Новая жизнь

- Чёрт, это была моя любимая мантия… - Тихо, лежи, не двигайся и не разговаривай, - раздражённо бросил ей Астарион, перебирая склянки в её сумке скользкими от крови пальцами. Испорченные тряпки – последнее, о чём Эстер сейчас следовало волноваться, когда её тело было покрыто глубокими ранами от когтей и зубов. Впервые эльф чувствовал отвращение от запаха крови – её металлические нотки смешивались с гарью и гнилостной вонью убитых ими отродий. Он скрежетнул клыками, выхватывая маленький флакончик – последний, на двоих не хватит. - Слушай, вон в том кармане, кажется, остался свиток воскрешения, - вместе со словами из горла Эстер вырвался булькающий кашель. Астарион резко повернулся, сверкнув на неё глазами. - Думаешь, этот кусок бумаги поможет вытащить тебя из небытия? Очень сомневаюсь. Молчи, сказал же. Скорее всего поможет – но он не был уверен в работоспособности заклинания возрождения, когда их миссия по спасению города была завершена, и проверять не хотелось – всеми силами они избегали ситуаций, в которых оно могло бы потребоваться. Собственные раны ныли и саднили под одеждой, и соблазн вылить в рот всё зелье был велик как никогда. Он рвал плоть кинжалами и клыками, истратил весь запас стрел, но тоже здорово огрёб в этом бою. И всё же полуэльфийка могла испустить дух в любой момент от полученного урона – вампиры, как и другие враги на их пути, в первую очередь стремились добраться до заклинательницы, не говоря уже о сумасшедшем желании урвать каплю её крови. Откупорив склянку, Астарион поднёс её к губам Эстер. Та жадно припала к горлышку, вливая в себя лечебное пойло глубокими глотками, и с её лица хотя бы сошла жуткая мертвенная бледность. Чёрт, как же здесь не хватало жрицы с этими её исцеляющими заговорами! Эльф коснулся её слипшихся от крови и пота волос, убирая в сторону грязную розовую прядь, и устало плюхнулся рядом. Сил на разговоры и ворчание, что она так глупо подставилась, пытаясь оттолкнуть волшебной стрелой ринувшегося на него вампира, у Астариона уже не было. Эстер нашла его ладонь и слабо сжала её, пытаясь перевести дух и не издавать болезненного шипения, пока затягивались кровоточащие раны. Она дралась впечатляюще, как и всегда – Гейл наверняка бы гордился ученицей, но отродий было слишком, слишком много. Бой вышел не славным – до позора отвратительным, даже вспоминать не хотелось. У Астариона не было времени подумать, как и с кем он дрался, но теперь, когда им удалось сбежать, истратив все заклинания и силы, его было предостаточно. И ему стало невероятно мерзко, что даже со всей своей сокрушительной мощью, которую он взрастил в себе без ритуала, он не смог уберечь дорогое ему существо и Эстер оказалась в шаге от смерти. Глядя в кровожадные глаза очередного отродья, прежде чем он изящным, будто в танце, движением полоснул кинжалом по его горлу, он старался не видеть в нём себя самого. Отродья были жалкими, слабыми рабами своего вечного голода и выбрали потакать ему, а он, Астарион, точно отличался, был выше, сильнее, пройдя столь тяжёлый путь и вырвавшись из оков. Он всего лишь милосердно избавил некоторых из них от страданий, как и должен был с самого начала, раз уж его братья и сёстры не пришли на помощь. Так ведь? Под прикрытыми веками всё ещё плясали вспышки огня. И вдруг среди них появился чёткий силуэт, который отпечатался в сознании навсегда вместе со шрамами, начертанными Касадором на его спине. - Слабый мальчишка. Позор семьи. Его не было здесь и не могло быть. Но этот голос, так чётко звенящий в ушах, заставил Астариона сделать то, чего он бы ни за что не сделал в здравом уме. Тепло пальцев Эстер стало казаться неестественным, так резко контрастирующим со холодом его кожи. Он отдёрнул руку. *** Старые раны заживали непросто. Казалось, любовь, пусть и незаслуженная, помогла им перестать кровоточить, покрыться коркой, а затем постепенно начать затягиваться, превращаясь в изредка напоминающие о себе зудящие рубцы. Однако пережитое в Подземье вскрыло их снова, обнажив уродливые гниющие нарывы – его изломанное, искореженное травмами нутро. Среди нападавших отродий он узнал несколько бывших любовников – и хладнокровно убил их, чтобы стереть их сущность из ткани мироздания и лица из своей памяти, но стоило окунуться в транс, как призрачные образы снова стояли перед глазами. Эльф понял, что лукавил, когда оправдывался перед возлюбленной, что сделал это потому что отродья угрожали ей – на самом деле он хотел смыть свой позор их кровью. Касадор продолжал калечить его даже после смерти, но Астарион смог превзойти бывшего хозяина в этом, справляясь не хуже. Только теперь он ранил не только себя самого, но и ту, что оставалась рядом. Эстер продолжала светить, но с каждой меркнущей улыбкой и застывающими в воздухе касаниями, которые она не решалась до него донести, он замечал, как угасает её сияние во тьме его проклятой души. В этом было некоторое извращённое удовольствие – утягивать её на дно, уподоблять себе, ведь оттолкнув в первый раз, он не смог сломать её. Может, получится сейчас? Растоптать всё светлое в её личности, схватить за голову и окунуть в вязкую чёрную жижу, чтобы задохнулась в ней. Разрушить её любовь до основания, вынудив разорвать их связь и оставить Астариона на произвол судьбы. Тогда, в Проклятых Землях, неловко обхватывая Эстер руками, он действительно поверил, что был достоин. Что она была достойна чего-то настоящего. Похоже, он опять её обманул и радостно обманулся сам. Полуэльфийке стоило получше выбирать друзей и любовников. Собственные травмы ослепляли её, тянули к таким же отверженным и поломанным, оказавшимся на обочине жизни, и он этой уязвимостью воспользовался. Отвергнутая собственными родителями, пережеванная и выплюнутая улицами родного города, навсегда чужая в двух мирах, она держалась за него так же, как он держался за неё. Потребность в Эстер и её защите порой граничила с одержимостью. Одна его часть, сохранившая некое подобие души, готова была сказать и сделать для неё всё, что угодно, лишь бы она оставалась с ним, но вторая – тёмная вампирская сущность требовала подчинять и опустошать этот славный мешок с кровью. Привязавшись к ней, Астарион собственноручно накинул на шею петлю, но точно так же затянул на ней удушающий поводок. Трагические возлюбленные, чёрт подери. После всего он замкнулся в себе, вновь возводя между ними, казалось, давно рухнувшие барьеры. Эстер хотелось выть от страха и боли, видя, как расползается трещинами, будто созданное из стекла, хрупкое, достигнутое такими усилиями доверие. Из боязни проявить эмоции, попросить объяснений и тем самым влезть ему в душу, она могла только тихо скулить, царапая ногтями глухую каменную стену. Астарион не просил не трогать его, но Эстер сама понимала, что не нужно, чувствуя нарастающее напряжение и отдаление. Он по-прежнему предпочитал утолять свою жажду крови с ней, и Эстер покорно подставляла шею, внутренне сходя с ума от тактильного голода. Эльф был всё так же нежен, напоследок прикасаясь губами к свежим следам от клыков – единственного поцелуя, которого он теперь дарил, но волшебница знала, что это привычка, притворство, чтобы не отпугнуть добычу. Кошмары вернулись, но теперь в этих сновидениях Эстер теряла Астариона не в лучах раскалённого солнца, а себя в его силе и власти. Всё начиналось одинаково: она соглашалась помочь закончить ритуал, становясь его глазами. Крики Касадора, треск костей и звуки рвущейся плоти – тела связанных адским договором просто не выдерживали этой силы и лопались, как воздушные шарики. И посреди бесконечных рек крови и этого безумия – Астарион, улыбающийся во все клыки. Далее следовала развилка – подсознание каждый раз подкидывало всё более изощрённые варианты. Иногда вознесённый вампир покидал её, растворяясь облаком красного тумана, иногда гладил по щеке окровавленными пальцами и вытирал с неё слёзы, обещая, что теперь всё изменится и мир покорится им, а иногда – всаживал в её грудь кинжал, которым вырезал дьявольские руны на спине Касадора. Сегодняшняя ночь отличалась: он повёл её прочь из темницы, и сон перенёс их в комнаты «Эльфийской песни». - На колени, дорогая. Даже во сне Эстер не хотела делать этого – в реальности её возлюбленный ни за что не потребовал бы от неё такого. У существа, которым он стал, не было ничего общего с Астарионом, которого она полюбила. Но во сне она повиновалась под его давящим взглядом, в котором читалось превосходство – обнажённые колени коснулись прохладного дощатого пола. - Ты отдала мне всё. И за это я хочу наградить тебя вечной жизнью, моя дорогая. Он успокоил полуэльфийку обманчивой лаской, прежде чем грубо толкнуть на пол и склониться над ней, полностью обездвижив: - Я сделаю тебя своим отродьем, - вкрадчивый шёпот на ухо окатил тело леденящим холодом. – чтобы твоя красота и твоя верность сохранились в вечности. - Не надо, Астарион, я не хочу, - Эстер беспокойно заёрзала. Его рука с силой сжала горло. - Ты принадлежишь мне. Пронзающая боль от клыков заставила её зайтись в немом крике, из глаз волшебницы брызнули слёзы и она беспомощно трепыхалась, пока он выпивал из неё жизнь, чтобы превратить в проклятую нежить. - Нет, отпусти! – тело обрело контроль, и Эстер с криком подорвалась, просыпаясь в своей постели. Она дотронулась до щёк – кожа была влажной. - Дорогая?! – у изголовья уже сидел Астарион, её Астарион, озадаченный её громким пробуждением, - Что с тобой произошло? Первым желанием было оттолкнуть, но полуэльфийка замерла, глядя на его лицо. А потом сползла с постели на пол и обняла его, не спрашивая позволения – эльф слегка поморщился от неожиданного прикосновения, но всё же обвил её руками в ответ. Эстер прижалась к возлюбленному. И впервые при нём зарыдала в голос.