Потерянная тропа

      Если бы Мари могла каждый раз совершать магические прорывы на голом рвении, уже давно бы изобрела бессмертие. Ограничением стало даже не то, что энергию в воздухе она не чувствовала, а то, что банальная мелкая моторика у неё ужасна. Чёткость символов, когда-то изобретённых ею, играла огромную роль в заклинании, но детские руки не способны были выводить ровную чёрточку без дрожи. Поэтому Мари рисовала так же упорно, как и повышала возможности тела.       Ольга, забравшая старую тетрадь с конспектами, так и не вернула её — грабеж средь бела дня! — зато дала новую взамен. В ней Мари старательно прописывала местный алфавит, делала записи разбираемых книг о «реке мира» и откровенно потешалась, добавляя на полях рисунки цветочков и завиточков. А для выводки формул Мари использовала тетради, которые когда-то нашла в библиотеке. Она не выносила их за пределы зала, не показывала няне и всегда складывала на место. Может осторожность была излишней, но лучше так, чем оправдываться перед графом за рисуночки из завитков, черточек и кружков. Напоказ шаркать ножной как-то не особо хотелось…       С именем вышло ещё хуже, чем с магией. Мари спросила Ольгу: «Почему именно Клер и можно ли называться по-другому?» — и няня ей ответила, что это сокращение от Клеродендрум, даже показав нужную картинку в ботанической книге, которую девочка уже видела.       — Кто… и за что меня так назвал? — тихо, едва сдерживая всё то, что бушевало внутри, спросила Мари.       — Я, — Ольга пожала круглыми плечами, а затем пояснила. — Видела как-то цветочки этого растения и когда мне тебя поручили, сразу вспомнила их.       В голове Гротэр тут же зазвучали отголоски слов Лили с её иногда дикой потребностью сравнивать всех с цветочками и кустиками, и то, как ещё тогда, очень давно, Мари отбивалась от чести называться «розочкой», за что стала кактусом обыкновенным. Это судьба что ли, водить знакомства с людьми, которые норовят сравнить тебя с кустом?       — Мне не нравится это имя, — буркнула Мари и надулась, даже не зная, как убедить Ольгу позволить ей и дальше называться родным «Марианн Гротэр».       — Не нравится? — няня растерялась, постепенно покрывшись серовато-малиновыми пятнами от злости. — Ну-ка пошли.       В последнее время Ольга практически не носила Мари на руках: девочка этого категорически не позволяла. Старушка помогала ей разве что на лестницах, так как те по-прежнему были слишком крутыми для самостоятельного подъема.       В этот раз помощь не понадобилась. Они направились к двери нижнего читательского зала, через которую никогда не выходили раньше — видимо ей пользовался тот мальчик-хам.       Они вышли и направились вперёд по светлому, чистому коридору. Освещение было белым, чуть холодноватым, но искристым — впервые вдоль одной стены прохода Мари увидела окна. Почему только на первом этаже, а не на верхних? У них тут что, птицы о стекла при высоких полётах бьются? Каменные дожди идут? Или взбешённые слуги выкидывают антиквариат в окна коридоров? Ага, и сами следом прыгают. Захотелось встретиться с архитектором этого странного сооружения и хорошенько ему двинуть, а лучше удушить за такой вкус и полное отсутствие чувства симметрии.       Шли они не далеко. Ольга впереди. Мари, отставая и разглядывая шторы, драпировку и редкую цветную мозаику на стенах, чуть позади. Кривым тут было не только то, как чередовался каменный и деревянный пол, почти полностью изолированные верхние этажи и открытые нижние, и не только извилистыми коридорами. То тут, то там встречались странно-изогнутые вещи. Вывернутые наизнанку, извивающиеся вазы. Полотна картин, которые, видимо, вымочили в солёном растворе, заставив пейзажи, портреты и прочие художественные творения превратиться в размытые пятна. То квадратные, то прямоугольные окна. Куски потрескавшихся, осыпающихся витражей в стенах, похожие на капли дождя.       Чувствовалось в обстановке дикая небрежность и разъедающая вещи застарелость.       От изобилия хаоса закружилась голова.       Вскоре они зашли в просторный зал, на противоположном конце которого в небольшом отдалении друг от друга выстроились зеркала. Мари почти не обратила на них внимание, сосредоточившись на люстрах, в которых опять ярко светились круглые булыжники. Ольга назвала их свет-камнями, но как они работают объяснить не смогла. Сказала лишь, что они из империи. Про империю, старушка, кстати, тоже ничего не поведала.       — Смотри! — её подтолкнули в сторону одного из зеркал и Мари послушно перевела взгляд. Она будто нырнула в хрустальную поверхность, одновременно признавая и не узнавая себя. Ей казалось, что ещё чуть-чуть и Гротэр увидит себя старую, но этого не происходило. Будто бы призраком на лице ребёнка скользили знакомые черты: взгляд, складка между бровей, чуть поджатые губы, осанка, опор при неподвижном положении на правую ногу и расслабленная левая, на которой больше половины жизни был протез. Не этой жизни…       И всё.       Больше ничего от прежней «Марианн» в этой девочке не было. Она действительно походила расцветкой на цветы того куста, в честь которого её обозвали. Чуть смугловатая кожа из-за оттеняющих её вьющихся белоснежных волос. Кроваво красные глаза, выражение серьёзности которых вызывало жуткое ощущение. Почти никакой детской припухлости, хорошие мышцы. Если бы не маленькие пропорции тела и чуть кругловатые щёки её вполне можно было бы счесть за человека, чей генетический код имеет дефект и рост от рождения маленький.       — Всё равно мне не нравится это имя, — Мари сложила руки на груди и отвернулась от зеркала. — Не хочу быть кустом.       — У этого «куста» второе название — древо судеб.       «Судьбы» — мысленно поправила её Мари, но перебивать не стала. Ольга и так выглядела до ужаса оскорбленной: выпрямила сведенную в круг от возраста спину, вздёрнула обвислый подбородок и гордо сверкала блеклыми от усталости глазами.       — Тем более имя тебе после «пробуждения» скорее всего заменят.       Мари замерла, обдумывая к чему клонит Ольга. Насколько она знала: магам имена не меняли, как и слугам. Рабам вообще имён не полагалось…       Осознание холодным песком обволокло внутренности.       — А что будет после «пробуждения»? — спросила Мари, сжимая предплечья. Ольгу этот вопрос немного успокоил, но отголоски злости всё ещё скользили по морщинкам на её лице.       — Как скажет граф, Клер, — бой был проигран и то, что ничего объяснять няня вновь не будет, — совершенно очевидно. До пятого года жизни ей оставалось чуть больше пятнадцати смен богов и за это время она была обязана хотя бы руны научиться использовать. Снова. С нуля.       Когда, в тот день, она строила планы того, как сможет использовать магию для побега, Мари совершенно не обратила внимания на тот процент вероятности, по которому не сможет колдовать совсем.       И она не смогла.       Все попытки закончились провалом. Ничем. Пытаясь активировать знаки снова и снова, она представляла, как черпает энергию из воздуха и напитывает ею формулы, но никаких изменений, даже маленькой капли воды или искры, не появлялось.       В её прошлом мире каждый так или иначе обладал даром. Кто-то видел энергию чётче, кто-то, как она сама, ощущал лишь отголоски, но этого было достаточно для волшбы. Сейчас же Мари будто бы лишилась зрения и слуха одновременно. Болезненное ощущение пустоты на задворках теперь стало чётче.       Она не боялась так ни каменной клетки, в которой находилась, ни людей вокруг. Даже смерть друзей не причиняла такого протыкающего, пронизывающего отчаяния. Мари лишилась воздуха и лишь сейчас поняла, что задыхается. Она дышала глубоко и сосредоточенно, тратила время на теории, старательно училась и тренировалась, со страхом и надеждой ожидая пятилетия. Теперь Гротэр даже на татуировку была согласна, лишь бы понять и почувствовать, что не всё потеряно.       И ещё она плохо спала по ночам, видя вокруг лес, полный папоротников и болотистой земли, смешанной с песком. Видела животных, которые на неё нападали. Полусгнивших, чёрно-серых монстров-скелетов, оплетенных пульсирующей, живой плотью, рядом с которыми замирала и не двигалась. И свои маленькие, ярко-оранжевые лапки.       Временами ночью она шла по этому лесу, чутко ловя направление и понимая, как далека от цели. И в этом маленьком теле в ней тоже жили и страх, и надежда, только теперь на то, что она успеет. Во снах Мари ночевала в корнях редких, но толстых деревьев, ела оранжевые фрукты и двигалась в противоположном от рассвета направлении. За несколько декад до прилива она увидела болото и уловила, что пройти напрямую не выйдет. Лишь в обход.       Звериные лапы чуть неуверенно, а затем всё быстрее бросились в сторону, вдоль нечеткого берега водоема, заполненного тиной и торфом, а её сны вдруг стали мутными и нечёткими.       После этого зверёк из ночных видений исчез.       Свои свободные до прилива дни Марианн посвятила поиску в различных справочниках того зверька, которым она бегала во сне. Учёная не сомневалась, что уже видела его в одной из книг, а бурная детская фантазия в итоге именно так спроектировала картинки местности. У неё на выбор оказалось несколько вариантов: огнёвка, эльник и грибовик. Все трое были рыжими и имели похожие лапки. Но в итоге Мари остановила выбор на огнёвке. Зверёк, похожий на куницу с огоньком на хвосте и большими, почти собачьим ушами, был хищником и вполне мог отбиваться от зверей, которые на него нападали.       В ночь пятого прилива Мари не смогла уснуть. Она вспоминала, что произошло год назад с её соседкой. Как свет проникал в тело, а затем на коже проступила татуировка льва: боевой магии огня. Выглядело это достаточно болезненно, но соседка даже глаз не открыла. И сейчас, не в состоянии уснуть, девочка подставила стул под узкий подоконник и, поднявшись на него, долго всматривалась в свет прилива, который переваливался через высокую стену, словно выкипающее из кастрюли молоко. Мари никогда не бывала во дворе и уж тем более никогда не выходила за стену. Волшебный «океан» ей Ольга больше не показывала и это очень расстраивало.       Всё, что она могла — стоять, чуть приподнявшись на носочках, и прятаться за шторой.       В комнате не было других детей. После того, как исчезли близнецы, к ним не подселяли новеньких и последний год она была единственной на попечении Ольги. Мари бы обрадоваться, но тишина в редкие свои моменты давила на уши и выращивала в ней противные ростки одиночества, которые в этот раз не получалось преобразовать в положительную энергию для работы. Возникало ощущение, что она одна против всего мира, совершенно без доспехов и оружия, без магии. Даже когда Гротэр в прошлой жизни бросила вызов богу — одиночество не напугало её. А страх смерти Мари прострелила насквозь, не позволив тому себя коснуться.       Сейчас же мир был пресным. Заплесневелым. В лёгкой тени отражения в окне, едва отличимой, она видела силуэт пятилетнего ребёнка и чётко понимала, что в некоторой степени возраст тела затронул и ментальные данные. Мари легко капризничала, чувствовала угнетение без чужого внимания, и иногда, вот в такой тишине, когда понимала, что никто её не увидит, вспоминала дальнее, почти забытое ощущение матери. Не умершей в собственной крови женщины, а другой, теплой. Её объятия, запах домашней еды, наставления, голос. Воспоминания Мари о том детстве были почти такими же, как отражение в окне — едва уловимая оболочка без чётких деталей и красок. Отличие лишь в контрасте. Окно было темным, слегка подсвеченным с улицы светом прилива, а воспоминания чистыми, покрытые пятнами забвения и смерти.       Она вспоминала и других людей, но ещё больше думала о годах, проведённых в приютском магическом кружке, об экспериментах в университете, об учёбе и о работе учёной. Об ощущениях магии под пальцами и смутном его течении в воздухе. Мари настолько погрузилась в воспоминания, что не сразу поняла, что мана есть не только в её памяти. Тонкие, едва ощутимые вибрации окружили её. Мари их даже не «почувствовала» кожей, а скорее уловила еле заметное напряжение, которого раньше не было.       Марианн обернулась и заметила свечение по ту сторону ткани, в комнате. Она сразу догадалась, что это не Ольга, — от свечки другие ощущения. Дёрнув ткань в сторону, поражённо замерла. В коридоре, заглядывая в открытую дверь, находился огромный, раза в три выше неё, кот с пушистой шапкой вокруг головы. В его очертаниях она смутно определила татуировку, мельком увиденную на ноге соседки, когда та только начала проступать и прежде чем Ольга прикрыла её тканью.       «Лев. Первый из богов прилива, — глаза зверя были тёмными и в них едва различался вертикальный зрачок. Вокруг кота воздух плыл, будто над костром от перепада температур. — У него столько энергии, что даже я могу её почувствовать.»       То, что у Мари проблемы с энергетическим телом, вызванные неправильным рождением, не будучи совсем уж глупой, она поняла. Но мириться с этим не хотела. И сейчас она поняла, что не зря. Учёная не безнадёжна, пусть сотая, пусть даже тысячная процента, но в ней есть дар, а раз так, значит приумножение и долгие, упорные тренировки рано или поздно дадут результат.       Мари на секунду допустила мысль, что лев пришёл оставить на ней татуировку, но тот, насмотревшись, развернулся и беззвучно зашагал по коридору. Девочка неловко спустилась со стула и поспешила следом. Разница в размерах совершенно обнуляло и уводило в минус то, что лев шёл не спеша, а она практически бежала за ним следом. Зверь оторвался, но раньше, чем он успел скрыться за поворотом, ему встретилась нужная дверь. Он просочился через неё, будто звук через воду — с небольшим сопротивлением — и Мари всеми силами сфокусировалась на том, чтобы не упустить из виду нужный проход, за которым исчез пушистый кончик хвоста.       Дверь оказалась закрыта, и чтобы достать до ручки, ей пришлось несколько раз подпрыгнуть. Когда она вцепилась в круглый набалдашник и уперлась одной ногой в стену, отталкиваясь, — дверь распахнулась и едва не выкинула её на пол. Мари расцепила руки, когда движение прекратилось и приземлилась на ноги. В комнате не оказалось льва, за которым она гналась, зато на одной из детских кроваток лежала девочка, кожа которой чуть светилась, — на безвольной руке проступали очертания рисунка.

***

      На следующий день Ольга казалась угрюмой. Няня не заметила ночной отлучки Мари и игнорировала то, как за завтраком, пережёвывая кашу, девочка старательно цедила зевки в ладонь. Проводив её в библиотеку, Ольга предупредила, что через пару склянок заберёт её. Мари не смогла сосредоточится на письме и чтении. Что теперь будет? Её продадут? За душой нет ни оружия, ни магии, чтобы отбиться. Доказывать ли, что дар у неё есть и его лишь нужно упорно тренировать? Или сбежать? И как это сделать, если о замке и о том, что его окружает, она ничего не знала?       Девочка сидела в тишине бесполезно-величественной библиотеки, под потолком которой свистел сквозняк, и мяла тетрадь, отрывая маленькие кусочки бумаги. К приходу няни на столе появилась большая горка волокнистых обрывков.       Ольга привела её на третий этаж в комнату, которую Мари сразу же узнала. Это был тот кабинет, который первым осколком застрял в её памяти. Огромный стол из чёрного дерева. Шершавый, явно каменный потолок, покрытый тёмным слоем копоти. Деревянный пол…       Графа в лицо девочка признала сразу же. А вот второго человека, сидящего на коленях, вспомнить получилось с трудом. Слишком неприметная была внешность у мужчины. Чёрные волосы с редкими седыми прядями, голубые, почти синие глаза, походившие оттенком на выцветшую, помертвевшую ткань, суховатая фигура и коричневые, неброские вещи, похожие качеством на те, что носила Ольга. Жёсткие усы и редкая борода с белыми вкраплениями, и шея по девичьи тонкая. Чем-то он походил на уставшего от жизни пирата, чем-то — на рабочего с маленького завода. От него пахло пылью и потом так, что Мари едва удержалась от желания прикрыть лицо ладонью.       Ольга за руку подвела девочку ближе к столу и усадила возле пропахшего дальней дорогой, как она поняла, человека, после чего сама няня тоже медленно опустилась на пол.       После того как Мари налюбовалась пиратом-рабочим и опустила глаза в деревянный настил, она стала внимательно рассматривать пол, подмечая все неровные стыки, которые выдали бы очевидный тайник или проход.       — Дэйв, — заговорил граф. — Обучи её. Под твою опеку.       Мужчина рядом с ней кивнул. И только сейчас, после того как осенним листком в воздухе закружилось его имя, Мари вспомнила человека, что вынул кинжал из груди женщины, её матери из этого мира. По спине скользнул холодок. Девочка не знала, убил ли её именно он. И почувствовала головокружение от воспоминаний о луже крови и стеклянных глазах молодой женщины. Могла ли она стать для Мари такой же матерью, как и её родная, если бы обстоятельства сложились иначе?       Почему её поручают убийце?       — Можете идти.       И это всё? Весь разговор состоял из нескольких фраз графа.       После отданного разрешения Дэйв, у которого она заметила длинный шрам, тянущийся через всю левую часть лица, потянул Мари вверх за руку. Он лишь задал направление. Учёная поднялась, после чего направилась за ним следом. Почти у самой двери она замерла, пытаясь обернуться и посмотреть, идёт ли Ольга, но слуга дернул девочку за рясу и закрыл за ними дверь.       Дэйв молчал, пока уходил. Молчал до тех пор, пока они не спустились на первый этаж по каменным, незнакомым лестницам.       — Как тебя зовут? — спросил он, не оборачиваясь, и Мари еле удержалась от порыва назваться тем именем, которое до мозга костей считала своим.       — Клер, — достаточно громко ответила она, не сдержав недовольства.       — Мхм, — обозначил мужчина, всё ещё не оборачиваясь. Спрашивать у него про Ольгу девочка не стала, — всё равно если она захочет, то легко найдёт её на верхних этажах чуть позже.       Пират шёл медленно. Мари шустро перебирала ногами, но не уставала. Даже дыхание не сбилось. Всё-таки хорошо, что она тренировалась, — сейчас её физическое состояние было гораздо лучше, чем у обычного ребёнка. Будучи пятилеткой, она видела, что идёт в рост и радостно пила молоко с горьким привкусом, понимая насколько оно важно для костей. Она ела всё, что приносила Ольга. Выскребая до последней крошки, не боясь потолстеть. В ней уже не было младенческой тяжести и детская неловкость исчезла без следа. Мари оставалось только работать над мышцами и выносливостью, ожидая дальнейшего роста. И то, что её оставили в замке, давало ей небольшую отсрочку, кусочек того времени, за которое она сможет окрепнуть. Причину такого поворота событий ей ещё предстояло выяснить, но с плеч будто часть груза свалилась.       Дэйв завел их в дальнюю часть замка где-то на первом этаже. Шли они сквозь наполненные кривыми вещами коридоры, от которых, как и полтора прилива назад, кружилась голова, из-за чего девочка не сразу заметила, что пират-рабочий внимательно за ней наблюдает. Мари узнала это выражение лица. Точно так же совсем недавно она смотрела на него в кабинете: с брезгливостью, лёгким любопытством, прикрытыми безразличием. Как ни странно, даже учитывая воспоминания, опасности Гротэр в нём не чувствовала.       — Это твоя комната, — вскоре несимметричные части декора исчезли и на миг учёной показалось, что они как-то незаметно вернулись на верхние этажи, но нет. Коридор здесь был меньше, двери сделаны из более свежего дерева и единственное сходство с её прежним местом дислокации было отсутствие окон — не спотыкаться о собственные ноги позволяли чаши-подсветки вдоль стен, в которых одинокими парами лежали свет-камни. Дэйв кивнул ей и Мари послушно потянулась к низкой ручке двери, до которой не пришлось допрыгивать. Перед ней оказалась каморка с узким окном, маленькой кроватью и тумбочкой. В ширину комнатка была примерно в шесть-семь её небольших шажков, в длину чуть больше. Каменные стены, каменный пол. Мерзкий, сырой холод.       Осмотр занял не так много времени и обернувшись, она взглянула на Дэйва и решилась спросить:       — Могу я перенести сюда тетради?       — Мхм, — Дэйв кивнул и потянул руку к своим волосам, растормошив их. — Тебе нужна одежда. Обувь. Ещё нужно показать кухню… — он говорил это больше для себя и Мари внезапно поняла, что пират не знает, что с ней делать. Видимо обязанности наставничества свалилась на убийцу её матери, как взрыв от неправильно сделанного заклинания, — совершенно неожиданно.       «Интересно», — едва не шепнула она вслух, а затем всё же спросила:       — Чему именно вы должны меня научить?       Озадаченность скользнула по лицу мужчины, и он отвёл взгляд, а шрам на левой щеке дёрнулся. Но затем слуга будто закаменел и уже внимательнее к ней присмотрелся. Хотела бы Мари знать, что за мысли бродят в его голове и к каким выводам он пришёл от этого вопроса.       — Это от тебя зависит, — сурово сказал он, а затем кивнул в сторону коридора. — Пошли. Покажу где кухня, а потом проверю, что ты знаешь.

***

Ольга. За день до.

      По-первому, да даже по-второму взгляду не скажешь, что Ольга и граф могли быть связаны хоть как-то, кроме статуса наниматель-слуга, но каждый, кто знал второе имя Ольги и Виктора, понимал, что всё не так просто. Никто не стоял в присутствии графа, так как его нога была повреждена. Никто не смел говорить, смотря напрямую ему в глаза, потому что такое обращение с собой граф мог воспринять как вызов и убить тут же. Никто не имел права ему указывать. Даже Дэйв, его секретарь, помощник, лучший слуга и немного друг — насколько он мог им быть в своём поломанном безразличии, — держал язык за зубами.       И сейчас Ольга нарушала всё.       — Виктор, — тихо поздоровалась она, когда граф, прихрамывая, вошёл в кабинет. Ольга сидела в его кресле, устало откинувшись на спинку и не знала убьёт или нет он её за такую фамильярность. Виктор скрыл своё прошлое и позволил матери остаться рядом с собой лишь из жалости. Она подыграла ему и кажется они увлеклись этой ложной историей настолько сильно, что полностью стёрли то, кем были раньше. — Не продавай мою последнюю подопечную.       Она заявила это сходу и даже не вздрогнула, когда рапира с глухим стуком врезалась в спинку стула, прошивая мягкую обивку и дерево. Старуха, бывшая когда-то в рядах самых перспективных западных магов, лишь устало прикрыла веки. Металл рядом с её ухом дрожал, создавая звон, но Ольга слышала не его, а тихую колыбельную, которую она пела только одному ребёнку в этой жизни, — собственному сыну. Она медленно поднялась с чужого кресла и совершила последнее, чего не стоило делать перед графом, окончательно запечатывая крышку будущего приговора — подняла взгляд, встретившись с мёртвыми, чуть холодными оливковыми глазами. Виктор не справится с собственной гнилой злобой, ведь он, в отличие от Ольги, и вправду забыл прошлое.       В них не было схожести, общих черт: их скрыли морщины, покрывавшие лица, словно сеть. У Ольги они были глубже, у Виктора — нет.       — У неё неординарная обучаемость. Если мага из неё не выйдет, то как у учёной, слуги, секретаря, врача и многого другого, её шансы идеальны. Я ещё не встречала на островах детей, которые самостоятельно научились бы читать в год, а писать в три. Мы оба знаем, что существуют дети и более способные, но все они зависимы от реки мира и в аномальных зонах не рождаются, а она к реке совершенно не привязана. В общей библиотеке не осталось ни одной книги, которую бы она не изучила, а их там почти пять сотен. Пустышки не бывают такими умными, а тут…       — Большая часть из них — справочники для детей, Ольга, — скептично протянул граф и прислонился спиной к стене, упираясь на пустую трость, укороченную, без ручки.       — Для детей, которые и в десять не всё понимают! А она в два разобралась во «врождённых проблемах энергообмена»! — Ольга сжала руками фартук. В попытке достучаться, донести хоть что-то в пустую голову сына, женщина не знала, что ещё можно было бы предпринять.       — У неё совершенно нет записей о математических книгах.       — Да потому что они ей не нужны! — Ольга глубоко вдохнула, понимая, что почти срывается на крик, и, обойдя стол, направилась к двери. — Хотя бы проверь её, прежде чем…       Она так и не сказала «продать» и потому вышла, не желая больше ничего выпрашивать. Ольга говорила о Клер много, упоминала девочку при каждой их редкой встрече, и из раза в раз граф отмахивался от неё, как от назойливой мухи. Когда живёшь по одному сценарию сложно поверить, что хоть что-то может измениться.       На следующий день они вновь играли прежние роли, которые в действительности давно стали ими самими, но когда Виктор сказал, что поручает девочку Дэйву, старушка расплакалась. Был ли в её слезах отзвук прошлой жизни? Нет, лишь огромная волна облегчения за ребёнка, который стал ей почти родным.       Теперь всё будет хорошо.

***

Клер.

      Пройдя до тупика, из освещённого коридора они попали в большую столовую, в которой было много народа. Всё пестрело коричневой одеждой, намекая, что в этом мире красильни для слуг не использовали.       Нужное им помещение оказалось на противоположном конце обеденного зала.       На кухне царила суета и полный бардак, создаваемые кучей людей в одинаковой форме. Они с Дэйвом прошли мимо больших деревянных бочек в узком коридорчике и направились вглубь, откуда тянуло жаром и разнообразными запахами: еды, дров, гари, кислятины, пота, сырости. Привыкший только к последнему нос сопротивлялся. Даже резкий запах от пирата не шёл ни в какие сравнения по яркости с этой палитрой. Мари пару раз беззвучно чихнула, прикрывая рот маленькой ладошкой. Она не пыталась вглядываться в лица вокруг: задирать постоянно голову оказалось утомительным.       Дэйв оставил Мари на пороге, а сам направился вглубь кухни, уклоняясь от помощников и поваров. Среди других он выцепил женщину, по весу явно раз в пять больше Ольги. Массивную фигуру и складки живота жёстко облегало маленькое платье, которое к полу расширялось наподобие конуса.       Взрослые поговорили и вскоре Дэйв вернулся к Мари.       — Это она? Ольгина…? — голос женщины был кремовым, сахарным. Он прилипал к ушам и назойливо проникал в мозг. Да и сама женщина походила на торт. Во рту стало противно от нотки сладости.       — Доброго дня, — Мари не стала никак обозначать приветствие: ни поклоном, ни движением головы, лишь поздоровалась, продолжая стоять на месте, задрав голову. Не нравилось ей быть вещью для любования. Да и такое количество людей, после пяти лет жизни в затворничестве, вызывало головную боль, рассеянность и напряжение.       — Доброго…? Что? Какой милый зайчонок. И странный. Её Ольга этой дури научила? — недоуменно переспросила женщина-торт, отвернувшись к Дэйву. Так… приплыли. — Всё пошьём. Вечером пришлю Бель. Материалы на куртку добавлять? Сапоги сам на складе возьмёшь. Или подожди… Думаю нога у неё даже в самых маленьких утонет. Что-нибудь придумаем.       Мари задалась вопросами: сколько же этой женщине лет и кем она приходилась в замке. Управляющая? Повар? В том, что Дэйв что-то вроде личной собачки местного хозяина-финика учёная поняла, а как обстояли другие дела не знала. Девочка вообще думала, что тут кроме тех детей из столовой, Ольги, графа да нескольких слуг, больше никого нет, и никак не ожидала наткнуться этажом ниже на сотни людей.       — Мхм. На счет еды… Можешь выделять ей порцию из того, что остается у господ? Девочку погонять придется, а на одной каше, сама понимаешь…       — Конечно, — женщина повернулась, вновь рассматривая Мари и… Промолчала, хотя явно собиралась сказать что-то ещё. Учёная пересеклась с ней взглядом и от этого тётка вздрогнула, — волны жира на её теле подпрыгнули. Комичное было зрелище и Мари еле удержала улыбку, оставшись серьёзной. Из дальнего конца кухни раздался грохот — кто-то что-то уронил — и тётка тут же исчезла, напоследок сказав Дэйву, что еду подаст и чтобы не мешали ей работать.       Дэйв вывел учёную обратно в столовую и усадил за дальний, угловой стол. Сам сел напротив.       — Мхм… Как у тебя… с чтением? — неуверенная речь пирата раздражала. Казалось, что он не мог определиться как себя вести.       — Отлично, — не стала объяснять какие книги прочитала из библиотеки, но половину из того, что там было, она точно изучила. Мари не трогала то, что касалось здешней медицины и первой помощи. Так же избегала обычной теории экономики и математических книг. Она их пролистала, ища упоминания магии, но кроме пары незначительных фраз ничего не нашла, поэтому просто забраковала эти темы. Ещё учёная отложила в сторону совсем уж детские сказки про зверей и романы, неизвестно каким образом затесавшиеся в ряды пустых полок. В итоге оказалось, что этого бесполезного для неё материала, — почти половина всех запасов библиотеки. Она считала, что достаточно хорошо потрудилась, изучив все другие доступные ей книги и потому могла с грустью и гордостью заявить, что в библиотеку ей теперь ходить нужно будет только ради повторения слишком уж сложных или простых материалов.       — А как со счётом?       — Тоже отлично.       Дэйв задумчиво потёр шрам на левой щеке, а затем всё же уточнил:       — Мхм… «Отлично» — это умеешь считать по порядку… или прибавлять и отнимать?       И то, и другое, а ещё умножать, делить, высчитывать траекторию, давление, силу, объем. Раскладывать алгоритмы и производить сложные расчёты. Чаще всего в уме, самое зубодробительное можно на бумаге. Но не рассказывать же этому типу о гипотезе Коллатца? Или об интегрировании перевёрнутых формул стихий в основу бытового заклинания сушки? Да, сейчас она была ребёнком и по факту, и физически, но память и опыт не исчезли, поэтому те некоторые детские порывы, которые в себе улавливала Мари, совершенно не замечались окружающим на фоне её сдержанного поведения.       — Продиктуйте мне задачу. Я отвечу, если буду знать. Так проще, — Мари пожала плечами еле сдержавшись, чтобы не обернуться. Не хватало только испортить впечатление о себе детским любопытством. Ей нужно закрепиться в этом месте ещё хотя бы на пару лет, пока не найдёт всё необходимое для побега.       — Мхм… — то ли согласился, то ли обозначил свою задумчивость Дэйв, а потом, видимо, всё-таки решил попробовать, не дожидаясь, когда они доберутся до бумаги с карандашом. Начал с банальности: — Два плюс два?       — Четыре, — она не стала смеяться, понимая, что тоже бы начала проверку с вопросов попроще, но что в её понимании было проще, явно стояло под лозунгом «сложно» у Дэйва.       — Двадцать один плюс четырнадцать?       — Тридцать пять.       — Тридцать три плюс…       Дэйв долго ещё гонял её по сложению, постепенно увеличивая сложность. Сначала двузначные. Потом трёхзначные, четырёх. Дальше шестизначных он не зашёл, явно сам стал запутываться, долго пересчитывая в голове озвученный пример. Да, калькулятор в мозгу этого мужика был хорош, учитывая, что примитивных столбиков в учебниках по счёту она не видела. Кажется, здесь до сих пор использовали счёты. Возможно именно их в уме слуга и представлял. Затем, пощипывая шрам на щеке, он резко переключился на вычитание, во время которого Мари заскучала и всё-таки осмотрела столовую.       Жар, что шёл с кухни, выветривался в открытую дверь во внутренний двор, в котором виднелась стена какого-то подсобного здания. Мутные окна распахнуты и не зашторены, из-за чего свет вокруг был сероватым, уличным. Столы деревянные, пол каменный. Ниши для свеч и одна люстра с не горящими, тёмными булыжниками.       Крепкие стулья разных размеров навели Мари на мысль, что она не единственный ребёнок, посетивший эту столовую.       Пока Гротэр производила осмотр, Дэйв переключился на примеры, в которых нужно было делить и умножать. И задачи становились лишь сложнее. Некоторые из них он знал, некоторые нет. Это можно было понять по тому, как мужчина запинался, если не знал ответа, и тщательно пересчитывал сам, прежде чем назвать следующее условие. Для Мари это было не сложно, хотя над некоторыми задачами приходилось сосредоточится, представляя системы и условия. Дальше уже шло проще. Всё-таки она больше любила голые расчёты или создания магических формул, а не экономические задачи по урожайности, производительности и количеству жителей, часть которых превращают в рабов.       К моменту, когда им принесла еду девочка-подросток, Дэйв молча пересчитывал задачу в уме и явно от появления на столе тарелок сбился. Он угрюмо, нахмурив брови, от чего его лицо стало зловещим, посмотрел на отвлёкшую его девушку. Та побледнела и поспешно ушла.       — Читаешь ты так же хорошо?       Мари вздохнула, не понимая конкретику вопроса.       — Вы про скорость чтения или про объем знаний, который я изучила из книг?       Мхмкать на этот раз Дэйв не стал, вопросов больше не последовало. А говорить с ним сейчас Мари не хотела. Перед ней стояла Еда. Не каша с разваренными волокнами мяса и чем-то, что когда-то было овощами, нет. Суп с лапшой в небольшой тарелке, в которой теста то было едва-едва. Салат пестревший в серо-коричневой обстановке яркой зеленью. Какой-то рис с чем-то розовым и немного жёстким, Мари не сразу признала в этом местный овощ, чем-то похожий на морковку. И единственная привычная за последние пять лет деталь — кружка молока.       Ощущения были… Будто бы Мари после долгого поста наконец решила сходить в ресторан. Но как бы ей не хотелось съесть всё и сразу, рассчитывать на положительную реакцию желудка после долгой привычки к каше не стоило. Поэтому ела по чуть-чуть, обильно запивая молоком, — еда оказалась непривычно солёной.       Дэйв сидел напротив неё и ел жареные овощи с мясом, запивая это то ли вином, то ли соком. Настроение Мари неконтролируемо поднималось вверх и в итоге, после того как она почувствовала сытость, пробило планку «тишины». Захотелось всё-таки поговорить и, возможно, узнать что-то новое.       — Я прочла всё, что находится в библиотеке. И запомнила, — Мари заговорила, надеясь, что слуга начнёт задавать вопросы.       — В какой библиотеке? — Дэйв, который как раз закончил есть и допивал жидкость из своей кружки, удивлённо на неё посмотрел. А Мари воззрилась на него в ответ. КАКОЙ? Он что, не знает? Или…       Здесь есть ещё библиотеки?       От этого предположения у неё перехватило дыхание.       — Той, которая похожа на спиральку и у которой четыре этажа, — ответила она осторожно, внимательно следя за реакцией пирата.       — А-а, — он откинулся на спинку стула и задумался, а Мари едва не закричала, требуя ответить есть ли в этом особняке ещё книги. — Там что-то около четырёх сотен изданий…? Большая часть из них бесполезна.       Мари выпрямилась до хруста в спине, а Дэйв добавил, как-то не так восприняв её горящий ненавистью взгляд.       — Это склад. Туда относят те книги, которые не нужны по какой-либо причине ни графу, ни воспитанникам.       Мари прикрыла глаза, на мгновение представляя всю ту кипу книг, что она отбраковала. Сколько же томов ещё находится в этом замке? О чём они? Будут ли полезны?       — А есть ещё библиотека? — спросила, открыв глаза. Дэйв кивнул, но опережая следующий вопрос, заговорил:       — Личная библиотека графа. Туда без разрешения нельзя заходить никому.       Ей и в ту, что складом назвали, нельзя было ходить, но в итоге разрешение она получила. Мари нахмурилась, прикидывая план по поиску и проникновению в чужое хранилище знаний.       — Я могу тебя туда отвести, когда графа не будет в замке. Выберешь себе что-нибудь в дополнение к тому, что я тебе дам. Но это только если ты будешь достаточно хорошо себя вести, — Мари быстро закивала, подтверждая, что да, она самая хорошая. А увидев мимолётную улыбку Дэйва, из-за которой шрам на его щеке из ровной полосы стал преломлённым, смутилась, почувствовав себя трёхлеткой, выпрашивающей у мамы шоколадку.       Дэйв поднялся и кивнул ей в сторону коридора, через который они пришли.       — Пойдем, на этот раз ведёшь меня ты. Посмотрим, как ты запомнила путь.       Дорогу она вообще не запомнила, но Дэйв не помог и в конце концов Гротэр заблудилась.       Мари обернулась, чтобы попросить помощи, но слугу не увидела и, расстроившись, стала бродить по коридорам. Результат от этого был, хоть и бесполезный, — она запоминала те места, по которым наворачивала круги по изломанным вазам или картинам, которые после десятого осмотра вроде даже родными становились, — и от этого хождения по кругу могла вырваться из очередной петли. По итогу долгих часов ходьбы Мари кое-как, скорее на чистой удаче, попала назад в столовую. Окна закрыли и серый свет в них стал темнее. Замок медленно обволакивал вечер, окрашивая небо в фиалковый цвет.       Мари как раз рассматривала и обдумывала вариант поспать прямо на полу или на стульях, составленных вместе, когда из коридора появился Дэйв.       — Нда… Выпускать тебя из замка опасно: точно не вернёшься. Это же надо было описать дугу вокруг собственной комнаты через всю северную часть замка и не найти нужный коридор.       — Вы за мной шли, — утвердительно сказала Мари, понимая, что её не бросили, просто по-глупому решили проверить, умеет ли она плавать, если выкинуть её в глубокий колодец.       — Мхм, — обозначил одним глухим звуком слуга и дёрнул уголком рта, а затем кивнул сидящей за столом Мари в сторону выхода. — Пошли, провожу.       Над ней откровенно поиздевались, а Мари даже сказать что-либо была не в силах. У неё болело тело, ныли кости. Обед давно переварился — её тошнило. От чрезмерной ли нагрузки или, что точнее, от холода и съеденной еды, но состояние было плохим. И тем не менее Мари поднялась. Ночевать в столовой ей не дадут и попытаются отнести на руках. Лучше ползком, чем так…       Учёная медленно спустилась со стула и направилась за Дэйвом. Он намеренно шёл, подстраиваясь под её темп, видимо всё-таки понимая, что Мари устала. А она думала о том, сколько раз оборачивалась и шла назад, иногда заглядывая в комнаты, и не находила слугу.       Дэйв следил за ней, но как-то так, что девочка не смогла его заметить.       Среди прочитанный ею историй она находила людей, у которых была татуировка бога-хамелеона, дававшая магию «скрытности», которая позволяла становится невидимым и неслышимым. Незаметным. Был ли Дэйв магом?       До каморки они дошли быстро. Учёная даже поняла в какой момент в прошлый раз свернула не туда.       Возле комнаты Мари ждала гостья. Та самая девочка-подросток, что принесла им еду в столовой.       «Её имя назвала женщина-торт», — догадалась Мари по свёртку из коричневых тряпок, что держала в руках служанка. Но вот имя, как ни напрягалась, вспомнить не смогла. Неужели ей дадут нормальную одежду? Голые ноги, едва прикрытые робой, мерзли нещадно: по первому этажу замка гулял сильный сквозняк.       — Мхм… Зайду за тобой перед ужином, — проговорил Дэйв и ушёл, оставив её наедине с девушкой. Ощущение, будто конвой до камеры довёл… Гостья же с уходом слуги расслабилась, чуть расправила плечи и выдохнула.       — Долго вас не было, — её любопытный взгляд сравнялся бы по пристальности со сканерами-пропусками из прошлого мира. И, видимо, картинка ей пришлась не по душе, поскольку девушка неуверенно нахмурилась. — Я… не тот размер сапог взяла.       Она нагло открыла дверь в каморку Мари, беззвучно скользнула внутрь и высыпала одежду из свёртка на кровать. Вытащив перевязанную обувь, служанка кинула её в учёную, зашедшую следом.       — На, примерь.       Гротэр чуть не словила подошву лбом.       — Не кидайся! — рявкнула Мари, чувствуя, как вскипает раздражение. Отсутствие обеденного сна, чрезмерная нагрузка, куча времени в одиночестве и холоде, натянули нервы до предела: тронь и лопнут.       Гостья вздрогнула, скукожилась и с опаской на неё посмотрела. Учёная глубоко вдохнула, понимая, что срывается не на того человека. Глотая собственные эмоции и временно отодвигая их, Мари сухо добавила:       — Пожалуйста.       — Ладно, — девушка напряжённо дёрнула плечами, вновь отвернувшись к свертку, и стала аккуратно складывать стопочками вещи. Мари опустилась на край кровати так, чтобы не мешать ей, мимоходом заметив, что матрас твёрже, чем тот, что был в ясельной. И он, — магия! — не имел запаха. Гротэр примерила сапог. Затем, натянув второй, встала.       — Широковатые, я худее, — указав на голенища и то, какими складками они повисли, Мари сделала пару шагов. — По ступне нормально.       — Значит оставлю эти, — кивнула помощница, а затем указала на ушки вдоль сапога. — Вот тут верёвочкой подтянешь и не будут так топорщится, — вытянув из разобранных тряпок мятую ткань, протянула. — Держи. Мне сказали, что тебе не платье нужно принести, а штаны.       Девушка хмурилась, наблюдая за тем, как Мари стягивает сапоги и натягивает брюки, которые оказались длинноваты. Закатав штанины, Гротэр даже оценила это. Явно с расчётом на будущий рост. А пока подвяжет плотным тканевым ремнём и спокойно будет ходить, пока они не станут либо узкими, либо маленькими.       Учёная оглядела кровать, отмечая пару стопок белья, чем-то похожее на шорты из её родного мира, ещё одни штаны, носки, куртку и тройку туник. Не густо, но это настолько сильно отличалось от привычной робы, что Мари не удержалась и попросила гостью отвернуться, чтобы всё-всё примерить.       Выбрано было явно с хорошей прибавкой на будущий рост, но она не жаловалась. Подтянула веревочки на поясе штанов и воротнике туники, закатала штанины и рукава, обула сапоги и заправила в голенища подворот брюк. Из-за нескольких слоев ткани обувь сидела почти впритык. Она с тоской оглядела себя, жалея, что нет зеркала.       — Ух… — передёрнула девушка плечами. — Ты действительно совсем как мальчишка. Волосы ещё бы обрезать. Мордашка только слишком смазливая…       — А ленты нет? — перебила её Мари, заглядывая в пустой свёрток. Сейчас её волосы были заплетены в хитрую косу, не требующую ленточек, но совсем скоро она распустится и нужно будет чем-то подвязывать вьющуюся шевелюру.       — А да, точно, — Бель, имя которой Мари таки вспомнила, сунула руку в большой карман фартука и вытащила оттуда два тонких шнурка. — Вот, держи, — Мари пощупала плетение, прикидывая, как сильно будут путаться в петлях волосы, и решив, что не очень, кинула их на кровать. Бель всё еще стояла рядом, с любопытством её рассматривая. Она явно зажималась то ли от стеснения, то ли от неловкости, но без загнанного страха. Может настроена на разговор? Но сейчас знакомиться и болтать, не рискуя сорваться на ругань, Мари не могла.       — Это всё? — стараясь как можно тактичнее выпроводить девушку, спросила учёная, на секунду представляя, как комично смотрится со стороны. Маленькая. Ростом, наверное, чуть выше шестилетнего мальчишки. Худая. С кроличьими глазами и складкой между бровей. И пытается замороженным голосом выставить девушку раза в три старше себя из комнаты.       Она бы даже посмеялась, если бы оказалась на месте Бель.       — Всё, — служанка не сдвинулась с места, явно не собираясь уходить, а затем и вовсе села на краешек кровати. — Может тебе волосы расплести и лентой собрать?       Гостья спросила, сидя в напряжённой позе, опираясь руками в коленки. Фартук откинулся в сторону, на подушку, а юбка чуть натянулась. Из-под белого чепца у девушки выбивались светлые, желтоватые и сальные пряди. Нос был жутко курнос, почти что пяточек и весь был усыпан веснушками. Карие глаза избегали контакта.       — Нет, я и сама могу, — отмахнулась Мари. — Уходить не собираешься?       — Неа, — отрицательно замотала та головой и совсем тихо добавила. — Если покажусь сейчас — отправят на второй этаж… Можно я побуду у тебя пол склянки и перед самым ужином уйду? Скажу, что твои вещи подшивала.       Она вновь искоса оглядела Мари и чуть улыбнулась.       — Я бы подшила, но оно и так неплохо сидит.       Учёная открыла и тут же закрыла рот. Собеседница была тихой, пугливой, но прорисовывалось в ней что-то наглое.       Мари пожала плечами, сжав губы, а затем шагнула к прикроватной тумбе и, отпихнув ногу девушки, открыла её. Места мало, но вещей вдвое меньше. Она быстро убрала стопки ткани внутрь и осмотрела каморку. Грязно, пыльно — явно требовалась уборка. Гротэр забралась на кровать и начала расплетать косу.       — Мне ещё нужен гребень для волос и что-нибудь, чем можно отмыть комнату.       Бель задумалась, а потом улыбнулась чуть увереннее.       — Тогда завтра, за час перед ужином, принесу пару ведер с водой и тряпки. Даже помогу прибраться. И гребень захвачу, — кивнула она.       Наступила тишина. И на этот раз молчание показалась Мари неловким. Распутав хитрое плетение, девочка собрала волосы в высокий хвост и поняла, что в такой прическе пряди будут путаться, превращаясь в колтун.       «Стоит научиться делать косу.»       — Ты давно работаешь в этом замке? — перебирая пряди спросила Мари.       Они сидели в пол оборота друг к другу, так, что ноги в обуви всё ещё свисали с кровати.       — Работаю? — девушка выпучила глаза, а затем звонко рассмеялась, запрокидывая голову. Её нос от этого стал похож на монету, пришпиленную к маленькому выступу. Она хохотала до упаду, повалившись назад и ударившись головой и плечами о стену. И что это за реакция?       Только после того, как девушка успокоилась и, потирая ушибленные места, ответила, учёная чуть язык себе не откусила.       — Я рабыня. На работу обычно принимают свободных людей и им платят, а такие как я всегда лишь «принадлежат».       Мари в шоке уставилась на служанку, не зная, что и сказать. Одно дело знать, что рабство здесь существует, другое — видеть субъект подобного устоя собственными глазами. Учёная открыла рот, но не смогла ничего произнести. Ей казалось не тактичным, да и странным, спрашивать девушку: «а как», «почему», «сколько», «нормально ли», «в чём разница, кроме оплаты».       И снова тишина. Бель прикрыла глаза, задремав. Так они и просидели до самого ужина. Служанка ушла сразу перед тем, как пришёл Дэйв.       И с этого момента завертелась её новая жизнь.       По началу, лишь присматриваясь, Дэйв выделил ей несколько книг: одну с этикетом, другую о местной иерархии и как к кому обращаться. Сказал, чтобы она училась в свободное время. А такого у Мари было мало… Чаще всего утром Дэйв водил её по замку, объясняя где и что расположено, куда ходить можно, куда нельзя. А после сплавлял девочку Кортэлии, той полной женщине-торту, и уже она гоняла Мари по всему замку с разными поручениями: отнести, убрать, почистить.       К ужину у Мари не оставалось никаких сил. И, возвращаясь в комнату, она просто валилась спать. Но на книги нужно было время. Да и выносливость не повысишь, просто расхаживая по замку. Потому Мари попыталась вставать с зарёй. У неё не выходило до тех пор, пока она не догадалась попросить Бель, у которой день начинался за час до рассвета, будить её и дело пошло проще. До того, как за ней заходил пират, Мари успевала умыться, сделать зарядку и разобрать пару глав. А к концу второй декады она вернула Дэйву книги с просьбой дать ей что-нибудь ещё.       Марианн бы возмущалась нагрузке, но сил на это не хватало. Девочка экономила каждую крупицу, чувствуя, как медленно впадает от такого режима в транс. Как немеют внутренности и начинает кружиться голова. Временами информация проходила мимо мозга, не сохраняясь и приходилось повторять несколько раз одни и те же действия. Но зато к концу царствования первого бога и к началу второго, она знала весь замок вдоль и поперёк, и поняла, что поручений дают в разы больше и тяжелее. Вектор усложнения она заметила не сразу, но всё же заметила. Её нагружали ровно настолько, чтобы к вечеру она засыпала на ходу. А ещё Дэйва она видела лишь по утрам, но из его фраз и оговорок становилось понятно, что он либо за ней следит, либо получает доклады. Уж слишком плохо у него получалось скрывать это, особенно если Мари начинала жаловаться или говорить, что задания слишком сложные.       После того, как замок стал практически родной стихией, а показателем было то, что даже засыпая на ходу, она быстро доходила до цели, Дэйв прекратил утренние прогулки, оставив только работу с Кортэлией. Пересекалась с «наставником» с того момента она только во время завтрака. Иногда Дэйв менял книги по её просьбе, но больше никак не проявлял себя в «воспитательном» процессе.       Книги были в основном по этикету для рабов — кланяться всем и вся — и по хаотичной политике пиратства: грабь, убивай, к своему собрату относись как к близкому члену семьи. И зачем ей сдалось последнее? Будто бы она полезет на борт корабля в целях награбить золота. Хотя… если жертвой станут сундуки, забитые магическими артефактами…       Ничего, что могло бы всерьёз заинтересовать учёную, слуга графа ей не давал. По итогу Мари прочитала даже парочку трактатов о торговле, где треть текста касалась рабов. То, что людей без магии считали дешевыми вещами, возмущало. Кем же в этом замке была она сама? Отношение к ней, в отличие от других рабов, было в разы лучше. Её кормили, не избивали и если ругали, то только за совсем рассеянные оплошности. Она видела, как других провинившихся колотили чем попадётся. Как кричали на них и сколько потом не сходили синяки и ушибы.       Даже Бель, с которой они обычно обедали и ужинали, появилась однажды с огромным синяком на пол лица. Мари долго пялилась на размазанную, припухшею синеву, всматривалась в глаза девушки, наблюдала за её реакцией и за тем, как она ест — пыталась понять заработала она сотрясение или нет. Как только скулу не сломало… Рана расплылась мелкими кровоподтёками, испортив милое веснушчатое лицо. К счастью, если у служанки и было сотрясение, то лишь слабое. По крайней мере Бель была жива. Видела Гротэр, как исчезали некоторые знакомые лица после того, как учёная становилась свидетелем сцен насилия.       И ей от этого становилось плохо. Девочка пыталась не замечать данной детали в жизни замка, но иногда подобное само попадалось на глаза, от чего ей становилось тошно, ведь она проходила мимо, отводила взгляд, не вмешивалась. Ей пять. О какой помощи может идти речь? Главное, что её жизни ничего не угрожало. Никто, кроме Кортэлии и Дэйва не давал ей поручений и никто, кроме Бель, не разговаривал с ней. Даже Ольгу Мари больше не встречала, хотя пару раз поднималась на третий этаж и проходила по знакомому пролёту от библиотеки до яслей. Но комната и склад были на удивление пусты. Будто бы все звуки и шорохи, которые временами бродили за ней по тем же камням, сожрала тишина.       И позже Мари узнала: маленьких детей перестали набирать и те воспитанники, что есть сейчас, единственный во всём замке. Что же стало с няней она так и не поняла.       Жизнь летела вперёд с такой скоростью, что любые изменения в ней казались чем-то обыденным. В какой-то момент, спустя несколько сезонов богов, Дэйв перераспределил работу, отправляя Мари во двор. Показывал, где и какие пристройки находятся. В какое время не следует выходить на улицу. Сказал держаться подальше с утра до обеда от тренировочной площадки, на которой спарринговались и разминались воспитанники. Или же не подходить к конюшне графа вечером, так как его ездовых ящериц — о дивные странности этого мира, — в этот момент возвращали в загоны после дневного объезда.       За время работы на побегушках Мари научилась работать руками. Её пальцы огрубели, на ладонях появились мозоли. Чаще всего она что-то кому-то относила, но иногда её заставляли и мыть, и чистить, и подметать. Она превратилась в обслугу, благо выносливости и сноровки хватало, и разве что готовить её пока не учили.       Книг становилось всё больше, но смысла в них… Единственным ценным из двух десятком оказался небольшой томик, касающийся магии. В нём подробно описывалось какие татуировки есть и что за силы они дают. Как их использовать, сколько энергии требуется, как происходит процесс и какие степени одарённости есть. Мари, оглушённая бесконечной суетой, будто ненадолго очнулась, испытав азарт, и потратила две свечи, читая всю ночь. Она продолжила листать страницы днём, пока таскала бельё, подносы, вёдра, но в какой-то момент чуть не сверзилась с лестницы и пришлось отложить изучение на привычное предрассветное время.       Нагрузка была большой, пока Дэйв не решил, что выносливость с помощью работы он ей прокачал достаточно. Мари не знала с какими уговорами или доводами он подошёл к графу, но как-то утром, сразу после завтрака, Кортэлия, вместо привычных поручений, отправила её прямо туда, куда совсем недавно запрещала даже нос совать.       На площадке для тренировок, специально засыпанной для удобства песком, находились все пятнадцать воспитанников. Гордые, статные, они были одеты в аккуратные брюки и туники, не делая различий по полу. Старших Мари насчитала трое, — они стояли в отдалении от других воспитанников. Им явно было больше шестнадцати, но точный возраст учёная не бралась определить. Другие дети парами или кучками держались в стороне и Мари, подойдя к площадке, остановилась прямо под стеной оружейного склада, не зная куда ей дальше идти. До неё доносился тихий гул разговоров, разобрать которые она не могла.       Ребята медленно и лениво разминались. Кто-то отлынивал, кто-то и вовсе сидел прямо на земле, но, когда явился старший стражник, разговоры мгновенно стихли, и воспитанники выстроились в ряд. Мари была знакома почти со всеми вояками в замке, каждому она приносила еду или выпивку, помогала в уходе за оружием или относила вещи в стирку в последние несколько декад. Как зовут девочку знали многие, зато Мари здешних людей всё никак не могла запомнить. Даже лица иногда различала с трудом.       Старшего стражника, капитана, звали то ли Морс, то ли Марс, и ему девочка помогала закладывать дыру в замковой стене и проверять мечи. Он считал учёную мальчишкой и всегда трепал по голове почти так же, как делала это Ольга. А ещё, когда он узнал её возраст, то сильно удивился. Его глаза выпучились, и он открыл рот, обнажив щель от выбитого зуба. Это удивление на лице почти пожилого мужика, похожего на потёртую замковую стену, было таким комичным, что Мари не удержалась: долго и звонко над ним смеялась, а затем шустро убегала от подзатыльников.       Сейчас он был одет в привычные для стражника серые штаны с кожаными вставками: частичным доспехом, — и в узкую короткую тунику, почти что футболку, чёрного цвета. Он держал в руках два деревянных меча, уперев их по обе стороны от себя острием в землю и зычным басом отдавал команды, которые воспитанники тут же отправлялись выполнять. Закончив и проверив, что все заняты делом, Морс-Марс оглянулся. Мари поняла, что ищут её и выступила из тени.       — Эй, малец, поди сюда! — гаркнул вояка.       Мари, заметив, как к ней обернулись часть воспитанников и сразу потеряли интерес, выдохнула и подбежала к главному стражнику.       — Молодец, что в отдалении встал, — тихо похвалил он, но трепать по голове не стал. — Умеешь что-нибудь кроме того, чтобы быстро драпать?       Мари отрицательно помотала головой, косясь на размахивающих деревянными мечами ухоженных деток. Чем старше они были, тем увереннее держали оружие. Уж вот так, даже имея сорок лет опыта в дальних уголках сознания, она точно не умела.       — Понятно. Давай тогда для начала проверим твою растяжку, потом побегаешь, а дальше посмотрим можно ли тебе давать в руки деревяшку, — кивок в сторону воспитанников. — Или же придется выносливость поднимать.       Выносливость свою Мари знала. И понимала, что в ней она достаточно поднаторела. Результаты давал не только ежедневный труд, но и утренняя зарядка. На счет собственной силы тоже сомневаться не приходилось, но вот при слове «растяжка» учёная напряглась. Видела она в какие дуги воспитанники выгибались при разминке. Если её сейчас в такой рогалик гнуть начнут, о побеге можно больше не мечтать — переломят позвоночник и к утру выкинут в ближайшую канаву из-за недееспособности. Это, конечно, поможет выбраться из замка, но оно того не стоит.       — Давай для начала стандартную разминку, — здоровяк положил на землю деревянные мечи и на личном примере стал показывать, как правильно разогревать суставы. Мари это удивило и даже смутило. Повторяя за ним, она старалась отогнать образы того, как они выглядят со стороны, но смешки воспитанников подтверждали, что всё плохо. Из-за этого конечности одеревенели и когда дело дошло до растяжки, результаты, несмотря на то, что телом она была мелочью ещё той и вполне должна была зигзаги из себя гнуть, у Мари ничего не вышло. Шпагат был больше похож на треугольную крышу дома, по которой в любом случае скатишься вниз. Наклоны и девяноста градусов не достигали, а прочие фигуры, направленные на гибкость, быстро скисли, словно молоко в тепле.       — Так, ладно, стоп. Три круга вокруг поля, вперёд, — хмуро проговорил стражник и Мари, собрав себя в кучку и расплетая узлы из конечностей, тут же бросилась бежать.       На бегу обдумывать ситуацию было проще. Ей было неловко из-за взглядов и смешков. Подобное отношение нервировало, хотя раньше она никогда не зацикливалась на чужих реакциях.       Размышления не дали ничего.       — Давай ещё, до упора. Пока не устанешь и не сможешь бежать, — подбодрил стражник, будто поняв её замешательство — трёх кругов оказалось мало. В прошлой жизни учёная тоже бегала и это неплохо помогало прочистить мозг. Поэтому сейчас, механически перебирая ногами, она обдумывала всё, что произошло с ней за последнее время.       Ситуация с рабством не изменилась. Над Мари всё ещё висела угроза продажи и стоило готовиться к этому. Она настолько заметалась в бесконечной круговерти работы, что перестала обращать внимание на проблемы. В первую очередь надо забрать тетрадки, которые пылились в дальних углах библиотеки. Так же стоило продолжить эксперименты с начертанием, но толку от этого без накопителей не будет. Поэтому нужно ограбить люстры на пару свет-камней или хотя бы узнать откуда их берут. Гротэр уже пыталась это выяснить, но Бель оказалась отвратительным информатором. Да и не рассчитывала Мари, что рабыня может знать больше, чем в своё время ей сказала Ольга.       Стоит попросить Дэйва принести книги о империи. Ещё лучше будет взять их самой. Ей нужен примерный план побега. Хотя бы ориентир в какую сторону стремиться.       Песок стройно ложился под подошву сапог, носки не давали грубой стельке натирать мозоли. От долгого бега голенища чуть сползли вниз, собираясь гармошкой. Туника пропотела, волосы растрепались, а Мари всё продолжала бежать, чутко контролируя дыхание и слушая, как выстраиваются мысли в голове.       Стоило так же осторожнее относиться к Дэйву. То, как он отслеживал каждое её движение, начало раздражать. Мари в последние дни казалось, что в каждом шевелении воздуха прячется слуга-убийца с помощью хамелеонской магии, готовый при первых же странностях обезвредить её. И всё же учёная сама того не желая стала чуть больше ему доверять, относиться к пирату-рабочему если не с теплотой, то с дружелюбием.       Мари не замечала времени пока бежала и на тот момент, когда её дыхание сбилось, на улице стало жарко — утренняя прохлада исчезла. Она уперлась руками в колени, пытаясь переключиться, вернуться в реальность.       Когда к ней подошёл капитан, Мари почти пришла в себя.       Ей показалось, что прошла целая вечность. Будто бы она, закрыв глаза, медитировала над формулой. Её тело наполняла лёгкость, не смотря на физическую усталость. Всё то, что копилось декадами, оставаясь без внимания, было разобрано и больше не мешало, не давило, не щекотало нервы пыльными и заплесневелыми стопками мусора.       — Ты в порядке?       Мари разогнулась и кивнула. Дальше бегать она не могла, ноги просто подогнулись бы. Стражник обернулся и спросил куда-то в сторону:       — Амир?       — Сто двадцать три, — раздался злой, угрюмый голос. Только сейчас Мари обратила внимание, что справа во внешнем периметре тренировочного поля, там, где пробивалась сквозь песок придавленная трава, стоял юноша из воспитанников. Смуглый, высокий, один из тех, кого чуть раньше учёная причислила к «старшим». Других детей на поле уже не было.       Это сколько она бегала?       Мари шевельнула языком, но поняла, что в горле и во рту пересохло. Ужасно хотелось пить.       — Молодец. До кухни дойдешь? — спокойно спросил стражник с тёплой, едва видимой улыбкой, которая грела затёртое лицо изнутри. Учёная вновь кивнула.       — Инстр-руктор Ларс! Я время теряю! — рявкнул мальчишка и Мари поняла, что имя стражника она теперь точно запомнит.       — Идите. На сегодня достаточно, — Мари вновь кивнула, но как бы сильно она не хотела пить, с места не сдвинулась. Ей не понравились злые, практически яростные взгляды воспитанника и она предпочла подождать пока тот уйдёт.       — Хорошо соображаешь. Идём, — проследив за удаляющимся Амиром, покачал головой стражник, а затем кивнул на дорогу, и они медленно, подстраиваясь под её усталый темп, направились в сторону кухни. — Постарайся почаще тянуться, иначе будешь перекаченным и деревянным. Сила, конечно, это хорошо, но подвижность и скорость тебе подойдут гораздо больше. У тебя есть потенциал.       Мари практически не слушала, думая о воде. Подгоняемая жаждой, до кухни она добралась будто в тумане и практически вывалилась из рук попытавшегося остановить её стражника.       — В бак попроси тебе воды сегодня погорячее набрать, не жди «чистого»! — крикнул он вслед. Гротэр кивнула, не заботясь увидит ли это мужчина. Быстро проскочила внутрь столовой, обходя знакомых в коричневой форме. Тишину зала не нарушало ничего, кроме перестукивания ложек, скрипа стульев и шорох жёсткой одежды — шёл разгар обеда для слуг, а это значило, что граф с воспитанниками уже поели. Она проскочила мимо Бель, не ответив на её приветствие. Войдя в узкий проход, ведущий на кухню, она сдвинула один из стульев в угол, ближе к пузатой, наполненной водой бадье и, взяв ковш, с наслаждением наполнила его и выпила. Мари бы целиком в бочку залезла, но вода была чистой, питьевой, для приготовления еды и за такое кощунство, не смотря на всё покровительство Дэйва и Кортэлии, её бы точно выпороли.       Спустившись со стула на негнущихся ногах, девочка медленно вышла в столовую, думая найти Бель и что-то съесть, но её перехватил пират.       — Ты в порядке?       — Да, — кивнула Мари, не понимая до конца причину этих вопросов. Сначала Ларс, теперь слуга графа. Чего это они вдруг к ней с такой заботой ринулись? Прогнав всю ситуацию ещё раз, до учёной наконец дошло. Видимо от жажды у неё склеились мозги, раз она сразу не догадалась. Сто двадцать три. Круга. Примерно по пол километра каждый. И она всё ещё жива. Её кости не рассыпались, тело само себя не съело, она не харкается кровью и чувствуют себя на удивление бодро и это без каких-либо прежних специальных, направленных на марафоны, тренировок. Ей пять с половиной, не двадцать. И она не использовала ни капли магии.       Как?!       Мари чувствовала себя великолепно, не считая усталости, её даже не тошнило.       — Как ты это сделала? — тихо, вторя её мыслям, спросил Дэйв. Она промолчала, понимая, что невнятного «не знаю», можно в слух и не произносить. Мужчина дернул щекой, от чего его шрам исказился и натянулся, прежде чем вернуться назад, и приказным тоном сказал: — Обедай и не уходи из столовой. Я вернусь за тобой.       Мари кивнула и всё же смогла подойти к Бель. Они перекинулись парой ничего не значащих фраз, и рабыня ушла, оставив её одну — обед у слуг подходил к концу. Учёная успела плотно поесть и выпить ковш воды — куда в неё только полезло, — прежде чем вернулся Дэйв. Он кивнул в сторону извилистых коридоров и пришлось вставать. Мари на негнущихся ногах брела за торопящимся наставником и ему приходилось останавливаться и раздражённо теребить шрам на щеке, дожидаясь её.       Они поднялись на второй этаж и Мари оказалась на коленях в кабинете местного шефа.       — В ней нет магии, Дэйв. Она абсолютно точно пустая. Всё, чего в ней особенного — её раса. А теперь проваливай и не донимай меня больше.       Наставник кривился, хотя и старался сдерживаться. Его буквально трясло. Он то ли злился, то ли боялся, и Мари даже про деревянный настил и поиск тайников забыла, таким странным для неё выглядело обычно холодное лицо слуги. Заявление о расе вышибло искры в её пояснице. Что с ней не так? Мари вновь вспомнила лужу крови, кинжал, закрываемые чужой рукой веки и поняла, что в темноте тогда, да и после, не обратила внимание на сущую мелочь, а после затёрла собственным воображением, никогда не дотрагиваясь до въевшихся в память картинок напрямую.       Цвет кожи женщины был серым. Не просто побледневшим, а будто тёмная, запылённая сталь.       Когда они с Дэйвом вышли из обиталища раздражённого графа, Мари крепко, боясь, что слуга исчезнет, вцепилась в его штанину. Её по-детски, до неприличного глубоко затрагивала реакция пирата, поэтому она как могла старалась сдерживать свои порывы. Выходило плохо.       — И какой же это я расы? — тихо, чуть мрачно спросила она, а Дэйв что-то неразборчиво промычал в ответ. Опять увиливает, а его сжатые кулаки подрагивают… будто бы ещё чуть-чуть, и он ударит. И понимая, что рискует напрасно, но не в состоянии удержаться, спросила: — Кем же была женщина, которую ты убил?       Дэйв молчал. Смотрел на неё, хмуря брови и медленно, почти неуловимо, но очень чувствительно для детской руки, вцепившейся в него, попытался отстранится.       — Кто тебе подобное…       — Ты тогда кинжал вытащил из груди. Ты был тем, кто его вонзил? А ещё на шее вроде был ошейник, но из-за крови я не очень помню. Волосы странные, синюшные, и кожа землистого, даже пепельного цвета. Она была моей матерью, это я поняла. Помню ты что-то говорил графу тогда о нападении и моём спасении. Были ли твои слова правдивы? А ещё — это я из-за неё такая белая? — у языка будто отвязались тесёмочки, и она говорила, говорила, говорила. Забыв об опыте прошлой жизни, полностью накрытая волной эмоций. Мари знала о врожденном альбинизме, видела такие случаи однажды в сети ещё в годы работы над формулой исцеления. И, хотя сомнения о её отношении к данному генетическому явлению из-за румянца и смугловатой кожи были, других предположений не нашлось. И сейчас эта теория была окончательно отметена. В голове, из-за попытки в точности воспроизвести прошлые данные, царил бардак.       Эмоции медленно втягивали её в хаотичный водоворот. А ведь она только-только расставила всё по местам…       Штанину из её рук выдернуло резко. На усталых, едва гнущихся ногах устоять оказалось сложно. Лицо наставника было искривлено от отвращения и страха, шрам змеился по щеке. Прежнее безразличие словно старая маска смылось с его облика, а глаза холодно и отстранено следили за ней, удерживая девочку на расстоянии. Не осталось ни капли спокойной задумчивости, лёгкого тепла и покровительства. А были ли они вообще?       Воздух в коридоре был прохладным, но Марианн сковало холодом. Тянулась ли она к взрослым в поисках помощи? Пыталась ли как можно сильнее обособиться, не привязываясь к первым встречным? Хотела ли не нуждаться в других в попытках защитить себя? Всё это время она была тем, кто пытался не тонуть, не полагаться на других. Старалась с помощью взрослого сознания, опыта и воспоминаний не быть тем, кем являлась: ребёнком. Она давила в себе любые признаки бессмысленных эмоций. Не замечала очевидные порывы. И всё же детские желания пустили в ней корни, которые ядом распарывали душу, заставляли тонуть, захлёбываться на дне самого глубокого водоворота.       Ей нужны были родители.       Ей нужна была безопасность. И помощь.       Мари вдохнула.       И через беспомощность, через желание спрятаться и чувство несправедливости, в которых ей ещё предстоит разобраться, она со скрипом распрямила сжавшиеся плечи.       — И? Я получу внятный ответ? Или мне стоит вернуться в комнату, Наставник? — она впервые назвала его так вслух, но совершенно не ощущая тех эмоций, что испытывала от этого слова раньше. Теперь она видела насквозь и собственные надежды, и то, как хотела бы получить весёлой, человеческой теплоты. Как она нуждалась в ней после стольких лет холода, возникшего сразу после гибели родителей, казалось, въевшегося и не отпустившего её даже после смерти. «Бог второго шанса», да?       Какого второго шанса?       — Мхм… — снова, как и всегда до этого, продлил Дэйв время для раздумий. И Мари едва сдержала ядовитую усмешку, прорывавшуюся, словно броня. Она могла бы сказать: «хорошо, не стоит» — но хватит уже с неё вопросов «если не сможешь понять ответа, не спрашивай». Божественные ребусы и ловушки, будто она несмышлёный, слишком глупый человек, уже надоели.       — Твоя мать была фейри, — всё-таки ответил Дэйв, держась от неё на расстоянии. Неужели из людей всегда так сложно вытягивать правду? Осталось ещё выяснить, кто такие фейри и можно премию за лучшего следователя получать.       Хотелось сжаться, обнять себя руками и расплакаться.       — Хорошо. Я вернусь в свою комнату? — спросила она, понимая, что не хочет находиться оставшееся время до ужина в компании пирата. Выражение лица Дэйва уже «остыло», смягчившись, прежняя маска вновь заняла место на переносице, разглаживая змею-шрам.       — Я думал сводить тебя в библиотеку на дюжину ринок.       Она глубоко вдохнула, собираясь с силами и терпением, которых не было, а затем и вовсе попыталась отстранится. Легкие сдавливало от нежелания и паники, водоворот никуда не делся, глаза едва не слезились, но это был шанс получить книги и о империи, и о фейри, и о другой, не касающейся татуировок, магии.       — Я могу выбрать несколько книг? — на всякий случай уточнила девочка, припоминая давнее обещание Дэйва разрешить ей брать пару любых томиков за хорошее поведение. Куда уж лучше? Одно то, что она сейчас не истерила и не ревела, было невероятным достижением. Слуга кивнул.       Они двинулись в сторону, противоположную от местонахождения склада книг. Разница в размерах помещений оказалась огромной. Если склад поражал своей величиной и тем, что занимал несколько этажей, то личная библиотека графа была едва ли больше столовой для слуг. Книжные шкафы маленьким лабиринтом нагромождали комнату — тут не было ни одного свободного места. Книги, книги, кучи книг. Мари сразу поняла, что сориентироваться здесь за десять ринок не сможет и со скрипом, через нежелание, попросила у Дэйва показать что-нибудь о фейри. Он отвел её к нужным полкам, не задумываясь.       Книг о новой расе оказалось множество. Некоторые были на незнакомых языках. Девочка выбрала парочку: одну полегче, другую потолще и сложнее. И замерла. Если о фейри сил озвучить просьбу хватило, то вот спросить об империи она не смогла. Недоверие, которое жило в ней из-за взрослого сознания, после последнего получаса превратилось в острый страх и желание спрятаться.       По итогу от Дэйва она практически сбежала, забрав выданную им стопку книг.       В каморке было тихо и чуть грязно из-за валяющихся тетрадей и вещей. Жизнь вот поменяла, а старые неряшливые привычки нет.       Мари села на кровать и глубоко вдохнула. На неё давило желание собраться сейчас же и уйти. Сбежать. И она искала аргументы, понимая, что слишком рано, слишком поспешно, но эмоциям не прикажешь. Буквально всем существом она хотела встать и, не забирая никаких вещей, налегке, выйти через главные ворота и бежать-бежать-бежать.       Мари пару раз вдохнула, понимая, что сырой воздух комнаты давит на неё, вызывая отторжение, не давая сосредоточится, пробуждая мелкие панические и упаднические картины, заставляющие судорожно, поверхностно дышать. Она бы побегала, но на сегодня нагрузки хватило. Мари поднялась и направилась к выходу из замка.       Снаружи вечерело. Небо, чистое с утра, заволокло тучами. Моросил редкий дождик и он не причинял никакого дискомфорта. Пыль, поднятая за день ветром, людскими сапогами и лапами ящеров, осела, и каждый глоток воздуха стал чистым, насыщенным, свежим. Сразу стало легче: пропало ощущение одышки. Мари направилась к дальней стене замка, которая соприкасалась с каменистым берегом океана.       За эти годы она вымоталась больше, чем за всю жизнь в качестве учёной. Ей приходилось отдёргивать себя от навязчивого желания привязаться к окружающим, найти в них друзей, семью, да хотя бы слабую опору в этом мире, но чужое поведение заставляло настораживаться, не доверять. Она пыталась полагаться лишь на себя. И у неё даже неплохо выходило. Но нехватка, дефицит, медленно подтачивали изнутри, казалось бы, твёрдый характер и закалку не привыкшего к чужой помощи человека. У неё всегда были люди, которые её поддерживали. Незнакомый человек, друг или ещё кто, но видя всего одно подтверждение своим доводам Гротэр уже не оглядывалась. В этом мире Мари жила без поддержки.       Со временем должно стать легче, ведь так?       Сумерки медленно сгущались, а Мари, взобравшись на один из крупных булыжников, находившихся внутри двора и пронизывающих стену насквозь — её построили прямо так, не убирая валунов, — уселась, подобрав под себя ноги.       Она оценивающее оглядела все доводы и связи ещё раз, и вдруг поняла, откуда вылез этот корень, который пронзил сердце.       У Мари не было магии. Раньше она могла обходиться минимумом, потому что всегда опиралась на себя, на свои знания и потенциал. Сейчас же этой опоры, этого фундамента не было, и она, как и полагается ребёнку, цеплялась за окружающих. Считала Ольгу если не матерью, то бабушкой или тётушкой точно. Бель у неё почему-то ассоциировалась со старшей сестрой, а Дэйв… Он был похож на Дорэя. Не внешностью и поведением, не знаниями, а свои отношением к Мари. Например, он точно так же сквозь пальцы смотрел на её дополнительные занятие и общение. Подкидывал ей книг, которые, как он считал, помогут развить не только её основные таланты, но и другие углы сознания. Слуга графа, в конце концов, почти не обращался к ней, как к ребёнку. А ещё сыграло желание Мари нацепить на него маску человека, которого пришлось убить, пусть на тот момент его уже было не спасти, тем самым на мгновение представив, что настоящий наставник всё ещё жив.       Мари потёрла ногу, которой вечно доставалось в прошлой жизни, и поняла, что озябла. Дождик усилился, тьма практически поглотила двор, и она решила вернуться. Спускаясь с камня, Мари вдруг замерла, увидев тусклый голубоватый отблеск. Она пролезла между камнями и на стыке стены и земли увидела то, чему не поверила с первого взгляда. Гротэр просунула руку, втиснувшись в узкую щель, и с трудом достала, подцепив пальцами, овальный камешек. Он едва поблескивал в её руках и учёная, столько лет использовавшая тысячи похожих, узнала энергетический кристалл. Да, у него не было острых граней, потому что бархатистая поверхность выдавала долгие годы работы над ней волн, но характерный свет, текстуру, даже в отсутствии знакомого ощущения покалывания, раньше возникавшего у неё от прикосновения кожей к маносодержащей вещи, были ярче любых доказательств.       Только что в её руки попала возможность вновь начать колдовать.