Потерянная тропа

      В лесничке они задержались до обеда. Утром, стоило детям разлепить глаза от резкого запаха сгоревшей каши, как Грэйс настоятельно попросила их не выходить за пределы развалин, а после ушла. Ашион здоровой рукой закопал дотлевающие угли, присыпанные пеплом, сунул меч в серьгу и скрылся в лесу в той же стороне, что и капитан. Дети, переглянувшись, подорвались и пошли следом.       На отдаленной поляне возле ручья Грэйс медленно, тягуче разминалась, а Шион тихо говорил на имперском, — Мари различила язык по контрастным, чётким ударениям. Иногда парень показывал какие-то движения руками, продолжая говорить, и дети, не увидев ничего интересного, вернулись в лесничку.       — Он какой-то странный… — протянул Ворсер, на что Миира безразлично дёрнула плечом, а Кэр хмыкнула:       — Поищи хоть кого-нибудь нормального в нашей компании, Ворс.       Мальчишка задумался, а затем, уперев руки в бока, выдал:       — Ты! Мне кажется нормальная, среди странных — ненормально. Поэтому ты в нашу компанию идеально вписываешься! — довольный придуманной несуразицей, ворлок дёрнул сестру за карминовый хвост, и тут же получил между ушей.       — Не дерись! — рявкнул ворлок и сам же полез к Кэр, пытаясь то ли защекотать её, то ли повалить.       — А я? — обиженно насупилась Ми, и запрыгнула на ликров с другой стороны, создавая кучу-малу — старшая двойной нагрузки не выдержала и упала.       Мари отошла в сторонку от шумной, попискивающей и смеющейся компании. С детей станется дёрнуть её за ногу и подгрести под общую свалку.       Она чувствовала себя прекрасно. Спокойный сон без кошмаров и инея, ползущего из всех щелей, взбодрил — она вновь горела желанием магичить. Только вот Грэйс же запретила… Во фляге по самое горлышко плескалась свежая искрянка, которую ей наказали выпить.       Оглядевшись, Мари запоздало поняла, что где-то потеряла Ала. Поэтому она прогулялась до телеги, где и нашла наглого обжору. Он дрых, уложив голову на пустой мешочек из-под орехов. Второй за сутки! И чего с утра пораньше сам в транспорт полез? Испугался, что его добрые попутчики где-нибудь под камушком оставят?       — Тебе настолько нравятся эти орехи? — шепнула Мари, поднимая Ала в кольце рук. Тот, громко срыгнув, перевернулся на спину и распластался по рукам, раскинув уши. Даже не проснулся, гад рыжий.       Трясти его Мари не стала, вернув в телегу.       Набесившиеся ликры разбрелись по деревне, едва ли не на вкус пробуя кучи досок, оставшиеся от домов. Мари осмотрелась. Узкая колея, на которой пробивалась редкая жёлтая травка, вихляя, делала петлю возле леса и возвращалась в саму себя. Целых домов в деревне не осталось: доски и бревна сгнили, проломившись под собственным весом. И лишь один дом, в котором, видимо, Мари вчера мылась, всё ещё оставался относительно целым. Между бывшими жилищами когда-то буйно росла кустистая трава, ставшая сейчас серыми, сухими, изломанными ветками, которые не давали новым растениям пробиться на свет. Ни людей, ни зелени — лишь тишина, от которой нервозность зудела под кожей. Если бы не ликры, начавшие переговариваться, было бы совсем тоскливо.       В развалинах её мира всегда была похожая атмосфера: пустота, осязаемой пылью витавшая в воздухе, когда от людей и их историй не осталось ничего, кроме поломанных остовов. Ни имён… ни звуков…        Мари перетащила сумку, с трудом закинув её к эльнику, а после присоединилась к ликрам. Её не особо интересовали развалины — прошло слишком много времени для выяснений причин, почему деревня опустела. Поэтому она прицепилась к Кэр, а затем и к Мии, договариваясь о покупке орехов. Ворсер, услышав расспросы, затребовал целый лян — треть имеющихся у неё денег. Гротэр еле сдержала неприличный жест, проигнорировав ворлока. Договорившись обменяться, когда вернётся Грэйс, она осмотрелась и хлебнула искрянки, пытаясь придумать, чем заняться.       Как же скучно… магичить нельзя, местность исследовать не тянет, Ал дрыхнет.       Девочка присела на поваленное бревно, которое откатилось к дороге. Его подгнившая поверхность крошилась, прилипая мягкими щепками к штанинам. Ветер шевелил кроны деревьев. В земле между редких травинок копошились красные жучки, утаскивая мелкие веточки. Отдаленно слышалось квохтанье какой-то птицы. Видимо, по их присутствию или отсутствию можно определить, в какой зоне находишься. Если мелкую живность слышно — значит относительно безопасно.       Рядом бухнулась Миира, чуть качнув бревно, и протянула её горсть голубых ягодок.       — Стоицил…? Ты где его откопала…?       — Там, — отмахнулась Миира и учёная с опаской приняла ягоды у беззаботной лисы. Мало ли, ребёнок передумает и любимые ягоды вместе с рукой отцапает…        На вкус круглая ягода — кислая смородина с ежевичными нотками. Без косточек, с немного вяжущей кожицей. Забавно, что у синего варенья совершенно другой оттенок на языке…       — А твоё варенье совсем другое по вкусу, — сказала Мари, отправляя ещё одну ягодку в рот.       — А я о чём! — радостно подскочила Миира. — Это потому что мама ягоду продавливает сквозь сетку, чтобы отделить мякоть. А кожицы оставляет для мазей, потому что они помогают ране быстрее затянуться и убирают воспаление! А мякоть температуру сбивает. Но лучше же когда ягоды целиком варятся! Варенье тогда совершенно другое! — Ми вцепилась в куртку учёной, и стала легко её трясти. Ликра разошлась настолько, что едва не спихнула Мари с бревна.       — Да поняла я, успокойся. Скажи лучше, что ты с Грэйс обсуждала, — попыталась переключить её внимание учёная. Слушать очередное воспевание стоицилу не хотелось.       Миира обиженно надулась, отодвигаясь, но быстро переключилась и затараторила, болтая приподнятыми ногами над землёй.       — Я же толком не могу контролировать свечение! Когда боюсь или нервничаю, энергия во мне сдвигается и затем меняет форму, вырываясь наружу. Вот сам этот процесс я чётко ощущаю. Он похож… — Ми запнулась и замерла, задумавшись. — На столкновение двух огнив, от которого быстро распространяется огонь, — щёлкнула она пальцами и вновь заболтала ногами. — А вот в остальное время не чувствую ни реку мира, ни свой резерв. Грэйс сказала, что с помощью медитации я со временем научусь видеть энергию постоянно и позже повышу контроль. Я же к Грэйс сразу подошла, как она меня в ученики взяла. Она мне и объяснила все-все основы, а не только те, о которых я тебе уже говорила.       — Что за основы? — глухо спросила Мари. Раз у Грэйс на «основы» для Гротэр времени нет, то придётся лису расспрашивать.       — Ну… Дословно не расскажу, только то, что запомнила… — Ми осмотрелась, бодро вскочила и выпрямилась, шевельнув рукой в воздухе. Грэйс пародирует? — Всё вокруг состоит из энергии, которая в свою очередь принадлежит реке мира. Резерв — это то, из какого количества энергии ты состоишь, — сложила ладошки в шар лиса. — Дар — это смесь количества и качества резерва, способности ощущать энергию, а также способность её контролировать…       — Так, подожди… — пробормотала Мари, не выдержала и поднялась следом, став прохаживаться из стороны в сторону. — Резерв, восприятие, контроль? Получается я — трёхпалая табуретка, у которой осталась одна ножка… полноценно сесть на такую мебель не выйдет… — и закончила шёпотом: — чем же заменить ощущение энергии и резерв?       — У людей резерв чаще всего небольшой, но почти каждый второй слабенький носитель чувствует реку мира, а контролировать энергию могут едва ли не с пелёнок, — продолжила Ми, покачивая пальцем в воздухе. Ей явно нравилась заинтересованность учёной — лиса следила за каждым её движением и радостно трепыхала хвостом. — У ликров по-другому… Наш начальный резерв больше, но толку от этого нет, — она запнулась, покосившись в сторону Ворса, обдиравшего какой-то куст в другой части деревни. — Нам нужна ситуация, после которой мы начнём ощущать энергию хотя бы немного. Затем мы учимся видеть её во всём и только после берёмся за контроль. Возраст пробуждения бывает разным, но первые всплески происходят до пятнадцати циклов. Зато люди к трём-четырём циклам, даже если у них маленький шарик резерва, начинают чётко видеть реку мира, а после самостоятельно расширяют резерв с помощью контроля. У большинства империй стадии развития именуются и определяются как раз расширением их резерва. Но я уже сказала, что только у половины получается видеть реку сразу. Для тех людей, у которых не выходит, придуманы разные техники медитации. Возможно ты из тех, кто не получил врождённое восприятие? Тогда медитация должна с этим помочь! Смотри, — Миира села на бревно, подогнув под себя ноги, и выпрямилась. — Садишься вот так, дышишь и грудью, и животом одновременно, и пытаешься почувствовать отдельные части тела, все по очереди, а затем сосредотачиваешься на животе. Энергия есть всегда. В большем или меньшем количестве, но мы из неё состоим. Поэтому её надо просто найти, почувствовать. Вот этим и нужно заниматься. Сначала найти в себе. Понять, как энергия попадает в нас с дыханием и едой, а затем можно уловить её вокруг.       Мари села, как велели, и замерла, глубоко вдыхая. Из слов Мииры она быстро выделила суть: разные расы различались в своей способности владеть тремя ножками стула. О чём-то таком же говорила Грэйс. И Мари очень надеялась, что проблемы с даром у неё не из-за генов фейри.       А затем пришла следующая мысль: если контролем любой человек может развить даже самый слабый дар, то может в этом и есть её возможность? По крайней мере она могла попытаться с помощью медитаций научиться чувствовать реку мира, а дальше по крупице добрать резерв. Мари глубоко вздохнула и старательно сосредоточилась на левой пятке, которую, кажется, кусал один из красных жучков.       Когда Грэйс вернулась, то застала разбредшихся подопечных: Ми и Мари сидели посреди деревни на бревне, старательно дыша; Ворс зашёл за деревья, осматривая край леса; Кэр обстреливала камешками выстоявшие столбы.       — Обедаем и отправляемся! — рявкнула пиратка.       Мари тут же рванула к ней, прихрамывая на обе ноги, которые отсидела.       — Если я буду медитировать, смогу ли восстановить резерв, поглощая энергию?       Грэйс тяжело вздохнула, потёрла края раскрашенного шрама на животе, и медленно произнесла:       — Это… практически невозможно. У тебя повреждён резерв, котёнок. И сколько в разбитый кувшин воды не лей, вся вытечет. У людей… объем дара не меняется со временем. Кувшин, если его обожгли в печи, уже не изменится. Влиять можно только на воду, что в него вливается. Мы играем с объемами, повышая концентрацию энергии: поглощаем её, ужимаем, а после поглощаем ещё. Иногда, под давлением сжатой маны, резерв трескается. Его можно восстановить только в первый прилив после поломки, и можно даже увеличить объём, если запастись травами, техниками, лекарями и перетерпеть боль, только вот… твой резерв разбили слишком давно и осколки от него растворились, оставив лишь маленькие ошмётки. И ману они удерживать не в состоянии.       К концу увещеваний о бесполезности затеи Мари с раздражением обдумала мысль вынуть метафорическую кухонную утварь из Грэйс и присвоить её себе. Но проводник был нужен не только ей, но и ребятам, так что она решила повременить. Сначала попробует медитацией и если совсем не выйдет…       Интересно, а «кувшин» можно увидеть, если вспороть живот одарённого?

***

      Путь занимал большую часть суток. Иногда они заезжали в заброшенные леснички, чтобы переночевать. К поселениям приближались ночью, так что Мари не особо разглядывала их. Всё равно обстановка оставалась одинаково-безмолвной. Маршрут вильнул с безопасной зоны назад к болоту, поэтому обжитых поселений не наблюдалось. Всё-таки не все жители способны регулярно зачищать местность от древунов и гиар, поддерживать магический купол и выращивать целыми тоннами ягоды, благодаря которым из застоявшейся воды не вылезали твари разной степени зубастости. Кто-то, видимо, пытался, раз остались заброшенные маленькие поселения, но неудачно.       Мари медитировала под переливчатые попытки Кэррии сыграть на найденной птице знакомые мелодии. Грэйс инструмент привлёк, но она сразу же созналась, что играть не умеет. Зато во время ночёвок в деревеньках капитан выстукивала ритм и напевала мелодию, чутко улавливая каждый сыгранный Кэррией звук и поправляя её, — пиратке хотелось услышать конкретную композицию.       Мари не считала, сколько дней у неё над ухом жужжал настойчивый свист, но когда ноты последнего фрагмента выстроились в ряд, Грэйс вскочила и согнала Ашиона держать поводья.       Она чётко ударила сапогом о дно телеги, задавая начало мелодии. Ещё удар, лёгкая дробь другой пяткой — и Кэррия присоединилась весёлым свистом. Грэйс приподняла руку, будто бы поддавшись неуловимому потоку ветра, а затем резко крутанула ей и халат вспорхнул в воздух, мягким шлейфом скользя вокруг. Пятки сместились по дуге, продолжая выбивать звонкий, почти агрессивный ритм, и капитан закружилась, плавно передвигаясь по повозке, вслед за взлётами и падениями весёлой мелодии. Женщина скользнула мимо Мари и её халат задел девочке лицо. Она пролетела мимо Мииры, и лиса, с ярко светящимися глазами, начала хлопать в ладоши, приноравливаясь к ритму. Ворсер тоже пристукивал пяткой по полу, как и Кэррия. Игривая, очень активная музыка, оказавшаяся в полной власти пиратки, была почти что боевой, почти на грани. Телегу трясло от каждого удара, ящеры замедлились и едва шагали. Чёрные рукава с волнами по краю летали и взвивались, заставляя молчаливый, тёмно-зелёный, туманный лес вокруг наполнятся иллюзорным светом, почти пожаром.       «Пусть горит», — подумалось Мари.       Она смотрела, не отрываясь, смотрела и видела, как в размытых тенях движений Грэйс, в шлейфе её халата, проявляется картинка другого леса. Жёлтого, горящего от осени, манящего запахом прелой листы и прохлады. С редкими грибами, с яркими травами, сражающимися с инеем до первого заморозка. С лёгким ледком… И между стволом, с озорным смехом, догоняя друг дружку, носились призраки детей, из тех лесничек, мимо разрушенных остовов которых они проносились, не останавливаясь. Вот к их бегу добавился дробный стук чужих ног: лишний, злой, напряжённый — Грэйс ускорила ритм одного из каблуков, добавляя хаос хлопками ладоней. И Мари видит тени, несущиеся за озорными, счастливыми призраками. Лишние здесь, искажающие лес, заставляющие деревья темнеть. Элька напряжения, и всё резко падает вниз вместе с глухим одиноким свистом, — стрела вонзается в одного из детей, игривый стук исчезает, а напряжённый, жёсткий, остается. Картинки осеннего леса таят. Мари выпадает из своей фантазии и видит Грэйс, напряжённо сжимавшую искусственную руку в кулак. Она согнула локоть так, будто бы держала меч, готовый к удару. Дробь. Жёсткая, быстрая, напряжённая дробь. Теперь отбивали её все: Кэррия, Ворсер, Миира, и даже Ашион, который большую часть танца морщился, прикрывая глаза рукой. И тихий голос деревянной птички, тонущий, глохнущий, — почти беззвучный плач. Постепенно тельян набирает громкость, срываясь и надрываясь, но не исчезая, и Грэйс вместе с ним медленно проворачивает рукой, изображая неловкие удар. Один, второй. Замах становится уверенней, надрывы громче. Третий, пятый. И надрыв исчезает, взлетая яростной трелью, вместе с которой Грэйс начинает бить. Снова и снова. Ритм превращается в чистый боевой, свист лишь отголоском воспоминаний, остатком чувств звенит на фоне, постепенно угасая. А вместе с ней гаснет и танец. Гаснет стук.       И Мари кажется, что погас мир.       — О чём… — хрипло спросила она, прерывая оглушительную тишину. — О чём эта мелодия?       Грэйс чуть дёрнула плечом, поправила скрутившиеся рукава и пересела на облучок, чуть сдвинув впавшего в прострацию Ашиона.       — Ни о чём конкретно. Одна из версий развлекательных мелодий из питейных заведений.       — Ррэи Ссах её иногда наигрывал, — тихо шепнула Миира. — Но ещё ни разу не видела такого танца… хочу научиться так…       И Ми, помявшись, попросила Кэррию повторить. В этот раз по телеге прыгали двое: Ворсер и Миира. Они весело посмеивались, пихались и отбивали ритм, лёгкий, тот самый, что так любила отстукивать по столу Грэйс — Мари могла теперь его различить. Не идеально, сбиваясь, кривляясь, дети начинали снова и снова, вразнобой насвистывая.       А Мари сидела возле заднего бортика и крутила в ладонях слезу глубин. Танцы точно не для неё, но почему-то внутри зудело желание встать и присоединится.

***

      Путь быстро приелся. Они ехали две декады, за которые у Марианн всё сильнее портилось настроение. От снижающейся температуры, из-за которой с дыханием вырывались облачка пара. От удачных попыток Мииры контролировать свет — она таки смогла почувствовать резерв и теперь пыталась загораться без нервных потрясений, когда как Мари, медитировавшая больше и дольше, не чувствовала ничего. От однообразного пейзажа: раздражающе-тихого, пугающего леса, в котором иногда виделись смутные тени зверей, не решавшиеся напасть. От того, что им не встретилось ни единого живого человека, а значит не было нормальных кроватей, еды, ванны.       У Мари не получалось ничего: имперский шёл тяжело, со скрипом и лучше всего с ним справлялся Ворсер, которого он заинтересовал сильнее девочек. Магия по-прежнему почти не вредила коре деревьев. Единственное, что вышло, так это разогреть воду. Только работало это с чистой водой или той, что Мари создала сама, а вот искрянку во фляге сделать теплее не выходило.       Она устала сидеть без движения, но тут было хоть какое-то разнообразие — на местах привала их иногда гоняла с деревяшками Грэйс, больше издеваясь и подшучивая, чем обучая всерьёз. И Мари периодически слезала с телеги вслед за Кэррией — старшая предпочитала бег тёплому насиженному месту.       Целые дома встречались всё реже, а Грэйс явно торопилась, поэтому постепенно ночевки в лесничках сменились беспрерывным путём. За день они останавливались лишь на склянку-другую: приготовить поесть и дать отдохнуть ящерам. Постепенно на дне их повозки появились одеяла из кольца пиратки, так что ночевать без костра было терпимо, но холодно.       Этот зверский холод… Гротэр ненавидела его всей душой, не понимая, как можно веселиться, улыбаться, шутить, когда тело пробивает мелкая дрожь. Как можно высыпаться, если под одеялом всё равно оставалось прохладно. Мари прижималась к детям, стягивая их одеяла себе, наполняла флягу горячей водой и клала возле живота, пытаясь согреться, но это не помогало от ночных кошмаров. Они следовали за ней неотрывно, иногда прячась, иногда обостряясь. И Мари уяснила одно: самый безопасный вариант кошмара — подняться вместе с Лили на крышу и дождаться конца сна, а не пытаться изменить сценарий. В любом случае в конце к ней являлись твари, которых Мари видела не раз, но они не пугали и были лучше преследующего её холода.       Марианн не жаловалась на иммунитет, но поняла, что Грэйс перебарщивает в попытках добраться до цели как можно быстрее. К концу второй декады Миира стала отчаянно хлюпать носом и чихать.       — Не успеем, — лениво протянул Ашион после очередного жалобного чиха младшей лисы. Он сидел на одеяле, облокотившись о борт спиной, и разглядывал небо. Чёрная косица волной лежала на одеяле, а кончик её был перекинут за борт, поблескивая серебристой каплей.       — Что? — подняла голову Грэйс. Она временно всучила поводья Кэррие и отдыхала в телеге.       — Не успеем мы до сезона… Сама посуди — температура спустилась до минимальной. Земля промёрзла. Света почти нет — луны большую часть времени за серой поволокой. Не больше декады — зарядит. А нам до перешейка ещё две пилить. И если ехать под дождём, то у тебя станет на парочку сопливых детей меньше.       — Я не чувствую дождей, — нахмурилась Грэйс, а Ашион поднял голову и насмешливо вздёрнул одну бровь. — Ладно-ладно, поняла, — упала назад и тоже посмотрела на небо. — До ближайшей леснички далеко?       — Ближайшая благополучная лесничка — с другой стороны перешейка.       — Да быть этого не может… — недоверчиво протянула капитан. — Центральный остров же…       — Чего не может? Пустых поселений? Как думаешь, сколько на центральном жилых деревень?       — Около пяти сотен? Вокруг столицы их много, почти на каждом шагу…       — Там живут семьи пиратов, что так и не вернулись. Чем дальше от городов — тем слабее люди. А беженцев и неучтённых теснят к болотам.       Грэйс нахмурилась и села.       — Разве не должно быть наоборот? Ближе к болоту, сильнее ауры и резерв… В этом нет смысла. Если деревни разрушают болотные твари…       — Ты и вправду такая наивная или притворяешься? — перебил пиратку Ашион. — Дело не в тварях и аномалии. Высшие, Грэйс, неужели ты не поняла это по всем тем заброшкам, что мы проехали? Чем ты занимаешься в перерывах на Архаде… За пределы дельфиньего квартала совсем не выбираешься, что ли? Или наша хата с краю, пусть горит земля, а я ничего не знаю? — Грэйс вытянула ногу в сторону разошедшегося парня. Тот выставил меч, поймав слабый пинок, но язвить перестал, продолжив спокойно. — Лучше всего себя ощущают ликры и торгующие, потому что они на само-обеспечении, а остальным достаётся… В серой зоне ни одной жилой леснички не осталось. И попадаются такие дома, из которых ушли не больше прилива назад, бросив все вещи. Думаешь, это гиары и древуны людей распугали? Серьёзно?       Мари отвлеклась от медитации: тема её заинтересовала.       — Всё настолько плохо? — едва слышно произнесла Грэйс, скрестив ноги. Она взялась за ступню, притягивая её ближе, и сгорбилась.       — Как сказать… смотря с чем сравнивать, — Ашион вновь откинулся на борт, зажмурившись. — Такие ситуации цикличны, будто прилив. Леснички разрушаются, затем на их месте снова и снова вырастают новые. Не пройдёт и периода, как дома вновь рухнут, не оставив после себя ничего. Сейчас, видимо, конец такого периода, хотя король ваш пытается, надо отдать ему должное… Два десятка приливов назад было хуже в плане безопасности, но поселений было больше. И это не аномальные обитатели болота постарались. Ваша братия разошлась. Проснулась в них жажда наживы. Разрушают, грабят, насилуют, присваивают и убивают, — раздался глухой удар, — Грэйс двинула кулаком по борту телеги, но Ашион не дал ей и слова вставить.       — И не смотри так, — жёстко отрубил он и в его тёмных, бездонных глазах мелькнули алые всполохи. — Это всё попытки поиграть в политику, захватить побольше власти. Тебе напомнить, кто ввёл правило о неприкосновенности семей пиратов? Кто додумался ограничить попытки засрать место, которое ваша братия назвала домом? Это ведь так неудобно — исполнять благоразумные заветы. Острова слишком лакомый кусок. Только вот далеко от материков, поэтому базу для контрабанды, как сделали с Нермой, не образовать… Скажи, ты перевозишь только пиратов? Или других несчастных тоже на борт берёшь?       — Сюда мало кто рвётся — в основном авантюристы и беженцы.       — О чём и речь: сюда приезжают не только уставшие убийцы и разбойники, но и те, кому на материках больше нет места. Кто пытается выжить, кто ищет возможность создать дом, кто верит в сказки о потерянных землях. И в те лозунги, что пираты — про полное равенство. И к чему это приводит? Низшие, пустые или слабосилки приплывают на острова тысячами, образуют новые касты и их постепенно вытесняют в лес к болотам, потому что пираты крепче держатся за обжитые места. Они сильнее, агрессивнее и не такие наивные. У пиратов есть выход с острова в твоём лице, а беженцы… для них это был путь в один конец. Потому что цена за место на корабле слишком высока. И с одной стороны: сюда не добраться даже самым сильным магам империи из-за специфики гроз океана, то есть место безопасно от внешнего вторжения, — здесь скрывались многие. С другой… — Ашион замолчал, отвернувшись, но вскоре продолжил приглушённо, тихо:       — На островах сотни тысяч людей, а пиратов из них хорошо если десятая часть. И ведь ещё две десятых — безобидные семьи и потомки братии, которых привезли сюда, потому что какой-то дурак назвал Архадский архипелаг «Гаванью». Где слабеньких деток не убьют зарвавшиеся аристократы, а лавку не разграбят сильные. Правило, что семью пирата недозволенно трогать, появилось давно. Негласное, конечно. Возможно, едва ли не тогда же, когда здесь начали строить первые поселения. Но раньше это правило не возводили в абсолют, объявляя законом. Через семью могли отомстить, убив её сразу. На семью могли напасть после исчезновения пирата, если он не возвращался или о нём не было вестей. По сути Гаванью, раем и самым безопасным местом на земле, эти острова являются лишь для пиратов, способных уплыть отсюда самостоятельно. Для остальных рано или поздно: беглые ли это преступники; бездарные люди, мечтающие о равенстве с магами; женщины с детьми, приплывшие в надежде получить свой очаг и безопасность, — это место станет для них лишь тюрьмой. Бедняки построят леснички и будут вспахивать землю, надеясь вырастить на ней еду, а затем получат металл в горло, когда очередной пират не получит доказательства, что к бедняку нужно относиться, как к брату. И многие уйдут в рабство. Снова. В надежде, что их увезут из этой клетки или, хотя бы, будут нормально кормить. А уплыть без покровительства или денег уже не выйдет. Потому что когда-то на островах было лишь одно братство — «звук моря». Затем появились ваши отщепенцы. И как исчез однажды звук, так и ты не приплывешь для очередного рейда. Уже сейчас всё завязано на тебе и «красной рыбе». Да, выжить тут теперь «не пиратам» возможно. Но и только. Здесь никогда не будет бешеного потока жизни или полноценной безопасности. С новым королем острова достигли относительного мира. Впервые за долгое время Архад могли назвать Гаванью не только пираты, но и те, кто здесь жил не один век. Но это явление краткосрочно. Уже сейчас полностью уничтожен остров звука. Разграблен на нет остров ключников, беднеют острова материковых… воздушники на грани, потому что братства не стоят за спинами жителей городов. Все пираты на большой земле: имущество наращивают и жизнями рискуют. За спинами людей нет никого, кого ваши крысы с кровавой пеной у рта признали бы равными. Пираты этих братств не могут в любой момент вернутся сюда. И это состояние городов, не лесничек. Городов, где все свои: старики, оставившие лозунги о свободе и равенстве, калеки, женщины, дети. Даже им достаётся без незримого мага «нной» ступени за спиной или бравого подстреленного в зад пирата-бездарного, владеющего боевым артефактом. А у лесничек нет братств — это вольные поселения беженцев, и в каком они сейчас состоянии ты видела сама. И так — почти везде, — Ашион едва заметно усмехнулся. — Дальше дельфиньего острова тебя почти не выпускали, так? Он в порядке, потому что ты придерживаешься чёткого графика переправ. Пока ты возвращаешься в гавань, никто не тронет ваши леснички или тем более города. Но что с ними случится, когда ты решишь не возвращаться?       — Кто? — тихо протянула Грэйс, а её голос настолько сильно звенел от магии, что у Мари закружилась голова. — Кто нарушает закон?       — Да как всегда: все и сразу, — пожал плечами Ашион. — Вы кровью чужой выписываете, что нарушать законы — это про пиратов. И если ты думаешь, что виноваты только струповские, что это только их инициатива, то ты ещё тупее, чем о тебе говорят. Лучше подумай о другом: почему ты возвращаешься?       Грэйс дёрнулась, почти вскочив, но в итоге осталась на месте.       — Мне есть зачем возвращаться, — сквозь зубы процедила пиратка. — И тебя это не касается.       — Как не касалось и тех, кому ты об этом рассказала. Ещё не поняла? У тебя нет результатов, потому что информацию намеренно фильтруют…       Грэйс всё же вскочила. Она грубо вцепилась в воротник рубахи Ашиона и вздёрнула того на ноги, нависая над ним.       — Кто?       Мари сжалась в комок от этого вопроса, так сильно магия ударила по ушам. Казалось, что внутренности перевернулись, — ей хотелось забиться под телегу, бежать, делать что угодно, лишь бы не оставаться на месте.       — Повторяешься, — с ленцой протянул Ашион, которого Грэйс не смогла оторвать от пола. Он приподнял ладонь и легко разжал пальцы пиратки. Будто бы она не стискивала их до белой кожи и лишь легко пригладила ткань рубахи. — Все в курсе, девочка. Все, потому что ты по глупости доверилась тем, кому доверять нельзя, — с тихой жалостью протянул Шион и Мари впервые задумалась о его настоящем возрасте. Назвать Грэйс «девочкой»? Он либо чокнутый, либо бессмертная-девушка-маг, которую всё это время ищет бедный, влюблённый, и раз в год ревущий накопителями, океан. Нет, ну кто так ломает психику диссонансом? Принесите парню зеркало! Он же макушкой Грэйс по плечи, а мордашкой — школьник.       — И как давно…? — Грэйс была бледной. Настолько, что Мари показалось, — она сейчас свалится за борт. Даже чихающая Миира была краше.       — Ну… Где-то приливов двенадцать. Что-то вроде: «Хотите плавать безопасно, соглашайтесь с капитаном дельфиньего во всём, но никакой информации не передавайте без согласования».       — Согласования с кем? — совсем тихо спросила пиратка.       Ашион мельком глянул на Мари, которая лежала на дне телеги, чуть оглушённая, но слушала внимательно и взгляда не отрывала. Шион быстро отвернулся, а в уголках его губ проскользнула усмешка.       — А кому ты рассказала, что именно ищешь на островах? Кому в первую очередь будет наиболее выгодно, чтобы твой корабль продолжал возглавлять флотилию? Да и… Хмм… Не только они, учитывая, как важно, чтобы ты продолжала переправы… разве не очевидно?       — Очевидно, — сухо сказала Грэйс. — Только вот не думала, что об этом даже «Буря» в курсе.       Ашион дернул плечом и легко сел на борт, вытянув ноги.       — Мы в курсе всего, что происходит на островах.       — Но не вмешиваетесь, — скривилась Грэйс.       — Будто бы ты и твои выкрутасы чем-то помогают. Да каждый, кто свободен, в курсе, что великий проводник, новый «благословлённый океаном», отказывается брать рабов на борт и любых несогласных оставляет на берегу. Но ты забываешь, что есть ещё и красные рыбёхи… Сами торговцы едут с тобой, рабы на рыбках. Да, проблемно. Да, рискованно, но так прибыльно… Учитывая, что пираты в большинстве своём не возвращаются, то почти все острова забиты бесплатным, ходячим товаром, так что они несут убытки, но не настолько большие. Всё-таки статистика у рыб один к двум, почти идеальная, если бы не твой пример выживаемости. Ты отказалась брать на борт безвольных, но саму проблему это не решило. Король прямым текстом заявил, что все живущие на островах неприкосновенны, и что? Семь лесничек на нашем маршруте, капитан. Семь, где не было ни одного жителя. А в городе воздушиков, к примеру, нет ни одного ребёнка. Женщины изуродованы, а мужчин без травм или увечий нет. Стариков вдвое больше, чем остальных живых. Не пройдёт и тройки приливов, как и их не останется. Если только следующим рейдом ты не приведёшь с собой кого-нибудь из известных лидеров братств. Тогда вопросы возникнут к королю — единственному пирату без братства за спиной, а не к виновникам запустения. Цель — не простые жители, Грэйс. Они — лишь инструмент давления. И вмешайся «Буря» сейчас, у короля не останется ни шанса — его задавят в тот же момент. У него почти не осталось сторонников на островах, но пока «Буря» остается в нейтрали…       — Апчхи! — Миира аж дёрнулась от собственного чиха.       Мари вздрогнула. Она глянула на лису, свернувшуюся калачиком под несколькими одеялами. Рядом с ней сидел Ворсер и отпаивал сестру её любимым сиропчиком из ягод стоицила, чтобы она не разболелась окончательно. Шион от этого звука чуть отвлёкся и из его глаз пропали мимолётные красные всполохи, а Грэйс дрогнула и затравленно присмотрелась к детям, будто бы вспомнив, что они вообще тут есть.       — Поворот через одну сотую таира в сторону столицы. Около одной десятой по той дороге… Должна попасться лесничка, которую вроде не тронули. Нужно закупить тент и плащи, — добавил Ашион, видимо вспомнив, с чего всё началось.

***

      Это было первое поселение, где жил хоть кто-то, кроме призраков. На въезде им попался человек настолько худой, что кости выпирали сквозь кожу и ткань, обозначая рёбра, позвонки, колени. Он отшатнулся с дороги и скрылся в лесу.       Дома разваливались: косились стены, вываливались двери, выпадали ставни, оставляя дыры в зазорах окон, но крыши пока держались. Редкие жилища стояли целыми. Огороды обрастали сорной травой и сухими кустами. Многие заборы были выдраны, разбиты, и по кускам отломанных реек Мари предположила, что их используют на дрова. Из части труб шёл дым, выдавая жизнь. Жители прятались. При виде телеги редкие женщины, закутанные с головой в холщовую ткань из сшитых вместе мешков, исчезали за стенами домов.       — Помечены, — сухо констатировал Ашион. — А ведь с десяток приливов назад эта лесничка претендовала стать городом отчужденных. Думаю, если найдём самый оживлённый дом, то и тех, кто метки вешает, увидим. Хочешь взглянуть, капитан?       Было тихо и это пугало. Густой воздух заполнился напряжением и каждый шорох колёс резал по нервам. Казалось, что мир вот-вот разорвёт: взрывом, криками или лязгом оружия, а телегу сомнёт, не оставив и шанса.       Хлопнула одна из дверей, закрываясь плотнее. Что-то протяжно свистнуло. Раздался лёгкий топот — мимо пробежал чумазый, худой ребёнок, прикрываясь корзиной с травами. Он не отрывал взора от пыльной дороги, по которой нёсся босиком.              Кажется, уехать с островов было самым верным решением.       — Нет, — произнесла Грэйс, чьи хриплые нотки стали совсем прокуренными. — Меня это не интересует.       — Ах, да вы что? Неужели? А как же помощь обездоленным? — наигранно схватился за сердце Шион.       — Я не помогаю всем подряд, иначе родилась бы фейри. Это у них проплывает на шхуне нездоровое стремление исполнять желания других.       Марианн дрогнула. Что? Исполнять желания других? Она слышала об этом впервые.       — Тогда тент и плащи? — перестал кривляться парень.       — Тент и плащи, — кивнула капитан.       Они притормозили около единственного дома, отгороженного целым забором, во дворе которого стояла пара телег, и старшие спрыгнули на пыльную дорогу. Ашион вытащил меч из серьги, а Грэйс уверенным жестом откинула крючок у калитки, и зашла во двор, будто бы к себе домой.       — Хозяева! — гаркнула она и голос её мелодично зазвенел от магии.       Ликры, не сговариваясь, сдвинулись поближе к учёной, когда старшие исчезли за порогом чужого дома, и даже Ворсер от сестёр не отставал.       — …в конце деревни что-то происходит… — шепнула Кэр.       Тишина напрягала, но зато в ней далеко разлеталось эхо криков и разговоров. Мари тоже расслышала звучные, весёлые отголоски. Так люди, прячущиеся по домам, не общаются.       — Пираты? — уточнила Гротэр и охотница кивнула. Хижины стройным рядком тянулись около одной единственной колеи, которая, через пол километра, сворачивала, теряясь между деревьев. В поле зрения живых не было, поэтому Мари не дёргалась.       Интересно, а она желание быть добрым волшебником, исполняющим чужие мечты, унаследовала? Вроде нет.        Эхо голосов стало громче. Мимо пронёсся ещё один ребёнок с корзиной, заваленной ягодами, в руках.       И почему из всех возможных претендентов на помощь от Грэйс именно Мари выиграла билетик? У учёной нет дара или связей. И пойди она пешком одна, то быстро бы оказалась помеченной. Ей повезло. Очень.       Деревенская девчонка пронеслась до поворота и скрылась за деревьями, но тут же раздался вскрик, и корзинка отлетела, покатившись по дороге. Ягоды красной волной рассыпались по утоптанной земле. Миира чихнула и поежилась, а Кэррия вцепилась в рукоять одного из мечей. Крики девочки, просившей её отпустить, и тихий плач, вымораживали.       Рябой пират, совсем ещё юнец, вытянул ребёнка из-за поворота за волосы, потащив им на встречу. Следом вышли ещё двое, держа в руках дубины. Мари чуть сморщилась и отвернулась, встретившись взглядом с юнцом.       Пираты медленно прошествовали мимо, сально перешучиваясь. Ноги ребёнка едва касались земли, а руками она возила по волосам, пытаясь отцепить рябого. Когда огромный, будто скала, пират замер, развернулся и шагнул в сторону телеги, Мари вцепилась в накопители. Возле дубинки, касавшейся земли, мелькнул кошачий хвост, а на макушке топорщились круглые уши, что напрягло ещё больше. Мари прекрасно знала, на что способны ликры. Утопить? Другие кинутся. Сколько в лесничке таких типов?       Но на пол пути пират замер, развернулся и ушёл.       — Не стоило оставлять их без присмотра, — тихо сказал Ашион, щёлкнув крючком с одной стороны борта. — Давайте, сиера и ррэи, вылезайте. Нам нужно натянуть ткань, иначе вы вымокните от дождя и растворитесь в горячке.       Выбравшись из телеги, Мари замерла поближе к Грэйс, пытаясь отстраниться от смолкающего крика.       Им помогли установить тент, сначала закрепив деревянные арки, а сверху натянув плотную ткань, жирную от концентрированного масла. Воняло от неё, как от давно не мытого котла, покрытого слоем застарелого сала. Мари морщилась. Сидеть в телеге стало ещё неприятнее, чем на морозном воздухе.       Ашион, принюхавшись, решил ехать рядом с Грэйс, а Мари, недолго думая, умастилась в последнем свободном углу облучка, не желая без особой надобности находиться под воняющей тканью. Тем более ей выдали один из плащей, сделанный из мягкой, обработанной от растворения, змеиной кожи. Не особо тёплый, но длинной до щиколоток, с глубоким капюшоном. С ним всяко было лучше, чем в одной тунике и чуть поистёршейся куртке.       Эльник перебрался к ней на плечо, в полной солидарности о запахе. Ал показательно морщился и чихал, перебирая лапками. Он даже рвотный позыв изобразил и Мари его едва на землю не скинула. В последние дни зверёк набрал в весе, — купленные орешки закончились и Гротэр у сестёр выкупила часть ягод, на которые позарился Ал.       Телега тронулась и покатилась вперёд, до поворота, на котором Грэйс с трудом развернулась, размазывая колёсами ягоды и смешивая их с пылью.       — Куда мы направляемся? — впервые удосужилась спросить Мари, когда они выбрались за пределы леснички. Деревья продолжали тянутся по бокам от колеи. Иногда среди листвы вяло чирикали птицы, но в голове всё ещё стоял жалобный крик, от которого хотелось отвлечься.       — Мне нужно посетить одно место, — спокойно ответила Грэйс, удерживая одной рукой удила, а второй листая тонкую книжицу, которую нашла у людей, продавших им тент.       — А где это место находится? Долго до него добираться?       — На юге. Первый королевский остров, почти половину таира пути. С учётом сезона дождей… дорога затянется смены на три богов, — ответил Ашион, включив в себе навигатора.       — Ого… Зачем столько времени тратить? — пиратка оторвалась от книги и уставилась прямо на Мари. — Вы не подумайте, мне просто любопытно. Я, честно, уже немного устала медитировать и заклинания плохо выходят, вот и думаю, с чего начать расспросы…       — Я ищу кое-что, — отрезала Грэйс, и девочка закивала головой. Ашион хмыкнул, явно поддразнивая пиратку, и та вздрогнула, сжав кулаки и отвернувшись. — Давно ищу, почти второй десяток циклов.       Двадцать лет? А ищет, получается, именно в Гавани? У неё что-то украли и привезли на острова, чтобы заставить проводить рейды?       — И как? Есть зацепки?       — Нет, — Грэйс замолкла. Тема её явно нервировала, но Мари было любопытно: сколько она не выпытывала у Ссахейли, так ничего толком о том, зачем ей задерживаться в Гавани, не выяснила.       — А почему вы на островах именно ищете? — чуть громче уточнила Мари.       — Потому что… то, что я ищу… в последний раз видели рядом с человеком, который отправился на острова.       — Почти пятнадцать циклов назад. Капитан, он не доплыл, вот его и не нашли до сих пор, — ухмыляясь, влез Ашион.       Мари захотелось ему врезать.       — Поэтому мне нужна ива, — никак не отреагировала Грэйс, вновь уткнувшись в книгу.       — Вам не ива нужна, а могилка.       — О нет, ива. Или вы, хранитель, не в курсе, какое место оберегаете? — в тоне Грэйс добавилось тягучих нот и Ашион резко вскинулся, перестав веселиться.       — Так это не простая блажь… вы знаете…       — О том, что вы бережёте не проклятое дерево, а единственный храм богини океана?       — Храм? — лицо Ашиона заострилось. Черты лица стали жестче, потеряв часть изящества, и он нахмурился. Но затем, будто опомнившись, расслабился и расплылся в насмешливой улыбке. — Да что вы, храаам. Так это вам не на юг нужно, а на север. Есть там за территорией торгашей один остров, где до сих пор руины прежнего океанского бога не разобрали. У Пелагеи нет храмов.       — Пелагея? — раздался шёпот Мииры позади и Ашион дёрнулся, едва удержавшись на узком сиденье.       — А разве такая богиня есть? — усомнилась Кэррия.       — Я о такой не слышал, — констатировал Ворсер и дети замолкли. А эльник на её плече чуть сжал лапки. Мари ткнула его в коготок, на что Аластер быстро ослабил хватку и замер.       Грэйс сунула Мари книжку, развернулась и дёрнула ткань вверх, — для входов и выходов использовали отдельный рулон, перекинутый через всю телегу и пришитый около арок к нижнему слою ткани.       — Используете песни свободы Девятого, но ничего не знаете о Десятой? Неужели никто, кроме Кондора, не достоин упоминания потомками древней расы? — с лёгкой полуулбыкой пожурила женщина.       — Девятого?       — Десятой? — хором спросили Миира и Мари, непонимающе переглянувшись. Ликры в рядочек сидели возле ткани, которую оттянула вверх Грэйс и слушали, растопырив уши.       — Да, Десятой. Ладно вы, мелкие саженцы фанатиков, но вот ты, волчонок… Тебе бы нужно знать о носящей память в первую очередь.       — Носящей память? — вновь эхом переспросил Ворсер.        Грэйс ухмыльнулась, легко вскочила на облучок и откинула ткань так, чтобы она не мешала видеть детей. Мари заметила поводья, закинутые на меч Ашиона, который он прижимал к груди, стиснув до побелевших костяшек. Грэйс легко вернула верёвку себе в руку и плавно спрыгнула назад.       — И так, с чего начать… — коготки эльника вновь впились в плечо и Мари спустила его на колени. Зверёк потёр ухо, глядя расширенными глазами на Гротэр, а затем на Грэйс. Слушать? Да она и так собиралась…       — Важная информация…? — шепнула Мари одними губами и Ал кивнул. Признаться, она едва вспомнила об их договоре, что эльник, когда будет слышать что-то важное должен обратить на это внимание Мари. Девочка кивнула и сосредоточилась, закинув книжку в телегу, поскольку боялась выронить её из-за Ала.       — Почему в списке Великих она значится Десятой точно не знает никто, — Грэйс заговорила мелодичным, наполненным магией голосом, но Мари он в этот раз совершенно не мешал. — Кто-то утверждает, что силы её уступают другим, а кто-то думает, что она младше тех, кто выше неё в списке. Одни кричат, что это из-за отсутствия храмов, которые Десятая запретила строить, и что верующих у неё мало из-за подобного желания, вот она и прозябает внизу. Да только декады делятся десятью днями, а сутки десятью склянками. И Десятая владеет тем, что никому и никогда не будет доступно вечно: памятью об ушедших. Она не управляет временем, как Первый. Не выплетает судьбы, как Третья и власть её не в смерти, как у Пятой. Ей досталась слава Мудреца от прошлого бога воды, поскольку он носил ту же силу помнить и влёк за собой второй особый дар, — ведать. Но Десятая не несёт знания в массы, хотя часто именно из-за славы «мудрости», не принадлежащей богине, ей и поклоняются. О ней вообще мало кто знает и помнит хоть что-то правдивое, так как те, кто знали, давно погрузились на песчаное дно. Десятая не отвечает на мольбы, возносимые её извечному спутнику, океану. И лишь одно знают те, кто помнит и носит её имя. «Если пришёл к воде в молитве о вечном покое, то ошибся в своём выборе пути. Покой и мир несёт Калисия. Если принёс воду к могилам в поисках вечной памяти, то будь готов к бесконечной тоске при жизни. Но коли готов всегда хранить лица ушедших в душе, даже после твоей смерти останется тот, кто будет Помнить. И имя ей — Пелагея.»       Повисло молчание. Рассказывала Грэйс на общем, — в последнее время он особенно хорошо давался Миире, а Кэррия с Ворсером не отставали от младшей в изучении. И если ликры чего-то не поняли, то они об этом не сказали.       — Это не так, — чуть осипшим голосом, после небольшой паузы, проговорил Ашион. — Пелагея лишь богиня океана. Не приплетай к ней чужие силы и легенды.       — Или ты хочешь, чтобы другие думали именно так. Почему? — задумчиво протянула Грэйс и медленно забрала книжку у Мииры, но открывать её не стала. Пиратка выбила ритм по деревянному корешку, и Мари легко теперь признала дробь последней части пиратской песни Грэйс.       — Она лишь богиня океана, капитан. Кто бы вам не наплёл о храме, памяти и прочем, — он лишь хотел, чтобы твоя пауза пребывания в Гавани прошла в пустую, — Ашион говорил ровно и спокойно, и Мари бы ему даже поверила, если бы не видела лица Грэйс, по которому скользнула злорадная улыбка.       — Вооот как? — пропела пиратка и ритм на книжке сменился начальным, — весёлым и озорным. — Это поэтому мне было так тяжело получить разрешение на посещение вашего острова и ивы?       — Нет. Ива действительно проклята. Мало кто выживал после того, как посещали или видели её.       — Но при этом никто из «Бури» не погибает. Или ты, Шион, бедный смертник, которого заставили жертвовать собой, развлекая взбалмошную магичку? Не понимаю, на что вы вообще рассчитывали, подавая свои острова как проклятые. В это же верят только глупцы.       — Проклятие есть. И не только на наших островах. Весь архипелаг давно и беспросветно проклят. Думаешь аномальная зона тут из-за болот? Грэйс, на материках то, что у нас стало болотами, называют реками. У них есть истоки. Есть устья. Но вода не движется, она застыла на месте, но даже так не до конца превращается в торф. В них почти нет растений, лишь ближе к сезону дождей болото становится зелёным — и то ликры сильно замедляют процесс. И лишь с сезоном вода в болотах поднимается, почти сразу смывая застой в океан. Вода не виновата в том, что тут аномалия. Твари здесь появляются из-за проклятия. И на королевских островах оно сильнее всего. И ещё, — братья «Бури» погибают от него. Не все, далеко не все, просто потому что мы понимаем, как нужно себя вести, чтобы проклятие не убивало. И именно поэтому мы установили запрет на посещения наших островов без сопровождения.       — Да вы что? Какая складная история получается. Кто хоть проклял? — уже не так насмешливо протянула Грэйс. Она спрашивала, приподняв брови, на полном серьёзе, и Мари отчётливо почувствовала нотку сарказма.       — Исчезнувшие, — сухо сказал Ашион и поднялся. Он перелез в телегу, немного потеснив дёрнувшегося и резко побелевшего Ворсера.       — Куда же вы? А как же поведать длинную, жалостливую историю о том, кто такие исчезнувшие и за что они так приласкали эти земли? — воскликнула ему в след Грэйс, чуть обернувшись, но Ашион ничего не ответил. Парень прятал взгляд, который, не смотря на внешнее спокойствие, полыхал настолько алым, что могло показаться — он вырвал глаза Кэррии и вживил их себе.