breathe in the dawn

«Я, кошка, хожу, где мне вздумается, и гуляю сама по себе»

Softcore – The Neighbourhood

      Способность правильно реагировать на любого рода угрозы – неотъемлемая часть подготовки людей, работа которых часто предусматривает столкновение с криминальной и опасной стороной злободневных реалий. Что в армии, что в правоохранительных и других спец-органах в первую очередь тренируют внутреннюю закалку и учат рационально оценивать характер чужих намерений, блокируя первобытное подчинение страху и безрассудной панике, что вместе в одном лице являют собой доказательство уничижительной слабости, а следом и неминуемой гибели. Бесспорно - умение грамотно отражать как физические, так и психологические атаки определенно дает таким людям весомое преимущество в вопросах, помогающих сохранять бдительность. Чего, кстати, не скажешь о простых кругах, менее продвинутых в том, чем стоит руководствоваться в критические моменты, а чем нет.       Так или иначе, правило для всех одно: каким бы ни было поле брани – дай волю эмоциям – и проигрыш тебе обеспечен.       Однако противостоять тому, что заложено во всем нашем естестве - гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Сколько и как бы упорно ты ни заглушал то, что претит всякому здравомыслию – невозможно полностью искоренить факторы, заведомо сильнее нашей сущности. Конечно, можно вечно говорить о любви и ее животрепещущих смыслах. Но все же нельзя оспаривать мощь самого устойчивого в своей природе инстинкта, что управляет нами и берет верх даже тогда, когда мы больше всего хотим его избежать. Страх перед неведанным, подпитываемый манипулятивным давлением и вспоротыми душевными ранами – вот, что способно напрочь сломить все внутренние, возводимые годами стержни и стереть любые представления о собственной непоколебимости.       Оказывается, для этого достаточно лишь нескольких фотографий. Или одной.       Сейчас меня вряд ли можно было назвать эталоном храбрости и человеком со стальной волей. Потому что запереться в ванной комнате с собакой и с оружием наперевес точно не было показателем стойкости и невероятной отваги. Скорее проявлением абсолютной беспомощности, безысходности и овладевшим мною чувства потерянности. Причем самым ужасным было вовсе не мое подвешенное состояние. А то, что именно этого от меня и пытались добиться. Ведь целью любого запугивания является ничто иное, как лишить жертву убеждений как в своей безопасности, так и близких, затуманить голову под воздействием неопределенности и шока, а также внушить неуверенность в каждом предполагаемом действии.       И все-таки, несмотря на все наглядные признаки загнанного в угол зверька, я отказывалась признавать себя таковой. Моя изоляция в ванной была лишь необходимостью смыть с себя липкие нервозные мысли, что смерчем кружились в сознании во время обратной дороги, оружие – страховкой, а Луна – просто утешением и теперь вполне логичным следствием держать самое дорогое подле себя, ввиду не скверных представлений о ходе мышления тех, кто знает толк в преследованиях.       Густая темнота, пронизываемая лишь тусклым холодным светом от светодиодной ленты за зеркалом, и стекающая по спине еле теплая вода погружали в легкую прострацию, успокаивая своим прикосновением. В ушах стоял непрерывный шум от сильного напора, а в голове заезженной пластинкой вертелись одни и те же вопросы:       Кто? Зачем? Почему?       Чем-то напоминало идиотскую телевикторину, где ты единственный и причем самый тупой участник.       Только мне начало казаться, что мне удалось отдалиться от всего того хаоса, который когда-то следовал за мной по пятам вместе с постоянными рисками и чередой острых проблем, как он вновь со всем ему присущим неожиданным размахом ворвался в то, что в моем понимании хоть немного да походило на нормальную жизнь. Видимо, очень опрометчиво было рассчитывать на выход сухой из воды после массы всех оставленных за плечами передряг, к которым мне «посчастливилось» приложить руку. Потому, помимо других мучающих меня неясностей, я грузилась поисками личных изъянов:       Что я упустила? Где ошиблась?       Ворошить неприятные воспоминания было сродни прогулке по пыльному чердаку старого заброшенного дома. Перед закрытыми глазами так и пробегали чужие нечеткие лица и закинутые в самый дальний угол сознания моменты, которые я надеялась никогда больше не вытаскивать со дна собственной памяти. Навсегда оставить в прошлом, смириться и смело идти дальше.       Забавно, как это самое прошлое отчаянно продолжало терзать мое настоящее, не позволяя освободиться от сомкнувшихся вокруг моих шеи и рук кандалов, что упорно тянули меня назад. И сегодня я почувствовала эту железную хватку как никогда сильно.       Все же мои попытки найти ответы там, где раньше не возникало и вопросов были тщетными. Сколько бы я ни копалась в самой себе и сколько бы ни проворачивала в мыслях одно и то же десятки раз – ничто не подтверждало искомой осечки в моих осторожности и дальновидности. Что только усиливало мое падение в пучину пугающей неизвестности.       Меня всегда учили, что из двух инстинктивных начал — бей или беги — есть только «бей». И, пожалуй, я впервые столкнулась с тем, что не знаю куда теперь бить.       Продолжая тонуть в бессмысленных раздумьях, которые не переставая жужжали в мозгу роем сердитых пчел, я не заметила, как водяной поток стал обжигающе горячим, пуская обильные клубы пара, что мелкими каплями оседал на покрытыми серой плиткой стенах. Вышла я из подавляющего анабиоза лишь когда температура повысилась до жгуче нестерпимой, а густой туман начал вытеснять собой всякий кислород, тем самым затрудняя мои истошные попытки свободно дышать.       Вернув контроль разуму и телу, я решила прекратить этот променад самоанализа. Резко прокрутила кран и, наконец оттолкнувшись руками от стеклянной перегородки, шагнула на мягкий ковер, а затем аккуратно переступила развалившуюся на нем питомицу, что внимательно крутила мордой вслед моим движениям.       Темнота перед глазами медленно рассеивалась, помогая мыслям обрести былую трезвость. Я провела ладонью по запотевшей поверхности зеркала и вгляделась в мутное отражение. Захотелось то ли его разбить, то ли в лучшем случае отвернуться, дабы не видеть этого жалкого зрелища.       Испугаться каких-то сообщений на телефоне… Какой позор.       Нутро так и передернуло от отвращения к самой себе. Когда я успела стать такой мягкотелой?       Вдруг мой взгляд сам собой упал на выключенное устройство – источник всех моих нынешних бед. Я вырубила его сразу же, как только поймала первое попавшееся такси, чтобы прекратить бесконечный поток тех злосчастных уведомлений.       Я не работала в полиции, не проходила подготовку в спецслужбах и не служила в армии. Меня никто не учил как в особенно напряженные и тяжелые моменты намертво идти в противовес всем эмоциональным процессам, что как правило самыми первыми рвутся наружу, будь то горе, страх, гнев или все вместе. Мне пришлось всему учиться самой. Сохранять твердое хладнокровие, действуя вопреки любым живым реакциям и душевным порывам, чтобы добиться назначенной цели, невзирая на цену. Бесстрастно смотреть на чужую погибель, на слезы, в которых застывали немые крики мольбы о пощаде. Бороться с собственными демонами или потакать им. Стойко терпеть невыносимую боль на грани жизни и смерти.       Сгорбившись над раковиной и крепко ухватившись за ее края, я вновь подняла глаза на девушку напротив.       Неужели я так уязвимо поддамся на чьи-то провокации? Позволю не пойми кому манипулировать собой? Допущу малейший шанс осквернять память дорогих мне людей, делая из них мое слабое место?       Я справлялась раньше – справлюсь и сейчас.       Вдохнув поглубже и решительно нацелившись во что бы то ни стало выяснить личность человека, который наверняка спланировал против меня изощренную игру, я выпрямилась и схватила телефон. Включив его, я первым делом сфокусировалась на множестве сообщений и пропущенных вызовов от трех человек – один от Александра и несколько от Сэма и Рэйчел.       Волнуются? Вот уж вряд ли. Хотя Нильсен точно видел те наши снимки, а моя на них реакция была более чем однозначной.       О том, что и как им объяснить я решила подумать позже. На данный момент во мне рьяно пылало острое желание услышать чей-нибудь знакомый голос. Того, кому можно было бы хоть немного выговориться, ничего не утаивая и не увиливая от правды.       В ту же секунду я быстро нашла в контактах единственную, кто по всем коэффициентам подходила на роль моей столь нужной сейчас группы поддержки.       Обмотавшись в полотенце, я включила громкую связь, оперлась поясницей о белоснежную столешницу и взяла в руки один из своих ножей, начав флегматично подкидывать и проворачивать его между пальцами. Спустя несколько долгих гудков на том конце раздалось:       — О, моя любимая подруженция! Надеюсь ты звонишь не для того, чтобы сказать, что все-таки вернулась в Лондон по мою душу из-за того несчастного виски и уже поджидаешь меня где-нибудь в подворотне?       — Может быть, — вяло хмыкнула я, толком не вникнув в ее слова.       — Говорила же тебе, у меня не было другого выбора! Между прочим могла бы и поблагодарить – я взяла весь удар на себя и свою печень! Как бы я еще уговорила нашего строгого и чересчур правильного охранника отдать видеозаписи, как не в пьяном бреду? Кстати, собутыльник из него никакой. Ты вообще собираешься возвращаться? А то я на грани того, чтобы найти себе нового.       Ее запыхавшийся и вместе с тем энергичный тон в моем динамике звонко обволакивал застоявшуюся в ванной тишину, что не могло не оказывать на беспокойно бившемся сердце расслабляющий эффект.       — Так я тебе любимая подруженция или любимый собутыльник? Уж определись.       — Ну, одно другому не мешает.       — Возвращаться пока не планирую, но я рада знать, что ты еще не спилась, — растянула я губы в теплой усмешке.       — Еще нет, но поверь – я близка к этому, — устало выдохнула Ева. — Глава телеканала вдруг ушла в отпуск и повесила все дела на мою тощую, заместительскую задницу! А у меня и своих по горло! Я весь день бегаю по студиям как ненормальная от одного продюсера к другому и в поисках одной капризной идиотки, которой видите ли не нравится работать с ее новым соведущим, так как он последняя сволочь! Теперь она отказывается выходить с ним завтра в утренний эфир. Мне, вообще-то, тоже много чего не нравится, но я же не истерю по каждому поводу! Короче, если я в ближайший час не найду эту престарелую суку – я ее убью. И я не шучу!       — Я так понимаю, у тебя там очередной кризис?       — Правильно понимаешь. Все как всегда – рейтинги горят, вокруг полный аврал и к тому же никто не хочет работать. Особенно я.       — Раз ты занята, я могу перезво…       — Если уж я взяла трубку, так говори что случилось. Я может и на взводе, но для тебя время найду, — перебила она меня. — Рассказывай, что у тебя с тем шведом. Все еще собачитесь?       При упоминании неприятной персоны к горлу подкатил тошнотворный ком. Я решила зайти издалека и увести разговор в другое русло, дабы не поощрять засранца косвенным вниманием:       — Если вкратце, то я в шаге от того, чтобы купить себе фляжку, носить ее с собой в нагрудном кармане и всем говорить, что я не алкоголик, а просто очень экстравагантная личность.       — Не сработает. Я уже проверяла. И, кстати, ложь про сок тоже не прокатывает. Даже не пытайся, — сразу отрезала Ева. — Так что… Подожди, что значит «купить»? Я же дарила ее тебе на Рождество!       — Не знаю что такое Рождество. И ты мне что-то дарила?       Предсказуемое возмущение Евы я ощутила мгновенно, прежде чем от стен ванной отскочил ее недовольный тон:       — Да-а!.. Маленькая такая коробка с большим розовым бантом! Оставила у тебя под дверью, после того как ты меня ею чуть не прибила.       О, тот ужасный розовый бант я никогда не забуду. Он то в последствии и стал главным украшением моего мусорного ведра. Я так сильно хотела от него избавиться, что даже не обратила внимания на подарок.       — А… Так ее наверное эльфы украли. Я ничего не находила, — попыталась оправдаться, демонстрируя до нелепого бездарные актерские способности.       — Врешь.       — Вру, — не задумываясь подтвердила.       Я знала наверняка, что Скай не станет на меня обижаться — она попросту не умела, хоть и имела на это полное право. Задеть ее чувства действительно было очень трудно. Правда, иногда мне казалось, что я одна из немногих, кому досталась такая привилегия. На самом деле, порой Ева была до ужасающего страшна в своем гневе, проявление которого я не раз наблюдала на других провинившихся. Понятия не имею, чем я заслужила такую снисходительность, однако это побудило меня ценить свой статус «любимой подруженции-собутыльника» еще сильнее.       — Там внутри была такая милая открытка с Гринчем… Специально для тебя ее подбирала, а ты ее даже не открыла! — раздосадовано прорычала она в микрофон.       — Гринч был слабаком.       — Да ты же его копия! Только не такая мохнатая. Он ненавидел людей и Рождество — прямо как ты!       Эти идиотские сравнения начинают мне надоедать. Кошки, зеленые существа-социопаты… Может еще конкурс объявим? «Придумай для Агаты наиглупейшую метафору». Делаем ставки!       — Смотри сама в этот список не попади.       — При всем желании не смогу. Ты же меня обожаешь! — отмахнулась она и тут же добавила: — Кстати, пока не забыла — к вечеру у меня на руках уже будет отчет об этом твоем Нильсене. Не представляешь, чего мне стоило о нем договориться. Высокие, знаешь ли, пошли нынче расценки! И дело даже не в деньгах! Черт бы побрал этих аналитиков… — возмущенно проворчала она. — Он тот еще загадочный фрукт, скажу я тебе. Как мне сообщили, пришлось прибегнуть к скрытым базам данных, которые доступны, между прочим, даже не всякой полиции. Там, кажется, было еще что-то про договор о неразглашении и неприкосновенности на личную жизнь… Уже не помню. В общем, если окажется, что этот парень не какой-нибудь криминальный авторитет, подпольный наркоторговец или глава мафии и все мои старания были коту под хвост – уверяю тебя, я взбешусь!       Мой внутренний зверь поднял нос, насторожился и зашевелил усами.       С каждым ее словом мой померкнувший на фоне последних событий интерес к досье на Александра вдруг снова начал разгораться с новой силой, только пуще подкрепляя мои теории, не дающие мне покоя вот уже много дней. Чувство было такое, будто я вплотную подобралась к какому-то по-настоящему стоящему открытию, по масштабности напоминающего мощный тектонический сдвиг. Из-за этого с моего языка так и норовили сорваться целые мириады вопросов:       Сидел в тюрьме? Проходил реабилитацию в психушке? Это многое бы объяснило…       Но я заставила себя все же угомонить свое бурное любопытство и воззвать к остаткам терпения, убедив себя дождаться вечера и получить все что нужно в более полноценном виде, и потому лишь фыркнула:       — Он то? Криминальный авторитет? Я тебя умоляю… Если он где и может быть авторитетом, то только в цирке.       — В любом случае, ему явно есть что скрывать. А учитывая объем и время на поиск информации, я не сомневаюсь, что там что-то серьезное. Я бы на твоем месте была с ним поаккуратнее. У меня после сама знаешь какой истории чутье на все подозрительное. И сейчас оно подсказывает мне, что тебе лучше валить оттуда, пока не поздно.       Еще одна замаячившая на горизонте проблема отозвалась в груди колким ударом. Я словно лежала на дне глубокой ямы, в которую бросали все больше и больше тяжелых камней, лишая последних надежд выбраться из нее живым.       — Не переживай, я разберусь. И сама будь там осторожнее, ладно? А то кто будет вместо меня присматривать за тобой и твоими бокалами?       — Хм-м, забавно слышать это от тебя, ведь в прошлый раз с этим облажалась именно ты.       — Туше, — усмехнулась я и отключилась.       Испытав необходимое облегчение, я покинула свой уголок мнимой безопасности. Первым делом пошире распахнула все шторы, впуская в квартиру дневное солнце. Открыла окна, давая волю свежему воздуху. Смело оглядела пустующий стадион. И без каких-либо колебаний сосредоточилась на единственно-стоящей передо мной цели. Александр так и не скинул мне телефон и имя поставщика, с которым я обязалась обговорить новые условия сделки. Причем я была совершенно уверена, что забыть этого сделать он никак не мог. В его же интересах было усложнить мне задачу, чтобы я тем самым провалила пари. В моих же интересах было не допустить этого.       Нужного мне человека звали Дэвид Фишберн. Владелец крупнейшей компании по производству судостроительных материалов во всем юго-западе Британии. Трижды был женат. Двое детей. Судя по социальным сетям – тот еще ловелас. Имелась пара судебных приводов. И еще множество мелких, но немаловажных для меня фактов. Договориться с ним о встрече, представившись заинтересованным в сотрудничестве лицом, было несложно. Немного показного обаяния и упорства, которых я собиралась придерживаться и дальше, воздерживаясь от привычных методов ведения переговоров — и, вуаля, победа почти у меня в кармане.       Ради этого задания мне пришлось пойти на крайние жертвы, а именно променять удобную одежду на то, что, по мнению Евы, являлось главным женским оружием. Наконец открыв слегка запылившейся чемодан с тем самым против моей воли впихнутым ею содержимым, я вытащила первую яркую вещь.       Короткое, но в меру платье насыщенного цвета индиго красиво облегало талию. На полупрозрачном корсете переливались бледные силуэты серебряных звезд, имитирующих блеск на ночном небе. Длинные перчатки выше локтя того же оттенка скрывали приметную татуировку и дарили ощущение спокойной надежности, подтверждая осведомленность Евы в моих вкусовых предпочтениях. Образ замыкали последние штрихи, которыми я до конца надеялась, что не воспользуюсь — глаза из зеленых превратились в карие, а темные волосы были тщательно спрятаны под светлым париком.       Перед зеркалом стояла незнакомка. Ни та одежда, ни те черты лица. Все, как и было задумано — ничего, что могло бы выдать во мне Агату Харрис.       Вдруг раздался стук в дверь – и сердце у меня подскочило и забилось где-то в горле. Помещение мгновенно пронзила звенящая, пугающая тишина, а тело напряглось сильнее гитарной струны. Мои ноги среагировали быстрее мозговых импульсов — понеслись к собаке. Аккуратно согнав ее с дивана, я мягко подталкивала ее к ванной комнате, движимая полным отсутствием желания становиться вторым Джоном Уиком.       — Сиди здесь, — прошептала, приложив палец к губам и закрыла деверь.       Последовал еще один настойчивый стук. Машинально схватив из заранее приготовленной сумки заряженный глок с глушителем, прокралась в коридор, прислонилась спиной к дверной поверхности и осторожно спросила:       — Да?       — Мисс Харрис, для вас письмо. Просили передать лично.       Осмысливая сказанное, я все же отперла замок и оставила узкую щель, приготовившись к возможной контратаке. Прождала несколько секунд неподвижно, но никаких резких ходов так и не последовало. Высунула нос в проем — снаружи стоял одетый в форму сотрудника отеля портье, держащий в руках тонкий конверт. Не став далеко прятать пистолет, я распахнула перед ним дверь.       — От кого? — поинтересовалась я, разглядывая в ладонях дорогую бумагу.       — Не уточнили.       Я благодарно кивнула и тот удалился.       Оставшись одна, я отрешенно выпустила собаку, не отрывая глаз от извилистых узоров на сургучной печати в центре конверта. На ней значились две мелкие буквы SB и необычный символ между ними, чем-то напоминавший трезубец.       Я нетерпеливо вскрыла письмо, примерно догадываясь, от кого оно и что меня в нем ждет. На плотной бумаге был синими чернилами написан всего один вопрос:

Мне всегда было интересно, каково это — вернуться из мертвых?

      — Паршиво, — холодно процедила и посмотрела на обратную сторону письма.

Порой даже хуже чем умирать. Согласна?

      Тело пронзил жгучий мандраж, а внутри все стало небывало тяжелым, точно все органы покрылись толстой коркой льда. Принудив себя оторвать встревоженный взгляд от извивающихся букв, я прикрыла веки и глубоко вдохнула. Нервно выдохнула. И так несколько раз.       Когда приступ паники сбавил обороты, сменившись новым облегчением, я машинально прошла к кухне и включила одну из конфорок на плите. Поднесла письмо к огню, наблюдая, как он молниеносно перебрасывается на бумагу, расплавляя красную печать. Усиливающееся пламя, безжалостно пожирающее конверт дарило непередаваемое удовлетворение. Жаль, что оно не способно так же легко сжечь неотвратимость моей проблемы, заложенной в тлеющих строках.       Бросив письмо догорать в мелких каплях на дне раковины, посмотрела на стрелки часов. Время поджимало. Я схватила ту самую небольшую сумку с оружием, с которым в нынешних условиях намерена была не расставаться. В конце концов, лучше обладать и не воспользоваться, чем нуждаться и не иметь.       Спешно застегнув ремешки на туфлях и проверив все необходимое, я сделала шаг к выходу из номера, как вдруг дорогу мне перегородила Луна. Она возбужденно металась из стороны в сторону, с ярым беспокойством виляя хвостом. А затем тихонько, протяжно заскулила.       — Ты чего? — я кинула вещи на пол и присела рядом с ней, пытаясь понять причину ее необычного поведения. — Скучно тебе тут без меня, да? Не хочешь, чтобы я уходила? Прости, но мне очень нужно ехать. Обещаю, я скоро вернусь.       До меня внезапно дошло, что я совершенно не хочу оставлять ее здесь одну. В месте, которое больше не значилось безопасным для нас обеих. Это подстегнуло мое подсознание прийти к неутешительным для себя выводам, которых я до последнего надеялась избежать.       Меня накрыло странное, даже меланхоличное влечение остаться. Я опустилась на коврик и прислонилась спиной к стене, подогнув колени и сложив их вместе на полу. Собака тут же легла подле моих ног и положила на них свою морду, вперив вверх темные, полные тоски глаза.       — Знаю, тебе тут очень нравится. Но, боюсь, нам придется найти что-нибудь другое, — монотонно заговорила, запустив пальцы в густую мягкую шерсть. — Здесь мы не сможем остаться.       Где-то в глубине сгущалось понимание о бессмысленности данной, казалось бы, вынужденной затеи. Куда бы, на какой бы конец города мы ни перебрались – это не остановит амбиции одержимого мною преследователя. И все же сама мысль нашей тут задержки приносила за собой заведомо ясную отверженность. Сидеть в четырех стенах безликой неизвестности и ждать, поджав хвост, наступления исходного момента в чьем-то сценарии — точно не входило в перечень разумных парадигм моего плана. Наверное, будь у меня сейчас лишнее время, я бы не задумываясь собрала все вещи и рванула хоть куда, лишь бы найти отдаленно безопасное пристанище. Вот только существует ли теперь такое? Все последние часы, как и прямо сейчас, я не переставала ощущать на себе чужой вездесущий взгляд. Внимательный, вторящий любым моим перемещениям.       Даже забавно — оказаться по ту сторону, когда привык быть на другой.       — Помнишь, я когда-то давно обещала тебе, что после того, как все уляжется, мы с тобой поедем в кругосветное путешествие?.. Поедем абсолютно куда захотим. Можно, например, начать с Ирландии. Всегда мечтала побывать в настоящем ирландском баре. Готова поспорить, меня бы там сразу приняли за свою, — слабо улыбнулась я сумбурному потоку, самовольно слетающего с моих уст. — Еще говорят, в Португалии очень красивые пляжи… А как насчет Италии? Я давно не практиковала язык, но что-то еще помню. Как тебе идея?       В знак своего неодобрения мохнатое существо лишь шумно фыркнуло, сильней ко мне прижавшись.       — Ой, да ладно тебе! Нельзя быть такой категоричной. Уверена, тебе понравится, — бойко заговорила я с таким видом, как будто та меня понимала. — И, для справки – в Швецию мы с тобой никогда не поедем. Ни моя нога, ни твоя лапа не ступят на эти дикие земли. От греха подальше. Хотя мне уже наверное поздно так говорить, да?       Просидев так еще пару минут, я аккуратно приподнялась, нарушив нашу приятную идиллию. На прощание поцеловала собаку в шершавый нос, стиснув недовольную морду в своих ладонях и, подхватив вещи, двинулась выйти за порог. Бес, вселившийся в мою собаку, тут же начал активно препятствовать моим попыткам его пересечь, бурно залаяв и явно стараясь сбить меня с ног. Сколько бы я ни сопротивлялась, она ни в какую не хотела меня отпускать, вновь демонстрируя абсолютно несвойственное ей поведение.       — Я попробую вернуться пораньше, клянусь. Только веди себя тихо, хорошо? — с трудом преодолев пушистую баррикаду, бросила ей я и закрыла за собой дверь.       Пока я шла к лифту, одновременно накидывая черный пиджак на голые плечи, позади раздавались приглушенные завывания, от которых у меня внутри все в прямом смысле разрывалось на части. Там же родилось и едкое предчувствие, что я могу и не сдержать свое обещание.       Уже на первом этаже, дефилируя к выходу на парковку, я упорно пыталась задушить все еще стоящий в голове вой. Пребывая заложником в собственном разуме, я даже не сразу заметила надвигающуюся на меня мужскую фигуру. Сфокусировав зрение, я чуть было не споткнулась, разглядев в ней Александра. Он стремительно приближался ко мне, держа телефон у уха. Несмотря на твердый шаг, вид у него был какой-то взволнованный, а острый взор искрился знакомым, но все же каким-то иным раздражением. Я невольно замедлилась, стушевавшись перед его прямым наступлением. Однако, когда мы практически поравнялись, он решительно прошел мимо, не удостоив меня и взглядом. Повернув шею вслед ему, я замерла на месте, лишь спустя несколько секунд сообразив, что не так. С одной стороны я обрадовалась своей удаче, ведь моя маскировка сработала как нельзя лучше. С другой — сердце своенравно ускорило свой бег, пуская в кровь удручающую досаду.       Разные в своей природе эмоции столкнулись в сознании парализующим мое нутро конфликтом, пока мои глаза неотрывно буравили его спину. Внезапно телефон в моей руке пронзил кожу энергичной вибрацией, вырывая из оцепенения — на экране отобразилось имя шведа. Я снова перевела на него глаза.       Что ты здесь делаешь? И зачем звонишь мне?       До невозможного логичные объяснения лежали почти на поверхности. И все же что-то подсказывало мне, что сейчас ни одно из них не соответствовало его столь неожиданному появлению.       Стоя как мраморная статуя посреди фойе, при этом открыто пялясь на удаляющегося Нильсена, сбросила звонок. Я не слышала, но увидела, как тот гневно ругнулся перед входом в кабину лифта, отслоняя мобильный от уха. И ровно в тот момент, как он собирался повернуться ко мне лицом, я, еле удержавшись, чтобы не шагнуть к нему навстречу, спокойно развернулась и направилась к своей машине, почему-то жалея, что не подняла трубку.

***

      До Саутгемптона я доехала быстро. С Фишберном мы договорились встретиться в ресторане одного из отелей в самом центре города. Поздним послерабочим вечером тот был почти пуст, что не могло не внушать мне внутреннего спокойствия. Все было как по моему любимому регламенту: мало людей, ненапряженная атмосфера, другая личность и длинная стойка бара. Я сидела с самого краю, где по моим визуальным подсчетам, находилась слепая зона, не захватываемая камерами наблюдения. Единственным выбивающимся из списка стабильных факторов моего хорошего настроения, а там и удачно проведенной встречи, была лишь содовая в моем стакане.       — Мисс Остин?       Откликнулась я слегка запоздало, не сразу вспомнив новую фамилию, которую ляпнула при нашем телефонном разговоре.       — Вы Дэвид Фишберн? — натянув лучезарную улыбку, поинтересовалась я. Высокий мужчина, одетый в строгий деловой костюм, кивнул в ответ и я протянула руку. — Рада с вами познакомиться.       — Взаимно. Итак, вы, кажется, хотели обговорить со мной начальный этап сотрудничества. Вы так настаивали на встрече… Знаете, сейчас я даже рад, что не смог вам отказать, — он сел на соседний барный стул, бесцеремонно меня разглядывая.       Он заказал себе чистый скотч и мы завязали непринужденную беседу. Я преследовала цель сначала расположить его к себе, а уже потом зажать в угол и действовать напролом. То и дело выслушивая его пафосные россказни об успехе своей компании и вставленные между фраз тривиальные комплименты, я едва успевала сказать хоть слово из своей речи, которую репетировала всю дорогу сюда.       — Мисс Остин, меня очень заинтересовало ваше предложение, но как вы посмотрите на то, чтобы обсудить остальные детали в моем номере? Я остановился тут временно…       Дальше я уже не слушала, чувствуя, как мое бедро гладит чужая горячая рука.       Идиот… А ведь у меня так отлично получилось следовать своему дипломатическому плану ведения переговоров… А он все испортил! Правильно мне тетя говорила — большинство проблем решаются только насилием.       Я легонько подтолкнула свой бокал указательным пальцем и тот, стремительно проскользнув вперед, вывалился за противоположный край столешницы, разбившись у ног бармена. Я виновато поджала губы, но парень вежливо заверил, что все в порядке и, как я и предполагала, принялся убирать осколки.       — Видит Бог, я хотела обойтись без этого, — устало выдохнула я, а потом взяла и опрокинула его стакан, по которому сдерживала слюни все последние двадцать минут.       Убедившись, что бармен еще подметал внизу остатки стекла и на нас не направлены посторонние взгляды, я вскочила со своего стула, сняла свой пиджак и скучающе повесила его на невысокую спинку. Затем вплотную подошла к немного растерянному Фишберну и, соблазнительно улыбнувшись, запустила пальцы в его волосы.       Пара очень резких ударов головой о барную стойку — и тот уже был в отключке. По его лбу начала стекать густая багровая струйка крови. Я незаметно пнула его со стула на пол, за секунду до того, как из-за бара выпрыгнула макушка бармена.       Безразлично обведя взором мужское тело на полу, я прокашлялась в кулак и, изобразив на лице наигранный испуг, закричала, привлекая всеобщее внимание:       — О, Господи, помогите! Кто-нибудь, пожалуйста!       — Что случилось? — на мой крик к нам моментально подбежала охрана.       — Он... он… Мы спокойно сидели и он вдруг потерял сознание. Ударился головой о самый угол и упал, — жалобно захныкала я.       — Вызвать скорую?       — Нет, нет, не стоит.  Понимаете, у него серьезные проблемы с сердцем. Такое уже бывало. Он наверное забыл выпить таблетки, которые ему прописал врач. Я устала ему о них постоянно напоминать! А самой не всегда удается проконтролировать… — я мастерски заговаривала охраннику зубы, заикаясь и судорожно размахивая руками. При этом иногда косясь на щуплого бармена, но тот лишь безучастно протирал столешницу, делая вид, что нас двоих тут и не было вовсе. — Не могли бы вы мне помочь дотащить его до номера? Там все его лекарства.       — Да, конечно, — двое мужчин ловко подняли Фишберна и поволокли на выход к главному холлу.       Как таких только в охрану нанимают? Так легко повестись на мой блеф! Я уж точно не настолько хорошая актриса.       Пока его тащили, я проворно выудила ключи от номера из кармана брюк своего неудавшегося делового партнера и, посмотрев на первую из трех цифр, назвала нужный этаж. Уже будучи в номере, когда того клали на кровать, я не снимала с лица обеспокоенной маски. Только когда охрана вышла в коридор и я, от всей души их поблагодарив, закрыла за ними дверь, вернула внешнему виду свойственную непроницаемость.       Осматривая дорогие апартаменты, я начала быстро искать необходимые мне вещи. Фишберн тем временем медленно приходил в себя. Когда все было готово, я подошла к кровати и нависла над его оклемавшимся телом, настраиваясь на холодный, но продуктивный расчет.

***

September (we got fire) — Sparky Deathcap

      На подъезде к Портсмуту земля почти сотрясалась от гулких раскатов грома в заляпанном огромными свинцовыми тучами небе, мрачные очертания которых выделялись даже в ночи. Прибрежная дорога дрожала от разбушевавшихся волн, что разбивались в пену о близлежащие скалы. По тихо трещащему в салоне машины радио кто-то бурно предупреждал о мощном, пришедшем с Атлантики циклоне, что угрожающе навис почти над всем Туманным Альбионом. Долгий день, близившийся к своему концу, сверкал финальными грозовыми аккордами, видневшимся в глубине морского горизонта. Но первые капли так и не спешили обрушиваться на пустеющие берега, будто давая время укрыться от неминуемой стихии.       Я выяснила все, что от меня и требовалось. Добилась того, чего от меня хотели. Точнее, чего хотела от себя я.       Чувство выполненного долга смешалось в груди с необъятным, хоть и слегка едким триумфом. Ощущение, которое я знала даже слишком хорошо. И которое столь часто обуревало меня во время обратной дороги. Сейчас лишь место назначения было совершенно другим. Более чем непривычным.       Мягкий свет фар скользил по пока еще сухому асфальту, рассеивая блеклое мерцание синеватой разметки по бокам узкой, признанной опасной из-за сильных штормов трассы. Она опоясывала бескрайние зеленые холмы, на вершинах которых рядами возвышались гигантские ветрогенераторы, чьи лопасти мирно крутились в такт пока еще не сильных воздушных потоков. Вдали сияли яркие городские огни, побуждая увеличивать скорость снова и снова, чтобы скорее добраться до их эпицентра. Буря практически дышала в затылок. Оттого мне все больше натерпелось ее обогнать, заставляя себя не обращать внимания на пепельные облака, которые периодически, чуть ли не по расписанию разряжались яркими бликами.       Однако мне почему-то так и хотелось сдаться иррациональной мечте о долгой дальней дороге, которая не имела бы конца. На самом деле, если на чистоту, то она действительно могла бы быть таковой. Достаточно просто не останавливаться. Но мы так или иначе всё равно даем любому пути какой-то предел… И все из них только у нас в голове. Не так ли?       Голос в динамиках тем временем становился все порывистей и назойливей, продолжая оповещать слушателей о надвигающихся природных катастрофах. Особенно неутешительный прогноз приходился на южные города, готовящихся принять на себя первый удар. И из-за отнюдь не короткого списка всех вероятных, совсем нерадостных последствий начинало казаться, что Британия вот-вот падет, а судный день ознаменуется сегодняшней датой. Потому, когда вдруг прозвучали предупреждения о потенциальных водяных торнадо, которых за всю историю острова было зарегистрировано лишь ничтожные единицы, я резко выключила дурацкое радио, не желая и дальше впитывать ноты разводимой паники.       Улицы города потеряли присущую им суету. Все вокруг погрузилось в напряженное затишье и предвкушение, казалось, чего-то поистине страшного — люди попрятались в своих домах, а другие редкие машины двигались оживлённей обычного. Наконец найдя нужное здание, я остановилась на пустой парковке подальше от единственно стоящей на ней авто со знакомыми номерами.       Так и знала, что он будет сидеть в своем злодейском логове вплоть до самого его закрытия. До которого как раз оставались считанные минуты.       Стоило мне заглушить двигатель, рука сама потянулась к бардачку. Вынув зажигалку и пачку сигарет, которые я даже не помню как покупала, я машинально достала одну и зажала фильтр между зубами. В тишине салона щелкнуло колесико и, только я поднесла вспыхнувший огонек к кончику сигареты, как взгляд невольно замер на янтарно-синем пламени, одиноко пылавшем в поглощенном сумерками салоне. Легкий, почти неощутимый жар опалял лицо, пока мои уставшие глаза вкрадчиво следили за мельчайшими изгибами огня. Прикусив кончик среднего пальца, стянула длинную перчатку, следом вторую и так и незажжённая сигарета вместе с поспешно снятым париком полетели на соседнее сиденье. Я бессильно откинулась на спинку своего кресла, все еще удерживая большой палец на колесике зажигалки.       Крохотный язык пламени плавно покачивался под моим спокойным дыханием, отбрасывая горячую тень на приборную панель. Секунды тянулись подобно патоке, а в голове все стало будто бы полым, лишенным каких-либо беспорядочных целей и желаний.       Разве что кроме одного. Непроизвольного, ведомого случаю.       Один глубокий вдох, заполняющий грудь без остатка. Одно слабое дуновение. И мгновенно воцарившаяся пустота, вслед за которой погасло что-то в душе.       Можно подумать там когда-то что-то горело…       Равнодушно бросив предмет к остальным, вышла из машины. Зажав связку ключей в одной руке, пальцами другой прошлась у корней волос, что лезли на лицо под промозглыми порывами ветра. Опасливо оглядевшись вокруг себя, торопливыми шагами пересекла парковку, на ходу проклиная легкое платье, открывающее колючему холоду чуть ли не все участки тела. Наконец преодолев вращающуюся входную дверь, я вошла в просторное лобби. Совершенно пустое и ужасающе темное. Все говорило о скором закрытии здания на ночь, множество офисов которого сейчас наверняка обхаживала с проверкой охрана, судя по ее отсутствию на своем привычном посте. Надеюсь, она еще не добралась до последнего этажа.       Но почему так темно?       Пройдя через турникет, я замерла на месте, не решаясь идти в самую гущу кромешной мглы, до которой едва доходил тусклый свет фонарей, бьющий в немногочисленные окна, и который давал хоть какую-то видимость во всем помещении. Словив себя на мысли, что моя паранойя возросла до абсолютно смешной боязни темноты, выпрямила спину и неотступно посеменила вперед. Конечно, самым разумным вариантом было подождать Нильсена здесь, внизу. Однако, зная собственную упертость, я лучше пару раз разобью лоб о стену, чем буду смиренно считать количество плиток на полу.       Звучало как начало крайне посредственного фильма ужасов. Именно так и погибали все самые отчаянные и безмозглые смельчаки. По классике жанра не хватало только кучки зеркал и зловещего хохота какой-нибудь жуткой куклы. Видимо придется рассчитывать на клише о последней, чудом выжившей девушке.         Затея действительно оказалась не слишком удачной. Свои возможности я явно переоценила, потому что, к сожалению, не обладала сумеречным зрением кошек и начала вслепую шататься вдоль черного как истинная тьма коридора, слыша лишь стук своих каблуков.       Лифт я все же нашла, благодаря памяти и неутраченной интуиции, предварительно напоровшись на диван и стоящее рядом растение. Нащупав кнопку, быстро выяснила, что та не работает, сколько бы раз я на нее не нажимала.       Неужели нет электричества? Какое потрясающее стечение обстоятельств…       С трудом поборов желание все-таки побиться лбом о стену, я развернулась и поплелась обратно, даже не рассматривая идею подниматься по лестнице, уж тем более ее искать.       Придется ловить его у выхода. Интересно, если я лягу прямо перед ним, Александр меня заметит?       Еле шевеля ногами, я буквально шла на свет в конце тоннеля. Ну или на его жалкое подобие. Спонтанная мысль снять ненавистные, и причем очень неудобные туфли, тем самым облегчив невыносимую тяжесть во всем теле, вынудила меня вмиг остановиться. На самом углу я, не глядя, оперлась одной рукой о холодную стену и принялась расстёгивать тонкий ремешок, прикрыв глаза от неземного блаженства.       Помните, я говорила, что этот день неотвратимо обречен на все самые пренеприятные для меня события? Так вот я не ошиблась.       Внезапный толчок со стороны застал врасплох. Та самая стена, на которую я опиралась, оказалась дверью и резко распахнулась, заставив меня тут же потерять всякое равновесие и начать заваливаться на бок на одной ноге. Рука же стала беспомощно размахивать в воздухе, стараясь ухватиться хоть за что-нибудь. На пол пути к катастрофе я с силой все же вцепилась во что-то мягкое и тонкое, вроде полов рубашки, но эта иллюзия спасения оказалась ничтожной перед неизбежностью моего падения. И не думая отпускать свою провально-пустую надежду — я по инерции потянула человека за собой.       — Да ты издеваешься… — с неописуемым раздражением пронеслось совсем рядом.       В невесомое мгновение ока, перед тем как беспрекословно упасть, я почувствовала чью-то хватку вокруг своей талии, а потом неожиданный поворот. И, вместо того чтобы в который раз отбить то немногое, что уцелело в моей отбитой голове, я приземлилась не на пол, а на чью-то широкую грудь.       В ухо врезалось сдавленное чужое дыхание. Включились рефлексы: мозг лихорадочно оценивал ситуацию и потенциальную угрозу, побуждая меня дернуться вверх и, возможно, начать отбиваться наугад. Но яркое свечение, разрезавшее полный мрак вместе с моей сетчаткой, окончательно сбило с толку. Я тяжело пропыхтела, зажмурившись, но насильно заставила себя открыть глаза.       Боже, лучше бы я ослепла.       Поразительно, как за всего одну секунду можно начать мечтать о встрече с куклой Билли или Фредди Крюгером, что по сравнению с лежащим подо мной извергом являлись просто ангелами во плоти.       — Это уже ненормально.       — Думаешь? — злостно процедила сквозь зубы, пытаясь приподняться на руках и при этом не смотреть на горевший экран его телефона. — Ты точно бронепоезд. Сносишь все на своем пути!       — Какого черта ты стояла за дверью? Или у тебя хобби такое — караулить меня на каждом углу?! — хрипло прошипел Александр, откинув голову назад и шумно вдохнув через нос.       — Конечно, мне ведь больше нечем заняться, кроме как охоться на всяких психопатов!       — Да ты только и делаешь, что стараешься меня покалечить!       — Значит плохо стараюсь!       Повисло недолгое молчание, сопровождаемое нашими громкими мыслями о бессердечности гравитации. Помимо этого я недоумевала, как оказалась на нем, а не под ним, что по всем факторам противоречило предполагаемым законам и причинам падения.       — Пора начинать носить защитный шлем. Я за всю жизнь меньше головой ударялся, чем за эту неделю.       — Да ну? Что-то плохо верится, — опираясь ладонями в его плечи, я напрягла спину, чтобы хоть немного увеличить расстояние между нашими лицами. Вселенская усталость тут же дала о себе знать, блокируя любые нервные усилия моих телодвижений.       — Ты не могла бы… кхм… перестать ёрзать на мне? — с глухим рычанием выдавил он.       — А что такое? Тебе что-то не нравится? — моментально поняв в чем дело, я намеренно, даже дразняще, пошевелила бедрами, внутренне развлекаясь от его реакции.       — Да. Ты.       — Какая жалость, — изобразила сожаление, но сразу жестко добавила: — Ничего страшного. Потерпишь.       И тут, только я собралась в кои-то веки сползти с него, как вдруг Нильсен сильно толкнул меня на пол, ловко перевернувшись следом. Мои голые лопатки обдало острым холодом, по затылку расползлась едва ощутимая боль от удара, а лодыжку на ноге свело слабой, но очень неприятной судорогой. Легкие тоже сдавило, преградив свободный доступ к кислороду.       От неожиданности ли, или оттого, что он меня сейчас раздавит?       — У меня дежавю, — томно произнес он в паре дюймов от моих губ, гордо нависнув сверху, словно хищник над добычей.       — Ты прав. Это точно уже ненормально, — вжавшись в пол от такой неестественной близости, действительно, вплоть до мельчайших деталей напоминавшую нашу первую встречу, я украдкой прошлась взглядом по точеным чертам лица и вниз по шее, подмечая, как перекатываются под натянутой кожей яремные вены. Стараясь скрыть растерянность под маской уверенности, как бы невзначай спросила: — Тебя ничего не смущает?       — Нет, а должно? — нахмурился он с фальшивым удивлением, нахальной ухмылкой выдавая свои глумливые намерения.       — Долго мы будем так лежать? Мне просто интересно, — пожала я плечами.       — Я никуда не спешу. И мне вполне удобно, — тот состроил невозмутимую гримасу, игнорируя нелепость нашего горизонтального, слишком тесного положения.       — А вот мне не очень.       — Ничего страшного, потерпишь.       Моей щеки буквально коснулись пульсирующие вибрации его голоса, пуская дрожащий озноб по всему телу, отказывающемуся потакать любым моим импульсивным командам.       — Хватит за мной повторять! — возмущенно задергалась под ним я, незаметно сгибая в колене одну ногу, чтобы вновь провернуть свой излюбленный трюк и подмять мужчину под себя. Но он умело перехватил ее, не впечатлившись моим наигранным метаниям.       — Не-а, даже не пытайся. Не выйдет, — Александр продолжал крепко удерживать меня под собой, явно наслаждаясь моей безысходностью.       Так, нужно сменить стратегию. Обескуражить. Сделать то, чего он меньше всего ожидает. Уподобиться его же методам? Поддаться?..       Прежде чем сумасбродная идея укоренилась в подсознании, я выгнула шею и подалась вперед, чтобы ее воплотить. Не разрывая зрительного контакта, сократила расстояние между нашими губами до жалких миллиметров, едва ощутимо дотрагиваясь своими до его, балансируя на недопустимой грани. И с надрывом прошептала:       — Я ведь и закричать могу.       Да и, чего таить, возбудиться тоже! Что в корне противоречило любым здоровым реакциям, которые предательски кинули меня на амбразуру, отключая остатки мозгов от тела.       Вопреки моим нарочным умыслам, тот не отпрянул, а лишь внимательно следил за мной, чуть выгнув бровь.       Раскусил, зараза.       — Ты не закричишь.       Утверждение или приказ?       Разочарованно сморщив щекочущий его дыханием нос, вновь стукнулась макушкой об пол.       Орать на все здание я в самом деле не собиралась, однако его напыщенная уверенность в несостоятельности моих действий взбесила меня еще больше. Второй раз за этот идиотский день. Или третий?.. Я уже сбилась со счета.       — Хочешь поспорить? — вздохнув поглубже, насколько позволяли готовые вот-вот треснуть ребра, я нарочито широко открыла рот, но он в ту же секунду плотно накрыл его своей ладонью.       — Плохая затея, kat…       Только я было решила начать кусаться, как тот внезапно замолк на полуслове, вслушиваясь в посторонний шум.       — Кхм… молодые люди. Мы закрываемся, — раздался громкий, появившийся из ниоткуда, мужской голос, разнесшийся по всему коридору. Это был охранник, чей яркий луч от фонарика был направлен прямо в наши лица. — Здесь вам не отель. Он находится на соседней улице.       Я мысленно представила, как мы вдвоем с бронепоездом выглядели со стороны. Так или иначе, этот намек не на шутку меня разозлил, пусть он и был вполне себе очевиден.       Пройдясь по мужчине суровым, слегка сощуренным из-за противного света взглядом, Александр наконец-то соизволил встать с меня. Я попыталась подняться следом, одновременно отмахиваясь от протянутой мне руки, словно капризный ребенок. Но, видимо не выдержав моего горделивого бойкота, швед все же схватил меня за локоть и одним шустрым движением поставил на ноги.       Пока я одергивала платье и впопыхах снимала свою обувь, ненароком покосилась на то, как он подбирал с пола какой-то тонкий, обернутый в крафтовую бумагу предмет.       — Нет, ты только подумай, уже и полежать друг на друге посреди холла нельзя, — театрально фыркнул Нильсен в своей искусно-странной манере.       — И не говори, — сама не знаю зачем поддержала я его несуразную реплику. — Совсем уже обнаглели.       Я с достоинством вздернула подбородок, намереваясь в конец перевести стрелки стыдливого замешательства на охрану и тем самым выйти из ситуации победителем. Увы, сделать этого мне дали. Александр поймал мою руку и нагло потащил меня за собой к выходу, пока нас провожал мощный световой луч, отражая наши плавно скользящие тени на мраморной плитке.       То ли от усталости, то ли от побаливающей лодыжки — руку я не выдернула, позволяя ему вести.       — Почему там было так темно? Выбило пробки? Из-за грозы?       — Вряд ли, — сухо ответил он, пересекая порог здания.       Босые ноги ступили на каменную брусчатку и, как только Александр меня отпустил, поспешила избавиться от туфель. Не мелочась, я распрощалась с ними прямо у мусорного ведра, мысленно проклиная того, кто придумал высокие каблуки.       — Тебе не идет.       — Что? — я недоуменно обернулась.       — Твои глаза. Они карие.       С языка порывались слететь колкие выражения, вроде: «твое мнение забыла спросить» или «рада, что тебе не нравится». Но почему-то захотелось воздержаться от грубостей.       — Смена имиджа.       Я подошла к нему, одновременно формулируя план своего рассказа об успешно проведенной сделке, из-за которой приехала. Вокруг резонировал свист ветра, наполнявший собой затянутость нашего общего молчания. Слова же никак не складывались в связную речь, побуждая крикнуть простое «я выиграла».       Александр внезапно шелохнулся, твердо шагнув мне навстречу.       — Это тебе, — он протянул мне ту самую обернутую в бумагу тонкую вещь, что всколыхнула мое любопытство еще пару минут назад.       Я так сильно обалдела, что ляпнула первое, что пришло на ум:       — Там бомба?       — Да, первая в мире плоская бомба. Изобрел специально для тебя. Подожди, не открывай, я сначала отойду подальше, — с не скрываемым сарказмом ответил он, сохраняя серьезное выражение лица.       — Неужели? Специально для меня? Надеюсь ты не солгал, а то я уже обрадовалась, — игриво съязвила, решительно сорвав с загадочного, возможно взрывоопасного предмета слой жесткой бумаги.       Мысль о том, что это книга посетила меня еще до того, как я убедилась в отсутствии обратного счетчика. Разглядеть обложку в вечерней темноте, в которой пестрели лишь бледные фонари вдоль дорожки перед входом в здание, было практически невозможно. Чтобы хоть что-то разобрать мне пришлось напрячь зрение и приблизить книгу поближе к лицу. Посередине определенно была изображена изящная черная фигура какого-то животного с длинным хвостом, что свисал с ветки дерева. Большую часть картинки заливал ярко синий фон, на котором хаотично мелькали белые точки вокруг золотого полумесяца. А в самом верху серебристыми буквами переливалось название. Оно было определенно не на английском, что слегка сбило меня с толку. Вглядевшись в неизвестные мне слова, я заострила внимание на самом первом. Единственном слове, которое могла перевести. И которое говорило о книге куда больше, чем ее обложка или автор. А также почему именно ее я сейчас сжимала в руках.

«Katten som gick för sig själv»

      — Кошка, которая гуляла сама по себе... — догадалась я, не веря своим глазам.       Странно, но резко вспыхнувшее раздражение от закрепленного за мной прозвища почему-то ни в какую не хотело разгораться в полную силу из-за вытеснявшего его другого, крайне непонятного мне чувства. Будто смятение, злость и вместе с тем растекающийся в груди иступленный восторг залили в один шейкер и хорошенько взболтали, превратив в ядреный, срывающий крышу коктейль.       Лучше бы там была бомба…       — Даже не знаю как на это реагировать… Хотя… Нет, все-таки не знаю… — проморгавшись, растерянно произнесла, уставившись на Александра.       Тот смотрел на меня с внимательным прищуром, точно ученый, следивший за важным экспериментом.       — Изначально она предназначалась для другой надоедливой особы, но она еще не умеет читать. Подумал, тебе она сейчас будет полезней, чем ей, — монотонно сказал он, едва заметно изогнув уголок губ.        И кто же она? Сестра? Дочь? О боже, если где-то на планете существует его подобие, то мир однозначно обречен.       — Что значит «полезней»? — отмахнувшись от назойливых мыслей о той, кому изначально предназначалась книжка, решила уточнить у него я.       Александр вдруг оживился, словно только и ждал, когда я его об этом спрошу.       — Ты, оказывается, очень интересуешься шведской литературой. Как по мне, изучать новый язык с помощью тонны финансово-экономических изданий не очень-то прагматично. Стоит начать с чего-то попроще. Не считаешь?       Его намек был настолько прозрачным, что я мгновенно поняла о чем речь. Значит утренняя вылазка Сэма все же не была напрасной и тот рассказал ему о целом складе журналов и шведских газет, которые я изучала всю неделю, проклиная несчастный переводчик. И, готова поспорить, не упустил ни единого стикера или пометки, оставленных мною на некоторых страницах.       Будь неладен тот голубой маркер, которым я раз за разом обводила его фамилию…       — Не сдался мне твой шведский. Им можно разве что дьявола вызывать.       — Значит я не прогадал с подарком, — ухмыльнулся он, как бы намекая, что со всякой нечистью я и так на короткой ноге. — Вообще-то в первую очередь он должен был быть прощальным, но…       — А во вторую? — вопрос вырвался сам собой, не поддаваясь призрачному контролю всего необъятного хаоса моих мыслей.       Выдержав, казалось, бесконечную паузу, он наконец произнес:       — С Днем Рождения, katten.       Слова буквально ударили меня под дых, тающим словно лед набатом проносясь в оробевшем сознании снова и снова, усиленно пытаясь воспроизвести тот же низкий, с инородной мягкостью тембр мужского голоса.       На миг, всего на крошечный миг, в ярком свете молнии, что пронзила небосвод и озарила городские улицы, мне померещилось, что его непроницаемое лицо тронула легкая улыбка, а глаза утратили естественную строгость и безразличие, блеснув искренним откровением.       Громкий раскат грома, вместе с застилающими лицо волосами вернули меня в чувство.       — Ты пьян? — мой язык все еще думал наперед головы, явно отказываясь ей подчиняться.       С одной стороны, это было самое подходящее и логичное объяснение услышанному. С другой — я, как алкоголик с трехгодичным стажем, была более чем убеждена, что он был абсолютно трезв.       — Нет.       — Еще утром гнал меня в шею, а сейчас поздравляешь с днем рождения… А говорят это я неоднозначная натура, — мягко хмыкнула я.       — Я может и гад, но не последняя же сволочь.       — Весьма спорное утверждение, — скептично воззрилась на него исподлобья. — Честно говоря, я не очень люблю подарки. Если мне их дарят, как правило я их даже не открываю.       Сглотнув вязкую слюну, я вернула внимание к обложке, водя по ней подушечками пальцев. В памяти тут же начали мелькать зыбкие, совсем далекие сердцу фрагменты, что свободно выливались из уязвленной под их влиянием души.       — В детстве я очень любила эту книжку… И так много раз ее перечитывала, что однажды нарисовала себе черным фломастером нос и кошачьи усы на лице. Вот только потом выяснилось, что это был совсем не фломастер, а несмывающийся маркер. Я неделю проходила с ним на своих щеках. В школе все смеялись надо мной и тыкали пальцами. А мне было плевать, потому что мне очень нравились мои нарисованные усы…       Погрузившись в омут воспоминаний, я не сразу заметила, что улыбаюсь. С ясной, даже наивно-детской чистотой. Еще не до конца осознавая, насколько важным для меня был этот жест с его стороны. И, наиболее вероятно, не сколько важным, сколько нужным.       — И почему я не удивлен?       Я подняла голову, вглядевшись в его глаза, что деловито скользили по моему лицу.       — Ты представил меня с этими усами, да?       В качестве безмолвного подтверждения одна сторона его губ смело поползла вверх, являя знакомую усмешку, при этом не лишенной какой-то простодушной теплоты, что, могу поклясться, согревала не только клетки продрогшей под ветром кожи, но и все мое естество.       — Я должен сказать… — он ненадолго замялся, а потом завел обе руки за спину, замер каменной статуей и напористо вгляделся прямо в мои глаза, словно собирался сдаваться с повинной. — Я не имел права нарушать личные границы. Не должен был вламываться в твои квартиру и номер. Что бы я там о тебе ни думал… это было неправильно.       — Ты что… признаешь ошибку? — недоверчиво покосилась на него я.       У меня точно слуховые галлюцинации. Либо моя машина все же попала в кювет на той трассе и я сейчас лежу в предсмертной агонии, мучаясь издевающимся надо мной воображением.       — Да. Признаю, — бесстрастным тоном ответил тот, однако тут же добавил: — Но это не значит, что я о ней жалею.       Другими словами эту фразу можно было перевести как «я не хотел этого делать, но я был должен».       Я вполне могла бы на него рассердиться. Но у меня не получилось бы, даже если бы я захотела. Потому что хорошо понимала, что значит владеть правдой, превозмогая средства и всякую ей цену.       — Все еще мне не доверяешь?       — А я могу тебе доверять? — его серьезный тон пробирал до костей, заставляя нервничать похуже, чем перед детектором лжи.       — Нет причин этого не делать, — не слишком уверенно промямлила я. А потом заявила: — И не нужно никаких извинений. Мы с тобой квиты. Будь я на твоем месте, скорее всего поступила бы также.       — Ты пытаешься меня оправдать?       — Похоже на то, — повела плечом и поджала губы, уведя взгляд в сторону.       — Ты же понимаешь, что это очень глупо?       — Зато честно.       Между его бровями залегла глубокая морщина. Он долго обдумывал мои слова, взирая на меня с на редкость выразительным изумлением. Я же вспомнила слова Сэма, невольно согласившись, что мы с Александром, возможно, не такие уж и разные.       — Никогда не думал, что увижу тебя такой напуганной.       — Ты о чем?       — Те присланные фотографии на твоем телефоне. Тебя преследуют? — неожиданно спросил он.       В небе вновь заветвились молнии, последовал оглушающий гром, а по моей спине пробежала первая капля. В купе с его вопросом прошедшая по всему телу дрожь была подобна мощному электрическому разряду, точно молния ударила прямо в меня.       — Нет, это так… ерунда, — отмахнулась я.       — Не держи меня за идиота, Агата. За тобой гоняется псих с фотоаппаратом, а ты называешь это «ерундой»?       — А может это… папарацци?       — Хреновые, видимо, папарацци. Ведь в сети нет ни одной твоей фотографии.       — Вот они и решили исправиться! В любом случае, это только мое дело. И я с ним сама разберусь, — я начала беспокойно топтаться на месте, сминая оберточную бумагу между пальцами.       — То есть ты в мои дела можешь лезть, а я в твои не могу?       — Нет, не можешь. Потому что твоя ерунда - наша общая ерунда, а моя - только моя ерунда, — нервозно затараторила я, совершенно не готовая формулировать нормальные аргументы.       — Вот так, значит?        — Да, вот так.       Сверху посыпались пока еще редкие капли, оставляя следы на его голубой рубашке. Мы же продолжали стоять неподвижно, игнорируя усиливающуюся непогоду.       — Знаю, я последний человек, которому ты бы стала что-либо рассказывать. Но с некоторыми трудностями нельзя справиться в одиночку, Агата. Можешь храбриться сколько хочешь, но толку от этого будет мало.       — Ты прав, — кивнула я. — Ты действительно последний человек, к которому я бы стала обращаться за помощью. И вообще, с чего бы тебе мне помогать? Ты же так хотел от меня избавиться. Тебе это только на руку!       — Это было давно, — дернул он плечами, показательно нахмурившись.       — Это было сегодня утром!       — Ну что я могу сказать? Просто я гуманист.       От такого заявления я аж открыла рот, заторможенно заморгав. Пожалуй, это самая бестолковая и наиглупейшая чушь, которую я когда-либо слышала.       — Забудь об этом, ладно? — выдохнув, пробубнила, пряча книгу в обрывах бумаги, дабы защитить ее от дождя. — Кстати, я узнала почему Фишберн отказал в сделке. Как он сообщил, ему дали вескую наводку и он не захотел с тобой связываться по личным причинам. Пояснять детали он не согласился. Но я смогла его убедить и он готов пересмотреть свое решение, — с превосходством выдала я, наконец истолковав причины своего сюда визита.       Александр молчал и внимательно слушал, не проявляя и толики удивления, будто он и не проиграл пари.       — Даже он отказался с тобой работать. И знаешь, это заставило меня задуматься… Что со мной не так? И почему я все еще здесь? — с мученическим взглядом уставилась я в пустоту.       — Хороший вопрос. Уверен, ты просто не устояла перед моим обаянием. Не переживай, это довольно распространенная проблема. Ничего не могу с этим поделать, — страдальчески закатил тот глаза.       — Странно, обычно обаяние – это противоположное от отвращения… А ты только и можешь, что… отталкивать от себя людей, — с иронией рассудила я, на самом краю мыслей подметив, что я тоже далеко на Бэмби. Но сейчас же речь о нем, а не обо мне. — Сегодняшний пример прямое тому доказательство.       — Как грубо, — ненатурально оскорбился он. — И, тем не менее, ты все еще здесь, — растянул следом улыбку чеширского кота. — Мне вот интересно, как тебе удалось его уговорить?       — Я тоже умею быть… обаятельной, — с запинкой пробурчала я, не с такой твердой уверенностью в голосе, с какой мне хотелось бы.       — Из моих уст это прозвучало хотя бы правдоподобно , а вот из твоих вообще нет.       Недовольно наморщив нос и оглядев его с зоркой неприязнью, я победоносно изрекла:       — И все-таки ты проиграл. Фишберн…       — Он звонил мне пару часов назад, — Нильсен мгновенно посерьезнел, поправив прилипшие на лоб влажные волосы. — Хотел пересмотреть условия сделки. Я отказался.       Земля ушла из-под ног. Последняя фраза ударила как молот по наковальне, оглушительным перезвоном распространяясь в ушах. Все мои надежды, как и гордое ликование в один миг раздавило под массой упавшего на сердце потрясения, сковавшего органы и мышцы.       — Что, прости? В каком смысле отказался?!       — В прямом. Он показал свою ненадежность и я быстро нашел ему замену, — заявил Александр как ни в чем не бывало.       Внутри в этот момент что-то обвалилось, проясняя в голове до безобразия простые истины, до которых мне не хватило ума додуматься.       — Ты ведь изначально это знал, да? Что все мои старания будут напрасными?       Что проиграю здесь только я. При любом раскладе.       — Ты хотела учиться. Так вот тебе первый урок: — он сделал шаг и склонился надо мной. — Некоторые вещи не стоят потраченных сил.       Теперь с неба низвергался настоящий ливень. Беспощадный, застилающий все и вся. И такой же сильный, как и разъедающая мою грудь обида, из-за которой в сознании все покрылось свирепой мутной пеленой, не дающей адекватно оценивать его слова.       Из-за этой возможности мне пришлось пренебречь своей безопасностью в разгар непредсказуемой реальности, что скрывала за собой чью-то одержимую, настроенную против меня игру. Пришлось прибегнуть к шантажу и насилию. Пришлось оставить собаку одну. Пришлось надеть это идиотское, уже промокшее до нитки платье. А все ради чего? Ради нового провала?       Подняв руку, я приблизила указательный и большой пальцы друг к другу, оставив между ними минимальное расстояние:       — Мне оставалось вот столько, чтобы тебя прикончить, выпей ты тогда чертов чай!       — Ну надо же, ты все же призналась, — хмыкнул он, напористо продолжив: — Ты требовала, чтобы я дал тебе шанс – я тебе его дал. Но я не говорил, что брошу решать это дело на тебя, а сам буду смиренно ждать конечного исхода. Так или иначе, теперь неважно кто, зачем и почему. Свои задачи ты выполнила. Победу в пари можешь оставить за собой.        Утешения мне это не принесло. Несмотря на то, что все действительно обернулось для меня с лучшей стороны, на языке все еще оседал вкус собственного поражения. Все смешалось в одно единое, густое неудовлетворение, что не давало потушить раскалившийся пожар, в который в течение дня постепенно подливали и подливали горючего. Чувства и эмоции словно попали под обратную тягу, взрываясь и уничтожая все дотла. Захотелось закричать, ударить что-нибудь или раствориться под дождем, чтобы избавиться от этого переполняющего и одновременно опустошающего хаоса внутри.       — До завтра. И спасибо за подарок, — на развороте выдавила из себя я, понимая, что чем скорее уйду, тем меньше будет вероятность извержения еще одной стихийной катастрофы.       Не успела я сделать и двух шагов, как Александр взял меня за предплечье, и подтянул к себе.       На ливень нам обоим было абсолютно плевать. Будто его и не было вовсе. Следовательно, мы оба понимали, что мое новое бегство было вызвано совершенно не им.       — Тебе самой не надоело постоянно так уходить? Только и вижу, что твой вечно удаляющийся затылок, — его голос был пропитан сталью, а по мокрому лицу скатывались кривые линии, скользя по скулам и каплями падая с подбородка. Вот только глаза, смотрящие на меня сквозь водяной полумрак, выражали нечто иное. В них не было злобы или отвращения. Скорее что-то тихое и беспокойное. Точно предштормовой океан. — Давай доедем до отеля и там поговорим. Ты устала и здесь не…       — Привыкнешь, — не дав ему закончить, ровно произнесла, слегка подавшись вперед. Прижав книгу покрепче к груди и кинув на него последний обессиленный взгляд, развернулась и вырвалась из его руки, спешно последовав по длинной дорожке.       Струи воды разбивались о землю с ужасающим грохотом, как раз под стать гулу в моей голове. Голые стопы утопали в сплошных лужах, метая множество брызг. Каждое движение давалось с трудом. И не только из-за ноющей лодыжки, притупившаяся боль в которой помогала скрывать в моей походке напрашивающуюся хромоту, но и из-за дикого желания упасть прямо на асфальт от физического и морального изнеможения. Клянусь, если бы не моя решимость спасти подарок, я распласталась бы прямо посреди парковки. И плевать, переедут меня или я умру от лихорадки.       Сняв сигнализацию, ввалилась на сиденье машины, громко хлопнув водительской дверью. Первым делом стянула размокшую бумагу. Убедившись, что содержимое не сильно пострадало, кинула его к остальным вещам и, схватившись за руль, с шумом уперлась в него лбом.       Настроение стало исключительно мерзким. Состояние тоже было не лучше. Я прерывисто вдыхала сухой воздух, вслушиваясь в гул стучащего по машине дождя. В голову так и закрадывалось отчаяние, мотивируя бросить все к чертям и сдаться. Вернуться в Лондон. Вернуться к Аннет. И будь что будет.       «Некоторые вещи не стоят потраченных сил».       Только сейчас я всерьез осознала весомость этих слов. Все чуть ли не кричало о том, что, сколько бы ни пыталась двигаться дальше, Нильсен не перестанет вставлять мне палки в колеса, усиливая свои позиции против меня. Всеми возможными способами пытаясь мне донести, какое я слабое звено. И что бы я ни сделала — все будет зря.       Но заложенная в характер упертость не позволяла с концами броситься в омут из разбитых надежд. Постепенно говорившую во мне усталость начали вытеснять стойкие принципы, которые в меня закладывала жизнь. Например, не идти на поводу у трудностей и никому не уступать, какой бы непреодолимой не была цель. Даже если очень хочется сложить оружие и убежать.       И почему я уверена, что я еще об этом пожалею?       Выпрямив спину, я похлопала себя по щекам, приводя себя обратно в чувство. Мне просто нужно отдохнуть. Высплюсь — и можно продолжать действовать всем на зло. Осталось лишь добраться до отеля.       Нажав на кнопку зажигания, я не услышала рева мотора. Машина отказывалась заводиться, сколько бы безуспешных попыток я не предпринимала. Ничего не предвещало беды. Опять.       В горле застрял истерический смех от происходящей вокруг меня трагикомедии. Только я начала думать, что хуже уже быть не может — что ж, очевидно, может. Злость на обстоятельства и их несправедливость тоже пробивалась сквозь душевный упадок, побуждая совершать импульсивные, не самые разумные вещи. Взяв из бардачка машины несколько оставленных там бумажных купюр, схватила ключи с телефоном и выскочила наружу, снова подставляя едва согревшееся тело под бешеный ураган. И, даже на задумавшись о причинах поломки, как меня уверяли, абсолютно исправной машины, поплелась прочь вдоль улицы.

The Chain — Fleetwood Mac (!)

      Вода заливалась в рот, уши, нос и другие интересные места. На ходу смахивая застилающие глаза бесконечные капли, я упорно вглядывалась то в один конец дороги, то в другой, стараясь не пропустить ни одной проезжающей машины. Но еле освещаемую тусклыми фонарями мглу так и не спешили рассеивать ни одни фары. Везде стояла мертвая пустота, вселяя подозрительные предчувствия.       Я остановилась, разблокировала телефон и начала быстро искать приложение такси. Вдруг кровь с сумасшедшей скоростью забурлила в жилах, сердце тревожно застучало о грудную клетку, а под продрогшей кожей запульсировало инстинктивное чутье. Я аккуратно заозиралась по сторонам, одной рукой нащупав очертания небольшого ножа под юбкой платья. В самой дали на меня двигался человек. Для нынешних погодных условий, при том, что у него не было зонта, он шел удивительно спокойно. Нутро подсказывало — вряд ли это просто прохожий, у которого тоже выдался неудачный денек.       Сделав глубокий вдох, я запихнула купюры под чехол телефона, где уже лежали ключ от номера и рабочий пропуск, сжала его вместе с ключами от машины в левой руке и медленно направилась вперед, навстречу фантомному, безрассудному влечению, что таило за собой хоть какие-то, да ответы.       Тротуар был достаточно широкий, но мужчина намеренно шел по линии, практически совпадающей с моей. Когда мы почти поравнялись, я состроила безучастный вид, устремив под ноги невидящий взгляд. С каждой секундой в кровь выбрасывалась двойная доза адреналина, готовясь к уже очевидному развитию событий. Мужчина почти остался за моей спиной, слегка задев своим плечом мое. Это сработало спусковым механизмом. Вещи из левой ладони беспрекословно попадали на пол. Я сделала резкий выпад локтем в голову, первой оглушив незнакомца. Он не стал долго оставаться в должниках и стремительно ударил меня в бок.       Началась нешуточная потасовка. Вывернув ему руку, я приложила его о стену здания. Тот покачнулся, но быстро развернулся. Не успела я поставить блок, он заехал кулаком мне по лицу, отчего я отлетела на целый ярд назад. На ногах я устояла, но на миг потеряла связь с реальностью. Это дало ему время встать мне за спину и согнуть руку вокруг моей шеи. Перед тем, как та плотно прилегла в коже, я умудрилась дернуть головой назад, попав прямиков в нос. Следом пошел сильный рывок локтем в солнечное сплетение — классический выход из захвата. Перед глазами замелькали белые вспышки света, но я продолжила атаку. Тот отбивался, пока наконец не навалился на меня, с бурным натиском толкнув об одну из машин. В ушах зазвенела противная сигнализация. Ребра пронзило адской болью. Мне пришлось пойти на обманный маневр, подвергая себя новым налетам. Нужно дать иллюзию победы, выждать подходящий момент. Когда его движения стали более уверенными, а я почти не сопротивлялась, наконец собрала все силы воедино и незаметно достала нож из-под юбки, всадив тот прямо ему в бедро. Парень взревел и я ловко достала оружие обратно, обернулась и приперла к кузову стоящего на обочине фургона, давя предплечьем на шею и этой же рукой пристав кончик лезвия в сонной артерии. Одно мелкое шевеление — и оно без колебаний войдет под кожу.       Пульс канонадой стучал в висках, а кровь из носа струилась по губам, смешиваясь на языке с дождевой водой. Тыльной стороной свободной руки утерла губы, разъяренно всматриваясь в своего противника, который даже не пытался вывернуться или бороться. Он лишь рвано дышал, морщась от боли в ноге.       — Кто тебя послал?! — прошипела я, сильней вдавливая его в фургон.       Он не торопился отвечать. Только ехидно улыбнулся.       Этот неожиданный жест навел меня на мгновенную догадку. Но, увы, запоздалую.       Он не один.       Шею проткнула острая игла. Внутри образовалось неприятное давление, а потом от горла по всему организму начало распространяться леденящее оцепенение. Пальцы безвольно разжались, и нож сразу полетел вниз. В голове стало неестественно легко, а сердце будто пропустило свой последний перестук. Я сделала робкий шаг в сторону, напоровшись на кого-то сзади. Тело перестало мне подчиняться и, полностью обмякнув словно тряпичная кукла, начало заваливаться назад. Меня тут же поймали под мышками и потащили по дороге.       — Загружай ее, — эхом раздался незнакомый голос, перекрикивая шум ливня, когда меня грузили как раз в тот самый фургон.       Факт того, что я осталась в более-менее функциональном сознании говорил о вколотом мне транквилизаторе. Единственные действия, которые я могла совершать — моргать и концентрироваться на работе легких.       Какое банальное похищение. Мне даже стыдно за них. Если меня увезут на склад, свяжут и начнут пытать — могу гарантировать, что ничего, кроме насмешливого хохота они от меня точно не услышат.       Меня бросили внутрь машины. Мое помутневшее зрение поймало целых три переговаривающихся между собой мужских фигуры. А потом еще две снаружи.       Да за мной отправили целый отряд…       Один из них задвигал большую металлическую дверь, собираясь окончательно отрезать меня от мира и его мнимой свободы. Но та так и не и не захлопнулась до конца. Мой слух пронзили громогласные выстрелы. Все мои внутренности тут же стянулись в тугой узел, пуская дрожь по одеревеневшим конечностям. Сквозь оставшуюся узкую щель я разглядела, как тот самый парень, с которым я дралась, упал замертво.       Побочные действия вколотого мне седативного замедляли любые мозговые активности, отчего казалось, что все вокруг — одна сплошная бредовая галлюцинация. Не желая подчиняться этим химическим реакциям, я жмурилась и глубоко дышала, преодолевая скованность в будто покрытой тонной гранита груди.       Силуэты людей, мелькающих снаружи, были мрачными и нечеткими. Однако они двигались так быстро и резко, что догадаться, что у моих похитителей появились серьезные проблемы было не сложно. До меня доносились чьи-то вскрики, скулящие возгласы, звуки ударов — в общем, просто музыка для моих ушей.       Машина вдруг затряслась. В нее явно кого-то впечатали и, судя по ритмичному грохоту, выбивали из него последний дух. А дальше послышались хорошо мне знакомые ноты, которые я могла бы отличить из тысячи — хруст сломанных шейных позвонков. Мои глаза проследили, как мертвое тело пронеслось мимо тот самой щели.       Признаться, мне даже не особо было страшно. До этого самого момента.       Дверь раскатисто отъехала в сторону, являя мне россыпь лежащих на тротуаре трупов. В свету бледных фонарей отражались исходящие от них багровые лужи, смешивающиеся с прозрачными дождевыми потоками.       Поднимать взгляд на творца этого красочного месива не хотелось. Я и так прекрасно знала эту несносную физиономию. Только один идиот мог последовать за мной, тем самым вновь закручивая в моей больной голове карусель из не дающих мне покоя вопросов.       Кто ты, черт возьми, такой? И зачем вмешался?       — Какая же ты все-таки дура, Харрис… — фигура Александра грозно возвышалась надо мной огромной скалой, готовой вот-вот спустить с себя беспощадные лавины из гнева и ярости.       Он правда собрался меня отчитывать? Если бы я могла говорить, я бы ему еще как ответила! Например, что полностью с ним согласна…       Мы оба безмолвно изучали друг друга, тяжело дыша. Я — от волнения и шока от его присутствия, а он — от аффекта и перевозбуждения. Вдруг Нильсен склонился и нахмурившись, оперся ладонями о дно машины, пуще прежнего оглядывая мою неподвижную тушу. И тут, только он начал придвигать меня к себе, чтобы, видимо, поднять на руки, как снаружи прокатился жуткий свист множества тормозящих колес.       — Лежи здесь, никуда не уходи, — с показным нахальством кинул мне он, достал пистолет из-за пояса и задвинул дверь, что с шумом щелкнула и ввергала меня в беспросветную тьму, которая затем и вовсе уволокла меня за собой.

***

      Сознание возвращалось ко мне мучительно медленно. Все чувства тоже включались постепенно, одно за другим. Первыми заработали рецепторы — в пазухах стоял запах бензина и машинного масла, а на пересохшем языке свербил вкус металла. Слипшиеся веки открывались с трудом. Но толку от этого было мало. Точнее не было вообще. Вокруг стояла черная темнота. Та, в которой не важно, закрыты или открыты у тебя глаза.       Попыталась напрячь слух. Лишь глухой, непрекращающийся шум. Сначала я подумала, что он стоит у меня в голове. Но потом, спустя время, различила в нем шум трассы.       Я в движущейся машине.       Ощущение контроля над собственным телом пришло последним. Кости страшно ломило, а ноги и руки затекли. Мне еле удалось перевернуться на живот, разнося по мышцам и нервным окончаниям непередаваемую боль. Хотелось закричать, но из меня вырвалось только тихое хрипение.       Обрывки образов вспыхивали и гасли в сознании, словно светлячки. Ужасные ощущения вымели все рациональные соображения, беря верх над разумом. И все же я словила себя на мысли, что чувствовать хоть что-то — намного лучше, чем вообще ничего.       Внезапно кузов машины слегка подпрыгнул ввысь, обостряя мои страдания. В мозгах завертелись все известные мне проклятия и нецензурная брань, причем сразу на двух языках. К ним потом добавился и третий, которому меня когда-то частично научила Ева.       Машина резко остановилась. Я услышала хлопок, а потом уже до тошноты знакомую езду железной двери. В ноздри врезалась холодная влажность, а глазные яблоки с непривычки пробрало острой резью от малейшего света.       — На выход, — сурово приказал незнакомый мне голос.       Еще помня, какие «потрясающие» ощущения я испытала совсем недавно, я даже и пальцем не пошевелила, проигнорировав мудака. Тот в свою очередь, не став долго ждать, схватил меня за локоть и потянул вверх, а потом на себя. Со моего рта срывался стонущий душераздирающий вой, пока меня вытаскивали на улицу двое парней в черных одеждах.       На кожу посыпались крупные капли. Снаружи стояла глубокая ночь, все еще сопровождаемая уже не таким сильным ливнем. Меня держали за руки, пытаясь перевести мое тело в вертикальное положение. Когда им это хоть немного, да удалось, я согнула затекшую шею и запрокинула голову назад, наслаждаясь вкусом свежей воды на пересохших губах. Однако ноги тут же подкосились и я начала падать вниз. Поймали меня у самой земли, перед тем как я поцеловалась с ней носом. Снова потащили наверх, на этот раз вцепившись в мои плечи. И именно в том месте, где у меня находился едва затянувшийся порез, полученный мною неделю назад. От давления на рану я вскрикнула и импульсивно задергалась, издавая свирепый гортанный рык.       Синее платье вновь мгновенно намокло, а волосы неприятно липли к щекам. Как только мои ноги получили какую-никакую опору, я решила осмотреться — справа возвышались гигантских размеров ворота внутри высоченной каменной стены, уходящей далеко в самую непроглядную глубь широкого пустыря. На самых верхушках белыми точками горели ослепляющие прожектора. Впереди, напротив меня стояло несколько точно таких же машин, вокруг которых толпились люди. Среди них выделался только один человек. Он стоял в ярдах десяти отсюда и неотрывно смотрел прямо в мою сторону. Сквозь стену дождя различить что-либо было довольно трудно, а учитывая и мое едва ли вменяемое состояние, так и совсем почти невозможно. Однако и не узнать этого человека тоже.       Какого черта?.. А его зачем?..       Нам с Александром одновременно завели руки за спину. На запястьях кольнул леденящий метал, сковав их между собой. И нас обоих повели вперед.       Происходящее было похоже на кошмарный, сюрреалистический сон. Идти нормально не получалось. Но меня грубо толкали и крепко удерживали за плечи, заставляя идти не останавливаясь. Александр же шел сам. Спина была как всегда ровная, походка твердой, а лицо каменным и непроницаемым. Как только расстояние между нами сократилось до практически минимального, нас развернули и поставили плечом к плечу. Но глаза наши были устремлены друг на друга.       Одежда шведа была перепачкана в крови. На шее темнело синее пятно. Наверное синяк от укола. Взор был серьезным, сосредоточенным, закрадывался прямиком в душу. Точно читал меня от корки до корки.       Не знаю, каким был мой взгляд. Измотанным? Напуганным? Изумленным? А может все вместе?       Между нами протекал немой разговор, который каждый слышал по-своему. Скорее всего меня еще не отпускало вколотое мне седативное, но я почему-то больше не чувствовала разгоравшуюся внутри неприязнь и жгучую враждебность при его присутствии рядом. Как бы странно и эгоистично это не звучало, я была рада, что сейчас нахожусь перед этими воротами не одна. Хотя, если быть до конца честной, на место Нильсена я была бы согласна поставить кого угодно другого.       Мы отвернулись, стоило в воздухе прогреметь звуку поднимающихся ворот. Я загипнотизировано смотрела, как те скрипуче отрываются от земли все выше и выше. Глаза вдруг сами приковались к небу, необычный цвет которого вселял настоящий суеверный испуг. Оно было подернуто красноватой дымкой, видимо, скрывающей за серой пленкой облаков скорый рассвет.       Когда ворота полностью поднялись, я повернула голову назад. За нами столпился целый конвой не меньше чем из десяти человек, четверо из которых пристроились по бокам от нас с Александром.       А вот и гости на моей праздничной вечеринке. Жаль, их уже нельзя обменять на текилу.       Проводники подтолкнули меня сзади и я сделала первый смелый шаг, смиренно направившись туда, что таили за собой эти высокие стены. Что-то подсказывало мне, что покину я их ой как не скоро.       Мы вдвоем чеканили шаги, идя по длинной дорожке, ведущей к главному зданию из примерно пяти этажей и одинокой небольшой башней со шпилем. На середине пути к эшафоту я заметила два силуэта, стоящих у лестницы рядом с центральным входом — мужской и женский. Чем ближе нас подводили, тем лучше я могла их рассмотреть. И вот, когда нас наконец остановили, я лицезрела перед собой еще двоих незнакомцев. Женщина средних лет с холодным как зима на полярном круге взором была одета в зеленую форму медсестры. Невысокий мужчина довольно преклонного возраста держал одну руку за спиной, а второй держал черный зонт, что прятал их обоих от дождя. И нет, мне не померещилось — у него в глазную впадину действительно был вставлен слегка запотевший монокль.       Его спокойный, но полный непонимания взгляд метался от меня к Александру. К нему сразу подошел один из наших сопровождающих, начав что-то упорно бурчать тому на ухо. Эмоции на лице старика сменяли одна другую по мере рассказа, в котором я смогла разобрать только одно слово — «свидетель».       Я озадаченно таращилась на Нильсена. Тот же, гордо ухмыляясь, пристально следил за ними, явно понимая, что речь идет о нем.       Мужчина с зонтом долго о чем-то размышлял, а когда наконец выпрямился, недовольно поджал губы и неохотно кивнул. Александра тут же повели прочь по лестнице, ведущей внутрь здания. Меня же держали на месте. Старик следом внимательно вгляделся в мое лицо, пока я провожала спину Александра. Прочистил горло и объявил, властным, низким голосом, способным любого повергнуть к своим ногам:       — Добро пожаловать в психиатрическую лечебницу Сент-Бернард, миссис Уайлд.