Ведьма

Ну что ж. Теперь он совершенно точно ее убьет. Эвтида всегда знала, что однажды ее вздорный характер и длинный язык сведут ее в могилу. Хотя бы умереть будет не так жалко, вспоминая перекошенное лицо эпистата. О, в этот раз она действительно превзошла саму себя. Возможно, стоило бы подумать трижды, прежде чем вытворять подобное. Но ее эмоции постоянно брали верх над здравым голосом рассудка. Особенно, когда их в ней вызывал этот грубиян. Их неравная борьба никак не желала утихать, набирая все новые обороты. Как бы Эва ни старалась, как бы ни клялась самой себе прекратить это, у нее ничего не получалось. Равно как и у самого Амена. Язык его тела был слишком красноречив, беззастенчиво показывая ей все оттенки его ненависти. Одним богам известно, сколько еще это будет продолжаться, пока один из них в конечном итоге не убьет второго, и Эвтида понимала, что вряд ли победителем выйдет именно она. Но если твоя судьба уже предрешена, какой смысл сопротивляться? Бороться с самой собой, тратя последние силы, если можно было потратить их на что-нибудь, что хотя бы принесет тебе удовольствие? Вот и оставалось продолжать жить дальше, отравляя эпистату кровь одним лишь своим существованием. Если бы не одно маленькое «‎но». Крошечное. Размером с одну из Великих пирамид в Гизе. Ей понравилось. Эва наслаждалась взглядом, с которым Амен глядел на нее. Каждой секундой, что они провели там, пока эпистат не убежал прочь, оставив ее наедине с этим необъяснимым чувством. Вначале это была ничего не значащая выходка. Простая попытка прогнать Амена прочь, используя единственную доступную ей возможность. Обычно охотники не пропускали мимо ни одной юбки. Посвятив себя службе, они использовали каждую возможность утолить свою тягу к противоположному полу. Даже Тизиан заглядывался на одну из девушек в поселении, хоть и ни разу не позволил себе переступить черту. Такими были все, но не Амен. Эвтида не могла вспомнить ни единого раза, когда хотя бы видела эпистата рядом с другой женщиной. Тот будто избегал их, запираясь у себя дома или таскаясь по городу со своим мальчишкой. Иногда ей казалось, что женщины его и вовсе не интересуют. В его каменном сердце настолько не осталось жизни, что он даже не чувствует потребности разделить с кем-то постель. Но ведь она приглянулась ему в самом начале? Пока охотник еще не узнал, кто она такая, и не возненавидел ее за это. Быть может и так, только сейчас все совсем иначе. С того самого момента у них не было и дня, когда они не сцепились бы друг с другом, словно собаки. Потому Эва и решила отпугнуть его подобным образом, надеясь, что после подобного эпистат больше никогда не решится к ней подойти. Дни, проведенные в кандалах и за решеткой, напрочь лишили девушку любого стеснения. Теперь ей было абсолютно плевать, если кто-нибудь видел ее нагое тело. Так она думала. Стоять перед Аменом ощущалось абсолютно иначе. Его взгляд был осязаем, словно Эва могла прочувствовать прикосновения к своей коже там, куда он смотрел. Зрачки мужчины расширились почти до предела, скрывая под собой голубую радужку, словно порочная тьма заслонила собой весь его свет. Что-то внутри нее загорелось, словно маленький огонек, чье тепло распространилось по всему телу к низу живота, делая его тяжелым и чувствительным. Хотелось свести бедра вместе, чтобы немного унять это напряжение, но Эвтида даже не шелохнулась. Продолжала гордо стоять, наблюдая за мужчиной и надеясь, что распаренная кожа не выдаст ее предательского румянца. Она думала, что в ней не осталось ничего живого, способного испытывать подобные эмоции. Что пережитая боль вытравила из нее все то, что делало ее нормальным человеком. Могло ли это измениться? На дворе было раннее утро, а Эва уже ощущала себя абсолютно обессиленной. Она лежала на своей кровати, закинув длинные ноги на стену. Камень отдавал коже свою прохладу, остужая разгоряченное после бани тело. Вот бы найти что-то подобное и для воспалившихся мыслей, чей непрерывный поток в последнее время грозился лишить ее рассудка. У ее чувств определенно есть какое-то другое объяснение. Нормальное, а не тот бред, который первым приходит на ум. И если она успокоится и наконец выбросит Амена из головы, то сможет найти его и очистить свою совесть. Они враги. Между ними ничего не может быть. И она просто не может ничего испытывать к охотнику.

***

Проспав до самого вечера, Эвтида поднялась с постели еще более разбитая, чем засыпала. Идея отложить все дела на потом была не самым взрослым ее решением. Но разбираться прямо сейчас со всеми этими мазями, настойками и прочими запасами, которые она должна была пополнить, у нее не было абсолютно никакого желания. Это будут проблемы будущей Эвтиды, не ее. В хижине не нашлось ни крошки. Даже Афири сбежала на охоту, оставив свою хозяйку умирать от голода в гордом одиночестве. Эва не могла ее винить. Будь она на месте кошки, тоже бы не задержалась рядом с собой. Солнце уже село, но закат все еще горел, освещая мир красно-золотыми красками. Первые звезды медленно зажигались на небосводе, встречая долгожданную ночь. Укрывшись накидкой, Эвтида вышла из дома и направилась в сторону поселения, пока урчание в животе стремительно подгоняло ее вперед. Можно было бы одолжить немного еды у Тизиана, как раньше, но теперь Эва скорее в яму с крокодилами прыгнет, чем добровольно переступит порог этого дома. Пока в нем живет эпистат, дорога для нее туда оставалась закрыта. Оставался лишь один человек, который был бы рад увидеть ее в такой час. Обычно Ливий никогда не запирал дверь на засов, не беспокоясь, что кто-то может к нему вломиться. В деревне все едва ли не боготворили лекаря, и вряд ли мысль обокрасть этого человека могла бы прийти хоть кому-нибудь в голову… Он жил в небольшом, но весьма аккуратном двухэтажном доме с маленьким садом, расположенном в нескольких минутах ходьбы от лечебницы. Ливий множество раз предлагал Эве переехать к нему, но девушка каждый раз наотрез отказывалась. На удивление ей нравилась ее собственная старенькая хижина. Особенно теперь, когда она была заполнена множеством разных мелочей, каждая из которых по-своему олицетворяла ее внутренний мир. Оставить ее теперь казалось сродни маленькому предательству. Увидев Эвтиду на своем пороге, мужчина не задал лишних вопросов. Вероятно, она выглядела настолько плохо, что Ливий решил усмирить свою раздражающую любознательность до более подходящего момента. Лишь после весьма скромного ужина он устроился на собственной кровати, пока девушка задумчиво расхаживала из угла в угол, и осторожно поинтересовался. — Мне спросить, что случилось? — Не стоит. Он ухмыльнулся ее недовольному выражению лица и с важным видом скрестил руки на груди. — Хорошо, но тогда я не стану помогать тебе прятать тело, когда ты кого-нибудь убьешь. Отвесив подзатыльник его кудрявой голове, Эва рухнула рядом. Хоть Ливий и дурачился, словно ребенок, но делал это лишь чтобы развеселить и поддержать ее. Пусть и своим странным способом. — Знаешь, если твоя карьера лекаря не удастся, ты можешь стать отличным шутом. — Приму к сведению, милая госпожа. Он улыбнулся ей совершенно искренне, и Эвтида не смогла сдержать ответной улыбки. Ее солнце. Его лучезарное лицо светилось всегда, несмотря на обстоятельства. Вот и сейчас лишь один его вид дарил девушке тепло и покой, так ей необходимые. Эва любила его. Всем сердцем и душой. Но было ли это то самое чувство, о котором поют песни и рассказывают сказки? Быть может, если бы она все же решилась переступить ту незримую черту, что однажды провела между ними, это бы отозвалось внутри нее тем же самым огнем? Ливий о чем-то задумался, смотря в окно, а Эва все сидела, не сводя с него взгляда. Не в силах выкинуть эту навязчивую мысль из головы, скользила взглядом по его красивому профилю, аккуратным губам, длинным ресницам. Ей хотелось, чтобы это было так. Хотелось оказаться правой, чтобы перестать ощущать это гнетущее чувство вины, изводящее ее, словно паразит. Зажмурившись, Эва спешно подалась вперед, касаясь его губ своими. Совсем легко, почти невинно. На несколько мгновений Ливий замер и даже, казалось, перестал дышать. Ей и самой едва хватало воздуха в опустевших легких. Но отстраниться и взглянуть ему в глаза было слишком страшно. Он сердится? Она облажалась? Вопросы вертелись в голове, заставляя ее все сильнее нервничать. Сердце колотилось внутри, словно сумасшедшее. Казалось, оно вполне способно оставить синяки на ее груди, если Эвтида сейчас же не успокоится. Медленно, будто боясь спугнуть, Ливий выдохнул и придвинулся ближе. Едва заметно он двинул губами, отвечая на ее поцелуй, но не спешил предпринять что-то большее. Будто готов был ограничиться и этим детским жестом, если бы она того захотела. Позволял девушке самой выбирать, что делать дальше, и был готов принять любое ее решение. Может, этого слишком мало, чтобы предательский огонек в животе разгорелся? Эвтида зарылась тонкими пальцами в мягкие кудри, притягивая мужчину ближе. Несмело раскрыла губы, делая этот спонтанный поцелуй чем-то большим, чем просто невинный жест. Ливий с готовностью поддался ей, следуя за ее руками. Целуя столь нежно и чувственно, словно до сих пор не мог поверить в происходящее. От него пахло травами и ароматным маслом. Сладость малины оседала в легких, становясь с ней одним целым. Такой привычный ей запах, но Эва еще никогда не ощущала его столь ярко. Едва их языки встретились, Ливий сдавленно простонал в ее рот. Ладони сомкнулись на тонкой талии, притягивая девушку к себе почти вплотную. Даже сквозь рубашку Эва чувствовала жар, исходящий от его тела. Он словно горел заживо, распаляясь с каждой секундой все больше и больше. Ей нравилось ощущать его желание и ласку. Нравилось быть кому-то нужной. Но этот проклятый огонек внутри по-прежнему не возникал. Она просто слишком много думает. Нужно расслабиться. Выбросить все из головы, полностью отдавшись ощущениям тела. Вновь закрыв глаза, Эва откинулась на мягкую кровать, утягивая мужчину за собой. Задыхаясь, Ливий навис над ней и слегка отстранился, опускаясь к ее шее. Не спеша проложил дорожку языком от шрама к ключицам и плечам, покрывая поцелуями каждый миллиметр бронзовой кожи. — Я так долго мечтал об этом, — хриплый шепот коснулся ее уха, разбегаясь россыпью мурашек. — Ты даже не представляешь как долго. Его руки благоговейно скользили по ее телу, лаская. Будто он прикасался к самому бесценному сокровищу во всей своей жизни. Столь медленно и трепетно, будто каждым своим действием спрашивал ее разрешения. Готовый остановиться в любой момент, если только она попросит. Но Эва не произнесла ни слова. Обхватив ладонями его шею, она провела по коже пальцами, срывая с его губ очередной протяжный стон. Поддавшись желанию, Ливий слегка развел ее ноги коленом, отчего ткань платья задралась, оголяя округлые бедра, и прижался пахом к низу живота. Прошептал, опаляя горячим дыханием влажную кожу. — Ты потрясающая… Потрясающая… Мужские губы вновь нашли ее рот, приникая к нему со всей страстью. Язык скользил внутри, сплетаясь с ее собственным. Сладко, приятно, но это совсем не то. Может быть, еще немного? Еще чуть-чуть времени, и все непременно случится? Но ничего не произошло. Ничего. Ни одно из тех чувств, что она испытывала к Ливию, не похоже на то, что она надеялась испытать. Положив одну из ладоней на мужскую грудь, Эва слегка надавила на нее, отстраняясь. — Подожди. Ему не пришлось повторять. В ту же секунду Ливий замер, обеспокоенно всматриваясь в ее лицо. Его аккуратные кудри растрепались, а губы раскраснелись и припухли, безмолвно свидетельствуя о случившемся, и сама Эва, должно быть, выглядела сейчас точно так же. — Я сделал что-то нет так? — спросил он, изо всех сил пытаясь восстановить дыхание, и от нежности в его глазах и голосе у Эвтиды к горлу подступил удушливый ком. — Нет! — поспешно воскликнула она, а затем накрыла лицо ладонями, бормоча сквозь пальцы. — Исфет, я идиотка. Какая же я идиотка. Я не должна была. Умоляю, прости меня… — Эй, тише, — теплые руки притянули ее к себе, располагая на крепком плече, — все в порядке. Тебе не за что извиняться. Подумав пару секунд, Ливий добавил с лукавой улыбкой на губах: — Разве только за то, что это был самый лучший поцелуй в моей жизни, и я никогда больше не смогу выкинуть его из головы. Он забрался на кровать, устраиваясь удобнее на подушках, и притянул к себе безвольную Эвтиду. Свернувшись клубком под его боком, девушка уткнулась носом ему в солнечное сплетение, продолжая скулить извинения. Мужчина неспешно погладил ее по волосам, пока сердце ее не успокоилось, и Эва, наконец, позволила себе расслабиться в этих нежных объятиях. Если бы она могла, она бы уже заплакала. Но слезы ее давно иссохли, превратившись в тяжелые камни, грудой лежащие на душе. — Я все испортила… — Ты просто не можешь ничего испортить, слышишь? Ты на такое попросту не способна. Мы вернемся к этому всему позже, если ты захочешь, но сейчас тебе нужно поспать. Ты устала, вымоталась, и боги знают, что еще с тобой произошло. Но все это пройдет, как только ты закроешь глаза. Хорошо? Эва тихонько кивнула, соглашаясь с его словами. Со всем, что этот человек говорил ей своим приятным поставленным голосом, ей хотелось соглашаться. Даже самая вопиющая глупость, слетевшая с его уст, приобретала частичку смысла. Свечи медленно догорали, позволяя темноте ночи полноправно вступить в свои владения. Тишину нарушал лишь треск сверчков за окном и тихое дыхание их двоих, сливающееся в унисон. Высунувшись из своего убежища, Эвтида слегка задрала голову вверх и вытянула руку, невесомо прикасаясь пальцами к острому подбородку. Кожа у Ливия была мягкая и ухоженная. Немного светлее, чем у нее самой. Лекарь не мешал ей, с интересом наблюдая за ее действиями. Лишь когда девушку стало клонить в сон, он тихонько спросил: — Что ты делаешь? — Проверяю, настоящий ли ты.