Отражение

With your feet in the air and your head on the ground

Try this trick and spin it, yeah

Your head will collapse

If there's nothing in it

And you'll ask yourself:

Where is my mind?

© Pixies

Джордж с криком вскочил с дивана и, моментально задрав футболку, принялся рассматривать бледную веснушчатую кожу живота, на котором не было и следа.       — Я уже успела подумать, что ты немой, а ты так разорался, — смеялась Лилит, подходя к спинке бархатного дивана. — Не волнуйся, не потолстел, хотя ешь как за троих. Волшебник молча поправил изумрудную подушку в тон дивана и сел обратно, скрестив руки на груди. Он всеми силами пытался сделать вид, что все в порядке, но округлившиеся глаза, смотрящие сквозь пространство, явно давали понять, что мысленно он все еще был в своем кошмаре.       — Да ладно тебе, Джордж! Хватит страдать ерундой, — продолжала налаживать контакт брюнетка, находясь вне поля зрения волшебника. — Ну, вот видишь, я могу быть и милой, — с самодовольной улыбкой, Лилит присела на диван, протягивая прямо под нос Уизли серебряный поднос, на котором по соседству с бутербродом стояла аккуратная кружка с витиеватой ручкой и замудренными вензелями, полная чая. Джордж неоднозначно взглянул на девушку. Он был невероятно зол на нее, а эта ужасная наигранная улыбка только усугубляла ее положение.       — Поешь хотя бы, — Лилит продолжала свою атаку, но ответа не последовало. Волшебник взял приготовленный завтрак, принимаясь за бутерброд, но его взгляд оставался холодным и недружелюбным.       — Ну все, надоел, хватит страдать! Или ты так добиваешься извинений? — парень медленно перевел на нее глаза. — Не смотри на меня так, их не будет. Ожидая подобного ответа, Джордж покривил губы, возвращая к еде. Для него Лилит сродни тем девушкам, что умышленно врываются в разум, снося все на своем пути. Джордж презирает её, видя в ней лишь дополнительное бремя. Её чрезмерное любопытство, настойчивость и попытки захватить всё под свой контроль вызывают у него не недоумение, а скорее ярость и неприязнь. Каждое её слово, каждый наигранный смех кажутся ему просто очередной провокацией, способом подразнить. Лилит не оставляет его в покое, словно была создана, чтобы не дать ему сосредоточиться ни на чём, кроме неё. Она не позволяет ему забыться, не дает и шанса перевести внимание, даже секунды спокойствия. Её присутствие становится бесконечным звоном в его голове, напрочь перебивающим все прочие мысли. Она не дает ему закрыть глаза и провалиться в себя, обдумать все происходящее. Каждый момент с ней — замкнутый круг, блуждание по которому лишь разогревает злобу в жилах. Он чувствует себя ее пленником. Пленником ее гипнотизирующих, оголяющих до костей глаз. Все это в Лилит вызывает в Джордже нечто гораздо более глубокое, чем просто недовольство. Она отталкивает и, одновременно с тем, притягивает с новой силой.       — Знаешь, у меня тоже был когда-то человек близкий мне, и я тоже его потеряла, — голос брюнетки остался на прежнем, не подходящим для начала, судя по всему, трагической истории, тоне. Лилит отвела взгляд с заинтересованного то ли едой, то ли ее словами Уизли.       — Я росла в богатой финской семье. У меня было все, что только можно было пожелать, но больше всего я любила наш большой дом на окраине Хельсинки, окруженный соснами и озерами, — начала она, ее голос был спокойным, почти равнодушным. — Моя мать была неизлечимо больна, и каждая зима становилась для нее все тяжелее и тяжелее. В конце концов, врачи сказали, что ей нужен более теплый климат, и мой папаша решился на переезд в Италию. Она вздохнула, вспоминая о прошлом.       — Италия прекрасна. Тепло, красиво, море… но я не хотела бросать свой дом, Дурмстранг, друзей. Мне было всего 15, а эти мелочи — все что у меня было из по-настоящему значимого. Я хотела остаться дома с гувернанткой, но отец не позволил. Все мои просьбы превращались в скандал, который заканчивался пощечиной и моими слезами. После переезда я училась дома, и единственной моей отдушиной был Давид, — ее голос слегка дрогнул от упоминания этого имени, но она быстро взяла себя в руки. — Он был необыкновенным. Мечта любой девушки. Умный, красивый, веселый и до ужаса обаятельный; знал несколько языков, обожал астрологию и невероятно вкусно готовил. Он проводил экскурсии по старым улочкам, рассказывая про каждую песчинку у нас под ногами, посвящал мне стихи, писал письма. Давид умел любить и делал это красиво, а я очень нуждалась в этом чувстве… У меня осталась фотография. Минутку, — брюнетка вскочила с дивана, направляясь к тумбе. Выдвинув резной ящичек, девушка немного пошуршала бумагой и прочей мелочевкой, что звенела, ударяясь об деревянные стенки. Через несколько секунд она вновь стояла пред Джорджем, протягивая ему затертую фотографию, с которой в объятиях смуглого кучерявого парня на него смотрела Лилит, раздававшаяся самой искренней улыбкой, которую он только видел. Пальцы волшебника с осторожностью коснулись липкой от времени бумаги, давая брюнетке возможность сесть на место.       — Когда мама умерла, я думала мы сблизимся с отцом, ведь общая утрата объединяет, но он даже не думал скорбеть. Он просто возненавидел меня… Я очень похожа на маму и одним своим видом напоминала ему, до чего он довел ее, — Лилит произнесла эти слова с ужасающим хладнокровием. — Я была неосторожна, ушла вечером из дома, оставив письма на самом видном месте в своей спальне… В этой стране не стало проблемой разузнать, кто такой Давид Руссо, особенно, для кого-то наподобие моего отца. И он узнал обо всем. Избив меня до полусмерти, так же как избивал мою мать все эти года, он поставил мне ультиматум — бросить Давида. Но я не послушала его. Оправившись, я решила, что это последняя ссора, и украв деньги, много денег, я уговорила Давида бежать со мной. Выбор пал на Британию. Мы купили эту квартиру и начали ее обустраивать, вкладывая душу в каждую мелочь, строили свою семью, но папаша нашел нас. Он убил Давида прямо на моих глазах. Ее голос дрогнул, и она замолчала, словно пытаясь собрать мысли.       — В этот момент мое сознание и разделилось на две части. Наверное… Мой отец забрал меня домой, но я снова сбежала сюда и искала способы вернуть Давида к жизни. За это мой отец отправил меня в психиатрическую клинику, а дальше я встретила тебя. Она взглянула на Джорджа, в ее глазах мелькнуло что-то вроде понимания.       — Я не могу изменить то, что произошло. Я не могу вернуть Давида. Но я могу помочь вернуть тебе твою старую жизнь, помочь пройти через это. Потому что я знаю, что такое быть на твоем месте. И я не хочу, чтобы ты чувствовал себя одиноким. Потому что ты не одинок, Джордж. Ты не одинок.       — Ты только что пожалела меня? — волшебник, округлив глаза и подняв до предела брови, скривился от недоумения.       — Мне больше нравилось, когда ты молча слушал.       — Допустим, я тебе поверил. Но почему ты не спасла своего возлюбленного, но зато предлагаешь вернуть Фреда? — Джордж, в связи с последними событиями, поморщился от произнесенного вслух имени брата и протянул фотографию владелице.       — Тебе все нужно объяснять или ты прикалываешься? — глубоко вздохнув, она, перебивая контраргумент парня, продолжила. — Оказывается, воскрешать можно только тех, кто умер магловской смертью. В Пророке написали, что на твоего брата, Фреда, упала стена. В тех книгах, что мне удалось отыскать, говорилось только про обряды для тех, кто умер без участия магии напрямую. Но, думаю, нам стоит поискать еще информацию, а для этого нам нужны деньги. Джордж, взяв чашку чая, поднес ее ко рту. Вместо ожидаемого аромата чая, он ощутил странный запах — смесь вяленой вишни и лекарств. Его брови на мгновение напряженно сошлись, и он вдохнул пар еще несколько раз, пытаясь разобраться. Но не придав этому неприятному моменту большого значения, отпил чай из кружки. Лилит, внимательно следившая за ним, не упустила шанса похвалить его.       — Мне нравится, что ты ешь. Ты перестал быть похожим на скелет в коже, — сказала она, улыбаясь. Слова Лилит, словно поглаживая по голове, мягко разнеслись в тишине комнаты. Джордж молча принял ее комплимент, но в его глазах мелькнуло недоумение. Почему именно эти слова? Почему именно сейчас? Почему именно так?       — Если ты так любила своего Давида, тогда почему при первой же возможности лезешь на меня? — не сдержался парень.       — Ты серьезно такой кретин или просто испытываешь мое терпение? Жизнь идет дальше! И в ней нельзя вечно ныть, как бы больно тебе не было. Ты каждый день просыпаешь для того, чтобы бороться дальше, — Лилит срывалась на крик. — И в этом всем дерьме нужно наслаждаться каждой возможной секундой, пока можешь это делать. Ведь, либо ты отымеешь этот мир, либо он тебя! Понимаешь?       — Ладно, извини, я перегнул, — смочив горло, через время вновь подал голос Уизли, — и где нам раздобыть деньги?       — Ты чем меня слушал, когда я говорила, что мой папаша чертовски богат, а я украла у него деньги? Жопой? — язвила брюнетка. — Я успела отложить некоторую сумму, переведенную в фунты, на такой случай.       — Но ты же… то есть, Эмма, то есть… Мэрлин… — пытался разобраться во всей этой путанице Джордж. — Еще недавно денег же и в помине не было.       — Идиот!