Волшебный ремешок

      Две недели прошло с того момента, как я еле унесла ноги с дачи Макса, в это мне не верилось — это раз.       Непонятно, жив ли Макс вообще, но на связь он теперь не выходит — это два.       Скоро вот-вот подойдёт к концу спор с Агнессой, уже конец июля, а я не то, что не исправила свои косяки, я вынуждена была вернуться в заброшенную волшебную лавку Совы, где не была с самой юности, потому что это единственное место, где гопники меня точно не достанут — это три.       Как ни крути, я в полнейшей жопе.       Вот уже две недели я безвылазно сидела в волшебной лавке, где всё давило неприятными воспоминаниями о магии и о Беатрис, где боялась даже лишний раз что-то трогать, особенно тот сундук с тюрьмой внутри. Я намутила здесь жёсткую раскладушку, на которой спала, и от которой потом жёстко ныла спина. На полках, связанных с товарами о еде, смогла откопать старенький чайник, который мог кипятиться где угодно, но потом свистел на всю лавку, так, что у меня уши закладывало, и приходилось руками их закрывать, умоляя его заткнуться. Чай от него всегда выходил какой-то неприятный, и я морщилась, давясь этим чаем. Ещё тут было печенье, которым наедаешься на весь оставшийся день, хватает одной штуки, но и его запасы уже подходили к концу — я иногда всё равно по два лопала, объедалась. Самым давящим в этой лавке было то, что я здесь одна, непонятно, чего ожидать, и что совершенно не знаю, как дела там у остальных. Иногда всё больше подумывала о том, чтобы позвонить маме, всё ей рассказать, приехать, и спрятаться дома. Но было слишком опасно возвращаться в район после того, как Димон с Кеглей приезжали на дачу Макса, из памяти ещё не выветрился мой страх, когда я пряталась под кроватью.       Здесь меня всё больше и сильнее посещали депрессивные мысли по поводу того, в какой я жопе, и что моя жизнь явно свернула куда-то не туда. Эх, явно не так я себе представляла взрослую жизнь, не будучи должницей местных бандосов и заложницей ебучего волшебного ремешка. Помню, Юлька в шуточной форме отвешивала мне комплименты во время совместной работе в алкомаркете, говорила, красивая ты баба, Сашка, с твоей-то красотой точно мужика порядочного подцепишь и будешь жить припеваючи, щёчки румяные есть, жопа есть, всё есть, чего тебе ещё для счастья надо? А может, при должном усердии я вообще могла бы моделью стать, но вместо этого… я вторую неделю торчу в волшебной лавке, которая меня вообще пугает своим существованием.       Мирясь с неизбежностью провести ещё один день, прячась как мышь, я заварила пренеприятный чай, из-за свиста чайника снова заложило уши, и мне пришлось выпрашивать у чайника заткнуться наконец-то. Потом я поморщилась, делая глоток из чашки, и… тут за дверью послышались шаги. Я выпучила глаза от страха и моментально юркнула за прилавок, где села на четвереньки, чтоб меня не было видно. Только потом с ужасом вспомнила, что оставила чашку на прилавке, и от шока, мысленно обозвав себя дурой, приложила ладонь ко рту. Раздался скрип двери, послышались приближающиеся шаги, у меня заколотилось сердце от страха. Кто это вообще может быть, на двери же вывеска «ЗАКРЫТО». Надеюсь, не очередной выживший Проклятый…       — Ты чего там прячешься, Саша Курочкина? — раздался чей-то стариковский голос.       Перед прилавком стоял Сова собственной персоной — владелец лавки, и по совместительству бывший Проклятый, который поместил меня в соединённое подсознание с Феликсом, когда мне было шестнадцать лет, потом умер от рук Беатрис, а после во время Трибунала снова появился, шугая меня в компании других Проклятых, но затем исчезнув вместе с остальными. И вот он жив, и он вернулся в лавку.       Чтобы не терять лицо, я быстро, как на уроке физкультуры, поднялась и растерянно хихикнула, поправляя свои рыжие волосы.       — Ничего… это я так… — промямлила я, не зная, что и сказать в этой ситуации.       Вот уж встреча так встреча — прячусь от гопников в волшебной лавке, и тут заявляется бывший Проклятый, который может в любой момент выгнать меня отсюда, поскольку юридически это его собственность.       Димон с несколько усталым видом сидел на каменной плитке недалеко от моего бывшего алкомаркета, наблюдая за районом, и попутно лениво покуривая сигарету. В этот самый момент к нему неспешной походкой подошёл Кегля, который сел рядом, взял недокуренную сигарету, сделал тяжку и вернул сигарету обратно.       — Ну чё, сгинула Курочка, ни ответа, ни привета, — пропел Димон, внимательно разглядывая и напрягая своим взглядом проходившую неподалёку девушку, и продолжая при этом вести разговор со своим дружком, — ни Курочки, ни наркоты. Непонятно даже, с кого спрашивать, если Курочки нет.       — Короче, поспрашивал я на районе, — хриплым голосом лениво, как и всегда, заговорил Кегля, — есть тут пацан какой-то залётный, Кабаном кличут, у него пакет с травой недавно видели, только он вроде скурил почти всё, что-то сам толкнул. Похоже, ему Курочка траву нашу толкнула.       Димон едко захихикал, явно поражаясь моей находчивости, но радуясь, что появилась зацепка.       — Погнали, сгоняем тогда в гости к этому Кабану, мило побеседуем, — словно змей-искуситель, подтолкнул он товарища, и сам резко спрыгнул с плитки, кинув бычок на землю.       Гопники отправились в мой старый подъезд, где двумя этажами надо мной и жил Кабан, разговор с которым у них предстоял очень жёсткий, серьёзный и совсем не дружелюбный. Димон и Кегля поднимались по лестнице, когда Димон на ходу заговорил:       — Может, и Курочка там прячется?       Как назло для меня, гопник ляпнул это именно когда они проходили лестничную площадку на первом этаже, и чуть правее от них ключами открывала свою входную дверь рыжеволосая сорока шестилетняя красивая женщина в коротком белом платьице с туфельками, и с сумкой на плече наперевес. Этой женщиной — хоть гопники пока того и не знали — была Рита Курочкина, моя маман. Услышав из уст проходившего мимо гопника слово «Курочка», она поглядела на них с невинной улыбкой и пропела:       — Ой, ребята, а вы друзья Саши?       — Чё? — как всегда агрессивно отреагировал Кегля, не любивший, когда кто-то лишний вклинивается в его разговор, но быстро смекнувший Димон приостановил его движением руки и с прищуром поглядел на Риту Курочкину.       Мама несколько напряглась, но всё также глуповато продолжила:       — Ну, Саша Курочкина, вы же к ней пришли? Я её мама, вы её друзья, да?       Гопники переглянулись, даже не веря, что моя маман может быть настолько дурой, но дальше Димон хитро улыбнулся и закивал.       — Да, да, мы её друзья, вот, в гости пришли.       — Ой, Сашка-то не здесь живёт… вы хотите на чай зайти? Проходите, пожалуйста.       Было у мамы всегда что-то такое странное, какое-то явное отсутствие чутья по поводу того, кто меня прессует — когда мне было шестнадцать, она с радостью впустила к нам Кабана, когда тот прознал про волшебный ремешок, теперь вот гопарей этих впустила. Когда сама Рита Курочкина зашла в квартиру, Кегля за плечо остановил друга и негромко спросил:       — Погоди, а Кабан как же? Мы же к нему шли.       — Да в жопу твоего Кабана, у нас тут добыча посерьёзнее, — подмигнул ему Димон и с кривой улыбкой двинулся на территорию маминой квартиры.       Сова взял тот самый волшебный чайник, с которым я столько мучилась, и отдал приказ:        — Вкусный чай с двумя ложками сахара.       У меня буквально челюсть отвисла от такого, так… так… так можно было, и зря я давилась этим горьким чаем две недели?!       — А я думала, он только горький делает… — растерянно промямлила я.       — Ты чего, Сашка, это же волшебный чайник, он заколдован исполнять приказы, — хихикнул старик, теперь в самом деле казавшийся обычным стариком даже в своём необычном и примечательном фиолетовом жакете, — ты что, в самом деле не додумалась его попросить?       — Как-то нет… — я чувствовала себя всё глупее с каждой секундой, хотя теперь это казалось до ужаса логичным — он же затыкался, когда я просила не свистеть. Вот блин, его, получается, можно было попросить и потише быть?       Сова налил нам чай в две чашки, мы взяли по печенюшке и уселись друг напротив друга — торговец в кресло-качалку, а я на краешек раскладушки, поддерживая чашку на оголённых коленях, и будучи из-за размеров раскладушки пониже Совы.       — Ну, рассказывай, чего решила сюда вернуться. Смотрю, ты тут уже обустроилась.       — Да в жопе я полной, долгая история, — устало выдавила я, — денег должна, прячусь от кое-кого, не думала я, когда мы спасали мир от моего папаши, что жизнь именно так сложится. А Вы-то сами чем всё это время занимались?       — Тем же самым — искал оставшиеся артефакты твоего отца, в безнадёжных мечтах обрести вечную жизнь, — задумчиво ответил Сова, и тут же изогнул бровь, — а как же сокровище Бальтазара?       Я ничего не поняла, и задала резонный вопрос:       — Какое ещё сокровище Бальтазара?       — Так ты и об этом не знаешь… — протянул Сова, заставив меня почувствовать себя ещё большей дурой, не знавшей даже таких очевидных вещей, почему-то, — что ж, твой отец всегда очень любил запасные планы…       Ага, одним таким его запасным планом были мы с мамой, отдать меня в жертву и бросить потом просто так разгребать все оставленные им проблемы.       — …и до жути любил он загадки. Среди нас, Проклятых, ходит легенда о главной его загадке, о тайном сокровище Бальтазара, которое дарует несметные богатства и даже вечную жизнь. Никто не знает, о чём именно речь, но известно, что лишь обладатель его крови способен добраться до этих сокровищ.       И снова я во что-то вляпалась по инициативе моего папаши, сколько можно уже? Хотя оставленное сильнейшим тёмным колдуном наследство в данных обстоятельствах и впрямь мне не повредит.       — И нам вообще неизвестно, о чём речь? — уточнила я, и Сова кивнул, — класс. Значит, я всё в такой же жопе.       — Мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы его отыскать, даю тебе слово, — доверительно кивнул Сова, и я задумчиво прикусила губу.       Когда-то Феликс во время совместных путешествий по подсознанию говорил не верить Сове, а Феликсу я верила, и мнение его уважала. К тому же, Сова ведь оказался ещё одним Проклятым, такой себе послужной списочек. Только вот вариантов у меня было не особо-то и много, так что если Сова мне не поможет, я и не представляю, как буду из всего этого выкручиваться.       Я опустила взгляд, пребывая в собственных мыслях, и после осторожно взглянула на старого торговца и тихо спросила:       — Вы знаете про колдунью по имени Агнесса?       — Агнесса… нет, это имя не кажется мне знакомым.       — Она ещё, кажется, владеет парой сотен волшебных ремешков, один из которых по сей день на мне.       Я похлопала ладонью по ремешку на своём поясе, и Сова как-то насмешливо хмыкнул.       — И как же ты, Саша Курочкина, умудряешься каждый раз вляпаться во что-то подобное?       — Сама не представляю…       Я только было издала тяжкий вздох, отводя взгляд в сторону, как телефон в кармане шортиков завибрировал. Достав его, я увидела, что звонит мама, и наконец-то сдалась — всё-таки надо ей обо всём рассказать, и про то, что я телек попыталась стащить, тоже. Признаю все свои косяки и расскажу маме, в какой я жопе очутилась, хуже уже явно не будет. Её поддержки мне в такой ситуации точно не хватает.       Только вот стоило мне взять трубку, как я моментально вскочила с раскладушки и отбежала в сторону, а рука у меня затряслась. Из телефона донёсся мамин голос прежде, чем я успела вообще что-то сказать.       — Ой, Сашка, тут какие-то ребята пришли… я подумала, это твои друзья, а они меня связали и угрожают волосы утюгом подпалить, если я тебе не позвоню… волосы жалко…       Да уж, ситуация не до смеха. Телефон у маман забрал Димон и сладостно пропел в трубку:       — Короче, Курочка, ты всё слышала, давай-ка пулей сюда, пока утюг не нагрелся.       — Не трогай мою маму! — в шоке выкрикнула я, но трубку уже положили. Я тихонько проскулила, опуская телефон, и прошипела, — ну, мама, блин…       Спешно попрощавшись с Совой и сказав, что мы ещё обязательно вернёмся к этому разговору, я быстро-быстро выбежала из лавки и очень быстрым шагом двинулась в сторону автобусной остановки. Кажется, меня сейчас убьют. Ну и ладно, маму спасать надо, и волосы её тоже.       Я с трудом пересилила себя, стоя на нашей лестничной клетке, но всё-таки, вспоминая, что мама в беде, трясущейся рукой повернула дверную ручку и зашла в коридор. Медленным и напряжённым шагом двинулась в сторону гостиной, где у самой двери стоял и вертел ключи в руке Кегля, как раз и запустивший всю эту цепочку моих проблем из-за какого-то телефона. Гопарь резко дёрнул головой в мою сторону, старательно припугнув, и вышло у него это блестяще — я испуганно дёрнулась и отскочила от него, но всё равно медленно двинулась дальше. Теперь-то точно деваться было некуда, ведь он заблокировал единственный выход, и я взаперти. В дальнем конце маминой комнаты, у самого окна, мама была связана верёвками на стуле, а во рту у неё свёрнутый носок, служивший заменой кляпу. Около мамы тёрся этот глист Димон, сидевший на подоконнике и куривший прямо в окно. У мамы был крайне напуганный вид, и это давило сильнее всего.       — О, Курочка, явилась всё-таки, а мы уж утюг нагрели, — весело пропел Димон.       — Не надо утюг… — тихо произнесла я, понимая, что зря столько бегала, и всё равно меня взяли в оборот.       Димон громко спросил:       — Чего говоришь?! Не надо утюга, говоришь? А может, нам лучше тебе утюгом волосы подпалить за то, что кинуть нас решила, ну так, чтоб неповадно было? Или жопу тебе сразу подпалить? Мы ведь можем.       Я застыла на месте как вкопанная, слушая этот поток угроз, морщилась и реально страшилась и за свои волосы и за собственную жопу.       — Ты маме говорила, как траву у нас спёрла и толкнула Кабану своему? Хорошая девочка такая, и такие поступки.       — Да я честно продать пыталась, просто он у меня отжал… а вы бы всё равно не поверили… — мямлила я, сгорая со стыда от маминого взгляда. И как вот теперь ей объяснить это всё?       Димон же удовлетворялся моей реакцией, это веселило его всё больше, и он решил добить.       — А про ремешок твоя мама знает? Ремешок, дай-ка Курочке по жопе за плохое поведение.       Мама в шоке выпучила глаза, когда волшебный ремешок соскочил с моего пояса и звонко прописал мне по заднице, заставив с визгом подпрыгнуть под хохот гопников.       — Ничё, ничё, это так, цветочки, — продолжал напирать Димон, — щас мы тебя ещё при маме сосать заставим, чтоб из головы выбить мысли о том, чтобы нас кидать.       Я совсем потерялась, опустив взгляд и ясно ощущая, что на мне лица нет. Димон, похоже, решил, что он перегнул, и несколько смягчился. Он поднял лежавшие на подоконнике мамины ключи от квартиры и позвенел ими в руке.       — Короче так, хату вашу мы изымаем в качестве залога, пока долг не отработаешь. Сколько ты там, косарей семьдесят Кегле за телефон торчала, ещё и двести сверху за траву. А вздумаешь мусарнуться, мы твою дочурку ремнём этим удушим, ПОНЯЛА?       Димон резко вцепился в плечо моей мамы, вынудив меня дёрнуться от страха, и мама с выпученными от ужаса глазами быстро закивала. Димон же достал нож, вынудив меня и вовсе замереть, и разрезал верёвки, державшие мою маму. Гопник сразу повеселел.       — Кегля, тебе новые ключи вертеть, как ты любишь, — он бросил дружку ключи от маминой квартиры, и тот ловко их поймал, — валите давайте, мы обживаться будем. Курочка, завтра жду здесь, начнёшь косяки отрабатывать.       Мама отбежала ко мне, и мы вместе двинулись к двери, осторожно обходя давившего взглядом Кеглю. Димон крикнул вслед:       — Ремешок, давай Курочке захуярь для разгону.       Ремешок в самом деле снова прописал мне по жопе, не жалея сил, и я подпрыгнула на месте и быстро выскочила из квартиры под хохот гопарей, потянув маму за руку. Дела плохи, дела очень-очень плохи…