ПО БУРНОЙ РЕКЕ

Друзья мои! Огромное спасибо всем за отзывы и за поддержку и в телеграмме и на бусти и здесь на сайте! Очередная безграмотная глава готова. Публичная бета включена. ! На Ютюб канале вышел Тизер к этой работе и можно посмотреть, как я представляю персонажей! https://www.youtube.com/watch?v=L9EIOBE8JgE shorts - фантазия ло бинхе - https://www.youtube.com/shorts/7n8z1E89vEg На Бусти картинки к этой главе в открытом доступе . Если вы читаете главу не сразу после выхода то надо немножечко вниз пролистать. Я каждый день выкладываю. Чего там только нет теперь даже Экстра с Лю Цинге и раскраски) https://boosty.to/deepthyme Мой ТГ - там все новости по моей работе в фандоме, срокам, планам . Мои мысли и чаяния. https://t.me/deepthyme55 Многие писали мне в личку вопрос , что значит МАНКОСТЬ. Манкий - это манящий, заманчивый, соблазнительный. Это та часть обаяния и очарования которая не только по -человечески, делает привлекательным, но и сексуально, но НЕ в значении развратно. Манкие люди увлекают. Например смотришь на девушку или юношу - не Моника Белуччи, не Бред Пит - то есть явной идеальной красоты не видешь, а вот притягивает взгляд и все, завораживает. Причем это слово можно использовать и к неодушеввленным вещам, везде где бы использовал слово "Заманчиво". Манкая цель, манкая идея например. Я это слово в театральной профессии часто использовала. Сцена все меняет. И идеально когда актер на сцене остается манким, то есть завлекательным, потому что зрителя надо брать, брать его внимание и мысли, чтоб он забыл обо всем и только смотрел и смотрел на то что происходит на сцене. Вот и наш " Шень Цинцю" всех "взял" Особенно ЮЭ. 6 глава Ло Бинхе всегда любил учителя и ненавидел его. С самого первого взгляда он был восхищён этим великолепным Лордом, похожим на что-то волшебное, похожим не на человека, не на мужчину, не из крови и плоти. Тот будто плыл, а не шёл, и эти зелёные одеяния так ему шли, эти ленты так развевались на ветру, что хотелось поймать их, хотелось до боли схватить его за руку. Но с первого же слова, с первых минут, проведенных рядом, Шень Цинцю показал себя жестоким, мелочным и злым. С первой вылитой на голову чашки кипятка, с первого "Звереныш", которое услышал Ло Бинхе, начались его мучения и душевные метания. Лорд Цинцзин постоянно наказывал мальчика. Иногда казалось, что он специально ищет его, чтоб сорвать злость, и тот бы, наверное, возненавидел Главу Пика до глубины души, если бы не одно НО. После того, как учитель наказывал его, или в самые сложные моменты, когда Ло Бинхе было плохо, грустно, он был обижен соучениками — тот всегда появлялся и успокаивал, гладил его по голове. Ло Бинхе так отчетливо чувствовал эти прикосновения и слышал голос, что не мог усомниться в том, что учитель рядом. И он в эти волшебные секунды ощущал, что всё хорошо, учитель заботится о нем, учитель переживает за него. Ци учителя, мягкая, нежная, обычно проникала в его не окрепшие духовные каналы и лечила раны, проходя по всему телу. И ради этих ощущений заботы и единения можно было пережить любые пытки. И именно это держало его в момент наказания. Он знал, что учитель придет, и это единственное, что имело значение. Началось все после первого особо тяжелого наказания, Ло Бинхе плакал в бамбуковой роще. И тут почувствовал сначала лёгкое прикосновение к волосам, а потом кто-то подул на ссадину на щеке, и она затянулась. И он услышал тихий вкрадчивый голос учителя: — Не надо плакать, я верю в тебя! Я верю, что ты будешь самым смелым, самым сильным! Подожди, ты подрастёшь и ещё станешь гордостью Цинцзин, опорой Пика! Я с тобой! И вот это — "Я с тобой" Бинхе слышал настолько отчётливо, что поклялся бы, что это точно было! Но когда он обернулся, никого рядом не увидел, и даже трава не была примята. Тогда он подумал, что возможно сходит с ума. Но потом всё повторилось, и еще, и еще раз. В самые тяжёлые моменты Учитель появлялся и говорил ласковые слова утешения, гладил по голове, обнимал. Но стоило только открыть глаза или повернуться, и он оставался один. Учителя будто и не было. Со временем Ло Бинхе просто перестал задаваться вопросом, было ли это в реальности или это его фантазии и иллюзия. Когда Ло Бинхэ было 14 лет, он был очень тяжело наказан в сарае, где его оставили на несколько суток. Он сжался в комочек от боли и обиды за несправедливость, спина была как будто раскалена и чудовищно болела. Бинхе казалось, что он не переживёт эту ночь, и тут холодная прохлада коснулась спины, и снова появилось ощущение, что это учитель! Учитель лечит его раны, и это реальность! Его руки были в крови, и он написал на куске полена, что учитель заботится о нем. На утро он увидел свою надпись! Значит, все это было, и то, что спина не болела совсем, и сил было много — говорили о том, что это правда. Ло Бинхе спрятал полено между боковой балкой и стеной, чтоб потом, в моменты, когда вера в заботу учителя будет исчезать и будет казаться, что ему все это приснилось, он мог доставать полено и смотреть на эту запись, подтверждая для себя, что он дорог для учителя. Прошло несколько дней, а Ло Бинхе не чувствовал голода и холода, потому что был переполнен Ци. Прилетел Лю Цинге, и Ло Бинхэ, которого уже выпустили из сарая, видел, как тот прошёл к Шень Цинцю, и они ругались в бамбуковой хижине. Ло Бинхэ стоял рядом с долговязым учеником Байчжань, к ним подошли ученики Цинцзин, и кто-то сказал, что возможно так бранятся только влюбленные, а ученик Байчжань повернулся и с ухмылкой ответил, что нет, у зелёной змеи любовник — Глава школы. Ло Бинхе оторопел. Как это любовник? Такое бывает? Бывает, чтоб два мужчины, два заклинателя и вместе как пара? Он не мог уснуть, он пытался это представить. Он в сущности не совсем понимал, что происходит, когда двое — любовники. В его детском сознании это были поцелуи и объятья, и забота, конечно же. И ещё он знал, что влюбленные раздеваются друг перед другом. Ло Бинхе казалось, что это какой-то таинственный ритуал доверия, единения друг с другом. Он представил, как Глава Школы сидит на подушках в чайной комнате, такой весь гордый и значительный, а Шень Цинцю, почему-то в легком светло-зеленом шелковом халате, наливает ему чай. Передает чашку. И глава начинает пить этот чай. А Шень Цинцю встает, обходит Главу сзади. А потом обнимает со спины за плечи, а потом рукой гладит волосы. А потом отходит на приличное расстояние, встает напротив Юэ Циньюаня и чайного столика и начинает снимать верхнее ханьфу, и вот Ло Бинхе уже не видит Главу секты. Он сам сидит на подушках и сам смотрит на чуть-чуть краешками губ улыбающегося, смущенного и с покрасневшими розовыми щеками Шень Цинцю, который медленно развязал пояс, повел плечами, и верхний халат упал с них к обнаженным ногам, вернее, он медленно стекал с тела учителя, который в воображении Ло Бинхе остался в полупрозрачной открытой нательной рубахе, такой тонкой, что тело просвечивало сквозь него, и в белых шелковых нижних штанах. И на шее у него почему-то висел кулон с зелёным камнем, тот самый, что ему подарила матушка. Камень мерцает, привлекая внимание, а Шень Цинцю с розовым лицом от смущения и опущенными глазами подходит и опускается на колени, прямо на пол возле сидящего на подушках Ло Бинхе. И смотрит в пол. И молчит. И почему-то столик куда-то делся... И почему-то рука Ло потянулась к нему, коснулась щеки. И рука эта не его детская рука, а взрослая, с перстнями. И бамбуковая хижина... изменилась, они в каких-то очень богатых покоях. И вот, он, Ло Бинхе, приподнимает Шень Цинцю за подбородок, а тот вскидывает взгляд огромных зеленых глаз. А потом снова все поменялось, и Учитель одет в красные свадебные одеяния. А сам Ло Бинхе сидит на троне, и он взрослый, в дорожных одеждах, а учитель перед троном на маленьком сидении у его ног перед ним. И Ло Бинхе, чувствуя волнение учителя, кладет ему руку на плечо. А потом оп, и снова фантазия вернулась к тому, что Шень Цинцю сидит на коленях перед ним. — Этот Шень так виноват, он просит простить его, — учитель говорит тихо-тихо и снова опускает глаза в пол. Щеки еще сильнее алеют. И тут у Ло Бинхе, как молния, прошла вдоль всего его тела, стало так горячо внизу, так тесно, так... и ах... Узел чувств и желаний распутался и вылился наружу. Ло Бинхе обдало жаром стыда. Он понял, что с ним произошло. По рассказам старших ребят, он знал, что такое случается с мальчиками, когда они становятся старше. Так вот какое это чувство! А он все понять не мог, да и как такое объяснишь! С тех пор, как бы учитель не ругал его, не называл зверенышем, щенком, отбросом, Ло Бинхе после случившегося представлял, как ситуация менялась, и как перед ним раздевались и извинялись. И часто потом он снова чувствовал, что учитель приходил к нему, и его обнимали, и в эти моменты он снова чувствовал Ци учителя. Умиротворяющую и спасающую. И после этого он всегда снова представлял учителя рядом с собой... Однажды Шень Цинцю заболел, и Му Цинфан дал ему снотворное зелье. Мин Фань пробыл весь день в бамбуковой хижине, но на ночь ушел. Ло Бинхе прокрался в дом на цыпочках. Он с бьющимся сердцем добрался до спальни учителя и, приоткрыв дверь, увидел на кровати Шень Цинцю. Тот метался в бреду. Его щеки были красны. Он сбросил одеяло и оказался обнаженным по пояс, в белых нательных нижних штанах, правда не шелковых, а из тончайшего хлопка. Несколько минут он часто дышал, а потом тело выгнулось со вздохом, и от увиденной картины Ло Бинхе забыл, как дышать. Он сделал шаг, потом еще один, и еще, и еще, пока не оказался возле кровати. Учитель притих, и в лунном свете его лицо казалось еще прекрасней, на щеках учителя были видны капельки слез, взгляд упал на розовые соски, к которым так хотелось прикоснуться, и Ло Бинхе сам не понял, как его пальцы уже пробежали вдоль прекрасного тела. Шень Цинцю рвано выдохнул и что-то прошептал на букву Л. Ло Бинхе, не ожидавший такого поворота, отпрянул от постели, упал, раздался грохот, он побежал из комнаты, а затем и из хижины, и остановился только в бамбуковой роще на поляне. В ушах стучал страх, сердце билось отчаянно, заставляя часто и громко дышать, а в голове раздавался стон учителя. И Ло Бинхе казалось, что тот произносит его имя. О происшествии так никто и не узнал, но ученик запомнил, как прекрасен учитель с распущенными волосами и закрытыми глазами, как великолепно его тело. — К 16 он принял решение, что заслужит любовь и получит долгожданные отношения, а затем и красные свадебные одеяния. Для этого только надо стать героем. Идея родилась в 15, когда, победив Старейшину Тянь Чуя, он увидел первый одобрительный взгляд. Учитель был каким-то уставшим, с тоской в глазах. Но Ло Бинхе понял — лед тронулся. И после этого он осознал, что ему надо сделать, чтоб все, что он желает, исполнилось. Он должен стать несравненным героем для всех, и для учителя в первую очередь. Почти сразу после этой битвы Ло Бинхе познакомился с Менмо, который пообещал парню помочь завоевать сердце «Ядовитого цветка Цинцзин». Он стал его наставником в обучении, и прогресс юноши в плане совершенствования пошел, как говорится, семимильными шагами. Собрание Союза Бессмертных должно было стать весомой ступенью к победе. И во время испытания Ло Бинхе, с легкостью убивая демонов, старался не только победить их, но и сделать это красиво, играючи, для учителя красиво. Он представлял, что тот смотрит. Он знал, с трибун следят все, и учитель тоже. За ним ли следит его взгляд? Но если даже он изначально будет смотреть в другую сторону, возгласы остальных с трибун обязательно заставят его обратить взор на этого ученика. Пара зеленых глаз должна наполниться восхищением. Ло Бинхе победил в отборочном туре за приз с такой легкостью и быстротой, что у него и соперник-то, по сути, был только один — Гуньи Сяо из Хуань Хуа. Но Ло Бинхе победил и получил приз, который подарил учителю. Что вызвало восторг и удивление окружающих. Но Ло Бинхе так красиво сказал, что не желает преимущества на соревновании и просит учителя принять этот дар в знак ученической любви и восхищения мастером, что, несмотря на интимность подарка, ведь это одежда, и его огромную стоимость и ценность, так как одежда эта — еще и защитный артефакт, не принять было нельзя. На это ученик и рассчитывал. И, конечно, после такого подарка за его продвижением будут следить все, и мастер тоже. Когда он уходил за барьер, он поклялся себе, что победит и что заставит учителя надеть его подарок, сначала в знак уважения к его победе. Потом надеть его на глазах Ло Бинхе, а после... Что точно будет после, он представлял смутно, но поцелуй там имел место. И, конечно, надо будет помочь учителю раздеться. А на следующий день Шень Цинцю бы снова появился в этом наряде перед всеми. И все бы поняли, что учитель принадлежит Ло Бинхе. Тот будет носить этот наряд постоянно, и ему будет так красиво, а еще это ведь и защита. Для заклинателя, у которого постоянные искажения, — это как щит. Сейчас, сидя в расщелине какой-то пещеры над трупом только что убитой твари, каких он в жизни не видел, Ло Бинхе как никогда чувствовал себя одиноким, и не было той ци, что согревала его. Учитель бросил его в бездну. Он погибнет здесь. Но не сразу. Все эти мечты, они не реальны, они наивны и глупы. Реальна лишь бездна! И он, сидящий на красном песке, внутри черной как смоль пещеры. И тут в его сознании Шень Цинцю явно и четко разделился на двух людей, раздвоился на двух Шеней. Один ненавидящий, реальный, его Ци острая, как иглы, обожгла ученика, казалось, проткнула его насквозь тысячу раз в момент толчка над пропастью. А другой, любящий, но «полупрозрачный», сотканный из его желаний и фантазий, не существующий в реальности. Он осознал, что отдался еще в ранней юности этой безумной идее, которую придумал его мозг, чтоб оправдать все его фантазии, чтоб создать иллюзию защищенности. И Ло Бинхе от злости решил, что если выживет, то найдет способ забрать учителя и превратить в свой идеал, сидящий на коленях возле его ног. Обязательно смущенный и робеющий, а потом он... А что потом? Было же что-то еще, что Ло Бинхе хотел сделать. Он просто не знал, что это. Он все время выживал и мечтал о ласке, он не расспрашивал о технической стороне любви. Да и с ним особо никто не разговаривал, кроме шицзе. Но как-то инстинктивно чувствовал, что что-то тайное и прекрасное есть. Ло Бинхе осмотрел пещеру. Не так уж все и страшно, когда есть идея и понимаешь, зачем нужно жить. Он вернется. Он отомстит. Вот! Месть! Это так называется! И месть его будет медленным, долгим изменением другого человека. Превращением его в свой идеал. Для себя! Но это сложный путь. И Менмо прав. Надо стать сильным и значимым, стать такой персоной, которую все будут принимать в расчет, таким, от которого не отмахнуться, как от мухи. Первые несколько дней Шень Цинцю испытывал дикий ужас и стыд от всей той правды про себя, что он узнал. Вначале, видимо в состоянии шока, он просто принял информацию к сведению. У него даже были силы потягаться с Ци Цинци. Но позднее до него во всей красе стал доходить ужас содеянного. И осознание того, что он «приговорен», постепенно уменьшалось по сравнению с чувством вины, которая расползалась в душе за совершенные поступки. Как он мог убить своих соучеников? Убить Лю Цингэ? Сбросить своего ученика в бездну? Провести темномагический ритуал? Он сотню раз пытался в своей душе отыскать созвучность таких поступков, но не мог. Нет, он точно знал, что у него упрямый характер, и тихим и покладистым человеком он точно не был. Обиды имели для него значение. Если что-то задевало его, он становился резким и жестким. И он осознал за это время свои болевые точки — попытки давления на него, попытки управления им как человеком были неприемлемы. Страх несвободы откуда-то был в нем настолько силен, что даже мелкие потуги Мин Фань что-то дать, посоветовать, попросить лечь в постель — воспринимались в штыки настолько, что юноша уже боялся хоть что-то сказать мастеру. Но быть хладнокровным убийцей, вот так просто шагать по головам к своей цели, убирать мешающих на дороге? Нет, это точно не его! Это не он! Но он же все это делал! Почему? Как он мог? Ведь это же, в первую очередь, насилие над самим собой! Спасала лишь бамбуковая роща, в которой он черпал силы, что тратил на бессмысленные самокопания, тысячи раз заданные самому себе вопросы «почему» и попытки вспомнить. В один из таких дней, когда совесть и незнание, как и зачем жить дальше, начали терзать душу особенно сильно, Шень Цинцю заглянул в сарай для дров, который, кажется, не осматривал с Мин Фанем. И тут его накрыло дежавю. Перед его внутренним взором снова возник образ мальчика, которого наказывают плетью, а он сам как ни в чем не бывало пьет чай. А потом он вспомнил, как прошмыгнул в сарай и сел рядом с глотающим слезы парнишкой. Как обнял его. Как стал гладить по голове. Говорить, что со временем Бинхе станет сильнее, умнее и превратится в достойного заклинателя. Мальчик не смотрел в его сторону и, кажется, даже глаза зажмурил вначале. Потом расслабился, но глаз так и не открывал. Само лицо ребенка Шень Цинцю почти не помнил. Но знал, что это Ло Бинхе. — Учитель, вы здесь, — сквозь всхлип услышал лорд Шень детский шепот, — или вы снова мне кажетесь? Когда я открою глаза, вы будете рядом? — Я рядом, ты просто не открывай глаза, — услышал он свой голос. Шень Цинцю задумался, почему же он так сказал тогда? Стеснялся, что ученик увидит его таким сопереживающим? Он помнил только, что залечил раны, как это делал очень часто. Успокоил. Поцеловал в макушку. Мальчик уснул у него на руках. А он еще долго сидел рядом, передавая духовную энергию. И сейчас, точно вспомнив этот эпизод, он будто очнулся от кошмарного сна, в котором был все эти дни. Он действительно любил Ло Бинхе как ребенка, как ученика, и если и наказывал, то все равно потом жалел и лечил, успокаивал. Все остальные дети на Цинцзин были для него безлики. Он никого не узнавал, не чувствовал душевной тяги. Ло Бинхе был его любимчиком, очевидно. И если он его сбросил в бездну, то действительно не было другого выбора. Возможно, он не только спасал секту, но и этого ребенка, у которого шанс выжить, учитывая обстоятельства, был только в бездне. И Шень Цинцю совершенно не испытывал ужаса от знания, что в ребенке есть демоническая кровь. Он все равно оставался дорогим. Не сложись обстоятельства таким плачевным образом, узнай он тайну мальчика у себя на пике, он бы точно придумал способ, как скрыть от остальных правду, как найти для Ло Бинхе безопасное место. Шень Цинцю осел у стены, и вдруг раздался глухой стук совсем рядом с ним. Одно полено упало. Рука сама потянулась к куску дерева. На светлой части, где волокна идут вдоль, была запись «Учитель заботится обо мне». Лорд Шень замер, рассматривая неумелый почерк. Ло Бинхе. Это он написал. Наверно после того, что случилось в этом сарае. Запись была выцветшая, коричневая. «Чем он писал — грязью? И зачем?» Шень Цинцю уже привычным жестом скользнул по шнурку, на котором висела подвеска Ло Бинхе. Пальцы нащупали камень, который со временем стал светиться. Драгоценным нефритом он не был, но все же смог впитывать Ци. А Шень Цинцю всю неделю, очень нервничая и пополняя силы от природы, просто излучал Ци, то высвобождая ее, то впитывая. Камень напитался энергией, и теперь внутри него, в самом центре, загорался маленький огонек, когда Шень Цинцю нервничал. Это было красиво. Пальцы гладили камень и успокаивали хозяина. — Я должен все обдумать. Страдания бессмысленны и не принесут плодов. У меня есть цель — уберечь секту от того, кто уже не будет моим учеником. И я точно должен дожить до этого момента. А раз мной совершено много недостойных поступков, за то время, что мне отвела судьба, я должен исправить то, что возможно, а что невозможно — перекрыть новыми достойными деяниями. Шень Цинцю на шатающихся от потрясения ногах, держа полено в руках, дошел до хижины, закрыв дверь перед носом Мин Фаня, который явно пытался что-то сказать, и добрался до стола, снова открыв потайной ящик. Пузырек и книга. И... Он увидел заколку и сломанный веер, про которые уже забыл, оглушенный новыми событиями и обстоятельствами. Он снова услышал голос: "Не дай ему сложить печать". Шень Цинцю даже на секунду показалось, что это голос главы Юэ, но голос был слишком размыт, воспоминания нечеткие, а предположение бессмысленное. И тут его осенило — он не проходил ритуал добровольно, что бы ни случилось, у него не было злого умысла стать сильнее любым путем, даже темным, как думают остальные! И это дало надежду, что не такой уж он прогнивший человек. Кто-то пытался что-то сделать с ним посредством ритуала, но, видимо, у него не вышло. Или все вышло из-под контроля, и Шень Цинцю отделался потерей памяти! Значит, и это тоже можно вычеркнуть из "списка грехов" — так он окрестил все, что натворил ранее. Из точных проступков пока были побои Ло Бинхе и то, что он сбросил мальчика в бездну. Мальчика-демона в бездну, по причине серьезных обстоятельств и необходимости спасти остальных учеников, их жизни и репутацию школы. С соучениками — что ж, мог быть несчастный случай с монстром, Лю Цинге он действительно мог пытаться помочь. Бордели — часть его деятельности по сбору информации. Неправда, что он настолько плохой человек. У него есть время исправить свою репутацию. Разобраться с покушением на себя. У него есть время подготовиться к приходу своего ученика из бездны. Он придумает, что отдать взамен своего страшного поступка в придачу к собственной жизни, чтоб уменьшить ненависть и защитить школу. И может, постепенно он узнает тайны своего прошлого, и если он действительно совершал кучу недостойных поступков, он может сейчас, совершив много достойных, хотя бы сравнять счет. Он снова покрутил пузырек в руках — это не трофей, не подарок, не памятный сувенир — это нужно для чего-то. И книга, посвященная Флоре и Фауне территории Хуань Хуа. Зачем она ему? Земли под покровительством Цанцюн не менее богаты, и там есть практически все те же растения и животные. И даже намного больше видов. Шень Цинцю задумался. "Если не удается вспомнить — надо решить задачу математически". Кто-то в его жизни так говорил. Какая-то похожая фраза уже была: "Если не знаешь, как подступиться к задаче — реши ее математически, по шагам. Как уравнение с неизвестными. Так с чего нужно начать, чтоб достигнуть цели? Какое первое действие?" — голос, говоривший это в голове Шень Цинцю, явно принадлежал не молодой женщине. Лорд Шень взял в руки книгу, задумался, повертел в руках. "У нас тоже есть справочник подобного рода. Сравнив его с этим, что из Хуань Хуа, я вычислю те растения или животных, которые есть только на территории, принадлежащей Цветочному дворцу. Круг вариантов сузится. И тогда я пойму, что нужно делать с пузырьком". Нужно отправиться в библиотеку сегодня. Такая книга хранится только на Цанцюн. Какие у меня еще могут быть задачи на первое время — концерт и картины к приезду императрицы. Поездка не знамо куда. Начнем с концерта. Шень Цинцю был уверен, что прекрасно играет на цине, возможно, на пипе еще и на дудочке. Он обошел все помещения бамбуковой хижины — во всем его доме не было ни одного музыкального инструмента. Вееров куча, а циня ни одного. Странно для того, кто играет. Того, кто руководит Пиком Искусств. Но если поискать, возможно, его инструмент где-то сложен. Мин Фань робко постучал в дверь хижины. И после дозволения войти внёс поднос с едой. Кажется, нынешний Лорд Цинцзин пришел в себя и уже обдумывает что-то более спокойно. Сейчас можно и попытаться. Хотя тот вряд ли поможет, учитывая не сложившиеся отношения ни с самим Мин Фанем, ни с Нин Ин Ин. — Этот Мин просит у учителя помощи, — тихо проговорил он. Почему его так пугал этот лорд Цинцзин, он и сам не понимал. За время после пробуждения Шень Цинцю не сделал ни одного поступка, чтоб наказать кого-то, но Мин Фань робел намного сильнее, чем раньше. Мин Фань вообще перестал говорить с учителем. Только кланялся и выполнял приказы. Еще бы! После того, как он очнулся в хижине и над ним стоял Шень Цинцю, и тот ужас, что он испытал, осознав, что проспал все Собрание, что подвёл главу школы, не досмотрел за учителем, — все это мучило его. Шень Цинцю видел и красные от слез глаза, и растерянный вид, но разрушать стену, что выстроилась между ними, он не желал. Парень опять полезет в его душу с советами и наставлениями, и сил сопротивляться, учитывая навалившийся на него камень вины, не будет. Мин Фань же не понимал, как хоть чуть-чуть сделать его жизнь понятной для себя самого и предсказуемой. Все началось с того, что его подозвал к себе Глава Школы через несколько дней после Собрания Союза Бессмертных. И конечно, он не мог отказать Главе, но сейчас он не понимал, как ему жить, что говорить, как вести себя. Заверения главы, что без памяти, не понимая, кто он, этот Лорд будет тихим, добрым, его надо будет оберегать, направлять, помогать, стать ему опорой, не оправдались. После того как владыка пика очнулся, он не оказался ни добрым, ни тихим, а очень своенравным. Может, чуть более красивым, более чувствительным и импульсивным. Но настолько же гордым, закрытым и быстрым на реакцию. Внимательным ко всем деталям. Мин Фань даже не был уверен, что на самом деле изменение произошло, и даже задавал этот вопрос Главе, тот уверил, что все идёт по плану. И вот уже неделю после своей оплошности этот Мин вел себя тише воды, ниже травы. Его ещё изрядно подкосило то, что Нин Инъин ушла с пика. Сначала он подумал, что это Лорд выгнал ее, но, поговорив с ней после ее ухода, он утвердился в своей оплошности. Сейчас же, не смея поднять голову, он ждал, когда учитель позволит сказать. — Ну? — Шень Цинцю не смотрел на него, а ковырялся в супе с явно недовольным видом. — Ученице Нин Инъин нужна помощь, — пролепетал тот. — Она теперь не моя ученица, я не имею права вмешиваться в учебный процесс. — Она просит продать ее украшения. — Лорд Цинцзин оторвал взгляд от отвратительного супа. — Я не понял, она хочет, чтоб я, Лорд Пика, продал ее украшения? Или купил их у нее? — Шень Цинцю скривился. — Она попросила меня их продать, но я не умею. Девочки же на Сяньшу готовы забрать их за сущую мелочь. А ей нужна форма, а та, почему-то, стоит денег. На Цинцзин все бесплатное, — проговорил Мин Фань. — А, так ей нужны деньги. Так бы и сказал сразу. — Да. Учитель поможет? — Если этот Мин знает, где хранятся деньги — то, разумеется, — проговорил Лорд, осознав, что он не помнит этот важный момент. — О! Они вот здесь. — Мальчик повернул один из вееров, висящих на стене, и открылась ниша. В ней было много мешочков. Помимо золота были мешочки и с камнями. — Наверно, у Лорда Шень есть еще тайники, но Мин об этом не знает. На нужды пика и покупки этот недостойный ученик всегда брал здесь. — Шень Цинцю подошел и вынул один, взвесил на руке. — Ей хватит столько? — О, это очень много, — завороженно смотря, как красивые пальцы сжимают мешок, проговорил Мин Фань. — Мне почему-то кажется, что у нее будут еще траты в этом году. — Он передал мешок. — Скажи ей, что она может обратиться ко мне с просьбой через тебя в любой момент, и если это будет в зоне моих компетенций, то я помогу ей всегда. Я, разумеется, не могу касаться учебного процесса. Но, может, ей понадобятся еще деньги или книги, или совет. Отправляйся прямо сейчас. А заколки пусть носит, у девушек должны быть украшения. Возможно, вечером ты мне понадобишься, так что постарайся вернуться быстро. Мин Фань поклонился, он не ждал такой щедрости. Он скорее думал, что не получит ничего, да еще и будет наказан. Так бы точно поступил Лорд Шень до всего случившегося. Он всегда считал деньги. И до того, как Мин Фань узнал, что на другом Пике ученики покупают все, от формы и обуви до материалов к обучению и бумаги, он даже думал, что Шень Цинцю жадноват. Сейчас же он понимал, в чем была причина бережливости. Но эти деньги его поразили. Поразила щедрость. Юэ Циньюань сидел за своим столом, обложенный кучей книг. В руках он держал одну из них. В центре обложки тесненым золотом было изображение двух юношеских фигур, стоящих рядом. Он в который раз перечитывал эти страницы. Он закрыл глаза и прошептал: "Душа обучается и взрослеет, проживая большинство ситуаций внутри тела оставшегося носителя. Остаточная память сохраняется. Личность осознает себя отдельно", — он тяжело выдохнул. "Осознает! Еще как осознает!" Беспокойство все эти дни мучило его, но он должен был дать время для принятия ситуации. И чтоб после, придя в самый острый пиковый момент, стать тем, кто будет поддержкой в эти трудные времена, до самого финала. Картины он уже заказал. А вот концерт все же придется создать на Цинцзин. Юэ Циньюань надеялся на талант нынешнего лорда Цинцзин. В детстве этот его талант был невероятным и раздражающим для всех остальных одновременно. Он не просто разучивал музыку, он создавал музыку, духовную, окрыляющую, успокаивающую, дающую ци, лечащую. Он просто играл. Нот никогда не записывал, и повторить за ним было невозможно. Талант с рождения. Юэ Циньюань надеялся, что талант проснется. И свою частичную ложь он искупит помощью и поддержкой. Сказанная ложь тем временем все же разъедала его совесть. Хоть он и твердил себе, что все предусмотрел и что в итоге расклад будет идеальным — школа, ученики, главы пиков, Сяо Цзю и он — все будут живы, но ему все равно было стыдно за свои слова, за то, сколько всего он повесил на плечи невиновного. А с другой стороны, он ничего не утверждал, он лишь сказал мнение других. И если б ни он, кто-то другой просветил бы Шень Цинцю. Юэ Циньюань снова закрыл глаза, провел пальцами по золотой сережке в ухе и стал погружаться в прошлое. И вот перед его мысленным взором воспоминание, как ученики во главе с Хоу шепчутся о западне. О том, что после "этого похода" о Шень Цзю никто и не вспомнит, и никто его не найдет. А Юэ Циньюань, которому повезло оказаться в нужное время в нужном месте, прячется под деревом и слушает, стараясь запомнить все до мельчайших подробностей, о всех нюансах предстоящего убийства. И потом, когда он, отпросившись у своего учителя якобы проведать родственника, несётся на мече туда, где должна быть поимка зверя и, потерявшись, опаздывает, находит друга раненым, в бессознательном состоянии и связанным духовными путами, лежащим у пещеры чудовища, он в приступе ярости, после того, разумеется, как припрятал бессознательное тело, идёт следом за сволочами. Настигает он их ночью на обратной дороге в Школу, сидящих у костра и рассказывающих о том, как здорово они все провернули, и теперь все станет как прежде. И как один из них, самый горластый, громко говорит, что идёт отлить, а Юэ Циньюань крадется за ним, протыкает его в момент, когда тот только развязал пояс и спустил штаны, мечом. И в свете луны помимо одной струи на фоне темного неба брызжет и другая, потому что Юэ Ци проворачивает меч, а потом, выдернув, долго смотрит в удивлённое, вытянутое, с выпученными глазами лицо лежащего на земле трупа. Ему не жаль. Ему не стыдно, что он напал сзади. Он же поклялся своей ученической клятвой перед всей школой, когда становился Главным учеником Цанцюн, уничтожать тварей и монстров. Именно это он сейчас и сделал, и этих тварей сидит у костра ещё четверо. И пока он краем глаза отметил, что тело ещё продолжает делать то, что делало до его прихода, и тоненькая струйка мочи постепенно утихает, он усмехается тому, как справедливо смерть отразила всю сущность этого человека. При жизни был гнидой и тварью, и обоссался после смерти. Смех остальных возвращает Юэ Циньюаня к мысли о том, что он ещё не разобрался со всеми. Сейчас ему ясно, что отпустить их он не может, даже если бы сжалился над ними. Убийцам, замыслившим предательство соученика, не место в ордене и не место рядом с его Сяо Цзю. Не умерев сейчас, они не остановятся. Да и гибель их товарища уже не скроешь. Глава школы Цанцюн заново вспомнил, как крался в темноте, и когда дружки начали зазывать ушедшего, а затем за ним пошел Сяо Ки — мелкий крысеныш, что был на побегушках у всей шайки, Юэ Циньюань уже знал, что переловит их всех так, по очереди. Правда, ему не так повезло, потому что трус заверещал, напарываясь на ученический меч, и так дёргался, что вытащить его было трудно. И пока он освободил меч от тела, три оставшихся ублюдка уже обнажили свои мечи и встали спинами друг к другу. Так они и ходили на одном месте по кругу минут двадцать, тяжело дыша и смешно дёргая головами в разные стороны, а Юэ Циньюань наслаждался их страхом, ломая энергией ветки в разных сторонах от костра с помощью направленной Ци, и это пугало ублюдков еще сильнее. Когда ему надоело, он просто взял маленький камешек, наполнил его Ци и зарядил одному из оставшихся в глаз, он даже не знал, как того звали. Камень, заряженный Ци, пробив глаз, пошел сквозь череп, и двое оставшихся разбежались в разные стороны от взорвавшейся головы и брызг крови и мозгов. Наконец тот, что был с Ле Хоу, не выдержал и ринулся, истошно крича на невидимого врага, хаотично размахивая мечом. Подсечки хватило, чтоб он упал и напоролся на свой собственный меч, которым размахивал. Напоролся очень удачно, своим горлом. — Какие интересные булькающие звуки издает тот, кто захлёбывается собственной кровью, — подумал тогда Юэ Циньюань, — он будто захлебывался своими мерзкими словами, которые говорил про его брата. Остался один Хоу, и старший ученик Цанцюн вышел к нему, волоча все ещё дергающегося недоноска. Ужас от того, что кто-то идет, сменился гневом, когда он увидел — кто идет. Хе начал орать сначала на Юэ Циньюаня, что-то про предательство, потом, когда осознал свою судьбу: — Помогите! Он отступал, пока не упал на землю, потом отползал, от ужаса не имея сил подняться. И Юэ Циньюань, подходя нарочито медленно, поставив ему ногу на грудь, посмотрев на тварь, вспомнил слова учителя о том, что весь заражённый участок надо зачищать, потому что иначе зараза будет распространяться, и улыбнулся. Он был согласен со своим мудрым учителем. Юэ Циньюань нагнулся и после недолгой борьбы, удерживая руки, задушил последнего и главного из ублюдков, улыбаясь, смотря в эти отвратительные мутные глаза сволочи, распускавшей сплетни про его названного брата, мстя за все те страдания, которые тот причинил Сяо Цзю. Потом с помощью Ци сгрузил тела на то место, где должен был лежать Сяо Цзю, и, энергией разбудив зверя, наблюдал, как огромная свиноподобная тварь рвет на части и пожирает тварей поменьше, которых перепутали и раньше называли людьми и заклинателями. Юэ помнил, как раздался истошный крик, и он осознал, что Сяо Ки, видимо, все ещё был жив, и сейчас этот милый поросенок, откусив ноги, чавкал и похрустывал ими, пока тело пыталось отползти. Было мерзко. Но времени на страдания не было. Юэ Циньюань изранил зверя ученическим мечом и усыпил с помощью ци. Потом положил брата подальше на ту же поляну, где все случилось. Собрал как мог остатки своей ци, чтоб ее невозможно было распознать. И снял с Цзю сонные чары. Когда тот очнулся, ему понадобилось минут 20, чтоб окончательно освободиться от пут, осмотреть все, составить картину действий. — Ци Ге, ты здесь, я чувствую тебя? — позвал его брат, но старший ученик Цанцюн решил, что ни за что не признается. И когда раненый зверь очухался и напал, у него не было шанса победить брата. Фактически Сяо Цзю убил монстра. Он забрал его голову и хвост для зелий и отправился в школу. А Юэ, внимательно осмотрев остатки трупов, убедившись, что ничто не выдает убийства, полетел следом. На полпути перегнав брата, чтоб вернуться раньше, он учел, казалось, все. И после, когда Главы Пиков отправились, чтоб изучить место гибели, ничто не дало ни единой улики, что парни были убиты. Вот только Юэ Циньюань не учел одного — молвы. Ушли вместе, а вернулся один. И это для всех учеников, что не любили Цзю, значило больше, чем факты. А у молвы нет имен, нет единого тела, которое можно забить до смерти, нет языка, который можно вырвать. Молва бессмертна! Юэ Циньюань смотрел на кучку шепчущихся младших братьев и думал о том, что же он сделал не так и как надо было поступить. Кажется, он сказал это вслух. — Ты не мыслил в перспективе, — раздался голос учителя. — Поступил импульсивно, не думая о кругах на воде, что оставит брошенный тобой камень. Эти круги сильнее камня. Всегда впредь помни об этом. Камень уже давно на дне и забыт, но гладь воды будет волноваться ещё долго. На самом деле, ты слишком долго собирался. Два месяца назад они ходили на поимку пятихвостой лисы без твоего Цзю. Вот тогда был идеальный момент. Но ты его упустил. Сделанное слишком поздно имеет свои последствия. Хотя это определенно лучше, чем не сделать ничего вообще. Я рад тому, что ты готов на радикальные меры и не боишься их. Я спокоен за будущее секты. Несмотря на обещание мыслить долгосрочно, все, что касалось брата, все поступки были так же импульсивны, а попытки защитить заканчивались ещё большими шепотками молвы о их интимной связи, которой не было и не могло быть, о предвзятом отношении к лорду Цинцзин, возникшей, конечно, по подлому замыслу второго. Но сейчас Глава Школы предусмотрел, впервые, все. И хоть названный брат и будет недоволен и зол, но когда все завершится — обиды улягутся, он обретет больше, его мечта сбудется, его золотое ядро придет в норму, и его самосовершенствование взлетит на десяток ступеней, улучшения же начались, а зверью будет не добраться до школы из-за магической клятвы. Все в выигрыше. Он почувствовал, что опять потирает сережку. Глава достал из сундука чехол для Циня, открыл его. Великолепный белый духовный инструмент, вырезанный из особого нефрита, предстал перед его взором. Струны из Ци. В правом углу императорская гравировка. Мастер, что делал этот Цинь, давно уже вознесся. Цинь этот был единственным в своем роде и делался на заказ для одного гениального мальчика... Лорд Цинцзин сыграет на нем перед Матерью Императрицей, и преимущество для Цанцюн будет всеобъемлющим. Цветочный дворец задохнется от зависти, когда именно Цанцюн получит контракт на обучение младших наследников императора и детей Знати. А сам Шень Цинцю обретет великую славу и поддержку двора. И потом, когда все закончится, Сяо Цзю будет еще более значимой фигурой и в политическом плане. Что ж, пора на Цинцзин, становиться поддержкой и опорой, а может, и кем-то еще... ......................................................... ПОСЛЕСЛОВИЕ ООС - некоторый ООС персонажей может быть кем -то увиден, однако, я стремлюсь лишь поставить героев в предлагаемые обстоятельства и посмотреть как бы они действовали. Поэтому и герои более жестокие или жесткие, кто как это воспримет, мир более жестокий, ситуации острые. Но если вам кажется, что нужно выставить в описании ООС - напишите мне об этом. Я вставлю метки))) Ло Бинхе - может показаться ООС - но опять же никто не знает о чем думал оригинальный ЛО в годы ученичества на пике, в книге этого нет. И о чем думал Ло вернувшийся из Бездны - тоже. Мы знаем только результаты его поступков. ЮЭ Циньюань - может показаться ООС . Но быть главой школы и оставаться добрым и наивным, можно быть по-настоящему, только с Шень Цинцю. А с другими, с врагами... Му Цинфан - про него мы вообще ничего не знаем, кроме того что он всех лечит. И с таким раскладом он может быть разным персонажем. Лю Цинге может показаться ООС - но опять же персонаж закрытый в оригинальной книге, и чтоб его интерпритировать, нужна фантазия, а куда она заведет.... ООС самого мира - здесь нет системы и попаданцев, здесь немного будет дополнена моей фантаией история отношений ЦИ ГЕ и Сяо Цзю, начало их жизни, у ЮЭ есть три вещих сна, есть императорский двор где то на второстепенных ролях. Есть интрига вокруг которой вращается внешняя часть сюжета, а главное о чем история - о становлении человеческой личность - о том как отделить себя и свои интересы, свои чувства от других людей, о том как стать свободным по- большому счету, разобраться во всем и выбрать свою судьбу. Но я бы не сказала, что это другой мир, просто моя фантазия заполнила по-своему те моменты, что в книге прошли вскользь и появились новые предлагаемые обстоятельства. Эффект бабочки немного изменил сюжет. Но ведь именно за этим мы читаем фанфики, затем чтоб сказка продолжалась, обновлялась. Было бы глупо ничего не придумать, правда !