Потерянная тропа

Клер.

      Утром Мари проснулась от судорожного стука в дверь. Тьма плотно обхватила окружающие вещи и потому понять, что раздражающий звук — не часть сумбурного сна, оказалось сложно. Она приподнялась на локтях и глянула на кусочек неба в окне, определив по отсутствию лун, что до рассвета осталось около склянки. Вскоре дробь стихла, а затем, спустя несколько элек раздался такой грохот, будто бы её дверь пинали тяжёлыми ботинками. Откинув одеяло, Гротэр в три шага подскочила к выходу и убрала стул, который использовала вместо задвижки. Открывая, она рассчитывала, что как минимум трещины на дереве увидит.       — Собирайся! Госпожа велела всем спустится во двор! — истерично прокричала женщина в коричневой форме.       Мари не сразу узнала служанку, что так упорно пыталась вынести влагоустойчивую древесину голыми кулаками. Мозг всё ещё требовал вернуться в постель и уткнуться лицом в подушку, забитую тонкими вырезками ткани. Казалось, что всё происходящее лишь осколки её собственного воображения. Но ноги холодил пол, а рабыня, в которой Мари признала ту женщину, что как-то помогла ей найти сумку на складе, была бледной и встревоженной.       Учёная попыталась прикрыть дверь, но тётка так в неё вцепилась, будто бы вместо ручки была тарелка с самым вкусным и горячим мясом. Пришлось пожать плечами и неловко отвернувшись, переодеться. Желание лечь в остывающую постель никуда не делось, но зато глаза перестали склеиваться. Да и спать, когда на неё так тревожно пялились, судорожно дёргая многострадальную ручку, смог бы, наверное, только человек со стальными тросами вместо нервов.       Мари несколько раз спросила у служанки, что случилось, но та молчала и, стоило ей проконтролировать, что девочка вышла из комнаты, как она тут же бросилась к соседней каморке.       «Ну... — у учёной от утренней прохлады дёрнулись плечи, — ...хотя бы ясно теперь, что казнь не по мою душу явилась, иначе зверь бы кто оставил меня без конвоя.»       Она громко зевнула, подтянулась и направилась прочь от собственной комнаты.       Замок кипел, словно вода в котле. Слуги-посыльные будили всех, кто не соизволил встать от шума сам. Некоторые из кухонных работниц жались по углам и судорожно переговаривался, но стоило Мари или кому-то ещё оказаться около них, как разговоры смолкали. Атмосфера висела тревожная.       «Пожар...?» — подумалось, и в голове всплыл образ брошенного вчера между камней факела. Гротэр чуть сжала кулаки. В замке на её короткой памяти никогда ещё не случалось массового подъема людей. Все вокруг, как и учёная, медленно шли во двор. Марианн, не зная в чём дело, искала среди сотен чужих спин Бель.       Люди шумным потоком стекались из столовой на узкое пространство между замком, стеной и несколькими хозяйственными зданиями, мусоля песок. Сколько же их было... Рабы и солдаты словно мягкие струйки влаги заполняли узкую тарелку двора. За трапезами не так легко подсчитать всех, когда каждый был обряжен в одинаковую коричневую форму, когда одни спины заменялись другими, а сейчас она видела почти тысячу человек.       В какой-то момент все шепотки слуг стихли и в тишине отчётливо разлетелись отзвуки других, возмущённых переговоров. Марианн сразу узнала голоса графских детей и, оглянувшись, увидела, как все господа в ночных рубашках шли от главного входа к ним.       Воспитанникам даже переодеться не дали. Это что же такое творится?       Спины коснулась чужая рука, и Мари с облегчением выдохнула, когда поняла, — это Бель.       — Что происходит? — как можно тише спросила учёная и служанка отрицательно покачала головой. Она была едва ли не более сонной, чем Марианн. Обе растрёпанные, в криво натянутой одежде, они стояли в крайних рядах слуг, расположенных ближе к колодцу и официальному входу в замок, и ежились то ли от прохлады, то ли от тревоги.       — Ночью кого-то убили, — сквозь сжатые губы прошипел раб-поварёнок, стоящий рядом с ними, и обе девочки, округлив глаза, переглянулись. У Мари мурашки побежали по спине, когда она поняла, чего избежала, завалившись в расстроенных чувствах спать.       Она хотела разузнать что-нибудь ещё, но не успела, так как среди шепчущейся толпы появились Кортэлия и Дэйв. Чуть помявшись, Мари предпочла отступить за спину Бель, когда увидела закипающего от злости наставника, рассматривающего слуг и редких солдат. Змеистый шрам на его лице дергался. Дэйв подошёл очень близко к девочкам, но, видимо, не искал подопечную, поэтому тихо скользнул мимо.       Шуршал песок от переставляемых ног. Слышались отдельные громкие вздохи и редкие, едва уловимые шепотки. Мари осмотрелась. Лица слуг были привычно-серыми, и она не смогла понять по ним, кто в курсе произошедшего, а кто нет. Ничего отличного от их отрешённых, опущенных к земле голов, и пустых, застекленевших глаз, она вблизи не увидела, а разглядывать всех в толпе роста не хватало.       Управляющие прежде всего поговорили с воспитанниками и отпустили их. Дэйв выступал чуть впереди, а Кортэлия держалась в стороне, внимательно и грозно наблюдая за каждым. И Мари не сомневалась, — глава вечно кипящей кухни точно подмечает любые нервные движения или лишний шёпот.       Графские приёмыши, возмущённо крича, направились назад в замок. Мари неосознанно нашли среди них своих старых маленьких знакомых, — соседку и мальчика-со-склада, — и перевела дух.       — Итак, сегодня ночью произошло нечто отвратительное и неприемлемое, — развернувшись к толпе слуг, Дэйв сложил руки за спину и заговорил веско, угрюмо. — Дежурную, ответственную за кухню, нашли растерзанной в клочья. Кровь успела загустеть, а тело уже вступило в процесс растворения.       Он замолк — будто бросил в воду булыжник, ожидая увидеть круги волнения, но в заполненном толпой дворе продолжала царить неестественная тишина.       — Точнее то, что от него осталось, — спустя ринку продолжил секретарь. — Поэтому сейчас будет проведена активация всех печатей, у кого они магические. Те, у кого обычные рабские татуировки и у кого их вообще нет, должны отойти в сторону и дождаться своей очереди.       Мари, сжав на мгновение холодную ладошку Бель, выскользнула из толпы и двинулась вместе с десятком стражников в сторону от общей кучи. Наконец-то среди чужих коричневых юбок и бледных лиц мелькнула капля жизни. Чёрные и белые цвета в одежде! Эмоции! О, магия, Мари ещё никогда не была так рада человеческому проявлению чувств!       Подскочив к капитану стражи, девочка клещом вцепилась в его чёрную штанину.       — Ларс... А что такое «процесс растворения»? — краем глаза наблюдая за тем, как Кортэлия и Дэйв поочередно с разных сторон обходят всех слуг, Мари чуть шагнула за ноги тренера и замерла возле него.       — О, малец... — капитан охраны потрепал её по макушке и нерешительно оглядел. Помялся, разглядывая свою огромную руку на её небрежно собранной в хвостик белой шевелюре, а затем, будто очнувшись, всё же объяснил: — После смерти души, тело постепенно возвращается в реку мира... Ну... Эвстрептоспондил... Ты же знаешь, что все мы состоим из энергии? Вот эта энергия даётся нам при рождении и возвращается в реку после смерти. То есть тело, которое из неё состоит, растворяется. Исчезает.       Смысл, заложенный в слова, дошёл не сразу. У Марианн глаза на лоб полезли. В голове рисовались картинки, которые никак не вписывались в её привычную систему реальности. Бред какой-то... Ей срочно нужна книга по местным похоронным традициям и обрядам. Может они тела кислотой поливали и от этого плоть растворялась? Или в местной тории пряталась тонна токсинов, с которыми справлялась магия, а после смерти она выветривалась и тело в ускоренной степени поддавалось воздействию? Ну не может же быть, что на открытом воздухе, да без дополнительных средств плоть «растворялась», а не разлагалась. А как же тогда животные? Как же мясо, что иногда попадалось в её рационе?       Может они так процесс разложения витиевато определяли?       Ларс хмыкнул и вдруг звонко щёлкнул её по лбу, от чего голова мотнулась назад.       Мари встряхнулась, собралась уже возмущенно засопеть, но краем глаза уловила приближающихся управляющих и сдулась. Те, угрюмые, внимательно за ними следили. Взгляд Дэйва девочке не понравился. Было ощущение, что наставник подозревает её во всех грехах и готов, во избежание, убить прямо на месте. От испуга Мари, сама того не замечая, окончательно схоронилась за ногами тренера.       — Итак, вопрос ко всем. Отвечать по одному. Где вы были ночью и что делали? — у Дэйва не был выработан командной тон, которым чаще всего орудовал Ларс. Но зато его холодности хватило бы на десятерых. Кортэлия встала позади от наставника, скрестив руки на пышной груди, а Мари лишь сильнее вцепилась в ткань чужих бридж, которые помогали ей держать себя в руках. Казалось, взгляды управляющих прожгут Ларса, а затем испепелят и её.       — Спал.       — Находился на дежурстве.       — Спал.       — Был в оружейной. Моя смена.       — Не мог уснуть и просидел в прихожей за тоном.       Ответы следовали один за другим. Вольных солдат было достаточно, чтобы учёная успела собрать вцепившийся в неё страх в кучку и мысленно устроить «жертвенный поджёг». Когда очередь дошла до неё, девочка выглянула из-за чужой ноги и быстро отрапортовала:       — После позднего ужина вернулась в свою комнату, переоделась и легла спать, — и Мари не соврала. У неё даже голос под жёстким взглядом наставника не дрогнул. Вчера она действительно легла сразу, как вернулась. И вырубилась лишь только голова коснулась подушки. Ну, подумаешь, не упомянула прогулку около стены с факелом между ужином и сном. Они ведь всё равно гуляли поздним вечером, а не ночью.       — Да неужели? — хмыкнул Дэйв и Мари нахмурилась. Либо этот тип что-то подозревает, либо... Следил за ними вчера? По спине побежали мурашки. Тааак... Ей, конечно, казался океан по колено после того, как удалось активировать символ, но такого словить на свою голову она точно не хотела.       — Дэйв. Ты бы лучше дал мне кухню осмотреть, пока ещё есть что, вместо того чтобы детей виноватыми выставлять, — влез Ларс и Мари благодарно похлопала его по икре. Хоть кто-то в этом замке понимал, что к чему. Ну зачем ей кого-либо убивать? Её магия ещё даже толком не проявилась! Она и про графа вчера говорила лишь отчасти всерьёз, на деле считая душегубство излишней мерой.       — Да кто её трогает... — Дэйв поморщился, а затем направился в сторону служебного входа. Через несколько метров он обернулся и к его лицу вновь приклеилась привычная холодная маска. Но даже она не справлялась с той яростной жёсткостью, что резала всех, кто попадался под его взгляд. — Идёшь?       Ларс ушёл следом за Дэйвом. Кортэлия продолжила расспросы. А Мари, оставшись без опоры, вдруг поняла, что у неё дрожат коленки. Судорожно сжимая и разжимая кулаки, она думала, что вся эта ситуация воняет гарью. О-о-очень-очень воняет.

***

Глория.

      — Учитель! Я бы хотела отправиться в сумеречный лес, чтобы найти фамильяра или спутника для Пуаль! — Гло соскочила на землю и подбежала к старейшине, которая без единого движения заставила промерзшие, едва живые корни, выбраться из-под снега и стянуть с дракона последнее примерочное седло. Глория вздохнула. Её природной магии едва хватало на просьбы, сырые «всплески» энергии и на мелкие печати, сплетённые из самых тонких нитей. Чтобы достичь такого уровня силы, ей бы пришлось несколько десятков лет впахивать без продыху, но только вот желания уже не было.       Эльфийка прилежно училась и впитывала любые теоретические и практические знания, которые ей давали, но без азарта. Ей рассказывали основы. И углублялись в отдельные темы только когда она задавала вопросы. Была в таком обучении нотка постного супа на овощах. Ну или экспресс-школы. И всё чаще уроки Рахиты навевали на Глорию скуку.       Вот к примеру: осёдлывание, на которое они потратили две склянки... Конечно, подобрать правильное двухместное сидение для дракона было хорошей идеей, но называть это уроком показалось Глории излишним.       Рахита искусно снимала мерки с помощью корней и примеряла разные варианты сидений, параллельно делая короткие, практически бессмысленные замечания. Рован терпел издевательства, как мог, старательно отвечая на вопросы где и что ему жмёт, а Гло доносила его слова до старейшины. Сестрёнка взволнованно переминалась рядом, чутко реагируя на каждое замечание Гло. По итогу они выбрали конструкцию, больше похожую на корзинку, которая ремнями, перекинутыми через живот и грудину, удерживалась на игольчатой спине. Места как раз было достаточно для двух детей.       Видя с каким энтузиазмом обычно тихая близняшка рвётся помогать, Глория решилась поднять тему с лесом. Конечно были и другие причины, помимо желания младшей сестры, но для Глории Пуаль казалась чуть важнее остального.       — И когда? — прохладно, почти без волнения и заинтересованности, произнесла старейшина. Она опять, сразу по окончанию урока, ушла в себя, становясь такой же холодной, как и окруживший их снег. Пропали даже те проблески жизни, которые проявлялись в виде чуть сведенных бровей или лёгкой полуулыбки на плотно сжатых губах. Зимой, на открытом свежем воздухе, такие «отключения» происходили слишком быстро. И пока учитель окончательно не забылась, Гло поспешила вывалить на неё важную тему.       — Сразу, как вы посчитаете это возможным, — серьёзно произнесла механик. Она как никто понимала, что детское любопытство тут неуместно. Нужна взрослость. Ответственность. И точное понимание того, о чём она просит.       Рахита задумчиво осмотрела Глорию, а затем и Пуаль. Сестрёнка находилась возле дракона и чуть ли не слюни по чешуе размазывала. Да, Глория давно заметила, что её учитель — сокровищница из проницательности, мудрости, силы и усталости.       — Думаю напоминать тебе, что сумеречный лес опасен, нет нужды? — Гло замотала головой. Рахита рассеяно поправила пояс своего одеяния, а затем аккуратно подтянула перчатки. — Хорошо... Ответь мне, что он из себя представляет?       — Это граница эльфийских владений, в которую часто забираются монстры из пропащих равнин. Они там не такие страшные и древние, как те, что в трещинах на равнинах, но всё равно представляют угрозу до четвёртого уровня бедствий. На их зачистку регулярно продаются права людям, эльфам, изредка демонам, которые устраивают целые паломнические вылазки. Там можно найти себе фамильяра, скопировать у зверей уникальную способность, улучшить связь со стихией, отточить боевые масштабные заклинания или навыки, раздобыть редкие материалы... — тема сумеречного пояса в последнее время интересовала её больше других, поэтому Глория расспрашивала всех, кто мог хоть что-то сказать о лесе. Единственная, к кому она пока не обращалась — Рахита. Её Глория оставила напоследок.       Наставница стояла, разглядывая снег у себя под ногами, и он бликовал в светло-золотистых, почти прозрачных волосах, мягкими искорками. Зелень глаз была блеклой, потускневшей. Рахита не отреагировала на слова Гло. Прошла пара ринок. С тихим вздохом, больше похожим не шелест листвы, старейшина развернулась и направилась прочь, предварительно поманив девочек за собой.       — А Ровану можно с нами?       Учительница легко кивнула, и они направились сквозь деревню в другую её часть. Шли долго. Мимо домов, утонувших в сугробах, и под домами, прячущимися на платформах из сплетённых веток. Вокруг суетились и перешептывались эльфы, шустро скользя по снегу кто в простых ботинках, кто в снегоступах.       В итоге Рован не выдержал медленного шага и раздражающего внимания окружающих. Он лёг на землю и потребовал у Гло, чтобы сёстры забрались на него. Обе девочки были слишком маленькими для подъема без подножки корзины, — Гло едва доставала головой до середины туловища друга. Дилемму решила наставница.       Рахита замерла, оглядывая острые шипы на голой, — корзинку оставили на поляне в ожидании подгонки, — спине дракона. И всё так же молча, никак не изменившись внешне, — наставница зимой практически не проявляла эмоций нигде, кроме своей оранжереи: сказывалось отсутствие нужных потоков энергии в реке мира, — подсадила девочек и вновь зашагала вперёд. Почти сразу Гло поняла, насколько сильно за ними присматривали и под них подстраивались. Целительница ускорилась. Она двигалась быстро, стремительно и в тоже время так легко, будто для неё не существовало воздуха и притяжения. Практически став слитной тенью, Рахита никак не изменилась в лице, а Рован, будучи достаточно массивным зверем с широким шагом, буквально бежал за ней галопом, чтобы поспеть. Девочкам пришлось вцепиться в иглы, лишь бы не соскользнуть по чешуе вниз. Глория не боялась упасть, а вот напороться маленькой грудью на шип, погибнув глупо и бездарно...       Вскоре они добрались в ту часть деревни, где находился храм, больше похожий на гигантскую пирамиду. Рахита прижала руку к камню. Сухие лианы сонно отодвинулись, стряхивая с себя снег. А затем стена медленно раскрылась узкой раной, в которую тут же струйками стали утекать нападавшие сугробы и куда потоком хлынул холодный воздух, создавая волну пара.       Рован замер, вдохнув полной грудью, и неожиданно выдохнул вместо привычного дыма клубок огня, растапливая узкий кусок пространства от снега.       «Ребёнок, мне не нравится это место. Туда лучше не соваться.»       Пуаль тоже вела себя нервно, — плотно прижалась к её спине и мелко подрагивала. Глория ничего не чувствовала. Только понимала, что между ней и младшей сестрой находился шип, который больно упирался Гло в поясницу и на котором Пуаль практически лежала животом. Ни в реке мира, ни в реальности не было ничего угрожающего. Галоп на драконе был и то более жутким.       В дыре виднелась часть тоннеля, в котором плотно переплетались ленты энергии земли и почти не было ничего зелёного или бело-золотистого. Зимой в этом не было ничего удивительного. Но раз интуиция ребят сработала...       — Учитель. Что там такого? Ровану и Уле не по себе.       Рахита обернулась и, взглянув на дракона, подошла к ним и протянула руки. Обеих сестёр сняли со спины, а Пуаль даже из рук выпускать не стали, так и оставив её сидеть на сгибе локтя.       — Ты сама ничего не чувствуешь?       Гло даже сморщила лоб от этого вопроса, как делала когда-то госпожа Марианн в особо сложных дилеммах.       — Нет, совершенно ничего, — замотала головой девочка так, что чёлка растрепалась.       — Вот как... Это одновременно и радует, и пугает, — Рахита протянула ей руку, что-то успокаивающе шепнув Пуаль, и начала спуск. Вскоре они оказались достаточно глубоко под землёй. Воздух был холодным и спёртым, пахнущим сырыми камнями и плесенью. Здесь оказалось теплее, чем на улице. Глория уловила хвостики огненно-красных нитей, благодаря которым холодный воздух с улицы не проникал дальше середины лестницы. Через десять ринок ступеньки оборвались, вытянувшись в ровный пол длинного коридора, в стенах которого были встроены решётки камер. Металл плотно обвивали пучки коричневой земляной стихии, отливавшие тёмно-серебристой примесью.       — Что здесь? — Гло заглянула за ближайшую решётку, обнаружив пустой квадрат пространства, два на два шага. Даже улечься в таком сложно. Но Пуаль, тихо всхлипнув, спрятала лицо в шею учителя.       — Сумеречные волки.       Глория недоуменно осмотрела все ближайшие камеры в поисках живности, но ничего не нашла. Точно так же, как и не услышала, поскольку вокруг шелестело лишь эхо её собственных шагов. Ни завываний, ни лая или скрипа когтей о камень стен.       — Но здесь же никого нет!       — То, что ты ничего не видишь, не значит, что здесь действительно никого нет. Пуаль? Ты как?       — Можно мы отсюда уйдём? Они страшные... — тихо пробормотала сестрёнка и лишь из-за царившей вокруг тишины Гло её услышала. Рахита не стала больше задерживаться. Она подняла Гло свободной рукой и зашагала назад.       Пуаль всё ещё дрожала.       — Учитель, почему я их не вижу? — окружающее пространство было тёмным. Редкие всполохи стихийных нитей находились на другом уровне пространства, поэтому они не улучшали обзор. И хотя Глория всё ещё не понимала, что так напугало сестру, её страх был заразителен.       — Дело в энергии смерти. Наша оболочка состоит из лёгкой, бесцветной энергии и она вечно стремиться принять более простую форму. Без «якоря» наши руки, ноги и туловище медленно просочились бы в реку мира, не оставив после себя ни малейшего следа. Якорем служит энергия жизни. Та, что используется в заклинаниях исцеления. И в лёгких дозах присутствует в растениях, в животных, людях, свете... Но как только человек умирает, вместе с исчезновением души эти искры полностью меняют полярность. Как бы объяснить... — Гло округлила глаза, заметив рассеянный, но вполне осознанный взгляд на лице Рахиты. Учитель впервые на её памяти пыталась рассказать что-то так, чтобы Глория поняла. — Представь, что энергия жизни как день, — яркая и чистая. Чтобы не было бесконечно-длинного дня, существует ночь — смерть человека. Энергия жизни держит бесцветную энергию на месте, а вместе с ней удерживает и то, что у всех нас называется «духом». Пока есть дух, будет существовать и жизнь. Создаётся бесконечная спираль зависимости... Кажется, даже сказка есть на эту тему. Не помню деталей, но примерный смысл такой: раньше смерти не было, и когда люди устали от долгой, практически бесконечной жизни, они возжелали конца. И появилась энергия смерти. Тёмная, неподъёмная, та, что уже не удерживала бесцветную энергию в виде привычных нам организмов. Она разрывает связь между телом и духом, рассеивает накопленную магию и приносит освобождение. Поэтому после смерти все живые существа рано или поздно «растворяются», то есть возвращаются к изначальной форме энергии, дух освобождается. А то, что стало с сумеречными тварями... Они отказались от смерти, но полноценно «живыми» больше быть не смогли, поэтому застряли. В них слишком много чёрной энергии. Их нет в привычном нам слое реальности, они живут в реке мира. Ещё таким типом энергии отличаются демоны. Только они умудряются уживать вместе бесцветную и чёрную энергию, хотя их свойством по природе является отталкивание друг друга. Вроде как там, где у нас связующее звено — энергия жизни, — душа и бесцветная энергия выглядят как несовместимые реактивы, у демонов энергия смерти и бесцветная энергия несовместимы, а дух — это связка. Изначально различие именно в том, какой сам по себе дух.       — Почему тогда Пуаль увидела их, а я нет? — Гло со страхом сжала руку сестрёнки, думая о том, что не хотела бы её потерять. Ни за что. Она же живая. Как и Гло. И вовсе Пуаль не демон! В чём тогда разница? Это опасно?       — Потому что вы близнецы. Это... сложно объяснить. Когда рождается двое малышей за раз, чаще всего погибают либо оба, либо один. Пуаль оказалась чуть слабее и её коснулась смерть, но не забрала. Отпечаток остался. За его счёт она и видит «чёрное». Сейчас это уже не так опасно, ваш потенциал окончательно выровнялся, — добавила Рахита, выходя на улицу и вновь усаживая девочек на спину Ровану.       — А почему сумеречные создания невидимы даже в реке мира?       — Они вовсе не невидимые... И для кого я распиналась... — Рахита вздохнула и потянулась к ноге Глории. Погладив её по коленке, наставница медленно начала застывать, отвечая все тише и примороженнее. И всё-таки холодный воздух ужасно на ней сказывается. — Просто для тебя, светлячка, чистой жизненной энергии, они такие. Звери прячутся от тебя, словно тени от дневного света, зато Пуаль их хорошо видит, да и твой дракон, похоже, тоже. Я, например, их не вижу. Так что не расстраивайся, — Рахита чуть приподнялась, стоя на корнях, которые вытянулись в её сторону от пирамиды, поправила растрёпанную челку Глории и погладила Пуаль по щеке. — Думаю в сумеречный лес вам всё-таки можно, но только всем вместе и позже, не сейчас. Идите.       Корни схлынули назад к стене. Земля медленно закупорила вход в подземную тюрьму, а сверху бывшую рану накрыло лианами. Сама Рахита развернулась и направилась прочь.       Гло поражённо застыла, уловив странное сочетание названий.       — Учитель! Неужели лес назвали сумеречным из-за таких волков?       Рахита обернулась. По её лицу прошлась лёгкая дрожь. Она кивнула и, явно сбегая от дальнейших расспросов, смазалась в смутное пятно и исчезла.       «Ребёнок. Что там такое?»       «Не знаю, — потянувшись к печати, мысленно ответила Гло дракону. — Это нужно у Ули спрашивать. Я ни Зверя не увидела. Да и поняла довольно смутно. Ты же знаешь, как старейшина объясняет. Но если честно... В этот раз она рассказала довольно много. Я позже с тобой всем поделюсь.»       Дракон вздохнул, а Гло почувствовала, как маленькие ручки сестры плотно сжали её бока.       — Что такое? Испугалась?       — Сестрёнка... Может не надо мне друга...? Я не хочу, они слишком страшные... — малышка прижалась лбом к её спине, плотно обхватив руками и сплетя пальцы в замок. Глория нахмурилась, а затем аккуратно погладила чужие побелевшие кисти.       — Ничего. Я с тобой. Всё будет чудесно.

***

Клер.

      Кортэлия заканчивала допрос одна. В его содержание Мари не вникала, погрузившись в судорожные мысли и идеи того, как Дэйв мог её приплести к случившемуся и «обличить». Учёная прокручивала ситуации от самых сложных и положительных, до простых. Выходило, что вцепиться он мог только в два варианта: поймав за руку, и... в Бель. Одно слово наставника, подпитанное магией, жёсткий приказ, и служанка выдаст всё, что только можно и нельзя, а комната Мари из детского убежища с кучей безделушек превратится в книжку с доказательствами к любой версии, которую придумает и предоставит графу Дэйв.       И тут в голове начиналась настоящая свалка. Хотелось всё бросить и сбежать. Затем лезли мысли о том, что нельзя всё так просто оставить, особенно после того, как в замке кто-то докатился до убийства. Бель была её подругой. Малознакомой, не такой дорогой, как бывало раньше, но пока что единственной, к кому Марианн привязалась в этом мире. И кому хоть как-то доверяла. Нужно было придумать варианты самозащиты, но так, чтобы у Дэйва не было больше причин беситься.       Во избежание Мари решила лишний раз не экспериментировать в дневное время с магией. Потому она, порывшись в библиотеке графа, направилась в склад, чтобы изучить найденный трактат о теории смерти и растворимости. Название прямо таким и было, так что учёная не сомневалась в том, что с выбором не промахнулась.       Весь замок стоял на ушах. Про тренировку, как и завтрак, полностью забыли. Когда Мари заходила через служебный ход, она сумела сквозь щель прикрытой двери кухни, — на её памяти проход туда вообще никогда не закрывался, — разглядеть Ларса, сидящего на корточках посреди чуть мутноватого воздуха прямо на красном полу. От этой картины её замутило и вспомнилась темнокожая женщина в такой же луже.       Сколько лет прошло с того момента? Если брать местный эквивалент года, — то чуть больше шести, а если пытаться перевести на время её прошлого мира... Сутки и недели здесь были длиннее. К примеру: один час составляла сотня ринок-минуток. В одной ринке была сотня элек-секунд. И пусть самые маленькие деления времени по ощущениям были такими же, как и раньше, но вот остальное... В сутках — десять склянок. Четыре декады в месяце, двенадцать делений в году, итого — четыреста восемьдесят суток.       Учёная мысленно провела позорные расчёты с грубыми округлениями и вздохнула.       Девять лет. По временной параллели её старого мира ей было не шесть, а уже девять лет.       Вот и причина, почему внешне она была больше похожа на второклассника. И именно поэтому пятьдесят лет здесь для не-магов казались максимумом.       Мари плюхнулась на диван на первом этаже склада и, осмотревшись, открыла книгу.       Не смотря на угрюмость, настороженность и тревогу вскоре чтение увлекло её. Неожиданно энергия, магия и всё, что с ней связано, открылись с ещё одной грани. Она как раз была на моменте о том, что удерживало тело от распада при жизни, когда её отвлёк шум.       — Клер! — спина мгновенно закаменела, и Гротэр оглянулась на мнущихся возле стола детей. Здоровых, без следа царапин. Оба были смущены, а пухленькая соседка опять не удосужилась стереть сопливые пятна под носом.       Между ней и детьми повисло неловкое молчание. Мари не знала, что им сказать или ответить, а сбежать не позволяло вспыхнувшее воспоминание того, как они бросились к ней на защиту.       По итогу учёная ограничилась кивком и вернулась к книге, вновь утонув в путанных объяснениях.       Когда она закончила читать, детей рядом не было. Поэтому, встав, поднялась на верхний этаж и через него быстро добралась до библиотеки графа, вернув одолженную книгу на место.       Обед Мари пропустила, но как поняла учёная, его не было вовсе. Зато поужинала она шустро, точно так же, как и остальные слуги. И перед тем, как вернуться в комнату, она заглянула на кухню и осмотрелась. Медленно сложила грязную посуду в бадью и убедилась, что от тела и крови не осталось ни следа. Всё сверкало и блестело, будто бы Кортэлия, не удовлетворившись тем, что бесцветная энергия, потеряв форму, пропала, заставила рабов идеально вычистить всё.       Осмотревшись, Мари убедилась, что никто не обращал на неё внимание. Она в три шага подошла к столу и присела на корточки, чтобы внимательно изучить пол. Камень действительно был чист. Ни пятен, ни пыли. Лишь трещинки, которые наверняка возникли от падения ножей и сковородок. Мари даже припомнила царапины от кошачьих лап на руках Лили, которые выглядели точно так же, но в меньшем масштабе. Стряхнув размывшийся от времени образ, она встала и едва не вляпалась в необъятные габариты Кортэлии.       Девочка успела затормозить, мельком подумав, что если бы плюхнулась об её тело, то точно бы в нём завязла, словно в тесте.             — Что это ты тут высматриваешь?       — Ничего, — сквозь сжатые зубы выдавила Мари, подавляя желание оправдаться, а затем вскинула голову, разглядывая управляющую. Та была хмурой и теперь если и походила на торт, то только скисший.       — Марш отсюда! — гаркнула госпожа и все слуги вокруг разом замерли. Надо же, как она их выдрессировала... Мари шустро обогнула управляющую и бросилась на выход. А затем, словно на зло, вернулась и, схватив стул, полезла к бочке с водой. Она долго со вкусом глотала из кувшина, искоса рассматривая полную женщину, явно растерявшую всё своё благостное настроение на несколько лет вперёд. Спускаясь, Мари заметила возле бочки клоки шерсти, но подобрать её не решилась.       «С каких пор в замке бродят домашние зверюшки? Или у слуг от стресса волосы клоками высыпаются? Кстати... а почему они не растворяются?!»

***

      Целые сутки в замке не происходило ничего серьёзного, но напряжение не спадало. Бель, судя по всему, так и не допросили. Поэтому Марианн чуть расслабилась. И когда решила, что днём можно использовать второй украденный факел, спрятанный между валунов, побудка вновь началась с яростного стука в дверь.       На этот раз на пороге стоял Дэйв. Он осмотрел сонную и босую подопечную, оглядел комнату, и ушёл, ничего не сказав. По коридору сновали слуги, долбясь в двери, и, поймав незнакомого раба за край коричневой туники, Мари спросила, что за переполох.       — Ещё кого-то убили. Говорят, в комнате соседка нашла почти полностью исчезнувшие кости. И горку одежды.       У неё мурашки побежали по коже. Было и страшно, и любопытно. Захотелось воочию увидеть, как выглядит процесс «растворения», но кто же её подпустит к мёртвому человеку, не ткнув при этом пальцем, обвиняя в убийстве? Наставника что ли связать да прибить? Или сразу графа. Столько проблем тогда исчезло бы и материалы для изучения появились...       Учёная оделась и спустилась во двор. Шуму было гораздо больше, будто бы старый двигатель пыжился и кряхтел, извлекая последние крохи энергии из заклинания — больше гула, чем пользы.       Бель нигде не было видно. Даже когда явились надзиратели, Мари не смогла найти подругу, хотя и ходила среди слуг ринок десять. Внутри медленно накапливался копошащийся клубок жучков с острыми, царапающими её внутренности, панцирями.       Что если...?       Их вновь поделили на две группы и лишь тогда девочка заметила Бель, которая стояла в первых рядах толпы. Из-за этого учёная её и не нашла.       Образовавшееся столпотворение чем-то напоминало концерт без сцены. Великие артисты, Дэйв и Кортэлия, замирали перед очередным фанатом, рассматривали его, а слуга бледнел, синел, и когда приходил в себя, его кумиры уже уходили. Только не было на лицах «фанатов» ни восторга, ни блаженства, ни радости.       Не смотря на всю свою веселость и любопытство Мари понимала, что происходит нечто страшное. Кто и зачем трогал рабов? Какие основания или мотивы имелись у всего случившегося? Мари ничего не понимала. В какой-то мере она даже признала реакцию Дэйва на неё, но точно так же, как Ларс, считала такие подозрения глупыми.       Дэйв, что-то сказав Кортэлии, вернулся в начало рядов и опять дотронулся до Бель. Мари напряглась, но в её сторону ни подруга, ни слуга графа не взглянули, поэтому она легко отмела вариант с тем, что они говорят об учёной.       Хмурое утро освещалось шипящими от мелкой мороси факелами и тусклым светом из окон. Девочка стёрла мокрую пыль с щеки и посмотрела на небо. Дождем не пахло. Наверное, потому что здесь воздух всегда был сырым, пропитанным солью. Сложно было уловить момент, когда утренний туман мог стать гуще и тяжелее, превращаясь в дождь.       Рабов с магическими метками распустили, капель в воздухе стало больше. Волосы уже насквозь промокли, и Мари поёжилась.       — Итак. Где вы были вчера вечером и кто может подтвердить ваши слова? — устало произнёс Дэйв и Мари обернулась, чтобы рассмотреть немногочисленных стражников без печати. Все, как один, очень убедительно говорили, что находились на постах или отдыхали, и каждый называл имя того, кто мог это подтвердить. Ларс тоже слушал, хотя и стоял чуть в отдалении. Мари присматривалась к каждому и даже увидела несколько знакомых лиц, с которыми общалась, но ничего подозрительного или странного не уловила.       Когда дошла очередь до неё, Мари в подробностях рассказала о всех поручениях, что выполняла под руководством Кортэлии в последние часы перед ужином, что ела и как перед сном читала «свои конспекты», только тут не став уточнять, о чём они и для чего.       Похоже наставника это удовлетворило, хотя кто его знает. Сегодня он и вида не подал, сохраняя слой изморози на моське. Правда, при словах о конспекте, Мари показалось, что шрам на его щеке чуть дрогнул, но потом она подумала, что это, скорее всего, из-за надоедливых капель дождя.       Мари удержалась от порыва передразнить его, а затем и вовсе умчалась в замок, не дождавшись конца допроса. Нужно было переговорить с Бель и переодеться в сухое. Учёная продрогла и от этого мрачные предчувствия лишь разрастались.       За завтраком, который в этот раз не отменили, обе девочки молчали, а затем Мари всё-таки спросила, рассказала ли Бель о слезах и о колдовстве.       — Да... Но, кажется, Дэйва это совершенно не заинтересовало. А я надеялась, что тебя переведут...       Показалось, что Мари оглохла. Предчувствие тугой пружиной врезалось во внутренности, а наглые тараканы победно заорали, поднимая флаги с лозунгами: «Две склянки на побег, иначе хоронить будет нечего — растворится». Пока мысли крутились вокруг странностей в замке и того, стоит ли дальше разговаривать с рабыней, они закончили завтракать. Кортэлия отняла у них грязную посуду, тут же выдав поручение Бель. Как поняла Марианн, что-то связанное с пылью, — достаточно простое для человека, у которого только-только зажили ушибы и всё ещё была перемотана рука. На Мари же управляющая не обратила никакого внимания, и та шустро исчезла, решив, что новая магия важнее страхов быть пойманной. Особенно если по факту её уже поймали и это ничего пока не изменило. Ключевым было слово «пока». У неё не было конкретного плана, но где-то на периферии сознания уже вертелись осколки вариантов и зарисовок.       Внутри яростно полыхали три важных ориентира: магия для атаки, вещи для побега и сам побег. Быстро. Пока на бомбе не закончился таймер, который уже выедал последние крохи порошка-соединителя.       Девочка, собрав вещи для экспериментов: тетрадь, карандаш, пару слёз, свечку, — направилась в библиотеку. У неё не было конкретного плана и оружия, поэтому она решила рискнуть тем, что её поймают с поличным, прежде чем выбраться за пределы «безопасных» замковых стен. Если только она освоит огонь... Если сможет хотя бы немного защищаться...       На пороге склада Мари неожиданно врезалась в Дэйва, и, почувствовав его взгляд, по-глупому выпалила:       — В этот раз вы не притворяетесь воздухом.       Провокация. Напрасное подкидывание дров в жарящий её огонь смерти. Но слова уже стали фактом, действие не отменить. Ошибка допущена. Мари шустро отложила ощущение совершённой глупости в дальний ящик.       Вдох.       Убрать из движений и мыслей лихорадочное, злое сопротивление.       Выдох.       Сосредоточится.       Наставник вздрогнул, посмурнел, но затем его лицо с видимым усилием разгладилось, и он, не ответив, направился прочь.       Мари, постепенно входя в подобие рабочего транса, отстранённо убедилась, что он скрылся за поворотом. Плотно закрыв дверь библиотеки-склада, она направилась к своему любимому дивану. Учёная не собиралась магичить. Никаких фаерболов, зажигания свечи мысленными усилиями или пожара во всём замке, хотя последнего, честно, хотелось сильнее всего. Достаточно было найти символ, основу. Поэтому она не боялась слежки, но привычки, выработанные за прилив, срабатывали сами.       Прислушаться. Осмотреться. Убедиться, что все двери закрыты. И только после этого сесть.       Устроившись поудобнее и поставив свечу на стол, учёная выписала несколько формул из которых в прошлой жизни вывела атрибут огня, а затем нарисовала его. Как и раньше проверка слезой не дала никакой магии, даже искры. И потому девочка, повозившись ещё и над формулами воды, с двумя атрибутами — старым и новым, — сдалась. Провал. Понятно было, что её полу-иероглиф требовал какой-то деформации, сокращения или, возможно, дополнения, но что сделать и как... Выяснять методом тыка не было времени. А расчётами такого никак было не добиться, по крайней мере без полной теоретической базы.       Взяв свечу, Гротэр собралась и поднялась.       И тут по залу разнеслось эхо открывшейся двери, а затем разговоров. Мари осмотрелась. На третьем витке знакомые ей воспитанники медленно шагали по направлению к лестнице, обсуждая что-то связанное с убийствами, — слова, отражающиеся от круглых шкафов и стен, легко было уловить, пусть и не все.       Мари глубоко вздохнула. И вновь села.       Вскоре малышня оказалась около неё. Кажется, они даже не сразу её заметили, а затем, когда увидели, смолкли и нерешительно подошли к ней.       Учёная обернулась, кивнула, а затем вновь уставилась в тетрадь, в которой нечего было больше записывать.       — Клер? Что делаешь? — в этот раз мальчик оказался решительней и всё же заговорил, видимо обратив внимание, что рука с карандашом застыла над бумагой.       — Пытаюсь разобраться в магии огня, — честно ответила Мари, не видя смысла скрывать что-либо. Поздно. Все равно эти двое не поверят, что кто-то без татуировки сможет колдовать, а как одни из «одарённых» могут ненароком идею подкинуть.       — Правда?! — почти проорала соседка и тут же прижала крохотную ладошку ко рту, видимо осознав, что даже для неё вопрос прозвучал уж слишком громко.       — Ага.       — Может...! Я могу помочь?! Я, правда, не очень контро... лирую... — и словно вслед за её словами по предплечьям, не прикрытым рукавами рубашки, — соседка их подвернула повыше, — зазмеились слабые искорки. Мари зацепилась за них взглядом. — Ну вот, опять...!       Соседка шмыгнула носом и попыталась, вполне неудачно, прикрыть магию рукавами. Искры были мягкими, почти такими же как те, что иногда вспархивают над костром. Но даже они легко оставляли тёмные пятна на ткани. Соседка, увидев их, тут же задрала рукава назад. Почему-то в памяти Мари о том утре, во время которого она увидела кучу магии за раз, эти искры были более грубыми, больше похожими на электрические разряды. Искажение восприятия?       Учёной захотелось прикоснуться к магии, и она даже потянула руку с карандашом к соседке, но затем очередной громкий шмыг заставил её опомниться.       — Ты не бойся... У меня она всегда так проявляется. Мне сказали, что скоро я научусь ею управлять! И она уже не будет так искрить...       На глазах у соседки проступили слёзы и Мари опять почувствовала напряжение, которое выбило из неё слова и прогнало лёгкость мыслей:       — Нет. Не реви. Это не страшно, скорее очень даже красиво. Похоже на фей... — она прикусила язык до того, как ляпнула про фейерверк, которого ни разу не видела в этом мире, и поспешила закрыть заминку другим, хоть как-то похожим явлением. — ...на прилив. Видела, как слёзы глубин выглядят вблизи во время прилива? Вот. Твои руки точно такие же.       Мари заткнулась, понимая, что несёт полную околесицу, но с удивлением отметила, что соседка носом шмыгать перестала.       — Слёзы глубин?! Не видела...!       — Нас не выпускают наружу, — добавил мальчик и Мари поморщилась. Из энергии да во взрыв. Почему разговоры с детьми так похожи на прогулку по заминированным развалинам? Даже со взрослыми легче. Магия...       Марианн схватила лежащий на столе овал и протянула детям.       — Вот. И там таких много. Сотни, тысячи. На берегу, и в воде, и все светятся, сверкают. Поэтому так светло во время приливов.       Её камушек забрали, а Мари захотелось побиться головой о стол. И зачем вообще завязала разговор и продолжала тратить время? Не лучше ли вернуться в комнату?       «Информация, — напомнила она себе и попыталась прогнать чувство стыда и неловкости. — Такой возможности может больше не быть.»       — Красиво...! — сказала соседка по ясельнику. Её интонации были писклявыми, громкими и неуверенными одновременно. Она проговаривала предложения медленно, но по крайней мере звуки в её рту не терялись. Имя девочки Мари всё ещё не могла вспомнить.       По рукам воспитанницы опять засеребрились искры. Чтобы хоть как-то отвлечься, учёная сосредоточилась на них, наблюдая за танцем огоньков в воздухе до исчезновения. Интересно, жизнь Мари такая же? Похоже ли всё, чем она занималась, на лёгкую суету перед неизбежной смертью?       Карандаш в руке задрожал, и Мари, придвинув тетрадку, позволила руке чиркать бумагу, а не воздух.       — Клер? А ты была за стеной?! — спросила соседка и учёная нехотя оторвалась от проявлений чужой магии. Слишком она завораживала, втягивала, погружала в себя.       — Да. Я ходила на пляж собрать слёз. Мне Дэйв... — она повернулась к тетрадке и прервалась на середине фразы, когда увидела те каракули, что начеркала.       Криво, косо, но было в них что-то...       И вновь, как в прошлый раз совсем рядом находился кусочек от этих каракуль в виде выведенного когда-то давно, ещё в прошлой жизни, символа.       Мари обернулась и, посмотрев на соседку, сощурилась.       — А знаешь, мне бы очень понадобилась твоя помощь. Можно я изучу твои искры? Мне кажется, если буду за ними следить, найду ту мысль, за которой давно гоняюсь.       Ребята, переглянувшись, согласились. И даже выдержали долгие двадцать ринок беспокойной тишины, во время которых Мари то и дело зарисовывала движения искр, меняя некоторые линии и придавая им четкости. Ей бы парочку склянок такого тщательного наблюдения... Но вскоре мальчик поднялся и потянул соседку за белую рубашку.       — Лия, время.       — Хоро... шо. Клер, прости... — извинилась соседка, а Мари, наконец, услышала её имя, которое тут же записала на полях тетради.       — Тебя то как зовут, мальчик? — быстро спросила учёная, не желая упускать возможность, и ребёнок, покраснев, уставился на неё так, будто впервые увидел. Лия хихикнула в ладошку, а затем потащила мальчика к выходу, весело пропищав:       — Дарий!       Да... Учёная сидела, свернув ноги бабочкой. Тетрадка лежала на диване перед ней, а имена, другие, но всё-таки чем-то неуловимо похожие, тенью прошлого скрыли Мари от времени.       И думай теперь: то ли детские эмоции в ней становятся тенями, то ли прошлое сверкает призрачной синей рясой.

***

      Получить огонь сразу у неё не вышло, но зато Мари увидела, как меняется степень свечения слезы, что было хорошим знаком. В столовую она спустилась к обеду и ей пришлось сесть к Бель, которая заняла стол у окна.       Выглядела девушка бледновато, но всё же не изнеможённо, потому вопросов о самочувствии Мари задавать не стала. Она вообще старалась оставаться в медитативном состоянии, полностью сосредоточившись на внутреннем потоке мыслей.       Они сидели в тишине, и учёная разбиралась, что именно мешало ей наколдовать огонь. Может она увидела недостаточно или не заметила какой-нибудь черточки? Представлять его нужно так же, как воду, или есть какие-то отличия?       Обед подходил к концу, когда к их столу подошёл один из поварят Кортэлии.       — Бель? Там твоя помощь стражникам нужна. Поторопись, — обе девочки обернулись к выходу, в сторону которого кивнул парнишка, и увидели там вальяжно облокотившегося на стену стражника. Мари, задумавшись, не сразу заметила, что Бель подскочила и, наскоро попрощавшись, зашагала к нему. Служанка практически не хромала, но от бега всё равно воздержалась. И только когда эти двое вышли, учёная вспомнила, где пересекалась со стражником раньше. Это же тот, у которого глаза без зрачков. Именно он выпустил её за ворота в тот день, когда она направилась на охоту за кучей слёз глубин.       Мари доела последние кусочки салата и решительно встала.       Она обязательно использует заклинание огня до того, как попытается сбежать.

***

      Искра, которую Мари смогла получить после долгих попыток и изменений атрибута, была настолько мала, что учёная её едва не упустила. Представлять огонь нужно было иначе, чем воду. Тихий жар, который использовался как один из вариантов визуализации в какой-то момент наслоился на свет, и искра появилась. Слишком маленькая. Слишком никчёмная. Это нельзя было назвать магией или прогрессом, даже огнивом при затопке каминов выходило высечь искру больших размеров, но и это был хоть какой-то результат.       Учёная должна была обрадоваться, но не смогла. Мари вызывала искру снова и снова, находясь в прострации, и наблюдая как кристалл по чуть-чуть, едва уловимо тускнеет. То и дело на жёлтом листе появлялись коричневые крапинки. И всё, что она ощущала — это неподъёмную тоску и усталость. Казалось, что вся надежда на будущий прогресс стала настолько тяжёлой, что ярмом тянула её вниз.       Она любила своё дело. Жила им. С энтузиазмом строила теории, училась, искала возможности и до одури обожала магию. Но иногда, когда ожидания становились слишком большими, мечты выходили за рамки доступности, а провалы и маленькие результаты обжигали, Марианн думала, что в этом нет смысла. Что она бежит не за призрачным светом великих чудес, а лишь спускается по круглой лестнице в собственную бездну. Отказывается от обычного, от спокойного, от нормального в пользу чудачества и безумия, и продолжает свой спуск.       Как и в прошлой жизни.       Только вот сейчас выбранная ею дорога никак не желала складываться хоть в какое-то подобие тропинки. Стены, ограничения, нехватка воздуха, — вот какое пространство её окружало в поисках магии. И оно словно желало выдавить её присутствие в другие секторы жизни. Но Мари не могла по-другому. Что ей предлагалось миром и теми «талантами», за которые её признали местный взрослые? Стать управляющей в этом замке, предварительно схлопотав печать на спину? Сбежать и податься в торговцы? Найти около-магическую сферу деятельности и углубиться в неё?       Но ей нравилось ощущать ладонью бархатистую ярость искр, оставляющих маленькие отпечатки. Как и нравилась мягкая прохлада воды. Её завораживало всё, что только могло иметь под собой основу чуда, пусть вполне и объяснимого математически. В этом и был самый первый, часто теряемый и слишком простой смысл — ей нравилось. Дело не в известности, запечатлении имени в истории, тоннах благодарности, а в самой магии и в её к ней отношении. Она давным-давно получила этот жизненный урок и хорошо его усвоила.       Сколько ей было тогда? Двадцать семь? Чуть меньше? Возраст не так чётко запомнился, как ощущение безнадёжности и усталости от долгих провалов и ошибок. Вроде как это был первый год работы над схемой жизни... ни одной удачной попытки или малейшего прогресса. Долгие потуги сломать стену, на которую никто и никогда не обращал внимание. И Мари в первый раз ушла тогда от создания, открытия магии. В первый и последний. В те полгода бездействия, когда после очередного потраченного в пустую дня, она вечером возвращалась домой и проходила мимо выключенного компьютера, игнорируя копящуюся на клавиатуре и экране пыль, она будто пережила маленькую внутреннюю клиническую смерть.       Чем только Гротэр не занималась. Чётче всего запомнились нудные дни в лаборатории, где она выполняла стандартные проверки старых заклинаний и модифицировала те, что не занимали много времени. А ещё в память впечаталась попытка Дорэя протащить её в преподавательский состав. Две лекции и одно практическое занятие, после которых Мари зареклась когда-либо пересекать порог университета. Тогда тупость студентов вытащила наружу всех её зверей. Она едва не прибила группу выпускников, мнящих себя сверх-гениями.       Она никогда не забудет момента, когда вновь села за компьютер и будто заново увидела созданную собой же теорию. Смутную. Размытую. Не такую стройную, как планировалось, и от этого мысли сразу же стали дополнять и переделывать её. Она забыла о времени. Обо всём. Это было похоже на пробуждение от спячки. На возвращение способности видеть цвета.       И тем не менее дело всей жизни не гарантировало отсутствия разочарования, усталости, злости. Тем более, когда это самое дело вдруг стало таким непосильным и...       Вот какой смысл в магии воды, которая была настолько мягкой, что ни на что, кроме наполнения фляги не годилась? Вспомнились слова про противоположность энергии и теперь Марианн, как никогда видела на практике их смысл. Если огнём можно было ослепить, поджечь, то водой атаковать не выйдет. Разве что облить или заставить подавиться ею. А кристалл, как назло, действительно не имел ничего общего с нейтральной энергией из её прошлой жизни, о чём стоило бы догадаться ещё при находке внутри водного символа. И как получить атрибут нейтральности Марианн даже близко не могла представить.       А извлекать огонь из воды... Это как пытаться летать на флайвере, чей двигатель был забит под завязку речным илом, а не магией.       То, что она имела сейчас... лишь маленькая искорка. Сможет ли она когда-нибудь разжигать полноценное пламя? И что для этого нужно найти? Вулкан, чтобы огненные энергонакопители из лавы достать? Ей бы хоть часть того постичь, чего добивались другие маги этого мира в видениях бога перерождений.       Она понимала, что нужно проделать тонну работы, прежде чем появятся хоть какие-то улучшения, понимала, что ей гораздо больше нужна удача, чем усердие. Но откуда ей знать, где искать удачу? Что для этого сделать? Подвернётся ли шанс хоть как-то изменить ситуацию в будущем?       Получит ли она хоть часть от тех воздушных замков, что иногда проектировала в воображении?       Мари казались бессмысленными все её попытки и те результаты, которых она добилась.       И тем не менее Марианн даже мысли не допускала, чтобы выбрать для себя другую бездну. Её путь... Даже если посреди дороги её сожрут монстры, всё лучше, чем потерять хоть крупицу имеющейся страсти. Жаль, что всё-таки не всего можно добиться голым упорством.       От бумаги потянуло лёгким запахом гари и взвилась едва видимая струйка дыма. Очередная искорка вспыхнула достаточно близко к бумаге и потому не успела остыть, давая тлеющий огонёк. Учёная, притушив его пальцам и чуть обожгла подушечку.       Она вновь сидела на диване склада. Время близилось к вечеру. В воздухе, впервые за долгое время, плавились нотки янтарного света, а не тускло-серая промозглость или фиолетовые оттенки. Закат, как бывало редко, оказался таким, будто где-то под слоями воздушного пространства, за невидимой пеленой, всё-таки пряталось солнце. Небо и воздух будто бы были кусочком сливочного масла на нагревающейся сковородке, — таяли очень быстро, теряя своё тепло. И это мгновение не дало нужного удовлетворения, лишь усилило тоску. Свет щекотал кожу, как запах палёной бумаги ноздри.       Пора было возвращаться к себе и начать сбор вещей. Мари поморщилась от лёгкого давления внутри. Всё же ей страшнее было оказаться в неизвестной опасности, чем находиться в той, где она могла прикинуть масштабы бедствия.       Прижав камушек к листку ещё раз, Мари проследила за крохотной искоркой, которая погасла, так и не коснувшись бумаги.       И чётко запечатлела момент, когда прямо из воздуха появилась чужая рука, которая в то же мгновение схватила её и дёрнула вверх. Сердце бешено зашлось, пуская страх яростной волной по маленькому телу.       — Что ты делаешь?! Пусти! — она сразу же узнала Дэйва. И хотя до этого не слышала ни шагов, ни звука открывающейся двери, поняла, что тот видел всё. Она висела в воздухе за вздёрнутую руку и в запястье вспыхнула боль. Мари попыталась дёрнуться, ударить, стала выворачиваться ужом при этом оглушительно пища ставшим вдруг высоким и детским голосом, — настолько она привыкла к своему рассудительному и спокойному тону. — Держись от меня подальше! Отпусти сейчас же!       В какой-то момент мир рухнул вниз, и она больно ударилась копчиком о пол. Мари быстро пришла в себя, но её записи: тетрадка с подробными описаниями экспериментов, прожжённый листочек с атрибутом и даже полу-погасшая слеза глубин, — всё это уже было в руках Дэйва.       Она не поняла, как удержалась от требовательного крика вернуть ей вещи, как смогла подавить порыв рвануть в сторону Дэйва и хорошенько ему вмазать, но у неё всё же вышло. Марианн поднялась на ноги, зло разглядывая наставника, листавшего записи. В голове выстраивались варианты оправданий, и учёная тут же выбрала лучшие из них.       — Почему вы так себя ведёте? — тихо, как можно спокойнее спросила девочка. Ничего важного в тетрадке не было. Она специально попросила у Кортэлии несколько новых стопок для записей и решила для каждого атрибута выделить отдельную. Писала Гротэр на языке прошлого мира, который выучить без помощи носителя не выйдет. И пускай грамматика была схожей, многие слова и алфавит отличались от здешних, поэтому с натяжкой, но её каракули можно было выдать за придуманный умным ребёнком шифр, который не удастся расшифровать. А подпалены на листке... Ну... К примеру: чуть раньше она забыла открытый черновик возле камина, пока бегала по поручениям, вот он и подпалился слегка. Ведь от колотого угля так много пыли, а она всегда искрит...       И пускай только попробует доказать что-то обратное.       — Что это такое? — спросил у неё наставник, когда не смог найти ничего внятного.       — Мои конспекты. Подпалены? Так я новую букву для своего шифра пыталась придумать, а затем забыла открытую тетрадь около камина, и она...       Дэйв поморщился, отмахнулся от неё и направился прочь.       — Пошли, — он кивнул на лестницу, указывая дорогу и Мари не оставалось ничего другого, как пойти следом.       Кабинет графа не изменился. Тот же неровный деревянный пол, чьи щели словно прожекторами высвечивали мысль: «подо мной что-то есть», — один единственный стол, около которого стояло кресло. Казалось, даже пыль осталась на своих местах и лишь бумаги полностью сместились. Куча документов теперь лежала в совершенно другом порядке и только это выдавало то, что в кабинете хоть что-то, да происходило.       Мари привычно опустилась на колени, успев отметить бледность и синяки под глазами графа. Болеет? И тут её наставник со своими претензиями... Ну-ну. Посмотрим, кто кого. Даже рассказ Бель при желании можно выдать за бурную детскую фантазию. Мари сильнее уткнулась в пол, пряча нервную ухмылку. За приливом спокойствия таились такие эмоции, справиться с которыми позже будет очень сложно. Ну ничего... Главное сдержаться.       — Она колдовала. Я видел это собственными глазами. Девчонка прикладывала накопитель к бумаге и из-под него выскакивали искры.       Скрипнула спинка кресла, затем ножки проехались по дереву. Видимо граф подал какой-то знак, потому что наставник вдруг пополз вперёд и ледок спокойствия Мари стал толще. Она не поднимала лица от пола, стараясь скрыть напряжение. Страх практически исчез. Заметила она выражение лица графа, да и раньше он не особо то проявлял веру в её способности, так что от сложившейся ситуации всё, что у неё осталось — это ноющее запястье. И зудящее напряжение.       — Я не понимаю... У неё действительно получалось...       Мари приподняла голову и увидела, что граф встал, упершись одно рукой о спинку кресла. Он что-то делал на столе, — наверняка лапал её кристалл и тетрадку. К сожалению обзор закрывали бумаги, да и сама столешница высоковато находилась. Но судя по всему — объяснения Дейва не помогли и у Виктора ничего не вышло. У Мари напряжение чуть схлынуло, когда она поняла, что граф, как и она поначалу, просто ничего не представлял или делал что-то не так, когда слезу к бумаге прикладывал.       — Дэйв, — сухо, устало произнёс Виктор, а затем впервые, кажется, со времён её последнего пребывания здесь, обратил на девочку внимание. Они встретились взглядами. — А ты что скажешь?       — Я разрабатываю свой шифр, чтобы в будущем стать великим шпионом! — брякнула Мари первое, что пришло в голову, и то, насколько абсурдно это звучало, казалось гениальным. Граф отвернулся, потеряв весь интерес и Мари позволила себе немного разогнуться, улучшая обзор.       — Ты сам то не задумывался, насколько бездарно теряешь время? У нас по замку убийцы шныряют, а ты за ребёнком следишь. Ей не четыре прилива, чтобы с ней нянчится, а тебе не шесть, чтобы играть в разведчиков и шпионов.       Дэйв промолчал. Затем, приняв её безделушки у графа, вновь отполз назад. Честно, она старалась, но кто так бьёт по психике ребёнка подобными видами? Это от напряжения! Она не пялилась куда не нужно, но, зверь, по комнате ходить пешком надо, а не ползать крабом! Сдавленный хрюк услышали все, а Мари вновь бухнулась лбом об сложенные на полу ладони.       Накатило истерическое веселье, треская лёд и спокойствие.       Наставник бесился, это было очевидно. Он даже забыл про свою маску и теперь действительно походил на того, кто с лёгкостью убьёт беременную женщину. Его вид чуть отрезвлял и, кажется, впервые достаточно серьёзно Мари задумалась о побеге.       Чего вот она тянула? Надеялась добиться великих результатов? Где? Под крышей этого замка с убийцами под боком и с кучей ненормальных, ничего не смыслящих в магии людей? Что её удерживало? Подруга, которая не видела ничего плохого в том, чтобы выдать любые сведения о Мари? Толпа детей-воспитанников, среди которых есть и симпатичные ей маленькие маги? Собственный возраст? Кажется, чем дольше она здесь находилась, тем больше мысли о побеге становились лишь смутными, созданными для утешения, образами.       Мари прикинула сколько у неё камней и достаточно ли вещей она награбила себе в тайничок, и поняла, что бежать сможет уже завтра, достаточно найти проход и создать хотя бы какую-нибудь шумиху. И... Стоп. Разве эти смерти ей не на руку? И странное растворение...       У неё мурашки по коже побежали от собственных мыслей. Она настолько сосредоточилась на почти фантомном ощущении гениальности плана, что пропустила большую часть упрёков и требований графа к Дэйву. Очнулась Мари только тогда, когда наставник вновь дёрнул её за воспалившееся запястье и заставил прижать ладонь к слезе, которая лежала на листочке.       Мари стиснула зубы, сосредоточилась на образе водного шара и, как ожидалось, ничего не произошло — руна же огненная.       — Дэйв! Выметайся! — рявкнул граф и Мари, вцепившись в листочек, — когда только, изверг, выдрал? — и в слезу, быстро отобрала их прямо из-под рук наставника.       «Так... Теперь тетрадку...» — свистнуть её не вышло, поскольку Дейв держал её в другой руке, а так как они оба в одну линию сидели на полу, подобные погони за тетрадкой были бы совсем уж неприличными.       А хотя... чем она, собственно, рискует? Мари выпрямилась и резко дернулась в сторону своего законного имущества, но наставник заметил это и успел отодвинуть её прелесть подальше.       — Дэйв. Прекращай уже дурачиться и верни девочке её разработки, — сухо, зло прошипел Виктор и Мари победно хихикнула, получив сокровище в свои загребущие лапки. Всё. Теперь точно никому не отдаст.       Так, отставить ребячество. Она как будто собаку за хвост дёргала. И куда только леденящее спокойствие смыло? Кажется, от облегчения, весёлости, пережитого страха и радости, — её начало лихорадить, требуя выплеснуть эмоции наружу.       Руки, сжимающие отобранные назад вещи, мелко подрагивали.       Она выползла из кабинета первой и тут же бросилась прочь по коридорам, вкладывая в бег все чувства. Проскочив на четвертый этаж, она обежала его и подобралась к лестнице на третий, которая была ближе всех к нужному ей месту. Несколько ринок, сопровождаемых глухим топотом, и Мари лихо проскользнула в библиотеку графа, которая находилась тут же, совсем недалеко. Петлять было не обязательно, но от бега ей стало чуть легче. Мари забилась между самыми дальними книжными полками, где было особенно много пыли, и прикрыла рукой слишком яркую слезу. Пока она находилась «на ковре» у графа, вечер медленно перешёл в ночь.       Мари глубоко вдохнула, добавляя совсем недавно созревшему плану побега деталей.       Достаточно выбрать отдалённый закуток, — да хоть этот угол, — и сгрузить сюда одежду, бросить один кристалл, листок, — и всё. Люди, в связи с нынешней ситуацией, сначала будут искать Мари по замку, а когда найдут горку одежды, не станут высылать отряды для поимки её за стеной. Оставалось только придумать, как выбраться незамеченной.       Время у неё появилось. План есть. Вещей по минимуму, но должно хватить.       Только вот реакция Бель, последующая за известием о её смерти, немного тушила энтузиазм и радость. Служанку нельзя было предупреждать, так как активировав печать, Дэйв тут же узнает обо всём. А спросит он обязательно в тот же день, или на следующее утро, когда они найдут одежду. Поскольку наставник всё ещё будет за ней следить, то пропажу заметит одним из первых. И тогда у Марианн будут сутки. Максимум двое, чтобы оторваться. И этого было слишком мало, — на самых быстрых ездовых ящерах, даже если не сразу угадают с направлением, её нагонят за несколько склянок.       Учёная впилась ногтем большого пальца в мизинец, пытаясь болью заглушить эмоции.       Бель видела достаточно много и Гротэр лично, следуя своим почти что детским желаниям, объяснила ей многие магические принципы... Если только они поймут, что она не умерла, а сбежала... То в лепет про детские забавы больше никто не поверит.       — Вот же з-зверь, — и всё равно внутри сердце протыкало от боли. Её душили ощущения, что она предаёт. Бросает. Не смотря на нынешнее состояние «полного недоверия», на понимание — говорить нельзя, — на ссоры, она всё равно считала Бель подругой. Мари сильнее вдавила ноготь, сдирая тонкую кожу. Надавила, чуть сдвинула, соскребая... И ещё раз... Боли в мизинце Мари не чувствовала и остановилась только тогда, когда проступила кровь.       Что это за желания? Разве главное правило не — «каждый сам за себя»? Детская неопытность и непосредственность в ней заговорила? У неё, — с грузом всей прошлой жизни?       В голове выстраивались картинки того, как уже сейчас наставник идёт в комнату к Бель, активирует одним единственным словом печать и как та, даже не желая этого, ползёт к графу и повторно говорит и о слезах, и о символах, и о том, что нужно представлять, чтобы их активировать.       А затем вспомнились горящие от азарта карие глаза и то, с какой детской веселостью девушка с веснушками перечисляла события последних дней, встретив её за обедом.       Мысли о побеге, которые всего склянку назад, казались лишь очередным озорным приключением навстречу магии, теперь обдувало суровой реальностью и неизбежностью.       Уходить. Срочно. Пока не поздно.       Бросить?       Ноготь прошёлся по мизинцу ещё раз.       Да.       Интересно, а как там поживает проломанная когда-то ею стена? Что, если попробовать снова её разобрать? Только делать придётся очень осторожно, тогда, когда она будет уверена, что Дэйв за ней не следит. Одно неосторожное движение, один жест, лишь одна наводка, которая заставит его взяться за учёную серьёзней и все её маскировочные планы обвалятся не хуже смытой стены.       Мари отсиделась в библиотеке полторы склянки, затем поднялась и тихо, через склад, спустилась на первый этаж. Вокруг никого не было. Даже факелы загасили. Спутанные коридоры, раз через раз освещали свет-камни. Остальное время Мари подсвечивала себе дорогу слезой, тусклого света которой хватало, чтобы не оступиться о ковёр или не сверзиться с лестницы. Удивительно, но она не слышала в замке даже шорохов. Ничего, кроме её собственного дыхания.       До комнаты учёная добралась без происшествий и даже наставника не увидела, видимо тот, если и гнался за ней, то уже ушёл. Лишь бы не к Бель... Она оправдается, конечно, пусть это и будет сложно сделать, но лучше бы обошлось...       В её каморке, напоказ, царил полный бедлам и Мари сразу поняла, что наставник рылся в её вещах. Неужели искал ещё записи? Хорошо, что полностью исписанную тетрадку Мари совсем недавно спрятала под проломанную половицу лестницы на складе-библиотеке, там же, где хранила и вещи для побега. А остальное...       Мари проверила на месте ли слёзы глубин и, увидев, что мешок забит почти на четверть, расслабилась. Вещи можно завтра собрать. А стену утром перед тренировкой проверить.       Она разделась, залезла на тумбу, потому что какого-то Зверя её ночная туника оказалась между шкафчиком и стеной. Кое-как дотянувшись до ткани кончиками пальцев, Мари поднялась и стряхнула с неё пыль. Мой она пол хоть каждый день, всё равно комната, несмотря на то, что окно не открывалось, была бы забита беловатым солевым налётом. Учёная натянула тунику прямо так, не спускаясь с тумбы, и выглянула в окно.       Никого. Но двор, в отличие от замка, освещён достаточно. Было чуть больше полуночи, — две луны в небе только-только разошлись в разные стороны и всё ещё находились около друг друга. Нда... Просидела она в библиотеке дольше, чем сама ожидала.       И только Марианн захотела спуститься и лечь спать, как её внимание привлекла тень, направляющая сбоку от замка к воротам.       Мари мысленно прикинула, и поняла, что солдат, возможно, шёл с кухни.       Это её насторожило и она попыталась понять, кто именно это был, но света оказалось недостаточно, да и угол обзора оставлял желать лучшего. Она проследила, как человек вошёл в сторожку и, постояв на тумбе ещё чуть-чуть, спустилась вниз.       Что это такое было? Кто ещё настолько смелый, что шатается ночами по замку?       У неё был лишь один вариант.