I'll be your song when the dance is over

      Алекс не знала, почему она так свято верила в невиновность Блэка, ровно как и не знала, почему все сразу поверили в его виновность. Сириус, их Сириус, с его замашками богатенького мальчика, обаятельный, местами жестокий, но при этом абсолютно открытый, честный и отзывчивый человек. Которому, кажется, для счастья многого и не надо — друзей рядом, выпивку да красивых девчонок на мотоцикле покатать. Человек большой души, который первым бросался бороться против Пожирателей, который всеми силами помогал Ордену, но мракоборцем так и не стал — не хотел оказаться «министерской пешкой» в руках у жестокого Барти Крауча…       Больше всего, конечно, Алекс разочаровалась в Люпине. Они же росли все вместе, они же учились на одном курсе — Люпин, Поттер, Блэк, Петтигрю… Об их дружбе ходили легенды даже после окончания школы. Ну кто из них, мальчишек, мог в итоге стать предателем после всего того, что они пережили вместе?..       И Джеймс, и Сириус всегда называли Римуса самым разумным и эмоционально устойчивым человеком в их компании. Но когда случилась трагедия в Годриковой впадине, Люпин сразу же ушёл в себя. Психовал, убивался, что не смог спасти, что не стал сам Хранителем тайны, не увидел вовремя приближение беды.       И когда Александра практически прижала его к стенке и спросила, серьёзно ли он верит в то, что Блэк — маньяк, убийца и, к тому же, приспешник Волан-де-Морта, Люпин ответил, что больше ни во что не верит. Хороший ответ. Им можно успешно прикрыться. Алекс искала ответы на свои вопросы, обращаясь ко всем членам Ордена, но все отводили глаза. Её как холодом обдавало и она постепенно потеряла веру в людей.       Ответы на вопросы не были найдены, в своей почти слепой вере в невиновность Сириуса она оказалась одна. На смену шоку пришло отчаяние, затем — гнев. Её настойчивые просьбы пересмотреть дело Блэка проигнорировали и отклонили. А потом весьма ясно дали понять, что не стоит этим заниматься. Ей ещё дочь надо растить.       Поэтому Алекс поначалу не испытывала никаких тягостных чувств, когда собиралась переезжать. Несколько лет кряду она жила в самой гуще событий, в центре Лондона, крутилась в самых горячих схватках и одной из первых узнавала обо всех происшествиях. Лондон всегда был огромным, хитрым и живым переплетением дорог, судеб, разговоров и историй; этот город пульсировал, подобно человеческому сердцу, и его ритм не умолкал ни на секунду. Среди шума, бега и ежеминутных открытий Алекс, быстроногая, молодая и охотная до головоломок и драк, чувствовала себя как в своей тарелке.       А потом она переехала в Портстьюарт, в Северную Ирландию. Городишко, название которого она нашла в телефонном справочнике. Нигде больше, кроме этого справочника, об этом месте не было никакой информации: похоже, что там никогда не жили известные люди, не свершались важные исторические события и сюда уж точно не приезжали школьники-магглы на экскурсии. Алекс это очень понравилось.       Ей было тяжеловато одной, но она быстро привыкла. Бег замедлился, голоса людей сменились криками чаек и всплеском волн о камни. Весь прежний мир мисс Лестер, кажется, раз за разом разбивался об эти обветренные и неровные скалы. И осознавать это было очень странно. Почему-то оставить старый дом оказалось сложнее, чем людей. Алекс дольше думала о вещах и мебели, от которой нужно было избавиться при переезде, а вот связи с людьми оборвала, как тонкие ниточки, которые торчат из края одежды. Она убеждала себя в том, что так будет лучше, но… Удар волны о неровный берег, гудки товарных судов и мысли, мысли, мысли…       От мыслей спасала дочь. Алиса заменила собой весь мир и Алекс начала жить для неё. Она любила её больше всего, и оберегала от зла, как могла.       Алекс было бы легче, если бы эта девочка была похожа на неё или на её родителей. Но, кроме карих глаз и некоторых черт лица, Алиса была полностью копией Сириуса. Тёмные кудрявые волосы, правильные черты лица, улыбка… Впрочем, Блэковский характер девочке не достался. О, она совсем не была занеженной аристократкой, которая морщилась каждый раз, когда марала платьице. Алиса росла весьма открытой, любознательной и весёлой девочкой. У неё было очень развитое воображение, она придумывала игры буквально из всего, что было рядом с ней. Только вот играть было не с кем — единственными, с кем её мама сохранила хоть какой-то контакт, были Тонксы. Нимфадора обожала свою маленькую троюродную сестрёнку Алису, только вот виделись они нечасто.       Чтобы Алисе не было одиноко дома, без братьев, сестёр и других членов семьи, Алекс отдала её в маггловский детский сад в городке, в котором они жили. Ей хотелось, во-первых, чтобы дочка социализировалась, во-вторых, чтобы нашла друзей. И то, и то получилось. Девочке нравилось в саду, а в то время, что она была там, Алекс успевала работать.       Девочка росла и постепенно обнаруживала в себе магические способности. Чары и волшебство выпрыгивали из неё, как мячики, отбитые теннисной ракеткой. Всё было вполне безобидно и порой даже смешно; юная леди выставляла вперёд ручки и запускала из ладошек лучи света, которые заставляли игрушки летать по комнате, книжки — падать с полок, а однажды, когда она сильно капризничала, то расхлопала все до единой лампочки на кухне и в коридоре. Алекс понимала, что девочка делает это неспециально и почти неосознанно, что она учится владеть собой, поэтому лишь запасалась терпением и не запрещала ребёнку колдовать.       Всё было в порядке, думала она.       Пока однажды на работу пришёл громовещатель из Министерства. Вспышка нестандартной магии в поселении магглов. В их городке, да ещё и в детском саду, куда ходит дочка. Алекс сложила два и два, усмехнулась, ожидая чего угодно — в основном, очередного круговорота летающих кубиков или игрушек. Примчавшись в садик, она увидела удивительную картину: на площадке для прогулок стоит толпа детей, сбившись в одну кучку рядом с воспитательницей, которая стояла перед ними, тщетно и нелепо пытаясь закрыть их руками. А в центре её маленькая Алиса, которая колдовала над кустом, выросшим прямо посреди площадки, покрытой гравием. На кусте росли то розы, то болотные кувшинки, то крупные ягоды клубники разных цветов радуги. При этом Алиса звонко хохотала и не замечала, что происходит вокруг неё. Она была совершенно счастлива, когда взмахивала своими ручками и заставляла куст снова и снова преображаться.       На Алекс, которая ворвалась на площадку, уставились двое волшебников в кожаных мракоборческих плащах. Одного из них Лестер не знала, а вот вторым был Грюм. Он сердито пялился, пока она, улыбаясь и здороваясь с ошарашенной воспитательницей, подходила к дочке.       — Мамочка, посмотри! — радостно и звонко сказала Алиса, увидев маму. Она повернулась к ней и запрыгала на месте, и потянула ручки вверх. На лице девочки была улыбка от уха до уха. — Я колдую! Совсем как ты-ы!       — Умница моя, — Алекс, как ни в чём не бывало, взяла дочку на руки и поцеловала её в щёку. Её голос был тёплым и заботливым. — Это очень красиво! И как тебе это удалось?       Как будто за их спинами сейчас не появился отряд Стирателей памяти, а Грюм не продолжал внутренне закипать, постукивая от напряжения своей деревянной ногой. В толпе малышей послышались чьи-то всхлипы.       — Не знаю… Я просто захотела и — бух! — она снова махнула рукой в сторону куста. На нём выросли белые лилии. Воспитательница ахнула, едва не теряя сознание.       — Миссис Майкл, я сегодня заберу её раньше, вы не против? — весело спросила Алекс, снова целуя Алису в щёчку. — Эта юная волшебница заслуживает порцию мороженого!       — Д-да, конечно… Сделайте с ней что-нибудь… — чуть не плача, произнесла воспитательница.       — Всего доброго! — одновременно сказали Алекс и Алиса. А потом Алекс развернулась к мракоборцам и к Стирателям памяти. С сияющей улыбкой она подошла к ним и сказала, обращаясь, прежде всего, к Грюму, который был зол, как никогда, — Мы — домой. Вы разберётесь здесь сами?       — Я загляну чуть позже… — с нервным клокотанием в голосе рявкнул Грюм. Алекс прямо видела ругательства, которыми он хотел плеваться на неё, но он сдерживался при ребёнке. — Есть о чём поговорить.       — Ух ты, у нас будут гости! — радостно сказала Алиса, не отрывая взгляд от искусственного глаза Грюма. Александра поспешила унести её домой, пока не услышала от дочери странных вопросов. А не то Грюм, не ровен час, начнёт пеной плеваться и материться во весь голос.

***

      Грюм появился на их пороге через час. Он вошёл, стуча своей деревянной ногой, через чёрный вход, как делал всегда, и с нетерпеливым видом плюхнулся на кресло на кухне. Чуть сгорбленный, подозрительный, весь щербатый и злой, как чёрт. Искалеченный нос втягивал воздух, ожидая учуять отраву или яд, а огромный подвижный глаз метался от одной точки к другой. Его никто не приглашал, но ему было плевать — такой он, Аластор Грюм. Его ещё попробуй выгони!       Алекс только успела отправить дочь к себе в комнату и запереть дверь на кухню, как старый мракоборец разразился гневной тирадой. Не каждый день из-за юных волшебников, которые только впервые замечают проявления своих магических способностей, приходится вызывать отряд Стирателей памяти. Не каждый день первые безобидные проявления магии регистрируются как вспышка яркой силы в месте скопления магглов. Не каждый день пятилетний ребёнок заколдовывает другого ребёнка и превращает его в куст…       — Погоди, что? Она заколдовала… Ребёнка? Полная трансфигурация человека? — лицо Алекс было одновременно восторженным и сильно удивлённым. До этого дочь не рассказывала ей, что тем кустом, над которым она колдовала, был ребёнок… Алиса только хвасталась, «какие чудесные вырастила цветочки».       Грюм недовольно фыркнул:       — Вряд ли твоя дочь понимает, что такое полная трансфигурация человека, но — да. Если тебе интересно, ребёнка пришлось везти в Мунго. Трансфигурация была очень неаккуратной. Оно и понятно — девчонка, всё-таки, колдовала, а не шестикурсник из Хогвартса, как минимум.       — Ох, все Великие… — Александра, резко побледнев, спрятала лицо в ладонях. Сердце гулко отбивало удары где-то в горле. — С ним же всё будет в порядке?       — Ты не о нём должна думать, идиотка! — рявкнул Грюм. — А о своей дочери! Я в жизни такого не видел — чтобы пятилетний ребёнок такое чудил…       Алекс подняла голову и убрала руки от лица. Её глаза чуть сощурились, губы вытянулись в линию.       — Ты, вообще-то, много детей видел? — сухо поинтересовалась она.       Грюм отмахнулся и не ответил. Он потянулся к своей набедренной фляге, отпил из неё, вытер рот ладонью и только потом прохрипел:       — Эта магия — не уровня пятилетнего ребёнка. Вот что я хочу сказать… — Аластор вдруг пронзил её взглядом ярко-голубого искусственного глаза. — Может, ты с ней тайно занимаешься, учишь чему тут, а?       На секунду воздух стал острым, как тонкая игла.       — Не знаю, как ты мог такое подумать. Мне делать, что ли, нечего? — процедила Алекс. — Ещё скажешь — это я натравила Алису на того ребёнка?       Грюм крякнул и направил на женщину указательный палец той же рукой, которой он держал флягу.       — Твоя дочь сильнее, чем должна быть по возрасту. И дальше, скорее всего, будет ещё хуже. — последние слова он сказал тихо, но Алекс хватило этого, чтобы вскинуться.       Она быстро помотала головой:       — Хуже? Что плохого-то в магии?       — То, что, когда она будет расти, она будет становиться сильнее и опаснее. Сегодня — трансфигурация, завтра она кого-нибудь покалечит, послезавтра — убьёт…       — Моя дочь никого не убьёт! — вспылила Алекс. — С ней всё нормально, она замечательная и то, что в ней магия бьёт ключом не значит, что она опасна! Что ты скажешь дальше? Что она вся в своего отца?       Повисла тишина. Только слабый ветер трепал занавески на окнах, а из крана редко капала вода. Воздух как будто стал гуще и острее. Больная тема задела обоих взрослых и заставила вздрогнуть девочку, которая подслушивала под дверью.       — Ну… — фыркнул Грюм, поднимаясь со стула. Деревянная нога громко клацнула по полу, а ножки стула противно ёрзнули по плитке. — Ты меня опередила. А вообще советую тебе подумать над этим на досуге. Над её магией, то бишь. В Мунго можешь обратиться — может, они такое лечат… Лучше сама обратись, слышишь, пока они к вам не нагрянули.       Грюм ушёл так же быстро, как и появился, и Алекс не успела запустить в него кухонным полотенцем, как хотела. Он продолжал фыркать, когда закрывал за собой дверь, ведущую на маленький задний двор. Его подвижный глаз прекрасно видел, как зла на него эта женщина, но защищаться Грюм и не думал.       Алекс облокотилась на стол, сцепила ладони в замок и положила на них лоб. Алиса прислонилась спиной к стене в коридоре, кусая губы, разглядывала свои руки и думала, почему этот странный дяденька с его волшебным глазом посчитал её больной.

***

      Волосы Римуса Люпина всегда пахли ветром, а на одежде всегда была дорожная пыль. Сколько не стирай и не чисти, эта пыль всегда остаётся — в углу кармана, в загибе рукава рубашки, в шлейке ремня для брюк. Несколько крупиц, какая-то мелочь, которую можно научиться не замечать, но каждый раз эта мелочь вызывала лёгкое раздражение. Иногда Люпину казалось, что пыль оседала на его коже, забиваясь в поры, откуда её было не вывести даже самой жёсткой мочалкой. Это ощущение неизменно появлялось в особо тяжёлые времена.       Люпин часто был в дороге: в походе, в окружении особых фантастических тварей, в исследовании магии и магозоологии, в поиске работы, в конце концов. Молодому человеку пришлось пройти немало дорог и путей, познакомиться с многими людьми, части из них пришлось стереть память об этом знакомстве… С каждым разом всё проще признавать тот факт, что тебе совсем не рады, если знают, что ты — оборотень, а не просто держишь дома невоспитанную кошку, которая расцарапала тебе лицо, шею и руки, а ещё имеешь привычку каждое полнолуние валяться с гриппом или навещать очередную умирающую тётушку.       В одном месте месяц, в другом — два, перерыв между этими работами может быть от одного дня до неопределённого срока. В лучшем случае — «было приятно иметь с вами дело, сэр», в худшем — «обливиэйт». Хлопок двери (неизменно) и снова — дорога, ветер, люди, опасения…       Люпин бы отказался от дорог и ветра с большим удовольствием, если бы он не был вынужден питаться, жить в жилом помещении и пользоваться благами коммунальных услуг, а ещё удовлетворять простые человеческие потребности. Носки, например, имеют свойство изнашиваться до невозможного состояния, а кофе или стиральный порошок — заканчиваться, и по закону Гэмпа ты не можешь создать его из ничего. Шоколад, кстати, тоже не бесплатный. А это, между прочим, надёжный и верный источник дофамина.       Времена у Римуса Люпина были плохие и хорошие. Всё зависело от денег. А ведь говорят, что не в деньгах счастье… Что за бред.       В хорошие времена Люпин даже книги себе покупал, в плохие — довольствовался местной библиотекой. В хорошие времена Люпин покупал аконит и чистил свой старый котёл. В плохие — спускался в подвал за несколько часов до наступления полуночи в день полнолуния и заколачивал дверь изнутри досками. Подвал разнести совсем не жалко, а вот в доме и без того всё очень старое. Каждый удар молотка — лишнее напоминание, что он конченый неудачник. И что не будет в его жизни второго Альбуса Дамблдора.       Да и друзей таких, которых он потерял, тоже не будет.       Но в любые времена, хорошие или плохие, Люпин был и оставался крёстным отцом у милого кудрявого существа, которое ещё ни разу при встрече не забыло прыгнуть ему на шею с радостным писком: «Ре-е-е-еми!». И в любые времена он отправлял ей подарки на Рождество, день рождения, иногда и без повода. В любые времена он обговаривал с матерью этого существа возможность его приезда.       Алекс каждый раз, когда видела, как её дочь с широченной улыбкой бежит висеть у него на шее, поджимает губы и сводит брови. Она не забыла то, как он отказался помогать ей спасать шкуру Сириуса.       — Ты можешь успокоиться, Алекс, в самом деле, прошло почти восемь лет…       — Заткнись, Люпин.       О, затыкаться Люпин умел превосходно. Можно было и помолчать ради того, чтобы лишний раз посмотреть, как Алиса ест мороженое, которое он привёз или восторженно рассказывает о своих приключениях и открытиях, а её глаза становятся большими и широкими от переполняющих девочку эмоций.       Алиса — скорее всего, единственный человек, который не считает его неудачником. Более того, она в восторге от Римуса. От того, как он рассказывает ей про разных магических существ, с которыми он сталкивался в своих извечных странствиях, от того, как он из кусочков дерева с помощью волшебной палочки создаёт новые и новые игрушки, от того, какие книги он ей дарит. Люпин совершенно не разбирается в том, что нужно дарить девочкам, поэтому дарит книги.       Алиса знает о его болезни. Кто рассказал ей или как она узнала — открытый вопрос. Самое главное, что для неё самой ничего не меняется. Люпину претит то, как девочка на это реагирует. Получше многих взрослых. Не боится. Не считает его монстром. Не заливает его плечо слезами сочувствия и не обещает, что вылечит, когда вырастет. Она… Просто обнимает его чуть крепче, чем обычно, и спрашивает, насколько это больно.       — Это не больно, детка, — говорит он бодрым голосом и даже находит в себе силы улыбнуться, когда Алиса с недоверием поднимает голову и смотрит на него взглядом, на который способна, наверное, только её мать. Кого ты пытаешься обмануть, Люпин?       — Такого быть не может, Рем, — твёрдо отвечает Алиса. Римус приподнимает одну бровь, тогда Алиса объясняет: — Я читала про оборотней в мамином справочнике, — Мерлин великий, лучше бы она рассказала, что узнала, как взрослые занимаются сексом. — У тебя всё тело меняется, ведь так? Кости ломаются и превращаются во что-то новое, даже череп сужается, а ведь это страшно опасно. Мама говорила, что даже лёгкое сотрясение мозга может привести к большой беде. Да и вообще… Это больно, когда кости ломаются. Дора ломала ногу. Она орала, как поросёнок, которого режут.       — Мне не больно, — мягко соврал он, погладив девочку с пытливым и внимательным взглядом по тёмным волосам. — Волк живёт во мне уже столько лет, что трансформация стала частью моей жизни. Даже если есть какая-то боль, я её не замечаю.       Наверное, не стоило так откровенничать. Наверное, вообще не стоило поднимать эту тему. Римус порадовался, что во время этого разговора Алекс рядом не было.       Алиса слегка закусила губу и вздохнула через нос. Пару секунд посмотрела на него глубоко и внимательно, а потом порывисто и крепко обняла его.       Они с крестницей были удивительно похожи. Они оба жили во власти магии, которую были не в силах контролировать. Ликантропию Римус считал магией, потому что ещё ни один маггл не выжил после укуса оборотня. Превращение в волка — очень болезненная трансформация. Настолько болезненная, что её способны пережить только волшебники.       Алиса не была оборотнем, но она прекрасно понимала Римуса, который не мог рассказать другим о себе всё. В ней жила магия иного рода. Невербальная магия. Буйная, стихийная сила, которая оставляла небрежные и рваные следы, которая порой, в моменты эмоционального всплеска, например, вырывалась наружу. Иногда всё было безобидно и даже смешно, но один раз Люпин лично видел, как Алиса, не в силах собой управлять, выпускает из рук столпы яркого света и огня, которые начисто сожгли пару кресел и мягкий коврик. А ещё он знал, что девочка несколько раз поджигала деревья рядом с домом.       Девочка была и напугана своими способностями, и восхищена ими. Алекс делала вид, что всё в порядке, и: «я сама знаю, что мне делать со своей дочерью, ей не нужна помощь, она просто учится колдовать, как и все нормальные дети».       Римус сонно провёл рукой по волосам. С них никогда не смоется запах ветра. Как из его тела не вымоется ликантропия и дорожная пыль.       Он отпил крепкого и горьковатого кофе, глядя, как к окну подлетает сова от редакции «Ежедневного Пророка». Сейчас были хорошие времена, он уволился только пару дней назад. Экономить пока не было надобности, поэтому подписку на рассылку газет ещё не отменил.       Сова не успела требовательно постучать клювом по подоконнику, потому что Римус открыл форточку раньше. Он отдал птице привычную плату и налил в неглубокую миску воды. Люпин жил далеко от Лондона и, чаще всего, совам нужно было набраться сил перед отлётом. Пока птица, устало расправляя перья, пила, Римус развернул газету.       Следующие двадцать минут прошли довольно тихо. Он углубился в чтение, по диагонали прошёлся взглядом по основным статьям, а затем стал изучать блок с объявлениями о поиске сотрудников. В основном, эти объявления касались министерских отделов — ищут стажёров на должность Ликвидаторов проклятий или новых спортивных комментаторов.       Римус недовольно свёл брови. И сегодня ничего, что ему подходит…       За окном на миг мелькнула тень, а в следующий момент на подоконник плюхнулась сова. К её лапке было привязано письмо.       Первые несколько секунд Люпин рассеянно моргал. Почему-то вспомнил начальника с последней работы, который клялся, что найдёт его «вонючую волчью шкуру». Вдруг это письмо от него и в конверте замаскированный гной бубонтюбера?       А потом он узнал аккуратный детский почерк и от лица отлила кровь. С чего ради Алисе понадобилось написать ему? Она обычно только поздравительные открытки присылает, но сейчас май, никакими праздниками и не пахнет. Обычно её почерк аккуратный, почти без чернильных клякс, но здесь строчки скачут и некоторые буквы расплываются. Внутри всё похолодело — она что, плакала, когда писала это? «Рем, мне плохо. Моя магия просто ужасна. Произошло кое-что ужасное. Мама думает, что всё в порядке, но я вижу, что она врёт. Мне очень страшно. Я монстр. Я могла убить ту женщину, но мама говорит, что всё в порядке. Я не могу это контролировать, никак не могу. А вдруг будет ещё хуже?..»       Он не дочитал письмо до конца, только сжал его в кулаке и, махом допив кофе, снял с крючка дорожную мантию и трансгрессировал.       Десять лет назад Сириус просил позаботиться о его дочери, если с ним что-то случится. Алекс всё это время твердила, что обойдётся без его помощи и что она сама справляется.       Люпин от души порадовался, что в своё время, в очень-очень хорошие времена, ему доверили честь стать крёстным.