Потерянная тропа

      — Ри! Риан! Мы подъезжаем!       Мари с трудом разлепила глаза, оторвалась от твёрдой спинки, чувствуя, как затекла поясница и отбился зад. Повозка, которую обозвали каретой, была быстрее, но гораздо неудобнее телеги. Дети, сидя внутри вчетвером, жались друг к другу, не в состоянии нормально лечь на грубые деревянные скамьи, потому сон был поверхностным, болезненным. Усталость накапливалась. Последнюю декаду не хотелось ничего: только завалиться бы в нормальную кровать, укутаться с головой и уснуть.       Две смены богов пути…       Прошедшие дожди замедлили передвижение, заставив задержаться в маленьком домике около очередной деревни ликров — болото размылось, растеклось, поглощая берег и десятки метров деревьев вокруг. И они ждали, пока уровень воды спадёт. Телегу оставили для жителей той деревни в качестве оплаты за припасы и переправу, а вот ящеров обменяли на новых. И началась, казалось, бесконечная дорога.       Ехали верхом парами: Мари с Грэйс, Ворсер с Ашионом, Кэр с Ми — быстро, сквозь тёмный, высокий и влажный лес. Путь смазался, превращаясь в одно сплошное полотно, будто земля под ногами бегущих ящериц. И лишь зудящее, ноющее чувство тревоги не давало покоя.       — Мне кажется за нами следят, — выдала как-то Мари на очередном привале, поёжившись. Лес был чёрным, подгнившим из-за ледяного дождя, и тихим — лишь иногда ветер шелестел полуголыми кронами, а в отдалении разлеталось эхо птичьего клекота.       — Я ничего не слышу, — дёрнула ушами Кэр, на что Ашион лишь неоднозначно хмыкнул, а Грэйс, осмотревшись, поморщилась.       — У меня тоже постоянное ощущение, что за мной следят, — потрепала Мари по волосам пиратка. — …и чаще всего интуиция не подводит, — едва слышно добавила женщина. Гротэр, к своему несчастью, её слова расслышала, что не добавило ей спокойствия.       Во второй деревне ждать не пришлось — их переправили через болото сразу. В этот раз Грэйс выкупила свежих ящеров и карету, в которой им пришлось трястись денно и нощно в течении целого майла. Почти без остановок, долго, нудно… злиться на тесное соседство в маленькой, трясущейся коробке сил не осталось. Миира много дремала и медитировала, Кэр выбиралась на крышу кареты и периодически свистела в тельян, отрабатывая мелодии Грэйс.       — От тебя голова раскалывается, — высказал общее состояние Ворсер, так же подсевший на медитации, но периодически срывавшийся на крики. Он оккупировал отдельную скамью и зло скреб спинку, продырявив дерево в паре мест. Пока дело обходилось без драк.       — А что мне ещё делать? — возмутилась Кэррия, свесившись с крыши и заглянув в окно. Её косицы двумя канатами потянулись к земле. — Имперский не поучишь — Грэйс к козлам будто приклеили, — едем мы слишком быстро, чтобы спуститься и потренироваться. Стрелы выкидывать я не хочу… У меня даже дара нет, чтобы с закрытыми глазами целыми днями сидеть. Да и ты не лучше — всё ковыряешь и ковыряешь сиденье, а нам, между прочем, повозку ещё продавать, — перечислила Кэррия. Эльник солидарно дёрнул ушами, вылезая в окно. Рыжий прохвост предпочитал кататься на крыше в компании старшей лисы.       — На улице даже смотреть не на что… — приоткрыла глаза Ми, продолжая равномерно подсвечивать одно ухо. Вот у кого прогресс был на лицо: почти пять ринок свето-шоу от отдельной части тела.       После второй переправы дикий, тёмный лес медленно поредел, сменившись голыми холмами, стянутыми чёрной землёй и жёлтой, пожухлой травой. Огромное пространство: пустынное, лишённое людского внимания, — быстро приелось и утомило. Ночевать в степи оказалось неудобно — костер задувало ветром. Поэтому спали в повозке по очереди.       Шли дни. Мари сосредоточенно пыталась не уснуть, медитируя с закрытыми глазами, как вдруг Ми радостно запрыгала, будто укушенная.       — Риан! Посмотри же! — окликнула ещё раз младшая лиса. С крыши раздался глухой стук — Кэр сменила положение, — а Ми, дёрнув Мари ещё раз, высунулась наполовину в не закрытое ставнями окно, сев на раму.       — Ашион! Это же поселение? Или гиары? Чудное какое — светится.       — Это город. Не навернись только, голову расшибешь, — раздался глухой, усталый ответ.       — А что за город?       — Клана бури.       Мари тоже выглянула в окно. Повозка медленно ползла по дороге, тянущейся вверх, на холм. Всё возвышение было укрыто плотным белёсым туманом, сквозь который приглядывались тёмные пятна, что чередовались с голубыми точками. И что с такого расстояния можно рассмотреть?       — Так и называется — «город клана бури»? — продолжала расспросы Ми.       — Да, — сухо отозвался Ашион.       — А почему ваше братство «буря»? Дельфины и рыбы — потому что проводники и вечно плавают. Белые драконы, потому что предпочитают летающие корабли. Океанские… Кракен у пиратов и пистоли у каперов. Ещё… — Ми говорила, схватившись за раму окна и раскачивалась: то отклоняясь на вытянутых руках назад, то приближаясь, сгибая локти. Её хвост приподнимался и опускался следом. Для баланса, видимо. — Торговцы… Шейни — местные торгаши, что с землёй возятся, а зверёк вроде этот выращивает травы там, где его лапки пробегут. Водяная лилия — это те пираты, что любят покупать и продавать то, что запрещено, а товары по воде перевозят… Струповских крыс так прозвали, потому что работорговцы любят своим же подгадить: людей увести, припасы украсть, — такое у братии не в почёте. А у вас «буря». Почему?       — Потому что мы больше клан, чем братство. И по легенде основателем был дракон бурь. Тот, которому молились, когда хотели от молний защититься, — хмыкнул Ашион.       — Вот как? — Ми снова качнулась чуть назад.       Карета дёрнулась, подпрыгнув на кочке, и ладонь Мииры соскользнула. Девочка резко нырнула вниз, едва не выпав из окна. Ашион молниеносным движение засунул лису за шкирку назад в повозку.       — Говорил же — навернёшься, — сказал парень, стоя одной ногой на узкой подножке около двери.       — А почему город светится? — переведя дыхание, поднялась с пола между двух стоящих друг напротив друга скамей Ми и продолжила сыпать вопросами.       — Увидишь.       — Это хвосты гиар?       — Нет.       — Тогда что?       — Ты сейчас пешком до города пойдешь, если от меня не отстанешь, — ответил Ашион, возвращаясь к Грэйс на козлы.       — Давно пора её высадить… — тихо пробурчал Ворсер.       Мелькнули две медные косы — учёную в сторону от окна оттолкнула Кэр, мягко скользнув внутрь кареты.       У них что, окна вместо дверей использовать — семейное?       — Не бухти. Ворс, там впереди поле разнотравное. Я только тории в отдалении различила, а остального не знаю. Не хочешь глянуть?       — И как ты себе это представляешь? Я же не смогу ничего понять, если буду издалека на них пялиться. Это надо спускаться и взаправду пешком идти.       — Как хочешь, — дёрнула плечом Кэр и вновь вскочила на окно. Извернувшись, она поднялась на крышу, только пятки в носках и мелькнули.       — А вы что, поля возделываете? — высунулась в окно Ми, чтобы опять докопаться до Ашиона.       — Да… или ты думаешь еда из воздуха появляется? — устало ответил парень.       — Но тории же только братство шейни и выращивают, для неё же столько терпения нужно! Не то что стоицил! Укрепил кусты после дождей, чтобы их не размыло и не утянуло в болото, и всё! А ягоды потом почти круглый год на веточках висят! Они даже шиэрин не страшатся — ягоды от этого только слаще!       — Древние… Кэр, я передумал, помоги забраться… надеюсь на крыше её не будет слышно, — пробубнил ворлок, высовываясь в окно и вытягивая одну руку вверх.       — Зря надеешься, — весело ответила старшая лиса, подтянув Ворса к себе. И вот очередные пятки скрылись на крыше…       Чего им на месте не сидится? Ми вон опять на раму залезла и стала раскачиваться. Хотя их можно понять: столько дней провести без движения, разминаясь лишь в редкие вечера около костра с едва булькающей кашей. Даже беситься у детворы не выходило: слишком маленьким было пространство для драк и от любого удара коробку трясло так, что казалось — оторвётся, оставив колеса катиться без пассажиров.       Мари завалилась на скамью, тут же ударившись виском, так как каретка подскочила на кочке. Она развернулась на спину, подложив руку под голову, и прикрыла глаза, пытаясь отстранится от разговоров.       Вышло почти сразу. Хоть в чём-то у неё был прогресс.       От распахнутых окон сквозило. Пахло весенней свежестью, хотя лёд растаял через пару дней, как прошел ледяной дождь, оставив после себя помертвевшие листья. Глухо стучали колеса, что-то поскрипывало под телегой.       В голове было тихо. И пусто. Никакой магии она всё ещё не ощущала.       С того случая с фином, которого видели все, кроме Мари, дети периодически сообщали, что кроха мелькает где-то рядом и иногда подлетает очень близко к учёной.       — Ты ей нравишься! — мотыляя хвостом, с восторгом сообщила Ми.       — Она такая слабенькая… Обычно же ледяные фины развеиваются сразу, как уходит холод, а эта упрямая… — задумчиво проговорила Кэр, не пытаясь, в отличие от младшей лисы, подобраться ближе.       Но Мари не видела никаких финов. И Ворс, уловив её раздражение и мрачное выражение лица, ядовито усмехался:       — Эта мелочь явно заинтересовалась кем-то настолько же слабым, как она сама, вот и прицепилась. Ничего, развеется через пару деньков. Пустые долго не живут.       Пустые долго не живут…       Мари приподняла кольцо, крутанув его на шнурке, на краю сознания ощущая мешочки с монетами и накопителями, тетради и пару карандашей.       С тех пор, как они перебрались в карету, фин не появлялся. Да и смысл? Мари всё равно его не видела. Хотела бы? Не больше, чем ощущать любую другую ману. Хотя это разочаровывало: быть единственной, кто не видит духа, похожего на накопитель.       Внутри всё больше тянуло от тоски, но учёная старательно не обращала на это внимание.       Повозка дёрнулись, замедляясь, и Мари едва со скамьи не скатилась.       — Оп-ца, жрец. Не уж то-с вернулись? Вы где так долго пропадали? Храм без вас совсем развалился, — окончательно вернул Мари в реальность незнакомый голос.       — По делам отлучался. И тот храм ещё до твоего рождения в груду камней превратился, не ерничай, — ответил Ашион.       — Понял-с, молчу-с, — со смехом продолжил незнакомец, а затем посерьёзнел. — Ваша сестра с горы спускалась, едва в полях не заплутала. Хорошо её Элойэ возле троянного перекрестка нашёл, когда урожай снимал. Напредсказала же она ему… и про бабку-пиратку, лихую океанщицу, и про проклятие одного из финов… Сказала снимать подношениями пустым и тогда будет ему счастье. Всем городом проклятие его перетирали, припоминая неудачливость отца. А потом старый Глава сестру вашу-с назад на гору вернул, с ней сейчас.       — Давно? — только и спросил Ашион.       Мари приподнялась и чуть потеснила Мииру, выглядывая в окно. Мужчина был солидным, с увесистым животом, похожим на бочонок, крутыми плечами и карими глазами, съехавшимися в кучку у носа.       У Ашиона есть сестра?       — Дык декады две почти.       — Понял, — сухо кивнул Ашион и хлопнул по дверце коробки. — Слезайте, орава, пешком пойдём, — и, обернувшись к мужику. — Каретку отгонишь к Стокку?       — Выменивать будете? — понятливо кивнул косоглазый, наблюдая за Кэр и Ворсером, что спрыгнули с крыши повозки. Они открыли дверцу и вытащили обувь, натянув её на пятки в носках, которые стали серыми от пыли.       — Да, на телегу.       — Гости на гору? — кивнул он в сторону детей, — Ми и Мари тоже вылезли на улицу. Эльник, прицелившись, спикировал прямо на голову учёной, а после перебрался к ней на плечо.       — На гору, на гору. К проклятому месту рвутся.       — Ох и дурные же вы… — его взгляд скользнул к пиратке, легко слезшей с козел. Грэйс, игнорируя незнакомца, прогнулась в пояснице и покрутилась, хрустя позвонками. — Постойте… Дык у вас что, волны по подолу хаори? Неужто сама Царица Бурь до нашего захолустья добралась? Знаем-с вас, проводник, знаем. Может вы хотите братство сменить? А то что это «царица» с нашим именем, а герб на флаге дельфиний носите.       — Всерьёз предлагаете? Смотрите: захочу осесть на архипелаге — вправду же к вам заявлюсь. Только сначала таверну вашу оценю, а то кто знает, может прогадаю. Грустить потом в захолустье, пылью покрываться буду…       Мари нахмурилась. Когда это у Грэйс такой странный акцент в речи нарисовался?       — Не придётся, — хохотнул мужик и выпятил живот. — Вы за выпивку или танцы спрашиваете? Если за выпивку, то Арэн вас попотчевает с удовольствием, а если за танцульки, то это к вашему спутнику, ну или к дочке гворта нашего, Гвхфффыхв, идти надобно. Любопытная особа — регулярно шествия по городу устраивает. Как выйдут она и девки её вечером на дорогу, так народ весь стекается. Всем городом пляшем, веселее праздника не найдёте. Ну, разве что пиратская костёрная ночь так же хороша, но вы же её устраиваете дай дракон раз в пол цикла. А тут — день хороший, значит-с танцам быть.       — А сегодня какой день? — сощурила глаза Грэйс, на что Ашион поморщился.       — Хороший, как пить дать!       — А вот пить тоже дать! — весело хлопнула в ладоши пиратка, вцепилась в локоть мужичка и весело взмахнула свободным рукавом. — Ведите к вашему корчмарю!       Ашион хмуро проводил капитана взглядом. Воздух чуть заискрился от возникшего напряжения, но оно пропало сразу, как парень взялся за появившийся из воздуха меч. С тихим выдохом Шион откинул выбившиеся из хвоста длинные прядки, подвязанные лентой. Под густой волной волос мелькнула спрятанная серебристая капля. Он коснулся кольца в ухе и крутанул одну серебряную монетку между пальцев. Постоял, коснулся серьги ещё раз и раскрутил уже три монетки.       — Дядя Шион, сделаю всё в лучшем виде! — выскочил из-за каменной ограды мальчишка.       — Знаешь, что делать?       — Отогнать коробку к Стокку! — вытянулся мальчик и щёлкнул каблуками обуви, после протянул ладошку, на которою звонко шлёпнулась монетки. Мальчик тут же вскочил на козлы и ловко подхватил узцы.       Ашион, зажав ножны под мышкой, стянул ленту, к которой была прицеплена серебристая капля, и заново собрал пряди. Чего он мучается? Подстригся бы. Всё равно такая реанимация ничем не помогла — короткие пряди топорщились, будто бы их расчёсывали вилкой, а длинные, свисавшие ниже ягодиц, спутались. Мари только сейчас заметила, насколько же он растрёпанный. Гротэр мельком глянула на Кэр, у которой косы выглядели не менее буйно.       Если однажды их банде потребуется название, Мари однозначно будет голосовать за «лохматых». Потому что ей и ветра не надо — кудри лезут куда и когда хотят…       — Идёмте. Не отставайте, — буркнул Шион, прижав меч к груди, и зашагал в город, прямо в арку прохода.       — Почему здесь нет воротин…? — шепнула Мари, не видя никаких креплений или зазоров, лишь гладкие, отполированные булыжники, сцепленные между собой раствором, что возвышавшиеся над низенькой, каменной стеной.       — Город не закрывается. Здесь территория белая, только ворлоки иногда забредают, но… у нас с ними что-то вроде мира: не трогают их, не трогают и они.       Стена была с метр толщиной и стоило пройти под аркой, как под ногами дорога стала твёрже. Мари глянула вниз — улица была выложена маленькими камушками, будто бы сплавленными друг с другом. Серые, бежевые, красные, песчаные или даже осколки стекла плавно перетекали один в другой, почти не потеряв формы, но не имея при этом стыков.       — Вот это да… — ахнула Ми и дёрнула Мари за руку, ткнув вверх. — Смотри!       Каменные дома рядками тянулись один за другим, но не это привлекло внимание. Покатые крыши из гладкой черепицы заканчивались высокими, закруглёнными дугами, будто горки с трамплинами. И по углам из них торчали крюки, загнутые вверх, на которых висели прозрачные баночки, заполненные слезами глубин. Именно от них шёл голубой свет.       Туман сторонился улиц, прячась лишь у дальних домов. Возле дверей и порогов, не скрытых заборами, стояли каменные подставки, на которых возвышались змеи разных форм: с крыльями и лапами, или без них. Прохожие торопливо слонялись в разные стороны и изредка останавливались возле постаментов, складывая возле змей цветы, ставя под колонны корзинки или засовывая в пасти змей письма. Редкие прохожие останавливались, чтобы поздороваться с Шионом и с улыбкой осматривали сгрудившихся детей. Среди жителей было много женщин, похожих на Грэйс: в штанах и рубашках, или в редких случая в юбуках-плащах. Мимо проносились кучки детей, шумных, крикливых, почти таких же озорных, как и в деревне ликров. Вышагивали мужчины и старики… многие из которых были с увечьями разной степени: у кого части тела нет, у кого шрамы. Сюда Дэйва с его зигзагом на лице — идеально вписался бы.       — Что это за существа? — шепнула Мари и глянула на Ашиона, понимая, что тот прекрасно расслышит её вопрос даже сквозь царящий вокруг гвалт. Парень чуть обернулся, глянув на статую змеи, и ответил:       — Драконы.       — Бурь, полагаю, — хмыкнула Мари. — А зачем их у порогов то ставить?       — Это домашние обереги. Местной артефактор их клепает. Для таких статуэток можно любого зверя изобразить, даже тварь сгодится, но здешний погане… умелец уж больно сильно любит дракона бурь, вот и вылепил всем местным за бесценок подобные экземпляры. В дом, где стоит подобная статуэтка, лучше не соваться без приглашения — будет больно.       Постепенно улица расширилась. Появились редкие лавки, сбитые из досок и заполненные самодельными товарами: лаптями, статуэтками змей, бусами, одеждой и вкусно пахнущей едой. Мелькали узкие помосты, постепенно становящиеся шире, на которых так же расставляли мебель, мешки, горшки. Людей становилось лишь больше. На некоторых помостах товаров не было, лишь жители, гурьбой или поодиночке, что-то вещали или отбивали звонкие ритмы каблуками.       Со стороны одного из прилавков, забитых мечами да луками, раздался крик:       — Да хтотх ты еғо обхымаех как девку какую. Лутхе жинку бы нафол!       — Без вас скользко! — рявкнул Ашион, а затем остановился и шагнул к прилавку. Из дома, более крупного чем другие, вышло чудище, иначе и не назвать. Мари, завидев красную, будто обожжённую до мяса кожу, покрытую буграми и наростами, отскочила в сторону.       — Фто, дитютки, ғфохвта никоғда не видели?       Мари покосилась за спину: ликры, как выяснилось, тоже предпочти сохранить дистанцию. Ага, и использовали бедную Гротэр как щит.       У мужика, выше Ашиона почти в два раза, не было глаз, лишь тёмные провали щелей. Узкие губы, больше похожие на жгуты шрамов, придавливались огромными клыками, которые, видимо, и мешали ему говорить более внятно.       — Да дикие они, островные, откуда бы им твою братию видеть? Вы же редки, будто боги великой дюжины, — Ашион протянул ладонь чудищу и его рука утонула в чужой лапище.       — Ну не на столько фе, — потряс лапищей здоровяк. — Зубафика целая?       — Да куда уж ей.       — Надеюсь оно его сожрёт, — раздался шёпот Ворсера из-за спины Мари.       — Совсем что-ли? Оно же потом за нас примется, — подрагивающим голосом возмутилась Ми.       — Он людей не ест, — хмыкнул Ашион, чуть обернувшись. — Ладно, Хфвхм, позже загляну.       Парень вернулся к прежнему маршруту, но меч всё же спрятал в серьгу. Стоило ему отойти от чудища, как Ми выбежала вперёд и вцепилась в рукав рубашки Шиона, почти повиснув на нём.       — Кто это был?       — Гворт.       — Что это?       — Подкласс мутации демонов, возникший из-за сильной… Предрасположенности к магии огня. Они настолько сроднились с огненной стихией, что постепенно стали выглядит вот так, — Мари, впервые услышавшая о подобном явлении, рванула вперёд и тоже вцепилась в свободный рукав — не хотелось пропустить ни слова. — Более того, ничего из обычной пищи они есть не могут, питаются лишь огнём. Зато гворты самые лучшие кузнецы, потому что нет никого, кто так же чувствовал бы расплавленный металл и огонь.       — А как так вышло, что у них появилась подобная мутация? Она наследственная? А магия тоже? Зачем им бугры и красная кожа, на ней же ожогов не видно? И чем он видит? — посыпались вопросы уже из Мари. Ми с другой стороны солидарно засопела от любопытства.       — А я говорил тебе, что они похожи, — шепнул сзади Ворс. — Наша Ми на ведьмочку плохо влияет.       — Бугры и кожа — из-за переизбытка энергии огня. Она вызывает внутренние ожоги каналов, которые проявляются вот в таком внешнем виде кожных покровов… — устало начал Шион, у которого не получилось оторвать девочек от рукавов своей рубашки.

***

Глория.

      Первое, что увидела Гло, стоя позади толпы, встречающей делегацию возле телепорта — столб огненного сияния, настолько яростный и большой, что показалось, будто лес вот-вот вспыхнет. Стало страшно.       «Неужели опасность? Где Пуаль?» — замелькали мысли и Гло чуть отступила. Но эльфы оставались на месте. Дома, толпы жителей и подвесные мостики не загорались, деревья не трещали, выпуская столпы дыма, поэтому девочка тоже никуда не пошла. И решила сначала найти наставницу.       Для Глории появление гостей стало неожиданностью. Обычно новости за обедом сообщала мама, но сейчас Астэира с ней не говорила. Стоило Глории появиться, как вся семья замолкала. Даже Пуаль, не понимавшую, почему родители так себя ведут, отдёргивали, затыкали, едва ли не били, пытаясь приучить игнорировать сестру, но та срывалась и истерила. Уля, в отличие от Гло, не была взрослой, а потому закономерно обижалась, если что-то было не так. И плакала, если ей было больно. Гло не плакала, хотя очень скучала по сестре, поскольку привыкла к её неизменному присутствию рядом. Общение сократилось до пяти склянок в декаду, превращая уроки Рахиты в фарс — Глория совершенно не слушала наставницу, взахлёб делясь новостями и переживаниями с сестрой, и пыталась её утешить. Механик всё думала, что стоит той объяснить:       «Игнорируй меня дома. Так для нас будет лучше», — но не могла этого сказать. Не могла.       Вместо этого Глория кричала, бесилась и истерила вместе с младшей близняшкой, требуя прекратить дёргать сестрёнку. А ещё срывалась, выдавая:       — Прекратите меня игнорировать! Я живая! Я здесь! Хватит! — голос срывался и Гло продолжала шёпотом. — Я здесь… пожалуйста.       Выслушав пару хоровых скандалов, взрослые придумали «отличный» план для их завершения: Пуаль утаскивали на верхний этаж, в её комнату, а Глорию выставляли за дверь, игнорируя её крики. Родителей мало интересовало мнение прохожих. А после пары истерик, устроенных Глорией на лестнице, ведущей к её дому, и по дороге к убежищу Рована, — игнорировать её стали все в деревне, за исключением Рахиты. Хотя… не то что бы деревенские и раньше с ней здоровались.       Глория шмыгнула носом — в последнее время она сопливила, — и сдвинулась с места, сместившись поближе к костру. Девочка протиснулась между старших эльфом, высматривая округлую площадку, на которой был вырезан круг телепорта.       «Прибыла весенняя делегация, — поняла Глория, увидев пятерых старейшин в полном составе. — Чем будут торговать в этот раз? И какими артефактами, семенами и зверями заплатят за доступ к сумеречному лесу? Какие империи, школы или секты явились? Так, судя по флагам: белые с жёлтым кругом, — империя солнца… ещё есть синие с белым четырёхлистным цветком, которые она видела впервые и… Ох… Ого…»       Среди разноцветных, пёстрых знамён больших империй — мелким сектам-участницам запрещалось выделяться из общего строя, — пестрели красные полотна демонов. Эти то чего явились? Им же по праву пропащие равнины принадлежат, в которых твари старше, больше и активнее. И материалы с них полезнее…       — Демоны то чего… у них же охота недавно… — вторя её мыслям раздался отдалённый шёпот и Глория чуть сдвинулась, чтобы лучше слышать.       — …объявили… белый… но это официально… кто знает, что на уме…       Ясно, что ничего толком не известно, но в принципе без разницы.       Костёр полыхал слева. Глория моргнула, с трудом убирая картинку изнанки из глаз. Так вот почему ей показалось, что деревню охватил пожар — она забыла отключиться от Реки Мира и увидела резерв… гворта? Рядом с краснокожим низким кузнецом, улыбавшимся клыкастой пастью, стояла Рахита.       Силён. И ауру совсем не подавляет. Он станет её новым наставником?

***

Астэира.

      Астэира медленно поднялась на чердак, осторожно придерживаясь за ветку, проросшую в дом. Давно стоило позвать домороста, чтобы он выправил каркас и изменил положение капризного, буйного дерева. Голые после зимы сучья пробили чердак почти насквозь. По ветке стекала влага от быстро таявшего снега, заливая пол. Пахло сыростью и пылью.       Натужно скрипнула последняя ступенька.       Астэира замялась на пороге, прислушиваясь. Спит? Или затаилась, словно дикий зверёк, каким она была в последние майлы беспрерывно? Зашуганная, недоверчивая, готовая в любую минуту оскалить клычки…       Тихое сопение дочери — нос забит соплями. Конечно, столько бегала без полушубка. Весна — коварное время. Кажется, что в накидке жарко, а снимешь — здравствуй лихорадка.       Астэира нагнулась и прошлась под веткой. Чуть зашуршал плащ формы стражницы, коснувшись пола. Мельком глянула на коробку с вещами дочери: открытая, на видном месте, но не тронутая — вещи сложены, как были, и чуть покрыты пылью.       Эльфийка подошла ближе к кровати.       Девочка лежала в уличной одежде, укутавшись в одеяло. У неё раскраснелись веки и нос. Не простыла. Плакала.       «Я живая! Я здесь! Хватит!» — набатом зазвенело в ушах.       Туаль была прекрасной дочерью. Какое-то время. А затем… Астэира так и не смогла разобраться, существовала ли проблема изначально или Астэ собственноручно её создала. Туаль была сложным ребёнком и эльфийка устала… устала…       Не справилась…       «Тебе досталась отвратительная мать», — протянула руку к горлу дочери Астэ.       Первый срыв случился, когда Туаль исполнилось два. Близнецам подарили забавные механические игрушки и старшая сразу разломала свою лягушку, впившись пальцами в шестерёнки. Они с мужем посмеялись, что дети ещё малы для таких развлечений. Туаль бухтела что-то на своём, птичьем, каком-то грубом для эльфийского. А затем она отобрала игрушку у сестры, которую лягушка не заинтересовала, а больше привлёк мягкий плюшевый волк.       — Туаль, нельзя. Это твоей сестры. Верни ей игрушку, у тебя есть своя, — строго отдёрнула дочь Астэ, но девочка не услышала. И тогда женщина подошла и требовательно протянула руку к дочери. — Так, верни. У тебя своя игрушка, у Пуаль своя.       И дочь подняла глаза. Лицо исказилось злостью, глаза прищурились и на дне радужек всколыхнулась сила. Она выдала тихо, на одном вдохе:       — Моё.       — Нет, — холодно ответила Астэ. — Твоя вот, в разобранном виде. Хочешь, мы вместе соберём её назад? — добавила, чуть смягчив голос.       — Моё, — повторила девочка. А затем закричала: — Моё! Моё, моё, моё, моё!!!       Она швырнула игрушку на пол, разбив, и замолотила сверху руками. Отколовшийся кусок металла впился в детскую ручку, оцарапав, но Туаль этого не заметила. Младшая, испугавшись, подбежала к отцу и прижалась к нему, а Астэ замерла, не зная, что делать. Из ручки сочилась кровь, размазываясь по игрушке, по которой Туаль продолжала мусолить ладошками.       Она кричала неразборчиво, зло, почти на одной ноте и никак не успокаивалась. Астэира попыталась отвлечь дочь чем-нибудь, но не вышло. Потянулась прижать девочку к себе, успокоить, но та, почувствовав давление рук, выпустила сырую силу. Волна была маленькой, но ощутимой. Пуаль на руках отца охнула, побледнев и покачнувшись.       Туаль же продолжала истерить, будто бы и не заметив опустошение резерва.       Не стоило кидать в неё успокоительное плетение… их нельзя использовать на детях — слишком сильно они бьют по слабо-сформированной нервной системе. Но Астэира растерялась. Знала, что нужно дать ребёнку выплакаться, обнять, умыть хотя бы, но это не было похоже на обычную истерику. И Пуаль… Пуаль, что не применяла магию, быстро покрылась испариной. Астэира мельком, почти неосознанно поняла, что младшая получила магическое истощение. Откат. За сестру. Показалось, что ещё немного и Пуаль умрёт. Поэтому переплетение белых нитей легко соскользнуло с пальцев, ударив кричащую эльфийку, и та кульком осела на пол. Взгляд Туаль быстро остекленел.       Показалось, что плетение её убило.       Лучше бы убило…       Астэ ненавидела себя за эту мысль, за слабость. За то, что не могла подавить злость и страх. За магию, которую периодически направляла на дочь. Но мысли о том, что её девочки — те самые близнецы, которые практически не выживали… что лишь у одной из них будем шанс на жизнь… разъедали. Она пыталась привить Туаль контроль, спокойствие, и ей иногда казалось — вот, вышло, перед ней вновь тот маленький и жизнерадостный клубочек. Но затем случался срыв. И чем старше Туаль становилась, тем чаще она срывалась.       А должно было быть наоборот.       В какой-то момент Астэ подумала:       «Моя Туаль умерла, а это… демоническая тварь.»       И за эту мысль себя тоже ненавидела.       Было страшно за Пуаль.       — С ними всё в порядке. Обе девочки сильны, резерв немного разделён, так что без крайних случаев силу они друг у друга не тянут, — повторяла раз за разом старейшина, но тревога внутри Астэ не утихала.       — Туаль, она… Слишком беспокойная. Срывается часто, совершенно не контролирует эмоции. Боюсь, что однажды она навредит Пуаль.       — Она ребёнок, Астэ. С травмированной нервной системой. Не контролировать себя в таком возрасте и состоянии — приемлемо. Тебе кажется, что она буйная, потому что ты сравниваешь её с Пуаль.       Ребёнок… Косо остриженная чёлка, помятая одежда, вечные царапинки на коленях и руках, пятна на одежде… Заразительный смех и золотистые искорки в зелёных глазах, заляпанное в еде лицо, громкий топот по дому и такой же шумный голос.       Голос…       Сорванный шёпот…       «Мама… Я же здесь… пожалуйста…»       Белые ниточки силы коснулись раздраженных связок, смягчая повреждения. Второй рукой Астэ выплела противопростудное. Как только дыхание Глории выровнялось, она убрала руку с нежного, чуть влажного от пота горла и аккуратно поправила растрепавшуюся, кривую чёлку. Дочка отрезала волосы после того, как кто-то из деревенских перепутал её и Пуаль.       — Я Глория! Глория, а не моя сестра! Я другая! Я — это я!       Знала Астэ, что девочки разные. Кто вообще мог додуматься ставить их вровень? У Туаль более острые скулы. И лицо чистое, без единой веснушки. Глаза зелёные, что та новорождённая травка, которая тянулась за её голыми пятками, когда та бегала босиком. Старшая управляла сырой силой интуитивно. Никаких плетений, лишь чистое желание, от которого растения тянулись к ней навстречу так, будто бы видела Единённую. А ведь девочка даже не танцевала и не пела. Просто была. И лес отзывался так, будто бы Туаль — вторая Рахита. Сила её по вкусу сравнима с искрянкой: чистая, прозрачная, искристая.       Пуаль была другой… Глаза, цвета болотного ила, мягкие веснушки по чистому личику, аккуратные вещи без пятен, нежный голос. Боится незнакомцев, молчалива, тянет в дом всю способную на шевеление живность и обожает её едва ли не больше, чем родителей. Сила тягучая, стойкая, будто мёд… если заклинание Туаль возникали спонтанно и исчезали, будто снег под солнцем, — почти мгновенно, — то сотворённое Пуаль едва ли не долговечное, цепкое. Если бы Астэ могла выбирать, за кого переживать меньше, то за Пуаль не беспокоилась бы совсем, потому что младшая была надёжной, как и её сила.       Если бы…       Испарина на бледном лице, покрытом мелкими веснушками, тяжёлое дыхание, заполненное присвистами, горячее до невозможности тело.       Если бы старшая не пила резерв Пуаль настолько регулярно…       Чувствительность к магическому истощению, слабый иммунитет, общая болезненность.       По крайней мере, исключая механические повреждения, Туаль ни разу не падала от магической горячки.       — Глория интересуется металлами, кузнечным делом и рунами… — тихо пробормотала Рахита незадолго до начала весны.       — Моя дочь? — переспросила Астэ. Старшая уж точно не ассоциировалась у неё с молотком и печью. Хотя нет… Если молот окажется в чьём-нибудь теле во время очередной её истерики — женщина не удивится.       — Да… контроль в ней на твёрдую тройку, но она застопорилась… — Рахита замолкла, всматриваясь в листву, и Астэ молчала, дожидаясь продолжения. — Забавно… младшая ваша дочь тоже не проявляет никакого интереса к растениям. И тоже — тройка. Если бы можно было сговориться в развитии дара и перестать его улучшать, то я бы заподозрила их в этом, — и снова молчание. — Они обе тянутся к другим типам магии… Будто бы и не эльфы…       Не эльфы… С их то даром: ни у одно, ни у второй он не имел нейтрального, прозрачного оттенка, а был зелёным. Зелёным, как и положено их народу. Даже не белым или коричневым. И её дочь тянется к гвортам…       Астэ стояла на пороге одного из домов — дежурила. С верхних ветвей было отлично видно толпу и гостей. В этот раз караулило больше десяти отрядов — через портал прибыли демоны. И среди них, в окружении лучших бойцов, стоял хаосит. Не прячась. В летящем наряде чёрно-красных оттенков, подчёркивавшим статус разрушающего. С тремя бусинами алого янтаря, оплетённого серебром, в куске выпущенных чёрных прядей чёлки. Случись происшествие или нападение — она и её боевая часть тройки сработают мгновенно. Обезвредить и уменьшить жертвы… Только вот три бусины… при желании этот демон легко мог стереть в считанные эльки сотни метров земли вокруг, включая всех магов до третьей ступени.       Поэтому все стражи были настороже.       С высоты дома, находящегося на дереве, Астэ отлично видела, как Туаль вылезла из общей толпы и рванула к наставнице, наплевав на регламент. Ей же говорили… не раз… Пока проверка не закончена — не суйся к незнакомцем. Но она летела к ужасающей огненной мощи, будто бы бабочка на свет.       И Астэ испугалась. Мелькнула жуткая картинка: оплаченные косички, страшные ожоги, стеклянные глаза:       «Я здесь, мама. Я — мертва.»       Но Рахита была рядом. А разрушающий — в другой части толпы гостей.       Астэира не сводила глаз с дочери, задорно протянувшей руку гворту. Никакой загнанности, молчаливости, злости — светлый, искрящийся улыбкой клубочек. И когда Гло оживлённо дёрнула за плащ старейшину, едва не отодрав церемониальные ленты с рукавов, что-то у неё спросив, в груди Астэ кольнуло. Гворт хохотнул, оскалив клыки, и протянул девочке из кармана незнакомый амулет. И Туаль взяла. Без проверки.       Астэ хотела спрыгнуть и утянуть дочь подальше, хорошенько выдрав за уши за беспечность. Но она была на дежурстве. Нельзя.       Нельзя… О ней есть кому позаботиться. Рядом с драконом у девочки ни разу не было приступов. Как и с наставницей. Её глаза не стекленели и сила оставалась чистой, спокойной. Только в доме она кричала, билась и травмировалась.       Только с ней…       Если зелёная энергия станет красной, тусклой, поломанной… И даже кожа начнет краснеть, как и у любого гворта…       До тех пор пока Туаль цела…       До тех пор, пока…       «Я здесь! Я живая! Пожалуйста, хватит!»       — Мам, ей же больно, — тихий шепот Пуаль.       Женщина хотела ответить, что знает. Что видит. Что ей тоже больно и хочется просто обнять дочь. Но не могла — Туаль реагировала на всё. Девочка сорвётся, было уже. Упадёт с лестницы, спрыгнет с порога дома на землю, будет биться о всё подряд, пока не найдёт что-то острое и не будет падать на него снова и снова.       Нельзя было кидаться успокоительным плетением… Рахита объяснила, что повреждена часть магических каналов — связи не справляются с напряжением… Что со временем всё стабилизируется, нужно просто набраться терпения… Надо было самой себе влупить тем плетением. Это из-за неё дочь срывается… Из-за неё не помнит, почему иногда чувствует себя отвратительно после тяжёлого дня… Из-за неё… Астэ ужасная мать.       Поэтому… лучше пусть кричит так, срывая голос, чем бьётся телом о мебель, сдирая кожу. Если без матери ей лучше — значит Астэ должна исчезнуть.       Астэ поднялась. Подоткнула одеяло, поплотнее закутав дочь. Наклонилась, проходя мимо ветки, пробившей крышу, и сдвинула коробку ближе к центру комнаты. Едва заметно, но так, чтобы взгляд наткнулся.       «Должна была и раньше заметить. Почему не увидела?»       Вещи Пуаль были легче. Меньше штанов, больше юбок. Тоньше подошва, нежнее ткань. Для Туаль шили из более плотных обрезков, а у некоторой одёжки на грудине и коленках имелся двойной слой — чтобы меньше ранилась.       «Не хочет носить старые вещи? Пытается обратить на себя внимание? Стоит ли передать через старейшину новой одежды?»       Астэ потёрла глаза — они горели, будто присыпанные солью. Подвинула коробку ещё чуть-чуть, переложив наверх насыщенно зелёный свитер — этот Туаль любила больше всего, — и приподнялась.       Почувствовала запах. Откуда?       На успокоительные саше или экстракты Туаль реагировала так же, как на попытки Астэиры объяснить, что эмоции нужно проговаривать и выплескивать сразу, как они появляются, а не тогда, когда сдерживаться уже не получается — взрывом сырой силы. Астэ сдвинулась, осматривая комнату, и далеко не сразу нашла в углу, под потолком, в точке, где их не будет видно ни с одной стороны комнаты, бутоны живой лаванды.       На дубовой ветви. Лаванда.       И как Рахита только додумалась, что её дочь может найти призвание в другой стихие? С такой-то тягой зелёной энергии к ней?       Астэ подтянулась и дотронулась до бутончиков, впуская жизнь и чуть изменяя структуру: слабее запах, сильнее эффект. Растения едва заметно вытянулись, дрогнули навстречу, одобряя её действия. Астэира даже проверила, нет ли среди цветов фина, но ничего не нашла.       Этого, конечно, не хватит… но хотя бы не бесполезно.       Астэ была сильной целительницей. Да десятая часть города эльфов была забита целителями, только вот никто не мог устранить одну единственную ошибку нервной матери. У неё после такого нужно было отобрать жетон мага. Целители не имеют права калечить. Потому что искалеченное белыми искрами ими же назад не срастить. Каналы уходят в агрессивную защиту и повторная попытка вмешательства могла закончиться тем, что белая энергия стала бы уничтожать саму себя, выгоняя тело в зону сумерек. И оттуда никто, кроме тёмных магов, не возвращал. И то — лишь в обличье демонов. Поэтому — время. Или же, в случае Туаль…       Изоляция от первоисточника. Так твердили в один голос целители. Да Астэ и сама об этом знала.       Только было больно.       «Прекратите меня игнорировать! Я живая! Я здесь! Хватит! Я здесь… пожалуйста…» — Туаль, маленький колючий ёжик тянет ручки вперёд, но тут же бьёт сырой силой, не подпуская. Хочет обнять, но боится. Хочет что-то рассказать, но губы не выдают ни слова.       — …я знаю… вижу, — едва слышно пробормотала Астэ. — …прости.       Как же хотелось сжать дочь в кольце рук и спрятать от всего мира. Только вот прятать нужно было от матери.       Астэира потёрла глаза вновь. Жгло не только их.       Нужно было вернуться к Пуаль. Младшая упорно не понимала, почему нельзя говорить Глории о тренировках — попытке приучить хотя бы одну из близняшек чувствовать разницу их сил, чтобы они останавливались до того, как потянут ману друг из друга. Астэ пришлось взять клятву, что об этой части их разговоров с мамой та не расскажет. И теперь Река Мира удерживала язык дочери, не давая сболтнуть лишнего.       Астэира не хотела, чтобы Глория отвернулась ещё и от сестры. Нельзя было даже шанса допустить, никаких поводов: у Туаль должен быть хоть кто-то, при виде кого она точно не будет срываться.       А позже, когда Пуаль поймет разницу их сил, она научить и сестру отличать два разных по вкусу резерва. И тогда истощений больше не будет.       Это всё, что непутёвая мать могла для них сделать.       Астэ всё же не удержалась: подошла и легко поцеловала Туаль в щёку, ещё раз поправив одеяло.       Только так, пока дочь спит, она могла находиться с ней рядом.

*** Марианн.

      Дом Ашиона находился среди тех, что стояли наверху холма. Двухэтажный, каменный, он распологался напротив треснутого остова, заполненного обломками скальных кирпичей. Не висело банок со слезами на крюках крыши, не стояло постамента с оберегом около порога.       — Тот самый храм, который вечно мне во владение приписывают, — махнул в сторону осколков Ашион, открывая дверь без какого-либо ключа.       Они вошли в узкий коридор, заканчивающийся крутой лестницей, ведущей наверх. Ашион брезгливо повел ботинком по пыльному полу.       — Шири сюда не заходила… — шепнул он, и щёлкнул чем-то слева.       С двух сторон расположились запертые двери. Узкое оконце в пролете на второй этаж слабо освещало пространство и его едва хватало, чтобы видеть очертание стен.       Раздался тихий треск, после которого появился свет, — зажглась маленькая стекляшка под потолком. Мари сразу поняла, что это электричество. По коже Ашиона пробежали разряды и у учёная зачесались руки залезть наверх, выкрутить эту штуку и изучить. Артефакт же. Наверняка использовались руны. Как он его активировал?       — На втором этаже только одна кровать, — лениво протянул хозяин дома, оглядывая детей. Эльник, услышав слово «кровать», рванул первым так, что уши на полу две чистые полосы оставили. Ликры, переглянувшись, ломанулись следом.       — Я первая!              — Отстань! Ты со своим тельяном… — вторил Ворс.       Ругань, крики и топот сменились победными писками и перебранкой, вскоре заглохнув полностью.       — А ты чего стоишь?       Мари вяло отмахнулась от вопроса, разглядывая пустой коридор. Ничего — ни мебели, ни порядка. Хотя… Была одна тумба под одежду и обувь, на которой стояла статуэтка извивающегося дракона.       — Из дерева? — кивнула на неё Мари.       Ашион обернулся, потянулся рукой к пыльному боку и провел пальцем, оставляя след. Бок сразу расцвел зелёными, блестящими чешуйками.       — Керамика, — парень дунул на дракона, подняв облако пыли, и громко закашлялся. Мари успела приоткрыть входную дверь, задержав дыхания, поэтому пыли не наглоталась.       Она даже возмущаться не стала, увидев ажурные завитки гребня, тонкий хвост, детальные чешуйки и черные точки глаз. У подставки, за которую крепилось туловище, лежала тройка бусин. Мари схватила одну и оттёрла. Ашион, мельком глянув на её загребущие руки, ничего не сказал и скрылся за ближайшей дверью.       Бусина оказалась блестящей, кроваво-красной, увитой тонкой пластинкой серебра, похожего на узоры с драконьего хвоста.       — Красиво. Камень драгоценный? — чуть сместившись, спросила Мари в приоткрытую дверь. Она мельком увидела узенькую комнату кухни: печь, запылённые полки и грязное окно.       — Ага.       — А откуда это? Украшение какое-то?       — Награда. Их цепочкой соединяют и на волосы вешают, как метки. Мне цвет не нравится, вот и не ношу. Были бы камни синими…       — А что, обязательно красными должны быть? — протёрла и другие бусины Мари.       — Да. До пяти бусин — красные. Лишь после пяти можно другие цвета подобрать, — Ашион вышел, вытирая руки о маленькое полотенце.       «Дорожное, — сразу поняла Мари. — Видимо на кухне всё в пыли.»       — Я собираюсь ещё три бусины получить… вот тогда цвет и сменю. На синий, он… — Шион замялся, а полотенце замерло в руках. Затем отмер, убрал ткань в серьгу и продолжил. — Он лучше подходит.       — И всё? Просто лучше подходит? И ради этого надо что-то делать? Просто, чтобы цвет можно было выбрать?       — Нет. Для такой награды я не делал ничего специально. Её дали мимоходом. Ну а следующие три бусинки… — он глянул на круглые гладкие рубины одинаковой формы. — Мне опять же дадут просто так, — и замолчал, разглядывая дракона, у подножья которого, будто драгоценные яица, блестели маленькие награды.       — За что хоть дают то?       — М…? Можно сказать… за устранение аномалий.       — Аномалия — это как дефицит маны в реке мира на архипелаге?       — Да. Она самая, — отмахнулся Шион и вновь скрылся за дверью, в этот раз с правой стороны. Мари вновь заглянула в проём: тесный склад, забитый вещами и шкатулками.       — Ашион…       Парень, будто не услышав, провел рукой по одному из сундуков, а после распахнул его, вытаскивая и откладывая ткани разных цветов по двум кучкам.       — Ашион? Ашион!       Парень чуть дёрнулся, глянул на Мари безразлично, будто увидел незнакомку, а после моргнул и со вздохом спросил:       — Что?       — Ты…       — Вы, — поправил он её. — Мы договорилась. Разве нет?       — Вы… — неохотно исправилась Мари. — Что-то знаете о фейри?       Ашион замер, отложив очередную вещь, а затем медленно отодвинул сундук и встал.       — Значит всё-таки фейри… — он откинул крышку одной из шкатулок, вытащив связку колец, и быстро пробежался по ним пальцами, вновь перестав замечать реальность. Мари подумала, что он намеренно её игнорирует. Захотелось хорошенько его пнуть. Как раз так удобно повернулся боком: зарядить в голень и драпать… Гротэр развернулась, собираясь отжать у ликров уголок кровати раз разговор не удался, но тут звякнули кольца и Мари мельком обернулась. Парень сжимал в руке круглую серебряную пластинку, почерневшую от времени. Мимолётный взгляд чёрных глаз и пластинку кинули в сторону Мари. Девочка едва успела её поймать и чуть не снесла спиной косяк.       — Какую же сказку тебе рассказать…? Фейри… их давно никто не видел, а ведь когда-то они были неотделимой частью нашего мира… жили среди людей, помогали делать этот мир проще, легче, доступнее… — перебирая кольца, заговорил Шион. — Гворты придумывали артефакты, а фейри обеспечивали их силой. Какие же удивительные вещи они подпитывали… Корабли, способные попасть из одной точки мира в другую за склянку; кареты, быстрые и прочные, не требующие наличие ящеров и извозчиков; сеть порталов, связывающих некоторые империи и по сей день, тоже их рук дело… Кажется, речь даже заходила о создании лодки, способной преодолеть барьер и спокойно плавать за пределами конца мира… Строения из стекла… Именно фейри с гвортами приложили руку к созданию одного удивительного города. Он был огромным, многоярусным, закрытый стеклом, не пропускающий ни снега, ни жаркого солнца. Внутри всегда цвели деревья и растения, пахло едой и слышался смех… Пока этот город, как и фейри, не забрал Великий Раскол. То, что уничтожило многие земли и забрало жизней больше, чем до этого смогла отобрать война… Война… Кто с кем начал конфликт неизвестно… Но вскоре огонь охватил все земли: боги бились с бессмертными, фейри с людьми, а демоны уничтожали гвортов. Стороны вырезались, а существа, охваченные злобой, кидались на других, оставляя за собой лишь выжженные земли. Мир страдал, река мира искажалась, появились те аномалии, что существуют и по сей день: пропащие равнины, хребты времени и многие другие. Не способные взять под контроль то, что происходило, старые боги испугались. И решили поделить конфликтующие стороны: фейри, с их силой, что создавала больше всего аномалий, в иной мир, а остальных оставить на этой земле. И создали боги Великий Раскол, поделив земли на два мира. Мир отражения — фейри. И мир людей, наш, первоначальный. В одно мгновение уничтожили они несколько материков, стерев их в пыль, ради создания новой земли. И все силы их легли в его основу, как и жизни. Старые боги погибли, оставив изломанный первоначальный мир догорать. И с тех пор о фейри практически никто не слышал…       На пластинке была изображено дерево. Раскидистая, объемная крона, толстый ствол, занимающий треть пластинки. И перед деревом стояла фигура человека, сложившего руки в замок около рта, с опущенной головой. Человек без чётких черт, без одежды.       — Твой вопрос… Фейри — это единственная раса Мегаллы, способная стать богами. Хотя нет, не так… Они единственные не сходят с ума, когда достигают этого статуса. Единственные, кто в состоянии продолжать жить с той силой, что они получают. Что ты знаешь о богах, девочка? — протянул Шион, рассматривая её лицо.       — О которых? Двенадцати островных или о Великих?       — О последних.       — Бог свободы — ликр. Десятая — богиня океана и вроде как памяти, — коротко обозначила Мари, всё ещё окутанная сказочными образами. На последних словах глаза Шиона полыхнули алым.       — Не густо, но достаточно. Взамен большой силы они несут великую ношу: бог свободы в каждом порыве ветра слышит мольбы невольников; богиня жизни, спасая других, сама лишается желания жить; богиня смерти не способна ни к кому прикоснуться, потому что касаниями своими дарит лишь вечное забвение. Это плата. И её называют откатом. Богом может стать любой, но вот вынести ношу отката и не сойти при этом с ума… это под силу лишь фейри. Потому что фейри — это сила. Они рождаются сильными, умирают сильными, и живут с этой силой столько, насколько хватает их ума или удачи. Сила дня них — не проклятие. Это их суть. Не бывает фейри, не способного притянуть к себе энергию реки мира и создать из неё тело. Бывают фейри, что не понимают, не чувствуют своего ядра, вокруг которого и строится суть. Их называют не рожденными, блуждающими. А ядро фейри…       — Желание… — протянула Мари. — «Когда до сгустков энергии долетает отголоски чужого желания, рождается фейри».       — Не просто чужого, а точно такого же, какое заложено в их ядре, — мотнул головой Ашион. — Иначе, какие бы желания не озвучивались рядом, осознать своё блуждающая фейри не сможет. А после формирования ядра резерв закрепляется, притягивается больше энергии и постепенно из неё формируется тело… Поэтому у фейри такая своеобразная внешность — они похожи на высших финов, на стихию, вдруг ставшую человеком. Потому что по сути они и есть ожившая энергия. Сила и фейри — неотделимы.       — Значит использовать моё родство я не смогу… Я не состою из энергии, у меня нет какого-то ядра, рожали меня почти обычным путем. Всё, что мне досталось от матери — волосы да глаза. Мда…       — До раскола… метисов было больше. И каждый из них оставил в истории след, потому что метисы — золотая середина. И люди, и фейри. И способности к контролю есть, и сила к ним тянется. Пока ты человек — силу можно отобрать. У фейри же ничего забрать не получится.       — А у меня забрали. Значит я — человек.       — Значит ты — дурочка. Силу фейри не отобрать до тех пор, пока есть ядро. У человека ядра нет. Ты — метис. У тебя ядро есть?       — Нет! И почему сразу дурочка то?       — Дурочка, как есть. В зеркало посмотри. И переверни пластинку.       На гладкой серебристой поверхности рунами, ещё теми, что изучала и использовала Мари в прошлом мире, значилось:       «Суть мира — душа. Душа — целый мир.»       Она с трудом разобрала витиеватую вязь круга, потому что никогда не использовала эти значки для обычного письма, но в итоге слова в голове сложились.       — И что это за бред? «Суть мира — душа»? С чего бы?       — Да кто его знает? Я языка фейри не изучал, — Ашион коснулся пальцем уголка губ, будто бы пытаясь придавить ехидную ухмылку. И медленно скинул со второй руки кольца в шкатулку. — А вот откуда этот язык знаешь ты…       — Бред… — тихо выдохнула Мари и опёрлась на косяк. — Какой же это бред… Как вообще с тобой разговаривать? Сказка? Ещё куда не шло, мало ли, может и правда в ней проскочет. Раса, похожая на фей… финов? Я могу ещё понять. И то, что они могут быть богами, потому что привыкли жить с большой силой — тоже. И эти желания с трудом, но можно привязать к особенностям расы… тем более я об этом читала… Но что это за бредовые намёки в мою сторону… Я что, должна придумать себе мечту? Или мне побегать среди людей и поспрашивать, чего они хотят? Вдруг повезёт и кто-то озвучит моё желание?! И тогда мир резко расщедрится, выделив мне нормальный магический дар?! Что ты пил на той кухне, пока я бусины разглядывала?!       — А ты где жила, раз язык фейри знаешь? — спросил Ашион. Казалось, что истерика девочки его совершенно не волновала — он вновь вернулся к перебиранию вещей из нижнего сундука.       — Да не язык это ваших фейри! — рявкнула Мари. — Это ру-ны! Руны, которые для заклинаний используют…!       — …фейри, — тихо вставил Ашион, а Мари продолжила, не обратив на ремарку внимание.       — …и их я от слуги вашей богини смерти получила! И то, слишком грубые формулы, едва… — Мари запнулась, проглотив слова про разваливающийся старый мир.       — И опять же — слуга Великой богини смерти, которая фейри. Руны, девочка, любые магические руны этого мира: и те, что используют для печатей душ, и те, что придумывают для артефактов, кругов защиты, клятв, оберегов и прочего, и даже те, на каком пишут и общаются фейри, и с помощью которых они же получают стандартные заклинания, — основаны на связёрах. Связёры — маленькие метки в стихиях реки мира, которые удерживают нейтральную энергию в нужном цвете. Связёры — неснимаемая печать. Ты, к примеру, используешь водный связёр. И если бы не он, я бы в жизни не понял, что ты — полукровка фейри. Потому что только они настолько помешаны на рунах. Только они, наделённые силой, не способны на малейший контроль без длительных тренировок, и потому придумали подобные костыли для облегчения управления силой. И ты, с этим костылем наперевес, бегаешь по миру и колдуешь, когда от твоего резерва осталось хорошо если на десяток приливов жизни, и пытаешься мне доказать, что не фейри? Поверил бы, если бы ты не прочла надпись. Потому что на диске — не простые связёры, а руны фейри. Именно их язык.       — И что вы предлагаете?       — Ничего. Я лишь ответил на твой вопрос.       — То есть как? Вы так упорно доказывали мне, что я фейри, и при этом не можете ничего посоветовать?       — А тебе никто ничего не посоветует. Ты не человек — значит академии, где тренируют человеческих деток в надежде получить очередного гения, способного стать бессмертным, тебе не подойдёт. Они, скорее всего, увидят твою ауру, обзовут безнадежной и пошлют прогуляться до пропащих равнин. И фейри, если ты таковую вдруг найдешь на нижней платформе, тоже тебе ничем не поможет, потому что они ни треугла не смыслят в том, как находить или, не дай боже, создавать ядро. А метисов, как уж повелось после раскола, ты и за сотню циклов не сыщешь. Так что сама, девочка. Своими ножками и головой. Думай, пробуй, глядишь и найдешь новый связёр, раз уж до первого добралась, или ещё какую альтернативу откопаешь, которая тебе поможет.       — Тогда расскажи! — рявкнула Мари. — Надоели! Делай то, не знаю что, иди туда, не знаю куда и зачем! Никакой чёткой цели! Никаких доказательств! Никакой нормальной информации! Да вы совсем безумные тут все!       — Удивила, — закатил глаза Ашион. — Я не доброход и не библиотека. Это Грэйс, вон, промышляет подсчётом совершенных хороших поступков, — к ней и вали за рассказами. И на, — Ашион поднял мелкую кучу вещей и подошёл к Мари, почти всучив их ей в руки. — …одежда на вашу бравую компанию. А то у Ворсера дыры на коленках, у Кэррии рукава и штанины короткие, а Миира половину вещей магией подпалила. Ты вообще не пойми в чем — ткань настолько грубая и жесткая, что поставь в угол и можно в качестве манекена использовать. Всё, шуруй спать. Мне за продуктами нужно сходить. Утром выезжаем, а ваша опекунша вряд ли что-то, кроме демонической настойки, купит. Всё, отойди с прохода.       Мари замерла, не видя из-за вещей, как ушел Ашион, но услышав хлопок двери. Вот это… поговорила, что б его…       Объяснил он, конечно, много, но только то, что тяжело переварить и проверить, а походя ещё и разбил все планы на ближайшие годы, обозвав дурой.       Пластинка холодила пальцы.       — Ты правда фейри? — раздался тихий благоговейный шепот Ми рядом и Мари вздрогнула, уронив вещи и пластинку.       — Миира! Я же просила не лезть к ней! Ворс! А ну стой на месте! — рявкнула Кэррия с верхнего пролёта лестницы.       — Да не полезу я к ведьме. Меня больше интересует, что там за вещи такие. Пусти.       «Цверки… Что б эту Кэррию с её слухом струпы покусали.»       — Всё слышали? — обречённо протянула Мари. Ми смущённо поджала ушки, а Ворс ехидно оскалился и довольно произнёс:       — Ты так верещала, что нам даже Кэррию просить не пришлось.       — А какой была твоя мама? — тихо шепнула Ми и аккуратно взяла её за руку двумя ладошками.       «Мама?»       Трепетный огонёк свечи, от которого пахнет шоколадом и колыбельная, нескладная, несвязная, про неё. Про Ри.       — Не знаю. Не помню, — хмуро ответила Мари, чуть отодвигаясь в сторону от Ворса, что спустился и зарылся в вещи.       — Так, это для Ми, — приподнял он голубую кофту с перьями и протянул сестре. Лиса разжала руки и приняла подарок. — Это… на, — всунул он Мари чёрный клубок ткани. Гротэр аккуратно развернула его — пара мягких штанов, настолько лёгких, что они казались невесомыми, но в тоже время ткань была очень плотной. И черная туника, с серебристыми узорами и красной вышивкой на одном плече. Туника была ей до середины бедра. — Кэр, тут и для тебя есть! Охотничья куртка! Ткань, кажется… А это не та, что у Альта в сундуке хранится на чёрный день? Ну, что кучу треуглов стоит и которую порвать очень сложно?       — Где? — Кэр слетела по лестнице вниз в два прыжка и вцепилась в протянутые вещи. — Нет… Не похожа…       — Конечно не похоже, ещё бы нам какую-нибудь артефактную ткань подарили, ду-ра, — протянул довольный Ворс, за что тут же получил по макушке, на которой неравномерно отросли чёрные пряди, и теперь топощились, завиваясь.       — Аяй! — взвизгнула Ми и дети обернулись. Лиса стояла около керамической статуэтки и дула на пальцы. В её глазах блестели слёзы, а щёки обиженно надулись, — Я не могу коснуться бусин! Почему?       Мари непонимающе нахмурилась, шагнула и протянула руку. Маленькая красная капля тут же оказалась в пальцах.       — Как?! А у меня не вышло! — Ми снова потянула руку к бусинам, коснулась одной и тут же с писком отпрыгнула. — Больно!       — Может защита какая, — пожала плечами Мари. — От магов, на ауры настроена скорее всего. А у меня от этой ауры одни ошмётки, вот и не реагирует.       — Наверное… — с сомнением протянула Миира, а после полностью переключила внимание на Ворса — мальчишка добрался до серебряной пластины. Руны его не заинтересовали, а вот дерево и силуэт явно внимание привлекли.       — Как думаешь — это Сердце-древо? — спросил он, развернув пластинку к Кэр.       — Без понятия, — пожала та плечами, на которые натянула новую куртку. Миира, виляя хвостом, нависла над братом, но её интерес быстро сдулся и она нырнула в кладовую, — переодеться.       Ворс, налюбовавшись деревом, метнул пластинку в дверь, в которой та застряла и скрылся на кухоньке: примерять обновки.       Новая туника на Миире смотрелась странно. Перья по вороту и краям карманов, две верёвки, похожие на её косицы, расширенный подол-юбка, доходящий до колена… Шилось явно не на плечо семилетней девочки, но в тоже время… Белёсым глазам вернулся цвет. Контраст голубой ткани сделал радужки насыщенней, почти вернув небесно-серый оттенок, и лишь шрамы-зрачки оставались такими же белыми.       На Кэр новая одежда смотрелась практически так же, как и старая: тёплая куртка чёрного цвета, узковатая туника по бёдра и штаны, которые висели ниже положенного, так как дырки для хвоста не было. А вот Ворс… Девочки замерли, разглядывая ворлока, гордо поправлявшего поясную сумку, а затем, не сговариваясь, захохотали. Он был похож на свои любимые растения, сорванные из-под первого же дерева: чуть сжатая линия плеч, мятые зелёные штаны и туника. Если бы макушка была светлой, а не чёрной, то вышел бы цветочек.       — Чего вам?! Не отдам! Мне нравится этот цвет! — рявкнул Ворсер и взволнованно забил хвостом, который, хрустнув хрящами, стал чуть длиннее.       — Это чудо надо всему миру показать! — сползла по стеночке Миира, а Кэр, услышав слова сестры, ещё сильнее затряслась — старшая смеялась практически беззвучно.       — Дурдом… — выдохнула Мари, первой успокоившись.       — А ты чего стоишь? Примеряй иди! — сверкнула глазами Ми, вытирая выступившие слёзы.       — Ещё чего. Я сначала бадью найду, помоюсь, и потом… Не хочу, чтобы вещи пропитались кисловатым запашком…       — И вправду… Стоило бы помыться, — кивнула Кэр, а Ми тоскливо вздохнула, шевельнув ступнями:       — А я хотела по городу прогуляться…       — Успеем, — вытянула пластинку из двери Мари. — На что спорим, что Грэйс не явится завтра утром и мы тут минимум на тройку дней застряли?       Никто спорить не стал, увлекшись новой игрой: «заставь ведьму нагреть воду для ванной».