Над пересмешником

      Дождь с начала поездки значительно усилился: его крупные капли безудержно барабанили по крыше автомобиля, заглушая очередную попсовую ахинею, игравшую по радио. Капли поменьше целились напрямую в единственное приоткрытое окно правого заднего ряда, точно в лицо юноши. От брызг парень щурил глаза, однако не спешил закрывать окно даже по просьбе папы. Он очень грустил, но не из-за погоды. Это природное явление — лишь ещё одна ступень к началу чего-то нового.       Чимин с тоской вспоминал родные улочки и баскетбольное поле, где был отыгран не один товарищеский матч. С печалью вспоминал бездомного кота, которого подкармливал каждый вечер. Грустил по друзьям. Те пятеро ребят навсегда останутся в его памяти, в том сокровенном уголке, где он пообещал быть с ними вечно.       Проехав мимо красной вывески с белой надписью «Yummy Hamy», на него обрушилось множество горестных воспоминаний, связанных с этим местом. Каждый день после учёбы он с друзьями тащился в эту забегаловку за вкуснейшим куском торта. Там они каждый год справляли день рождения Юнги: друг один раз переел сладкого и половину вечера клеился к симпатичному альфе, старше его примерно раза в два. Здесь они все шестеро впервые познакомились. Думая о друзьях, Чимин горько улыбнулся, а затем улыбка пропала с его лица так же внезапно, как и появилась. Он выдохнул обречённо, и этот вздох не смог остаться незамеченным для пассажира спереди. — У тебя там всё хорошо? — спросил папа, обеспокоенно обернувшись через левое плечо. — Нормально, — сухо ответил Чимин, не отводя взгляда от окна. — Сынок, вот увидишь, тебе понравится новое место. Ты же у нас умный мальчик, быстро приспособишься. Мы с отцом обещаем, что на новом месте ты тоже обретёшь новых друзей. Правда ведь, Богом? — Мужчина посмотрел на мужа серьёзным взглядом, чтобы тот также принял участие в разговоре. — Ага, — лишь для вида поддакнул тот, не желая отвлекаться от дороги. Супруг закатил глаза, но ничего мужу не сказал. Зато сказал Чимин: — Но я не хочу новых друзей, я хочу старых! Все эти ваши вынужденные переезды по работе меня не касаются. Я мог бы и в Пусане остаться жить! — Нет, не мог! — строго высказался родитель. — Ты ещё слишком юн, чтобы жить один. — Мне четырнадцать! — Хочешь сказать, что уже взрослый? — Именно это и хочу, да!       Отец с водительского места ехидно хмыкнул, а папа снова развернулся, впиваясь напряжёнными пальцами в обивку своего сидения: — Вот оно как? Значит, ты готов сам стирать одежду, готовить завтрак, обед и ужин? Готов работать, чтобы оплачивать квартиру и удовлетворять свои нужды? — Чимин на это лишь насупился, сложив руки на груди. — Что-то я не слышу ответа? — Готов, — пробубнил себе под нос парень. — А ну-ка повтори, юноша?! — Мужчина решил взглядом надавить на сына. Но Чимин ничего повторять не стал, как и смотреть на родителя тоже. Он подумал: «Пусть что хочет, то и думает!» И даже если он ему не ответил, это не значило, что он принял поражение. Из этого следовало, что он просто не захотел отвечать.       Готов ли этот черноволосый юнец на самом деле вылететь из-под родительского крыла в огромный мир самостоятельно? Конечно, нет. Он сказал «готов», потому что злился, ведь его мнения о переезде никто не спросил. Ему просто сказали, чтобы через три дня вещи были укомплектованы по коробкам. И всё. Отреагировал ли он на эту новость буйно? Естественно, его же в одночасье лишили всего: родного дома с собственной лужайкой на заднем дворе, верных и преданных друзей, любимой школы, в которой он учился с первого класса, прекрасного учителя по гитаре, у которого занимался целых пять лет. Родители растоптали его желания, буквально вырвали из привычной жизни. И как жить дальше на новом месте, Чимин не знал. Не имел понятия. Он наблюдал за тем, как зелёные пусанские деревья сменялись сеульскими многоэтажками, и не понимал, как теперь существовать. Волнение с каждым оставленным позади километром всё нарастало и нарастало. В груди образовался страх: «А что, если школа будет не такой классной, одноклассники окажутся не такими клёвыми, а дом не столь уютным? Что тогда?» Ведь пути назад нет. Этот переезд — окончательное решение, которое не подлежит обсуждению. Это Чимину дали понять сразу. Вот и теперь, когда их белый Hyundai Creta остановился около серого дома, у которого Чимин насчитал целых десять этажей, он с тяжёлым сердцем осознал — новая жизнь будет в тысячу раз тяжелее предыдущей.

.......✎

— Давай, сынок, бери ту коробку из багажника, — сказал папа, стоя около подъезда и держа в каждой руке по пузатой сумке с одеждой. — Какую именно? — спросил Чимин, заглядывая в багажник. — Тут их две. — Значит бери и ту, и другую. Давай, поторопись. — Ты ведь знал, что я не царь скорпионов и у меня только две руки? Я не унесу их за раз, они же огромные! — Слушай, ты прекратишь мне сегодня дерзить или нет?! — прикрикнул мужчина, скорчив злое лицо. — Меньше всего мне сейчас охота слушать твои пререкания. Быстро взял коробки и понёс в квартиру! — Лааадно, как скажете, ваше величество, — съехидничал Чимин и, закатив глаза, полез за самой дальней коробкой. Он долго возился, пыхтел, но всё же умудрился взять их все разом.       К лифту двигался на ощупь, так как большие коробки преграждали путь, а распластаться по полу, выставив себя перед новыми соседями в глупом виде, как-то не хотелось. Поэтому он соблюдал крайнюю осторожность и особо не торопился.       Лифт остановился на пятом этаже. Чимин еле вылез из его узких дверок, едва не порвав рукава новой неоновой олимпийки. Тихо, но гневно покрыв нелестными словами старый лифт, он доковылял до квартиры, не в силах отпустить мысли о злосчастном переезде. На подсознательном уровне он запрограммировал мозг посылать негативные сигналы на любую реакцию. Возможно, чтобы позлить родителей, ведь на самом деле он никогда не вёл себя развязно, даже слова против не смел сказать до того дня, как узнал об этой новости. С того дня всё стало иначе.       В новой квартире прихожая ничем особым не отличалась, парень даже не удивился: по правую руку такой же шкаф-купе, оформленный во всю длину стены, напротив — минималистичное продолговатое зеркало. Мягкая обувница, сделанная будто из искусственной кожи какого-то белого крокодила или слона, стояла около входа. Сразу под зеркалом расположилась небольшая тумбочка, куда можно сложить всякую мелочь. Серая панель термостата, стрелка которого показывала 24° тепла, висела сбоку от входной двери. Там же красовался сенсорный экран домофона. На этом, пожалуй, и всё. Единственное различие — это бежевая плитка под ногами и того же цвета стены. В прошлом доме вся прихожая была тёмно-коричневой. — А куда коробки-то девать? — громко крикнул Чимин, не переступая порог коридора, чтобы не запачкать подошвой грязных кроссовок пол. — Оставь около двери, — эхо отца раздалось из глубины квартиры. — Ладно.       Как и было сказано, он бросил коробки около входа, после чего хорошенько отряхнул пыльные ладони о джинсы. Что ж, затащить эту тяжесть на пятый этаж оказалось нелёгкой задачей, но всё получилось. В отражении зеркала взъерошил колючую чёлку, разулся и непринуждённой походкой прошёл внутрь.       Внешняя отделка квартиры выглядела так себе, Чимин сразу это подметил. Вероятно, денег у хозяйки квартиры хватило только на ремонт в прихожей, потому что как на кухне, так и в ванной комнате мебель была довольно старая, чего уж говорить о гостиной, где из всех удобств, упомянутых по телефону, стоял лишь белый диван на хлипких деревянных ножках. Такие обычно сделаны из низкосортных материалов и продаются по цене ниже рыночной. «Так вам и надо», — злорадно подумал Чимин, слыша, как по этому поводу ругаются родители. Он засунул руки в карманы олимпийки Adidas и под громкие крики своей наивной семейки побрёл изучать квартиру дальше.       Выйдя из гостиной, прямо по курсу нарисовался длинный, но узкий коридор, три двери которого располагались Т-образно. Чимин прошёл вперёд, первым делом решив заглянуть туда. Внутри оказалась кладовая. Ничего интересного: темно, к тому же пахло сыростью. Он быстро закрыл её и открыл дверь слева. Пустая квадратная комната с большим окном впечатлила его куда больше, чем ранее увиденное. Он прошёл вперёд и дёрнул на себя белую пластмассовую ручку узкой балконной двери. Ступив наружу, перед ним открылся вид на заднюю площадку дома. — Сынок, ты уже выбрал себе комнату?       Это кричала папа.       Чимин поспешил выйти с балкона: — Нет, ещё выбираю.       Сказав эти слова, он оглянулся напоследок, осторожно прикрыл за собой дверь и направился в последнюю неизученную комнату. Зайдя внутрь, всё показалось ему мёртвым. Стены выкрашены в холодный серый цвет, скучный, как плесень в банке с двухлетним вареньем. На полу однотонный ворсистый ковёр цвета унылого дождя. А единственное окно оказалось плотно заколочено досками. Зачем с ним так? Чимин совсем этого не понял. Он скептически прошёл к окну, прикрыв за собой дверь. С каждого конца доски́ наружу торчали круглые шляпки гвоздей. Он с минуту задумчиво разглядывал доски, потирая пальцами подбородок, параллельно сгорая от любопытства. «Интересно, какой из окна вид?» — всё думал он, пока не решил окончательно взяться за инструменты.       Из комнаты вышел донельзя воодушевлённым. Отца нашёл на кухне, копающимся в вентиляционной дыре высоко под потолком. — Эй, ты не знаешь, в какой из коробок у нас лежат инструменты?       Папа, что придерживал мужа за ноги, чтобы тот не рухнул с табуретки вниз, бросил короткий взгляд на сына: — А зачем они тебе? — Хочу вскрыть окно в дальней комнате. — Вскрыть? — Да, оно досками заколочено. Там, правда, ещё решётка железная к окну приварена. Даже не знаю, кого прошлые жильцы в той комнате пытались удержать от побега. — Наверное, непослушного четырнадцатилетнего сына, — с издёвкой предположил папа, иронично поглядев на мужа в поиске поддержки. Тот улыбнулся, вынув изо рта крестовую отвёртку и руки из вентиляции. — Что конкретно тебе нужно? Гвоздодёр? — поинтересовался отец, спускаясь со стула и вытирая испачканные руки тряпкой. — Было бы неплохо, — согласился Чимин, следуя за ним взглядом. Тот покопался в коробке около табуретки и достал длинный красный гвоздодёр. — Вот, держи, — протянул инструмент в руки сыну и добавил: — Только будь осторожен. — Конечно, обязательно. — Чимин воодушевлённо кивнул несколько раз и быстро убежал обратно с инструментом в руках.       С замурованным окном пришлось немного повозиться, но всё же процесс прошёл гладко. Все четырнадцать гвоздей, включая доски, бесцеремонно валялись на полу. Чимин протёр рукавом олимпийки взмокший лоб, откинул гвоздодёр в сторону и, вцепившись в грязные решётки пальцами, приблизился наконец плотнее к прутьям. Но каким же было его и удивление, и разочарование одновременно, когда по ту сторону окна он увидел такой же серый десятиэтажный дом. К тому же стоял тот настолько близко, отчего проулок между домами достигал всего порядка метра. Что за чертовщина? Такое вообще возможно? Чимин всё таращился и таращился на этот дом, не в состоянии поверить в увиденное. Затем взглянул вниз. Потом наверх. Пару раз в сторону. Кое-какие окна тоже были наглухо замурованы. Видимо, чтобы жильцы обоих домов друг на друга не глазели, ведь это, как-никак, вмешательство в личную жизнь. Но Чимин на этот счёт не слишком волновался. Его всегда привлекала мысль заглянуть в соседские окна, дабы разузнать, кто как живёт, какой интерьер в той или иной квартире. Он находил это занятие безумно интересным.       Так, в окне на четвёртом этаже висели бледно-голубые занавески. На подоконнике, кроме цветка ядовито-розовых роз, стоял зелёный ночник в форме вопросительного знака. Также на четвёртом этаже, только в окне по соседству, висели плотно задвинутые коричневые шторы. На шестом висела белоснежная тюль, а в окне слева сидел трёхцветный кот и смотрел вниз, прямо на Чимина, гипнотизируя своими жёлтыми, словно ночной фонарь, глазами. На седьмом, восьмом и этажах выше уже не было видно ничего. Чимин устало переступил с ноги на ногу и наконец устремил взгляд в окно напротив, которое просматривалось, пожалуй, лучше всех остальных.       Занавесок в том окне нет или же они полностью раздвинуты. У окна стоит стол, усеянный разбросанными как попало ручками, карандашами, раскрытыми тетрадями. На подоконнике поместилась стопка учебников по алгебре, корейскому языку и истории за седьмой класс. «Хм, значит, человек в этой комнате того же возраста, что и я», — подумал Чимин, с интересом рассматривая комнату дальше. Напротив окна у стены стоял длинный шкаф с большим зеркалом на одной из дверок, а справа межкомнатная дверь. Кровать тоже находилась справа. Было видно небольшое очертание ворсистого чёрного покрывала в белый ромб. Чимин, не дробясь, предположил, что обладатель комнаты являлся определённо альфой. Позже он в этом убедился, когда увидел вошедшего в комнату высокого темноволосого юношу с мелированными прядями, в чёрной футболке с надписью «Я люблю рок» и в песочных шортах по колено. Он закрыл за собой дверь поворотом щеколды влево. В одной руке держал тарелку с нарезанным арбузом, в другой телефон. Чимин рефлекторно притаился, присев на корточки, чтобы тот его не заметил. Парень в окне кинул телефон на постель, взял дольку арбуза в освободившуюся руку, сделал укус, после чего поставил тарелку на стол прямо на открытую белую тетрадку. Затем повернулся к окну спиной. Чимин, прикусив губы, с любопытством гадал, что этот с мелированными волосами будет делать дальше. То, что он внаглую наблюдал за жизнью постороннего человека, заставляло сердце в груди волнительно стучать. Страх быть обнаруженным пугал, но не до такой степени, чтобы не делать того, что запретно.       Парень напротив сделал ещё парочку укусов и, не глядя, положил на край стола обглоданную арбузную корку. Потом нагнулся к кровати, по всей видимости, к телефону, начиная слегка пританцовывать. Наверное, включил музыку. Хотя с большей вероятностью, что он её действительно включил, Чимин убедился, когда пританцовывать тот стал довольно выразительно. Это зрелище показалось омеге довольно завораживающим. Он уже не жалел, что подглядывал.       Когда парень в окне вдруг взял да ни с того ни с сего скинул с себя футболку и под слышимый лишь ему бит подошёл к столу за новой порцией арбуза, Чимин ощутил в желудке некую неловкость. Это сподвигло его пригнуться ещё ниже, чтобы не стать рассекреченным. Оголившийся парниша, покачивая головой, уселся за стол и, отставив тарелку чуть в сторону, задумчиво надкусил арбуз. Он сидел, разглядывал свои записи в тетради около минуты, может, около двух, но когда потянулся к учебнику по истории, что лежал на подоконнике, ожидая своего часа, взгляд его невзначай устремился вперёд. И оба парня наконец увидели друг друга. У Чимина от ступора дыхание перехватило. Юноша в окне, кажется, вообще одервенел. Он медленно положил остатки арбуза в тарелку и, не сводя взгляда с неподвижного незнакомца в окне, одним движением задвинул штору. Это заставило Чимина отмереть. Он тоже быстро скрылся из виду. Сполз по стене вниз, положа руку на бьющееся сердце.       Вот теперь ему стало в самом деле стыдно. И неловко, в том числе.       В комнату к нему зашёл отец и, остановившись, подпёр ладонью дверной косяк. — Ого, я погляжу, с гвоздодёром ты справился на ура. — Он оглядел доски с гвоздями, что валялись на полу, а потом сказал, посмотрев также на окно: — Вот же чёрт, походу, понадобится болгарка. Или попробуем выбить решётку из стены молотком. Как думаешь?       Но Чимин не ответил. Он полностью погряз в силуэте, увиденном в окне.       Вследствие этого отец постучал ногтями по деревянному косяку. — Эй, ты меня вообще слышал? — спросил мужчина, стараясь привлечь внимание сына. Тот, наконец, пришёл в себя, покинув страну рассуждений. — Прости, что ты сказал? — переспросил Чимин, возвратив взгляд на отца. — Я говорю, ты комнату себе уже выбрал? — Да, — не мешкая, ответил он. — Я возьму эту. Всё равно от вида из окна папа будет не в восторге. А в соседней комнате есть балкон с выходом во двор. Там вам будет лучше. — Уверен?       Чимин молча кивнул. — Ну хорошо, — сказал отец. — Тогда договорились.