breathe in the dawn

«Если люди говорят, что ты безумна, твои жалкие протесты лишь подтверждают их слова»

Running up That Hill - Kate Bush

      Минувшая ночь была по-особенному буйной. Свалившаяся на город буря не переставая стучала крупными сильными каплями по стенам и свистела в окна, разряжаясь громовыми ударами и стреляя острыми бликами сквозь водяной напористый шквал и сумеречную темноту. Может дело было в отсутствии той самой столь необходимой тишины, а может в перепадах давления, но голова болела нещадно, тем самым не оставляя и шанса на то, чтобы выспаться перед очередным тяжелым, загруженным работой и другими заботами днем.       К счастью или сожалению, шторм утих к самому рассвету, сменяя беспокойную дремоту на долгожданный сон. Но длился он, очевидно, не долго. Казалось бы, стоило только утонуть в умиротворении, как в следующее мгновение слух безжалостно прорезала надоевшая трель будильника, заявляя о даже чересчур раннем утре.       Поборов желание выбросить звеневший телефон в ближайшее окно, которое почему-то как раз было настежь открыто, судя по щекотавшему лицо слабому порыву ветра, он лениво, но с долей привычки, постучал пальцами по экрану, сразу выключая звонкую мелодию. Машинально, все еще не разлепляя век, сел на кровати, потирая заспанные глаза и поддаваясь усталой зевоте. И, еще толком не проснувшись, он сразу словил себя на первой за сегодня мысли о двойной порции крепкого кофе — единственном, способном помочь пережить далеко не самый бодрый на самочувствие сегодняшний день.       В лицо вновь ударила свежая прохлада. Он откинул одеяло и неохотно посмотрел в сторону окна, видимо, не выдержавшего ночных порывов ветра. Снаружи как обычно блестело весеннее солнце, что бледными лучами заливало стены спальни, стирая всякие отголоски прошедшей над городом бури. Кроме разве что тех самых запахов соли, земли и озона, витавших во влажном воздухе.       Более-менее проснувшись, ноги сами понесли его к балкону. Вялой походкой приблизившись к раздвижной двери, параллельно разминая руки и шею, он вышел на улицу, вздохнув полной грудью.       Что-то изменилось. На краю подсознания замаячила эта интуитивная мысль, но пока было трудно понять что конкретно было не так. На первый взгляд все было как прежде – вдали виднелся синий горизонт, стадион все так же пестрел майской, покрытой росой зеленью, а легкий шум ветра разбавляло тонкое щебетание птиц. Лишь солнце палило слабее обычного. Какое-то время осматривая усеянный туманной дымкой пейзаж, он долго не мог сообразить чего в нем не хватало. Пока в один момент его не осенило.       Стадион был непривычно пустым. Теперь вокруг него не бегала знакомая англичанка со своим белобрысым чудовищем, что радостно носилось за своей хозяйкой, светлым пятном выделяясь на зеленом газоне. Эту картину Сэм, собираясь на работу, наблюдал вот уже почти семь дней подряд из своего окна, порой растягивая губы в полуулыбке от того, как весело и легко Агата играла с собакой, забавная и счастливая морда которой помогала ему на время забыть об их взаимной друг к другу неприязни. Стоит признать, лучезарный вид такой вечно хмурой Харрис действительно в какой-то мере утешал душу, задавая ему хорошее настроение, что, казалось бы, никак не вязалось с внутренним, постоянно невыспавшимся состоянием.       Причем притягивала девушка не только его взгляд. Обхватив ладонями железную, покрытую крупными дождевыми каплями перегородку, он слегка подался корпусом вперед и повернул голову в сторону другого конца отеля, где прежде виднелся замерший силуэт Нильсена, пытающегося просверлить дыру в фигуре Агаты. Чем было вызвано его пристальное к ней внимание Сэм и так понимал. Но порой ему думалось, что тот, неотрывно смотря вниз на стадион, попросту завидовал тому, какие нежность и искреннюю доброту девушка проявляла по отношению к своей питомице, которую, как все уже успели убедиться, Агата любила больше кого ни было. В особенности от Алекса. Да и большинства людей в принципе.       Швед, честно говоря, тоже не был проникнут к ним особой симпатией. С самой первой встречи и в последствии за долгие годы дружбы Сэм знал Алекса прежде всего как человека, отличающегося слишком хорошей избирательностью в людях и способным за один короткий взгляд узнать о них больше, чем бы они того хотели. Эта его излюбленная манера всех изучать проявлялась абсолютно ко всем, без исключений. Что на работе, что в личной жизни он не упускал шанс остроумно блеснуть отнюдь не тактичными фактами в лицо какому-нибудь бедолаге, которому не посчастливилось связаться с этим гением блестящей дедукции и уж очень раздражающей прямолинейности. До Холмса, конечно, тому было далеко, но этого не отменяло всех тех случаев, когда юристу приходилось чувствовать себя Ватсоном, то и дело извиняющимся за бестактного друга. Порой, в самые прекрасные для Сэма моменты, тому удавалось сдерживаться, но только если из собственной выгоды или когда держать рот на замке было особенно важно. В общем, люди рядом с ним не задерживались. Единственной стабильной постоянной в его жизни были разве что родители и двое незаменимых терпил в лице Макото и Линд.       Конечно, в этом были и свои плюсы. Зачастую это помогало отсеивать при приеме в их рабочий штаб не только сомнительных кандидатур, но и выглядящих на первый взгляд отличных дизайнеров, рекламщиков и прочих претендентов на вакантное место в компании, которые в последствии, по выдвинутым Нильсеном противоречивым и даже порой абсурдным доводам, точно были не теми, кем хотели казаться. В общем, у Алекса был свой метод в отборе окружающих его людей. С этим, понятное дело, зачастую возникало много проблем. Но Сэм старался закрывать на это глаза, свыкнувшись с его несносным характером, отчасти сложившегося из издержек его не самого легкого прошлого.       Поэтому он не удивлялся всем серьезным, разящих подозрением взглядам в сторону Агаты, которая по нахальному ворвалась в его жизнь без, скажем так, его разрешения, напрочь сбив все выстраиваемые годами социальные настройки. В итоге он начал видеть в ней не что иное, как угрозу. Александр почти никогда не считал нужным намеренно кого-то проверять, тем более копаться в чужих тайнах. Все, что ему было нужно в большинстве случаев лежало на поверхности. А заглядывать глубже было для него уже чем-то вроде сверх нормы. Возможно, дело было в банальном безразличии, в может в хоть в каких-то представлениях о рамках допустимого, однако Макото знал, даже воочию наблюдал, что с Харрис тот утратил их напрочь, забыв об обычных приличиях и не видя перед собой преград перед необходимостью – или желанием – узнать о ней все. Разгадать зачем на самом деле ей понадобилось становиться частью компании, а главное так крепко держаться за свое место в ней. Почему-то он был уверен, что она не та, за кого себя выдает.       Определенно, Агате было что скрывать. Взять хотя бы факт ее загадочной фальшивой смерти, тему которой девушка всегда мастерски избегала. Да и семейка ее, мягко скажем, не славилась открытой добропорядочностью и отнюдь не располагала к доверию. К тому же она и впрямь проявляла чрезмерное любопытство об Алексе. Учитывая, что она точно не входила в число его фанаток, это как минимум настораживало.       В общем, эти двое друг друга стоили.       И все-таки, невзирая на все опасения, ему с каждым разом все сложнее было представлять образ коварной шпионки, ведущей двойную игру. В простых разговорах, в мимолетной улыбке и горящих глазах слишком уж часто читалась неподдельная искренность. То, как она отстаивала свои позиции, которые Нильсен все время принижал. То, с каким рвением пыталась помочь измотанной и вечно нагруженной Рэйчел. То, как старалась быть полезной, желая заслужить свое место и наконец утереть шведу нос. Да даже ее утренние, до забавного детские ребячества с собакой не могли не наводить на сомнения в собственных предрассудках. Потому, несмотря на прежде не подводившее чутье Алекса, Макото все чаще стал задаваться вопросом: А вдруг он ошибся на ее счет?       Из-за отсутствия причины его постоянных на нем задержек балкон Алекса тоже пустовал. И если раньше Сэм про себя не переставая шутил про его нездоровое на ней помешательство, то сейчас чувствовал — в этом не было ничего хорошего.       Неужели Агата проиграла спор? Честно говоря, верилось в это слабо. То, что Агата ни за что не отступится от своего было понятно изначально. И Нильсен тоже это понимал. Однако в груди со вчерашнего дня все еще клубилось то странное волнение, возникшее на почве острой тревоги, необъятной боли и страха, что заполнили глаза Агаты, стоило той взглянуть на свой телефон. Он видел, как задрожали ее губы и пальцы, а до этого дерзкое лицо за долю секунды стало белее больничной простыни. И как всего через несколько мгновений его озарила безмолвная, даже неконтролируемая ярость.       Громкий лязг двери прорезал напряженную тишину комнаты. Вслед за ним раздался глухой вскрик испугавшейся Рэйчел. Сквозь стеклянную дверь, рассеченную тонкой трещиной, удалялся темный силуэт Агаты, быстрые и очень тяжелые шаги которой стучали в их общем беспокойном молчании. Как только девушка скрылась за углом, Сэм первым пришел в себя, сразу воззрившись на Александра. Сведя брови, тот неотрывно смотрел в конец коридора. Во взгляде больше не было тех озорных искр, обычно сверкавших во время каждой их с англичанкой перепалки. Теперь тот был предельно серьезным, сильнее накаляя и без того напряженную атмосферу.         Макото хорошо знал эту эмоцию. Уж слишком часто она граничила с его настырной ухмылкой, сопровождавшейся очередной несмешной придурью, которую Сэм тоже успел изучить, нередко являясь прямым для нее объектом. Во все остальные моменты, когда дурацкие шутки спадали на «нет», тот всегда пребывал в суровой задумчивости. Как в нем уживались эти два абсолютно разных настроения - Сэм гадал до сих пор. В эту слишком долго тянущуюся минуту он снова наблюдал, как тот усиленно копается в своих мыслях. Но если раньше его раздумья можно было спутать с обычным равнодушием, то сейчас его выдавали глаза. Казалось, в них смешались и растерянность, и недоумение, и злость и даже какое-то едва заметное сожаление.       Вдруг, даже не взглянув на Сэма и Рэйчел, он сорвался с места прямиком к двери. Не успел Макото и рот открыть, как дорогу ему преградила Линд.       — Алекс, не нужно. Ты за сегодня уже достаточно сказал, — мягко и в то же время настойчиво процедила она. — Оставь ее в покое. Ты ее сейчас лишь сильней разозлишь. Я чуть позже позвоню ей и постараюсь узнать что случилось. Или поеду за ней в отель. Я, не ты.       Наконец отведя взор от коридора, он перевел его на девушку. Долго всматривался в ее лицо, а потом выдохнул и неуверенно кивнул, как бы соглашаясь с ее словами.       Все в этой комнате так или иначе понимали, что бы ни было причиной паники Агаты — о ней она вряд ли захочет рассказывать. Потому в голосе Рэйчел так и слышались ноты сомнений вперемешку с нежеланием насильно лезть кому-то в душу, какими бы искренними не были ее переживания.       Александр вернулся в свое кресло, будучи при этом хмурее тучи, а Линд, пересекшись напоследок волнительным взглядом с Сэмом, выбежала в коридор.       — Что там было? — спросил он у шведа, сев напротив него.       — Много чего, — односложно ответил он. А потом отстраненно добавил: — Похоже, за ней слежу не только я.       Сэм ждал хоть каких-то подробностей, но тот больше не торопился ничего разъяснять, погрузившись обратно в чертежи на рабочем планшете, делая вид, что кроме них его больше ничего не волнует. Но сосредоточен он был явно не на них. Юрист чуть ли не буквально видел его внутренние метания между собственными приоритетами и тем, что отдаленно напоминало совесть. Во всяком случае, Сэм возлагал на нее большие надежды, ведь уже которой день безуспешно пытался воззвать его к ней. Однако в то же время он понимал всю трудность сложившегося распутья, настигнувшего Александра. Ведь прекрасно знал, как ему тяжело выбирать между тем что нужно и тем, что правильно. И особенно, когда это два совершенно разных пути.       Макото был почти уверен, что Нильсен ни за что не откажется от хоть и маленького, но шанса забрать проценты Агаты себе. Уж слишком многое стояло на кону. Да и риск, как бы Сэм ни хотел этого признавать, все же был. А в их ситуации любые осечки чересчур дорого стоили. Потому избавиться от сомнительного звена в виде англичанки казалось более чем оправданным. Даже необходимым. Но сейчас, глядя на плохо скрывающего безразличие друга, недвижимо рвущегося на две части от незнания к какому решению прийти, взвешивающего все «за» и «против», Сэм медленно пришел к поразительной мысли – для него Агата, кем бы она ни была, стоила того, чтобы выбирать.       Прошло примерно полтора часа, как Сэм ждал хоть каких-то известий от Рэйчел, а Алекс невидяще пялился на новообразовавшуюся трещину в двери. Между рабочими делами и звонками юрист то и дело пытался дозвониться то до одной девушки, то до другой, но все было тщетно. Когда автоответчик Линд отчеканил одни и те же занудные слова уже в пятый раз, его волнение начало пуще прежнего закрадываться под кожу, подталкивая самому поехать в отель и убедиться, что с Агатой все в порядке, а Рэйчел не нашла на свою голову еще с десяток неожиданных проблем. На самом деле, углубляясь в детали, таких у нее было всего две. И именно о них она оповестила его, перезванивая по дороге в Лондон, одновременно сообщив, что до Агаты та дойти попросту не успела.       Как только Алекс услышал об этом совсем неудивительном повороте событий, он в тот же момент молниеносно подскочил с кресла, на ходу хватая телефон с ключами от машины.       — Ты куда? — для вида спросил Сэм, заранее зная ответ на свой вопрос.       — Ты и так знаешь куда, — пробурчал тот, направляясь к выходу. — Отговорю ее от этого идиотского спора. Нельзя ей сейчас туда ехать. Да и вообще куда-либо.       — Неужто ты поумнел? — дразняще хмыкнул юрист, уловив на себе полные недовольства ледяные глаза Нильсена. — Не трать время. Она уже скорее всего уехала.       — Еще нет, — горделиво ухмыльнувшись, он потряс экраном своего телефона в воздухе, напоминая, что он всегда знает где она.       Перед тем как тот нырнул в коридор, Сэм в который раз бросил в него максимально осуждающий взгляд, вспоминая про ту злосчастную ночь, когда этому проныре удалось с помощью хитрости, беспардонной наглости и слабоумия похитить телефон Агаты и установить в ее сим-карту специальный отслеживающий маячок, маскируя острое к ней недоверие и подозрительные домыслы под неилепейшими аргументами вроде «а вдруг она потеряется» или «ее, не дай бог, украдут».       Так или иначе, смотря вслед решительно удаляющемуся другу, Сэм понимал одно — в их споре с Рэйчел он уже однозначно проиграл.       Вернувшись в номер, он поспешил в ванную, параллельно размышляя над тем, что так нормально и не извинился перед Агатой за вчерашний случай, когда тот поддался на уговоры Нильсена и залез к ней в номер, пока тот брал на себя обязанность по ее отвлечению. Ясное дело, Макото до последнего отказывался участвовать в этой идиотской авантюре, так как из них двоих пока что только он еще не утратил какие-либо представления о порядочности. Однако предложение, озвученное Алексом взамен на дружескую услугу, оказалось слишком заманчивым, чтобы его не принять. Да, после этого он чувствовал себя настоящей продажной девчонкой, но зато всю следующую неделю мог довольствоваться жизнью без тупых гейских шуток этого недокомика. Многие наверняка бы не поняли столь странных расценок, но для бедолаги Сэма такой расклад был настоящим подарком свыше.       В итоге, Агата быстро просекла весь их план. И кажется даже совсем на него не обозлилась, ведь, к счастью для парня, знала, кто был настоящим зачинщиком сей комедии. Но изнутри его все равно угнетало чувство вины, обострившееся после ее панически-беспомощного состояния прошлым утром. Собираясь впопыхах, он твердо для себя решил, что перед тем зайти к Александру и вновь постараться промыть тому мозги и убедить его прекратить эти бессмысленные игры и бесконечные ссоры, он заглянет к Агате. Первым делом для того, чтобы удостовериться, что с ней все хорошо. Или хотя бы что она еще здесь.       Надев кожаную куртку, он снял телефон с зарядки, сунул его в карман и, не заметив на нем множества пропущенных, выскочил из номера. Пересекая коридор и приближаясь к двери англичанки, с каждым шагом его посещало все больше и больше плохих предчувствий. В какой-то момент ему даже показалось, что у него загудело в голове. Смахнув это на недостаток кофеина в крови, он продолжил идти к номеру Агаты. И вот, когда от него его отделяло несколько ярдов, он вдруг осознал, что с головой у него все было относительно хорошо. И что слух прорезал вовсе не гул, а тихий скулеж.       Недоуменно осматривая дверь, он отчетливо слышал, как за ней скребется собака. Подойдя ближе, он постучал.       — Агата, у тебя все в порядке?       Сколько бы он ни колотил костяшками ее дверь, кроме жалобно завывающей собаки ему никто не отвечал. Не прошло и минуты, как он, движимый резко подскочившим беспокойством, вернулся к себе в апартаменты, чтобы найти тот самый запасной ключ от ее номера, благодаря которому недавно в него и вторгся. Ему его дал Нильсен, который Сэм не хотел знать как тот спер у одной из здешних горничных.       Теперь, в отличие от вчерашнего, он не сомневался в своем решении вновь им воспользоваться. Не раздумывая отворив замок, он сразу наткнулся на пушистую питомицу. Увидев своего заклятого врага та тут же притихла, а в следующую секунду наклонила корпус вперед и, оскалившись, грозно зарычала, тем самым преградив ему путь внутрь.       — Так, спокойно, — осторожно закрыв за собой дверь, чтобы не привлекать лишнего внимания, он приподнял обе руки в примирительном жесте и замер, мысленно проклиная Нильсена, из-за которого и началась его вражда с этой свирепой бестией. — Знаю, у нас были с тобой не самые хорошие отношения… Но как насчет небольшого перемирия? Это в твоих же интересах.       Та лишь громче залаяла и активней завиляла хвостом.       — Да за что ж мне все это… — вымученно вздохнул он, не веря, что всерьез собрался умолять собаку его пропустить. — Извини, что запер тебя тогда в ванной.       По-видимому, этого ей не хватило. Сэм закатил глаза:       — Ладно, белобрысой мочалкой тоже больше называть не буду. Довольна?       Луна нехотя, но все же притихла. Решив переждать, пока та поубавит свою враждебность, он огляделся. Сперва взгляд притянуло огромное количество разбросанных под его ногами разных предметов, будь то собачьи игрушки или просто вещи Агаты, вроде расчески, ленты для волос или ловца снов, что прежде висел у нее над кроватью.       Проанализировав всю картину в целом, Сэм нахмурился, придя в выводу, что девушки в номере нет. И похоже очень давно.       — Ты что, под дверью всю ночь просидела? — покосился он на питомицу. Сменив гнев на милость и обнюхав его, она покрутилась на месте и легла, удрученно положив морду на пол.       Расценив это как повод к примирению, он аккуратно ее обогнул, случайно по дороге наступив на одну из игрушек. Та звонко пропищала, заставив животное недовольно сморщить нос.       Он прошел вглубь комнаты. Здесь все было как и вчера — в воздухе стоял легкий аромат духов Агаты, на плите стояла сковорода с подгоревшим хлебом, рядом с балконом валялся коврик для йоги, а на диване разбросана куча черно-белой одежды. Лишь в кухонной раковине лежало нечто похожее на конверт, от которого теперь мало что осталось, судя по полностью сожженной бумаге. Зайдя в спальню он увидел выглядывающий из шкафа сейф, дверца которого была распахнута, являя его опустевшее содержимое.       Складывалось впечатление, что Агата пустилась в бега, схватив только самое необходимое. Сразу заметив расхождение в своих суждениях, Сэм снова посмотрел на собаку, что теперь сидела рядом со своими двумя мисками и вопрошающе двигала их мордой. Отбросив мысли о побеге Харрис, парень налил в одну из них немного воды, а затем принялся искать корм. Найдя его в одном из шкафчиков, у него едва получалось уворачиваться от прыти явно сильно голодной собаки, прыгающей рядом с ним. Стоило той наброситься на корм, Макото сразу задумался о том, что делать дальше. Однако знал уже наверняка — пора бить тревогу.       Сэм ринулся к выходу, как вдруг услышал тихую вибрацию, вспомнив, что забыл снять телефон с беззвучного. Достав его из кармана, он уставился на незнакомый номер. Заранее чувствуя, что за этим звонком не последует ничего хорошего, он настороженно взял трубку:       — Алло?

***

      Уже через двадцать минут он стоял посреди длинной городской улицы недалеко от их офисного здания, окруженный сворой полицейских машин, припаркованных вдоль обочины. Внутри огороженной желтой лентой территории действовала целая следственно-оперативная группа из зевающих офицеров, судмедэкспертов, криминалистов и одного патологоанатома. За периметром скопилась толпа из гудящих прохожих, то и дело желающих углядеть что-нибудь интересное на настоящем месте преступления. Было заметно, что такие по истине убойные зрелища в небольшом приморском городке встречались нечасто. Потому шума было даже слишком много, особенно для семи утра. Сэма это не могло не раздражать, но он попросту не обращал внимания на настойчивых местных журналистов у себя за спиной, которых пытались отогнать дежурившие вокруг копы. Он лишь спокойно смотрел на творившийся хаос и попивал крепкий кофе, коим с ним любезно поделились полицейские.       Глаза слепило яркое солнце, от лучей которого не помогали даже надетые на нем солнечные очки. Зато они успешно скрывали его лицо. Вид у него был, мягко говоря, озадаченный. Если в красках – недоуменно-отупевший. Голова в прямом смысле шла кругом от происходящего. В то, что его юродивый друг не мог не поучаствовать в этой заварушке — Сэм ни капли не сомневался. Это подтверждали не только его найденный здесь телефон, чудом сохранившийся после проливного дождя, но и обычная наблюдательность в купе с чутьем, что давно сложились в памяти Сэма в проверенное правило под названием «если где-то рядом произошло что-то ужасное – в этом точно виноват Нильсен». К тому же, как выяснилось, в отеле тот не появлялся со вчерашнего дня. Однако самым весомым фактором был сороковой калибр пистолета, которым были застрелены трое из жертв, судя по предварительному заключению патологоанатома. Это не могло быть простым совпадением.       Сигнал об убийстве пяти человек поступил в ближайший участок всего два часа назад, сразу, как утихла буря. Сейчас эти пять трупов были тщательно спрятаны под специальными брезентами, подальше от чужих камер и любопытных глаз. Вокруг крутились эксперты. Не нужно быть детективом, чтобы догадаться, на кого в первую очередь падали их подозрения. Сэма допросили уже вдоль и поперек, но тот, из солидарности ли или из привычки, крутил головой и пожимал плечами. Отчасти он в самом деле ничего не мог сделать, так как сам ни черта не понимал. Но, будучи убежденным в личности убийцы, мог и многое рассказать. Нет, не за тем, чтобы сдать Нильсена. Наоборот, убедить полицейских, что тот не стал бы использовать оружие без необходимости. Навыки юриста в подобных ситуациях особенно помогали, не раз вытаскивая этого идиота из лап закона. Однако Макото был лишь вспомогательным звеном, так как статус и некоторые привилегии Нильсена говорили сами за себя. Правда, распространяться об этом направо и налево было никак нельзя. Едва ли не запрещено. Потому тот благоразумно молчал, старясь никак не выдавать свои недосказанности. Во всяком случае до тех пор, пока не найдутся первые доказательства. После адской головной боли, преследующей его всю ночь из-за грозы, он никогда бы не подумал, что будет благодарен буйной стихии. Ведь вода смыла практически все – от крови до любых отпечатков пальцев. Самого пистолета тоже не нашли. Опасения вызывала разве что камера видеонаблюдения на противоположной стороне улицы, которую сейчас проверяли криминалисты.       Куда мог деться Александр, Сэм не имел ни малейшего понятия. Знал лишь, что пропал тот точно не по своей воле. Честно говоря, волновался он не сколько за него, сколько за тех, кто его увез. Что-то подсказывало ему, что их может постигнуть участь куда печальнее, чем тех, кто прямо сейчас лежал перед ним на тротуаре. Но Александр в единоличной версии был далеко не самой большой проблемой. Самым ужасным было то, что Агата исчезла вместе с ним – ее вещи нашли недалеко от его. А как все уже успели заметить – вместе эти двое были той еще взрывоопасной смесью, пережить которую способен далеко не каждый. Потому Сэм разрывался между двумя возможными выводами. Первый был самым логичным – их обоих скорее всего очень скоро вернут. Второй, как бы странно он не звучал, был самым близким к правде – эти двое попросту загрызли друг друга. В конце концов, рано или поздно это должно было произойти. Надеялся Сэм, конечно же, на первый вариант. Почти искренне. Но в глубине души охотнее верил во второй.       Шум вокруг становился все гуще, а влажный воздух тяжестью оседал в легких из-за витавшего в нем зловония смерти. Пока полицейские изучали тела и искали прочие улики, помимо двух найденных пустых шприцов из-под рогипнола, Макото старался мысленно воссоздать примерную картину случившегося. Причинно-следственная связь никак не хотела складываться во что-то относительно достоверное – сосредоточиться в такой обстановке было слишком тяжело. Сделав еще один спасительный глоток кофеина, он вскользь прочитал пришедшее ему на мобильный сообщение. Оно было не особо содержательным – лишь короткое «я еду» от Рэйчел.       Ей он позвонил полчаса назад, после того как узнал, что Агата и Алекс бесследно пропали. К его огромному облегчению та уже успела вернуться в Портсмут и сейчас направлялась прямиком к нему. Он действительно был рад ее столь скорому приезду из Лондона и готов был закрыть глаза на ее зачастую слишком раздражительное общество ввиду присущих ей дотошности и маниакального пристрастия держать все под контролем. Правда, теперь, когда все пошло под откос, он не мог не страшиться факта, что останется с ней один на один. Потому перспектива появления шестого трупа совсем не казалась ему такой уж невероятной. Реакцию Рэйчел на исчезновение сразу двух владельцев целой верфи, дальнейшая работоспособность которой уже была под вопросом, предугадать было несложно – первым в их пропаже она обвинит именно его. И не важно, что вины бедняги Макото в этом, очевидно, не было.       Такси девушки подъехало к огороженной зоне как раз в тот момент, как Сэм почти закончил переговаривать с одним из полицейских, оповестившим его о проверке машин Агаты и Алекса, стоящих на соседней улице. Ее небесно-голубой деловой костюм, выныривающий из салона, он заметил издалека, сквозь мелькающую в поле его зрения серую толпу. Он двинулся ей на встречу, чтобы пропустить ее внутрь периметра, на ходу делая спасительный глоток кофе. Но не успел он пройти и двух шагов, как замер на месте, сильно поперхнувшись от вставшей поперек горла горечи, стоило ему лучше разглядеть женский силуэт. Прокашлявшись и смачно ударив кулаком о грудь, он поспешно снял темные очки, чтобы убедиться, что ему не мерещится. Он ошарашенно уставился на приближающуюся Линд, чьи каблуки отбивали быструю дробь о тротуар. Их перестук сильно выделялся среди царящего вокруг гула и неприятно вбивался в голову Сэма, пытающегося переварить увиденное. Глубоко внутри, даже когда уже не оставалось сомнений, он надеялся на страшный сон, галлюцинации, обман зрения, да на что угодно, лишь бы не признавать то, чего он боялся увидеть сейчас больше всего.       Рэйчел шла к нему не одна. А со своими двумя детьми. И псом в придачу.       Она ловко лавировала между людьми, уверенно двигаясь вперед. Одной рукой она придерживала почти годовалого сына, а другой вела за собой пятилетнюю дочь, еле поспевающей за матерью. Девочка с желтым рюкзаком за спиной крепко сжимала в своей ладошке длинный поводок, прикрепленный к ошейнику белой пушистой собаки, на шее которой болтался знакомый серебристый серп полумесяца.         Сэм отказывался верить, что это происходит на самом деле. Что эта ненормальная действительно притащила с собой своих детей, при этом прекрасно зная, куда и зачем она едет. Впрочем, удивляться тут было нечему. Уж слишком последовательной была сегодня тенденция ко всему худшему, что только могло произойти.       Пока Сэм пытался смириться с мыслью, что жизнь совместно с удачей уже давно послали его далеко и надолго, вручив ему двух вечно издевающихся над ним шведов, Линд как ни в чем не бывало приподняла вверх полицейскую ленту и, сперва пропустив внутрь девочку вместе с собакой, ловко пролезла следом, снова схватив дочь за руку. Дорогу ей тут же преградил один из полицейских, стремясь не дать пройти посторонним. Но та в свою очередь сразу принялась доказывать, что она таковой совсем не является. К тому же Сэм уже давно договорился о приезде другого близкого к пропавшим лица. Но копа смущала не сколько сама девушка, сколько ее компания, ведь детям и животным вход в оцепленную территорию был категорически запрещен. Однако Рэйчел была явно не в том настроении, чтобы доказывать что ей можно делать, а что нельзя. Девушка определенно была на взводе, потому Сэм поспешил к ней, пока та не устроила потасовку и не добавила ко всем прочим новых жертв. На самом деле Рэйчел совершенно не была вхожа в круг людей, любящих устраивать скандалы, плевавших на общепринятые нормы и правила. Но какого бы бесконечного терпения в купе с благоразумием она ни старалась придерживаться, им всегда рано или поздно наступал какой-то печальный предел. К счастью или сожалению, Макото давно выработал в себе рефлекс обезвреживать бомбу до того, как та снесет все к чертям. В тот момент, как он подошел к ним, Линд уже почти не сдерживалась, твердо заявляя мужчине, что ни она, ни дети, ни собака границы ленты не покинут.       — Дамочка, либо покиньте оцепление, либо проходите одна. Я обязан соблюдать…       — Я в курсе про ваш регламент! — прервала она его, ужесточив направленный на копа взгляд. — Повторяю вам в последний раз...       — Спокойно, они со мной, — вовремя вмешался Сэм. — Я сам разберусь и прослежу за ними. Они не будут мешать.       Серьезный и вместе с тем располагающий тон юриста ослабил директиву офицера. Тот задумался, с долей ярко выраженного скепсиса по очереди оглядывая стоящий перед ним белокурый квартет. Остановив глаза на выделяющимся на его фоне Сэме, он затяжно зевнул, косясь на других членов спец-группы, слишком занятых работой, чтобы обращать на посторонних внимание. Видимо, сильно не желая и дальше пререкаться с упертой мамашей, он дернул головой в сторону парня:       — Под вашу ответственность.       Ограничившись простой росписью девушки в протоколе, Сэм молча кивнул и последовал ближе к скопившейся веренице машин, туда, где было меньше всего людей. И, соответственно, подальше от установленных брезентов.       Повернувшись лицом к этой троице, не считая белобрысой мочалки, он прикрыл веки и сжал пальцами переносицу, ловя себя на удручающей мысли, что еще не было и десяти утра, а этот день уже был паршивее некуда. Сил да и какого-либо желания возмущаться у него не было, потому он лишь вымученно проворчал:       — Рэйч, ты в своем уме? Скажи мне, чем ты думала? Ты хоть понимаешь, что это место преступления? На кой черт ты притащила сюда детей?       — Ой, они все равно ничего не поймут, — отмахнулась она, сделав вид, будто позади нее вовсе не лежит пять мертвых тел. — А что мне было делать? Мне не с кем было их оставить.       Не успел Сэм открыть рот, как вдруг ощутил, как кто-то внизу пару раз дернул край его куртки. Опустив голову, он наткнулся на Астрид – маленькую копию Рэйчел.       Иногда ему казалось, что у него двоится в глазах – настолько девочка переняла внешние черты матери. Те же нордические особенности лица, те же светлые волосы, завязанные сзади в небольшой хвостик и такой же настойчиво-пронзительный серебристый взгляд, обрамленный густыми кукольными ресницами. Даже платье на ней было нежно-василькового цвета, которое только больше делало ее похожей на старшую Линд.       — Сэм, смотри, у меня теперь есть собака! — с улыбкой до ушей пролепетала Астрид, разведя руки в стороны. — Она похожа на большо-ой большо-о-ой снежный шарик!       — Милая, это не наша собака. Мы только временно заботимся о ней, пока не вернется ее хозяйка, — наклонившись к дочери мягко сказала Рэйчел, при этом вложив слишком много надежды в слово «вернется».       Никто в полной мере не знал, что здесь произошло на самом деле. И тем более, живы ли Агата и Александр до сих пор. Однако заранее хоронить друзей тоже никто не хотел.       Девочке такой ответ не пришелся по вкусу. Она тут же недовольно насупилась, готовясь протестовать.       — Не переживай, я попрошу Агату, чтобы она разрешила тебе с ней играть, — наперед заверила ее мать, покосившись на сидящее у нее в ногах животное. В ее уставших глазах так и читалось «ну почему она не могла завести себе чихуа-хуа?».       Сэм в ту же секунду не удержался от насмешливо-громкого фырканья, на что Рэйчел непонимающе на него уставилась.       — Агата ни за что не разрешит, — вполголоса пояснил он. — Она не любит детей. Я лично недавно видел, как она угрожала расправой маленькому мальчику. Если она узнает, что эту пушистую трогал ребенок – нам с тобой не сносить голов. Зачем ты вообще ее забрала? Тебе своих двух спиногрызов мало?       — Я должна была бросить ее в отеле? Кто теперь о ней позаботится, кроме нас?       — Сотрудники приюта, например, — пожал тот плечами. Как бы хорошо парень не относился к Харрис, брать ответственность за это миловидное чудовище точно не входило в планы их обоих. Особенно после сегодняшних событий, когда тяжелое бремя работы полностью легко на их плечи, к которой еще и добавилось расследование по исчезновению аж двух членов команды. Отдать собаку на передержку в приют – было плодом исключительно рациональных соображений. Однако мысль о том, что у него в глазах больше не будет рябить при виде этой собаки – определенно тоже играла роль.       Естественно, столь заманчивую для него идею никто не поддержал. Луна злобно оскалилась, учуяв неладное, а Астрид только пуще надула губы и, как будто защищая, приобняла ту рукой.       — Тебе что, жить надоело? — взметнула бровь Линд, продолжая стоять на своем. — Я не поступлю так с Агатой. Тем более, сам видишь, — она кивнула в сторону дочери, состроившей максимально грозное лицо, что, в силу ее возраста, только наоборот добавляло ей умиления.       Как бы ему ни хотелось отговорить Рэйчел от этой безумной затеи, спорить с ней и ее мини-копией он не стал. Это было бесполезно, тем более против них он был в подавляющем меньшинстве. Издав изможденный выдох, он остановил взгляд на льнувшем к девушке таком же светловолосом карапузе, пускающем слюни на свою погремушку и с невероятным любопытством осматривающим все вокруг.       — И что случилось с их очередной няней на этот раз? Больница, психотравма или сразу морг? — наконец поинтересовался Сэм.       Рэйчел гневно воззрилась на него, отчего тот едва не поежился. Но ему было не привыкать, к тому же все внутри быстро сменилось на легкое ликование, судя по уже плохо скрываемому стыдливому смущению на лице Линд. Он не иначе как попал в точку.       — Подожди, неужто все вместе? — забавлялся он.       — Ничего подобного! Все обошлось без моргов и больниц, — попыталась оправдаться она. Вот только Сэм уже не сдерживал своей веселой гримасы, скрестив руки на груди. И она сдалась: — Почти.       — Мы играли в догонялки. Я убегала, а тетя должна была меня поймать, — с поистине детским задором начала рассказывать девочка. Закрутив головой, она заулыбалась еще шире и подытожила: — И не поймала!       — Перелом ноги, — поджала губы Рэйчел.       Сэм разразился хохотом, но потом сразу стушевался, осознав, что это не самое подходящее место для смеха. Кашлянув в кулак, он потрепал Астрид по голове:       — Умница. Алекс тобой бы гордился.       — И ты туда же? Такое нельзя поощрять! — осадила его Линд.       — Да ладно тебе, одной больше, одной меньше. К тому же она не виновата, что ее мать оставила ее на неуклюжую неудачницу, — с иронией хмыкнул он, уловив искры радости в больших глазах Астрид.       На самом деле, Макото ставил на то, что новая няня не выдержит и двух дней, но та оказалась крепким орешком - смогла продержаться побольше многих предыдущих, отделавшись всего лишь переломом ноги. Астрид было всего пять лет, а она уже была настоящей сорвиголовой и грозой всех нянь не только Швеции, но теперь и Англии. Фраза о том, что внешность обманчива никогда еще не была настолько правдивой – под милой щекастой малышкой скрывался маленький несносный монстр, способный свести либо в могилу, либо с ума.       То ли над парнем издевалась сама вселенная, то ли таковой была злорадная закономерность, но Сэм уже смирился с тем, что с блондинами ему всегда не везет. И не важно, будь то волосы или шерсть.       Проигнорировав выпад юриста и точно вспомнив о цели своего сюда приезда, Рэйчел робко заозиралась по сторонам. Чем больше она рассматривала мельтешащих мимо полицейских и других работников спец-служб, тем больше беспокойства отражалось на ее и без того бледном лице.       — Ты уверен, что это его рук дело? — сделав к нему шаг, совсем тихо спросила она.       — Абсолютно, — мрачно кивнул Сэм. — Благо следов за собой не оставил.       — Нет, ну до чего безответственный человек! Надо было ему пропасть именно сейчас, когда у нас на носу такой проект, которым, между прочим руководить может только он. И с которым мы с тобой в одиночку не справимся.       Думать о работе сейчас было как минимум неправильно. Но Сэм понимал, что Рэйчел лишь прикрывает таким образом свою усиливающуюся нервозность, маскируя переживания под гнетом других, менее насущных проблем. И все же в ее словах было тяжелое зерно истины, о котором тоже стоило задуматься.       — Я не удивлюсь, если он все это подстроил, а сам улетел в закат на Карибы, — фыркнула она, выдавая свое напряжение.       Ее слова можно было расценивать как за нелогичный абсурд, так и за вполне вероятную теорию. Но Сэм предпочитал реально смотреть на вещи.       — А Агата ему там зачем? Он ее едва выносит. К тому же она бы скорее отгрызла себе обе руки, чем согласилась бежать с ним на Карибы. И еще бы добавила, что острова и так слишком малы, чтобы делить место под солнцем с ним и его раздутым самомнением, — подхватил он, изобразив колкую манеру Харрис. — И вообще, зачем ему тогда уб…       — Ты что, его первый день с ним знаком? — перебила она его. — Для правдоподобности! Никто бы в противном случае не поверил в его похищение без кучки жертв. Заодно и любимым пистолетом воспользовался, не вечно же ему было пылиться у него в бардачке. А Агату прихватил с собой, потому что я, как впрочем и всегда, оказалась права!       Может Сэму просто не хотелось прощаться со своими деньгами, а может давать Линд шанс выиграть в их споре, не нарушая устоявшуюся череду его побед, но он до последнего был уверен в том, что Агата и Алекс не станут подтверждением ее слащавой гипотезы «от ненависти до любви…». Как человек, придерживающийся здравых, а главное реалистичных взглядов на жизнь, он считал такие изречения не больше чем феноменом детских сказок, держащих взрослых людей за наивных дураков. Противоположные по природе вещи не могут соединяться во одно гармоничное целое. Особенно, если каждая из них искренна в своем проявлении.       Не став говорить о возникших у него недавно сомнениях насчет подлинной ненависти между этими двумя, Сэм поспешил ее осадить:       — Во первых, говори потише! А во вторых, эта твоя теория самая приторно глупая чушь, которую я когда-либо от тебя слышал.       — Ничего вы, мужчины, в этом не понимаете. Мало того, еще и все поголовно слепые. Неужели одна я вижу как Алекс на нее смотрит? — хмыкнула она, поправив непослушные волосы, лезущие на лоб сына.       — С желанием, чтобы она подавилась собственным ядом? — даже процитировал Нильсена он, вспомнив одну из его фраз, брошенных в спину Агате.       — Неравнодушно, дурак. Когда ты последний раз до появления Агаты видел его таким озабоченным?       — Эм… Каждый день?       Рэйчел тут же вспыхнула как спичка, ударив того по плечу.       — Ты понял, что я имела в виду!       — А в чем я не прав? На других девушек он тоже до нее смотрел. А за Агатой он просто внимательно следит и ты сама прекрасно понимаешь почему.       — Да, вот только почти каждую из них он не стремился увидеть больше одного раза, — стояла на своем Линд. — Она его зацепила! Как ты не видишь? Честное слово, среди нас двое детей, а из всех нас пятерых самый бестолковый здесь ты.       Сэм лишь закатил глаза, не выдавая своей слегка задетой гордости, что его выставили глупее даже белобрысой мочалки, не то что годовалого ребенка, продолжавшего пускать слюни на свою погремушку.       — Слушай, ну это ведь полный бред. С твоих слов так я, который терпеть не может зефир, на самом деле испытываю к нему тайное сексу… любовное влечение, — осекся он, недоверчиво дернув бровью.       — Какой же ты все-таки упертый…       — А я люблю зефир! — между делом воскликнула Астрид, мягко поглаживая собаку между острыми ушами, которые доставали той до плеча. Через секунду ее лицо озарилось какой-то неожиданной догадкой и она повернулась к Рэйчел, задрав голову: — Мама! Мама! Она еще похожа на зефир! Большо-ой — большо-ой зефир!       Пока та вынужденно поддакивала радости дочери, испуская один измученный выдох за другим, Макото было решил вернуть разговор в прежнее русло. А именно напомнить девушке о куче фактов, прямо указывающих на намеренное похищение Агаты и Александра, но передумал в последний момент.       — Рэйч, — наконец серьезно посмотрел он на нее. — Он не может покинуть страну, пока не закончит проект. Он бы нас не бросил. И ты это знаешь.       Выражение лица девушки вмиг изменилось: сбросив маску напускного задора, ее черты приобрели полные печали оттенки, а серебристые глаза потускнели. Вслед за ней и Сэма пробрали те же эмоции, едким прискорбным осознанием падающие на сердце.       — Я просто не хочу думать, что с ними действительно произошло что-то плохое, — дрогнувшим голосом прошептала она.       Конечно, они оба знали, что именно так, к несчастью, и было. Стоять здесь, посреди толпы полицейских, мечущихся между накрытыми брезентами трупами и отрицать очевидное вряд ли внушало надежду на лучшее. Но и вдаваться в хоть и вполне резонную панику они не могли. Если Сэм умел сдержанно реагировать на любые сюрпризы злополучной судьбы, то Рэйчел, несмотря на ее невероятную стойкость, это давалось сложнее. Тем более рядом с детьми, которым передавались переживания матери.       — Мы их найдем, — успокаивающе проронил он, стараясь вложить в свой тон как можно больше уверенности. Даже если в нее не верил он сам. — Алекс тот еще живучий засранец. И Агата, кстати, тоже. С ними все будет хорошо.       Рэйчел задержала на нем взволнованный взгляд, что сочился горьким пониманием его недвусмысленных слов. Только Сэма поразила догадка, как он нечаянно задел больную для нее тему, Рэйчел благодарно ему улыбнулась и, посмотрев на прильнувшего к ее плечу сына, согласно кивнула.       Их общее молчание тут же прервала Астрид, снова слабым рывком дернув парня за куртку.       — Мама сказала, что сегодня со мной играешь ты.       Смысл сказанного, как и все остальное за сегодня, доходил до него с опозданием. Но табун ледяных от ужаса мурашек на своей спине вместе с жизнью, что торпедой пронеслась у него перед глазами говорили сами за себя.       — Рэйч, нет. Ни за что. Мне еще дороги мои ноги. И руки тоже! И вообще, я еще не готов умирать!       — Во-первых, не драматизируй. Ничего она тебе не сделает. Она же ребенок!       — Ага, ребенок который обожает лишать конечностей взрослых людей. Да по ней «Пила» плачет!       — Сэм, пожалуйста. Мне больше не с кем ее оставить, а мне нужно срочно отвести Оливера в больницу. Вчера у него была небольшая температура, а утром он споткнулся и упал! Потом нужно записать их в ясли и в детский сад…       — О боже… Да за что мне все это? — взвыл Макото, ловя себя на мысли, что пора бить тату с этой фразой, ведь теперь она сопровождала его всегда и везде в качестве то ли проклятья, то ли девиза по жизни. — Рэйч, он только научился ходить! Естественно он будет постоянно падать! Почему я должен тебе это объяснять? А отдать их в детский... сад ты можешь и завтра!       — Поверь, я сама от всего этого не в восторге. Но у меня больше нет ни времени ни сил искать новую няню, — испустив судорожный выдох, умоляюще уставилась она на него.       — И ты решила сделать из нее меня? Я прошу тебя, возьми же ты наконец отпуск и сиди в нем хоть до их совершеннолетия, но не обрекай других людей на страдания!       Завидовать бедной Рэйчел, на нелегкую долю которой выпала судьба матери-одиночки, да еще и вдовы, было не в чем. Смотря на девушку, щемящая жалость каждый раз сливалась с неотделимым от нее восхищением, после которого начинаешь больше ценить то, что имеешь, сильнее сопереживать тем, кто почти все потерял и уважать тех, кто не сдался. Но Линд всегда ненавидела эти долгие, полные хрупкого сострадания взгляды, не желая мириться с фактом своей беспомощности и чуть ли не зубами срывая с себя жалкое клеймо вечного чужого сочувствия. В итоге все сложилось так, что ее борьба уж слишком часто стала граничить с безрассудным отчаянием, заставлявшим ее метаться между должным и, по сути, самым важным. Из-за рабочих обязанностей, держащих ее не сколько из-за денег, а скорее из-за собственного упрямства, о детях заботились то и дело сменяющиеся сиделки, пока Рэйчел вкалывала до изнеможения. И как бы Алекс и Сэм не умоляли ее прекратить упираться и перестать себя изводить, та все равно стояла на своем, отнекиваясь от предлагаемой помощи и безустанно твердя, что никто не сделает ее работу лучше нее. Макото уже давно сбился со счета, сколько раз Нильсену приходилось силком затаскивать ее домой, порой даже слишком настойчиво требуя отдохнуть и посвятить время семье. Конечно, тем самым беря на себя двойную нагрузку и бессонные ночи.       — Я никуда не уйду, пока мы не разберемся с этим проектом! Алекс и Агата пропали, а мы не можем посвятить в него никого другого. Ты правда думаешь, что справишься без меня?       — Рэйч… — снова попытался достучаться до нее он, заостряя их зрительный контакт и вкладывая в него как можно больше понимания того, что она, в первую очередь, должна подумать о себе и о детях. Однако как бы он ни сопротивлялся объективно-плачевной реальности, подсознание так и кричало, что Линд права. Как и то, что выбора, как такового, у него нет. Сокрушенно вздохнув, точно смертник на гильотине, он нехотя согласился: — Ладно.       Когда девушка закончила распинаться на благодарности, уверяя, что не задержится дольше чем на час, к ним подошла женщина-офицер, чтобы задать Рэйчел несколько вопросов, касаемых вчерашнего дня и пропавших друзей. Бросив на Сэма предостерегающий взгляд, как бы давая ему знать, что она в курсе, что стоит говорить, а что нет, ее с детьми отвели в сторону, подальше от основной шумихи. Макото же невольно встревожился, спиной чувствуя нарастающее среди полицейских напряжение. Повернувшись к дороге, он заметил подъехавшую патрульную машину, из которой выскочило несколько одетых в форму людей. Как он догадался, они только что обыскивали машины Агаты и Алекса, припаркованных у бизнес-центра на соседней улице. Судя по суровым каменным лицам и его ходуном забившемуся сердцу, пускающим в кровь очередное дурное предчувствие, он уже не растрачивался на сомнения – они что-то нашли.       Сбросив пелену нахлынувшего беспокойства, он придал выражению серьезный вид и двинулся к прошедшей внутрь периметра группе, бурно переговаривающейся у открытого багажника.       Стоило ему подойти ближе, как все мгновенно замолкли, переключив внимание на юриста.       — У обеих машин повреждены двигатели, — сообщил один из полисменов.       — Что ж, это объясняет почему они оказались здесь в бурю, — подумав, сделал вывод Сэм. — Пошли пешком, чтобы поймать такси. Так их и взяли.       Те настороженно переглянулись между собой, провоцируя его занервничать еще сильнее. Похоже, они уже не были так уверены, являются ли Александр и Агата жертвами похищения. Но почему?       — Мистер Макото, вам знакома эта сумка? — испытывающим тоном дознавателя на допросе спросил офицер, кивнув в сторону содержимого багажника.       Сердце Сэма зашлось в ужасающем ритме, а каждый его удар ощущался все жестче, отдаваясь гулом в ушах. Сглотнув горькую слюну, он сделал два нетвердых шага к автомобилю, изучая полупустое заднее отделение.       Его реакция рождалась на острых контрастах, граничащих между очевидным и невероятным.На дне сумки лежало оружие – пистолет с глушителем, запасные обоймы, набитые пулями и два профессиональных метательных ножа, отполированная сталь которых сейчас холодным серебром переливалась на припекающем солнце. Невооруженным глазом было видно – этим пользовались много раз.       Простой вывод напрашивался сам.       Оно не могло принадлежать Алексу. Значит… оно принадлежало Агате.

***

      Сидя за столом в комнате для совещаний, Сэм никак не мог решить, чему ему хотелось больше – начать лезть на стенку или заплакать. Правда склонять себя к выбору он уже не пытался, так как скорее всего предпочел бы третий вариант – постигнуть судьбу камикадзе и будь что будет. Как он и думал, одним часом Рэйчел не ограничилась, явно нацелившись разрушить остатки его психики и лишить какого-либо желания не то что заводить собак или собственных детей, но и в принципе – желания жить.       Самое печальное, что ко всему этому он пришел всего через двадцать минут, как стены этого здания захватила сносящая все на своем пути криминальная группировка под жутким названием «Астрид Линд и компания». По сравнению с ней синдикат Якудза нервно курил бы в сторонке, ведь ее боялись абсолютно все – англичане, японцы и даже американцы. Первыми были сотрудники с нижнего этажа, вторыми – ваш несчастный слуга и все боги, которым он молился о спасении, а третьими – обычный курьер, которого сильно выдавал западный акцент.       Макото никогда бы подумал, что обычные прятки окажутся страшнее, чем выехать на встречную полосу на полной скорости и попасть в фильм ужасов вместе взятых, ведь за прошедшие полтора часа он успел потерять ребенка с собакой аж дважды. Обыскав весь их этаж, все углы, каждый шкаф и столы, он уже почти отчаялся, мысленно готовясь к экзекуции от Рэйчел. Ну как, как можно пропасть в закрытом полупустом офисном помещении? Если бы тот не додумался спуститься на этаж ниже к соседней холдинговой компании, наверняка пришлось бы бежать из страны. К счастью, там было настолько тихо, что он с лёгкостью услышал шумное пыхтенье пушистой, доносящееся из-за спинки дивана. Когда его отпустил приступ тахикардии, ему пришлось собрать в кулак все свое терпение, чтобы спокойно объяснить девочке, что прятаться на другом этаже – как минимум нечестно. После второго раунда игру в прятки пришлось запретить.       Но это испытание ни шло ни в какое сравнение со следующим. Очень громким, выматывающим и так и подначивающим взвыть от отчаяния. Астрид начала носиться по всему этажу со скоростью пулемета, резвясь с животным, которое тоже было не прочь в итоге разбить две напольные лампы и снести в два раза больший по габаритам цветок.       Гоняться за ними Сэм и не собирался, так как не хотел в последствии остаться калекой. Но визги, лай и смех, доносящиеся из коридора, дробили его и без того раскалывающуюся голову на несколько частей, отчего того так и тянуло снова разрешить этим двоим спускаться на нижний этаж. Да и вообще бежать куда-либо, хоть на край света. Лишь бы подальше от него.       Пытка на этом не заканчивалась. Теперь, как он и предугадывал, все рабочие заботы, раньше делящиеся между тремя людьми, легли на одного Сэма. После прошедшей над городом бури многие строящиеся или ремонтирующиеся объекты на верфи потерпели как мелкие, так и крупные разрушения. Потому его телефон так и разрывался от звонков подрядчиков, просящих срочно подъехать кого-нибудь из руководства.       Пообещав приехать в ближайшее время уже в третий раз, он отложил телефон и устало протер ладонями лицо. Приоткрыв глаза, он, с выражением вселенского страдания уставился на длинный стол, на котором до сегодняшнего судного дня царил идеальный порядок. Теперь же он больше напоминал абстрактную свалку, состоящую из не меньше чем тридцати разноцветных карандашей, небольшой горки детских рисунков, наклеек, печенья и клоков белой собачьей шерсти, которой можно было набить маленькую подушку.       Рассматривая это порождение хаоса, он не сразу заметил стоящую в помещении тишину, что текла по нервам словно бальзам на душу. Астрид спокойно сидела на другом конце стола, снова что-то упорно вырисовывая на тех самых документах, которые Агата вчера планировала засунуть в рот Нильсену, если тот их не прочитает. Видимо, она решила оставить свои безуспешные попытки дрессировки мочалки, потому что у юриста над ухом все последние двадцать минут раздавались одни и те же команды «сидеть», «лежать» и «дай лапу», слетавшие с уст ребенка подобно маятнику, бившему прямиком по голове Сэма. Усугублял процесс тот факт, что девочка с рождения была билингвом и зачем-то разговаривала с пушистой как на английском, так и на шведском. Последний собака, разумеется, отказывалась понимать. С командами на английском все обстояло едва ли лучше, так как кроме хозяйки питомица, похоже, больше никого не слушалась. Если бы не песочное печенье, приводящее собаку в дикий восторг, то Сэм был почти уверен, что роль послушного пса пришлось занять бы ему.       Он перевел взгляд на Луну, развалившуюся на излюбленном Агатой диване. На секунду ему стало ее даже жалко. Теперь ее белоснежный окрас разбавляло множество красных наклеек в виде сердечек, висящих на кончиках ее шерсти. Но та, кажется, его сочувствие совсем не разделяла, с довольной мордой грызя палку от недавно постигшего тяжелую участь растения.         Насколько все должно быть плохо, чтобы начать всерьез верить, что тебя не иначе как прокляли? Потому что Сэм уже не находил других объяснений этому бешеному потоку проблем, где одна была хуже и масштабней другой. Он так и пялился на поисковую строчку на экране своего ноутбука, отговаривая себя от желания ступить на кривую дорожку и пасть до запросов «как снять порчу?», «что делать, если тебя сглазили?» и на худой конец «купить амулет на удачу, потому что меня она явно послала далеко и надолго». Но эти вопросы меркли на фоне «уцелеет ли здание, если оставить ребенка одного с собакой?».       Парню еще никогда так сильно не хотелось разорваться на две части. Взять с собой на объект девочку он не мог. Все-таки он был не настолько глуп, чтобы обрекать на уничтожение целую верфь. Да и для детей это место точно не значилось безопасным. Остаться и перенести встречу тоже не рассматривалось – любые задержки в реализации проекта стоили для компании слишком больших рисков, допускать которые было исключено. Даже если пропал чуть ли не единственный, кто мог этим проектом руководить.         Сэм уже не надеялся, что Рэйчел возьмет трубку, сотый раз слушая ее автоответчик. Не находя другого решения, кроме как взять этих двоих с собой, он вдруг уловил рядом чье-то движение. К нему подкралась Астрид – волосы у нее были слегка взлохмачены, а серо-голубые глаза искрились от радости. Неуклюже смахнув с лица светлые пряди, выбившиеся из ее хвоста, она протянула обе руки и пролепетала:       — Сэм, смотри, что я нарисовала.       Изобразив глубокую заинтересованность, Макото угнетенно вздохнул и, под напористым взглядом девочки, взял рисунок. Для ее возраста он был удивительно неплох. Во всяком случае потому, что он смог понять, кто на нем изображен.       — Это ты, — она тыкнула пальцем в человечка с очень грустным лицом, а затем переместила его чуть ниже. — А это я и собачка.       Если бы не три черных точки в виде глаз и носа, он бы никогда не догадался, что подразумевалось под ярко-желтым комком, больше напоминавшем страшную кляксу, на которую кто-то чихнул. Сэма это даже повеселило – ведь он получился куда удачнее, чем эта мочалка.       — А почему она желтая? — вяло поинтересовался он.       — Вообще-то белый карандаш не видно на белой бумаге. А серый у меня сломался, — объяснила ему Астрид, точно главным несмышленышем здесь был он, а не она. — Я нарисовала ее желтым, потому что тогда она похожа на мохнатое солнышко. Большое – большо-о-ое солнышко!       — О-очень красиво, — крайне неправдоподобно пробубнил парень, одновременно размышляя над своей жизнью и как он сумел до такого докатиться.       Получив должную похвалу, Астрид ускакала обратно – дальше портить документы Агаты. Сэм же, продолжая пялиться на свою нарисованную унылую физиономию, взял стакан, намереваясь сделать новый глоток уже давно остывшего кофе. Не успел он толком поднести его ко рту, как вдруг до его слуха донесся глухой стук каблуков, ритмично ударяющих о плиточный пол. Он сорвался с кресла за долю секунды, буквально вылетая в коридор. Несясь на встречу долгожданной свободе после той бесчеловечной тирании, что он терпел почти два часа. Что б он еще хоть раз согласился на это! Да он лучше будет часами выслушивать шутки Нильсена, чем снова подпишется на роль няньки! С выходками этого взрослого детины он хотя бы смог смириться, тем более тот не представлял для него смертельной угрозы. Максимум вызывал желание набить морду. Причем зачастую именно себе, ведь мысль об отпуске в больнице еще никогда и ни для кого не была настолько привлекательной.       Едва ли не переходя на бег, у Сэма в уме параллельно созревала короткая, но очень доходчивая речь для Линд. Но, учуяв подвох, тот резко замедлился. Вслушавшись в отскакивающий от стен звонкий рокот, он сразу распознал незнакомый темп – Рэйчел всегда ходила так, будто опаздывала сразу в десяти местах, перемещаясь на каблуках со скоростью бегущей в колесе белки. Этот же шум был совершенно другим – монотонным, но в то же время решительным. Точно зловещим.       Остолбенев посреди коридора, он снова прислушался к приближавшимся шагам. И тут из-за угла вынырнула девушка. Не сбавляя хода, она уверенно направилась прямиком на него, отчего Сэм невольно отступил немного назад, вглядываясь в очертания, увы, не Рэйчел.       Узнать неожиданную гостью оказалось несложно. Ведь именно ее неделю назад он тащил на себе в стельку пьяную из клуба, помогая добраться до квартиры после того рокового рандеву, устроенного по воле Нильсена.       — Ева?! — сведя брови, с самым откровенным недоумением бросил он в воздух, не веря своим глазам.       Детали той ужасной ночи, включая всех ее участников, а именно одного генератора «гениальных» идей, двух его жертв и одной нетрезвой подружки – он вряд ли когда-нибудь сможет забыть. Но сейчас образ последней слишком разнился с тем, что он запомнил. Вместо помятого, довольно откровенного наряда ее фигуру обтягивало похожее, только темное в тонкую светлую полоску платье, подчеркивающее длинные ноги и худые ключицы, что едва прикрывало строгое до пола пальто с идентичным черно-белым орнаментом. Кроваво-алая помада идеально обрамляла контур губ, а корпус больше не раскачивался из стороны в сторону, норовя вот-вот повалиться наземь. От плавной, но в то же время твердой походки девушки, точно ей принадлежало все это здание, стоящий с отвисшей челюстью Сэм даже засомневался в том, что на него действительно надвигалась подруга Агаты, а не некая незнакомка.       Удостовериться в их знакомстве он смог сразу, стоило Еве закончить свое дефиле и остановиться чуть в стороне от него. Не отрывая от нее завороженного, слегка иступленного взгляда, он повернул голову к ней.       — И тебе привет, — приспустив свои темные очки, она небрежно осмотрела его снизу вверх, а потом сделала два легких шага вперед и поддела ногтем его подбородок, прикрыв рот обескураженного ее эффектным появлением Макото. До него тут же донесся сладкий запах ее духов, которые почему-то отдались в нем внезапными воспоминаниями о проведенном детстве в родной Японии. От девушки определенно пахло жасмином, бутоны которого каждое лето цвели за домом его семьи. — Прости, не знаю твоего имени… Или не помню? — нахмурилась Ева, вновь пройдясь по нему глазами. — Я ведь с тобой не спала?       Брови юриста взметнулись вверх. Он пару раз сморгнул, пытаясь выдавить из себя хоть слово, но все они застряли в горле, встав сухим комом.       Как только у него в мозгах созрел какой-никакой да ответ, та вдруг бесцеремонно забрала стакан у него из руки и, не брезгуя, отпила.       — Впрочем, не важно, — посмаковав кофе на языке, она поморщилась и всунула ему стакан с таким видом, будто ждала, что вместо обычного двойного эспрессо там будет карамельный фраппучинно на соевом молоке. Или что-нибудь покрепче. — Охранники у вас на входе такие злые. Не хотели меня пускать! Заладили «мэм, без пропуска нельзя», «не положено». В общем, пришлось вежливо послать их куда подальше и искать задний вход. Хорошо, что для меня это уже давно пройденный этап, — почти не шевеля губами пробурчала она последнюю фразу и резво двинулась к двери кабинета.       Если бы Сэм в этот момент пил свой кофе, он бы однозначно сейчас уже лежал где-нибудь на полу, задыхаясь от шока. Хотя идея прилечь и больше никогда не вставать, признаться, была очень заманчивой. Возможно, даже необходимой. Но тот лишь сильно потряс головой, дабы наконец вернуть себя в чувство. Ради жалких остатков своего рассудка Сэм решил не размышлять по поводу того, какой опыт девушка на самом деле имела в виду и пошел за ней, уперев все еще растерянный взор в отпечаток красной помады на крышке стакана.       Перед тем как распахнуть дверь, Ева немного помедлила, разглядывая длинную трещину, тянущуюся поперек стеклянной двери. Не проявив и капли удивления, она по-хозяйски ступила внутрь, кинула свою сумку Prada на одно из кресел и повернулась к вошедшему за ней парню.       — Ну и где она? — не успела она толком развернуться, как к ней подлетела собака, чуть не сбив девушку с ног. Восторженно подпрыгивая на задних лапах, она бойко замахала хвостом, с бешеным перевозбуждением ластясь к Еве. Та мгновенно присела на корточки, приветливо поглаживая пушистую за ушами и уворачиваясь от языка, стремящегося облизать ее за щеку. — А ты как тут оказалась? Ладно, ты не совсем та, кого я надеялась здесь увидеть, но тоже сойдешь. Боже, что это на тебе?!  — заметив на ее носу и шерсти яркие наклейки, она принялась отлеплять одну за другой.       Сэм опасливо покосился на Астрид, сидящую у дальнего конца стола. Она недовольно насупилась – то ли из-за чрезмерной радости питомицы, которой та обделила девочку, то ли из-за происходящего произвола над ее хоть и ребяческим, но все же творением. И все же возмущаться она не спешила – у нее таких наклеек была еще целая пачка.       — Если ты про Агату, то здесь ты ее не найдешь, — наконец подал голос Сэм. Только настырных подружек ему для полного счастья здесь не хватало. Конечно, он считал важным поведать той о сложившейся ситуации в связи с загадочным исчезновением Харрис, однако срочности, как и времени на это, он не находил от слова «совсем». — Зачем ты приехала?       Как только с уст Макото сорвалось имя англичанки, собака, словно по команде, начала тоскливо поскуливать, навевая нервные круги вокруг Евы. В ее движениях и прерывистом заунывном вое так слышались не сколько переживания, сколько отчаянные попытки что-то сказать.       Оторвавшись от беспокойно теревшегося об нее животного, девушка выпрямилась и переключила внимание на свой мобильный. Встав к Сэму полубоком и, не отрываясь от экрана, она заговорила, не вложив в тон ни единой эмоции:       — Будь так добр, скажи мне где она. В отеле ее нет, трубку она не берет, а у меня для нее новости. Хорошая и плохая. Я смогла выбить себе отгул всего на день, а я очень ценю свое время, так что поскорее, если можно. Мне вечером еще нужно заскочить к…       — Куда? К венерологу? — перебив ее, фыркнул себе под нос Сэм.       Он осознал насколько грубо и бестактно это прозвучало только тогда, когда до него дошло, что он произнес это вслух. Эта мысль промелькнула у него в голове сама собой, озвучивать которую он точно не планировал. Однако после всех сегодняшних событий эта неловкость не казалась такой уж глобальной, да и снисходить до банальных любезностей было уже выше его иссякающих сил. Ему очень хотелось на кого-то накричать, нахамить, выплеснуть всю усталость и скопившийся гнев от давящей на нервы катастрофы, неумолимо прогрессирующей с каждой чертовой минутой. Решать проблемы по мере их поступления для него казалось запредельной мечтой, ведь не мог он смириться с фактом одной, как над ним гранитной плитой уже нависала следующая, не менее тяжелая и не менее трудная.       Но такое аморальное поведение было не в его характере, как бы велико порой ни было искушение. Держать себя в руках за годы дружбы с Нильсеном стало его сильной стороной, потому все его заветные желания, как правило, редко выходили за рамки его головы. Этот случай, увы, стал исключением.       Остро́та повисла в воздухе, развевая по кабинету напряженную тишину. Даже собака оборвала свой сиплый скулеж, крутанув мордой в сторону Сэма. Он же пытливо следил за реакцией Евы, готовясь к худшему. Но она лишь медленно отвела взгляд от своего телефона и так же неспешно, словно робот, повернула шею к нему, выглянув из-за плеча. Что конкретно выражал ее взгляд определить было сложно, однако в нем однозначно не отражалось ни обиды, ни раздражения, ни предсказуемой злости. Скорее дерзкое, колкое одобрение, опять сбивающее парня с толку.       — Извини, я не хотел… — запинаясь, начал было оправдываться Сэм, но та не дала ему договорить.       — Неплохо, — хмыкнула она, изогнув уголок губ в лукавой усмешке. — Но ты не угадал. К своему массажисту вообще-то. Спину вчера на йоге потянула. Болит ужасно. Чтоб я еще раз на эту пытку пошла без Агаты. Я дважды чуть не сломалась пополам! А все эти ширша… данда… шваласаны или как их там… В общем, полная хрень. Особенно эта собака мордой вниз. Уверена, у тебя и то лучше получится, — указала она на лежащую у нее в ногах Луну.       Сэм едва поспевал улавливать смысл всего повествования. Он впервые видел девушку, не спешившую обижаться на столь гнусное оскорбление и потому отвлекался на раздумья о том, что с ней не так.       Вдруг из-за ее спины выскочила Астрид и с самым невинным любопытством на лице спросила:       — А кто такой венеролог?       — О боже, — схватился за голову юрист, предчувствуя новую волну подступающей мигрени.       — А это что еще за пигалица? — махнула Ева на ребенка пальцем.       — Не спрашивай, — пробубнил он, начав самым неожиданным для себя образом скучать по обществу Нильсена и его дурацким подколам. Не то что бы Макото не жаловал женской компании, но в лице этой разносортной троицы ее было даже чересчур много.       Какое-то время Астрид и Ева изучающе пялились друг на друга. Первая с неподдельно детским интересом, упорно желая услышать ответ на свой вопрос, вторая же смотрела на ребенка как на неопознанный объект – с серьезным сомнением и опаской.       — Ох, малышка, ты столького еще не знаешь… И чему сейчас только детей учат? Доживешь до моего возраста и он, возможно, станет твоим лучшим другом, — невозмутимо заверила она, а потом на выдохе добавила: — Вместе с алкоголем и антидепрессантами.       С одной стороны этот разговор не мог не забавлять, с другой парню было не до смеха – он буквально слышал на себе гневные крики Рэйчел после того, как та услышит о новых познаниях дочери.       Непонимающе захлопав ресницами, девочка смело проговорила:       — Мама говорит, что алкоголь — это плохо.       — Значит твоя мама дура. Даже если она абсолютно права, — без колебаний ответила Скай. — Вот тебе несколько жизненных правил – во-первых, всегда важно вовремя остановиться. На меня не смотри – я поняла это, когда было уже слишком поздно. Но у тебя еще все впереди, так что не переживай. Во-вторых – не играй в пьяную рулетку. Это то же самое, что и русская – никогда не знаешь, в какой момент откинешься. А в-третьих – не перебарщивай со льдом. Он обычно все портит…       Как и предугадывал Сэм, «приятные» сюрпризы за этот день точно были не намерены заканчиваться. Не прошло и пяти минут, как эта женщина вторглась в кабинет, а она уже зачитала вводный курс о том, как правильно спиваться. Пятилетнему ребенку!       Он вдруг поймал себя на очень дурной, но вполне вероятной мысли – с Алексом эта ненормальная точно нашла бы общий язык. Тот тоже не любил осторожничать в выражениях. Будь то со взрослыми или с детьми.       — Не утруждайся. Она еще слишком мала, чтобы падать так низко, — встрял в разговор Сэм, пока та не научила Астрид еще какому-нибудь нелепому правилу вроде «взболтать, но не смешивать». — Зачем ты пришла? И без тебя проблем по горло.       Кинув в него незамысловатый взгляд, Ева не глядя сбросила звонок на своем мобильном и, начав быстро печатать на нем сообщение, пропустила многозначительный смешок, таящий за собой ощутимое превосходство.       — Поверь, я в курсе всех вашим проблем. Потому я и здесь. В основном, чтобы помочь Агате собрать вещи и забрать из этой шарашкиной конторы. Кто, если не я скажет ей, что вы водите ее за нос? К тому же мне нужно взять ее с собой в Манчестер. Там завелся серийный убийца, а нам для репортажа очень важно ее экспертное мнение со стороны, — пылко затараторила девушка, не отвлекаясь от телефона. — Это, кстати, хорошая новость.       Комнату на несколько мгновений снова окутала звенящая тишина, пока в еле функционирующем сознании парня созревали только что озвученные слова.       — Экспертное мнение о серийном убийце? — ошарашенно повторил за ней он, вспомнив найденную в машине Агаты сумку с оружием. У него в голове тут же начал складываться пазл, в полноценную картину которого он никак не хотел верить. Даже упоминание некого репортажа прошло мимо него.       Поняв, что сболтнула лишнего, Ева замерла, растерянно потупив взор.       — Она… Много о них читала. У нее довольно странные хобби, зато очень полезные, если знать где их применить. Например, в оценке действий и мышления нового идиота-маньяка для одного из наших сюжетов завтрашнего вечернего эфира.       Каким бы правдоподобным не было ее пояснение, Сэм уже не мог отделаться от круговорота шокирующих мыслей насчет Агаты и того, что она, похоже, действительно скрывает куда больше, чем он мог подумать. Неужели Алекс был прав? И она действительно опасна?       Помимо тугих переплетений, разрывающих его мозг, в его размышления вдруг резко ворвался очевидный вопрос. Каким бы ни был на него ответ, Сэм знал наверняка — за ним крылось нечто глобальное. Что-то, что способно напрочь перечеркнуть все испытания нынешнего, пожалуй, самого паршивого в его жизни дня.       — А плохая новость? — пристально вглядевшись в изящные женские черты, настороженно спросил он.       По лицу Евы поползла довольная ухмылка, точно она только этого момента и ждала. Она метнула в него острый взгляд, полный коварного триумфа и, вальяжной походкой обогнув длинный стол, встала боком к широкому окну, делано переключив внимание на то, что творилось за его пределами. Вертя телефон в ладонях, она сохраняла прозаичное молчание, нагнетая и без того натянутую, подобно готовящейся лопнуть струне, паузу.       — Скажи мне… И давно вы пляшете под дудку у британских военных? — бесстрастно поинтересовалась Ева, словно говорила про погоду, а не разрушала некогда глубокую тайну.       Повернувшись, она с хитрым прищуром уставилась на Сэма, чтобы насладиться его реакцией. И как бы он ни хотел ее скрыть, сделать этого у него не получилось. Его лицо вытянулось, а каждую мышцу будто пронзил ледяной электрический разряд.       Этого не может быть. Невозможно. Как?       — И еще кое-что… Я так понимаю Агата не в курсе, что ваш Нильсен бывший морпех? Интересно… Неужели забыл рассказать? — продолжала наседать Ева, но Сэм ее уже почти не слушал, пытаясь удержаться на волнах суровой действительности.       То, что они втроем были обязаны оберегать, рухнуло в мгновение ока, раздробясь на тысячи частей. Примерно то же самое почувствовал и Сэм – как у него внутри что-то обвалилось, оставив за собой лишь глухую червоточину, из которой вылезали все затаенные страхи.       Ответственность, легшая на плечи Александра, Сэма и Рэйчел, по тяжести была сравнима с гигантским мраморным монументом, который, согласно строго оговоренным условиям о неразглашении, приходилось прятать от чужих глаз. Осознание провала упало на будто вставшее сердце парня еще более страшным грузом, чем в тот судьбоносный день, когда он узнал, с кем им предстоит связать участь всей компании.       Благодаря значимому статусу Нильсена в силовых структурах и другому ряду весомых перекрестных причин надеяться, что договор с представителями британского флота обойдет их стороной – было наивно и глупо. Но еще более глупо было полагать, что эта затея не принесет молодой судостроительной фирме целую биржу подводных камней, обрекающих ее владельцев на медленный и мучительный уход ко дну. Изначально приказ, завуалированный под взаимовыгодное предложение о строительстве военно-морских кораблей не вызывал никаких рискованных предпосылок. Трудоемких, масштабных, крайне серьезных – да. Но никак не опасных. Все усложнилось сразу после того, как всплыла необходимость в покупке одной конкретной верфи. Единственной пустующей верфи в Портсмуте – одном из крупнейших городов Британии, специализирующихся на военно-морской инфраструктуре. И как удачно – принадлежала она никому иному, как семье Харрис. Фамилии, что несла за собой аристократичное знамя солидной, но очень сомнительной в действиях и помыслах репутации.       Решение Агаты оставить за собой права на владение части территории поставило Александра в еще более шаткое положение. В девушке с загадочным смертельным прошлым он начал видеть скрытую угрозу, вживляя в нее корни своего недоверия. Рассказывать ей об истиной причине своего переезда в Англию, а там и вынужденной сделке с ее семьей, от которой следовало бы держаться подальше, он, естественно, не стал. Пожалуй, это то немногое, в чем он был неболтлив. Особенно, если это касалось работы. В частности, его армейского прошлого и такого же, но уже не самого добровольного будущего.       — Столько лет убить на военную карьеру, а потом так резко ее завершить… Служил в Ираке, Персидском заливе… Дослужился аж до капитана. Похвально. И что же случилось?       — Как ты узнала? — процедил сквозь плотно сжатые челюсти Сэм, наконец обретя дар речи.       — Я работаю на телевидении, малыш. Я могу узнать о тебе такое, чего ты сам о себе не знаешь, — самым что ни на есть обольстительным тоном ответила брюнетка, расслабленно расположившись на одном из кресел.       От слова «малыш» Макото передернуло. Его дико раздражало это прозвище, когда оно постоянно вылетало из рта Алекса. Сейчас же оно его взбесило вдвойне. Поблажку он давал лишь его итальянскому аналогу, коим его называла Агата. Было в ее «bambino» что-то предельно забавное, но совсем не насмешливое. Такое, к чему можно привыкнуть.       Отбросив внезапный наплыв навязчивых, совсем не радостных мыслей о девушке, он спросил:       — Тебе даже имя мое неизвестно. Как ты собралась выпендриваться передо мной?       В дымчатом, чуть прищуренном взоре блеснул озорной огонек, заставив его тут же пожалеть о своем вопросе.       — Очень просто, — повела она плечом и плавно развернулась на кресле к Астрид, что сидела на полу и ласково поглаживала приунывшую собаку. —Дитё Барби, не подскажешь, как его зовут?       — Я тебе ничего не скажу! — с непреклонным упрямством провозгласила девочка.       Несмотря на то, что за это утро Сэм раз десять успел понять всю неприязнь Агаты к чужим детям, мысленно примкнув к кругам их нелюбителей, получить поддержку от этой мини-бестии, явно ничего не смыслящей в разговоре взрослых, было приятно. Жаль, искра мимолетной симпатии погасла также быстро, как и возникла.       — А взамен на конфеты? — потянувшись к своей сумке, Ева достала из нее вскрытую полупустую упаковку, хрустящий шорох которой привлек сразу двух белобрысых представителей сего несуразного сборища.       Под стать своей детской натуре, теряющей всякое самообладание перед сладким, большие глаза ребенка уповающе загорелись, улетучивая недавнее негодование. Пару раз завороженно сморгнув, она украдкой посмотрела на Сэма, который сразу догадался, что у него нет и шанса, чтобы та не сдала его с потрохами.       — Его зовут Сэм, — прошептала Астрид-перебежчица ей на ушко, причем настолько шумно, что ее вполне услышали бы в соседней комнате.       Заручившись поддержкой своей новой пособницы, Ева удовлетворенно хмыкнула, отдав ребенку всю пачку.       — Только ты не налегай. А то вырастишь и не заметишь, как половина зарплаты будет уходить на спортзал и личного тренера, — не скрывая намека на личный опыт, посоветовала она ей, с довольной миной развернувшись обратно к Макото. Астрид же взяла из упаковки всего три конфеты, но явно не из-за напутствия девушки, которого даже не поняла. Вернув той пакет, сначала она подбежала к юристу, всучив ему одну штуку; вторую она положила в лапы собаки, предварительно сняв обертку, а последнюю запихнула в рот, мгновенно измазав губы в шоколаде.       Спрятав спонтанный подарок в карман, Сэм решительно сложил руки на груди, всем видом показывая суровое давление, которое Еву, похоже, совсем не заботило.       — Как ты обо всем этом узнала? Это секретная информация…       — Уже нет, — легко, точно взмахом заточенного ножа, отрезала Скай. — Но, чтобы ты не волновался – продвигать это куда-либо на всеобщее обозрение я не собираюсь. Мне проблемы с военными не нужны. Так что расслабься. Это исключительно ради Агаты. Я у нее вроде как в долгу.       Спокойствия ему это вообще не принесло. Наоборот, он как никогда начал понимать Нильсена.       Факт того, что она работала в СМИ, и явно не обычным штатским корреспондентом или репортером, говорил о внушительности ее связей в способах добычи нужных материалов. Как бы он ни постарался удалить из общедоступных сетей и баз все, что могло бы пролить свет на личность Нильсена, в способностях журналистов и их настойчивости везде совать свой наглый нос он не сомневался. В целом, если Агата попросила Еву нарыть что-то на шведа, то трудности с этим, с ее то работой, у нее бы вряд ли возникли.       Сэм был готов дать голову на отсечение – этой шикарной брюнетке верить нельзя. Черт возьми, как же его это достало! Почему кругом одни сплошные диверсанты, интриганы и конспираторы? Где нормальные люди?!       — А почему для Агаты это должно стать плохой новостью? — внезапно отпарировал он, вновь задумавшись о множественных теориях Алекса, которые он выдвигал насчет англичанки. Раньше Сэм находил в них лишь несуразные предрассудки, однако теперь он жалел, что считал друга безумцем. Казалось бы, это он должен видеть всех насквозь, представляя перед лицом правды все их темные тайны.        Что ж, похоже он облажался, ведь Агата Харрис его провела.       Глаза Евы на мгновение утратили ту пылкую самоуверенность, что прежде так рьяно ликовала в ее зрачках. Однако даже вернув им былую бесстрастность, ей не удалось скрыть от него поток перебираемых вариантов ответа, что перелистывались у нее в голове, словно книга.       Теперь Сэма переполняла прискорбная уверенность – если Агата жива и вернется в Портсмут – она подпишет себе приговор.       — Она просто не… — наконец подала голос подруга, но звонкая мелодия на ее мобильном оборвала ее на полуслове. Выразительно закатив глаза, она дернула в воздухе указательным пальцем и отошла к окну, повернувшись к Макото спиной. — Может мне вам всем по соске купить? Ведь стоит мне взять один выходной, как вы дружно начинаете мне названивать и плакаться в трубку. Умоляю, скажи, что ты просто соскучился по мне, а не что этот болван опять обкурился. Еще один эфир с ведущим без штанов нам уже не простят!       Недоумевающе уставившись на женский затылок, Макото начал вслушиваться в разговор, как вдруг его телефон тоже разразился надоедливой вибрацией. Ему не нужно было смотреть на экран, чтобы понять, кому он так нужен.       — Серьезно? Ты идиот! Нет, это был не вопрос! Напомни, из нас двоих продюсер я или ты? Что значит ты не знаешь что делать?! — все больше распалялась Ева, пока от стен кабинета отлетал неразборчивый бубнеж ее, судя по всему, подчиненного. — Значит так, слушай и запоминай, куда ты пойдешь, если не сделаешь, как я тебе скажу…       Дальше в суть их душещипательного диалога Сэм уже не вникал, вовремя подскочив к маленькой Астрид, чтобы схватить ее за руки и плотно прислонить их к ее же ушам, потому что слышать тот богатый лексикон, который сейчас демонстрировала брюнетка, ей точно не стоило. Переломать себе ноги он, кстати, уже не боялся. Он боялся Рэйчел, которая точно оторвет ему кое-что поважнее, в случае, если ее дочь вдруг научится так красочно говорить по-английски.       И тут, пока Ева покруче любого сапожника объясняла бедняге план по добыче какого-то сорвавшегося интервью, причем с очень искусным подходом, будто подобное она делала тысячу раз, Сэму в голову ворвалась очень плохая идея.       Оставлять ребенка одного с этой ненормальной – было бы верхом безответственности, тем более, что с нее самой он был намерен больше не спускать глаз. И все же он сверился с часами – если управится за час и не захочет по пути улететь обратно на родину, подальше от этого дурдома, то, возможно, все останутся живы. Решить задачу с верфью сейчас являлось самым срочным и пренебречь шансом разобраться наконец хоть с чем-то и, главное, ненадолго сбежать отсюда он не мог, когда его и так травмированная психика уже подавала последние признаки жизни.       Не позволяя себе вдаваться в сомнения, а тем более слушать остатки совести, он быстро подлетел к своему месту у стола, оставляя на бумажном стикере небольшой и очень малоприятный сюрприз для слишком поглощенной разговором Евы. Пожелав ей удачи напоследок, он приклеил его к двери и, по-тихому собрав все свои вещи, попятился к выходу. Будучи уже в коридоре, он обернулся проверить, не пора ли начать убегать. Но Ева так ничего и не заметила. Только Астрид активно махала ему рукой на прощание, все еще удерживая другую на ухе.       Черт, Рэйчел точно его четвертует.         — Какие еще тридцать фунтов? Ты охренел? А чего не триста? Да положу я их, положу! Чтобы ты знал, из этой банки состоит вся твоя зарплата, так что чем чаще я на тебя ору, тем больше вероятность, что ты в этом месяце не вылетишь на улицу, — с манерной доброжелательностью произнесла Скай. — Да-да, потом отблагодаришь, — сбросила она трубку, резко обрывая басовитый шум на том конце.       Ни о чем не подозревая, она преспокойно обернулась.       — Так на чем мы… Стоп, а куда он делся? — ее озадаченный взгляд остановился на девочке. — Только не говори, что за хлебом ушел. Я эту историю знаю.       Ее внимание вдруг привлек яркий стикер на двери. Обогнув стол, она сорвала бумажку и, трижды перечитав написанное, гневно процедила:       — Вот же сученыш хитрозадый…       — А это кто? — тонким голосом вновь полюбопытствовала Астрид.       — Я тебе чуть позже объясню… — скомкала она записку, отбросив ее в дальний угол.       Она явно его недооценила. Смекнув, что она не уйдет отсюда, пока не найдет Харрис, тот воспользовался случаем и сбежал, якобы ради «вопроса жизни и смерти». Что ж, если тот осмелится вернуться, последнее ему обеспечено.       — Мог хотя бы инструкцию к ней оставить!       Пропуская один раздраженный выдох за другим, параллельно придумывая тысячу и одно проклятье, она с негодующе расхаживала из стороны в сторону. В какой-то момент перед ней нарисовалась ее та самая нежеланная подопечная, с пугающей пытливостью уставившись на нее.       Ева почувствовала себя подопытной, которой вот-вот предстояло испытать на себе все самые изощренные издевательства. Молча окинув блондинку недоверчивым взором, она снова потянулась к своей сумке. Достав кошелек, она без колебаний вытащила пару двадцатифунтовых банкнот и с деловым видом всучила ребенку.       — Теперь ты слушай и запоминай — ты не плачешь, не хнычешь, не ревешь, не капризничаешь, не бегаешь, не прыгаешь, не орешь, не кричишь, не прячешься и так далее. Остальное получишь позже. Договорились?       Девочка с искренним недоумением разглядывала деньги, точно видела и держала их впервые. Но даже несмотря на свой юный возраст, она была не настолько глупа, чтобы недооценивать силу того, что, как она уже давно успела понять, властвует над всеми взрослыми.       — Я Астрид, — протянула она руку вверх, спрятав купюры за спиной.       Скай нахмурилась, скептично воззрившись на маленькую ладошку.       — Типа как Астрид Линдгрен?..       — Меня в честь нее назвали, — гордо вздернула она подбородок.       Та почему-то не решалась на рукопожатие. Ее внутренне чутье внезапно беспокойно затряслось трусливым зайцем, поджавшим хвост от неминуемой опасности.       — Ева, — неспешно все же вложила свою ладонь она.       На что она подписалась доходило до нее так же медленно, как растягивалась лисья улыбка на губах Астрид. И в ней однозначно не было ничего хорошего.

***

notre dame – Paris Paloma

Агата

      Первое, что я ощутила, так это как в груди трепыхнулось необычное беспокойство, в тот же миг заставившее задуматься о том, как порой оказывается сложно поверить в чувства, которые очень давно не испытывал. Или даже может вообще никогда... И как это обычно бывает, зарождается оно именно тогда, когда ты боишься упустить что-то важное, по-настоящему ценное для собственных отголосков души и того, что наполняет жизнь смыслом или хотя бы надеждой его обрести. Особенно, если ты был уверен, что уже давно это все потерял.       Помимо легкой, почему-то привычной тревоги, внутри, прямо под мягким сердцем, разливалась приятная теплота. Совсем невесомая и во же время такая глубокая, цепким плющом заползающая под все участки кожи, стремясь охватить слишком податливое, все мое открытое к ней естество. Постепенно стирая все инородные страхи и любые другие сложные душевные переплетения. Не оставляя ничего, кроме непомерной истомы и предвкушения чего-то поистине значимого.       Слух обволакивала кроткая тишина, сквозь которую пробивался шум ласковых волн, разбивающихся о мои колени. Оголенные ступни зарывались в песчаное дно, бедра и грудь едва прикрывала мужская голубая рубашка, а приподнятые уголки губ создавали на лице эмоцию полного, такого ранее не до конца понятного мне умиротворения. Глаза были прикованы к моим рукам. Загорелым и удивительно чистым, не измазанным ни кровью, ни грязью. Я не думала абсолютно ни о чем, медленно, раз за разом прокручивая на указательном пальце кольцо из гладкого зеленого камня.       Оторвав невидящий взгляд, я подняла голову и устремила его в самую даль. Туда, где посреди морского горизонта безмятежно показывалась огненная макушка восходящего солнца, что обрамляло своими лучами россыпь ярко-розовых и янтарных пушистых облаков, торжествующих на бледно-синем небосводе.       Где-то на трезвых окраинах сознания клокотали сторонние мысли том, где я и как здесь оказалась. Откуда на мне эта рубашка и это кольцо? А главное, почему мне так хорошо?       Но все они казались мелкими и никчемными на фоне того завораживающего вида, расстилающимся перед моим взором и гипнотизирующего своей первозданной красотой.       Да, наверное, я не видела в жизни ничего красивее.       С каждой секундой солнце выглядывало все смелей, возвышаясь над бесконечной водяной гладью. Я отчетливо ощутила, как первые горячие лучи скользнули по моему лбу, сползая все ниже.       В этот самый момент улетучились все представления о том, что было до и что будет после. Только что есть сейчас. Кто я есть сейчас. И как мне хочется, чтобы рассвет никогда не заканчивался.       Яркий свет от оранжевого шара почти опустился до моих плеч, пуская слепящие искры в глаза. Вдруг позади себя я услышала тихие всплески воды, рассекаемые чьими-то шагами. Кожи ног дотронулись слабые, мирно затухающие подле них круги. Но я не оборачивалась. Должна была среагировать, увидеть, как делала это всегда при любом намеке на посторонний шорох. Я просто продолжала стоять, не чувствуя ни опасений, ни страха. Лишь умиротворение, незыблемую легкость и предвкушающее к чему-то желание, мурашками разносящееся по спине.       Несколько долгих секунд ничего не происходило, пока я ощущала чье-то слишком близкое за собой присутствие, сопровождаемое шевелением волос на моей макушке от чужого дыхания. И вот, подобно сбывшейся мечте, мою талию уверенно обвили теплые сильные руки, смыкаясь на животе. Испустив облегченный выдох, мое тело поддалось неясному, но почему-то долгожданному для меня искушению обмякнуть в мужских объятиях и прижаться спиной к широкой груди, накрыв эти руки своими.       Мое лицо исказила счастливая улыбка, а внутри все стало легче пухового пера. И как бы сильно я ни хотела, я не могла объяснить почему. Я просто набрала в легкие побольше пропитанного солью воздуха, дабы сполна насладиться этим мгновением. Забыться и просто дышать.       Однако по законам безжалостной судьбы, все прекрасное когда-то заканчивается. Но хуже всего то, когда оно даже и не начиналось. Приятная реальность сменяется на осознание коварной иллюзии, а рассветное солнце превращается в темноту. Сразу, стоит грезам испариться, а тебе всего лишь распахнуть глаза.       Все тело передернуло от резкой дрожи, острым разрядом прошедшейся по всему телу. Чувство было точь-в-точь такое же, как после пробуждения от падения во сне. Я сильно зажмурилась, крепче вцепившись в подушку. Не отдавая отчета своим мыслям, попыталась воспроизвести ту живописную картинку, только что вертящуюся в моем сознании. Вернуться туда, игнорируя очевидную игру собственного воображения. Снова, хотя бы на мгновение ощутить те казавшиеся такими настоящими прикосновения, дарующие столь нужное мне сейчас успокоение.       Надеяться на это было даже чересчур легковерно. Особенно, когда под сердцем все болезненно закололо, а на плечи начало опадать предчувствие неизбежной опасности. Пересилив боязнь снова открыть глаза, я уставилась на холодную бетонную стену, расположенную прямо напротив моего лица. В ушах застрял грохот собственного пульса, канонадой бившегося о ребра, еще не до конца отошедший от столь необычного сна, а бронхи будто заковало в тиски, мешая нужде сделать глубокий вдох.       Мне приснилось море? Океан? Ничего не понимаю. Это так странно… Оно казалось таким реальным, точно я видела его тысячу раз. Но это было далеко не так. Пусть Британия и окружена ими со всех сторон, стоять, не то что плавать в морской воде мне никогда не доводилось.       Все образы закружились словно в калейдоскопе, хватаясь за обрывки ощущений. Я прокручивала один фрагмент за другим, стараясь запомнить как можно больше деталей. Ведь всякие сны очень легко забыть. А мне забывать не хотелось.       Цепляться за хоть и ложные отголоски чего-то хорошего представлялось сейчас чем-то спасительно-правильным, лишь бы в полной мере не задумываться о том, где я проснулась. Лишь бы не осознавать, в какую ловушку я сама же себя привела. Потому что имей я нормальные инстинкты самосохранения – не бросалась бы на амбразуру с оптимизмом самоубийцы, не думающем о фатальных последствиях.       Вот к чему приводит излишняя самоуверенность – вчера ты наслаждался жизнью с чистого листа, а сегодня – пожинаешь дни в психушке с диагнозом раздвоения личности.       Запомните раз и навсегда – между смелостью и тупостью стоит очень тонкая грань. Если вам шлет странные письма один черт знает что мнящий о себе идиот, обожавший пафосные фразы и чересчур драматичные повороты сюжета – бегите. Бегите как можно дальше, не сомневаясь. Не будьте как я. Дурой, что предпочла пустую браваду тактическому отступлению.       Тем не менее, ругать себя за совершенные ошибки было уже поздно. Оставалось лишь смириться с участью неудачницы, искать пути выживания и… по-настоящему не сойти с ума. Что-то подсказывало мне, что сохранять здравомыслие в месте, являющимся сосредоточением истинного безумия – будет совсем не легко.       Взяв едва ли не сломленную волю в кулак, я оторвала глаза от точки в старом бетоне, прогоняя давно стертые ощущения от сна в тесной холодной комнате с панцирной кроватью и низкими стенами, хранящими в себе один и тот же проклятый шепот. Подняла взгляд вверх, все еще не шевелясь, и наткнулась на несколько крупных ветвящихся трещин, идущих вниз от потолка. Точно что-то тяжелое упало на крышу, чудом оставшейся целой. И тут мое внимание притянула самая большая из них, в самом углу у моей кровати. К ней явно кто-то приложил руку - на середине стены разъем расширялся, а вокруг множились царапины и неаккуратные пробоины.       Неужели прошлый обитатель этой палаты пытался пробить себе выход отсюда? Грустно должно быть было осознавать, что по ту сторону находится другая такая же камера. Прямо-таки порочный замкнутый круг.         Присмотревшись, я заметила сквозную дыру внутри трещины. С трудом приподнявшись на локте, я вытянула шею. Та была настолько узкой, что в нее не просунешь и мизинца. Увидеть что-либо по ту сторону было почти нереально, зато услышать – запросто. На смену предыдущим пришли совсем другие мысли:       Может он вовсе не выход наружу себе выбивал?       Вдруг снаружи послышался знакомый глухой топот. Все мои и без того одеревеневшие мышцы мгновенно напряглись, пуская тупые спазмы по телу. Стоило мне резко подскочить на кровати, как перед глазами заплясали расплывчатые черные пятна.       Голова раскалывалась так, что у меня защипало в глазах, а кости заломило куда ощутимее, чем вчера. Пытаясь не сосредотачиваться на личной боли, мои мысли унеслись к Александру. И тут мне стало еще паршивее, особенно изнутри. Я боялась. По-настоящему боялась представить, что с ним могли здесь сделать. По сути, он взял на себя вину за недавнее нападение, инициатором которого была я. Вряд ли это могло остаться безнаказанным.       Несмотря на весь тот бред, сказанный мною главврачу накануне, я все еще теплила в сердце надежду, что его освободят. В конце концов, не ему расплачиваться за мои ошибки. Только мне.       По ушам резанул звонкий писк сигнализации. Тяжелая дверь распахнулась следом, являя троих надзирателей. Я инстинктивно прижалась спиной к стене, незаметно метнув взор к узкому окошку, за которым оставила шприцы.       На одну меня прислали аж троих санитаров. Интересно.       Двое из них остались стоять в коридоре, а один зашел внутрь, закрыв дверь за собой. В руках он держал поднос с едой. Он пододвинул табурет к моей кровати, поставил поднос на него, а потом выпрямился, завел руки за спину и замер, уперев в меня строгий холодный взгляд.       Не знаю сколько часов я проспала, но внутренние часы подсказывали, что время близилось к полудню. Передо мной стояла бутылка воды и тарелка овощного салата, от вида которых мое обезвоживание и дикий голод сразу напомнили о себе. Но, несмотря на пересохшее от жажды горло и ритмичные сокращения в животе, притрагиваться к ним я не спешила. Мало ли какую дрянь в них добавили.       — Не заставляйте меня кормить вас силой, — раздался грузный голос стоящего рядом мужчины, испытывать терпение которого явно не стоило.       В глубине своей якобы больной души я понимала, что выбора у меня нет. И все же отклики вспыльчивого характера давали о себе знать – мне так и хотелось швырнуть тарелку об стену, тем самым коротко заявив, что не намерена себя травить. Однако мой пока еще здравый рассудок так и свербел горьким напоминаем о том, к чему в итоге привела моя импульсивность. И если я позволю себе еще хоть одну – это место станет для меня персональным, сущим адом.       Долгим, крайне нерешительным взором буравя стоящий передо мной поднос, я все же потянулась к тарелке. Снова прижавшись к стене, взяла вилку, вяло перемешивая ей зеленые листья салата. От с детства ненавистного запаха оливкового масла меня затошнило, но голод взял свое, и, под пристальным вниманием надзирателя, первая ложка отправилась в рот. Одна быстро сменяла другую и вот я уже не заметила, как тарелка быстро опустела. Поставив ее обратно на поднос, я посмотрела на бутылку, а следом на мужчину, умоляюще помотав головой. Пить здешнюю бутилированную воду я точно не собиралась, только из-под крана.       Я подозревала чем может обернуться мой отказ, но почему-то все еще рассчитывала на его благосклонность. Несколько секунд он в упор глядел мне в глаза, будто что-то в них искал. Стоило ему вдруг пошевелиться, от страха у меня перехватило дыхание, а все органы связались в тугой узел. Я смогла выдохнуть только когда он остановился у выхода, дважды постучав по двери. Снова пропищала сигнализация и дверь отворилась, приглашая наружу.       Я, не раздумывая, тут же соскочила с кровати, лишь бы поскорее покинуть камеру, в углах которой так и скреблись мучительные для меня воспоминания. Пускай это и ненадолго, но я должна выйти отсюда. Здесь слишком тяжело дышать.       Вот только когда моя правая нога почувствовала под собой опору, мышцы и суставы тут же прожгла резкая болевая судорога. Пошатнувшись, я рефлекторно схватилась за железный бортик кровати, пытаясь удержать равновесие.       Замечательно, я еще и ходить не могу.       Я приподняла штанину и увидела на своей лодыжке заметную темно-лиловую гематому, доставшуюся мне после вчерашнего неудачного падания. Глухо выругавшись, я заставила себя пойти, стараясь как можно меньше переносить вес на пострадавшую ногу.       Буквально ощущая себя хромой кобылой, я доковыляла до коридора, где меня ждали остальные санитары. Они сразу схватили мои запястья и завели вперед, на этот раз скрепляя не наручниками, а туго перевязав обычным эластичным бинтом. Я успела лишь усмехнуться собственным мыслям, но они тут же померкли, ведь каждая из них была обращена к Александру.       Все следующие полчаса, большую часть которых заняла моя корявая и крайне медлительная походка, настойчиво подгоняемая широким шагом троих мужчин, меня сопровождали сначала до уборной, а потом до медблока, где мне предстояло пройти тщательное обследование. Пребывая в западне у своего подсознания, я мало обращала внимания на милую, улыбающуюся мне женщину, что брала у меня кровь на анализ и проводила всякие скучные тесты. Я ответила ей такой же слабой улыбкой только тогда, когда она бережно обрабатывала ссадину на моем виске. Это было не описать словами как странно, ощущать на себе чужую заботу и видеть в этих белых стенах столь радостные эмоции, так ярко разнящиеся с подавленной атмосферой этой больницы. Пока она накладывала фиксирующую повязку на мою лодыжку, что-то бурно рассказывая мне по мое растяжение, я неожиданно проникнулась к ней слабой искрой доверия. Прервав свое молчание, я решительно начала расспрашивать ее про парня, которого привезли сюда вместе со мной. Не видела ли она его, не знает ли где его держат и все ли с ним в порядке. Но на каждый мой вопрос следовал уклончиво-отрицательный ответ и я снова затихла, пуще утопая под волной необъятной вины и растущего волнения.       На обратном пути к моему сопровождению добавилась другая назойливая медсестра, неустанно информирующая меня о здешнем распорядке дня. Слушала я ее в пол-уха, почти никак не реагируя на ее щебетание о необходимости посещения индивидуальных и групповых терапий, на зачитывание правил поведения и прочую ерунду. Вернулась в реальность я лишь тогда, когда мой покладистый перед чужим велением шаг резко замедлился, останавливаясь рядом с большими распахнутыми дверьми, ведущими во внутренний сад. Будто проснувшись после долгого бесцветного сна, я растерялась, засмотревшись на полный изумрудной зелени ландшафт, даже не обратив внимания на то, как с кистей рук медленно снимали стягивающие бинты.       Не совладая с собственным разумом и телом, ноги сами понесли меня за порог. Плечи больше не удерживала чья-то крепкая хватка, а в словно окаменевшие легкие ворвался первый жадный вдох, что лекарством растекался по наэлектризованным венам. Я пробыла здесь меньше суток, а казалось будто прошла целая неделя. И этот момент не мог не отразиться на сердце долгожданным, пускай и фантомным спасением.       С неба палило слепящее глаза солнце, казавшееся мне теперь ярче обычного. Я замерла на невысоком каменном крыльце, с придыханием осматривая внутренний двор, с четырех сторон окруженный кирпичными, поросшими густой лозой стенами. Фасад главного, самого большого корпуса больницы отдавал викторианской стариной, судя по обилию разнообразных готических фактур. Остальные же части здания были всего лишь современными примитивными пристройками, каким был, например, жилой блок, в который вел тот самый остекленный воздушный коридор. Здесь четко ощущался дух британской истории – соединение прошлого и настоящего, преемственности поколений и ушедших веков.       По размерам сад был достаточно большим – с половину футбольного поля. Весь его периметр был усыпан изысканными палисадниками, сквозь которые ветвились тонкие каменные дорожки. Однако больше всего бросались в глаза пышные, усыпанные дикой сиренью кроны деревьев. От витавших в воздухе ароматов подкашивались ноги, а после ночи в пыльной сырой камере этот запах неумышленно становился самым любимым. Тем, что хотелось вдыхать бесконечно.       Мимо меня, словно в танце, пронеслись две синицы. Мой взгляд приковался к ним, возносясь к небу. Странные ассоциации завертелись в голове – все здесь чем-то напоминало Эдем. Райский сад на земле, где нет места боли и страху. Только счастье и блаженная тишина.       Так и не скажешь, что за прекрасной идиллией скрывался ад во плоти.       До меня донеслись приглушенные голоса – недалеко толпилась кучка из курящих санитаров и врачей, тихо переговаривающихся между собой. Их белоснежные халаты будто по щелчку пальцев заставили меня вспомнить, где на самом деле я нахожусь. А главное, среди кого.       Среди зарослей маячили редкие белые фигуры. Некоторые из них были совсем близко и я даже могла их рассмотреть. Правда, разве что их спины.       Неподвижно стоять на этом крыльце становилось все сложней. Внутренний голос так и шептал мне куда-нибудь спрятаться, убежать. Лишь бы не встречаться лицом к лицу с истинным сумасшествием и теми, кто его порождал. Но острое рвение найти Александра было сильнее всего остального. Где-то в глубине души я почему-то искренне верила, что я его здесь найду.       Я сжала руки в кулаки, почувствовав жгучее покалывание под перебинтованной ладонью, набрала в грудь побольше воздуха и пошла вперед. С каждой ступенькой мой пульс с каждым ударом пуще бил по вискам, накаляя вены под кожей. Не сбавляя хромого шага, я перекинула свою косу через плечо и двинулась по дорожке в природные недра с таким, каким возможно с больной ногой стремлением, точно знала куда иду и зачем.       Медленно ступая между живых зеленых изгородей, я старалась по максимуму не показывать своего волнения.       Агата, они же не дикие собаки, успокойся. Не станут они на тебя кидаться посреди дня. Хотя… От этих людей можно ожидать чего угодно.       Поблизости везде дежурили медсестры. Как бы я ни хотела слиться с местностью, чем дальше я уходила, тем больше ощущала на себе посторонние взгляды. Выглядывая из под понурой головы, я мельком их изучала: некоторые из пациентов бродили сами по себе, точно сомнамбулы, толком никуда не направляясь. Кто-то молча сидел на траве или скамьях, говорил сам с собой. Другие собирались в мелкие группы, курили и просто общались. Все они двигались будто на замедленных оборотах. В сравнении с их походкой я, наверное, шла со скоростью света.       Мне казалось, что время здесь остановилось. Или что его в принципе здесь не существует. Настолько все погрязло в бездействии и застое. Лишь звонкая птичья свирель прорывала эту унылую плотину из забытья.       Однако, почему-то здесь же и понимаешь, насколько жизнь может быть скоротечна.       Александра я так нигде и не нашла. Зато не заметила, как забрела в дальнюю часть сада. Здесь из примечательного был лишь заброшенный, поросший мхом фонтан. Вода в нем была покрыта плотной ряской и круглыми листьями от кувшинок, бутоны которых грозились вот-вот распуститься. В самом его центре высилась громадная статуя изящной женской фигуры, увековеченной в мраморе. Ее руки были слегка разведены в стороны, ладонями вверх, а на бесцветном лице застыло выражение немой безмятежности.       За спиной у нее тянулись широкие крылья. Точь-в-точь как у бабочки.       Я стояла не в силах оторвать от нее глаз. Но не могла понять по какой причине.       — Красивая, правда? — тишину вдруг разрезал тонкий девичий голос, от чего у меня внутри все перевернулось. Я еле сдержалась, чтобы не вздрогнуть, когда уловила возникшую рядом с собой девушку. Ее внимание было полностью обращено к скульптуре. Она смотрела на нее с каким-то помешанным упоением, будто видела в ней нечто абсолютно совершенное. Спустя несколько секунд она снова заговорила: — Это Психея. Богиня души.       Подавив шквал нарастающей паники, я вновь взглянула на статую. В самом деле, она возвышалась здесь, точно одинокий маяк в беспросветной мгле безумного моря, символизируя собой надежду на спасение. Или на искупление?..       Присутствие одной из здешних пациенток настораживало. А оставаться с ней один на один тем более. Я всерьез задумалась, не удрать ли мне тайком, пока та самозабвенно продолжала пялиться на фонтан. К тому же может она про меня уже забыла?       И тут, только я сделала робкий шаг назад, она резво развернулась.       — Я Эми, — явно улыбнувшись, представилась она. — Клинический вампиризм.       Я не решалась отвечать ей взаимным знакомством. Чего уж там, я даже смотреть на нее побаивалась, ведь помнила, как Александр говорил мне избегать зрительных контактов и ни в коем случае ни с кем тут не разговаривать. Для своего же блага. Однако просто проигнорировать ее тоже не сыграет мне на руку, скорее сделает только хуже. Потому все же пробубнила, старательно пряча взгляд:       — Не знала, что такой бывает.       Долго гадать о сути столь интересного диагноза мне не пришлось. Похоже, передо мной настоящая кровопийца. Но без острых клыков и прочей сказочной ерунды.       — Эта болезнь довольно редкая. Я здесь единственная такая, — объяснила она, а потом, посмеиваясь, добавила: — Скажу сразу – все шутки про вампиров и Дракулу я уже знаю наизусть, так что даже не пытайся.       Что ж, тогда к Нильсену ей подходить точно нельзя.         Я не отвечала, надеясь, что она от меня отстанет. Чего та делать, похоже, вообще не собиралась. Возникшая тишина начала давить своей неловкостью, дискомфорт от которой явно испытывала только я.       — Ты боишься, — мягко констатировала Эми, пристально меня разглядывая. — Не стоит. Здесь все под таким количеством лекарств, что вряд ли тебя даже заметили. Я вот, например, даже едва смотреть на тебя могу.         Рядом с ней я буквально чувствовала себя куском мяса. Не удержавшись, я все же осторожно перевела на нее взор. От меня не ускользнуло, как ее глаза резко метнулись вниз от ссадины, красующейся над моей бровью.       Все мои представления о душевнобольных людях подтвердились в мгновение ока. Внешность девушки в полной мере отражала ее нездоровую сущность: ужасающе-неестественная худоба, бледно-зеленая кожа, искаженные шрамами губы, спутанные светло-рыжие волосы и взгляд…. Затуманенный дурманом психотропных веществ. Затравленный и абсолютно пустой.       Приглядевшись к ее впалому лицу, я приметила необычные оттенки ее радужек – кристально-голубые, где одна была наполовину окрашена карим пятном.       Я никогда не была особо впечатлительной, но здесь дрожь пробрала меня до костей. Мне трудно было определить ее возраст – двадцать, тридцать, сорок лет? Даже имея весомые проблемы с эмпатией к людям, я не могла не ощутить внутри этот яркий отблеск сочувствия к ней.       Слова сами сорвались с языка:       — Ага… — осеклась я. — То есть Бонни.       Приплыли… Снова начинаю путаться в собственных именах.       — Я знаю, — странно улыбаясь, произнесла Эми. — У тебя раздвоение личности.       — Откуда?..       Она подошла на шаг ближе. Я же не двигалась, не имея ни малейшего желания трястись перед ней словно трусливый кролик.       — Медсестры очень любят болтать.       — У меня нет раздвоения личности. Я не больна, — зачем-то возразила я.       Бессмысленность сей фразы в стенах дурдома просто зашкаливала. Однако для меня эта правда приносила хоть и тусклое, но утешение.       Эми лишь загадочно наклонила голову в бок, будто сканируя. Было в ее движениях что-то крайне инфантильное.       — Слышала, ты чуть не убила одного из санитаров. А другого укусила, — хихикнула девушка. — Уверена, мы с тобой подружимся.       Вот уж вряд ли.       — А тот парень и правда твой муж? — неожиданно спросила она.       Твою мать…       Разговор в кабинете главврача до сих пор отдавался в моей памяти бредовым кошмаром. Как этот старик вообще додумался до этого? И главное, почему я его в этом не разубедила? Не важно, в каком шоке я пребывала, я должна была подумать о последствиях. Черт!       — Нет. Нет-нет-нет. Мы не…       — Ой, да ладно тебе стесняться! Тут все уже в курсе! Он, кстати у тебя такой молчаливый. Я к нему подошла, а он и слова мне не сказал. Так обидно… Здесь таких как он и так хватает.       Алекс? Молчаливый?! О боже, с ним точно что-то сделали…       — Мы не женаты, — твердо заявила я. Вспомнив про неотъемлемость хоть каких-то доказательств, я вздернула руку: — Видишь, даже кольца нет.       На самом деле, оно у меня было. Валялось дома где-то среди вещей, обреченное на забытое существование. Надевала я его от силы пару раз, когда то было необходимо. В любом случае, оно уже точно не имело никакого значения.       — Конечно нет. Мы не можем иметь при себе украшения. Один как-то взял и проглотил свою цепочку. Еле откачали!       Ясно, уверять кого-либо в обратном уже поздно. Ну и влипла же я…       — Не подскажешь, где я могу его найти?       Эми снова широко заулыбалась. Подтекст ее выражения мне не понравился, но мне уже было как-то плевать. Я обязана с ним поговорить.       — Он за теми деревьями, — она показала пальцем куда-то мне за спину.       Прошептав нервное «спасибо», я поковыляла в нужную сторону. Волнение лошадиной дозой бросалось в кровь, чем дальше я отходила от скульптуры. Вихрь из мыслей и слов закрутился в сознании с бешеной скоростью. Что я ему скажу? Я не сумасшедшая? Это все ошибка? Зачем ты вообще бросился тогда за мной?       Вчерашние, да и сегодняшние события складывались в нескончаемую вереницу из изумлений и вопросов. Да уж, нам точно есть что обсудить… Утаивать что-либо друг от друга больше не выйдет.       Во всяком случае, этого больше не хочу я.       Завернув за ряд невысоких деревьев, я вышла на маленькую поляну с идеально подстриженной травой. Посреди нее стояла лишь одна скамья. Сидящий на ней человек, в небольшом отдалении от которого дежурили два медбрата, спокойно курил, глядя куда-то вперед, в стену здания. Вид у него был как у заработавшегося трудяги в долгожданном отпуске. Далеко не счастливый, но удивительно невозмутимый. Наверное, будь мы в менее абсурдных обстоятельствах, я бы усмехнулась. Хотя скрывать не стану – я была рада его видеть. Вроде как живым, относительно невредимым и все таким же… Александром Нильсеном.       Как только я появилась в его поле зрения, его взгляд переключился на меня. Он тут же напрягся и посерьезнел, опустив глаза к моей сильно хромающей ноге. Я смутилась, машинально стараясь идти нормально, но получалось у меня плохо.       Под его прямым надзором я наконец дошла до скамьи и молча села рядом. И тут произошло что-то необъяснимое. Мои одеревенелые от страха плечи постепенно расслаблялись, тяжелое сердце не подпрыгивало до самого горла, а накопившейся в душе хаос медленно отступал. Мне отчего то стало легко дышать. Как это бывает, когда чувствуешь себя в безопасности.       На уме почему-то всплыли фрагменты из моего последнего сна. Может быть из-за схожих ощущений, а может из-за… Нет, бред какой-то.       Александр выпустил тонкую струйку дыма, что быстро рассеялась в воздухе и, не издав ни звука, передал мне пачку сигарет с какой-то круглой прозрачной штукой, чем-то напоминавшей стекло от лупы. Я взяла вещи у него из рук, озадаченно крутя их в пальцах.       И у кого он все это спёр, интересно?       Для чего предназначена эта стекляшка я поняла не сразу. Отследив логику, я догадалась, что зажигалки тут явно запрещены. И потому добывали огонь здесь только через солнце. Как удобно, должно быть, следить за здоровьем, когда в Британии каждый третий день идет дождь…       Достав одну сигарету, другой рукой я начала вертеть увеличительное стекло, пытаясь сфокусировать на обернутом в бумагу табаке солнечные лучи. Видимо, из отсутствия подобных экспериментов в школе, делала я это так же неумело, как думала мозгами.       Отобрав у меня и линзу и сигарету, точно спички у ребенка, Нильсен решил зажечь ее сам. Я не мигая наблюдала за его ловкими сосредоточенными движениями, ловящими тонкую полосу света, что под правильным углом создавали мелкие искры на дымящимся табаке.       — Не знала, что ты куришь, — тихо выдавила я, зажав фильтр между зубами.       — Я тоже.       Вот и весь разговор. А может ну его? Просто помолчать может нам сейчас куда нужнее?       Вдруг я заметила вдали одного пациента, которого изначально, видимо, и рассматривал Алекс. Он то ли мелом, то ли камнем лихорадочно царапал на стене здания непонятные символы и цифры. Будто безумный ученый, корпящий над гениальным уравнением. Я сама невольно на него засмотрелась – уж слишком бодрым он был по сравнению с другими сумасшедшими обителями больницы.       Я случайно вспомнила тот самый пронзительный крик и изобретательный мордобой, устроенный Нильсеном в жилом крыле. По моей вине.       Глаза сами метнулись к мужской руке. Не сомневаясь, я вытащила сигарету и выбросила в мокрую траву, аккуратно схватив шведа за кисть.       — Ты точно мазохист, — изучая вывихнутый палец, пробурчала. — Оно того не стоило.       — Не согласен, — хрипло вымолвил он, вновь выдергивая руку.       — Его срочно нужно впра… — не договорила я, поймав под задравшимся краем футболки красно-фиолетовую гематому.       По позвоночнику пробежал ледяной испуг. Наплевав на приличия и другие уже малозначительные личные границы, я полезла к его одежде.       — Эй, так сразу? А как же предварительные ласки?       — Помолчи, — шлепнув его по здоровой руке, пытающейся меня остановить, я выше задрала футболку, оголяя пресс.       Перед тем, как Нильсен стремительно ее опустил, я все же различила огромный синяк на его ребрах. Но там было и кое-что еще. Совсем небольшая, минималистичная татуировка якоря, едва видневшаяся на коже.       И он явно не хотел, чтобы я ее увидела.