Волшебный ремешок

      После того, как у нас из-за моих косяков отжали квартиру, мы с мамой остановились в районном хостеле, где на всякий случай арендовали комнату с двумя кроватями сразу на неделю, пока ситуация не образуется. Ладно хоть у мамы были деньги, потому что я не то что на мели, я в такой жопе, какая и в самом страшном сне не приснится. Комната в хостеле была не сильно лучше моей общаги — общая кухня с санузлом, соседи за стенкой громко скрипели кроватью и издавали стоны всю ночь, и мы с мамой обе не могли уснуть, то и дело ворочаясь на расположенных рядышком, как в лагерях, кроватях. Мама не выдержала первой — уселась на кровати, поправляя края своей коротенькой сорочки и взъерошенные рыжие волосы, и шёпотом подозвала меня. Я тоже уселась на своей кровати, стыдливо поглядывая на маму — подставила я её знатно, никогда себе не прощу.       — И давно у тебя этот ремешок? — спросила мама, боясь услышать ответ. Она ни в чём не упрекала меня, не давила, и от этого было ещё паршивее.       — Месяц почти, — шепнула я в ответ, — мам, прости, это из-за меня всё… и телек тоже я стащила, ну то есть я хотела, чтобы долг вернуть, но меня киданули, и ещё хуже стало.       — Почему было просто мне не рассказать? Я бы помогла.       Я растерянно пожала плечами, и стало ещё больше стыдно. Мама же устало провела ладонями по лицу, казалось бы, только сейчас впервые за долгое время став собой прежней, вспомнив себя после этого кошмара. На маму столько всего навалилось, и мне всегда казалось, что она словно бы закрылась — история с ремешком, гибель деда, которого я всё равно ненавидела и ничего не могла с собой поделать, измена с Виталиком и второй развод, уже с пренеприятным дядюшкой Эдиком. Мама старалась жить для себя, но как будто натянула счастливую улыбку и боялась прикасаться к собственным эмоциям. А сейчас внезапно произошёл толчок, который вернул её обратно, в тот кошмар, идущий с самой её юности.       — Я так надеялась, что это всё давно закончилось… — призналась мама.       — Это Агнесса, она какая-то колдунья и она хозяйка всех этих волшебных ремешков. Есть и другие. Я теперь буду в заложницах этого ремешка ещё до тридцатника, не меньше, если не найти способ отвязаться… а значит, и эти гопники будут повелевать ремешком…       Мама как будто похолодела от этих слов.       — Что теперь с ними будем делать? — робко спросила она, — Сашка, ты же так в тюрьму загремишь, наркотики эти…       — Завтра попробую с этим разобраться, давай спать, — подавленно произнесла я, потому что было уже слишком тошно, и хотелось хоть на время спрятаться от всего этого.       На следующий день я без всякого желания пришла к маминой отжатой квартире и с ужасом увидела, что входная дверь приоткрыта — заходи, кто хочешь, и бери наши с мамой вещи. Переступив через обиду и через порог, я зашла внутрь и прошла в гостиную, где замялась в дверях. Кегля в одних только трусах лежал на маминой кровати мордой в подушку, рядом валялась опустошённая бутылка из под водки, а ещё здесь было жутко прокурено. Нет, их нельзя оставлять здесь — ещё немного, и от маминой квартиры ничего не останется.       Я со смущённым видом отвела было взгляд и даже подумывала ретироваться, только вот Кегля уже лениво поднял свою рожу в мою сторону и буркнул:       — Дай-ка сижку.       Я заметила лежавшую на тумбочке помятую пачку дешёвых и тяжёлых сигарет, аккуратно достала оттуда одну и протянула Кегле. Тот прополз к краю кровати, где уселся, стянув ноги вниз и закурил. Я отвернулась, стараясь скрыть, как щёчки покрылись сильным румянцем, из-за негодования, всё это у нас в квартире. Кегля же похлопал ладонью рядышком и сказал садиться.       Я подчинилась и очень осторожно уселась рядом, глядя куда-то вперёд и боясь даже дышать, но морщась из-за летящего в лицо дыма. Эх, я надеялась попытаться как-нибудь урегулировать конфликт, если тут хоть будет Димон, он хоть и гадюка та ещё, но с ним есть шансы договориться, а уж Кегля… словно в стену долбиться. Впрочем, чего мне терять?       — Слушай, я, в общем, хотела попросить… ну не в смысле прям попросить, поинтересоваться… — поправилась я, но Кегля бесцеремонно оборвал меня, показывая всю свою индифферентность по отношению к моим словам.       — Бля, не заёбывай, и так башка гудит, — я замолкла, а Кегля достал из под кровати небольшой пакетик с наркотиками, немногим меньше того, что был в прошлый раз, и пихнул мне в руки, — на, на продажу.       Я с выпученными глазами уставилась на пакет, а потом очень медленно перевела взгляд на Кеглю.       — А если не смогу продать?       Гопник слабо усмехнулся, пододвинулся поближе и со звонким шлепком положил свою крепкую ладонь на мою оголённую ляжку, вынудив поёжиться и моментально отвести взгляд куда-то вперёд.       — А если не продашь, мы жопу твою продадим, усекла?       Никогда в жизни ничего столь ясно не усекала, как сейчас, можешь поверить, Кегля. Я закивала, и гопарь отпустил мою ляжку.       — Всё, свободна, времени до вечера у тебя.       Совсем скоро я с напряжённым видом шла по улице, снова пряча пакетик с травой под футболкой, за спиной, и молясь, чтобы меня не приняли менты. Это полная жопа, но к Кабану я теперь точно не пойду — и так из-за его подставы теперь огребаю по полной программе. У меня созрел ещё один мало-мальски осуществимый план — в общаге на моём этаже в дальнем конце коридора жил один напрягающий кавказец, который пару раз доёбывался до меня, и я еле успевала уносить ноги. Говорили, он покуривает что-то с дружками. Может, ему удастся толкнуть? Лучше, чем ничего.       Едва я ступила на территорию общежития, дошла до турникета, как наша вахтёрша Клавдия Семёновна прошипела:       — А ну стоять! Припёрлась, профурсетка рыжая, нагулялась?       — Клавдия Семёновна, ну давайте не сейчас, пожалуйста, у меня и так проблем выше крыши, — взмолилась я, реально принимая своё поражение.       Но вахтёрша и не думала униматься — подошла ко мне, вынудив напрячься из-за спрятанного пакетика травы за спиной, и просверлила взглядом.       — Всё, ты за месяц не заплатила, я уже в твою комнату другую заселила, такую же гулящую.       — Ну… ну дайте я хоть вещи заберу, ну пожалуйста, — легонько запрыгала я на месте, пытаясь уговорить эту вредную старуху.       Та едко хихикнула.       — Ну иди, забирай, только пулей, я за тобой слежу!       Не став терять возможности, я прошла через турникет и быстрым шагом двинулась на свой этаж, где неохотно, находясь в состоянии максимального стресса, постучала в комнату того доёбщика-кавказца. Он открыл мне дверь и хохотнул.       — Тебе чё?       — Слушай… в общем… — я замялась, не зная, как и начать, и просто осторожно высунула из под футболки пакет с травой, — не хочешь купить?       Взгляд соседа стал каким-то пугающим, напрягающим меня до самой глубины души. Он забычил:       — Ты чё, овца, вообще страх потеряла, в общаге моей барыжишь?       — Да нет, я… ты не так всё понял… — совсем растерявшись, начала лепетать я.       Сосед бесцеремонно выхватил у меня пакет, заставив челюсть отвиснуть, и бросил:       — Ещё раз поймаю — по жопе отхватишь, ясно?       Он захлопнул передо мной дверью, забрав траву, прежде, чем я успела что-либо сказать. Я попыталась постучать в комнату, но эффекта это не дало. Зашибись, Сашка, тебя уже два раза накололи, наркоторговец из тебя никудышный. Теперь мне точно полная жопа.       Я в подавленном состоянии, готовая уже скулить и на стены лезть, спускалась по лестнице общежития, а в вестибюле так и застыла, растерянно захлопав ресницами, потому что Клавдия Семёновна была здесь в компании полицейского. Вахтёрша указала на меня и с вредной улыбкой прохрипела:       — Вон она, наркоманка эта. Соседка её рассказала, видела, как она тут с пакетом наркотиков шастает. Вяжите её, пока не сбежала.       — Клавдия Семёновна, да Вы чего! — совсем растерялась я, теряя позиции, — да не было такого!       — В тюрьме это расскажешь!       Полицейский застегнул меня наручниками за спиной и повёл к своей машине, под довольные смешки вахтёрши, доставшей меня таки вконец. Своего она явно добилась.       Несколько часов спустя я с явным напряжением внутри сидела в полицейском участке, на табуретке перед столом участкового. Вид у меня был крайне подавленный — сказывалось то, что я несколько часов просидела взаперти в камере в компании каких-то отмороженных пьяных девиц, ситуация щекотала мне нервы, а теперь напротив меня сидел участковый, довольно глядевший на меня. Конечно же, этим участковым оказался тот самый Проклятый, который арестовывал меня и когда мне было шестнадцать, и когда было семнадцать, а потом и вовсе поставил на учёт. Из-за этого мудака я ходила сюда и отмечалась полгода после того, как Бальтазар в теле Крокодила умер. Он сам, конечно же, вышел сухим из воды, сделал вид, что не знает меня, и вообще такие уроды не тонут. Он был отвратителен мне до самой глубины души, и сейчас я старательно игнорировала его уколы, надув щёчки и глядя куда-то вперёд, в стену. Я уже чувствовала себя так, будто все вокруг пытаются довести меня.       — Что же ты, Саша Курочкина, свернула на такую кривую дорожку, непослушная девочка, — насмешливо цокнул языком участковый, — а я ведь помню, ты состояла на учёте за свои неразумные действия. И что же теперь… наркотики… получается, насквозь я тогда тебя видел.       У меня от стресса дёрнулся глаз.       — Думаешь, в тюрьме весело будет? Там знаешь какие порядки, закачаешься. Но, может, и обойдёмся без тюрьмы?       Я лишь напряжённо поглядела на участкового, ожидая, чем он закончит свою мысль.       — Всего-то и надо, что найти сокровище Бальтазара, — довершил бывший Проклятый.       — Да что вы все прицепились ко мне с этим сокровищем? — подала я голос, — на что оно вам?       — А ты не знаешь?       Участковый ребячески хихикнул прежде, чем продолжить.       — По легендам, сокровище Бальтазара способно даровать могущественную силу, подобную той, что была у твоего отца. Власть, богатство… и сила. Действительно могущественная сила. Я давно уже стал задумываться, что работа участкового — далеко не потолок для меня. Я достоин куда большего… и для этого нужна обладательница крови Бальтазара. Ты уж помоги мне, Саша Курочкина, а я, так и быть, великодушно закрою глаза на твои проблемы с наркотиками.       Да уж, оставил ты мне, папочка, такое хорошее наследие, нечего сказать, каждая твоя ручная собака даже спустя четыре года после твоей смерти пытается осложнить мне жизнь.       — Да не знаю я, где это сокровище, честно, не знаю, — устало призналась я.       — Зато нам с тобой известно, кто знает, — хмыкнул никак не унимавшийся участковый, — есть в нашем районе тайное ведьминское сообщество, и они проводят тайные вечера. Мне больших трудов стоило узнать, что когда-то и твой папаша проводил время в их обществе, консультировался по каким-то тайным знаниям магии. Они точно знают, где он мог спрятать сокровище. Вот адресок.       Участковый начиркал на листочке адрес и протянул мне.       — И что, по-вашему, я приду туда, и они мне за просто так всё выложат? — слабо съязвила я.       — Быть может, и не так просто, но на их собраниях ценится высокая кровь. А ты, так уж вышло, дочурка самого Бальтазара, некогда могущественного чародея, два раза устроившего Трибунал. Никто кроме них самих не знает, чем ведьмы занимаются на этих вечерах, но, быть может, тебе удастся это выяснить.       Бывший Проклятый посмотрел на меня пожирающим взглядом, от которого я поморщилась.       — Ты уж помоги мне, Саша Курочкина, — негромко проговорил он, — а то мы, знаешь ли, выяснили, что твой бывший сосед в общежитии получил от своей рыжеволосой соседки пакет с травой. Это всё же срок, и срок немаленький. Кто знает, выдержишь ли ты в тюрьме… а я ведь сделаю всё, чтобы ты отправилась в самую суровую тюрьму, где таких как ты на раз-два ломают.       Участковый нагло улыбнулся, заставив меня поёжиться.       Когда я с совершенно вымотанным и измученным видом вышла из ментовки, заглянула в телефон и увидела два пропущенных звонка от Юли. Ну, ей-то чего от меня надо, тоже за компанию решила сокровища поискать? Устало вздохнув, я позвонила ей и спросила:       — Да, чего хотела?       — Можешь в алкомаркет срочно пригнать, дело на миллион долларов.       — Ага, миллион долларов мне не помешают, — с обидой заметила я.       — Жду.       Только дело, конечно, оказалось не на миллион долларов, если речь теперь идёт не о моём долге перед гопниками — едва я зашла в алкомаркет, где за прилавком Юля как-то настороженно глядела на меня, как из-за угла выскочил Макс и с криком «Бу!» резко дотронулся до моих подмышек, вынудив с визгом подпрыгнуть на месте и выпучить глаза. У меня с ними никаких нервов не хватит!       — Макс, бля!       Парень заржал, но я всё равно подошла и крепко обняла его, будучи все эти две недели напуганной за его судьбу. Объятия вышли долгими, и затем мы подошли к прилавку, за которым Юлька только что закончила обслуживать местного районного алкаша.       — Там гопари твои в дом влетели, я еле ноги унёс, потом ещё в лесу прятался несколько часов, — объяснил Макс, — телефон дома забыл, и с тобой не связаться было. А ты вообще пропала куда-то, я думал, уж в огороде моём закопали.       — А я про тебя так думала, — я упёрлась локтями на прилавок и вздохнула, — в жопе я. В жопе конкретной из-за них, и из-за ремешка этого. Хату они у мамы отжали, она тупанула и их в гости позвала. А мне теперь ещё и тюрьма светит.       Слушавшая всё это Юлька выпучила глаза и затараторила:       — Хату отжали?! Тебе тюрьма светит?! Погоди, а что за ремешок?       Я тоскливо взглянула на подругу, понимая, что нас ждёт очень долгий разговор.