Потерянная тропа

Грэйс.

      Архипелаг был похож на тсиньши. Грэйс не сталкивалась с подобными существами лично, но чётко запомнила картинку в желтоватом черестокском учебнике: крошечную фигуру человечка у одной из длинных лап членистоногого существа, изображённого болотно-зелёными чернилами. Крупнее мага в десятки раз, с глазами по всему телу, похожими на разбитые стёкла. Размер был не так важен, — зверьё, страдающее гигантизмом, обладало бо́льшей выживаемостью. Паук пугал способностью вынимать из тела осколки глаз, которые продолжали оставаться жизнеспособными. Он цеплял их на деревья, закапывал в землю, выкладывал на камнях, ровно в том периметре, на который хватало его маны для отслеживания. И мог видеть этими, вырванными из себя, глазами.       Архад был таким пауком.       Грэйс чувствовала взгляды. Везде. Всегда. Стоило спуститься с флота, коснувшись сапогами пирса… И к ней приклеивались самые разные люди: дети, старики, женщины. Следили из всех щелей: в тавернах, на улицах, ночью или днём, в лесу… Даже в цверковом, чтоб им палубу прорвало, лесу. Где только нашли одарённых с силой укротителей? Или Грэйс сошла с ума из-за ощущения постоянной слежки настолько, что даже у норок видела пристальные, цепкие взгляды застекленевших осколков тсиньши?       Архипелаг, пересечь который можно за тройку майлов, намертво похоронил все сведения о младшем брате.       Нет, пираты не умели следить незаметно: их взгляды оставляли липкий осадок на коже; шаги и дыхание с шумом разлетались по окрестностям, а разговоры… Не умели они держать язык за зубами столь же хорошо, как делали это придворные, воспитанные для интриг, или наёмники, опутанные клятвами, но… Кто лучше пирата мог спрятать?       К сожалению, когда Грэйс прибыла на архипелаг будучи недоучкой, которой только стукнул второй десяток циклов, её ослепило ощущение, что до брата остались считанные таиры… Она не видела ничего, кроме остывающих нитей следа: ни липкого внимания бывшего капитана флота Дэльфии, ни того, что из-за проснувшегося дара танцующей, с помощью которого она сократила переправу с трёх приливов до одного, на неё обратил внимание тсиньши… Брат был здесь. Точнее был тот, кто его сюда привёз. Ослеплённая надеждой, она с размаху влетела в паучью сеть, завязнув. След обрубили, а Грэйс закутали в изолированный кокон дезинформации:       — Был, но куда делся — не ясно. Ищи… Но за пределы дельфиньего острова без согласования не выходи.       Ловушка сжалась. Казалось бы: ослушайся и обыщи острова самостоятельно. Грэйс хотела бы так поступить, но… Куда ей, малолетней магичке, только-только достигшей четвертой стадии силы, тягаться со старой маразматичной паучихой, осевшей на островах, будучи магом восьмой?       Если Грэйс умрёт, то брата никто не вытащит.       Даже сейчас пиратка была слабее. Но это не значит, что она дала себя сожрать. Стиснув зубы, Грэйс погрязла в попытках переиграть паучиху настолько сильно, что упустила из виду, как быстро утекают циклы один за другим.       Самой из ловушки ей не выбраться: единственный выход — вернуться на материки и бросить брата, — не её вариант. Поэтому… нужно было найти в разы больше силы или влияния, чем удерживала в своих руках глава братства дельфинов и при этом не дать повода паучихе подлить Грэйс яда, как было с прошлым капитаном Дэльфии.       Грэйс изображала пьяницу, думающую только о танцах, вела себя так, будто бы она — глупая пустая, что проживает один яркий, короткий день. И собирала цветы азгаля. Алая краска ложилась на тёмные, черные ветви татуировки, наложенные поверх первого шрама, который Грэйс заработала, защитив члена своей будущей команды. Азгаль — татуировка-подсчёт. И каждый, кто метит кожу, подсчитывает разное. Косолиций, глава братства струповских, набивает маленькие черепки после каждого убитого новым, необычным способом. А Грэйс отмечает цветами вишни тех, кого спасла. Кого вытащила из рабства, увезла с островов, привезла им что-то или кого-то. Подсчитывает каждого, кто был должен ей больше, чем пару золотых монет. И нет, не в корыстных целях, — азгаль не осел бы на коже, веди она счёт ради изъятия долгов.       Ей нужна была своя сеть верных людей, чутко собранная под напором сотни взглядов тсиньши.       С помощью этих людей Грэйс нашла способ попасть на ковёр к королю пиратов. Не брата, конечно, но… Нашла шанс добраться до бóльшей власти.       Момент располагал — цвели внутренние конфликты между братствами. С прошлого рейда ситуация усугубилась: струповские, поддерживаемые красными рыбами, в открытую выступили против короля; океанские вытеснили с островов воздушников; братство лилий на ножах с шейни… Ощущалось, что воздух искрит от общего желания вцепиться друг другу в глотки. Всё таки пираты — не миротворцы.       Ситуация была Грэйс на руку: давала немного свободы и лишние аргументы для создания образа её действий, ширмы. Всё шло хорошо, только…       Как же много времени было потрачено. Грэйс успела забыть, как выглядело лицо брата. Помнила, что глаза у него синие, чуть темнее, чем её собственные, но черты… Помнила, что он ниже Грэйс, поскольку младше на три цикла. Но ему давно не десять. Он вырос.       Если был жив.       Грэйс — долгожитель. Сила её дара даст минимум пять периодов, но даже так чувствовалось, что прошло слишком много времени без новостей — ни одного слуха или встречи, — поэтому… Вывод о смерти навязчиво лез в голову.       Об иве она узнала только в этот рейд, когда услугами переправы воспользовались трое необычных пассажиров.

***

      — Значит, ищите брата… — тихо выдохнул мальчишка с козлиными рожками на голове. На вид не больше двенадцати циклов, но чувствовалось, что он далеко не ребёнок. Во избежание яда и сжатия паутины, — ей было важно иметь допуск к другим островам, — про брата было запрещено говорить всем, кто был в это посвящен, без прямого на то вопроса Грэйс. Пассажир узнал сам. И подошёл поговорить тоже сам.       — Ищу, — пиратка прислонилась к фальшборту поясницей и взглянула на небо. Позади — вода, бьющаяся о дерево корабля, ветер, свобода… Она не боялась упасть. Хотелось откинуться назад и рухнуть, уйти под воду с головой. Убежать от шумной ругани команды, решавшей, что сделать с треснувшей грот-мачтой: доломать и выкинуть за борт, чтобы во время шторма она не рухнула им на головы, или попытаться укрепить.       Под толщей, пропитанной силой её оттенка, тихо и пусто. И чётко слышно, как бьётся сердце. А иногда, если пролежать в воде долго, можно услышать, как откуда-то издалека прилетают отголоски шума другой крови. Родной, но не её.       Конечно, это был обман, подобно отзвуку волн в прижатой к уху раковине. Но так хотелось верить.       — И вам благоволит океан, — резюмировал мальчишка. Его горизонтальные, вытянутые, безданные зрачки пугали. — Почему не обратились к Пелагее?       Грэйс глянула на пассажира, думая, что тот шутит, но он был серьёзен.       — Я обращалась. И не раз. Океан не ответил.       — К Пелагее. Не к океану.       — И как вы себе это представляете? Найти другой храм богини, учитывая, что их не принято строить? Океан — её храм. Если она не слышит через него, — не услышит никогда.       — Вы — проводник до Архада, прокладывающая путь, и не знаете, куда переправляете людей? — ликр не насмехался. Просто спрашивал. — Нет…? А что вы знаете о Пелагее?       — Богиня океана, — коротко ответила Грэйс. Ей не нравился этот разговор. — Покровительствует всем с даром воды и крови, — ликр молчал — явно не этих слов от неё ожидал. — Она… хранительница вечной памяти. Калисии молятся те, кто ищет покоя и забытья. Пелагее — помнящие. Каждую смерть, о которой помнят и не хотят, чтобы она исчезла в летах… Отмаливают Пелагее. Она помнит каждого, о ком люди не хотели забывать.       — Помнящая. Да. Она не любит храмов, потому у неё он только один. И это не океан, кто бы что не говорил. Океан… Сейчас это её дом. Где может быть храм богини памяти, как думаешь?       — Где? — Грэйс не знала. У неё даже идей не было. Никаких.       Переругивания команды переросли в дикий ор. Кажется, новый старпом, подобранный в империи на место прошлого, наконец довёл команду до ручки: вышколенные моряки, не один цикл провёдшие в дальних частях океана, словно взбесившиеся псы были готовы открутить за чёрную бороду голову старпома. От драки их удерживал Бранс, — второй помощник пиратки, доставшийся ей ещё от прошлого капитана, что покойно осматривал грот-мачту, да рассеянный взгляд Грэйс, которым можно было бы обмануться, если бы каждый из команды не плавал по десятку раз за бортом после драк.       — А где твой храм?       — Что?       — Ты тоже носишь вечную память, поэтому твоя сила такая чистая. Где твой храм? Храм памяти.       Где находилась её память? Лица, голоса, теряющие очертания. Разговоры, из которых исчезли все слова. Касания, запахи, звуки и краски, будто взбаламученный песок, оседающие в глубине сознания и покрывающиеся слоем ила.       — Могилы. Могилы клана, — просипела Грэйс.       — Мало кто действительно вкладывает в её титул такой смысл. Обычно… Ей присваивают звание учёной, матери науки. Считают, что память — это книги. Мечтают найти её «настоящий» храм, который обязательно будет венцом творения истинного хранителя памяти. Представляют альковы, забитые пыльной бумагой, измаранной чернилами, размером с Вечное Древо. Редко кто связывает её имя со смертью, ведь для смерти есть Калисия.       Грэйс видела в академии Черестока знаки и метки, которые предъявляли, как символы Пелагеи. Но она никогда не обращала на это внимание. Пиратка всегда знала о десятой как о той, что помнит. После того, как исчез её клан, как увезли брата, она стала молиться океану, потому что не хотела забывать.       — Пела — «помнящая». И ей есть о чём помнить. Её храм — могила. Великие боги, похоже, единственные, кто прожил трагедию разрыва земли, после которой отсчёт пошёл заново. Вы называете её «великим расколом». Пела — единственная, кто старается помнить всех тех, кто погиб. Архадский архипелаг — край земли. Но он им был не всегда. Не всегда носил именно такое название.       — Потерянные земли? Архадский… Материк, который исчез во время раскола, называли Архадом, — едва слышно шепнула Грэйс, и мальчишка кивнул. И расслышал же её голос сквозь тот гам, который пиратка едва осознала. Кажется, её команда всё-таки докатилась до банальной девичьей драки. Даже не спарринг, а таскание за бороды. Кажется, если Грэйс не вмешается, голову таки старпому открутят. Ну что за…       — Да. Вот только потерянную землю, сколько ни ищи, уже никто никогда не увидит. Даже если отправится в последний путь.       Грэйс, взбешённая дракой, оторвалась от фальшборта и скользнула было к команде, но замерла, когда уловила, что пытался донести до неё мальчишка:       — Вы хотите сказать, что Архад — храм богини воды?       — Нет. Не совсем. Если хочешь, чтобы Пела тебя услышала, найди могилы, девочка. Я давно не был в Архаде, могла чуть измениться география. Но как подсказка — поспрашивай о большом дереве. Очень большом. Оно всё ещё должно быть там.       Капитан кивнула, а затем волной снесла всех дерущихся, а так же тех, кто наблюдал, азартно делая ставки, за борт.       Знать бы раньше, что возможность проверить, жив ли брат, находилась под носом.

***

Марианн.

      — У вас есть брат? — в полном шоке спросила Мари и подхватила эльника на руки. Они спустились по склону настолько, что иву скрыли редкие, тощие, погрызанные проклятием деревья. — Нет… у вас есть брат, которого вы потеряли, а теперь ищете? На архипелаге? Какими ветрами его сюда задуло то…       Мари помнила, что фамилия Грэйс была необычной. Кажется, Ссах говорил, что она родом из империй, а на архипелаге у неё свои дела. Брат. Надо же… А младший или старший?       — …давними? Ему было… — с трудом выдавила Грэйс, споткнувшись. Бледная, потерянная, женщина казалась гораздо юнее. Увидь её Мари вот такой при первой встрече — ни за что бы не поверила, что ей почти сорок. Пиратка выровнялась, зашагала уверенней, но её продолжило штормить, будто земля под ногами шаталась и кренилась.       — Ему было…? — попыталась подбодрить её Мари, нагнав и пристроившись рядом. И встретилась с уставшим, раздражённым взглядом. Пиратка с трудом разжала пальцы, убирая ладонь от предплечья протеза, остановилась, глубоко вдохнула и растрепала волосы, стянув резинку на макушке, от чего пряди челки упали на лицо.       — Я… не хочу об этом рассказывать или говорить. Вас это… не касается, — она потёрла висок, достала из кольца трубку, крутанула её, и вновь убрала в подпространство. — Мы возвращаемся на центральный… мне нужно… заглянуть в столицу.       Хрипотца была ломаной, глухой. И пахла затхлостью разрытой могилы.       Грэйс его едва не похоронила. А он оказался жив.       Мари представила, как ощутила бы себя, найди она Лили спустя десяток лет после того, как стало известно о её смерти. Или заявись родители к ней в виде опутанных чёрными трещинами марионеток.       Тоска. И застарелая, давно сгнившая боль, отдающая из груди в голову, прямо в виски. Кажется, Мари впервые поняла чужие эмоции.       Жаль только, что ничего узнать не получилось.       Гротэр не стала расспрашивать дальше и замерла, проследив, как Грэйс медленным шагом продолжила спускаться по склону.       — Ого… Никогда бы не подумала… — прошептала Ми. — Что произошло? Как мог потеряться целый человек?       — Вот это как раз не удивительно, — передёрнула плечами Мари, вспоминая замок, полный рабов. — Поймали во время прогулки или путешествия, опоили и продали — вот вам и пропавший без вести. Меня больше удивило, что она его ищет. Точнее, сколько ищет. Ашион упоминал… Десяток приливов…?       — Два, — влез Ворсер. — Два десятка. Это семь рейдов до материков и назад.       — Столько лет не видеть семью… — приобняла кораллово-оранжевый хвост Миира, в котором застряли мелкие зелёные листочки с ветвей ивы. — Как же так…       — Меня больше удивляет, что ищет именно Грэйс… это не в её характере, — снова высказался Ворсер.       — Разве? — Кэррия прищурилась, глядя вслед Грэйс. Черная куртка очень шла охотнице: оттеняла её волосы, делая их похожими на остывающий после накалки металл, а в узком разрезе глаз появилось что-то кошачье. — Говорит одна из четырёх «обуз», которую вытащили из деревни, ничего не требуя взамен… Ладно с Грэйс, отстаньте от человека. Вас в словах Шиона ничего не смутило?       — Нет! Неа, — хором ответили Миира и Ворс.       — Заметила что-то? — спросила Мари, медленно продолжая спуск. Кэррия пристроилась рядом, ловко ставя ноги так, что не слышно было и шороха.       Гротэр завистливо вздохнула.       — Сказка про Ашиариса. Она ведь не такая. Конечно, про дракона бурь не так часто рассказывают, как про Кондора, но… И кружил в небе безвестный змей, что поглощал бури, будто вкусную рыбу на завтрак. И спасал он людей, сам того не осознавая. И имя ему было дано народом Ши в благодарность за долгие годы бескорыстной помощи. Услышав имя своё, ступил дракон на путь Древнего. Спустился он на землю чтобы узнать, что значит «имя» и чему оно служит. Рассказала ему смертная о судьбе, заложенной в наречении, и объяснила, какого быть человеком, и стала первым другом дракону. Но была она бездарной и погибла. Ашиарис ждал её периодами на одном и том же месте, и упрямством своим заработал титул бога. Утекло много времени, прошёл океан дождей, но дракон не забыл. И в награду за мудрость свою и верность, стал он древним, потеряв звериный облик, только не ушёл, решив отклонить статус хранителя, чтобы дождаться своего первого друга. И когда та родилась вновь… древний не узнал её. Та стала принцессой королевства, которое прокляли. И вот, когда дракон, испугавшись, что теряет свои воспоминания, сложил полномочия бога, и после долгих скитаний наконец-то понял, что именно принцессу ждал столько циклов, — та уже лишилась своего королевства из-за проклятия. Земля была стёрта в пыль и лишь маленькая корона, да длинные ряды могильных камней, остались в целости. И принцесса была мертва.       — Бред! Почти тоже самое, что рассказал Шион! И ты извратила легенду о проклятой принцессе! У неё хороший конец! — возмущённо закричал Ворсер и резко прыгнул к сестре, с силой дёрнув её за хвост. — И я не помню в ней никаких драконов! Моя мама рассказывала об исчезнувшей стране. Точнее, о королеве без единого подданного. Как же там… Цверки, терпеть не могу эти ваши сказки… Когда землю разрушило проклятие, принцесса была единственной, кто не погиб. Это разбило ей сердце, она поклялась хранить оставшиеся земли в надежде, что однажды её поданные, друзья и семья вернутся. И принцесса в итоге стала хранительницей Архада.       Дети быстро нагнали Грэйс, но опережать её не стали. Пристроились за спиной пиратки, продолжив разговор.       — И это «хороший конец»? — хмыкнула Кэррия, а затем рванула вбок и обхватила брата за шею, чуть повиснув на нём: она была выше ростом, поэтому ворлок согнулся под давлением и его ноги стали соскальзывать с накренённых, покрытых мхом камней.       — Явно лучше… — пропыхтел он. — Этого дракона вашего, который кого-то ждал, а из-за забывчивости не дождался.       — Меня больше удивляет «хранительница Архада». Она же не древняя, — влезла Мари.       — И Архад в этой сказке, — не сокращение от названия архипелага, а старое название материка, исчезнувшего после великого раскола… Сейчас его только потерянной землёй называют… Многие рвутся найти материк, на котором спрятаны великие сокровища и скрыта дорога в верхний мир фейри, — Грэйс чуть обернулась, пересчитав детей, наступающих ей на пятки. Она не взбодрилась, говорила медленно и заторможенно, явно погружённая в свои мысли. Но хоть шататься перестала.       — Острова называют Архадским архепилагом… И Архадом тоже… — пробормотала Мари. — Получается, когда-то острова были частью материка, который однажды просто исчез из-за какого-то катаклизма?       — Ой, а что если эта Десятая богиня и есть возлюбленная Ашиариса?! — влезла Миира и начала подпрыгивать на месте от переполняющего её энтузиазма.       — Чего? — дети вопросительно переглянулись. Ал же свалился с рук Мари, раскрыв пасть и глядя на лису в таком диком шоке, что учёная рассмеялась.       — Но это же так очевидно! Почему вы не видите?! Это же! К примеру… В сказке Ворсера принцесса осталась охранять землю, которая исчезла! Но как это сделать, если всё, что существует — лишь острова? Может она хранит воспоминания о той земле? А ещё в сказке Кэррии дракон нашёл лишь могилы, а те могилы, что мы видели сегодня, Грэйс назвала храмом богини воды и памяти. Значит Пелагея могла быть той принцессой! А ещё Ашион как-то обмолвился, что молиться за знания надо дракону, а не Пелагее, но сейчас дракон — не бог памяти, а значит это не он забыл принцессу, а принцесса забыла его!       — В сказке Кэррии принцесса мертва. И проблемы с памятью вечно у дракона. Как тебе вообще это в голову пришло? Слишком притянуто, вряд ли такое могло… — Мари подхватила эльника и дёрнула его за ухо, пытаясь ухватить мелькнувшую мысль. — А проклятием богини памяти… памяти? …как-то, что богиня жизни не хочет жить… Может быть в проблеме с её собственными воспоминаниями?       — Эй, не сходи с ума. Нам одной помешанной достаточно, не уподобляйся. Хочешь сказать, что мы сейчас с богиней пообщались? Тебя, случаем, в океан со скал не роняли? — нервно съехидничал Ворсер, высвободив из-под одежды костяной хвост и оглянувшись.       Мари не отреагировала, продолжая стоять на месте. Когда Грэйс чуть отдалилась, она тихо шепнула:       — Кэр, а Грэйс вслух что-либо произносила? У дерева, когда «молилась»?       — Нет.       — Тогда как жрица услышала, что Грэйс ищет брата? Ашион рассказал? А откуда она знает, что брат Грэйс жив? Соврала? Или встречалась с ним раньше? Или…?       — Прекрати! — зарычал Ворсер. — Если та босоногая — это богиня, тогда Ашион — это Ашиарис! Ты ещё больше додумываешь, чем Миира!       — Ашион — дракон? Дракон бурь… То, как он реагировал на слова о памяти и Пелагее… раздражался из-за проблем с воспоминаниями у сестры? А ещё его магия — умение контролировать электромагнитные поля… буря, это ведь про грозы и молнии… Про электрические искровые разряды. И его называют хранителем… Хранителями ведь называют ваших древних, что смогли стать людьми…       — О, великие, спасите… Эта чокнутая окончательно двинулась крышей! — взвыл Ворс, вцепившись в свои уши.       — Я хочу вернуться!!! — заорала Миира, до того завороженно слушавшая несвязный поток мыслей Мари. — Я же говорю, что это очевидно!!! И так волшебно! Давайте их спросим! Ну пожалуйста!       Гротэр тряхнула головой, выкидывая из неё домыслы. Пересадила пришедшего в себя эльника, — он скорчил задумчивую рожу, — на плечо, и сама вцепилась в Ми, потянув по склону вниз. Младшая лиса не сопротивлялась, но продолжала кричать, что встретить древнего и богиню, потенциально знакомых с Кондором, и не расспросить их об этом, — очень глупо.       — Прекрати. Если бы боги встречались на каждом шагу, ты бы тоже родилась богиней! — рявкнул Ворсер.       «Они как грибы растут, что ли? Встретить два… Или, получается, вместе со львом из замка даже три…? Бога, когда их всего-то двенадцать… Ну или полсотни, учитывая островных зверей и всяких вторых-неучтённых-шансов-сидящих-у-меня-на-плече, слишком маловероятно. Правда?»