I'll be your song when the dance is over

      Чем ближе была ночь, тем ярче становился блеск золота и вспышки алых флагов с изображёнными на них подвижными львами. За растяжки «Гриффиндор», «Гриффиндор — чемпион», «Кубок — львам», «Победа за нами» и прочие яркие плакаты постоянно цеплялись конфетти, а иногда их задевали головами особенно высокие подростки. То тут, то там мелькали яркие самодельные плакаты, с которыми днём на трибунах были болельщики.       На ужин в тот вечер почти никто не пошёл; Фред и Джордж аккурат перед ним натаскали в гостиную сладостей, закусок, сливочного пива из «Сладкого королевства». Алиса сначала думала, как, должно быть, странно сейчас выглядит их стол, стол победителей, в Большом зале… А потом отвлеклась.       В этот раз масштабы празднества превышали допустимые для такого случая нормы. Уизли заручились помощью однокурсников Оливера и Перси, поэтому после девяти на столах, за которыми обычно делают домашнее задание, появилась выпивка. Чего там только не было! И маггловское пиво, и сидр, и бурбон, и огневиски, и даже одна бутылка дорогущего эльфийского вина… Возле этого столика дежурили семикурсники, следя, чтобы несовершеннолетние ничего не трогали.       Но с помощью Вуда Алиса смогла обойти некоторые правила.       Оливер озорно улыбался, уходя от того места, где они сидели вдвоём, а затем возвращаясь с двумя стаканами: с огневиски — себе, с вином — своей девушке. Ей не хотелось напиться вдребезги — просто нравилось шипуче-тёплое ощущение, отдающее вкусом мёда и винограда, которое обволакивало её, когда она делала глоток эльфийского вина.       Ближе к ночи пляшущие под потолком зачарованные огоньки, напоминающие маггловские электрические гирлянды, вспышки алого и золотого, гремящая музыка, всеобщий радостный шум — всё слилось в какую-то шумно-блестящую какофонию, от которой в ушах звенело. И именно в тот момент, когда Алиса почувствовала, что становится как-то жарко, и что она не совсем хорошо разбирает голоса окружающих, а только слегка рассеянно улыбается — ладонь Оливера накрыла её запястье.       — Не хочешь пойти прогуляться? Здесь душно… — его шёпот на ухо показался обжигающим. Наверное, из-за огневиски.       «А сколько он выпил?» — кольнула сознание первая полная тревоги мысль за этот вечер. Но капитан уже вёл её за собой к выходу из башни и отодвигал портрет сэра Кэдогана, который клацнул мечом, доставая его из ножен и готовясь защищать кого бы то ни было.       В тёмном и просторном коридоре, слабо освещённом приглушёнными факелами, дышалось и правда легче. Ночь окутала эти каменные стены и тёмный перекрёсток движущихся лестниц, впуская в свои прохладные объятия двух разгорячённых и взбудораженных подростков. Алиса чувствовала, как пол под ногами слегка подрагивает в ритме вечеринки в стенах гриффиндорской башни. Должно быть, они очень расшумелись. И как профессора ещё не сбежались?       Сознание было слегка ватным, кожа — чувствительной.       — Оливер, а нас не обнаружат? Сейчас же, должно быть, почти час ночи, — медленнее, чем обычно, проговорила Алиса. Вуд улыбнулся, повернув к ней голову, а потом рвано и хрипло рассмеялся, крепко обхватывая её за плечи своей рукой.       — Никто нас не обнаружит. Мы здесь одни. Забудь о правилах хотя бы сейчас… — низким голосом проговорил он. И Лестер почувствовала, как на душе становится теплее. И правда, кому до них какое дело? Они победили Когтевран, разве нельзя победителям немного выйти за рамки строгости и приличия?       Они громко смеялись, чем разбудили картину, полную спящих господ, — их гневные и сонные голоса ещё долго догоняли Алису и Оливера. Девушке сначала казалось, что их прогулка совершенно бесцельна, просто брожение по ночному замку, никуда особо не направленное, но потом она поняла, что это не так, — слишком уверенно семикурсник вёл в даль пустых коридоров, в которых нет учебных помещений. У одного из окон, из которого открывался вид на ясное иссиня-чёрное звёздное небо, он поцеловал её. Это было пылко, сильно и отдавало ароматом одеколона, смешавшимся с сильным запахом виски.       Ей хотелось расслабиться… Хотелось ни о чём не думать… Или, нет, думать о чём-то далёком и загадочном, — когда у неё в прошлый раз было такое настроение, они с близнецами устроили ночь сказок.       И тогда… Было кое-что ещё.       Почему она вообще об этом думает?!       — Пойдём… Я хочу тебе кое-что показать, — Оливер чуть тянул слова, как будто они были смолой. Алиса смотрела на него с приоткрытым ртом, до сих пор ощущая на своих губах его поцелуи. Она смотрела на его сильную шею, на которой блестели маленькие капельки пота, на чётко выраженный мужественный подбородок, на угол ухмылки, на глаза… Его взгляд был таким тёмным, а прикосновения — такими настойчивыми…       Её всегда дёргало от этих прикосновений. Она всегда замечала, когда у него настроение становится странным, непонятным — ну, то есть, Алиса могла догадываться, с чем это может быть связано, она же столько времени проводит с другими подростками, которые обсуждают самые разные темы, включая взрослые. И сейчас Оливер был странным-странным-странным. Все его невербальные проявления кричали о том, что ему хочется большего, чем поцелуев.       И тут в её голове, как короткие замыкания в сломанной электропроводке, начали мелькать новые тревожные мысли. Алиса вспомнила даже Тонкс, которая, выслушав её рассказ о новом парне на зимних каникулах, как-то невесело вздохнула и сказала: «Будь с ним осторожна, я серьёзно».       Лестер, сглотнув, прищурилась и чуть отступила. Вуд сделал шаг вперёд, оказавшись рядом с ней вплотную. Она слишком мягкая сейчас, а нужно срочно взять себя в руки. Нужно брать ситуацию под свой контроль.       — Что ты собрался мне показать? — тихо и нервно спросила она, кладя ладонь на холодный мраморный подоконник.       — Тебе понравится, — он попробовал взять её за руку, но Алиса дёрнула ей и убрала за спину за секунду до того момента, как он мог её коснуться. Со второй попытки у него тоже не получилось. Оливер улыбнулся и слегка обошёл её, заставив встать спиной к окну, упёрся одной рукой в подоконник. — Чего ты, солнышко? Хочешь поигра-ать? — он провёл пальцами другой руки по её щеке. На его шее пульсировала маленькая венка (и как она увидела это в лунном свете-то?..).       Что ещё Тонкс говорила в тот раз? Что-то такое, от чего Алиса немного рассердилась и воспротивилась, что до этого не дойдёт… Ну, почему именно сейчас её сознание — как облако?       — А я проигрывать не люблю, — он коснулся её лба поцелуем. Запах виски был похож на дыхание остывающего вулкана.       «Если что пойдёт не так, просто беги от него, поняла?»       — Ты уже поиграл сегодня и одержал победу, — подбородок дрогнул, но её собственная рука прямо и настойчиво легла на его грудь, чуть отталкивая от себя. Алисе не хотелось видеть, как пропадает его улыбка и меняется взгляд, но у неё не было другого выхода. — Этого достаточно.       — Кто сказал, что достаточно? — Оливер приподнял бровь, делая свой голос низким и холодным, почти командным, как на поле («Кто сказал, что сейчас самое время отрабатывать финт Вронского?»). Его крепкие пальцы перехватили маленькое запястье девушки. И тогда Лестер стала слышать своё собственное сердцебиение.       Она же смеялась, чёрт возьми, ещё минуту назад…       — Я сказала. Отпусти, — тихо рыкнула она, чувствуя, как внутри всё переворачивается вверх дном. Вуд чуть склонил голову, улыбнулся и отвёл взгляд, глядя куда-то в окно. Алиса дёрнула рукой и повторила настойчивее: — Отпусти меня. Сейчас же.       — Что тебе не нравится, Лис? — масляным голосом спросил он, по-прежнему не глядя ей в глаза. — Я хотел сделать тебе приятное… И надеялся, что ты сделаешь тоже самое.       В ушах слова появился гул. Удары пульса. И пус-то-та в голове. Ни одной мысли, ни одной догадки, как выбраться из этой чёртовой ситуации. Алиса просто замерла, по-новому глядя на лицо Оливера, которое освещал голубоватый лунный свет.       Тревога сковывала все мышцы до единой. Но… Это же её Оливер? Он же ничего плохого ей не сделает? Он же…столько раз говорил, как она ему дорога? Или она была важна ему не сама по себе, а как желание чего-то большего?       — Что ты хочешь? — сдавленно спросила Алиса, ощущая, что пальцы капитана становятся стальными. Он этими руками (разумеется, в прочных кожаных перчатках) может отбить лихие мячи, защищая все три больших кольца. Что ему стоит справиться с девчонкой? Оливер улыбнулся — зубы блеснули в темноте.       — Не порадуешь своего капитана, солнышко?.. — и снова хриплый, пьяный смех. Он чуть потянул её, оторопелую, за запястье.       Тонкс говорила — беги.       Алиса выхватила палочку и махом подставила её прямиком к бьющейся на шее жилке парня. Её глаза были огромными, в них плавал страх и желание, чтобы всё это просто оказалось каким-нибудь ненормальным сном. Сама Лестер решительно стиснула зубы.       — Э-э, что? — он прыснул, с недоверием косясь на её палочку. — Так тебе такие игры нравятся? Ну ла-а…       — Мне вообще никакие игры не нравятся, Оливер, — прошипела Алиса, коснувшись кончиком палочки кожи. — Отпусти мою руку, сейчас же.       Вуд чуть заметно помотал головой из стороны в сторону, не прекращая улыбаться. Краем глаза Лестер увидела, что он собирается второй рукой схватить её за ту, в которой палочка.       — Агуаменти!       Лестер дёрнула рукой вверх-вниз, выплёскивая на Оливера мощную струю холодной воды. Тот отшатнулся и расслабил хватку, а Алиса с шипением выдернула своё запястье. Утром наверняка останутся отпечатки. Парень отвернулся, смахивая с лица воду, тихо зарычал, понял, что и рубашка промокла, и теперь капли стекают по шее, на живот и грудь…       Алиса сделала несколько шагов назад, готовясь, если что, удирать. Хочется рыдать и выть в голос, как будто это она виновата, как будто это из-за неё всё произошло.       — Блять, ты ненормальная, Лестер, — рявкнул он, ёжась и потирая мокрые глаза. К шуму в голове прибавилась плёнка перед глазами; Алиса шагала спиной вперёд и подальше — от него. Она закусила губу, по-прежнему стискивая в кулаке палочку, ожидая его дальнейшей реакции. Лестер всё ещё хотела, чтобы это был просто сон, какой-то дурацкий кошмар, бред её впечатлительной фантазии, но боль от впившихся в кожу ладоней ногтей лишала её всякой надежды.       Оливер остановился и хмуро посмотрел на неё. Алиса не узнала этот взгляд. Он даже после того проигрыша осенью не был таким злым и недовольным.       И это — тот же человек, который вчера сушил и грел её чарами, заставляя выпить Бодроперцовое?       — Это, значит, твои большие планы? — чуть громче, чем до этого, поинтересовалась Алиса. Оливер закатил глаза, его губы двинулись, как будто он хотел что-то сказать, но в итоге он лишь молча развернулся и ушёл в противоположную сторону. Лестер смотрела на маленькое блестящее пятнышко воды и на короткую дорожку остывающих по ходу следов его кроссовок. Смотрела вслед стремительно удаляющейся фигуре и думала, что ей никогда не было так мерзко от самой себя.       На коже до сих пор горел след его хватки, по телу гулял его сальный, тёмный взгляд, в ушах эхом, как в горах, звучал смех: «Не порадуешь своего капитана, солнышко?»…       Алиса сглотнула и помотала головой — нет-нет-нет, ей вообще не хочется верить в то, что всё это было правдой. Что всё это происходило с ней, здесь и сейчас. Что она ещё в обед была той восторженной девочкой, которая висела на шее Оливера Вуда, заглядывала ему в рот, целовала его, чувствуя, что плывёт от любви.       Она простояла несколько минут, практически не шевелясь. Сознание было ясным — ни следа от того сладкого и рассеянного послевкусия эльфийского вина. И плакать, что удивительно, не хотелось от слова совсем. Какой смысл слёзы лить, когда тебя словно грязью обмазали? Алиса обернулась, посмотрев в ту сторону, откуда они с Вудом недавно пришли. Возвращаться в башню, на вечеринку?.. Пожалуй, она откажется. Там ведь всё будет кричать о квиддиче. О победе. Об его, Оливере, торжестве.       Лестер запустила пальцы в волосы, прерывисто вздохнула. Она одна. Нужно успокоиться. Вуда она увидит только утром, если повезёт, если он не вернётся сейчас… Мерлин, а что будет утром? Как она будет смотреть ему в глаза? Что Оливер ей скажет? Как он будет себя вести после всего?       Может, будет ходить с кислым лицом. Обижаться. Он всегда так тяжело переживает проигрыши.       Алиса с мукой сомкнула веки, понимая, что ничего из этого не было правдой, — ни все его слова, ни его объятия, ни поцелуи, ни её глупая вера в то, что их любовь — самая-самая-самая, и ни у кого другого такой нет, ни то, что она ради него менялась, с друзьями почти перестала общаться, к экзаменам почти не готовится… Да она, если надо, была готова всю остальную жизнь ради него перекроить. Алиса, смешно представить, даже о будущем задумывалась, — о том, как пройдут следующие два года, когда Оливер уже выйдет за стены Хогвартса и будет строить спортивную карьеру, а она — доучиваться, как они будут списываться и видеться на всех каникулах и вылазках в Хогсмид, куда он будет к ней приезжать, как они будут скучать друг по другу, но это ничего, они бы это пережили, они же так друг друга любят…       И все эти завистливые взгляды других девушек, и эти вопросы «Ну, как?» в спальне после того, как она приходила поздно после каждого свидания, и то, как они с Оливером встречались между уроками и улыбались, как будто прокручивали в голове одну и ту же смешную шутку, и, опять же, все эти проявления нежности…       Лестер открыла глаза и убрала палочку в карман, потёрла слегка ноющее запястье. Посмотрела на клочок звёздного неба в окне. И решила, что хочет увидеть больше звёзд.

***

      Всё то время, что Алиса провела на Астрономической башне, она не приблизилась к краю смотровой площадки ни разу. Высота пугала пятикурсницу. Алиса старалась не смотреть вниз, на простирающиеся внизу поля, подножия гор и предместья замка — она изучала небесный свод. Звёзды холодные, далёкие, мерцающие. У каждой — своя тайна, каждая — так далеко, что можно хоть всю жизнь лететь, а всё равно не долетишь, каждая из них даже знать не знает о существовании её планетки и о ней самой, тем более.       Лестер всегда нравилось изучать космос. Для волшебников космос — это что-то особенное. Магглы — и это кажется немыслимым — запускают в пространство Млечного пути какие-то свои летающие сооружения, даже сами, вроде как, летают туда. Алиса не посещала курс маггловедения, но слышала о том, что был маггл, который даже на Луне был! Какое нахальство — летать, как по своему двору возле дома, в святое и неизведанное космическое пространство. Какая наглость — ступать по этому молочно-белому диску, заглядывая в его кратеры, как будто это твоя собственная гостиная.       Разве не лучше изучать астрономию, сидеть над бесконечными интересными звёздными картами, наблюдать за движением планет, отсчитывать время изменения фаз и, если повезёт, обнаруживать состав волшебной звёздной пыли? Алиса просто обожала астрономию. На ней не нужно колдовать, поэтому даже когда её магия была нестабильна, гриффиндорка могла посещать эти уроки. Девушка на всю жизнь запомнила, как в прошлом году на одном из ночных уроков их курсу посчастливилось наблюдать настоящий квазар — огромный (но с их точки зрения, конечно, маленький) и яркий источник мощного энергетического всплеска, запущенный где-то в космосе сотни миллионов световых лет назад.       Это было самое прекрасное, что Алиса когда-либо видела и, объективно говоря, наверное, ничего лучше она и не увидит. Он мерцал белым и красным, профессор Синистра, волнуясь, рассказывала о том, что в том месте, возможно, зародилась Вселенная, которая в немыслимое количество раз больше, чем их галактика, а Алиса лила слёзы, понимая, что она с её проблемами гораздо меньше любой пылинки в масштабах этого огромного космоса. Близнецы смущённо переглядывались, сочувственно хлопали по плечу, но ничего существенного сказать не могли — они не понимали, почему их подруга так расчувствовалась от какого-то астрономического явления, которое, если не приглядываться, от звезды и не отличишь.       Сегодня небо было совсем обычным; может быть, там и сейчас происходили какие-то невыносимо далёкие стихийные изменения, Алиса этого наверняка не знала, она не решилась достать один из телескопов, которые профессор астрономии хранила как зеницу ока. Лестер смотрела на россыпь белых лучистых точек, наблюдала за ними… И думала, что уже не чувствует того манящего трепета, который всегда обволакивал её, даже когда она просто читала что-то о звёздах или планетах.       Вместо этого была только боль. И омерзение. И пустота.       Оливер, человек, которому она так доверяла, своими натренированными руками забрал внутри неё что-то очень ценное, как будто её душа была очередным квоффлом.       «Но ведь ничего страшного не случилось», — внезапно зазвенел в голове взрослый голос рационализма. — «Ты испугалась, у вас с Оливером навсегда и безнадёжно испортились отношения, но ничего больше не произошло. Ты не пострадала и вряд ли пострадаешь, потому что больше такого не допустишь».       И то было правдой. Лестер вздохнула, обнимая себя руками. Она почувствовала холод. Нужно уходить отсюда — сейчас ей уже никто не даст согреться и не даст зелье от простуды, если она сама о себе не позаботится, конечно. И слёзы никто не вытрет… Она поэтому не плачет? Раньше-то от всякой ерунды начинала ныть…       Оливер добился, чего хотел ещё в октябре. Пожалуй, она повзрослела.       Алиса распушила руками волосы, позволив им избавиться от пут косметических выпрямляющих чар и принять привычную и родную форму. Чуть подумала, сняла с руки резинку для волос (запястье при прикосновении немного кольнуло болью), собрала их в тяжёлый невысокий пучок. Такой обычно мама себе делает перед работой — там нет смысла ходить с красивыми причёсками.       Ещё с полчаса она раздумывала, стоит ли писать Тонкс и рассказывать о случившемся, мысленно подбирала слова для письма. А потом, хмыкнув, поняла, что не надо. Ей же не хочется, чтобы Тонкс кого-то убила. Маме писать тем более не хотелось — мама знала, что у неё в школе появился мальчик, но особого интереса не проявляла, её больше побег Сириуса Блэка беспокоил.       Остальным, друзьям, тоже не особо расскажешь о том, что произошло… Кто ей поверит? Кто сможет представить, что всеобщий любимец и герой, зеленоглазый нахал и капитан сборной может быть подонком? Даже близнецы, которые трижды в неделю с ним тренируются, скажут: «Лестер, это опять твои сказочки».       Ей нужно разобраться самой. Алиса поняла, что с этой проблемой она осталась одна, но ей не было страшно.       И в голову пришло решение, которое было и острым, и горьким, и, в то же время, очевидным. Утром она с ним, с Оливером Вудом, расстанется. Пусть не будет всего этого — ни его тепла, ни улыбок, ни губ, ни писем, которые они могли бы дальше писать друг другу, ни его фамилии, которую она могла бы на себя примерить лет через пять… Если он собирается так обращаться со своей девушкой — оно ей не нужно. Жила же Алиса как-то до него, верно?       Конечно, Алиса понимала, что она лучше ежа съест, чем увидит, как Оливер так же, как её, будет кого-то обнимать или целовать посреди коридора или в Большом зале, особенно — эту ужасную Монику Фоули, но… Но — что?       Мерлин, это кажется слишком сложным.       Снова подул холодный ветер. Лестер пошла в сторону лестницы, опустив голову.

***

      Она не смотрела вниз, на предместья школы, когда была на верхней смотровой площадке Астрономической башни, поэтому не заметила внизу крупного чёрного волкодава, который быстро перебирал лапами, двигаясь к школе с горящими глазами и с ножом в зубах. А волкодав, конечно же, не задирал голову и не видел своего ребёнка, который стоит на верхушке башни посреди ночи и страдает… Да он бы и не увидел, даже если бы девочка свесилась через каменные балки. Слишком темно было.       Дементоры спокойно пропустили Сириуса мимо главных ворот — больно им надо иметь дело с лохматой бродячей собакой. Он бы всё равно пробрался в этот замок, будь тут хоть целая сотня дементоров. Беглый узник уже не мог ждать. Пусть всё прямо сегодня и закончится.       В анимагическом обличии (а может, от того, что человеческого общения зверски не хватает) Блэк стал понимать животных. Поэтому он уже несколько раз успешно договаривался с Живоглотом, мудрым и смелым котом какой-то третьекурсницы. Этот кот, наполовину книззл, всё ему рассказал. Он даже добыл листочек с паролями и объяснил, в какой постели от входа спит младший сын Уизли. Правда, кот предупредил, что крыса давно не появлялась в спальне мальчиков, но потом он же поделился догадкой: наверное, просто прячется под одеялом или в каком-нибудь носке. Сириус сказал, что всё равно найдёт паршивца, и Живоглот довольно замурлыкал.       А никого из Уизли не смущает, что их питомец живёт с ними уже двенадцать лет? Ничего, что крысы живут три года?       Двенадцать лет — большой срок для такой редкой гнилой твари. Двенадцать лет, вырванных из жизни раз и навсегда.       Сириус фыркнул своим мыслям и, пронёсся, как ветер, по движущимся лестницам. Палочку бы в зубы, с Люмосом было бы однозначно легче двигаться, но Блэк и так прекрасно помнит дорогу, как будто ещё вчера покинул школу после выпускного.       Он движется быстро и бесшумно, только крупные когти слегка клацают о каменный пол, но это ерунда. В одном из пролётов мелькнули красные глаза миссис Норрис, но раньше, чем эта древняя кошка успела сообразить, Сириус, насмешливо вильнув хвостом, двинулся дальше и выше. К башне Гриффиндора.       В тени между окнами он перекинулся, резво встал на ноги, сунул руку с ножом в один карман потрёпанной тюремной мантии, другой — попробовал пригладить нечесаные, одичавшие кудри. И бешено, лающе рассмеялся, напугав какую-то компанию господ на одной из картин.       — Ну не дадут нам сегодня поспать спокойно! — жалобно воскликнул один тучный господин во фраке и с цилиндром. Сириус отвесил насмешливый поклон, но призраки уже снова захрапели. Блэк вспомнил о причине своего визита и, достав из другого кармана слегка помятую бумажку со списком паролей, двинулся к портрету сэра Кэдогана.       Жаль, тут нет Полной дамы сейчас, — он бы перед ней извинился за прошлую неудачную встречу.       — Добрый вечер! — раскатисто произнёс Сириус, откидывая назад лохмы отросших волос и скалясь персоне в доспехах.       — У-у, кто к нам пожаловал! — обрадовался старый толстый рыцарь, обнажив свой меч и встав в боевую стойку. — Наши злейшие враги! Нападение, атас! Не сходите с места — сейчас я отправлюсь за подмогой, мы закуём вас в кандалы и отправим на гильотину!       — Погодите-ка, — чуть склонив голову вбок, улыбнулся Сириус. Он красивым жестом развернул перед собой бумажку, чуть откашлялся и тихим, торжественным голосом начал говорить: — Понедельник — «Честный бой», вторник — «Армия короля Артура», среда — «Защищай прекрасных дам», четверг… Мне продолжить?       — Не стоит, мой милый друг! — хлопотливо отозвался старый рыцарь. — Милости прошу к нашему замку — вас с почестями встретят мои маленькие друзья!       — О, не сомневаюсь, — с широкой улыбкой кивнул Блэк и вошёл в открывшуюся арку. Потом портрет задвинулся обратно, рыцарь на картине убрал меч обратно в ножны и с серьёзным видом стал осматривать окрестности полей за своей спиной.       Алиса, которая всё это время пряталась за далёкой колонной, изо всех сил щипала себя за запястье и смотрела в одну точку огромными, как галлеоны, глазами.       Ноги будто налились свинцом, а дыхания в лёгких предательски не хватало. Это было — что? Это был её отец? Почему всё произошло так быстро, как будто за долю секунды, а она и осознать не успела ничего?..       Алиса слабо прислонилась спиной к колонне, скатилась по ней на пол, да так и села в итоге, вытянув ноги перед собой. Она спрятала лицо в ладони, ощущая мощную пульсацию в висках, чувствуя, как разум кричит, не в силах осознать произошедшее.       Её отец — он в башне.       Её отец в Хогвартсе. В башне. Он пришёл сюда. Он превратился из этого странного большого пса, которого Алиса испугалась, потому и спряталась с самого начала, в человека, и…       И он в башне. А она здесь.       Почему она здесь сидит?!       От наплыва осознания едва не затошнило, к горлу подступила горечь. Алиса несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, затем, опираясь о пол, слегка неуклюже встала. Как ребёнок, который только научился ходить, она неуверенно прошлёпала несколько шагов по направлению ко входу. Потом, стиснув кулаки, решительнее подошла к порогу.       А вдруг он её ищет?! А она — здесь…       Сэр Кэдоган оживился при её виде. Он чванливо принял воинственную позу и звонко воскликнул:       — Доброй ночи, прелестная фройляйн! Что привело вас в нашу живописную обитель? Ищете плечо защитника?       Алиса открыла рот… И закрыла. Она не помнила пароль. Вот незадача — просто из головы вылетело.       — Сэр, впустите меня, пожалуйста, — попросила она тихо, чувствуя, что пальцы начинают трястись. Алиса понимала, что её бы и Полная Дама не впустила бы без пароля, а что уж до этого претензионного старика, но, чёрт возьми, почему сейчас всё не может быть так, как нужно ей? Призрак, охраняющий гриффиндорскую башню, приподнял подбородок.       — Вам следует обратиться к жене короля, если вы не приглашены на пир.       Лестер думала, что задохнётся и упадёт в обморок прямо там, перед дверью башни, перед этим чёртовым портретом, который отделяет её от отца. Её просто колотило всю от кипы эмоций!       — Пустите меня! Ну что же вы? Я — гриффиндорка, я живу здесь, я каждый день по десять раз захожу сюда мимо вас! — в бессильном гневе воскликнула Алиса, а потом неожиданно пнула портрет. Сэр Кэдоган вряд ли что-то почувствовал, но всё равно весь изменился — покраснел, убрал вежливую улыбочку с лица, отошёл к другому краю картины.       — Ах вы, невоспитанная маленькая гусыня! — он явно тщательно подбирал слова, боясь оскорбить девушку. С парнями он бы по-другому разговаривал. Алиса вцепилась в края портретной рамки и попробовала с силой отодвинуть картину, чтобы открыть вход. Призрак заорал…       И тут раздался ещё один крик. Изнутри башни.       Кричал Рон Уизли.

***

      Профессор МакГонагалл на ходу поправляла сеточку на волосах, а на её щеках алели красные пятна от гнева. У декана Гриффиндора просто не мог быть не чуткий сон.       — Час назад велела разойтись… — недовольно бормотала она себе под нос, пересекая коридор в своих старых клетчатых тапочках. — Я надеялась, Перси Уизли всех проконтролирует… Нет, если надо, я буду поимённо писать родителям… — МакГонагалл замерла. А потом почти сорвалась на бег, с нескрываемым удивлением повышая голос: — Мисс Лестер, что вы здесь делаете?! Вы должны быть в постели!       Алиса ей не ответила. Она сидела рядом с портретом сэра Кэдогана, глядя куда-то вдаль коридора. Туда, куда минуту назад убежал, сбив её с ног, её отец в обличии пса. Вряд ли он разобрал, кто именно чуть не послужил ему преградой — так сильно хотел покинуть пределы башни… Но Лестер упала и больше не вставала. У неё просто иссяк эмоциональный ресурс.       — Немедленно поднимайтесь! Что это такое, решили вспомнить второй курс? — бесновалась она, не сильно обращая внимание на состояние девушки, что было ей несвойственно. — Сначала эта вечеринка, потом крики среди ночи — как с ума все сошли… Ну, вставайте же! — она раздражённо повернулась к портрету и гаркнула: — Острый кинжал!       Алиса в последний момент юркнула в портрет вслед за деканом, понимая, что если она и после этого останется тут сидеть, к утру она просто не выживет.       Гостиная была полна света, на полу блестел мусор от вечеринки, а из спален вышли заспанные подростки в пижамах. Все хлопали глазами, зевали, спрашивали, что происходит, глядели друг на друга. Перси извиняющимся тоном объяснял декану, что его брату Рону приснился кошмар…       — Неправда, это был не кошмар! — обиделся Рон. — Я проснулся, профессор, а Сириус Блэк стоит надо мной с ножом в руке!       Алису будто стукнули по голове чем-то тяжёлым. Вот ещё новости! Сириус Блэк приходил К РОНУ???       МакГонагалл повернулась к Рону с видом, как будто ей рассказали анекдот, который она не понимает.       — Это смешно, — твёрдо сказала она. Пара искр отделяла факультет от новой волны истерии из-за беглого преступника, и женщина прекрасно это понимала. — Как он мог пройти в гостиную мимо нашего стража?       — Я его видела, профессор… — слабо пробормотала Алиса. Ей почему-то хотелось верить в то, что он здесь был. Что это был не сон — ни её, ни Рона Уизли, каким бы странным образом он ни был связан с её отцом. — Он и правда сюда приходил…       МакГонагалл несколько секунд смотрела на её бледное лицо.       — И поэтому вы сидели… — она мотнула головой, поворачиваясь к остальным. — Нет, я не понимаю! Как Сириус Блэк мог проникнуть в башню? Кто его впустил? Мистер Уизли, боюсь, вам это приснилось.       Патриция Стимптон вышла вперёд. На её румяной щеке был след от подушки, а сама она слегка нервно трепала пояс халата.       — Профессор, а Алисы не было в спальне, когда я проснулась… — испуганно сообщила она своим звенящим голосом. — Может, это она… — будто испугавшись чего-то, Патти замялась и прикрыла рот ладонью, хлопая длинными ресничками.       И тут около сотни пар глаз вытаращились на Лестер. И та поняла, что она попала. За ней только что захлопнулась дверца капкана.