Потерянная тропа

      Он ненавидел перерождения из-за беспомощности, которую испытывал попадая в слабое детское тело. Если ему сопутствовала удача, что происходило нечасто, первые годы ладно ложились в незамутнённое заклинание детства, которое для него было чем-то вроде длинного праздника. А если ему с родителями не везло…       Воздух пах влагой и едва уловимо кровью. Понять причину этого, не обладая возможностью разлепить глаза, было невозможно. Отдалённость Сердца мира от этой группы маленьких островков сказалась на его возможностях и бог, находясь в слепой темноте первую склянку жизни, с раздражением понял, что попал в звериное тело, хотя вовсе этого не хотел. Рядом ничего не пищало и не шебуршалось, окружающая обстановка была тихой и жуткой, а он пытался снова и снова определить в чьей шкуре оказался.       У него не хватило резерва для минимального прощупывания местности, ведь весь расход энергии тратился на то, чтобы удержать связь, — тоненькую, хрупкую ниточку, соединяющую его с ребёнком-фейри. Поэтому ему пришлось ждать, пока веки не разлепятся или пока беспомощное тельце не умрёт.       Итак, можно открывать счёт. Первая попытка точно оказалась провальной.       Он не знал сколько времени у него теперь уйдет на поиски, но рано или поздно бог поймает фейри. Главное, чтобы она дожила до того момента…

***

      Мари поселили в комнате, в которой постоянно было холодно и влажно. Как она поняла — эта зона в виде рядов небольших кроватей с бортиками, одного камина и единственного мутного окна, была чем-то вроде яслей. Дети в ней находились до самого «распределения», проходящего в пятилетнем возрасте. Но узнать подробнее как это происходит и что следует затем, она пока не смогла. Сложно что-либо выведать будучи беззубым маленьким комком.       Простыня, на которой она лежала, пахла сыростью и чем-то нелицеприятным — у старушки Ольги, заботившейся о всех детях в их зоне сразу, просто не хватало сил поддерживать комнату в постоянном тепле и чистоте. Для женщины было главным, чтобы дети не болели и не голодали. Всё остальное иногда исправлялось с помощью других слуг, но слишком редко, чтобы считать это достаточным.       Поэтому: не просыхающий матрас, клубы пыли в местах, к которым не прикасались руки Ольги и липкий, чёрный нагар вокруг камина и на потолке, возникший из-за гари и сырости, — были первым, что она смогла чётко разглядеть и прочувствовать в этом мире, после долгого младенческого срока.       Ещё у Мари было два соседа, которые занимали другие кроватки, бывшие единственной мебелью в комнате, помимо камина. Оба ребёнка старше неё: одна на год, другой на три. Они большую часть времени ревели и требовали внимания. Типичные дети, к чьему присутствию она со временем привыкла, как к фоновым помехам.       Марианн не плакала, — и хотя временами хотелось, ей было не до того. В младенческом теле вообще оказалось очень сложно находиться. Всё вокруг словно окутывала лёгкая дымка, не позволяющая разглядеть, прислушаться и запомнить. Но с каждым днём она улавливала всё больше деталей, когда, конечно, не спала, и многие из них мгновенно затирались и забывались. Она не знала за что именно прицепилась её память о прошлой жизни, но эти данные сохранялись внутри и не исчезали. Правда думать о чем-то сложном Мари первые месяцы не могла совсем.       Она часто лежала в кроватке и вместо того чтобы кричать, хмурила брови, будто тем самым могла улучшить свою память и мыслительные процессы, разогнав одной своей волей туман и сонливое состояние.       Помимо детей, с которыми меньше всего хотелось иметь дело, к Мари подходила только Ольга. Её серый передничек и коричневое платье стали чем-то привычным, что предвещало волну стыда и позора. Старушка кормила, переодевала, иногда купала Марианн и поскольку девочка не доставляла много проблем, большую часть времени её не трогали. В редкие же моменты «заботы», Мари хмурилась так сильно, что казалось брови скоро прирастут друг к другу. Быть беззащитной и зависимой от других ей очень-очень не нравилось и потому она как могла старалась ускорить процесс развития. Раньше, чем положено, научилась поворачиваться, держать голову, сидеть, и хоть это было такими ничтожными достижениями, к своему удивлению она радовалась им так сильно, будто новую схему жизни открыла. А когда Мари смогла самостоятельно добраться до горшка… Счастью её не было предела.       Того типа из кабинета, который говорил о пяти годах, она больше не встречала, но тем не менее упорно, из раза в раз старалась повторять события первых часов жизни, чтобы случайно не забыть о них. Времени было мало, будущее нагоняло тревогу, но всё, что могла, Мари делала. И казалось, что кровь, мёртвая женщина, чужой надменно-холодный взгляд на сморщенном словно финик лице, — легли на одну полку с воспоминаниями о прошлой жизни и были сложны для неё, но не пропадали.       Она не сразу заметила, когда начала бодрствовать больше, чем спать и когда воспоминания, словно янтарные бусины, перестали сыпаться сквозь сузившееся сито детской памяти, застревая в голове. Первым чётким, без единого развода, осколком, стала ночь в начале второго года её жизни. Тогда она не смогла уснуть и вскоре поняла в чем причина. Девочка с удивлённо смотрела на плотные тёмные шторы единственного окна, сквозь которые просачивался нежно-голубой свет. Она поднялась, с трудом перелезла через низкий барьер и умудрилась не упасть при спуске на пол.       Роста Мари при всём желании не хватило бы дотянуться до окна, и она решилась на единственный доступный ей сейчас вариант: направилась в коморку Ольги, дверь в которую всегда была открыта. Учёная шла, пошатываясь. С детскими ногами управляться было сложнее, чем с металлическим протезом.       Марианн даже не упала за всё время пути. Она нерешительно замерла около проёма, понимая, что боится эту непроглядную тьму чужой спальни. Разумом, конечно, Мари легко оценивала страх, но она была слишком маленькой телом и всё вокруг казалось невероятно огромным. Она не знала размера коморки и какие вещи здесь находятся, и воображение рисовало смутные образы и движение.       — Оя? — Мари говорила едва-едва. Сказывалось мягкое нёбо, непослушный язык и количество зубов, но тем не менее практика давала свои результаты и, если девочка бормотала медленно, старательно проговаривая звуки, она могла, пусть и плохо, но общаться. Просто обычно предпочитала не демонстрировать это, ведь её сосед, даже будучи гораздо старше, — ему через год переселяться, — едва мог говорить более-менее внятно. Был ли это его индивидуальный дефект развития, или все здесь такие, Мари не знала и потому предпочитала не выделяться.       — Ояаа! — громче протянула девочка, не слыша в этой темноте даже дыхания старушки. Когда зажегся огонёк свечки, Мари вздрогнула и едва не свалилась на пол. Её знатно повело в сторону и пришлось вцепиться в косяк, чтобы не плюхнуться набок.       — Клер? Ты как выбралась? — хриплым со сна голосом спросила старушка, а девочка поморщилась, как делала всякий раз, когда слышала это «клер», похожее на эклер. Не могли имя для ребёнка получше подобрать?       — Еет, — выговорить чётче у неё не получилось, поэтому, чтобы было понятнее, она ткнула рукой в комнату, желая показать, что именно имеет в виду. Иногда Мари очень удивлялась лингвистическим и переводческим способностям старушки, ведь свой нынешний лепет, если честно, будучи взрослой, сама бы она не поняла.       — Свет? Малышка, ты из-за света проснулась? — мгновенно подобрела няня и, медленно встав, огромной горой подошла к ней, наклонилась и подняла на руки, — ещё одна раздражающая особенность взрослой. Как Мари уяснила за прошедший год: она терпеть не могла, когда её таскают на руках. Но сейчас не стала вырываться, потому что ещё больше Мари не нравилось глядеть на всех снизу-вверх будучи в душе достаточно взрослой женщиной.       — Та, — Мари кивнула, едва сдержавшись от порыва укусить Ольгу. Передние зубки у неё уже были достаточно большие, чтобы доставить дискомфорт.       — Испугалась? Ну-ну, — девочку прижали плотнее и похлопали по спине, от чего у учёной по телу прошла волна мелкой дрожи, а в глазах потемнело. Наверняка её радужки сверкнули в темноте от гнева, когда она прицелилась зубами к старушечьей шее, но на счастье Ольги, долго зажимать решившую побыть вампиром без клыков девочку она не стала. — Не нужно бояться. Сейчас началась декада прилива, вот и светло как днём.       — Пиив? — Мари замерла, не зная даже с чего начать высыпать тонну своих вопросов. Она, конечно, предполагала, что замок находится близко к какому-то водоёму, потому что слишком уж влажным был воздух и сырыми комнаты, но мало ли, может здесь климат дождливый? Ей ещё никогда не доводилось видеть, что твориться за пределами каменных стен и единственную ночь, когда она в первый и последний раз была на улице, девочка провела закутанной в простыни. За этот год она успела соскучится по многим вещам, начиная от нормального функционала тела и заканчивая обычным, тёплым солнечным светом на коже.       Ей было тяжело.       Маленькие кулачки сжали ткань чужой сорочки, а на глазах проступили слезы. Она не собиралась плакать, просто чуть-чуть расстроилась. С детским телом и не такое случалось. Ольга вдруг растерянно замерла, явно заметив влагу в её глазах. Да уж, привычная к детским истерикам, она явно не ожидала увидеть у спокойной «Клер» такую реакцию. Мари сморгнула влагу и неожиданно решила воспользоваться ситуацией.       — Хою. Поаи, — как Мари не старалась сказать «хочу, покажи», звуки в её рту просто терялись, не понимая откуда им вообще взяться. Да уж… Похоже каждое своё день рождение она теперь будет любить сильнее дня сотворения Магии, потому что чем больше лет, тем лучше работает и слушается тело.       — Хочешь посмотреть? Но ты же потом уснуть не сможешь… — Мари едва не заорала. Какая разница?! Сейчас она точно не уснёт, особенно если упустит такую возможность разведать обстановку и узнать хоть что-то. Ей до дрожи хотелось выбраться из комнаты. Хотя бы заглянуть в окно. Что угодно лишь бы разбавить опостылевшую реальность: холодную, серую, сырую, воняющую болотом, заполненную пылью и однообразными ритуалами.       Мари не закричала, не заплакала, но под её взглядом Ольга стушевалась ещё больше и в итоге, подхватив свечку, двинулась не к окну, как ожидала Мари, а на выход из комнаты. Они шли долго. Узкие коридоры глухо отражали шаркающие звуки, создаваемые тапками няни. Мари видела много дверей, которые неожиданно появлялись в разных точках запутанных коридоров и, что странно, ни единого окна. Пару раз старушка поднималась по лестнице и весь путь занял у них чуть ли не пол склянки. Шли они медленно, но даже так девочка не взялась бы повторить их маршрут самостоятельно.       Вскоре, когда Ольга уже едва слышно засопела от натуги, их подъем прекратился и они оказались в маленькой комнате с узкими бойницами. Бледно-васильковый свет заполонял пространство. Высокая конусообразная крыша, подпираемая балками, терялась высоко наверху и холод прочно держался за стены. Ольга зигзагообразно провела рукой со свечой в воздухе, и стало теплее вместе с исчезновением ветра.       Мари едва не свалилась с чужой руки. Магия! Она могла поставить все свои навыки и достижения, все свои привилегии на то, что эта старуха только что колдовала! Но на том открытия ночи не закончились.       — Когда-то давно… — няня поставила свечу в специальную подставку и обхватив девочку двумя руками, подошла ближе к бойнице. — Бессмертная влюбилась в океан. Она желала ему спокойствие и искристого, словно солнце в прозрачных волнах, счастья, и потому решила, что всё, что тревожит океан, должно быть уничтожено. Бессмертная отгоняла от него грозы, убивала глубоководных чудовищ, которым хватало смелости показаться на поверхности и приносила пучине множество прекрасных сокровищ и драгоценностей. Продолжалось это долго, очень долго. Любовь бессмертной была удушающе сильна, но только не способна она была услышать голос своей любви. Не была в состоянии разобрать чужой крик, просьбу, мольбу и однажды, отчаявшись, океан собрал все свои истончившиеся силы и выкинул к ногам бессмертной горы её подарков. Он умирал. Океан без ветра не ощущал себя сильным, великим и свободным. Он стал слаб настолько, что даже не способен был удержать самых мерзких демонов, запечатанных на его дне…       Ольга говорила, а Мари слушала её лишь в пол уха. Она потерялась для этого мира в тот момент, когда неожиданно в окне увидела два неба. На одном светилось пара лун, а другое медленно сверкало и ворочалось внизу. Девочка не сразу поняла, что второй шевелящийся космос, находящийся там, где должна быть земля, — это лишь вода, наполненная странными искрами. Волны настигали берег, выкидывая на него капли света, которые скапливались на песке и медленно угасали, образовывая живой, шевелящийся млечный путь. То темное небо, что было сверху, совсем терялось на фоне поблескивающего массива. Мари никогда не видела такого…       — Бессмертная не была глупой и поняла почему океан вернул ей подарки. Она ушла. Оставила все свои попытки и исчезла, посчитав, что так будет лучше. Освободила свою любовь от самой себя. А океан вновь наполнился силой, ветром и свободой. Но вместе с тем его стали одолевать тоскливые чувства, выливающиеся на мир туманом, который, как иногда говорят, оборачивается маленькими духами, проникающими в чужие сны, ворующими их и относящими океану. Не сложно догадаться, чей именно образ он пытается найти в простых людских сердцах. Но океан так и не нашёл ту бессмертную. Он стал копить свои слезы, чтобы раз в цикл, в одно и тоже время, выбрасывать их на берег, не в состоянии больше удержать их тяжесть… — Ольга замолчала только тогда, когда поняла, что девочка на её руках засыпает.       В ту ночь Мари не запомнила, как её вернули назад в кровать, но океан во время прилива первой яркой вышивкой застыл в памяти. А ещё благодаря ему на следующий день Ольга принесла потрёпанную книгу. Настоящую!       У неё была сероватая, очень гладкая, почти что глянцевая бумага и, что удивительно, совершенно сухая. А кожа обложки на ощупь казалось промасленной. Тонкая, хлипкая, читанная не раз и не два, тем не менее книжка была явно сделана с учётом влажности воздуха.       То, с каким криком Мари отвоёвывала место на коленях няни, вспоминать стыдно. Но зато она увидела местную письменность и поняла, что совершенно не может читать. Если с языком вышло так, что он был почти идентичен её родному, то буквы по написанию оказались совершенно другими. Корявые, с кучей острых углов, они походили на детские игрушки, раскиданные по жёлтым листам в хаотичном порядке. Разобраться в них оказалось сложнее, чем в формулах и рунах в университете.       Ольга потратила на чтение чуть меньше часа, а когда она попыталась закрыть книгу и спустить Мари на пол, то встретила сопротивление. Учёная не могла упустить что-то настолько интересное. Это же книга! Пусть и со сказками, но даже она способна дать гораздо больше, чем весь прожитый Гротэр год. То, что знает каждый, на чём воспитываются люди. Это огромный кусок культуры! Плюс возможность разобраться в буквах. Упустить книгу? Ни за что!       Мари мёртвой хваткой, неожиданно-сильной для рук годовалого ребёнка, вцепилась в кожаный корешок. Повернувшись к Ольге, которая и не пыталась отцепить её пальцы, она повторила свой лингвистический подвиг.       — Тай. Тиать. Ау-а-но, — в каждый слог она вложила столько стараний, что даже сама загордилась тем, насколько чётко вышло. Ольга растерянно смотрела на неё, и Мари понимала, что сама бы не дала книгу ребёнку, даже если бы он казался маленьким гением. Но неожиданно старушка встала вместе с ней на руках, опустила Мари на её кроватку. Няня приподняла низенькие барьер, рассчитанный на то, чтобы не дать детям свалиться ночью во сне. Затем развернулась и занялась её соседями, а тяжёлая книга осталась в цепких лапках учёной.

***

      Девочка действительно обращалась со сборником сказок, как с реликвией, старательно контролируя маленькие пальцы от слишком крепкого сжатия. И пусть у неё не вышло разобраться с буквами сразу, Ольга теперь на любую просьбу о книге легко отдавала их в руки Мари, поскольку никакого вреда малышка не наносила.       На то, что бы адаптироваться к письменности, у учёной ушло почти полгода. Она следила за каждым словом, которое произносила Ольга, и сопоставляла, разбирала, запоминала и вот в один из дней кожаный переплёт закрылся, оставляя за собой три изученных ею маленьких легенды. И хоть она и слышала их по вечерам от Ольги, но прочувствовав, каждое слово, прочитав его, вникнув, девочка едва не расплакалась.       Она понимала, что находится в совершенно другом мире, но разница культур впечатляла. Возможно, даже оказавшись в теле младенца не в самом удобном замке, она всё ещё надеялась на минимальную схожесть развития хоть в чём-то. Но нет.       В первой сказке говорилось о туманной деве, что любила забираться в дома к людям через открытые окна и двери. Она крала их сны, а затем с первыми лучами рассвета сбегала назад к океану, относя ему эти видения. Замысловатая сказка поведала о том, как один человек увидел эту деву во сне, и настолько ей понравился собственный образ, что не стала она забирать его ночные ведения, за что океан наказал её. Мораль была в том, что предавать хозяев нельзя. И никаких вечных любовь-добро-магия, что особенно удручало Мари, в сказках даже не затрагивалось.       Вторая история была о тех самых слезах, приливе и бессмертной. Она напрямую вытекала из прошлой сказки, поскольку, как поняла Мари, туманные девы искали именно богиню. Суть рассказа заключалась в: «либо всё принимай, либо ничего не получай».       А в последней, третьей рассказывалось о великом короле пиратов, который объединил смелых и стремящихся к мечте людей. Показано это было в таком романтичном флёре, что проскальзывающие на фоне слова про рабов, грабежи и убийства слегка поистёрлись, но они там были и подавались как нечто само собой разумеющееся. Мари это отпугнуло. Она сорок лет прожила в мире, где личностная свобода была одной из главных ценностей. Где война и убийства презирались. Даже то, что развернулось в последние годы жизни никогда не доходило до бессмысленных нападений ради наживы. Нынешний мир был… мерзок. Но таковыми стали её новые реалии.       Король пиратов, кстати, в итоге пострадал от предательства близкого друга, что Мари не удивило. Хотя итог сказки её заинтересовал гораздо сильнее всего того, что она прочла до этого. Король убил предателя, но при этом был серьёзно ранен. Он приказал построить самый прочный из кораблей и отправился в последнее плавание в поисках «края мира». Было ли это метафорой или особым предсмертным ритуалом Гротэр не поняла, но почему-то этот момент зацепил.       В прошлой её жизни сказками считались рассказы о зелёных лесах, населённых разными животными и об огромных морях, когда-то омывавших песок. Или ещё о первом снеге, исполняющим желания людей. Здесь же Мари даже намёка на заморозки не почувствовала. Только туманные недели и прилив были ориентирами. В остальном погода была то пасмурной, то серовато-светлой. А ещё она получила в свою копилку тонну вопросов и ноль ответов. Действительно ли существуют «духи» и «бессмертные»? Насколько последние долговечны? Что такое «край света»? И что, наконец, представляет из себя здешняя магия?       Той информации, что девочка получила, критически не хватало. Она чувствовала себя словно смертельно-голодный человек, которому отдали три маленькие крошки в надежде, что этого ему хватит, дабы наестся. А голод лишь сильнее проявился, ведь мозг понял, что еду всё-таки можно найти.       Мари потянулась, покрутила руками в воздухе, разминая маленькие плечи и пытаясь удерживать равновесие, а затем осмотрелась. Её соседи спали, дверь в коридор открыта, а вот в Ольгину каморку, наоборот, закрыта.       Любопытство ввязалось в бой с разумом, настаивая на том, что если она выйдет и чуть-чуть осмотрится, ничего страшного не случится. Обычно в этой части замка было пустынно, лишь иногда слышались торопливые шаги, которые очень быстро стихали. Так что встретить кого-либо казалось маловероятным, а если не заходить далеко, то и потеряться не страшно. Тем более такую прогулку можно посчитать ещё одной тренировкой для тела.       Мари много двигалась и тщательно следила за своим состоянием, стараясь не переусердствовать и не заболеть, потому что вряд ли она получит нормальное лечение, слишком уж пещерным казалось ей это место. Она ещё немного взвесила все «за» и «против», а затем отодвинула книгу чуть дальше, чтобы та не помешала ей перелезть через бортик.       Девочка перекинула ноги через перекладину, но неожиданно поняла, что не успевает наступить на кровать с обратной стороны. Она слишком поторопилась и не рассчитала. Руки соскользнули, не в состоянии её удержать, и Гротэр с грохотом повалилась на пол.       К счастью вышло больше обидно чем больно, и соседи от такого шума не проснулись. Мари, подавив желание разреветься, поднялась, отряхнула серую ткань детской сорочки-туники. Как называлась эта деталь одежды она не знала, но с виду фасон походил на больничную хламиду с верёвочками-завязками по бокам и на плечах. Наиглупейшая туника из всех, что когда-либо видела девочка. Она чихнула, с удивлением смотря на кружащую в воздухе пыль, — видимо своим падением она потревожила вековые залежи, — а затем бодро зашагала закутанными в серые носочки пятками к выходу.       Ходила она уже довольно сносно, потому что большую часть времени, когда Ольга забирала у неё книгу, она тратила на тренировки. Ползать, даже когда её знатно шатало из стороны в сторону, грозя тысячным по счёту падением, Мари отказалась сразу как смогла встать.       Да уж… У неё никогда не было детей и сейчас всё, что она проживала, казалось ей немалым подвигом, отданным в честь материнства. Маленьким букетиком цветов в залог похороненному навечно желанию вообще когда-либо заводить семью. Хоть памятник своим железным нервам воздвигай…       Она выскользнула в коридор и с озорством осмотрелась.       Блин, где бы напакостить… Точнее, что бы изучить?       В коридоре было темно: сказывалось отсутствие окон, — но из некоторых полуоткрытых дверей всё же просачивался свет. Вот к такому ближайшему проему Мари и прошлёпала. Людей она не слышала, лишь тишину, поэтому не стеснялась шуршать по камню ногами. Она осторожно заглянула в проём и, не заметив никого живого, вошла внутрь.       Пространство, размерами похожее на их ясельную комнату, содержало в себе каркас от кровати, небольшой шкаф и окно, не закрытое шторами. Никаких мелочей или безделушек. Лишь пыль.       За следующей открытой дверью была такая же комната, как и за всеми остальными. Видимо она бродила в какой-то гостевой части замка, либо в месте, отведённом для прислуги и пустом за ненадобностью. Мари уже порядком устала и собиралась вернуться, когда впервые наткнулась на развилку, которая с одной стороны заканчивалась большой, двустворчатой дверью. Она была покрыта росписями, тонкой резьбой и, — в этом замке вообще не запираются что ли? — тоже оказалась слегка приоткрыта. Щель как раз для ребёнка помладше и, пройдя внутрь, Мари обомлела.       Огромное помещение переполнял свет. Казалось, что даже стены тут мягко серебрятся, отражая сверкающие потоки, исходящие от люстр, прикреплённых к стенам. Потолок находился, похоже, ещё на один этаж выше, а пол виднелся через два пролёта внизу, под её маленькими ногами. Вдоль лестницы, обвивающей эту трубу-помещение по спирали, тянулись разных размеров стеллажи и шкафы. Но самое главное — среди кучи пустых полок были и те, на которых стояли книги! Когда Мари вышла за пределы комнаты, конечно, хотела найти что-нибудь интересное, но такого успеха не ожидала.       Девочка сделала несколько шагов вперед и едва не споткнулась. Из горла вырвался нервный смешок. Было бы забавно пролететь между широко-расставленными рейками перил и сломать детскую шею. Стоя возле самого края лестницы она отлично видела, что находится на среднем этаже.       Библиотека была огромной, даже величественной в своем роде… и слишком пустой.       Книги как яркие родимые пятна проявлялись лишь в нескольких местах маленькими группками и, чтобы дойти до ближайшей, пришлось пройтись по кругу, почти до самой лестницы. Девочка осмотрела нижнюю полку, на которой лежали пара тетрадок и с тоской взглянула на толстые томики, прячущиеся высоко наверху.       Как же. Она. Ненавидела. Быть. Ребёнком.       Тетрадки перекочевала к ней в руки. Открыв одну, Мари едва не хрюкнула, подавившись смешком. В её руках была пропись, выполненная кое-как. Буквы прыгали, кривлялись и под конец строчек вообще превращались в сплошные кружочки, квадратики, не имеющие к буквам никакого отношения. В остальных тетрадях было то же самое. Мари аккуратно положила их на место, запоминая куда именно: пустые странички в конце могли ей пригодится, — и внимательно посмотрела на лестницу.       Дилемма была проста. Получится ли у неё спуститься, а что ещё важнее, позже подняться и вернуться назад? Мари внимательно оглядела свое тельце, маленькие ступни и ссадину на коленке, и как бы не тянуло её вниз, решила не рисковать. Ей ещё жить, магичить. И желательно не один десяток лет.       Взглянув ещё раз на первый этаж, она вдруг закричала:       — Мачик! — уже когда мальчишка посмотрел наверх, она поняла, что сделала глупость. Не лучшее решение, учитывая, что об этом замке она ни зверя не знает, кроме того, что детей тут в рабство продают. Отшатываться в сторону было поздно, её уже успели заметить и осмотреть, и решив, что в крайнем случае нажалуется Ольге, она тоже оглядела незнакомца с ног до головы.       И чуть не двинулась головой об перила от досады. Совсем мозги размякли. Мальчишка был аккуратно одет в костюм, чем-то похожий на тот, что в её мире носили на банкеты. Синие брюки, рубашка, жилет, светлые волосы аккуратно причёсаны… Её недавно побритая голова наверняка завистливо сверкнула лысиной, что уж говорить о серой «робе».       Осмотр продлился не дольше минуты. Мальчик ей так и не ответил.       Мари поджала губы и, развернувшись, потопала прочь. Не хочет здороваться и делиться информацией? Ну и Зверь с ним. Всё равно из ребёнка ничего толком вытянуть не получилось бы. К сожалению, она никогда не обладала навыками журналистов и живым людям предпочитала бумажные или электронные данные.       Путь назад Мари не нашла: заблудилась. То ли пропустила округлый поворот, то ли дверь в ясельную кто-то закрыл.       Спасла ситуацию взволнованная Ольга. Оказалось, что за то время пока Мари шаталась, старушка успела вернуться. Няня злилась и, хоть кричать не стала, её лицо говорило само за себя. Няня подхватила Мари на руки и приоткрыла сморщенный разрез рта. Пахнуло скисшим луком.       — Я почла книку и витела мноко-мноко тлуких. Хотю есё. Можно мне всять книку из комнаты в конце токо колитола? — опередила няню Гротэр. Лицо Ольги чуть разгладилось. Ну да, слишком чёткая речь для полуторагодовалого ребёнка. Даже полупустой комплект зубов не был преградой перед чтением вслух и постоянными тренировками. Хотя мягкое нёбо всё ещё сжёвывало звуки, словно хурму. Мари не знала, стоит ли показывать свою уникальность, но иначе время, которое для неё и так было ценнее любого золота, пропадёт даром. И если честно, ей до чёртиков осточертело сидеть на месте без дела.       — Ох, маленькая… — на дрожь в руках старушки Мари не обратила внимание, вырубившись в чужих объятьях от усталости.

***

      С тех пор Ольга по первым просьбам отводила Гротэр в библиотеку и позволяла выбирать книги для чтения. Некоторые няня категорически браковала и среди них были те, что касались местной магии. Пока, конечно, девочка не перечила. Её устраивали и детские сказки, и томики с историей или географией двенадцати материков, называемых «Архадским архипелагом». У неё не было знаний об этом мире и любые книги ложились в основу нового фундамента.       У самого маленького острова размеры были такими же, как у всех жилых зон из прошлого мира суммарно. На Асталле, её родной планете, проживало двенадцать миллиардов человек, а тут, на одном материке едва ли сотня миллионов наберётся. Разброс и дальность расселения были огромны. Крупнейшим городом была столица. В остальном… встречались мелкие поселения, в которых жили кланы пиратов, и горстки-точки деревень покрывали всю карту, будто родинки. Каждый из кусков земли оккупировала своя группировка. Эти семьи мародёров и убийц разной специфики обитания, будь то материковые, воздушные или «торговые» пираты, чем-то походили на местное дворянство, хотя и реальные знатные особы тоже были, но лишь как редкие исключения. Например: хозяин этого замка. А правил всеми…       Тот самый король пиратов из детской сказки.       Подобное открытие оказалось неожиданным. И тот факт, что стоит ей без сопровождения оказаться за пределами замка, как её тут же схватят и продадут, вызывал мурашки. Да, у пиратов был закон о чужой свободе, — что-то вроде «семьи в безопасности, пока за них есть кому заступиться», — но он был настолько номинальным, что вызывал сомнения. Человек или пират считался неприкосновенным до тех пор, пока был в состоянии бороться за свою жизнь. А у Мари не было ни связей, ни денег, ни сил…       Она до сих пор не ощущала никакой магии вокруг, как было до перерождения, и это её нервировало.       Пока Мари тратила свою жизнь на попытки узнать, что её окружает, ей стукнуло два года, а соседу пять. В один из дней после прилива Ольга просто увела мальчика и вторая соседка, которая с ним иногда играла, переключила всё своё внимание на Мари. Игнорировать орущего дурниной под кроватью ребёнка было сложно, но у учёной получилось. Её тяжело было отвлечь, особенно если она увлекалась, а захватывало в новых знаниях её всё и всегда. Только вот сопливая, пухлая и вечно красноватая от писклявого ора девочка раздражала.       После ухода мальчишки Ольга стала угрюмей, зато времени у старушки стало чуть больше, и она легко отвлекала «граммофон» в робе от Мари.       Малыши-близнецы появились где-то под середину её третьего местного года жизни. Мари как раз обдумывала план того, как попросить Ольгу снова посмотреть на огромный массив воды, который называли океаном и был он, по записям, в миллионы раз больше чем моря её родного мира. В такие размеры верилось с трудом. Учёной ужасно хотелось выйти на прогулку и внимательно изучить местность, но Ольга отказывала. Видимо у них был какой-то свод законов для детей до пяти лет.       Близнецы ворвались в её жизнь неожиданно, наконец-то приоткрыв дверь к магии. Двух мальчишек, один чуть крупнее другого, няня принесла ближе к закату и всем в комнате стало не до разговоров. Даже верещака-соседка заткнулась, да и Ольга практически не обращала внимания на них с Мари. Близнецы болели. У одного был сильный жар, у другого, того что меньше, кожа была холодной и слегка отливала голубизной. И у учёной не возникло сомнений в том, что им долго не протянуть.       Малышей положили на разные кровати, чтобы они не мешали друг другу.       — Оля? — Мари не хотела её тревожить, но наблюдая за тем, как переживает старушка, она и сама занервничала. Вдруг что-то заразное? Ей только болячек на свою маленькую тушку для полного счастья не хватало. — Что с ними?       Ольга поджала губы, поправила одеяла у близнецов и, подхватив Мари на руки, пошла в сторону библиотеки. Она не сказала ни слова, а девочка всё больше напрягалась, думая о том, что может предпринять из правил гигиены. Болезнь передается воздушно-капельным или вообще не заразна?       Последние дни Ольга не водила её в святая-святых и Мари молчала, предпочитая тихо сидеть в комнате и перелистывать толстенький томик жизнеописания то ли пятого короля, то ли его бастарда, вылавливая в мятых листочках любые намёки на магию. Одним из действенных способов, кроме того, чтобы напрямую прочитать о волшебстве, оказалось брать книги по истории. Именно в них попадались незнакомые слова, которых в её прошлом мире не было, и приходилось задавать Ольге вопросы о значении того или иного набора слогов. Няня же отмахивалась или морщилась, когда дело доходило до магической терминологии или каких-либо ещё не подходящих под критерии «дозволено детям» словам. А в тощем, дырявом и явно кем-то погрызанном словарике их и подавно не было. В книгах не давали объяснений, не разжёвывали принципы и законы магии, но читая, Мари смогла выловить из оговорок, что здешняя волшба завязана на татуировках и типах. Один тип — одна татуировка. В пять лет у детей проявлялась предрасположенность к одному из видов даров, — происходило «пробуждение», после которого у ребёнка на теле проступала отметка.       Подробностей не было. Как и намёков на другую, показанную ей богом «второго шанса», магию. Но учёная не отчаивалась. Уж кто-кто, а она точно докопается до основы каждого удивительного типа чудес этого мира.       А местная волшба… Марианн предпочла бы вообще её не касаться. Ей не нравилось, что татуировки ограничивали огромное разнообразие. Например: если выпадет одна метка растительной типа, путь к другой магии будет закрыт. Слишком насыщенной была память о показанных ей чудесах и Мари хотелось коснуться всех, а не только чего-то одного.       Ольга отнесла её в библиотеку и спустилась на нижний этаж. Старушка привычно посадила её на диван возле низкого столика и ушла по проходу наверх. Мари внимательно следила за тем, как няня поднимается по лестнице, достает книгу с полки и вновь возвращается к ней. Няня часто так делала, иногда даже оставляла девочку тут одну. Вот и в этот раз она положила перед Мари книгу, отделанную чёрной кожей, погладила по голове, и сказав, что ответы малышка найдет здесь и она придёт через пару склянок, ушла.       На обложке белыми нитками было аккуратно вышито: «Врождённые проблемы энергообмена». Открывая книгу учёная чётка представила себе, как у малыша плохо функционируют внутренние органы, из-за чего в этом мире, без реанимационных, больниц и капсул внутреннего обеспечения он быстро угасает. Но увиденное её потрясло. Вчитываясь в абзац, она даже сначала не поняла, о чем речь, подумала, что Ольга ошиблась томиком, но вскоре до неё дошло.       Энергообмен — это про человека и его магический дар, а не про изобретения или техники исцеления. Всё, что Мари прочла, касалось именно наследования и передачи волшбы. У людей, как и у многих других рас, была врождённая способность поглощать «нити» из окружающего мира, постепенно развивая резервное тело и в итоге достигая разных высот в магических сферах, но если у человека с рождения слабое восприятие, нет задатков к поглощению или контролю энергии, он был лишь пустышкой. Без внутреннего резерва люди умирали в первые полвека жизни, очень быстро старея.       Учёная понятия не имела что подразумевается под «внутренним резервом» или «поглощением», и потому грамотно увязать всё это со своим собственным представлением о магии она не смогла.       То, о чём она читала, отдавалось болью в голове и лёгким головокружением. Ей сложно было представить подобное, ведь книга посвящалась не подробному описанию откуда и что берётся, а как и почему НЕ берётся. Она впервые в этом мире держала что-то настолько сложное в руках и ей очень не хватало сейчас тетрадки, ручки, словарика. А ещё теоретических основ и тонны ответов на все «почему».       Здесь говорилось о процессе зарождения энергетического пояса, о первом и самом важном «касании реки мира» и о том, из-за чего возникают нарушения. Приводились примеры начиная от обычного «ограниченный дар родителей», до «неестественного вмешательства» в виде травм, недоедания матери и прочего. Слова казались невероятно сложными, но чем больше она вчитывалась, тем легче становилось их осознавать. Будто бы каждая новая капля-знание звонко шлёпалась о поверхность воды-памяти её прошлой жизни и пускало волны осознания. В этот миг, с каждой строчкой, она будто бы возвращала в полном объёме то, что пряталось от неё в первые годы после рождения. Прошлый опыт расцветал в ней ярким фейверком, оставляя за собой лишь мимолётную головную боль.       Особенно сильно её поразила отдельная глава, посвящённая близнецам. По всему выходило, что у них один «внутренний резерв», чем бы он не являлся, на двоих и что один ребенок: тот чей потенциал к контролю и восприятию сильнее, — перетягивает магию более слабого на себя. Из-за этого дети умирали в раннем возрасте по одиночке или оба. Если один ребёнок выживал, он оказывался не в состоянии контролировать магию, поскольку её было слишком много для одного тела. А второй ребёнок, из которого всё «выкачали», умирал. У двойняшек такой проблемы не возникало… одна яйцеклетка, один «внутренний резерв»? Да что за зверь такой, этот ваш резерв…       Мари тыкала пальцем в книгу и сосредоточенно хмурила брови, не обращая внимания на окружающий мир. Поэтому болезненный толчок в бок оказался неожиданным. Девочка улетела на полу, едва не стукнувшись об край стола головой.       — Кто тебя сюда пустил? — тихо, но угрожающе проговорил мальчишка, нависающий над ней. Мари сразу же узнала его, хотя и прошло много времени с их последней встречи. То, как её скинули, вызвало оцепенение и шок, из сознания исчезли воображаемые картинки энергообмена, словно лопнувший пузырь, но тихие мысли всё ещё толпились внутри, стремясь к осмыслению и соединению в цепочки.       Мари аккуратно поднялась, осматривая оцарапанную о каменный пол ногу, а затем отдёрнула задравшуюся робу вниз.       — Ольга, — Гротэр знала, что бывают истеричные дети и что связываться с ними себе дороже, особенно сейчас, когда она была не взрослой, способной выдрать мелюзгу за уши, а маленькой трёхлеткой, но всё же не удержалась и ляпнула: — Мог бы и вешливее быть. Я не мешок с бельём.       — Ольга? Но почему…? — мальчишка растерянно замер и с недоумением воззарился на Мари, будто впервые увидел. Девочка тем временем аккуратно поправила книгу, которая свисала одним боком с дивана, опасно прогнувшись в корешке.       — Потому что я на людей не кидаюсь, — буркнула Мари, поднимая том «проблемы энергообмена», который был едва ли не в половину её роста, и пыхтя, потопала к дивану, находящемуся на противоположном конце круглого зала. — Ходют тут всякие, — тихо пробурчала она и сама же хихикнула, понимая, как звучит шутка библиотекарши с акцентом из её мира в местном амплуа.       Поднять книгу на диван у неё не вышло, и потому она, совершенно не желая больше откладывать, уселась прямо на пол, почти под столом, прислонившись к дивану боком. Ей оставалось несколько страниц о близнецах, в которых говорилось про единицы выживших и про их неспособность далеко друга от друга отходить. Она как раз надкусила абзац с объяснениями, когда её снова отвлекли.       — А что… Что ты читаешь? — мальчишку, который шёл за ней, словно бычок на веревочке, она вновь совершенно выпустила из вида и едва вздрогнула, сжавшись, услышав его голос. Собственная реакция ей не понравилась и Мари распрямила плечи.       — Врошдённые проблемы энергообмена, — Мари ответила, хотя никакого желания тратить оставшиеся минуты на пустую болтовню с маленьким ребёнком у неё не было.       — И ты это понимаешь?       Она тяжело вздохнула и наконец оторвалась от книги. Внимательный осмотр показал, что мальчику лет десять, он смущён и явно ей не верит. Его лицо было таким выразительным, что прогонять его прочь она не стала, хотя и опасалась словить ещё один толчок.       — Да, — чуть кивнула учёная. Мальчик замялся, не зная, что спросить дальше. На его лице проявлялись все мыслительные процессы. Он явно желал спросить все и сразу. Вот же… «Почемучка» на её голову. Нет бы в книгах ответы искал.       — А сколько тебе приливов?       — Два. Третий приблишается, — она потеребила странички книги, думая, как бы от него отвязаться. В глаза бросались интересные строки, до которых она ещё не дошла.       — Ты маленькая, но уже читаешь… — он недоверчиво мялся на месте, но размеры Мари красноречиво говорили за неё. Да, в ней практически не было детского жирка и видны были неплохие мышцы, но рост с одну книжную полку был яснее ясного. Мари не стала отвечать на его высказывание и не услышав следующих вопросов, вновь вернулась к книге.       Гротэр успела закончить главу, но продолжить ей не дала вернувшаяся Ольга. Старушка подошла к тому дивану, на котором она сидела раньше. Пару минут поговорила с мальчиком, за которые Мари успела подняться и дотащить до них книгу, а затем вместе с девочкой няня вернула томик на место, чтобы потом увести Мари по коридорам прочь.       — Тебе не стоит общаться с другими детьми, — тихо проговорила старушка, когда учёная с боем выбила право идти самой и теперь гордо шлёпала пятками в носках по каменному полу.       — Почему? — спросила Мари, быстро перебирая маленькими ножками. Ольга шла медленно, но тем не менее девочка старалась поспевать из-за всех сил даже при таком её темпе.       — Потому что они могут быть опасны, — Учёная сразу вспомнила как её отшвырнули на пол и молчаливо согласилась. Да уж, от таких нужно держаться за лазерный выстрел.       В комнате соседка спала на своей кровати, свернувшись калачиком. Мелкий из близнецов посинел ещё сильнее и подойдя к нему, Мари вдруг поняла, почему в её голове на протяжении всей главы о близнецах пищал тихий компьютерный датчик.       — А почему ты их полошила на разные кровати? — Ольга непонимающе на неё взглянула и Мари пояснила. — Если у них один дар на двоих, то, когда их отделяешь, дар рвется…       В её голове вспыхнула картинка двух сосудов, соединённых трубочкой. Вода в них находится на одном уровне до тех пор, пока они стоят наравне, но стоит один сосуд поднять, как во второй хлынет вода. Картинка была не точна для данной ситуации, но примерно так себе это представила учёная. Конечно, подъем обозначал силу «потенциала», но в книге же чётко было написано, что дети не могут отходить друг от друга на большие расстояния. Вдруг две разные кроватки — это далеко?       — Что ты предлагаешь? — тихо шепнула Ольга, а Мари, очнувшись, помогла положить мальчишек так, чтобы их кожа соприкасалась. Она долго сидела и смотрела на них, и в итоге легла спать, не заметив явных изменений. Возможно, предположила глупость. Но хоть что-то, хоть какую-то попытку учёная сделала.       На утро близнецы исчезли, их кровать оказалась пуста. А Ольга на её вопрос куда они делись, лишь слабо улыбнулась и вновь разлохматила её чуть отросшие белые волосы.

***

      Инцидент с близнецами забылся, зато дозволение покопаться в редких книгах о магии Мари выбила. На отмашки Ольги, что ей это не пригодиться, учёная твёрдо настояла на том, что любые знания, как набор инструментов у мастеров: долго и тщательно выбираются самим мастером. В итоге Ольга согласилась, но больше, кажется, от того, что не хотела слышать тонны глупых метафор от трёхлетней девочки.       Книг по магии оказалось с дюжину, одной из которых как раз и была та самая, о проблемах энергообмена. Мари тщательно изучила каждую и, выпросив у Ольги тетрадку с грифельным карандашом, стала вести конспекты. Её буквы были похожи на творение лап мертвеца. Даже Мари не могла в них разобраться, хотя и рисовала каракули предельно старательно.       Смеяться над тонкими тетрадными прописями, позаимствованными из библиотеки, как-то совершенно расхотелось. Да кто вообще придумал такие странные углообразные буквы, которые при быстром письме смазывались в волнистые закорючки?!       Имеющиеся книги ничего не прояснили. Видимо ей достались совсем убогие экземпляры… Авторы не выводили чётких теорий с доказательствами, не рисовали формул. Лишь говорили о том, в чём были точно уверены. Например: что луны две, а небо, если с него исчезает один из спутников, становится сиреневым. Только быть в чём-то уверенным не значит быть правым…       У этого мира было две стороны: реальная и обратная. На обратной находилась Река Мира, в которой отражались все виды энергии, течения «маны», скопления, подводные камни, резервы и много чего ещё. Про Реку Мира было целых три тома, объяснявших, какие узлы как называются и что отображают. Смысла от этих книг было ещё меньше, чем в «проблемах энергообмена», так как Мари пока не видела «изнанку» и закрепить прочитанное не могла. От воображения толку не много, поскольку присутствовала огромная разница между придуманным и реальным.       Ещё половина книг была о богах этих «островов», их метках-татуировках и силах. За каждым из богов закреплялось четыре декады и ими же отсчитывался год, ну или, что точнее, время между двумя приливами поделили на части и получили эти самые месяцы. У каждого бога была своя сила и татуировка, и это казалось ей абсолютно бесполезным. Используя те же старые символы из её мира, Мари могла получить гораздо больший результат, уж в этом она была уверена.       Ещё две тонкие брошюрки были об артефактах из «империи» которая, видимо, находилась на другой части планеты и к диковинкам оттуда полагались вот такие книги-инструкции. Они заинтриговали гораздо сильнее, чем все двенадцать зверей-богов вместе взятые. Камни-подогревы, сумки-хранилища, кольца со свёрнутым пространством, оружие, украшения с разными назначениями, рабские ошейники… всё это было неуловимо похоже на изобретения её мира. Не во всём и не везде, но веяло даже от простых описаний таким любопытным желанием присваивать вещам с помощью магии полезные свойства, что у Мари руки чесались выпрыгнуть из окна и броситься переплывать океан, лишь бы империю своими глазами увидеть.       Об «империи» Мари ничего не нашла и из-за этого расстроилась. Ни куда плыть, ни где искать. Ей было чуть меньше трёх и впереди ждала длинная жизнь, учитывая сколько в этом мире живут маги. Но чем дольше она сидела на месте, тем тяжелее ей казался воздух и сильнее щекотал пятки тянущийся за спиной обрыв.       Она буквально кожей на затылке ощущала, как ускользает время.       С графом после той памятной встречи девочка больше не виделась, но по тому, как исчезли её соседи, Мари прекрасно поняла, что ожидает её в ближайшие годы. Тень будущего, имеющая очертания графа, пугала. Практически полное отсутствие людей вокруг тоже давило на нервы. Те тени, что временами скользили за дверями, всё реже пересекали порог комнаты и так вышло, что за три года она смогла нормально поговорить только с Ольгой. Точно так же её раздражала невозможность выйти на улицу. Было во всём этом лёгкое ощущение клетки, отсутствия свободы, и это сжатое, не пропускающее воздух состояние, очень сильно давило на нервы. Всё, что Мари могла — старательно впитывать информацию. Но библиотека, выглядящая величественно, была практически бесполезна.       Мари старалась заниматься разными аспектами мира: географией, историей, ботаникой и биологией, дополнительно по пару часов в день к тому, что тратила на магию. И особо чего-то важного учёная в этом не видела. Да, она теперь знала какие фрукты, ягоды и листики можно есть, а какие трогать не стоит. Знала какие животные водятся и насколько опасными они могут быть, понимала, как действует местная власть и как стоит вести себя с разными жителями островов. Но выхода пока не видела и это подвешенное состояние вызывало чувство тревоги.       Она поняла, что упоминать графа даже в мыслях не стоило в тот момент, когда вместо того, чтобы отвести в детскую, Ольга повела её в другую, незнакомую часть замка.       В этот раз, как и в прошлый, как бы Мари ни старалась, она не смогла запомнить, в какую сторону они идут и сколько раз повернули. Замок походил на бессистемный лабиринт. Муравейник и то большей логикой отличался.       А ещё по пути они встретили людей в вещах из той же ткани, что были на Ольге, только коричневого цвета, и учёная, не удержавшись, долго выворачивала голову, разглядывая их до тех пор, пока они не сворачивали в разных частях коридоров.       Ольга объяснять ничего не стала. Она вообще в последнее время на все вопросы просто отводила её в библиотеку, если была такая возможность, и давала нужную книгу. Прямо интернет поисковик какой-то в сером платье с чепчиком. Только вот в книгах на многие вопросы ответов не было.       Старушка привела её в столовую, с низких потолков которой свисали огромные люстры-чаши, заполненные светящимися камнями. Мари даже не сразу внимание на людей за длинным столом обратила, думая о том, можно ли использовать эти круглые булыжники как энергонакопители из её прошлого мира. Магии Мари не чувствовала, поэтому сказать точнее без экспериментов не могла, но мысленную пометку сделала.       Интересно, а в библиотеке точно такие же камни-светяшки? И почему она раньше на это внимание не обратила?       Из-за стола, так же пристально, как учёная на камни, на неё смотрело восемь пар глаз, одни из которых принадлежали графу. Мари отступила на шаг, когда поняла это, но Ольги за собой не почувствовала. И, обернувшись, заметила, что та стоит на коленях возле самой двери. Видимо, засмотревшись, учёная сделала несколько шагов вперёд.       И что ей делать? Тоже опуститься на колени?       Она внимательно присмотрелась к окружению, подмечая людей возле стен в позе «собака мордой вниз» в коричневой одежде, и детей, сидящих по бокам от стола, которые смотрели в её сторону. Были здесь и девочки, и мальчики разных возрастов. Все, как на подбор, красиво одетые и аккуратно причесанные. Был здесь и грубиян, с которым они пару раз пересекались в библиотека, а вот её первого соседа, которого год назад увели, не видно.       Опускаться на колени она не стала. Никто ей правил не объяснял, а смысла в том, чтобы повторять за Ольгой она не видела. Замечаний ей не делали, хотя с её появления прошло не меньше десятка минут. Поэтому она, распрямившись, пригляделась к графу… и чуть не кинулась с возмущенными воплями к Ольге. В руках этого старого сморщенного финика находились тетради с пыльными отпечатками пальцев на обложке. Её отпечатками! Мари впервые обрадовалась своему ужасному почерку и дала зарок не только его не улучшать, а вообще перейти в некоторых записях на язык из её прошлого мира.       Хорошо даже, что так вышло и благо, что за собой привычки вести дневник она не заметила. Можно сказать, что она спасла себе жизнь нелюбовью доверять важное затасканной бумаге. А теперь ещё и заметку сделала на счёт доверия к Ольге и контролю себя перед ней.       — Нравится перерисовывать буквы из книг? — то, что граф обратился к ней, Мари поняла не сразу, а когда до учёной дошло, она едва не запрыгала на месте. Этот тип не разобрал её почерка! Да и молчание с лихорадочным блеском глаз, видимо, расценил по-своему.       Так… надо закрепить результат… Гротэр шаркнула ножкой по шершавому полу.       Как лучше себя повести и стоит ли выделяться? Менталитет здешних людей слишком отличался от того, к которому она привыкла. Показать способности в попытке выторговать время? Но в итоге всё может обернуться лишь более выгодной её продажей. Пока что лучшим вариантом было дождаться «пробуждения», а дальше действовать по обстоятельствам.       Кроме одного вопроса граф больше не произнёс ни слова. Когда он поднялся, её чуть не оглушило скрипом стульев по дереву пола. Только сейчас она обратила внимание на дощатое покрытие, на котором стояла. По какому принципу проектировали замок? Почему в одних комнатах каменная кладка, а здесь доски? Пока она размышляла о возможном наличии тайных ходов под полом, граф и его дети покинули столовую. Ольга куда-то исчезла, а слуги, убиравшие со стола, проигнорировали её.       «Только не говорите, что об этом маленьком ребёнке все забыли…»

***

Ольга.

      — Присматривай за ней и докладывай о тех странностях, которые будут слишком выделяться, — не стал далеко отходить граф для передачи быстрых указаний старой служанке. Он зашёл в ближайшую комнату и присел на прикрытый тканью диван, уперев руки в трость.       «Да куда уж больше», — мысленно возмутилась Ольга, но графа не перебила и с колен не поднялась. Слишком много времени прошло, слишком давно она была лишь той, кто контролирует пятую комнату и самых слабых детей. Старушка не узнавала Виктора и давно перестала его понимать.       Клер же… Девочка была необычной от пальцев ног, до костей. Она поняла это сразу, как взяла ребёнка на руки и позже лишь сильнее убедилась, заботясь о ней. Клер не плакала. Корчила смешные рожицы, которые, если постараться, легко можно было расшифровать как сильные эмоции. Её взгляд был серьёзным и слишком взрослым, а то, как быстро она всему обучалась вызывало лишь одну мысль «гений». Таких детей, как она, в восточных империях в элитных школах обучали, а на западе давным-давно вознесли бы на алтарь, проявляя благословение Фрейма. Виктор же… плохой из него вышел учёный. Или хороший? Учитывая, что важен для графа был лишь один критерий, под который Клер не подходила, возможно он и прав был в своём безразличии.       — Что со второй девочкой из твоей группы? — вот эту реакцию Ольга и имела в виду. Полное игнорирование всего, что не касается возможности получения сдвоенных стигматизированных меток.       — Резерв растёт чуть быстрее, чем у других одарённых, но не более, — у старушки болели колени от такого положения «улитки», отчетливо простреливала спина и это волновало её сильнее, чем оставшаяся в столовой Клер. В примерном поведении девочки няня не сомневалась.       — Ясно. Через прилив увидим, что к чему, — граф с трудом поднялся с дивана, его трость от напора едва прогнулась, и он медленно вышел, оставив Ольгу одну. Она выждала немного, как требовали правила, установленные Виктором, затем с кряхтением поднялась и, разминая затёкшие конечности и занемевшую спину, направилась назад, чтобы забрать ребёнка. Она толком не могла объяснить, почему чувствует такое разочарование, жалость и тоску, ведь давно ничего такого в отношении Виктора не ощущала. Перегорело.       Клер спокойно стояла ровно там, где её оставили. Девочка вновь внимательно разглядывала свет-камни и её белые волосы едва касались плеч. Пушистые, чуть завивающиеся, словно мягкий густой туман. Вскоре их Ольга начнет заплетать в косицу.       — Клер, — тихо позвала няня и ощутила, как дрогнуло её сердце, когда встретилась взглядом с двумя кровавыми болотцами, заменяющими ребёнку радужки. Было что-то в этой девочке, что заставляло няню, видевшую тысячи детей за свою жизнь, привязаться к ней чуть сильнее, чем к другим. — Идём.

***

Клер.

      Дилемму с камнями она не решила, зато успела устать к возвращению Ольги. Планов стало больше и одним из них было: «Срочно заставить Ольгу сменить её имя, а то этот срам ушные перепонки прокалывает без обезболивающего!», а другой касался её любимой части. Эксперименты. Давно пора было попробовать колдовать, но она всё откладывала, и теперь времени игнорировать первые пробы магии из прошлой жизни больше не было.       Срочно. Сегодня же. Хватит уже отмахиваться тем, что энергии она не ощущает. Уж Мари точно что-нибудь, да придумает. В конце концов, что может остановить упрямого человека на пути к собственной мечте?