Дамблдор прав, даже, блять, когда люди начнут гибнуть! Как же я его ненавижу! Он будет молчать, чтобы не пугать народ, а то, что Волан-де-Морт собирает армию, пока наши мракоборцы спят, его вообще не волнует! Он так запутал людей, теперь никто не хочет быть на стороне Дамблдора… Ты заметил, что за полгода к Ордену не присоединился никто? Ты заметил, что все делают вид, что всё хорошо, хотя уже полгода ничего не хорошо? Это… Это даже не смешно. Все живут так, как и жили. Даже здесь, в Хогвартсе, после того заявления Дамблдора…       — Я этого вообще не понимаю, — произнёс Фред, внимательно глядя на Алису. Он провёл пальцами по её лицу, успокаивая. — Они ведь все были там, все видели, как убили Седрика… Они верят газетам сильнее, чем тому, что видели своими глазами?       Алиса скривила губы.       — Так же проще. Так же… спокойнее. Только когда вот это «спокойнее» прекратится, будет уже очень поздно, Фредди. Мы столько времени теряем, не формируем достойное сопротивление, не готовимся… Если бы в июне начали готовиться, всё было бы лучше, никакого побега бы не было. Зато сейчас мракоборцев — весь состав! — отправили к Азкабану. Зачем? Пытаться остановить дементоров? Или… — её голос серьёзно начал садиться, и она зажмурилась. — Или там что-то слишком лютое, что по-другому никак…       — Тш-ш-ш…       Волна успокаивающего золотого тепла. Фред обнял её, и Алиса обхватила руками его тело. Не будь всего этого, она бы просто любовалась им. Изучала бы созвездия его веснушек, рассматривала гладкую кожу и бесцветные волоски. Она бы целовала его, а потом спокойно уснула — крепко, без лишних мыслей, чувствуя себя самой счастливой девочкой. Но мысли обо всём происходящем отобрали у неё это.       — Там моя Тонкс, — прошептала она. Её глаза были совсем сухими. Наверное, Фред боялся, что она разревётся, но этого не будет: на Гриммо наревелась.       — С Тонкс ничего не случится. Слышишь? — пробормотал Фред, прижимая её к себе крепче. — Она очень сильная. Очень. Она быстрая, уверенная, хитрая… И вокруг неё много других мракоборцев, которые ей помогут.       — Сейчас все в опасности. Все, Фред. Я больше всего за маму переживаю…       — Да, конечно. Но она тоже очень…       — Хватит, — перебила Алиса. — Она не такая сильная, какой хочет казаться. Она воюет всю свою жизнь и будет делать это, просто сейчас всё гораздо хуже. Лестрейнджи на свободе… Они ещё из тюрьмы пытались достать её и меня. Это грёбанное бессилие, Фред. Я вот лежу здесь сейчас, а снаружи всё рвётся в клочья. И я ничего не могу. Ничего. Даже плакать не могу. Могу только… Сжигать всё, — она нервно усмехнулась и мазнула ладонями по лицу. — Я сожгла всю кухню дома у папы.       — Что ты сделала? — удивился Фред.       — Сожгла всю кухню во время выброса, — объяснила Алиса. Мысли о выбросе окутывали её особенным флёром безнадёжности и раздражения. Она всегда будет подчинена скачкам своей магии. — Там вообще ничего не осталось. Я могла бы и дом сжечь, если бы не чары мамы с папой.       — Ты невероятная, — ответил Фред. А потом вдруг наклонился и поцеловал её в губы, крепко и чувственно, как будто только что был квиддичный матч и Алиса лично принесла его команде победу. Потом он лёг рядом с ней, по-прежнему крепко обнимая её, упираясь носом в нежную кожу за ушком и собранные кудряшки.       Он был рядом. С ним Алиса чувствовала, что почти всё на свете может пережить.       — Ни мебели, ни посуды — ничего. Пол, потолок и стены. Всё. Больше ничего не осталось… — прошептала она. Наколдованные звёздочки над их головами слабо мерцали — наверное, потухнут скоро. — Мне и правда интересно, на что я вообще способна, когда я в таком состоянии. Никогда не удавалось проверить. Но лучше бы этих выбросов не было. Они делают меня такой слабой. Столько энергии и магии уходит в никуда… — её голос становился всё слабее и слабее. — Я со своими силами могла бы сделать что-то хорошее. Принести какую-то пользу… А я только сжигаю всё. Это ужасно.       Фред снова чуть приподнялся, чтобы посмотреть ей в лицо. Он с грустной улыбкой провёл пальцами по краю её лица, очертил указательным и средним мягкий угол её челюсти. Эти прикосновения заземляли.       — Ты сжигаешь всё, когда перестаёшь справляться со своими эмоциями, — медленно и негромко произнёс он. — Это же редко бывает, не каждый день и даже не каждый месяц. Но чаще, гораздо чаще ты прекрасно собой владеешь и своей магией тоже. И ты можешь создать много прекрасного… Поверь мне, я-то хорошо тебя знаю.       Она кривовато поджала уголки губ и почувствовала, что перед её глазами появляется туман. Фред с коротким вздохом лёг рядом с ней, снова прижимая к себе.       — Ты просто очень устала, Лис, — прошептал он и успокаивающе коснулся губами её плеча. Алиса прикрыла глаза. Подбородок сильно дрожал, а в груди была болезненная пустота — фантомная боль, которая осталась на месте того, что у неё отняли, не давала покоя, заставляла Алису бороться с желанием завыть в голос. И только оттого, что Фред был рядом, она держалась. Она должна была держаться.

***

      Утром реальность казалась Алисе искусственной картинкой. Рассвет, который проникал в окна коридоров Хогвартса, был невероятным. Он заливал холодным розовым мерцанием каменные стены, горгульи и гобелены. Каждый уголок Хогвартса на пути от башни Гриффиндора до Большого зала был окрашен зимней красотой. И в другое время Алиса бы была наполнена сентиментальными настроениями, ведь это её, их последний семестр. Сейчас… Рассвет казался ей игрушечным. Ну не может быть никаких рассветов там, где сбежали десять самых преданных Пожирателей смерти. Это неправда.       Алиса куталась в тёплую мантию и ощущала, как горят её веки от недосыпа (она была не уверена, что в принципе спала сегодня — её то швыряло в дремоту, откуда она выныривала, барахтаясь на грани кошмара). Снова болела голова. Полузабытое ощущение.       Ей хотелось промотать завтрак, пропустить его и сразу перейти к занятиям. Она знала, что на завтраке принесут газеты. На завтраке все узнают, что мир в опасности, что он уже рушится. Большой зал дрогнет, если ему откроется правда. Но Алиса всё равно шла туда вместе с другими ребятами. Она знала, что должна увидеть реакцию других студентов, знала, что должна посмотреть в глаза Амбридж, которая всё это время убеждала их, что у Министерства всё под контролем. Как жаль, что ЗОТИ только в пятницу! Она бы уже сегодня похвалила бы при ней изящные средства охраны и защиты, которые Министерство применяет в Азкабане. А Амбридж бы не посмела даже баллы снять с неё за это. Ведь тогда получится, что Амбридж не согласна со словами поддержки своего начальства…       Её мелко колотило изнутри, а вид полных тарелок еды вызывал только отвращение. Алиса сделала глубокий вдох. Здесь было слишком шумно. Здесь всегда было так шумно? Почему у неё внутри черепа звенит от всех этих голосов, от этого брякания посуды?..       «Быть сильной. Быть очень сильной. Делать то же, что и раньше. Однажды она будет себе благодарна, если сейчас выстоит…»       Она поднесла к губам чашку с горячим чаем, в котором плавала долька лимона. Она обожгла нёбо и язык. Студенты всех четырёх факультетов выглядели так же, как и всегда. Ели овсянку. Листали конспекты. Ссорились, смеялись. Они были живыми, они все, кроме небольшого островка за столом Гриффиндора.       Островок, где сидели те, кто был на каникулах на площади Гриммо. Они переглядывались друг с другом хмуро и внимательно. Они зыркали на окружающих сильнее обычного. Они подмечали, что жизнь кажется до абсурда обычной. Они были преисполнены злости, желания мстить, чтобы вернуть себе свой прежний мир. Они были едины в этом, почти как семья.       А потом одновременно хлопнули створки окон под самым потолком, и в зал влетели совы. Близнецы, вытянув шеи, стали наблюдать, сколько из них несут небольшие тубусы газет. Газет было не так уж и много. Редакция «Пророка» подняла цену за печать и доставку, много кто отказался. Зачем в Хогвартсе читать новости?       Гермиона, хотя и знала о побеге, всё равно громко ойкнула, когда прочитала заголовок. Она развернула газету и положила перед собой, к ней непроизвольно наклонились две её однокурсницы, Парвати и Лаванда, Алиса знала их по собраниям «Отряда Дамблдора». Они беззвучно шевелили губами, читая статью, и бледнели всё сильнее.       Анджелина, Алисия, Ли и Патти «Пророк» не читали в знак протеста галимой пропаганде, но сейчас и они не отрывались от чьего-то выпуска. Взгляд Алисы тоже упал на газету. Десять прямоугольников с подвижными лицами беглых преступников. Все выглядели хуже некуда — оборванные, грязные, кожа обтягивает кости, глаза как шары с безумно мельтешащими зрачками. Имена были знакомы ещё с детства: мама почти никогда не рассказывала о войне и Пожирателях, но и то, что Алиса слышала, всегда было воплощением всех её детских страхов. Здесь был убийца Пруэттов, родных дядь миссис Уизли, а ещё те, кто расправились с семьёй Сьюзен Боунс, девочки из Отряда Дамблдора.       Алиса вдруг поняла, что до этого не знала, как выглядят её дяди, Родольфус и Рабастан Лестрейнджи.       «Родольфус Лестрейндж, осуждён за неоднократное применение Империуса к работникам Министерства магии и пытки, нанесшие непоправимый вред здоровью Фрэнка и Алисы Лонгботтом».       У Родольфуса в чёрных глазах плясали белые точки, исполинские брови были решительно нахмурены, в переносицу врезалась глубокая складка.       «Рабастан Лестрейндж, осуждён за зверские убийства магглов и магглорожденных волшебников и пытки, нанесшие непоправимый вред здоровью Фрэнка и Алисы Лонгботтом».       У Рабастана же всё лицо скрыто за жидкими прядями волос (Алиса не могла определить по чёрно-белому колдофото, седые они или просто светлые, как у её матери), ни лба, ни глаз видно не было, только и был заметен край перекошенного рта.       Но ярче всех была Беллатриса. Чёрные кудри — водопадом за спину. Белое лицо с текстурными скулами. Тяжёлые веки над безумными глазами. Рот со сколотым клыком заливается от смеха. Она смеялась в лицо надзирателям Азкабана, которые делали её фото в тюремной робе и с табличкой. Она смеялась, как будто уже тогда знала, что сбежит, всех переплюнет…       «Беллатриса Лестрейндж, осуждена за пытки, нанесшие непоправимый вред здоровью Фрэнка и Алисы Лонгботтом».       «МАССОВЫЙ ПОБЕГ ИЗ АЗКАБАНА. МИНИСТЕРСТВО ОПАСАЕТСЯ, ЧТО «ДУША ЗАГОВОРА» СТАРЫХ ПОЖИРАТЕЛЕЙ СМЕРТИ — БЛЭК» — гласил заголовок над серией колдофото. Алиса нервно хохотнула, чем привлекла к себе внимание всех, кто сидел поблизости. Фред положил ладонь ей на плечо и стал успокаивающе его разминать.       «Ты знаешь правду, знаешь, какая она на самом деле, вот и будь с ней. Так безопаснее…».       Мама была во всём права.       «Вчера поздно вечером Министерство магии сообщило, что из Азкабана совершен массовый побег.       В ходе беседы с репортерами у себя в кабинете Министр магии Корнелиус Фадж подтвердил, что несколько часов назад из камер строгого содержания совершили побег десять заключенных, о чем, ввиду особой опасности беглецов, он уже проинформировал премьер-министра магглов.       — К великому сожалению, повторилась ситуация, с которой мы столкнулись два с половиной года назад, когда из тюрьмы бежал убийца Блэк, — заявил вчера вечером Фадж. — И между этими происшествиями нельзя не усмотреть взаимосвязи. Побег подобного масштаба предполагает помощь извне, и следует помнить, что Блэк, первым в истории вырвавшийся из Азкабана, идеально подходит для роли такого помощника. Мы считаем весьма вероятным, что бежавшие преступники, в числе которых кузина Блэка Беллатриса Лестрейндж, группировались вокруг своего вожака Блэка. Тем не менее мы прилагаем все силы к задержанию преступников и просим волшебное сообщество проявлять бдительность и осторожность. Ни в коем случае нельзя приближаться к этим лицам…».       Алиса почувствовала сильную боль в челюсти — так сильно она стиснула зубы. Она подняла голову и глубоко вдохнула. Она не дышала, оказывается, пока рассматривала колдофото преступников и читала газету. И встретилась взглядом с Кассиусом Уоррингтоном, который вальяжно раскрыл газету за своим столом. Он тоже дочитал статью до конца.       Кассиус причмокнул губами, глядя ей в глаза, а потом подмигнул так, как будто хотел позвать прогулять занятие во внутреннем дворике. Алиса растянула губы в улыбке и слегка кивнула. Кассиус, не ожидавший такой реакции, вопросительно склонил голову вбок и прищурился, на что Алиса только беззвучно рассмеялась и, откинув голову назад, дёрнула головой, чтобы сильнее рассыпать кудрявые волосы. Цирк.       Она решила оглядеть зал, пока Уоррингтон хлопал глазами, гадая, что именно она задумала. За столом преподавателей была суматоха — почти все с встревоженным видом переговаривались между собой. Только Амбридж угрюмо поедала свою овсянку, а не озаряла, как обычно, зал своей масляно-жабьей улыбочкой. «Ха!», — подумала Алиса. Её, как ни странно, радовало то, что побег произошёл, ведь она оказалась права. Пускай Министерство рассыпется, пускай армия Волан-де-Морта объявится уже. Зато Амбридж, эта мерзкая стерва, признает, что её облапошили.       А в целом, в зале было не так много студентов, которые с испуганными глазами обсуждали новости. Большинство занимали привычные события: квиддич, домашка, свидания, сплетни. От этого на душе было тяжко. Хотелось размножить «Пророк» чарами, сунуть каждому в руки, заставить читать до рези в глазах… Кажется, поэтому мама и просила её не высовываться. Не делать глупостей. Миром овладела какая-то тяжёлая болезнь нервной системы, но мама была права…       — Почему ты улыбаешься? — раздражённо спросил Гарри. Алиса пожала плечами. Улыбка, действительно, приклеилась к ней, аж щёки сводило. Как будто её день рождения продолжался.       Поэтому её отец смеялся, когда его задержали четырнадцать лет назад? Поэтому Беллатриса хохотала в лицо читателям «Пророка»?

***

      Мир не рассыпался, Хогвартс не дрогнул. Стрелки часов шли с той же скоростью, день сменялся ночью, ночь — днём. В «Пророке» больше не было тревожных статей. И хотя в то первое утро Алисе казалось, что мало кто из студентов обратил внимание на ужасающие новости, настроения в школе уже поменялись. Сплетни расползались по школе быстрее едкого газа.       Алиса чаще слышала тревожные шепотки и обрывки разговоров, полных беспокойства. На её удивление, мало кто поверил в утку про причастность Сириуса Блэка к побегу Пожирателей смерти. Она ушам своим не поверила, когда, проходя мимо группки четверокурсниц, услышала: «Так, может, Вы-Знаете-Кто действительно воскрес?..». Конечно, по существу, радоваться было нечему, ведь масштаб той беды, которую принесут Пожиратели, когда начнут действовать, будет колоссален, но, если в головах людей всё начинает проясняться, может, оно в какой-то степени и к лучшему. Впрочем, Алисе было всё равно.       Когда Амбридж позвала её к себе в кабинет выпить чашечку чая, она совсем не удивилась. Когда она отказалась от чая, а Амбридж только сделала глаза ещё круглее и пропела, что «просто настаивает», Алиса сразу поняла, что будет иметь дело с Сывороткой правды. Амбридж задала несколько вопросов про то, как она провела каникулы и знает ли, где находится её отец. Алиса хлопала глазами, делала оскорблённый вид и говорила, что понятия не имеет. Тогда Амбридж подобралась с другой стороны.       — Ваша мать сейчас под пристальным наблюдением, мисс Лестер, — сахарным голосом произнесла она. Внутри Алисы всё похолодело. — Мне передали, что она не любит допросы так же, как и вы. Вы не хотите облегчить ей жизнь?       — Хочу больше всего на свете, — честно сказала Алиса. — Но не могу.       Она и правда не могла. Если она признается — её жизнь станет только хуже, так что всё честно.       — Вы ведь не пьёте чай! — визгливо воскликнула Амбридж. У Алисы в ушах зазвенело. Она сделала большие глаза:       — Пью, конечно.       — Нет, не пьёте, — процедила Амбридж. — Не испытывайте моё терпение, милочка. Я знаю, что вы знаете, где Сириус Блэк, и если вы скажете об этом сейчас, то нам всем будет гораздо легче.       Алиса поднесла к губам чашку и притворилась, что пьёт. Амбридж наседала на неё ещё добрых двадцать минут, но Алиса не сдавалась. Видеть перед собой ненавистное жабье лицо и отвечать на одни и те же её вопросы здорово изматывало. И когда Амбридж отмахнулась от неё и раздражённо разрешила уйти, Алиса устало сползла по стенке в коридоре. Ей казалось, что она больше ничего не чувствует. А ещё она твёрдо знала, что Амбридж не прекратит попытки достать её.       В ней появилось железное спокойствие, смешанное с апатией. Она наблюдала за всем со стороны почти хладнокровно. Ей… Просто не хотелось на что-то реагировать. Жизнь продолжалась, как бы это ни было колоссально. Жизнь, на которую она не могла повлиять. Она долго не могла восстановиться после выброса, приходила на уроки практически «пустая». Все сорок пять минут она бесполезно взмахивала палочкой, но от этого ничего не менялось. Профессор Флитвик с беспокойством шептал ей, что она может не приходить на его занятия, пока ей не станет лучше, но Алиса только упрямо мотала головой.       — Ты себя изматываешь, — замечал Фред.       — Ничего страшного, — отвечала она.       На Зельеварении у неё получалось отвести душу. Их со Снейпом взаимная неприязнь превзошла все границы: Алиса не простила ему его стычку с отцом на рождественских каникулах. Она отводила душу, всю себя посвящала процессу приготовления зелий и делала всё идеально — комар носа не подточит. Снейп снимал баллы за всё подряд: за зевки, за кашель, за пятна на перчатках из драконьей кожи. Но её зелья были лучшими в классе, Алиса это знала.       Что стало невыносимым, так это Травология. За семь лет учёбы Алиса к ней так и не прикипела, а теперь, когда она не могла колдовать, это стало походить на издевательство. Спустя две недели после возвращения в Хогвартс она проиграла неравный бой с щупальцами Ядовитой тентакулы, и профессор Стебль отпустила её в Больничное крыло, добавив, что она может не появляться на уроках, пока не отточит «Диффиндо». Алиса чувствовала себя оскорблённой. «Диффиндо»-то она выучила ещё на третьем курсе! Но какой от этого толк, если магия нагло плещется внутри жалкими ошмётками и совсем своего носа не показывает?       От щупалец тентакулы на руках появились длинные фиолетовые полосы, поэтому Алиса, поджав губы, спешила обратиться за помощью. У стен замка её догнал Фред. У него был крайне довольный вид, как будто он сильно набедокурил.       — Я пригрозил Стебль, что опрокину все кадки с её зубастой геранью, если она не разрешит мне проводить тебя! — весело сообщил он. Алиса фыркнула.       — Не стоило.       — Стоило-стоило! Она не понимает, что у тебя проблемы с магией. Думает, ты просто ленишься. На самом деле я задел один из горшков, когда уходил, так что вот, — он показал ей записку для профессора МакГонагалл. — Технически она отправила меня к декану, но я же не обязан идти к ней как можно скорее, верно? Сейчас идут занятия, она очень занята, потом будет обед, потом снова занятия… Я дождусь удачного момента, а пока побуду с тобой.       — Ты невозможен! — растроганно заключила Алиса. Но на самом деле она была ему сильно благодарна. Она его обожала. Фред крепко поцеловал её в щёку и, приобняв за плечи, скорее повёл в сторону Больничного крыла.       Мадам Помфри быстро разобралась со следами тентакулы на её коже и с внимательным прищуром заметила, что они ещё успеют вернуться на урок, тем более, что Травология в тот день шла два урока подряд. Фред с Алисой тут же закивали головами и пообещали, что вернутся на занятия.       Косой солнечный луч, встретившийся с узким витражным окном, окрасился в четыре цвета сразу и разлил по стенам размытые цветные пятна. Фред прижал её к стене на узкой винтовой лестнице в одном из укромных коридоров и приник к её губам с глубоким, горячим поцелуем. У неё перехватило дыхание, и Фред приглушил её судорожный «ах» своими мягкими губами. Алиса нетерпеливо ответила ему, вжимаясь в его губы своими так, что он на пару секунд отодвинул лицо вбок и прошипел: «Не переусердствуй». Она усмехнулась ему в рот и провела языком линию на его губах, а потом проникла глубже.       Его пальцы путались в её распущенных волосах, уверенно держали её затылок, чтобы не касалась грязной каменной стены. Запоздалая забота после вспышки страсти. Она сначала обняла его за спину, а потом её руки скользнули выше, к плечам, и пальцы вцепились в мантию, комкая её. Она чувствовала на его лице ещё не пропавшее прикосновение уличного морозца. Но внутри Фред был полон тепла, даже жара, который раскалял и её, открывал в ней неведомые ранее грани ощущений. Он прижался к ней чуть сильнее, и Алисе не хотелось, чтобы это заканчивалось. Голос разума, увещевающий о том, что их здесь могут увидеть, утонул в новых и новых вспышках света, появляющихся от каждого прикосновения, каждого горячего лепестка дыхания на коже, каждого влажного следа языка и губ.       Его губы шагнули вбок, одарили лицо ещё парочкой чувственных прикосновений, а потом переключились на шею, и Алиса неосознанно подняла подбородок выше. Она смотрела из-под трепещущих ресниц, как он склонялся ниже, целуя новые и новые участки кожи, иногда легонько прикусывая их. Ей хотелось совершить что-то подобное, хотелось, чтобы Фред тоже жмурился от восхищения, но едва ли она смела остановить его. Он был как будто создан для того, чтобы дарить ей всю эту нежность. Он сорвал с её губ стон и заставил раскрыть глаза чуть шире, неожиданно взяв за шею с другой стороны… И только благодаря этому она увидела, что кое-кто сверху наставил на них палочку.       Кто-то с лицом, полным ехидства, с блестящими значками чуть повыше слизеринского герба на мантии.       — Шухер, — прошептала она, заставив Фреда встрепенуться и резко обернуться назад. Дальше всё развивалось молниеносно: он прикрыл её, широко расставив плечи, вытащил палочку и отразил голубой луч, который послал Уоррингтон. Шар света, сплетённый из двух соединённых заклинаний, частично повредил закруглённую стену, на ступеньки посыпались осколки камней вместе с пылью.       — Идиот! — выкрикнул Фред и переместился на несколько ступенек выше, готовясь атаковать своего врага, но тут Уоррингтон неожиданно сделал шутливо-испуганное лицо, выпучил глаза и выставил вперёд ладони, зажав палочку большим пальцем.       — Тише, котики, — проговорил он таким тоном, как будто успокаивал маленьких детей, и стал спускаться к ним. — Спрячьте свои зубки.       — Какого хрена ты наставил на нас палочку? Что тебе нужно? — резко проговорила Алиса. Уоррингтон спокойно улыбнулся и остановился напротив витражного окна, бросив на Фреда с Алисой свою тень.       — Я исполняю свои обязанности, девочка моя…       — Если ты ещё раз так назовёшь её, твои обязанности будет исполнять кто-то другой, — прошипел Фред, поднявшись на две ступеньки выше.       — Ну-ну, жеребец, — снисходительно ответил Уоррингтон. — Видишь это? — он показал на значок, который соседствовал со значком старосты школы. — Я старшина в Инспекционной дружине. Так что у меня есть все основания, чтобы следить за порядком и докладывать о каждом вашем шаге профессору Амбридж. И не только о шаге… — он приподнял брови и улыбнулся, глядя на Алису. — Но и даже о вздохе…       Её лицо вспыхнуло. Должно быть, Уоррингтон добивался, чтобы смутить и унизить её, но она не поддалась. Как и тогда, в Большом зале, в ней появилась противоположная реакция. Она едко улыбнулась и, резко обойдя Фреда, поднялась чуть выше, от Уоррингтона её отделяла пара ступенек. Фред взял её за руку, переплёл их пальцы, как бы защищая от того, что может дальше произойти. Или поддерживая таким образом.       — Расскажи ей о том, что ты видел, — проговорила Алиса, глядя в глаза Уоррингтону. — Ты же внимательно смотрел? Запомнил все подробности? Вот и передашь, — она поднялась ещё выше, оказавшись наравне с Уоррингтоном, — во всех деталях. Расскажи, как ты завидовал, что у тебя такого никогда не будет. Вряд ли какая-то девушка будет так же довольна тобой… — она медленно оглядела его с ног до головы и с жалостливым видом цокнула языком. — Как обидно, не правда ли?       Уголки губ Уоррингтона чуть дёрнулись, а взгляд стал жёстче.       — Тебе я бы посоветовал держать свой ротик на замке, — произнёс он, уверенно выдерживая её взгляд. — Профессор Амбридж порекомендовала обратить на тебя пристальное внимание. Думаешь, она поверила тому, что ты ей наплела?       — Меня не волнует, верит она мне или нет, — быстро сказала Алиса. — Это её проблемы.       — И мои теперь тоже, — прошептал Уоррингтон, и от его голоса по коже Алисы пробежали мурашки. Между их лицами было всего несколько дюймов. Алиса упрямо смотрела ему в глаза и не мигала. Уоррингтон беззвучно фыркнул и покачал головой. Проиграл. А потом начал говорить медленно и чётко: — Я с самого начала года предупреждал тебя, чтобы ты не нарывалась на проблемы. А сейчас твоё положение ещё хуже — я имею в виду, все знают, что твой отец помогает Пожирателям. Одно неверное движение, и ты будешь подозреваемой в связях с опасным преступником. Это не игры…       Алиса чуть качнула подбородком. Она не боялась.       — И что будет, если ты начнёшь меня подозревать? Что ты сделаешь?       — Увидишь, — процедил он, а потом резко выпрямился и отряхнул невидимые складки на мантии, как будто до этого изрядно испачкался. Он стал спускаться вниз, но Фред грубо перегородил ему дорогу.       — Только подойди к ней и, клянусь, без лица останешься, — прорычал он. — Вот это действительно не игры.       — Я тебя услышал, — сказал Уоррингтон и обошёл его. Уже на нижней ступеньке он бросил, не оборачиваясь: — Пятьдесят очков с Гриффиндора и личный вызов к профессору Амбридж.       — Личный вызов? Что это значит? — нахмурилась Алиса, когда Уоррингтон скрылся.       — У нас будет свидание у этой жабы, — Фред передёрнул плечами. Он так и держал её за руку. — Ожидаемо. Ты в порядке?       Алиса медленно покачала головой из стороны в сторону и прикоснулась ладонью места в районе солнечного сплетения. Она сделала глубокий вдох, прислушиваясь к себе.       — От этого сучонка у меня проснулась магия, — тихо сказала она. — Пойдём в Выручай-комнату, я должна расколотить пару-тройку тренировочных манекенов.       До самого обеда они вдвоём были в Выручай-комнате, которая приняла облик комнаты для тренировок ОД. Злость и усталость плескались и шипели в Алисе, но именно они и пробудили магию, отступившую после выброса. Они с Фредом отрабатывали заклинания, использовали весь реквизит, который им «подкидывала» Выручай-комната, пока не выдохлись. А вечером, после ужина, они продолжили — и теперь рядом с ними был Отряд Дамблдора. Побег Пожирателей сплотил их, сделал их тренировки продуктивными до предела. Теперь они были как семья.