Ведьма

Эвтиде всегда казалось, что она не склонна к самобичеванию. Все самое страшное, что могло бы случиться с ней в жизни, уже давно произошло. И попросту не было смысла винить себя хоть в каких-то проступках, раздумывая о своем поведении, поэтому теперь она жила не для себя. Все, что она делала в последний год, было для других.  Ради других.  Эва ела не для себя. Пила не для себя. Дышала не для себя. Каждую ночь ложилась в постель и поднималась с нее по утрам не для себя.  В её глазах не было ни сожалений, ни надежд на лучшее будущее. Она находила утешение в этой жертве, будто смирение перед собственной неотвратимой судьбой даровало ей внутренний покой. Прежняя Эвтида умерла еще в тот день, когда из воды достали бездыханного Исмана. Была уже мертва, когда наставник предал ее и попытался напасть. И душа ее уже давно покинула свой сосуд, когда девушку схватили и приволокли сюда, в эту дыру, чтобы она дожидалась здесь окончания отведенного ей срока.   Эвы не было. Было лишь ее тело. Некогда полное жизни, надежд и любви, однако теперь совсем пустое и холодное, словно ночная пустыня. Разве те обрывки души, что еще теплились в нем, могли испытывать что-то более светлое и глубинное, чем этот неизменный холод? Оказывается, могли. Эва сбилась со счета, сколько времени провела в бане, пытаясь смыть с себя следы его прикосновений. Яростно терла кожу, до боли и крови, пока голова не закружилась от горячего пара. Словно она пыталась стереть не только следы, оставленные его руками, но и саму память о них. Потому что на мгновение — всего на одно единственное, крошечное мгновение — ей захотелось поддаться, чтобы ответить на тот поцелуй. Эта мысль пронзила её, как острый клинок, оставляя за собой уродливый глубокий шрам. Сердце билось в груди, словно загнанная птица, сопротивляясь самой идее, что она могла бы желать его. Убийцу. Каждая клеточка ее тела, каждая частичка нее противилась этому воспоминанию изо всех сил. Но чем сильнее Эва старалась забыть, тем только ярче оно становилось. Впервые за столько месяцев, проведенных здесь, ей хотелось упасть на пол, обхватив острые колени руками, и разрыдаться. Проплакать несколько часов кряду, пока это невыносимое чувство солеными слезами не вымоет из ее тела.  Потому что это все зашло слишком далеко. И нужно было положить этому конец.  Эпистат, очевидно, решил полностью вычеркнуть этот момент из своей памяти, притворяясь, что ничего не произошло. Несколько дней подряд делал вид, будто ее даже не существует. И продолжал бы делать дальше, если бы не вчерашняя стычка на улицах.  Скрипя зубами, ему все же пришлось нарушить обет молчания и заявиться к ней с раненым Тизианом наперевес. Хорошо. Эва охотно была готова ему подыграть, делая вид, что вовсе не он впивался в ее рот в этом самом месте всего несколько дней назад. Даже если подобное поведение было чем-то детским или глупым, это все равно оставалось единственным выходом, который был им доступен. Притворяться.  Притворяться Эвтида теперь умела отлично.  Она с лёгкостью погружалась в свою роль, скрывая все свои чувства и эмоции. Притворство стало ее броней, ее защитой от боли. Каждое движение, каждое слово были частью тщательно продуманной игры. Она улыбалась, когда хотелось кричать, и проявляла заботу о других, когда собственное сердце разрывалось от тоски и горечи.  Амен был прав на ее счет. В ней давно не осталось ничего настоящего. 

***

Сегодняшним утром Эва решила пропустить сбор трав. Ровно как и вчерашним, если оставаться честной.  Почти всю ночь она ворочалась без сна, пытаясь выбросить рой мыслей из своей бестолковой головы, так что вставать в подобную рань не было ни сил, ни желания. Эвтида лежала в постели, уставившись в потемневший от времени и грязи потолок, и считала нити паутины, пытаясь еще хоть немного оттянуть момент окончательного пробуждения.  Что с ней происходит? Прячется тут, в своей норе, словно трусливая мышь, пока огромный белый кот самодовольно расхаживает вокруг. Позволяет привычному порядку вещей окончательно разломаться, вместо того чтобы показывать собственные клыки.  Эва осознавала, что не может продолжать прятаться в тени своих страхов и сомнений. У неё не было права на слабость, не было времени на жалость к себе. Она медленно села в кровати, чувствуя, как тяжесть последних событий давит на плечи. Ее руки мелко дрожали, когда она обхватила голову, слегка оттягивая волосы у корней и пытаясь собраться с мыслями. Все, что она делала в последнее время, казалось бессмысленным, но она не могла позволить себе роскошь падения. Эвтида глубоко вздохнула, собирая всю свою волю в кулак. Мир не остановится, чтобы подождать, пока она разберется в самой себе. Даже не притормозит, чтобы девушка смогла перевести дух и приготовиться к новому броску.  Поднявшись с кровати, она медленно подошла к окну. Настырный луч света пробился сквозь задернутые занавески, освещая ее осунувшееся лицо. Эва не хотела видеть своего отражения, зная наверняка, что увидит там. Уставшие глаза и тени под ними, вялая и сухая кожа. Последние несколько недель она даже толком не ела, отчего все ее немногочисленные платья стали висеть на ней, словно мешки.  Ну и пускай. На самом деле, Эве давно было плевать на то, как именно она выглядит. Все равно первым, что видели люди, глядя на нее, был длинный шрам, пересекающий ее подбородок и шею. Да и смертельная тоска в глазах не добавляла девушке прежнего обаяния. Если подобный облик сможет держать эпистата подальше, то это вполне стоило того, чтобы пожертвовать нормальным сном и аппетитом.  Она подняла руку и отодвинула занавеску, осторожно выглядывая наружу. Будто боялась, что прямо перед окном увидит Амена, устремившего на неё свой тяжелый взгляд. Но нет. Лужайка перед их домами оказалась совершенно пуста, не считая плавно покачивающихся теней, что отбрасывали пальмы. Настоящее затишье перед песчаной бурей. Выудив из вороха вещей первое попавшееся чистое платье, Эва натянула его через голову, дважды обвязав плетеным поясом талию. Сколько швей жило сейчас в поселении? Будет большой удачей, если одна из них решит в ближайшее время обратиться к ней за помощью, в качестве платы ушив для Эвтиды несколько нарядов.  Но как бы не хотелось остаться дома и провести еще один день в безопасном коконе, Эва прекрасно знала, что должна была сделать. Быстро собрав все необходимые вещи и лекарства в корзинку, девушка уже шагнула к выходу, но остановилась, замерев на самом пороге. Крепко сжав дверную ручку, она закрыла глаза и глубоко вдохнула, позволяя себе еще одно, последнее мгновение насладиться тишиной и покоем утра, прежде чем покинуть свое убежище. Снаружи было тепло и безоблачно. Солнце уже почти добралось до зенита. Его резвые лучи пробивались сквозь резную листву пальм, играя золотыми бликами на песке под ее ногами. Бриз нежно касался щек, и Эва тихонько улыбнулась, охотно подставляя лицо такой ласке.  Природа в этом месте нечасто была щедра на добрую погоду. Обычно днем на улице стояла беспощадная жара, от которой тяжело было спрятаться даже под плотными навесами. Из пустынь налетали самумы, мешая земледельцам выращивать урожай. А по ночам температура порой падала так сильно, что могли погибнуть целые поля посевов.  В здешних краях выживали лишь сильнейшие. Была ли Эва одной из них? Сердце непроизвольно замерло, когда она приблизилась к хижине охотников. Будто измученное тело само противилось тому, чтобы вступить на опасную территорию, отказываясь подчиняться разуму. Эвтида глухо рыкнула, прокусив внутреннюю сторону щеки. Металлический вкус мигом заполнил рот, позволяя ей вновь обрести контроль над своими действиями. Дважды громко ударив по дереву, она толкнула дверь и вошла внутрь, не дожидаясь ответа. Много месяцев прошло с того момента, когда Эва была здесь в последний раз. Гораздо чаще они проводили время у нее или же Ливия, чей дом был гораздо просторнее и новее, чем обе их халупы вместе взятые. Но все же память хранила несколько теплых воспоминаний о вечерах, проведенных за разговорами в этом месте.  Сейчас все казалось другим.  Стены насквозь пропитались кисло-сладким ароматом граната и мирта, отчего Эве мигом сделалось трудно дышать. Легкие не желали пропускать запах Амена внутрь. Того, что он слишком часто появлялся в мыслях девушки, было достаточно. Терпеть его присутствие ещё и в каждом вдохе — уже слишком. Эвтида с трудом подавила желание выбежать наружу, чтобы вдохнуть свежий воздух и очистить голову. Вместо этого она попыталась расслабиться, стремясь подавить нахлынувшую панику, и заставила себя сделать еще несколько шагов вперед. В доме было тихо. Лишь звук ее осторожных шагов эхом отдавался от голых стен, обозначая присутствие девушки. Эва уже успела обрадоваться, что ей не придется встречаться с эпистатом лицом к лицу, как вдруг из соседней комнаты раздался громкий голос. — Что забыла здесь? Амен нагло усмехнулся, заметив, что девушка едва не подпрыгнула от испуга. Она резко обернулась, пронизывая мужчину острым взглядом, и тот с достоинством встретил его, готовый к очередной словесной схватке.  Эпистат выглядел не лучше, чем она сама. Следы бессонной ночи оставили свой отпечаток на его обманчиво красивом лице. Белоснежные волосы растрепались, торча маленькими пучками во все стороны. Небесно-голубые глаза покраснели и воспалились, а под ними пролегли тени, казавшиеся еще более насыщенными на фоне молочной кожи. К своему возмущению, Эва отметила, что все это не делало его менее привлекательным. Амен лишь казался очень уставшим, не более. — Кажется, это ты забыл, что одного из твоих охотников вчера порезали, пока ты впустую гонялся по ночным улицам.  Эва обхватила корзинку покрепче и сделала еще несколько шагов, проходя в спальню, довольная тем, насколько безразличным прозвучал ее голос. Она пришла сюда вовсе не для того, чтобы продолжать их глупые перебранки с главным охотником, так что совершенно не собиралась тратить на это время.   Увидев ее, Тизиан тепло улыбнулся с дальней кровати. — Как жертва этого досадного происшествия хочу заявить — не впустую. Мы нашли вот это, — он поднял вверх руку, сжимающую клочок пергамента, и тут же слегка поморщился от боли в боку. — Правда, так и не смогли разобрать, что здесь написано, и теперь не представляем, что делать с ней дальше. — Тизиан, — предупреждающе рыкнул Амен, требуя, чтобы тот сейчас же замолчал.  — Глупо отказываться от ее помощи! Мы всю ночь просидели, пытаясь разгадать это послание. Перебрали несколько десятков вариантов, но так и не пришли ни к чему, что хотя бы отдаленно напоминало бы правду. И я не хочу проводить так все последующие дни и ночи только потому, что ты ей не доверяешь и отказываешься даже попытаться.  Затаив дыхание, Эвтида переводила взгляд с одного мужчины на другого, боясь оказаться между двух перекрестных огней. На мгновение ей даже стало страшно за Тизиана, что сейчас явно был в более слабом положении. Она не могла представить, чтобы кто-то другой осмелился так открыто перечить эпистату, да еще и в подобном тоне. Но, несмотря на крики и резкие слова, было что-то в их поведении, что говорило о безоговорочном доверии друг к другу. Тизиан знал, что может высказать своему командиру все, что посчитает нужным. Как и Амен знал, что лучший друг не станет пререкаться с ним без повода, по одной лишь прихоти. Это молчаливое понимание сквозило в их взглядах и жестах, словно невидимая нить, связывающая этих двоих уже долгие годы. Сжав кулаки так, что раздался хруст нескольких костяшек, Амен молча отвернулся и скрылся на кухне, где он мог бы спрятаться от чужих взглядов, но продолжать прекрасно слышать все происходящее в спальне.  Проводив широкую спину взглядом, Эва опустилась на кровать к Тизиану и помогла ему приподняться, чтобы снять старую повязку. Внимательно осмотрев рану и не обнаружив на коже никаких признаков воспаления, она внутренне похвалила себя за отличную работу. О магических порезах до этого она лишь слышала, и практики в их лечении у нее почти не было.  Кроме того раза, когда к порогу ее дома принесли едва дышащего верховного эпистата.  Стоп. Хватит думать о нем каждую минуту, подводя каждую мысль к одному и тому же человеку. Ее мир не вертится вокруг Амена, что бы он там о себе не думал. Достаточно и того, что даже сейчас она столь явно ощущала между лопаток ледяное прикосновение его глаз, что хотелось поежиться. Почему его взгляды так тревожили ее? Выбивали из под нее почву, мешая уверенно стоять на ногах, чтобы противостоять этому ненормальному чувству. Сердце било тревогу всякий раз, когда она ощущала его присутствие, а мысли разбегались в разные стороны, отказываясь работать сообща. Эвтида понимала, что ей необходимо держаться стойко, но что-то произошло с ней. Каждый новый взгляд Амена заставлял ее внутренний мир дрожать. Рациональный ум противостоял этому влечению, но душа словно тонула в холодных безднах жестоких глаз. Она наклонилась к Тизиану немного ближе, нанося на рану новую порцию мази, и возблагодарила богов за то, что удушливый аромат граната сменился терпким запахом целебных трав. Еще немного, и Эва могла бы коснуться ушей охотника своими губами, стремясь, чтобы эпистат не смог услышать ее из своего убежища. — Зря ты так. Ты должен дать себе время на восстановление. И избегать подобных… столкновений.  Тизиан сдавленно рассмеялся, привлекая внимание Амена и практически сведя на нет все ее усилия оставить этот разговор незамеченным. Эва сердито глянула на него, нахмурив брови, но оба знали, что это было лишь пустым притворством.  — С Аменом это будет нелегко, но я постараюсь, — отшутился он, но затем добавил уже серьезнее. — Не беспокойся. Вскоре он остынет и поймет, что я был прав.  — А ты был? Закончив перевязку, Эва провела пальцами по свежим бинтам, проверяя, крепко ли те держатся. Работа всегда давала ей возможность сосредоточиться и найти внутреннее равновесие даже в логове охотников. Тизиан, совершенно не придав значения ее ехидному замечанию, всунул ей в ладонь найденный ими клочок бумаги. — Вот, взгляни. Может быть ты видела когда-нибудь что-то подобное. У наставника или еще где-нибудь?  Упоминание Реммао неприятно резануло уши, отозвавшись спазмом внизу живота. Эва глубоко вдохнула, стараясь подавить в себе нахлынувшую неприязнь. Не время и не место для подобных эмоций, мешающих сосредоточиться на главном.  С кухни раздалось раздраженное бормотание, от чего уголки губ девушки сами собой дрогнули в улыбке. Ну конечно Амен недоволен тем, что Тизиан рассказал ей о находке. Он ведь с самого начала и до сих пор был яро убежден в том, что она все еще оставалась связана с черномагами.  И хоть его предположение об участии Эвы в покушении показалось ей до жути смехотворным и нелепым, в глубине души она его понимала.  Шезму были фальшивы и жестоки. Неважно, сделала ли их такими объявленная на них охота, либо же эти люди и раньше являлись таковыми. Факт был в том, что черномаги заботились лишь о себе, ища выгоду в чужих невзгодах и неудачах, и учили этому правилу даже собственных преемников.  Не доверяй никому. Особенно другому шезму. И если даже сами маги не могли положиться на своих собратьев, то почему эпистат должен был считать иначе? Не было ничего удивительного в том, что он не верил, будто Эва могла отказаться от всего, что когда-то связывало ее с черномагами. Она и сама бы вряд ли доверилась незнакомому человеку, который раньше был вхож в это общество.  Что сделали с Аменом, чтобы настолько очерствело его некогда живое сердце? Какую боль и предательство ему пришлось пережить, чтобы стать таким? Скрипя зубами она признавала, что ей хотелось понять мужчину. Забраться к нему в голову, чтобы узнать причину его всепоглощающей ненависти. Пробравшись через броню из недоверия и злобы, разложить кипы его мыслей по полочкам и отыскать среди них ответы на собственные вопросы. Ненавидел ли он так всех остальных черномагов, или подобной чести удостоилась лишь она одна?  Поднеся записку ближе, Эвтида всмотрелась в высеченные на ней строчки незнакомых символов. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что ранее она ни разу не видела ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего этот текст. Реммао никогда не подпускал ее близко к своим личным делам, оставляя на учениках лишь утомительную и монотонную работу. Этот человек тщательно хранил секреты даже от тех, в ком не видел никакой угрозы. Эва вновь посмотрела на Тизиана и отрицательно покачала головой. Ей нечем было помочь. Она поднялась с кровати, неторопливо собирая свои принадлежности в корзину, но вдруг резко развернулась обратно к охотнику, когда ее осенило. — Я могу попросить Ливия помочь! — Лекаря? — переспросил Амен, неожиданно появившись в дверном проеме. Его лицо было непроницаемо, как и всегда, но в голубых глазах мерцало нечто, что она не могла прочесть сразу. Мысль, глупая до безобразия, однако с каждой секундой становившаяся все более навязчивой, прочно засела в ее голове. Неужто это была ревность?  Не может быть. Но если все же… Азарт тотчас захлестнул здравый смысл. И прежде, чем сообразила, что делает, Эвтида сладко протянула. — Он умнее любого, кого я встречала. Хорошо образован и знает множество языков. Если уж он не поможет нам с запиской, то я не знаю того, кто сможет.  — Не сомневаюсь, — произнёс Амен. Его голос прозвучал холоднее, чем раньше, — но все же не будем отвлекать столь занятого человека от его работы. Эвтида почувствовала, как внутри все задрожало. Хоть и прекрасно понимала, что игра с огнем может легко обернуться против нее самой, отступать было не в ее правилах.  Амен нахмурился, всматриваясь в женское лицо. Его глаза сузились, словно он пытался проникнуть вглубь ее души, чтобы понять истинные намерения, однако Эва все еще оставалась для него неразгаданной загадкой. — Не переживай, господин, — сказала она мягче, делая шаг чуть ближе. — Мы займемся этим вечером, когда Ливий закончит работу. Думаю, он без труда сможет найти время для меня.  Амен едва заметно кивнул, не сводя с девушки цепкого взгляда. Она и сама оказалась обездвижена, попав в ледяной капкан его глаз. Их немой диалог продолжался не дольше секунды, но обоим показалось, что прошла целая вечность.  Может, Эва и не смогла расшифровать текст записки, но одна тайна сегодня все же открылась ей. Вновь стало нечем дышать. Девушка почувствовала, как ее силы тают, и поняла, что больше не может оставаться здесь. Сжав корзинку в руках, она повернулась и зашагала к двери, надеясь, что ее уход не будет выглядеть трусливым бегством.  Едва выйдя наружу, она ощутила, как свежий воздух обрушился на ее пылающее лицо и легкие. Казалось, она не просто покинула дом, а вырвалась из темного и душного лабиринта, чьи стены были сплетены из ветвей дикого граната, а проходы сторожил огромный белоснежный гепард. Стоя на пороге, она закрыла глаза и несколько раз глубоко вдохнула, стараясь проветрить свои внутренности от его запаха и успокоить биение сердца.

***

Было весьма самонадеянно рассчитывать, что им удастся разобраться с найденным посланием столь быстро, чтобы утереть эпистату его напыщенный нос. Шезму очень постарались, чтобы скрыть свои тайны от посторонних глаз.  Проведя несколько бесконечно длинных ночей, погрузившись в незнакомые символы, они поняли, что решение этой загадки не дастся им так просто, как хотелось бы. Ливий сразу определил, что текст не являлся другим языком. Написанное нельзя было просто перевести — необходимо было подобрать правильный ключ, который мог бы раскрыть смысл зашифрованного сообщения. Мужчина перечитывал бесчисленные старинные свитки, сверяя их с таинственными знаками, в поисках малейшего совпадения. Его глаза, обычно такие живые и яркие, теперь были полны изможденности и серьезности. Он сосредоточенно изучал каждый знак, исследуя как греческие книги, так и египетские писания, пытаясь отыскать подсказку к разгадке. Проводил часы, вглядываясь в тексты, надеясь на внезапное озарение. Эва, сидя с ним рядом, аккуратно выписывала все символы, что только им встречались, надеясь принести хоть какую-то пользу расследованию. Переписывала, сортировала и сравнивала до тех пор, пока руки не начинали дрожать от усталости. Но как бы они ни старались, сколько бы сил ни прикладывали — ничего не получалось. Каждая попытка разгадать шифр заканчивалась тупиком. Порой казалось, будто это просто случайный набор знаков. Ловушка, тщательно спланированная, чтобы отвлечь их от чего-то действительно важного. День за днем масло в лампах прогорало до последней капли, разгоняя тени и освещая груды пергаментов, книг и заметок, покрывающих весь стол в гостиной лекаря. Эва заваривала крепкий настой из трав в большом котелке, чтобы сохранить бодрость как можно дольше. Вкус у него был не самым приятным из того, что ей доводилось пить, однако он действительно помогал им продержаться немного дольше обычного. Они вдвоем искали новые пути, новые подходы к разгадке. Обсуждали, спорили и вновь неизменно возвращались к самому началу. Это походило на бесконечную игру в сенет, где противник предугадал все их ходы наперёд. Быть может, смысл был скрыт не в тексте, а в самом его расположении? В порядке слов или даже в пропусках между ними? В крошечных отметинах на обратной стороне пергамента или в чем-то еще? Отчаявшись, Эва даже пыталась поджечь записку, предполагая, что какие-то скрытые надписи могли бы проступить под воздействием тепла. Казалось, она видела эти проклятые символы уже столько раз, что могла бы с легкостью и безошибочно переписать их все по памяти. Ливий посвящал поиску решения все свободное от лечебницы время, несмотря на то, что больных хворью с каждым днем становилось все больше. Эвтиде приходилось брать на себя в два раза больше работы, чем раньше, чтобы дать ему возможность хотя бы немного высыпаться. Если раньше ей казалось, что у нее много обязанностей, то теперь она в действительности поняла значение слова “много”. Она практически переехала к лекарю домой, возвращаясь к себе лишь чтобы переодеться и проверить Афири. Одним Богам было известно, сколько бы еще Эва смогла так продержаться, если бы у нее не появился маленький помощник.  Однажды утром, когда голова ее раскалывалась особенно сильно, на пороге лечебницы появился Муса, держа в руках ведро воды из колодца. Пыхтя и обливаясь потом, он заполнил свежей водой все пустующие кувшины, а затем, смущенно переминаясь с ноги на ногу, пробормотал прощание и убежал. С тех пор он приходил каждый день, интересуясь, не нужна ли девушке какая-нибудь помощь. Вначале Эва думала прогнать мальчишку, полагая, что тот собирается шпионить за ней для Амена. Но всего через несколько дней, наблюдая за его старательностью и неподдельным желанием помочь, искренне прониклась к маленькому сорванцу и позволила приходить к ней, когда ему только вздумается. Муса жил с охотниками в таверне, потихоньку перенимая их уклад жизни. Он ел и тренировался вместе с ними каждый день, а после, когда солдаты разбредались по своим заданиям, был предоставлен самому себе вплоть до отбоя.  Эва научила его тому, какие растения использовать в лечении. Как распознавать целебные травы. Показала, как правильно сушить, измельчать и смешивать их для приготовления снадобий. В течение дня, пока девушка принимала пациентов, накладывала повязки и смешивала настои, Муса всегда был рядом, впитывая любопытными глазами каждое ее движение. Она никогда не спрашивала у него, позволил ли эти вылазки эпистат. Почти наверняка знала, что нет. Не хотела смущать Мусу еще больше и заставлять выбирать между ними, ведь даже она не выбрала бы саму себя.  Эва поразилась, когда узнала, что Амен взял заботы о ребенке на себя, оплачивая его жилье, пропитание и прочие нужды. Муса рассказал, что эпистат даже нанял для него учителя, который обучает его чтению и письму дважды в неделю.  Иногда, глядя на улыбающееся невинное лицо, Эва задавалась вопросом: может ли быть, что даже в сердце Амена есть место для чего-то светлого?  Возможно, забота о мальчике была его способом искупить грехи? Найти прощение, которого он никогда не получит ни от окружающих, ни от самого себя? Но тут же отбрасывала эту мысль, напоминая себе о его истинной природе. Каким бы хорошим он не хотел казаться для Мусы, Эва знала, каков Амен на самом деле. Человек, способный на жестокость ради достижения своих целей. И хоть где-то там, под его устрашающей маской, скрывалось живое сердце, оно было навеки заковано им самим в ледяные тиски.  Амен был непреклонен и беспощаден, и именно это сделало его столь ценным для Фараона. Его любимым цепным псом, готовым обнажать смертоносные зубы по первому зову хозяина. Кровавая охота никогда бы не стала такой, как сейчас, если бы эпистат не встал у ее руля. Эвтида не собиралась позволить себе обмануться из-за одного доброго поступка по отношению к мальчику, ведь для себя ей его милости не сыскать. Однажды она была связана с шезму и Амен никогда не позволит ей забыть об этом. В его мире попросту не было места для прощения или сочувствия. Пускай. Эва прекрасно знала это еще до того, как они впервые встретились. Оттого и возвела вокруг себя неприступные колючие стены, через которые мужчина не смог бы добраться до нее. Она лишь надеялась, что мальчик никогда не узнает правду об Амене. Не увидит его темной стороны и того, на что он в действительности был способен. Ведь для Мусы эпистат все еще оставался образом силы и защиты, и она не хотела возвращать его в реальность, которую ей самой приходилось принимать. Закончив прием в лечебнице немного позже, чем планировала, Эвтида прибралась и отправила Мусу обратно в таверну, не забыв ущипнуть его на прощание за румяную щеку. И изо всех сил постаралась проигнорировать болезненный укол в сердце, когда увидела в светящемся юном лице отражение улыбки Исмана. Впереди предстояла очередная бессонная ночь в поисках разгадки, и сейчас у нее, как никогда раньше, не было права на подобную слабость. Эва неспешно шла по узким улочкам, что уже начали погружаться в вечерние сумерки. От главного входа до дома Ливия добираться было не дольше нескольких минут. И хоть ей не нравилось количество соседей и людей, бесконечно снующих вокруг, она не могла не оценить удобство подобного расположения. Девушка даже не успела вдоволь налюбоваться всеми оттенками неба, в которые его окрасили закатные лучи, как уже оказалась во дворе хижины.  Тихонько отперев дверь, на цыпочках прошла внутрь, не желая разбудить лекаря, которого она всего несколько часов назад отправила отоспаться и набраться сил. Деревянный пол слегка скрипнул под ее ногами, но она умело избегала наиболее шумных досок, зная каждый звук этого дома наизусть. И очень удивилась, когда застала Ливия в гостиной за книгами, выглядящего так, будто тот не спал ни единой минуты. Мужчина подскочил на месте, едва она успела переступить порог, словно уже давно ожидал ее появления.  Нахмурившись, Эва обвела комнату глазами в поисках хоть какой-нибудь подсказки. Подавив легкую дрожь в голосе, спросила, боясь услышать ответ. — Что-то случилось?  — Залезь ко мне в голову, — даже не просьба. Мольба. — Нет, — она замотала головой и инстинктивно отшатнулась назад, будто бы Ливий мог подбежать и схватить ее, чтобы удержать на месте. — Нет. Ни за что. Она прекрасно понимала, как это глупо. Ливий никогда бы не попытался причинить ей боль или заставить что-то делать силой, против воли. И даже когда девушка отпрянула от него, как от огня, не сделал ни шага в ее сторону. Лишь печально улыбнулся, пытаясь придать лицу менее подавленный вид. — Эва, я устал. Так сильно устал, что еще немного — и готов буду сдаться. Мне невыносимо каждый день смотреть в глаза людям, которым я не могу помочь. Что бы я ни делал, они умирают, и это убивает меня вслед за ними. Тяжесть его горя мгновенно заполнила хижину, делая воздух вязким и удушливым, словно сама печаль обрела материальную форму. Эва чувствовала, как отчаяние Ливия буквально пропитывает стены и мебель. Чувствовала, как ее сердце сжимается, видя его в таком состоянии. Не понимая точно, что делает, она пересекла комнату и подошла ближе. Будто бы не хотела, чтобы он был сейчас один, желая разделить его боль, как он делил ее.  Она медленно протянула руку, не зная, как еще может помочь, и Ливий аккуратно взял ее пальцы в свои ладони, слегка сжимая. Он не удерживал ее, не пытался заставить остаться. Лишь давал ей чувство опоры, когда ее душа терзалась, принимая сложное решение.  Его прикосновение было мягким и теплым, но в нем ощущалась та сила и твердость, которой ей так не хватало. Подняв к нему испуганные глаза, Эвтида почти что прошептала. — Ты знаешь, я пообещала больше никогда не делать этого. — Знаю. И не просил бы, если бы смог иначе, — он замолчал на мгновение, словно взвешивая свои слова в последний раз. — Но все же я прошу.  Рвано выдохнув весь воздух, что еще оставался в ее легких, Эва кивнула.  Страшась передумать, она как можно быстрее помогла подготовить комнату к ритуалу, а затем уложила Ливия на диван. Они оба были настолько истощены после долгих дней, что долго ждать не пришлось. Всего через пару минут лекарь засопел, а еще через некоторое время погрузился в спокойный глубокий сон, устроившись возле ее коленей. Эвтида склонилась над ним, вытирая влажные ладони об обивку дивана. Нежно обхватила пальцами его лицо, скользя взглядом по знакомым чертам. Ей не требовалась маска, чтобы нащупать тепло его души. Тем более, что все, что связывало девушку с прошлым, она давно сожгла и закопала в земле, надеясь никогда не увидеть вновь. Единственный человек, в голове которого ей никогда не хотелось бы копаться. Единственный, чьи сокровенные тайны и секреты она никогда не хотела бы узнать. Ливий лежал перед ней, уязвимый и беззащитный, безоговорочно доверяя свою жизнь и свои мысли. Будто собираясь нырнуть глубоко под воду, она задержала дыхание и приготовилась к погружению в сновидение. Теплая волна чужих эмоций накрыла ее с головой. Открыв глаза, она оказалась в той же самой комнате, где была всего мгновения назад. Эва бы могла подумать, что ничего не вышло, если бы не черная гнетущая аура вокруг. Тьма окружала почти всю хижину, избегая лишь крошечный кусочек пространства. Словно живая, она двигалась, перемещалась, тянула свои хищные щупальца к этому месту, пытаясь достать и уничтожить единственный лучик света. Желала погрузить все окружающее в непроглядную темноту.  Но Эвтиде не нужно было видеть. Словно за невидимую нить, ее тянуло к хозяину сна, и она без страха сделала первый шаг в эту пропасть. Каждый шаг давался тяжело, словно воздух вокруг нее загустел. Тьма пыталась завладеть ее разумом, нашептывала страхи и сомнения, пытаясь утянуть ее к себе, но Эва упорно продвигалась вперед.  В крошечном оазисе теплого света виднелись очертания двух фигур, устроившихся за большим столом в гостиной. И чем ближе Эва подходила, тем отчетливее узнавала собственные черты. Узнавала свой голос и одну из первых ночей, что они провели вместе, пытаясь разгадать тайну послания.  Ливий сидел рядом с ней, окруженный золотистым сиянием, улыбаясь какой-то глупости, которую она тогда сказала. И то сияние, что Эвтида видела, исходило от его сердца. Здесь, в своем воспоминании, он был счастлив, и это чувство противостояло тьме отчаяния и печали, окружавших его со всех сторон. Но с каждым днем эта тьма становилась лишь сильнее и больше, заполняя весь его мир целиком. Так что этот маленький кусочек света больше не мог справляться с подобным натиском. В носу у Эвы защипало от подступивших эмоций. Нет. Нельзя было поддаваться этой тьме во сне Ливия, когда он мог почувствовать ее. Она глубоко вздохнула, пытаясь вернуть себе самообладание. Мысли ее обратились к моментам, когда Ливий был ее поддержкой, вытаскивая из бездны отчаяния. Когда его спокойствие и уверенность помогали ей справиться с собственными демонами. Вспомнила его способность видеть в ней свет, даже когда она сама этого не замечала.  Теперь настала ее очередь быть для него тем же светом, каким Ливий был для нее. Эвтида медленно закрыла глаза и позволила своей энергии слиться с его. Сосредоточилась на всех тех днях, что они провели вместе. На всех невзгодах, которые им пришлось преодолеть бок о бок. Она хотела, чтобы эти воспоминания стали защитной стеной вокруг его сердца. Чтобы они оттолкнули тьму, которая пыталась поглотить его. Сияние его сердца стало немного ярче. Окрепло, отталкивая темноту все дальше. Эва подскочила к ее границам, принявшись голыми руками разрывать все черные липкие нити, которые тянулись к мужчине.  Тьма злобно заворочалась, сжалась в единый ком, не желая уступать. Она шипела и скрежетала, словно живое существо, пытающееся сохранить свой контроль. Но Эвтида не сдавалась. Она сосредоточила всю свою силу, всю свою волю на том, чтобы разогнать этот мрак. Постепенно тени рассеялись, как утренний туман перед восходом солнца. Но девушка знала, что не может полностью изгнать тьму из его души. Это было его собственное сражение. Испытание, которое Ливий должен был пройти самостоятельно, чтобы восстановить внутренний мир и баланс. Уже собираясь покинуть сон, она случайно бросила взгляд на стол. Туда, где обычно лежал найденный охотниками клочок бумаги с зашифрованным текстом, над которым они с Ливием бились многие дни и ночи. Сейчас же на его месте лежала записка, которую Эвтида без труда смогла прочитать. “Пятнадцатая луна Мехир. Там, где солнце целует землю на закате”.