I'll be your song when the dance is over

      Февральское небо было холодным и тяжёлым. Его будто залили свинцом: серые облака рыхлыми и надутыми полосами расчертили голубоватые дали. Тёмные тени огромных туч угрожающе нависали над землёй, как предзнаменование чего-то не слишком хорошего.       Это казалось абсолютно неестественным. Зимой облака не могут быть такими грозными. Они или полупрозрачные, как ситец, или лёгкие, как гусиный пух, или слоистые, как плотная кисельная плёнка. Они наполняются таким весом только с приходом тепла, когда начинаются дожди.       Сейчас это было из-за дементоров. Очевидно.       Профессор Люпин поднял шторы на максимальную высоту. В кабинете защиты от тёмных искусств шесть высоких французских окон; можно даже не подходить близко к ним, чтобы увидеть далёкие чёрные тени стражей Азкабана, напоминающие парящие в воздухе безразмерные мантии. Нитями-клочками-лохмотьями колеблются края этих мантий.       Нити-клочки-лохмотья страха отражаются в глазах пятикурсников.       Римус старается обвести взглядом всех семнадцать пятикурсников сразу, чтобы не пропустить ни одну назревающую панику, превышающую допустимые границы. Люпин хочет контролировать ситуацию. Он хочет дать студентам обжечься, дать им коснуться верхушки пламени, чтобы они попробовали боль на вкус… Но только на долю секунды, не больше.       Профессору кажется логичным начать знакомство с новой темой именно так.       — Я не вижу смысла заставлять вас читать параграф учебника, посвящённый дементорам. Вы все видите этих существ своими глазами и можете рассказать о них лучше многих исследователей тёмных магических искусств.       Его голос звучит, как всегда, мягко и спокойно, и именно он сейчас напоминает студентам о том, где они — в безопасном и тёплом кабинете, а не в окружении объятий самой смерти. Люпин тоже бросает взгляды за окно, сложив руки за спиной, но чаще смотрит на студентов, которые притихшей группкой (вернее, двумя группками — гриффиндорцы и слизеринцы упорно отказывались сотрудничать и даже стоять вместе) выстроились у окон.       — Лично мне, по своему опыту, трудно представить существ более тёмных и опасных, чем те, которые сейчас охраняют школу…       — И Азкабан, — раздался голос из группки слизеринцев.       — Верно. Они охраняют Азкабан… Трудно представить наказание хуже, чем жизнь рядом с такими существами бок о бок. Именно поэтому важно уметь защищаться от них.       Алиса сомкнула веки в лёгком раздражении. Дементоры, Азкабан. Она, конечно, понимала что это входит в программу. Но… Нет, она всё-таки ничего не понимала. Он же мог сказать об этом мягче. Он же мог не так явно намекать на её головную боль. Казалось, ещё немного — и он произнесёт имя отца. «Римус Джон Люпин, да ты, должно быть, издеваешься».       Голос однокурсника, Кена Таулера, заставил её открыть глаза.       — Профессор, а почему мы должны учиться защищаться от тех, кто обязан нас охранять?       Лестер вспомнила, что такой же вопрос волновал Джорджа ещё в сентябре. И этот вопрос в какой-то степени является логичным, но по повисшей в аудитории тишине Алиса поняла, что всё совсем не так однозначно.       — Мистер Таулер, как называется урок, на котором вы сейчас находитесь?       — Защита от тёмных искусств, сэр.       — О чём мы обычно говорим на этих уроках?       — О заклинаниях и о всяких тёмных существах…       — Можно ли назвать стражей Азкабана светлыми существами только из-за того факта, что они на данный момент подчиняются Министерству магии? — Таулер слегка насупился и отвёл глаза куда-то в сторону, показав, что не знает, как ответить на вопрос. Люпин обвёл взглядом всех остальных. — Это вопрос не только к Кеннету, класс.       Неуверенное бурчание, переглядки, шепотки — и ни одного ясного ответа. Алиса, которая с самого начала урока была мрачнее туч, окутывающих зимнее небо, продолжала молча коситься в окно.       — Дементоры охраняют тюрьму, в которой заключены волшебники, нарушившие закон, — раздался низкий голос девушки, которая стояла на стороне Слизерина. — Тёмные маги в их числе…       — Хорошо, мисс Кларк. Продолжайте.       — Раз они защищают от тёмных волшебников, значит…       — Они злые и отвратительные! — неожиданно громко перебила её Патриция Стимптон. От обычно спокойной и добродушной девочки никто не ожидал такого резкого выпада. Её однокурсники стали удивлённо переглядываться. — Как можно назвать их светлыми существами? Возможно, у Министерства и заключено какое-то соглашение с этими тварями, ну или что-то такое, но это ведь не отменяет того факта, что они хуже всего?       — Министерство кого попало на охрану в Азкабан не нанимает! — подключился к дискуссии ещё один слизеринец. — Были бы они опасными, их бы не послали в Хогвартс, так?       — В одном из справочников было написано, что их относят к классу самых опасных… — начала Алисия Спиннет, сердито сверкая глазами.       — Но они ведь защищают нас от прихвостней Сами-знаете-кого! — гнула свою линию Маккензи Кларк.       — Да никого они не защищают! — включилась Лестер. Тема Азкабана и дементоров была для неё действительно больной. — Им просто нравится высасывать из людей души…       — Достаточно.       Римус остановил перепалку. Гриффиндорцы и слизеринцы, которые свирепо смотрели друг на друга, затихли. По виду профессора нельзя было сказать, планировал ли он с самого начала такой этап урока; так или иначе, сейчас все внимательно слушали, что скажет Люпин.       — Я думаю, можно долго рассуждать о том, кем на самом деле являются дементоры: светлыми, тёмными существами или чем-то, что не подлежит никакой классификации. Я уверен только в одном: чью бы сторону они ни принимали, ничто не уничтожит их суть, а их внутренность — это бесконечное желание отобрать у людей всё самое ценное для человеческой души. И никто не может гарантировать, что в жизни вам не придётся столкнуться с этими существами и, даже если они не нападут на вас, в ваших интересах защитить то, что вы бережёте больше всего.       — Как это сделать, профессор? Есть какое-то заклинание? — поинтересовалась Анджелина.       — Да, — Римус мягко улыбнулся и кивнул. — Давайте отойдём от окна и встанем в круг.       Впечатления от вида дементоров и дискуссии о них же были достаточно сильны; каждый пятикурсник явственно представлял, какие последствия грозят ему в том случае, если он не сможет устоять перед этими опасными существами в случае нападения. Наверное, поэтому студенты двух издавна враждующих факультетов без лишнего ропота вместе встали в круг.       — Как вы уже поняли, это очень сильные существа. Они могут сбить с ног даже взрослых и опытных волшебников… Поэтому заклинание, которое применяют против них, тоже очень сложное в применении. Я хочу предупредить вас, что его нет в основной школьной программе и, тем более, на экзаменах его спрашивать не будут. С первого раза, и даже на сегодняшнем занятии вряд ли оно у вас получится. И это абсолютно нормально. Будьте к такому повороту готовы. Мы будем пробовать снова и снова, но если вы так и не освоите его сейчас — это нормально.       Потом Люпин кратко, но ёмко, рассказал студентам о заклинании Патронуса. Признался, что у него самого далеко не всегда получается вызвать настоящего телесного Патронуса, но, когда студенты уговорили его хотя бы просто попробовать показать, он, слегка задумавшись, призвал большого и сияющего ярким бело-голубым светом волка. Он важно пробежал внутри круга мимо всех, сорвав восхищённые вздохи, а затем подпрыгнул и выпорхнул в окно, где растворился в дневном свете.       Пятикурсники отозвались аплодисментами. Профессор, смущённо улыбнувшись, предложил студентам разойтись по классу и попробовать попрактиковаться самостоятельно, напомнив, что для этого важно вспомнить самый счастливый момент в жизни.       — Как сейчас мы будем думать о самом счастливом воспоминании, если до этого загнались из-за дементоров? — съязвила Джемма Перкс, слизеринка.       — Ты думаешь, дементоры будут стоять и ждать, пока ты сконцентрируешься на чём-то хорошем? — нервно отозвался Фред.       — Тихо! Не мешайте друг другу! — Люпин призвал всех к порядку.       Лестер мерила шагами тот участок класса, который она выделила себе для работы. Она понимала, что никогда до этого не задумывалась о том, что могло бы быть её самым счастливым воспоминанием.       В её жизни было много счастливых воспоминаний. Много тёплых моментов из детства, связанных с мамой или с Тонкс, забавные истории, ассоциирующиеся с друзьями. Да Лестер вообще порой улыбалась и смеялась без причины и без повода, потому что чувствовала счастье просто от того, что произошло что-то хорошее. Но самое сильное, самое невероятное воспоминание… Как его выбрать?       Может, что-то связанное с Оливером? Ну, конечно. Он же дарит ей столько поводов для радости уже пять месяцев. Он старается не оставлять её без внимания лишний раз, когда у них свободное от уроков время. Он действительно пытается исправиться и не вступать с ней в ссору лишний раз (хотя, надо признаться, Алиса тоже не даёт ему повода и при нём, например, не общается с друзьями-парнями).       Оливер входит в тренерскую, куда она тайно проникла впервые, и на секунду удивляется… Оливер бережно держит её за руку, уводя от дементоров… Оливер целует её, злую и ругающуюся, пока снаружи стучит дождь… Оливер говорит, что она прекрасна, когда звучит музыка…       — Экспекто… Патронум!       Алиса открыла глаза. Ничего. Даже пары жалких искр не появилось. Может быть, она просто плохо сосредоточилась?       Её день рождения, поздравления, танцы, Оливер…       — Экспекто Патронум!       И снова. Палочка, будто смеясь над ней, не выдала ничего. Со всех сторон раздавались голоса, произносящие заклинание снова и снова, и голос профессора, который мягко направлял того или иного студента, наводя на нужный лад.       Что для неё — самое счастливое воспоминание? Есть ли оно вообще?..

***

      — Я вспомнила, как увидела свою новорожденную кузину впервые, — улыбаясь и светясь от гордости за себя, говорила Алисия. Она была единственной из гриффиндорцев, кому удалось вызвать бестелесного, неявного, но всё же — Патронуса. — Это было два года назад. Хейли родилась в мае. И когда я приехала домой из Хогвартса, мне сразу её показали! Она была такой крохой… В общем, это для меня самое счастливое воспоминание. Оно очень сильное.       — Профессор говорил, что воспоминания о семье — самые мощные, что-то такое, — задумчиво произнёс Фред. Пятикурсники шли с урока на обед. В коридорах прибавили факелов и ламп, несмотря на то, что был полдень. — Я тоже пытался вспомнить мелких Рона и Джинни.       — Ага, и я, — сказал Джордж. — Только мне кажется, мы были слишком маленькими, когда они родились, поэтому ничего не вышло.       Фред вдруг хмыкнул.       — Зато мы были уже взрослыми, когда заколдовали значок Перси…       — Или когда он упал на наши карманные кусачки, ха-ха…       Алиса тяжело вздохнула. За окнами, мимо которых они проходили, шёл мокрый снег.       — Какие вы злые. В ваших издевательствах над Перси нет ничего светлого, так что если попробуете представить это в следующий раз, ничего у вас не выйдет.       — У-у, зануда, — скептично протянул Джордж. — У тебя-то почему не вышло?       — Ты могла представить Вуда… — поиграв бровью, втянулся Фред.       — Тысячу раз…       — Все ваши десять тысяч поцелуев…       — И сотни тысяч этих ваших… ну, переглядок, обнимашек, всё такое.       — На крайний случай, ты могла вспомнить Буу… — Алиса не успела задать вопрос, как Джордж перебил Фреда.       — Или нас! — громко воскликнул он. — Мы же нормально веселились летом?       — Не рассыпай нашу самооценку в пух и прах и не говори, что ты о нас не думала! — с притворной мольбой закончил Фред. Он сделал большие-большие глаза и сложил руки в молитвенном жесте. Алиса с лёгкой улыбкой отмахнулась:       — Дураки. В следующий раз обязательно подумаю!       В Большом зале она сразу же отошла от горстки однокурсников и присоединилась к своему любимому капитану. И, хотя она была увлечена обедом и беседой, где-то на подкорке сознания крутилась назойливая мысль: «Почему я должна была подумать о Буу? Откуда они знают про Буу вообще? Они читали «Убить пересмешника»? Не верю!».       Наверное, близнецы просто под впечатлением от урока, поэтому и несут чушь, верно?..

***

      Всю неделю до следующего урока Алиса старалась найти счастливое воспоминание. Это было не просто желание справиться с домашним заданием; у девушки было почти маниакальное стремление освоить сложное заклинание. Как будто, научись она защищаться от дементоров, сможет уберечь что-то ещё, более значимое для неё. В прошлый раз у неё не получилось сохранить украденные воспоминания. И пускай между случаем на скалах и вызовом Патронуса не было ничего общего, Алиса была твёрдо уверена: если у неё получится, второй раз она не допустит ничего подобного…       Она практиковалась в пустых классах, в гостиной и спальне, подбирая то одно, то другое, пробовала подойти к заклинанию с разных сторон, старалась быть расслабленной или наоборот, представляла, что она в критической ситуации…       Не срабатывало. Другие пятикурсники тоже практиковались: у некоторых получались яркие вспышки или снопы светящихся звёздочек.       А у неё не выходило ничего.       Алиса решила отправиться в библиотеку. Сейчас было не самое популярное время для посещения этого места: середина семестра, никаких промежуточных срезов не намечается. За одним из столов, обложившись книгами, сидела Гермиона. Сначала они просто тепло поздоровались, но дальше беседа не зашла. Лестер потратила пятнадцать минут на поиски нужной литературы, нашла множество книг о дементорах, Азкабане и заклинании Патронуса, но нигде, ни в одном фолианте не было сказано, как добыть то, чего нет.       — Сложное домашнее задание? — с сочувствием спросила Гермиона, когда Алиса со вздохом опустилась на стул рядом с ней, почти безо всякой надежды листая очередную книгу. Лестер кивнула. — Какое, если не секрет?       — Подготовиться к тому, чтобы вызывать Патронуса.       Алиса не успела объяснить третьекурснице, что это значит; разумеется, та и так знала. Откуда в этой милой девочке столько усердия и столько возможностей поглощать огромные пласты информации?       — Ого… — Грейнджер приподняла брови. — Боюсь, что это тяжело. Здесь нет ничего, связанного с обычным сосредоточением на объекте или следованию инструкциям… Это ментальная сила.       — Поэтому и тяжело, — согласилась Алиса. — Вот представь себе, что тебе нужно вообразить то, что когда-то принесло больше всего счастья… Что бы ты представила?       — Не знаю. Наверное, друзей… — улыбка Гермионы стала какой-то натянутой и грустной. Она ниже опустила голову и склонилась над своим пергаментом. Алиса почувствовала, что воздух вокруг стал гуще и, в то же время, острее. Девочку что-то мучило… Почему она вообще сидит тут одна над книжками? Почему не проводит время с друзьями или не делает уроки в общей гостиной? Лестер неуверенно положила руку ей на плечо.       — Всё в порядке? — негромко спросила она. Гермиона поспешно кивнула и как-то отрешённо произнесла:       — Да-а… Не хочу об этом говорить.       Алиса решила не сдаваться так просто.       — Что-то с Гарри и Роном?       — Не хочу об этом говорить, Лис, — настойчивее повторила Гермиона, резко переворачивая страницу книги, которую она до этого читала.       — Уверена?       — Да. Извини, мне нужно делать домашнее задание…       Врала третьекурсница небрежно и не особо задумываясь. От внимания Лестер не укрылось, что Гермиона как-то старается закрыть ладонью свои листы пергамента с заметками и страницы книги. Но Алиса решила, что лучше лезть не будет. В конце концов, все имеют право на секреты.       — Я правда могу тебя выслушать, если хочешь, Гермиона, — пятикурсница встала со стула и закрыла свою книгу; она не особо успела в неё вчитаться, но уже знала наверняка, что ничего полезного для себя в ней не найдёт. — В любое время.       — Спасибо, но не нужно, — Гермиона наконец подняла глаза и посмотрела на собеседницу снизу вверх. Хотя девочка была, очевидно, чем-то опечалена, на её губах была маленькая вежливая улыбка. — Надеюсь, ты найдёшь своё самое счастливое воспоминание. Видимо, это сложнее, чем кажется на первый взгляд.       Алиса чуть склонила голову вбок, а потом неожиданно сделала шажок вперёд и обняла сидящую Гермиону. Та негромко (в библиотеке, всё-таки) рассмеялась, на пару секунд спрятав лицо в ладони, а потом обняла её в ответ. Лестер просто хотелось поддержать эту девочку, что бы у неё ни случилось…       И Алиса точно не хотела, случайно скосив глаза на пергамент Грейнджер, увидеть слова «оборотень, не анимаг», обведённые несколько раз рядом с большим восклицательным знаком. Да, это вряд ли домашнее задание.

***

      — Экспекто Патронум!       Снова ничего.       — Экспекто Патронум!       Алиса видела едва различимые октариновые искры, которые волнами разлетались вокруг её палочки, распугивая рой пылинок.       — Экспекто Патронум! Да что же такое?!       Да, она слишком резко взмахнула палочкой, да, она знала, что снова ничего не выйдет ещё до того, как произнесла заклинание до конца, но всё равно расстроилась.       Она отвратительный друг. Чужой успех должен радовать и заряжать её, а не злить до скрежета в зубах. Тем более, если это успех тех, кого она считает своими лучшими друзьями.       Полчаса назад Фред и Джордж хором сказали, что у них получилось — и потащили Алису в ближайший пустой класс. А потом показали полупрозрачных сияющих сорок, которые изящно выскользнули из их палочек, распахнули крылья и недолго покружили по классу.       Улыбки близнецов были довольными и счастливыми. Мальчишки, которые часто твердили, что плевать они хотели на уроки и что им важнее развивать концепцию своего бизнеса, сейчас были рады, как первокурсники, которым впервые удалось трансфигурировать спичку в иголку.       Некоторое время Алиса стояла и разглядывала Патронусов-птиц, пока те не растворились в воздухе. Разглядывала, изучала — и не понимала, что, чёрт возьми, с ней происходит. Её друзьям удалось то, что не удалось ей, — разве это плохо?..       Тогда почему она чувствует горькое жжение и постепенно нарастающую обиду?       Они ведь не виноваты. И она не виновата. Никто не виноват.       — Ребят, это потрясающе! — неестественно радостным голосом произнесла она. — Ха-ха, сороки, серьёзно?       — Видимо, мы те ещё сороки.       — Плуты и болтуны, — один из рыжих отвесил шутливо-торжественный поклон. — Что ещё с нас взять?       — Ну, неправда. Я уверена, что в какой-то культуре сороки обозначают что-то хорошее. О чём вы думали, что у вас получились Патронусы? — сразу стала допытываться Алиса.       — Это личное! — хором и с притворной строгостью отрезали Фред и Джордж.       — Мерлин, ну неужели вам так сложно сказать?       — Хочешь взять с нас пример? — Джордж усмехнулся одним уголком губ.       — У тебя что, до сих пор не вышло?.. — поймав взгляд Алисы и её отрицательное мотание головой, Фред осёкся. — Да ла-адно?       Некоторое время в пустой аудитории было тихо. Потом Джордж чуть расширил глаза и стал убедительно говорить:       — Хей, просто попробуй ещё. Вот прямо здесь и сейчас!       Лестер снова мотнула головой.       — Лис, давай, попробуй, может, сейчас точно получится!       — Нет, нет… — Алиса через силу улыбнулась, слабо обняв себя руками. — Я устала пробовать. Может, мне нужно отдохнуть или должно пройти какое-то время, чтобы и у меня вышло, что-то такое.       Близнецы, даже если и хотели уговаривать её дальше, не стали этого делать:       — Как скажешь. Но не прекращай пытаться.       — Разумеется. Когда в последний раз у вас получалось что-то лучше, чем у меня? — она вдруг почувствовала себя виноватой за свои негативные мысли. Разве Фред и Джордж не заслуживают успеха? Почему, в самом деле, ей везде и всегда необходимо быть первой? Алиса сделала пару шагов, а потом крепко обняла двоих близнецов сразу. — Ох, я так горжусь вами обоими… Горжусь, честно.       Алиса затихла, по-прежнему обнимая их обоих. Близнецы, переглянувшись, осторожно обняли её в ответ.       — Лис, мы скучаем по тебе, знаешь, — негромко сказал Джордж через какое-то время. Фред мрачно добавил:       — Это такой бред, что в присутствии своего парня ты не можешь общаться с другими людьми противоположного пола. — Алиса что-то неразборчиво промычала. — Почему ты не объяснишь Вуду, что любишь его сильнее всех и всё такое и что глупо ревновать тебя к кому-то ещё?       Алиса печально вздохнула, а потом внезапно, неожиданно для самой себя, вымолвила:       — Вы просто не понимаете.       Один из рыжих, Фред, сразу же ослабил объятия и отошёл; Джордж последовал его примеру.       — О, да, разумеется, мы не понимаем, — саркастично бросил Джордж. Алиса хлопала глазами. Что она наделала?!       — Ребят, я не хочу вас обижать…       — Тогда почему ты позволяешь это? — недовольно спросил Фред. — Вуд, между прочим, никак не ограничивает себя в плане общения с девушками.       Лестер вздохнула и попробовала объяснить:       — Я ему доверяю. Но ему… Оливеру просто сложнее с этим, — она почувствовала, что у неё дрогнул подбородок, и чуть отвернула голову, говоря тише: — Фред, Джордж, пожалуйста… Давайте просто пока вот так.       Уизли явно были недовольны таким развитием событий. Нельзя было не заметить, что они втроём значительно реже стали общаться — на уроках, изредка, и коротко в гостиной, ну, и в такие моменты, как сейчас, когда вокруг них не было никого.       Джордж посмотрел Алисе в глаза и спокойно сказал:       — Лис, мы просто не хотим, чтобы с нашей дружбой что-то произошло.       Лестер резко мотнула головой, почти испуганно поднимая глаза на ребят:       — Не произойдёт. Я обещаю, ничего не случится. Вы оба очень дороги мне.       Что-то трогательное было в её последней фразе, что-то детское. Наверное, поэтому Фред тоже «оттаял», и его губы снова растянулись в плутовскую ухмылочку.       — Ладно, крошка, — привычным тоном сказал он. — Нам это не нравится…       — Но мы понимаем, — поспешно закончил за него Джордж, не желая больше возвращаться к нерешённому и, определённо, конфликтному вопросу.       И теперь… Алиса снова была одна в пыльной аудитории. Сколько она тут?       — Экспекто Патронум! Экспекто Патронум!       Косые лучи послеполуденного солнца озарили ворох пылинок, которые, как будто в причудливом танце, кружились вокруг взмахов её руки. Воздух тут спёртый и душный, наверняка здесь очень давно не проветривали. И сама аудитория больше похожа на то место, куда складывают все ненужные и бесхозные вещи. Приличная горка таких вещей почти загородила одно из мутных окон, которые с другой стороны почти полностью завалило снегом.       — Экспекто… — начала Алиса без особого энтузиазма, да так и остановилась, решив не продолжать. Она слабо опустила руку с зажатой между пальцев палочкой, возвела глаза к потолку. Большая круглая люстра с огарками вместо свеч окутана паутиной.       Всё это удручает отменно.       — Как-то быстро ты сдалась.       Голос принадлежал парню с каштановыми волосами и галстуком в серебристо-зелёную полоску. Алиса не знала, как долго он стоял здесь, в дверях, подперев косяк плечом и скрестив руки на груди. Поймав усталый взгляд Лестер, слизеринец коротко помахал девушке.       — Привет, Род, — Алиса слабо попробовала улыбнуться, но у неё не вышло. Она убрала палочку, заправив её за петлю для ремня на брюках. — Что ты тут делаешь?       — Пришёл проверить, кто разносит этот хламовник, — МакГуайр сделал несколько шагов внутрь класса и с лёгким презрением оглядел его: — Серьёзно, ты не нашла места получше?       Алиса развела руки в стороны. Она, если честно, совсем не думала о том, что ей нужна самая лучшая аудитория для практики. Эта — первая, которая попалась под руку.       — Дело не в том, где ты практикуешься, а в том, какой у тебя результат, — с умным видом сказала она. Слизеринец, фыркнув, осторожно присел на край парты.       — И какой у тебя результат?       — А ты не видел?       — Видел. Ты что, не могла представить, как бегала с близнецами по всем четырём гостиным Хогвартса? — Родерик чуть приподнял брови. — Это же было грандиозно!       Алиса рассмеялась. То ли она была слишком уставшей от однообразной деятельности, то ли ей не хватало поводов повеселиться — но… Как она могла забыть про этот случай?       Это было на втором курсе. Сейчас кажется, что в прошлой жизни. И началось всё так же, как, чаще всего, и начинается любая увлекательная приключенческая история у близнецов и тех, кто с ними связывается, — со спора. С пари с каким-то старшекурсником из Слизерина, что Фреду и Джорджу не удастся за неделю попасть во все остальные, кроме своей родной, гостиные Хогвартса.       Поспорили на целый галлеон. У близнецов таких денег точно не было, а Чарли и Перси, узнав про спор, в один голос отказались помогать младшим братьям — в их планах было научить шкодников думать о последствиях.       К близнецам и их миссии подключилась Лестер. Она, благодаря МакГуайру и Тонкс (которая тогда заканчивала седьмой курс), узнала, как попасть в две гостиные сразу, но наотрез отказалась рассказывать о своих открытиях близнецам, если те не возьмут её с собой.       Фреду и Джорджу пришлось сделать это, так что всю неделю в общежития Пуффендуя, Когтеврана и Слизерина заходила улыбчивая и хитрая гриффиндорская комиссия. Да не просто заходила — садилась на диванчики, завязывала беседы со всеми, кто был в поле зрения, знакомилась с обитателями картин, спрашивала, где можно попить чай.       Чаем, к слову, их угостили только пуффендуйцы…       Но тот спор они всё равно выиграли.       — Это хорошее воспоминание. Но не самое яркое… — задумчиво сказала Алиса. На противоположной от окон стене играли слабые солнечные зайчики.       — Ты просто копаешь слишком глубоко. Кто сказал, что нужны самые яркие воспоминания? Нужно что-то, что приносит тебе силу… Понимаешь?       В глубине души… Алиса понимала, что Род — прав. Потому что всё, что связано с счастьем и яркими моментами, очевидно, совсем не работало. От них не появлялись даже жалкие искорки, предвестники Патронуса…       И Алиса знала, что может сработать. Что-то, что раньше, до того случая на скалах, когда она частично потеряла память, заставляло её всю наполняться тёплым и трепетным светом, что-то, что касалось самых тонких струн души. И это было скрыто ото всех, это было то, о чём она практически никому не рассказывала, — это возникало, когда Лестер брала в руки маленькую колдокарточку, подписанную двумя словами: «Моя Касс».       Алиса сейчас даже не была уверена, что это так же важно и значимо для неё, как раньше. Она, если честно, боялась проверять. Боялась понять, что будет, если она сосредоточит все свои мысли на отце, и Патронус снова не получится.       Поэтому она только вздохнула и слегка пожала плечами, пробормотав, не глядя Роду в глаза, что не хочет больше пытаться.       МакГуайр встал с парты. Он несколько секунд с внимательным прищуром смотрел на старую подругу, а потом негромко сказал:       — Дай себе время, ладно? Всё само к тебе придёт. И вообще, весна скоро! Посмотри, сегодня солнце вышло впервые за столько дней…       Лестер со слабой улыбкой кивнула. Да, она заметила солнце, но для неё до слов слизеринца это и не было чем-то не само собой разумеющимся. И пылинки, позолоченные солнцем, и тающие сосульки, и утро, которое наступает всё раньше, — почему для неё это данность, а не лишний повод для радости?       Когда МакГуайр вышел из кабинета, попросив напоследок долго не задерживаться, Алиса снова вынула палочку и перехватила её обеими ладонями, сцепив их перед собой в замок. Закрыла глаза, глубоко вздохнула.       Попробовать, по крайней мере, стоит. Она больше потеряет, если не попробует совсем ничего.       Гриффиндорка она, в конце концов, или кто?       Сначала мысли не слушались; под гнётом усталости они наслаивались одна на другую и мешали своим сплошным шумом. Пятикурсница закусила губу, настойчивее и упрямее думая об одном и том же. Почему она так много времени на это тратит, в самом деле, Фред же верно сказал — если на неё нападут дементоры, времени столько не будет…       Сначала перед глазами появилась сцена с колдографии, которую Алиса с Рождества носит с собой. Маленькая девочка и её герой, её папа в чёрной кожаной куртке. Потом появилось что-то ещё… Какие-то совсем ранние, размытые и неуверенные воспоминания. Отец, который подкидывает и ловит её на руки. Отец и мать, которые улыбаются, разговаривая с ней. Отец, который играет ей на гитаре, а она тянет к струнам свои маленькие ручки и портит его композицию.       — Экспекто… Патронум.       Она пробормотала это сама, чувствуя, что к рукам прилило привычное невербальное тепло. Алиса была поглощена своими детскими обрывками памяти, которые раньше она не видела, потому что до этого, видимо, ей и в голову не приходило обратиться к собственному подсознанию. Но она чувствовала, что после того, как она произнесла эти два слова, которые почти набили ей оскомину, всё изменилось.       Алиса почувствовала, как палочку слегка тряхнуло, и вцепилась в неё крепче; она почувствовала, как колесница тепла и света, облачённая в какое-то живое существо, материализовалась и, осмотревшись, пронеслась вокруг девушки по грязному полу аудитории; она почувствовала, как это существо, сотканное из её глубокой тайны и детского счастья, обдало её своим заряженным энергией невесомым и неслышным дыханием, знакомясь со своей создательницей. Алиса чувствовала, что не верит в то, что это произошло. И она не открывала глаз до того момента, как не почувствовала, что силы её заклинания иссякли.       Когда Лестер открыла глаза, она была одна. Эти стены, эта пыль, эти окна за сугробами, эти раскрытые книги с повреждёнными страницами, это тряпьё, эти коробки и эта люстра в паутине — все они были свидетелями того, что здесь был её Патронус.