Маг и Кровь

Холодный ветер гулял по тренировочной площадке, разнося запах крови и металла. Кейл стоял неподвижно, его алые волосы по лопатки трепетали на ветру. За семь лет его глаза стали еще темнее, почти бордовыми, но в них больше не было той детской искры, что когда-то освещала их. В свои четырнадцать он уже был убийцей, и это клеймо въелось в его душу так же глубоко, как и шрамы на его теле. Каждый новый рубец был историей выживания, каждая отметина – напоминанием о том, что слабость здесь каралась смертью. Кровавый туман клубился вокруг его ног, послушный каждому движению мысли. Это было его оружие, его щит, его проклятие. Годы тренировок научили его чувствовать малейшие колебания в потоке крови, различать тончайшие нюансы в её движении. Он мог определить ложь по легкому учащению пульса, болезнь – по изменению состава крови, страх – по характерному выбросу адреналина. Кейл поднял руку, и туман взметнулся вверх, формируя острые как бритва лезвия. Одно движение – и манекен перед ним распался на части, разрезанный невидимыми клинками из затвердевшей крови. В воздухе повис металлический запах – даже тренировочные манекены здесь начиняли настоящей кровью. –"Эйден бы оценил," – мелькнула мысль, но она не вызвала ни радости, ни грусти. Эмоции стали для него чем-то далеким, словно воспоминания о другой жизни. После того боя, когда ему пришлось убить того мальчика... Кейл помнил каждую секунду: как кровь застыла в жилах противника, как расширились от ужаса зеленые глаза, как последний вздох вырвался из груди вместе с фонтаном алой жидкости. Тот мальчик был не намного старше его самого, возможно, всего на год или два. Но приказ есть приказ, и колебание означало смерть. Кейл тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли. Воспоминания были роскошью, которую он не мог себе позволить. Два года прошло с тех пор, как Эйдена забрали. Это случилось внезапно – просто пришли среди ночи и увели его. Кейл помнил это так ясно, словно это было вчера. Он проснулся от легкого движения воздуха – Эйден всегда создавал небольшой ветерок во сне, это стало таким привычным, что отсутствие этого легкого дуновения теперь мешало Кейлу спать. В ту ночь ветер был другим – резким, тревожным. Кейл открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как четверо в черном выводят Эйдена из комнаты. Его друг не сопротивлялся – возможно, уже тогда понимал, что это бесполезно. Никаких объяснений, никаких прощаний. Только пустая кровать на следующее утро и новая решимость стать сильнее, чтобы однажды найти его. За эти годы Кейл достиг того, что считалось невозможным. Он научился не просто управлять кровью – он стал с ней единым целым. Кровь врагов подчинялась ему так же легко, как его собственная. Он мог вытягивать её из тел, формировать щиты и оружие, исцелять раны. Последнее умение далось ему особенно тяжело – жизнь здесь научила его лучше убивать, чем лечить. Каждая тренировка по исцелению стоила жизни нескольким подопытным, прежде чем он научился контролировать процесс восстановления тканей. Теперь он мог закрыть смертельную рану за секунды, но цена этого умения преследовала его в кошмарах – когда он еще видел сны. Тренировочный лагерь изменился за эти годы. Стало больше пустых комнат – свидетельство того, сколько детей не дожило до выпуска. Семьдесят человек унесли за стену, и никто из них не вернулся. Кейл перестал считать трупы после первых двадцати. Каждое утро начиналось с уборки тел тех, кто не пережил ночные тренировки. Иногда это были новички, не выдержавшие первых испытаний. Иногда – опытные ученики, допустившие фатальную ошибку. Смерть здесь не различала возраст и опыт. В углу тренировочной площадки до сих пор оставались следы от того дня, когда Эйден впервые потерял контроль над своей силой. Выщербленный камень, глубокие борозды в стене – следы урагана, который он создал в порыве гнева. Это случилось после того, как надзиратели заставили его наблюдать за казнью новенького из соседней комнаты. Мальчику было всего восемь, его преступлением была попытка спрятать кусок хлеба для больной сестры. Эйден сорвался, и его ветер превратился в живое воплощение ярости, круша все на своем пути. Именно тогда высшие обратили на него внимание. Кресты, что стояли на тренировочной площадке никогда не пустовали долго. Беглецов всегда ловили. Тот случай, когда распяли влюбленную пару, навсегда врезался в память – не из-за жестокости казни, а из-за того, что это было последний раз, когда Кейл чувствовал что-то похожее на сострадание. Он помнил их имена – Мира и Алекс. Они пытались сбежать во время грозы, используя шум дождя для маскировки. Может быть, им бы даже удалось, если бы не способность Кейла чувствовать кровь. Его подняли среди ночи и приказали выследить беглецов. Он нашел их за час – по пульсации их сердец, по теплу их крови в холодной ночи. Когда их распяли на крестах, они держались за руки до последнего вздоха. После этого Кейл начал запирать свои эмоции глубоко внутри, понимая, что чувства здесь – смертельная слабость. Новички появлялись каждый год – испуганные дети семи-десяти лет, с тем же ужасом в глазах, что был когда-то у него самого. Большинство из них не доживало до следующего года. Кейл помнил свой первый день здесь, помнил собственный страх и растерянность. Тогда он еще не знал, что его способность управлять кровью сделает его одним из самых ценных активов лагеря. Не знал, что эта сила потребует такую высокую цену.

***

В сотнях миль отсюда, Эйден завершал очередную тренировку. В свои шестнадцать он вырос высоким и сильным, его способности управлять ветром достигли невиданных высот. Воздух вокруг него постоянно находился в движении, формируя невидимые, но смертоносные лезвия. Каждый его вдох был контролируемым, каждый выдох – потенциальным оружием. Он научился создавать воздушные карманы такой плотности, что они могли остановить пулю, и вакуумные зоны, способные высосать воздух из легких противника за секунды. Тренировочный центр, куда его перевели два года назад, разительно отличался от прежнего места. Здесь не было крестов с распятыми телами, не было той удушающей атмосферы страха и смерти. Но и здесь учили убивать – просто делали это более... цивилизованно. Вместо публичных казней – тихие исчезновения. Вместо кровавых тренировок – отточенные до совершенства симуляции. Вместо жестоких надзирателей – вежливые инструкторы в белых халатах, чьи приказы были не менее смертоносны. Эйден создал небольшой ураган одним движением руки, направляя его на группу тренировочных мишеней. Ветер превратился в сотни острых лезвий, разрезая твердое дерево как масло. Его контроль над стихией стал почти абсолютным – он мог создавать как легкий бриз, так и разрушительный торнадо. Воздух подчинялся ему инстинктивно, словно был продолжением его тела. Он научился создавать воздушные коридоры для бесшумного перемещения, воздушные барьеры такой плотности, что они могли остановить артиллерийский снаряд. Копье в его руках казалось продолжением тела. В отличие от Кейла, предпочитавшего кинжалы и лук, Эйден выбрал более традиционное оружие. Но даже обычное копье в его руках становилось смертоносным – усиленное ветром, оно могло пробить любую защиту. Он помнил, как после уроков, Кейл дополнительно учил его основам фехтования в старом лагере. Тогда они были просто детьми, пытающимися выжить. Теперь каждый их навык был отточен до совершенства, превращая их в живое оружие. Каждый день он думал о Кейле. О мальчике с алыми волосами, который стал ему братом в том аду. Тогда они делили последний кусок хлеба, прикрывали спины друг друга во время тренировок, вместе плакали по ночам, когда никто не мог их увидеть. Теперь Эйден гадал, что осталось от того мальчика. Он слышал шепотки о "кровавом демоне" – так называли Кейла в донесениях, которые иногда попадали на стол его инструкторов. О подростке, способном управлять кровью целой армии, превращая солдат в марионеток. О мальчике, чьи глаза стали цвета запекшейся крови. Он знал, что однажды они встретятся снова – вопрос был только в том, кем они станут к тому моменту. Узнают ли друг друга в тех монстрах, которыми их сделали? Останется ли что-то от той дружбы, что когда-то помогла им выжить? Или они встретятся как чужаки, как оружие в руках своих хозяев? Тренировочная площадка погрузилась в тишину, когда инструктор вышел вперед. В отличие от надзирателей в старом лагере, этот человек носил белую форму с золотыми нашивками. Его движения были плавными, почти изящными, но Эйден знал, насколько смертоносным мог быть этот человек. За маской вежливости скрывалась та же безжалостность, что и у надзирателей старого лагеря – просто здесь её прятали под слоем лоска и манер. Эйден часто ловил себя на мыслях о том, что эта "цивилизованная" жестокость пугала его больше, чем открытая брутальность старого места. Там все было просто и понятно – выживает сильнейший. Здесь же... Здесь каждое слово могло иметь двойное дно, каждый комплимент мог оказаться смертным приговором. Он научился спать чутко, создавая вокруг себя сеть из воздушных потоков – любое движение в его сторону вызывало легкую вибрацию, которая мгновенно его будила. По ночам его преследовали кошмары. Он видел Кейла – но не того напуганного мальчика, которого знал раньше, а существо из крови и тьмы, с глазами цвета свежей раны. В этих снах Кейл протягивал к нему руку, и кровь в жилах Эйдена начинала кипеть. Он просыпался в холодном поту, и воздух вокруг него превращался в хаотичный вихрь, отражая его внутреннее смятение. В старом лагере Кейл тоже не находил покоя. Его способность чувствовать кровь развилась настолько, что он постоянно ощущал пульсацию жизни вокруг себя – сотни сердец, бьющихся в разном ритме, тысячи кровеносных сосудов, наполненных живой силой. Это было похоже на бесконечную симфонию жизни и смерти, от которой нельзя было спрятаться даже во сне. Иногда, в редкие моменты одиночества, Кейл позволял себе вспоминать. Он помнил свой первый день в лагере – как дрожали руки, когда ему приказали использовать свою силу против другого ребенка. Помнил, как тошнило после первого убийства. Как Эйден держал его волосы, пока его рвало, а потом молча обнимал, пока дрожь не прошла. Теперь эти воспоминания казались кадрами из чужой жизни – того мальчика больше не существовало, он умер много смертей назад. Были и другие воспоминания – о тихих разговорах по ночам, когда они с Эйденом делились своими страхами и мечтами. О том, как планировали побег, зная, что никогда не решатся на него. О том, как учили друг друга своим умениям – Кейл показывал, как чувствовать ритм сердца противника, а Эйден объяснял, как предугадывать направление ветра. Тогда это казалось игрой – страшной, смертельной, но все же игрой. Теперь каждый их навык был отточен до совершенства, превращая их в идеальные инструменты убийства. Особенно тяжело давались тренировки по "очищению разума" – так называли процесс подавления эмоций. В старом лагере это делали грубо и прямолинейно – заставляли убивать тех, к кому успел привязаться, наблюдать за пытками друзей, выбирать, кто будет жить, а кто умрет. В новом месте у Эйдена этот процесс проходил более... утонченно. Его учили видеть красоту в разрушении, находить удовольствие в идеально выполненном убийстве, воспринимать смерть как форму искусства. Кейл помнил момент, когда что-то в нем окончательно надломилось. Это случилось после того, как его заставили провести "практическое занятие" с группой новичков. Ему приказали продемонстрировать свой контроль над кровью, используя одного из детей как "учебное пособие". Мальчик кричал, пока Кейл манипулировал его кровью, заставляя тело двигаться как марионетку. Остальные дети смотрели широко раскрытыми глазами, и в их взглядах Кейл видел тот же ужас, что когда-то испытывал сам. После того дня что-то внутри него просто... выключилось. Эйден тоже изменился. Его улыбка, когда-то яркая и искренняя, теперь стала маской – отточенной, идеальной, но пустой. Он научился улыбаться во время убийства, научился говорить мягким, успокаивающим тоном, создавая вокруг цели кокон из разреженного воздуха, медленно удушая её. Его инструкторы называли это "гуманным подходом" – жертва просто засыпала, не чувствуя боли. Эйден ненавидел эту ложную заботу больше, чем откровенную жестокость старого лагеря. По ночам, когда никто не видел, Эйден создавал из воздуха тонкие нити и плел из них узоры – так, как когда-то учил его Кейл. Это была их тайная игра – Кейл создавал узоры из застывшей крови, а Эйден пытался повторить их потоками воздуха. Теперь эти узоры стали сложнее и смертоноснее – каждая линия была потенциальным оружием, каждый завиток мог превратиться в смертельную ловушку. Иногда Кейл ловил себя на том, что машинально создает маленькие вихри из кровавого тумана – привычка, перенятая от Эйдена. В такие моменты что-то внутри него начинало болеть – тупой, ноющей болью, напоминающей о том, что он все еще способен чувствовать. Он научился использовать эту боль как якорь, как напоминание о том, что где-то глубоко внутри все еще остается человеком. В последнее время Кейл начал замечать изменения в своем восприятии крови. Это больше не было просто оружием или инструментом – кровь стала для него живым существом, почти собеседником. В минуты одиночества он чувствовал, как она поет в его венах, рассказывая истории тех, кого он убил. Каждая капля хранила память – последние мысли, страхи, надежды. Иногда по ночам эти воспоминания просачивались в его сны, превращая их в калейдоскоп чужих смертей. Он никогда не говорил об этом надзирателям. Они считали его идеальным оружием – безэмоциональным, послушным, эффективным. Они не знали, что каждая смерть оставляла в нем частичку чужой жизни, медленно заполняя пустоту внутри мозаикой чужих воспоминаний. Были ночи, когда он просыпался с чужими именами на губах, с воспоминаниями о семьях, которых никогда не знал, с тоской по домам, где никогда не был. Это пугало его больше, чем он готов был признать. Что если однажды чужие воспоминания заполнят его целиком? Что если он потеряет себя в этом потоке чужих жизней? Единственное, что держало его на плаву – воспоминания об Эйдене. Они были якорем, за который он цеплялся, когда чувствовал, что начинает тонуть в крови. Эйден тоже боролся со своими демонами. Его способность управлять воздухом развилась до такой степени, что он начал чувствовать эмоции людей через их дыхание. Страх делал воздух густым и тяжелым, гнев наполнял его электрическими разрядами, любовь создавала теплые потоки. Это знание было невыносимым – чувствовать, как меняется дыхание человека в момент смерти, как последний выдох уносит с собой все, чем этот человек был. В новом лагере его учили использовать это знание. –"Читай их дыхание," – говорил инструктор, – "и ты будешь знать, когда они солгут, когда нападут, когда сдадутся." Эйден научился различать паттерны дыхания так же легко, как другие читают книги. Но каждый раз, когда он использовал это умение для убийства, часть его души словно умирала вместе с жертвой. Особенно тяжело было во время тренировок с детьми. В новом лагере их называли "младшей группой" – детей семи-десяти лет, только начинающих развивать свои способности. Эйдена заставляли работать с ними, учить их основам контроля над воздухом. Он видел в их глазах тот же страх, что когда-то испытывал сам, слышал в их дыхании ту же панику, что душила его в первые дни в старом лагере. –"Ты делаешь им одолжение," – говорил инструктор. –"Учишь их выживать." Но Эйден знал правду – он готовил их к смерти. Большинство из них не доживет до выпуска, а те, кто выживет, потеряют все человеческое, как потерял он сам. В такие моменты он особенно скучал по Кейлу. Тот всегда умел находить свет даже в самой глубокой тьме. –"Мы выживем," – говорил он тогда, сжимая руку Эйдена в своей, – "и однажды станем достаточно сильными, чтобы все изменить." Теперь Эйден понимал горькую иронию этих слов – они действительно стали сильными, но эта сила превратила их в тех самых монстров, против которых они когда-то хотели бороться. Кейл тоже помнил их разговоры о будущем. Тогда они мечтали о свободе, о мире за стенами лагеря, о возможности выбирать свой путь. Теперь он понимал – свободы не существует. Даже если бы они сбежали, их способности всегда будут тюрьмой. Как можно жить нормальной жизнью, когда чувствуешь кровь каждого человека вокруг? Когда знаешь, что одним движением мысли можешь остановить чье-то сердце? Иногда, во время особенно тяжелых тренировок, Кейл позволял себе представлять другую жизнь. Как бы все сложилось, если бы их способности никогда не проявились? Может быть, они с Эйденом встретились бы в обычной деревне, стали бы обычными друзьями, строили бы обычные планы на будущее. Но эти мысли были опасны – они делали реальность еще более невыносимой. Эйден тоже имел свои способы справляться с реальностью. Когда становилось совсем тяжело, он создавал вокруг себя кокон из уплотненного воздуха, полностью отгораживаясь от внешнего мира. В этом коконе он мог притвориться, что все еще тот самый мальчик, который верил в добро и справедливость. Но с каждым разом эта иллюзия становилась все более хрупкой, а реальность – все более настойчивой. С каждым днем Кейл все острее ощущал, как тонка грань между контролем и одержимостью. Кровь больше не просто подчинялась его воле – она звала его, шептала, предлагала силу, о которой он раньше не мог и мечтать. В моменты особой слабости он слышал её голос – древний, завораживающий, обещающий абсолютную власть над жизнью и смертью. –"Ты можешь стать богом," – нашептывала кровь в его снах. –"Только позволь мне вести тебя." Кейл боролся с этим искушением каждую ночь. Он видел, что случилось с другими детьми, кто поддался зову своей силы – они превращались в безумные оболочки, пока их дар не сжигал их изнутри. Некоторые из них были настолько сильными, что их приходилось запирать в специальных камерах, обитых металлом, блокирующим магию. Однажды он видел такого – мальчика немного старше себя, чьи глаза светились алым светом, а пламя вокруг него танцевало как живое. Мальчик смеялся, пока его собственная кровь выкипала из тела, превращаясь в туман. –"Разве это не прекрасно?" – спрашивал он, пока его тело медленно разрушалось. –"Разве это не абсолютная свобода?" Этот случай стал для Кейла предупреждением. Он создал свой собственный ритуал – каждое утро, перед тренировками, он повторял имена тех, кто был ему дорог. Эйден. Мира. Алекс. Маленькая Сара, которую не смог спасти. Их имена были его якорем, напоминанием о том, что он все еще человек, а не просто сосуд для древней силы. Эйден тоже балансировал на грани. Его дар рос с каждым днем, и вместе с ним росло искушение. Воздух пел ему о свободе, об абсолютной власти над самой жизнью. Ведь что такое жизнь без воздуха? Одно движение – и он мог бы остановить дыхание всех в радиусе мили. Одна мысль – и целый город мог задохнуться в вакууме. Но больше всего его пугала не сама сила, а то, как легко стало о ней думать. Раньше мысль об убийстве вызывала тошноту и ужас. Теперь это было просто... решением. Практичным, эффективным, почти элегантным. Он поймал себя на том, что начал оценивать людей не как личностей, а как объемы воздуха в их легких, как паттерны дыхания, которые можно изменить или остановить. –"Ты становишься настоящим оружием" – говорил его инструктор после особенно "чистого" убийства. –"Твой контроль безупречен." Эйден улыбался и благодарил, но внутри что-то кричало от ужаса. Он помнил, как когда-то хотел использовать свою силу, чтобы помогать людям – создавать прохладный ветер в жаркий день, помогать кораблям в штиль, поднимать в воздух воздушные шары на детских праздниках. Теперь эти мечты казались наивными до смешного. Иногда, в редкие моменты одиночества, оба мальчика позволяли себе думать о будущем. Не о том будущем, которое планировали для них их хозяева, а о своем собственном. Кейл представлял, как однажды они с Эйденом используют свои силы для чего-то большего, чем убийства. Может быть, они смогли бы найти других таких же детей и защитить их от судьбы, которая постигла их самих. Эйден мечтал о том, как они могли бы создать убежище – место, где дети со способностями могли бы учиться контролировать свои силы без необходимости убивать или быть убитыми. Место, где кровь и ветер служили бы жизни, а не смерти. Но оба понимали, насколько наивными были эти мечты. Система слишком сильна, слишком глубоко проникла в их сущность. И все же они продолжали тренироваться, становиться сильнее. Не ради своих хозяев, а ради того дня, когда они снова встретятся. Потому что где-то глубоко внутри они знали – только вместе они достаточно сильны, чтобы противостоять системе. Кровь и ветер, жизнь и смерть, два элемента, способные как разрушать, так и создавать. Каждую ночь, перед сном, Кейл создавал маленькую сферу из крови и заставлял её кружиться в воздухе, как когда-то Эйден учил его управлять воздушными потоками. В своей комнате Эйден делал то же самое с потоками воздуха, придавая им форму кровавых узоров, которые когда-то показывал ему Кейл. Эти маленькие ритуалы были их способом оставаться связанными, напоминанием о том, что они не одни в этой борьбе.