breathe in the dawn

      Скажи мне кто раньше, что я по собственной воле совершу «прыжок веры» и пополню ряды «белых воротничков» — я бы рассмеялась этому человеку в лицо и покрутила пальцем у виска. Когда твоя работа — это сплошные разъезды и физические нагрузки, предполагающие постоянную сосредоточенность, умение мыслить и действовать быстро без права на погрешности и промедление - размеренная офисная жизнь кажется чем-то аномальным и противоестественным. Тем, для чего ты абсолютно не создан и никогда не будешь.       Когда то, несколько лет назад, решение влиться в семейное дело казалось мне чем-то неподдельно правильным, самим собой разумеющимся предназначением, а бесконечные утверждения Аннет о незаменимости моей кандидатуры на роль ее теневого приспешника — дарили такое неимоверное ощущение силы собственной значимости, что хочешь не хочешь — сразу впитываешь хоть и ничтожный, но какой-то да жизненный смысл. Что твои навыки важны. Ты важен. И вот ты уже убеждён, что эти факторы стоят того, чтобы за них цепляться, игнорируя все остальные неприятные мелочи.       Однако, когда ставишь на первое место не себя, а кого-то другого, остатки достоинства, которые ты думал давно уже пропил, все равно не дают себя уничтожить, истошно прорываясь со дна алкогольной реки, что заглушала собой всякие тяжелые мысли. И, со временем, как бы ты этого ни избегал, ты все равно сталкиваешься с ними лицом к лицу. Неприятно, отчужденно, отказываясь принимать любые факты их страданий и отнекиваясь более существенными вещами. Вещами, внушившими, что они тебе важнее самого себя. Например, оправдывать ожидания женщины, которая тебя воспитала. Сделала из тебя того, кто ты есть.       Прозрение, как и признание собственной бесцельности настигли меня не сразу. Они собирались воедино постепенно, убивая уверенность в том самом предназначении, побуждая познать вкус перемен и прервать нескончаемую, приевшуюся колею. Разочарование в прежних приоритетах, желание рвануть с мертвой точки, действуя вопреки страху достигли своей развязки. Казалось бы, что может быть приятнее понимания, что ты наконец налаживаешь свою жизнь в лучшую сторону? Что ты наконец то нашел в себе смелость решиться на это? По приезде сюда я очень надеялась испытать это чувство. Но его не было. Во всяком случае оно было точно не таким, каким я его себе представляла. Несмотря на то, что здесь я действительно обрела хоть какое-то новое дыхание, облегчение не накрыло меня с головой. Попав в совершенно другой для себя мир, полностью отличающийся от прошлого, как старые, так и грядущие проблемы маячили перед глазами, а меня продолжали одолевать невольные сомнения, прогонять которые становилось все трудней и трудней. Зачем мне все это? Что мне нужно на самом деле? Вдруг я ошиблась? Может быть это не стремление вперед, а трусливый побег?       Сейчас же, идя на работу по одной из центральных городских улиц, заполненной спешащими на работу людьми, я как никогда раньше ощущала то самое непривычное, неясное мне умиротворение. Внутри будто воцарился настоящий штиль. Впервые за все дни моего здесь пребывания мне были полностью безразличны все истязающие меня прежде переживания. Почему-то мне расхотелось постоянно оглядываться назад, задумываться о мнении других, личной благоразумности и загружать себя прочими надоедливыми мыслями. Наверное, я просто пришла к выводу, что если бы мне предложили все перемотать и вернуться в тот день недельной давности – я бы ни за что не упустила шанса снова позлорадствовать над рухнувшими планами Аннет и насладиться перекошенным от шока лицом Александра.       Ввиду этой долгожданной ясности, в моей голове поселилась приятная легкость, а настроение парило где-то на седьмом небе. Весьма странное ощущение, когда ни с того ни с сего стакан из наполовину пустого становится наполовину полным.       Удивительно – ещё несколько часов назад я пребывала в полной уверенности, что сегодня буду на всех огрызаться по поводу и без, жадно гипнотизировать минутную стрелку часов, в надежде обуздать время и фантазировать о вечере в компании текилы, тем самым отмечая победу над своей силой воли. Сейчас же мне почему-то хотелось сбавить столь жалкие обороты. Как бы сильно я ни ненавидела день своего рождения — я твердо решила, что не могу позволить любым негативным эмоциям взять верх над проблесками своего внезапного душевного ликования. Слишком уж это большая редкость, чтобы так по-идиотски их упускать.       — Все, прекращай, ещё пару милых мордашек и, обещаю, я запла́чу! — взмолилась я и отвела глаза в сторону, дабы не смотреть на одноухого облезлого кота, который даже через камеру, могу поклясться, жалобно глядел мне прямо в душу.       Через мгновение картинка на экране телефона резко сменилась и я увидела хмурое, искренне озадаченное лицо Зака, не меньше десяти секунд молча, с недоверчивым прищуром всматривающегося в мое изображение.       — Ты? Заплачешь? Это у тебя что, какой-то новый специфический юмор?       — Я человек, Зак. У меня есть чувства, — вымолвила я, добавив тону легкого сожаления. — И особенно они обостряются, когда ты начинаешь знакомить меня с каждым из своих подопечных!       Все последние полчаса, что я шла пешком от отеля он рассказывал о всех последних новостях и показывал мне новых обитателей того самого приюта, в котором он добровольно проводил все свои свободные от основной работы часы. И от всех бездомных хвостиков, так и мелькающих у меня в мобильнике, во мне невольно просыпались все самые нетипичные для меня сентиментальности, не оставляющие и шанса моему стальному хладнокровию. Подобные звонки всегда были для меня своеобразной проверкой на прочность, которую я проваливала из раза в раз. И Зак, прекрасно знающий об этакой моей ахиллесовой пяте все равно продолжал меня мучить, по ходу дела рассказывая о количестве проведенных им операций, купленных лекарств, корма и прочих важных вещей. На самом деле я осознавала, что он таким образом отчитывается передо мной, наглядно демонстрируя как и во что вкладываются все регулярные пожертвования «моей тети». Чего делать он был вовсе не обязан. Мне не требовались доказательства его честности и добродетели. Поначалу, признаюсь, по навязанной мне привычке я действительно проверяла поступают ли деньги куда и предназначались, но быстро с этим завязала. Потому что как можно сомневаться в искренности намерений человека, что на моей памяти всегда старался отдавать больше, чем получал?       — Но мы даже до самого интересного не дошли! — его зеленые с карим отливом глаза задорно блеснули и он, переключив камеру, открыл следующую клетку и достал оттуда дрожащее существо, при виде на которое я изможденно промычала. — Знакомься, это Бонни. Я назвал ее в твою честь.       Пытаясь переварить услышанное, я уставилась на щенка с перебинтованной лапой. Зак аккуратно перенес ее на ветеринарный стол и та начала тихо потявкивать и вилять коротким хвостом, прыгая на месте, при этом подогнув под себя пострадавшую переднюю конечность. Окрас у нее был почти полностью темно-коричневый, за исключением белых лап и такой же светлой мордашки.       «Это Бонни. Я назвал ее в твою честь», — эхом пронеслось у меня в голове.       Каждый раз слыша, как Зак называет меня прежним именем, мурашки холодным током пробегали у меня спине, подначивая выложить все карты на стол и рассказать ему, что Бонни больше не существует. Что она была всего лишь вынужденной заменой той, кем я являюсь на самом деле. При чем не только из-за того, что он заслуживал правды, но и из-за другой причины, способной круто перевернуть его привычную жизнь, ломать которую я совсем не хотела. И все же я боялась говорить ему об Агате. В особенности из-за аристократичной и «благородной» фамилии, к которой она принадлежит. Если вскроется, кто моя тетя и то, что она никогда не жертвовала никаких щедрых взносов в благотворительные фонды, возникнет череда вопросов, ответить без лжи на которые я уже вряд ли смогу. К тому же велика вероятность подорвать его доверие, а там и с концами потерять все, что нас когда-либо связывало. Я чувствовала себя в настоящем тупике. Во всех вариантах я была в проигрыше. От одной только мысли о том, что будет, когда я открою ему правду и приму на себя обязанность разбираться с ее последствиями сердце болезненно замирало, а внутри все разрывалось от тревоги.       Тем не менее я решила, что не стану сейчас грузить этим ни его, ни себя. Это может подождать. Здесь у меня есть время, чтобы смириться с неизбежным и структурировать все нужным образом. Поставить перед собой задачу поведать ему о своем настоящем имени и обыграть все так, чтобы он не вытягивал из меня подробности и причины. Глупая надежда, на самом то деле… Но он не должен о них узнать. Никто не должен. Даже если я лишусь последнего, что мне дорого.       Обретя дар речи не раньше, чем через минуту, я отбросила подальше все неприятные размышления и спросила первое, о чем подумала:       — Надеюсь, это никак не связано с цветовой гаммой всей моей одежды?       — Не только. Она кусается и почти никого к себе не подпускает. А еще у меня есть основания предполагать, что у нее может быть бешенство, — заявил он как ни в чем не бывало.       Мое дыхание перехватило, а бодрый шаг замедлился. Но только я увидела его искривлённый в издевке рот, до меня тут же дошло, что говори он всерьез о ее смертельном диагнозе – точно не силился бы сдержать смех.       — Не смешно, — выговорила я одновременно с укором и облегчением. — Не смей меня больше так пугать! И бешенства у меня нет, что бы ты там не думал.       — Ладно, просто женщина, которую она укусила, крайне уверяла меня, что оно у нее есть. Спойлер: это не так. А вот то, что у тебя его нет это еще нужно проверить. Что – что, а уж… как там его звали? Рэй Кэмпбелл? Вот он бы точно с этим не согласился.       — Что? Кто это вообще? — непонимающе удивилась я.       — Забыла? На втором курсе ты еще в окно общежития кинула ему кирпич со словами «попробуй поймай».       Я сдвинула брови и уставилась на дисплей. Так и не вспомнив, кого именно тот имеет в виду, спросила:       — Можешь поконкретней?       Зак кинул на меня слегка ошеломлённый взгляд и сделал глубокий вдох:       — Тот, кому ты на глазах у всего университета вылила кипяток прямо между ног. Причем даже не постеснялась отодвинуть резинку его шорт. Он неделю пролежал в больнице с ожогом второй степени.       — А! — воскликнула я и усмехнулась следом. — Да, помню жаркий был день. Меня потом еще от занятий отстранили и чуть не отчислили. Кто ж знал, что он сын ректора? — весело произнесла я, вернувшись мыслями в свои студенческие будни и воспроизводя в воспоминаниях, как тот парень потом даже смотреть боялся в мою сторону. Ничего не могу сказать по поводу истории с кирпичом, ибо вряд ли я тогда была трезвой, но могу с гордостью заверить, что тот бедолага точно потерял всякое желание приставать к каждой юбке.       — Нет, ты точно не та Бонни, которую я знаю. Последний раз ты так улыбалась, когда он лежал на полу посреди столовой и кричал от боли. Так что давай, колись, кто пострадал на этот раз? — настойчиво потребовал Зак.       — То есть ты намекаешь, я могу радоваться только если кому-то плохо?       — Да нет, я не намекаю. Я прямо говорю.       — А вот и неправда! Я самый милый и добродушный человек в мире, — театрально оскорбившись объявила я, внутренне поражаясь тому, насколько бредово это прозвучало из моих уст.       — Если ты милая и добродушная, то тогда я живодер и садист, — он скорчил многозначительную гримасу и поднял одну руку, загнув большой палец. — Хорошо, давай я освежу твою память. Как насчет дартса с живой мишенью из первокурсников?       — Но они так смешно пугались! И я никого из них так и не задела… Вроде бы.       — Отобрала у маленькой девочки мячик, заявив, что твоей собаке он нужней, чем ей, — он загнул второй палец.       — Она назвала Луну толстой! А она не толстая, она пушистая!       — Стырила крысу из университетской лаборатории, в пропаже которой обвинили меня.       — Я ей вообще то жизнь спасла! Чем тебе не добрый поступок? Ну и что, что она прожила у меня не больше месяца? Зато она была таким хорошим слушателем…       — Когда тебя кто-то приглашал на свидание, соглашалась на все, но ни на одно из них не приходила.       Резко захотелось сбросить звонок и заблокировать его номер навсегда. Недаром он записан у меня в контактах как «полиция нравов».       — Все, я раскаиваюсь. Доволен?       — Не-не-не, я только начал. Так, на чем мы остановились? Ах, да. Помнишь, два года назад ты проиграла мне желание и я потащил тебя с собой на вечерню? Во время службы ты так много ерзала на месте и болтала, пытаясь мне донести, как сильно ты недовольна, что зашипела на женщину, которая всего лишь сделала тебе замечание со словами «Да здравствует дьявол».       — Ну тут ты сам виноват, — приструнила его я, готовясь к новой порции доказательств моей отнюдь не миролюбивой персоны.       — А когда ты подожгла платье моей девушки на выпускном?       Сказать, что та вечеринка была «огонь» - не сказать ничего. Но той девчонке с ультразвуком вместо голоса определенно стоило держать язык за зубами, поливая Зака грязью у него за спиной – не пришлось бы тогда пересаживать кожу.       — Она была тебя не достойна. К тому же ты прекрасно знаешь, что то был несчастный случай. Тоже мне, королева драмы.       Когда у него закончились пальцы на обеих руках и он переключился на истории, носящие характер помасштабнее ранее озвученных им мелочей, я не выдержала и перебив его, взвыла:       — Все, хватит! Не обязательно взывать к моей совести, перечисляя все мои достижения. Ты лучше всех знаешь, что у меня ее нет, — ответила я и поймав на себе напористый взгляд Зака, почувствовала себя словно под присягой и все же сдалась. — Ладно, допустим недавно моим зверским пыткам подвергся один несносный швед и его японский друг. Но клянусь, там все было оправдано и по делу.       — О, в этом то я не сомневаюсь, — он отошел от телефона и я увидела, как он взял щенка на руки и отнес обратно в клетку, а потом обернулся: — Кстати, у тебя там что, международный консилиум?       Прежде, чем ответить, на уме почему-то сразу всплыла недавняя, не до конца озвученная шутка Нильсена, которая начиналась «встретились как-то в баре англичанка, швед и японец».       Про себя я даже подметила, что меня действительно окружают сплошные гастарбайтеры, включая Зака – тот был чистокровным канадцем. Помню, как поначалу долго привыкала к странностям в его диалекте и часто забавлялась над необычным акцентом, что того изрядно бесило.       — Скорее интернациональная анархия, — ответила я и энергичной походкой пересекла перекресток, заодно кое как поправив множество папок с документами, прижатых к телу свободной рукой, что так и норовили посыпаться листопадом прямо на асфальт.       — Готов поспорить, она там наступила только благодаря твоему появлению. По своему опыту говорю. Так что не забудь передать всем мои глубочайшие соболезнования, — усмехнулся парень, приложив руку к груди, а я пожалела, что он сейчас находится не рядом со мной. Не только потому что мне безумно хотелось толкнуть его локтем в бок, как я обычно любила это делать, а потому что мне очень его не хватало. Пожалуй, все-таки Зак был одной из тех немногих беззаботных частей моего прошлого, с которой я, в этом круговороте из своих стремлений к чему-то новому, не готова была расставаться.       — Нет, ну должно же быть объяснение твоей радости, — не унимался он. — Ты ограбила все алкогольные магазины в округе и не попалась?       — Хватит приписывать мне то, чего у меня нет! У меня просто… тяжелый период, — отмазалась я.       — Все последние три года? Бонни, все нормальные люди, когда их спрашивают, как и где они проводят свободное время или чем увлекаются, обычно говорят про искусство, музыку, фильмы или какие книги они любят. Ты же перечисляешь список лучших баров и пабов в Лондоне.       Хорошо, что он ограничился только им… Так и знала, что нужно было идти учиться на сомелье. К ним то уж точно никто не придирается!       — В моем случае это тоже своего рода искусство, — возразила, но Зак пропустил мой комментарий мимо ушей.       — Когда ты сказала, что уезжаешь, первое, о чем я подумал, так это что здесь просто не осталось тех, в которых ты не была и потому уехала покорять новые горизонты. Или же просто закончились те, в которые тебя пускают.       Я уже было собиралась сказать, что таких было всего то не больше дюжины, но тут же себя одернула.       — Эй! Вообще-то у меня много и других увлечений! — возмутилась, сворачивая на широкую, заставленную офисными зданиями улицу и сразу заходя в ближайшую кофейню на углу, чуть не врезавшись в выходящих посетителей.       — Например? — скептично повел бровью он. — Коллекционировать пробки от вина не в счет!       — Черт, — еле слышно прошептала, понимая, что этот парень слишком хорошо меня знает.       Только я снова открыла рот, готовясь утереть ему нос, как слова комом застряли в горле. Не вспомнив с ходу ничего толкового и явно уже затянув с ответом, бросила, отмахнувшись:       — Давай лучше не будем об этом, — Зак вслед растянул губы в победной ухмылке, смерив меня своим несокрушимым в правоте взглядом. — Что? Может быть я и не протяну до старости, зато умру молодой и красивой!       — Бонни, я миллион раз твердил тебе, что тут нечем гордиться и ничего хорошего в этом нет!       И тут закрутилась старая шарманка.       Честно говоря, если задуматься, то во многих как старых, так и современных фильмах или сериалах прослеживается один и тот же феномен – крутой парень, он же главный герой, после тяжелого дня идет запивать душу к бармену, сгорбившись над барной стойкой и при этом флегматично потягивая спиртное из стакана. Раньше такие сцены вызывали у меня только насмешки, как следствие отсутствия воображения у сценаристов. Впоследствии я и сама не заметила, как стала этим самым «крутым парнем». Оказывается, возвращаться в пустую комнату общежития, а потом и квартиру, бросая очередную сумку с деньгами, где тебя ждет удушающая тишина наедине с самим собой и своими мыслями – крайне паршиво. Именно в этот самый момент дом становится последним местом, где бы ты сейчас хотел бы находиться. И именно это самое ощущение посещало меня чаще остальных. Ну а дальше все по программе. Сколько бездумно не слоняйся по улице – новое пристанище всегда находишь только в одном заведении, в компании молчаливого сотрудника, что протирает бокалы до идеального блеска, а двойной виски со льдом впоследствии становится своеобразной панацеей от всех бед и тягостных раздумий, от которых хочется лезть на стенку. Но вовсе не алкоголь с его способностью помочь временно уйти от удручающей реальности заставляет возвращаться туда снова и снова. А атмосфера, дарующая душевный покой. Место, где ты никогда не будешь одинок, сколько не прячься в самом дальнем углу еле освещаемого помещения. Люди, среди которых чувствуешь себя своим среди своих. Порой мне особенно нравилось наблюдать за ними, не подавая вида. Краем уха улавливать разговоры. А иногда и знакомиться. Но это уж если будет совсем погано.       Дальнейшие аргументы и утрирования Зака по поводу того, что от «молодой и красивой» скоро почти ничего не останется я уже не слушала, полностью переключив внимание на мило улыбающуюся мне бариста.       — Как вас зовут? — лучезарно поинтересовалась она, выжидающе замерев с маркером над бумажным стаканчиком.       Девушка явно привыкла сразу слышать ответ на столь простой вопрос и потому, когда я усиленно прикидывала в голове кем же я буду сегодня, вперила в меня изумленный взгляд и переспросила аж дважды, видимо решив, что я ее не расслышала. На секунду у меня промелькнуло желание наконец назвать свое настоящее имя и прекратить эту ребяческую манеру, но я проворачивала ее так много раз подряд, что попросту не решилась отказать себе в удовольствии вновь побывать кем-то другим.       — Дебора, — придумала я, похвалив себя за креативность, пока на том конце наушника доносились ворчливые звуки моего старого друга, который совсем не понимал безумного смысла моей многоликости, которую наблюдал за мной сколько мы знакомы.       — Агата?       Только я успела сунуть пятифунтовую купюру, как сзади раздался низкий голос и я тут же повернулась всем корпусом, выпучив глаза, будто меня только что поймали на чем-то постыдном. Однако мой мозг не успел распознать владельца голоса. Внезапно на меня со всех ног налетел кто-то ростом с четыре фута, отчего я отшатнулась назад, упираясь поясницей в столешницу, а все содержимое из обеих моих рук беспрекословно упало на блестящую белую плитку. Не растерявшись и, подключив свою натренированную с годами способность молниеносно оценивать ситуацию, я рассмотрела пацана на вид лет семи, который даже не обратил внимание на наше столкновение. Обогнув меня, он в ту же секунду с криком понесся в другой конец кофейни за машинкой на радиоуправлении, антенна от пульта которой мгновением ранее чуть не проткнула мне бедро.       От прожигания дыры в затылке этого гаденыша меня отвлекло движение у себя под ногами. Кто-то подбирал те самые папки, которые я выронила. Присев следом, я лихорадочно заправила волосы за уши, первым делом подняв телефон и сразу сбросила фейстайм, пробурчав Заку, что перезвоню ему позже. Уже было выпрямившись и забрав все папки из рук того, кто мне помог их собрать, подняла голову с целью поблагодарить мужчину, но осеклась на полуслове, распознав знакомые черты.       — Сэм? П-привет.       — Доброе утро. Вот так встреча.       В ответ на его неожиданное появление я растянула губы в улыбке, на что парень сильно нахмурился, пробежавшись темными глазами по моему лицу, будто увидел на нем что-то неподдающееся логике или простому объяснению. Вдруг его окликнула бариста, предложив сделать заказ, и я сразу пропустила его, отойдя к другому концу стойки. Получив свой капучино с корицей я решила дождаться Сэма. Видимо сегодня была его очередь покупать на всех кофе, так как обычно этим занималась Рэйчел.       Пока я мялась на одном месте, вновь уловила противный звук дребезжащей машинки, разъезжающей между стульями. Взгляд зацепился на том самом носящимся за ней мальчишке. И не только мой. Большинство посетителей посматривали на него с максимальным раздражением и время от времени оглядывались по сторонам в поисках, судя по всему, его горе-родителя. Мне не составило большого труда распознать его мать за дальним столиком у окна с висящим поблизости нее детским рюкзаком. На свое чадо она не обращала ни малейшего внимания, полностью поглощенная, наверное, очень важным разговором по телефону.       Сэм подошел через минуту и встал рядом, подозрительно на меня покосившись, а потом спросил:       — У тебя что-то случилось?       — Нет. С чего ты взял? — недоуменно посмотрела я на него, краем глаза вновь заметив пробежавшего мимо ребенка, только что по вине которого разбилась чашка, а ее содержимое темной лужей растекалось по плитке. Я еле удержалась, чтобы не пнуть машинку, что чуть не проехалась мне по ноге.       — Хм…Что-то должно случиться?       Не внимая его вопросам, я всеми фибрами души ощущала, как меня накрывает волна злости, разрушая мое нынешнее умиротворение. Стараясь его удержать, я прикрыла глаза и глубоко вздохнула, игнорируя стоявшее в ушах жужжание.       Детей бить нельзя. Детей бить нельзя. Детей бить нельзя.       Не помогло.       — Подожди секунду, — попросила и сунула Сэму свой кофе.       Не сдержавшись, при первой возможности схватила этого отпрыска за капюшон и рывком потянула на себя. Тот начал брыкаться, но я одним движением развернула его к себе и присела на корточки, продолжая крепко его удерживать. Светловолосый мальчишка уставился на меня, готовясь закричать, своими очаровательными небесными очами. Я же в который раз убедилась, что уже не выношу этот проклятый оттенок.       — Если ты сейчас же не прекратишь носиться по всему помещению со своей игрушечной ерундой, заревешь или пожалуешься маме – я непременно узнаю где ты живешь, приду ночью к тебе домой вместе со своей злой собакой и прикажу ей сожрать тебя и всех кого ты любишь, — ровным тоном выдала я, сурово глядя прямо в его светло-голубые глаза и натянула легкую улыбку. — Ты меня понял?       На самом деле, угрожать ему животным, смахивающим на большое плюшевое облако, было даже смешно. Луна была чудом как снаружи, так и внутри, потому и навредить кому-либо никогда не смогла бы. Разве что Сэму – тот был единственными объектом ее ненависти.       Пару раз испуганно сморгнув, мальчишка закивал головой и я ослабила хватку. Побледнев и сжавшись всем телом, тот поднял свою машинку и, прижав к груди, поплелся прочь. Его беспомощный вид мгновенно разбудил в сердце ничтожные крохи жалости, но я подавила их, как делала это много раз. Эмоциональный рефлекс. Только и всего.       — Я смотрю, ты очень любишь детей, — откликнулся Макото.       — Просто обожаю, — провожая спину ребенка, смиренно севшего рядом с матерью, довольная собой я отпила свой капучино, поймав на себе пару признательных взглядов.       — Как хорошо, что идти сегодня за кофе выпала честь именно мне. Услышала бы это Рэйчел - она бы в обморок упала, — сказал он и забрал готовых три напитка в бумажном подстаканнике.       Мы вместе вышли на улицу.       — Дебора? — он кивнул на мой стакан.       На подобный вопрос у меня всегда при себе было припасено одно объяснение. Правда, с одним и тем же человеком оно работало только один раз.       — Мое второе имя, — соврала я и снова ему улыбнулась.       — Ты сегодня прямо-таки сияешь. Мне уже можно начинать беспокоиться об Алексе?       — Да что вы все заладили? Мое хорошее настроение вовсе не означает сигнал к бедствию!       — Просто я не привык видеть тебя такой. Обычно у тебя на лице написано что-то вроде «не подходи или убью», а тут такой резкий контраст. Вот я и выдал первую наиболее вероятную причину.       — Мир не крутится вокруг этого засранца, — осадила его я, смакуя на языке приятный вкус корицы.       — Ладно. Кстати, если тебя так задело то, что он сказал, будто ты одеваешься словно бездомный подросток, то он это не серьезно. Ты же знаешь, ему бы к тебе лишь бы придраться. Так что тебе не нужно соблюдать никакого дресс-кода, — затараторил Макото.       Судя по всему, он имел в виду надетые на мне строгий черный пиджак и такие же скрытые под ним шорты, которые я все-таки выгребла из своего чемодана. То ли из-за внезапной тяги к экспериментам, то ли из-за своего гонения за разнообразием, а может из-за внезапного потепления - на этот раз я решила примерить на себя образ серьезной занятой женщины и предпочесть любимым серым штанам с кожаной курткой — из которых не вылезала всю неделю — что-то более деловое и не такое закрытое. Ощущала я себя в этом словно не в своей шкуре. Но смена образа была неотъемлемым и весьма немаловажным пунктом в моей практике выхода из зоны комфорта.       — Когда это он так меня называл? — я резко остановилась и с серьезным прищуром вгляделась в парня, делая вид, будто меня это не на шутку обидело. — Ты тоже так считаешь?       — Я? Нет, что ты. Я не…       — Расслабься, мне глубоко плевать, — усмехнулась я и, похлопав его по плечу, двинулась вперед, но потом все же поинтересовалась: — И какими еще прозвищами он меня окрестил?       Сэм замялся, видимо думая, стоит ли мне знать или нет.       — Хм, всего и не перечислишь. В основном там много нелицеприятных выражений на шведском. Но, пожалуй, самыми безобидными были «халявщица» и «британская мегера». Это из того, что за вчерашний день.       Признаться, меня вообще не волновало что Нильсен обо мне думает. И так было понятно, что там вряд ли найдется хотя бы один лестный отзыв. Передо мной стояла задача разговорить юриста и попытать удачу что-нибудь из него вытянуть. Увы, теперь мои способы выяснения информации ограничиваются лишь вербальной стратегией. То есть просто таскаться за ним и капать на мозги постоянными расспросами. Это раньше все было до безобразия просто, хоть и не совсем гуманно. Сэму с Рэйчел приставлять дуло к виску в любом случае не вариант. Конечно, у меня в припасе был еще шантаж, однако это практически то же самое, что ходить на краю пропасти. В общем, приходится ограничиваться очень навязчивым любопытством. Может это и было им, но я все же больше склонялась к жизненной необходимости.       — А кофе почему ты покупаешь? Не проще ли нанять секретаря или ассистента, например? Мы здесь явно надолго застряли. Лишняя помощь не помешает.       — Алекс считает, что здесь можно обойтись и без них. Да и посторонних людей, какими бы полезными сотрудниками они ни были, он всегда плохо воспринимает, как ты уже наверное догадалась, — пояснил он, а затем хохотнул. — Ты бы видела какое шоу он устраивает каждому на собеседовании. Для него первостепенно не сколько у человека высших образований, опыта работы и интеллектуальных способностей. Всех он будто… сканирует. По одному только виду, лицу, походке и прочим мелочам определяет что перед ним за человек. Некоторых разворачивал не успевали те и поздороваться. Везунчикам же, прошедшим первый этап, он проводит стресс-тест. Вот тут выживали не многие. Смотрела «Голодные игры»? Что-то похожее, только в сотню раз хуже. Как-то раз одна женщина обматерила его таким трехэтажным матом, что я просто не мог этого не заснять. Люблю пересматривать это видео время от времени…       Он такого подробного рассказа у меня внутри все ликовало. Сэм сдался под моей осадой, сам того не осознавая.       — Получается и меня он так же проверял?       — Пф-ф-ф… Еще спрашиваешь? — хмыкнул Макото, одним тоном показывая, насколько глуп мой вопрос. — Я его давно таким помешанным не видел — настолько ты его бесишь. Для него ты один сплошной сбой в системе. И к тому же ты единственная, кого он не может уволить.       Как у нас, оказывается, с бронепоездом много взаимных чувств… Черт, если б не мое злосчастное двадцатитрехлетие, этот день определенно вошел в перечень самых лучших.       — Он всегда был таким нелюдимым скрягой? Даже парадокс какой-то, с его то раздутым эго…       Вдруг юрист остановился, а потом его словно осенило, так настороженно тот обомлел.       — О боже, только не это. Я знаю, к чему ты ведешь, — сразу вставил он и оглянулся по сторонам, наверняка обдумывая свои шансы удрать. — Умоляю, не надо. Еще один допрос с пристрастием я не выдержу.       Дура… А так все хорошо шло!       — Не драматизируй. Всего то один раз приперла тебя к стенке, когда узнала, что вы провернули у меня за спиной. Это самые обычные вопросы, а вы с Рэйчел шифруетесь так, словно он какой-нибудь президент мира или самый разыскиваемый человек во вселенной! — фыркнула я.       — И это говорит та, что считалась мертвой восемь лет и делает из этого загадку века.       Весомый аргумент. Но не настолько, чтобы я отреклась от задуманного.       В этот момент мы уже подошли к красивому многоофисному зданию из темного фасада и с большими окнами в самом конце улицы, в котором мы осели. Перед глазами появилась несменяющаяся картина — опаздывающий на работу планктон, множество дорогих машин на расположенной напротив главного входа парковке и зеленая аллея деревьев, высаженных у дороги.       — Сэм, я ведь не отстану, — предупредила я, когда мы с ним вошли в просторное фойе. Если ему дороги его нервы, он сломается, я уверена.       — Как же вы меня оба достали… — тяжело вздохнув, тот зажмурился и запрокинул голову. — Сэм, проверь на чье имя куплена ее квартира. Сэм, нам нужно пробить ее в Интерполе. Сэм, а почему о нем не пишет пресса? Сэм, а чем он занимался до того, как основал компанию? Вы оба у меня уже вот здесь, — злостно прошипел он и потряс рукой у шеи. — Мне надоело быть мальчиком для битья и мальчиком на побегушках. Если вам что-то друг от друга нужно, так сядьте и поговорите! Да хоть загрызите друг друга, но нас с Рэйч в это не вмешивайте! Мы с ней уже не вывозим!       От столь экспрессивной реакции я сразу оцепенела, с глупым выражением уставившись на Макото. Не поспоришь, наш с Александром активно агрессивный дуэт был тем еще «подарком», но раньше Сэм всегда вежливо обходил наши с ним схватки стороной, не вмешиваясь и никак их не комментируя, при этом профессионально делая вид, что он вообще с нами не знаком. И вот, чаша выносливости треснула и разлетелась на яростные осколки. Впрочем, несмотря на эту прямолинейную тираду, я не могла иначе, как отнестись к нему с пониманием. Столько времени попадать под перекрестный огонь и сдерживаться… Будь у меня при себе медаль, я бы не раздумывая вручила ее этому парню, как самому стойкому терпиле.       — Извини, — остыв, мягко сказал он и нажал кнопку для вызова лифта. — Просто говорить с тобой все равно, что говорить с его женской версией. Оба одинаково упертые, скрытные и можете довести до белого каления. Причем не только друг друга, но и всех вокруг.       Его намек на нашу схожесть с бронепоездом не на шутку меня задел, развеивая все совестные мысли.       — Его женская версия? Ну знаешь ли, так меня еще никто не оскорблял… — проворчала я, запивая образующийся в горле ком огромным глотком кофеина.       — Ты отрицаешь этот факт только из-за собственной гордости, — констатировал он. — Хочешь докажу? Вот, например, вы оба ищете друг на друга компромат. С ним все понятно, но вот тебе то зачем о нем все нужно знать? И не ври «потому что он интересная личность». Не прокатит.       Почувствовав себя зажатой в угол, из всех резонных ответов я выбрала самый обобщающий:       — Держи друзей близко…       — А врагов еще ближе, — резко перебив, закончил он за меня. — Поразительно. Он сказал мне то же самое.       В груди саднило от таких доводов, а на языке так и крутилось желание выдвинуть вагон и маленькую тележку встречных аргументов, доказывающих всю абсурдность его слов. Но пока одна моя половина лихорадочно пыталась их сформулировать, другая остро сопротивлялась, призывая к хладнокровному здравомыслию.       — Ладно. Может быть в чем-то ты и прав, — я смиренно отвернулась и зашла в приехавший лифт, поймав на лице Сэма эмоцию преисполненного великим достижением сенсея, с ходу объяснившим несмышленому ученику сложнейшую истину. — Однако ты упустил самое важное. В отличие от него, я хотя бы пытаюсь добывать информацию адекватными путями. И знаю что такое допустимые рамки с личными границами. Другими словами… — нажав на кнопку последнего этажа, бесстрастным тоном выдала: — Я не прошу кого попало залезать в чужие номера, пока буду отвлекать объект преследования.       Где-то внутри девушка по имени Бонни умирала со смеху от напускной серьезности сказанной мною чуши. Опустим тот факт, что в прошлом я и не такое проворачивала ради цели, да я и сама намеревалась накануне пробраться к парню в номер. Все искала наиболее подходящий момент.       После того, как мне удалось вытащить из Сэма детали плана по проникновению в мою квартиру в Лондоне, было более чем очевидно, что Александр не упустит возможности попытать удачу еще раз и захочет влезть в мои апартаменты и здесь. К этому я была готова в первую очередь и перед каждым выходом тщательно проверяла заперт ли мой набитый битком сейф в шкафу. Но тот, разумеется, был лишь временным хранилищем, ибо уж больно часто мое подсознание стало рисовать картинки Нильсена с динамитом в руках.       Свое разоблачение японец принял спокойно. Если его и обескуражили мои слова, то никаких эмоций на этот счет тот не показал, лишь на выдохе произнес:       — И что меня выдало?       — Твой запах, — неоднозначно намекнула я.       После нашей пробежки с Александром, по возвращении в отель я думала о чем угодно, только не о том, что этот его маневр с игрой в догонялки был лишь дешевым трюком, чтобы увести меня подальше от номера, тем самым дав Сэму больше времени на обыск. Прежде я была убеждена, что такое, казалось бы, ответственное дело он захочет организовать самостоятельно, но никак не могла предполагать, что он уготовил себе в нем совершенно другую роль.       Я никогда не была наивной. В любом мелком действии или выражении я запросто могла увидеть или почувствовать подвох – работа обязывала держать все инстинкты востро и одинаково реагировать на все сомнительные сюрпризы. Сегодня же я с позором признала, что не разгадала истинные мотивы его внезапного желания пробежаться со мной вдоль пролива. Мой мозг почему-то отказывался выводить столь прозрачное объяснение этой неожиданной феерии. Вместо этого я цеплялась за мысль о простом намерении побесить меня с утра пораньше. Хотя и это наверняка тоже было весомым двигателем его плана.       В момент, когда я уже было позволила, самым доверчивым образом, родиться догадке о первом шаге в нашем перемирии для дальнейшего более-менее спокойного сосуществования, в себя меня привела Луна, остервенело зарычав, стоило нам только зайти за порог. Если бы не она, я бы ни за что не сообразила, что меня опять провели.       — Чертова псина… — быстро распознав что я имею в виду, пробурчал себе под нос юрист. — Ну что? Даже не будешь на меня бросаться и пытать?       — В другой день. У меня сегодня слишком хорошее расположение духа, чтобы тратить на тебя силы. К тому же ты все равно бы ничего не нашел, — беззаботно ответила я.       В качестве немого подтверждения Сэм поджал губы, а потом, неловко кашлянув, сказал:       — В следующий раз не забудь оставить пароль от сейфа с ноутбуком. И нижнее белье советую спрятать получше.       Я устремила в него непонимающий взгляд.       — Ты знаешь - я таким не занимаюсь, а вот насчет Алекса таких гарантий я дать не могу.       Не успела его реплика оформиться у меня в голове, как в кабине раздался сигнал о пришедшем уведомлении. Достав телефон из кармана шорт, я увидела пришедшее сообщение с неизвестного номера и открыла его. Оно не понравилось мне с первых слов. ...: «С Днем Рождения, дорогая Агата. И помни – не каждый, кто сошел с ума по-настоящему безумен. Не каждый, кто безумен – по-настоящему сошел с ума»       Земля за секунду ушла из-под ног и я уставилась в экран полными смятения глазами, перечитывая одни и те же слова снова и снова. В мозгах что-то методично щелкнуло, тут же сбивая всю мою жизнерадостную спесь. Какие-то обычные пять слов ввергли мой разум в абсолютный ступор, в горле моментально пересохло, сердце начало пропускать плотные, тяжелые удары, а по спине пробежала волна тревожных мурашек. За пару жалких секунд я забыла кто я, с кем я и где нахожусь.       Наверное, я самый большой параноик на свете, потому что только у меня, казалось бы, вполне логичное поздравление могло вызвать такую реакцию, словно мне прислали жуткие угрозы расправы. Проблема в том, что для меня эти два обращения были практически равносильны друг другу.       Отвыкнув от такого общепринятого обычая, я совсем не ждала когда-нибудь снова получить что-то подобное в свой адрес. Как бы меня ни упрашивали Ева, которой однажды от скуки — точнее по пьяни — взбрело в голову высчитать мою натальную карту, асцендент и в каком доме у меня планета, или тот же Зак, обожающий сюрприз-вечеринки и корпеть над выбором значимого подарка — я никогда им, ясное дело, ничего не говорила, вечно отмахиваясь от этой темы. Эллиа вообще не интересовался подобным, за что ему огромное спасибо, а об Аннет и смысла нет упоминать. Всё – на этом список приближенных ко мне людей заканчивается. Соответственно, никто из них прислать это не мог. Друзья детства? Тоже вряд ли.       Может быть это такая своеобразная поздравительная рассылка от Министерства здравоохранения? Вторая часть письма с несуразной бредятиной о сумасшествии четко навела меня на эту мысль.       А может это все-таки розыгрыш от шведа, прознавшего про мою дату рождения? Но тогда при чем тут эти пугающие слова про безумие? Да и «дорогая Агата» тут явно лишнее… Будь это и впрямь он, вместо этого он бы написал «змея», «язва» или, в конце концов, ненавистное мною «katten».       В любом случае, как бы упорно я сейчас не успокаивала нахлынувшую панику, пытаясь придумать хоть одну рациональную версию прочитанному — во мне всё будто так и кричало от легкого испуга, рождая все самые недобрые предчувствия.       — У тебя сегодня день рождения? — послышалось прямо над моим ухом.       Похоже, я так долго смотрела в телефон не дыша и не мигая, что Сэм не удержался и ненароком подглядел.       — А? Нет-нет. Это… кто-то ошибся, — подавив дрожь в голосе, я чуть встряхнула головой, прогоняя неприятное наваждение, и моментально убрала мобильный обратно в карман. — Ты сейчас к Нильсену? Можешь помочь? Избавь меня от «счастья» самой к нему заходить и передай ему эти папки. Я его за сегодня больше не выдержу. Я исчерпала всякие свои лимиты, чтобы его выносить.       — Но сейчас же только десять утра, — подняв свои на наручные часы, заметил он.       — Вот именно. Смотри, это документы на подпись, которые мне вчера передала Рэйчел, — достав одну стопку бумаг я, не глядя, с силой пихнула ее Сэму в грудь. — Это материальные активы за прошлую неделю, — следом пошла следующая папка. — А это я вкратце расписала парочку стратегических вариантов развития работоспособности нашего с ним общего детища. На это я потратила все выходные, так что пусть он только попробует не прочитать их – я запихну всю эту кипу ему в рот, не успеет он снова назвать меня пустым местом.       Переквалифицировавшись во владельца двадцати процентов целого судостроительного предприятия, мне ничего не оставалось, как начать добросовестно, со всей отдачей подходить к делу. Основную роль во всем этом играла, конечно же, моя мотивация попробовать себя в чем-то новом и в том, что будет хоть как-то отличаться от моего прошлого рода деятельности. Но не только это заставляло меня из кожи вон лезть, досконально изучая ДНК компании и вспоминая все те знания, полученные в университете и у Аннет, тем самым задействуя еще не атрофированные мозговые извилины. Утереть засранцу нос, доказав, что от меня есть толк и я способна приносить пользу — вот, что по-настоящему стимулировало гордо стоять на своем, игнорируя все нападки и подозрительные заявления на мой счет.       Подняв наконец глаза, я вылупилась на растерянного Макото, еле удерживающего в одной руке стаканы, а другой прижимающего к себе груду документов.       — Так вот зачем ты все это распечатала, — заключил он, выходя из приехавшего лифта.       — И еще, там на некоторых страницах есть следы собачьих зубов… Пусть не обращает на них внимания.       Мы встали посреди коридора напротив абсолютно свободного офиса, расположенного за стеклянной стеной и рассчитанного минимум человек на двадцать. В одной просторной комнате разместилось множество невысоких перегородок и одинаково пустующих столов, кроме одного у дальнего окна, который я выбрала для себя. На нем лежало несколько грифельных карандашей, которыми я если и пользовалась, то только чтобы размять пальцы, рабочий планшет и зеленый фикус, добавляющий моему рабочему месту хоть какой-то обставленности. Также, помимо красивого вида на город, с этого места было отлично видно зону у лифта, где я могла с легкостью ловить Нильсена, намеревающегося поехать на верфь без меня.       Для всего нашего квартета был арендован аж целый этаж, где раньше, как я догадалась, числилась брокерская контора. Зачем Александру понадобилось занимать столь огромное помещение — я могла только гадать, однако для меня это было существенным плюсом ввиду моих нелюбви к тесным пространствам и желания пересекаться со своим партнером как можно меньше. Не исключено, что им двигал этот же мотив.       —  Ciao, Bambino! — я потрепала Сэма по щеке, на что тот недовольно закатил глаза, а потом развернулась и зашагала прочь.       В мыслях у меня крутилась лишь острая потребность пробить по своим каналам тот самый неизвестный номер и спрятаться за своим фикусом, молясь, чтобы про меня сегодня все забыли. Это не должно быть трудно, учитывая, что здесь мне только и приходилось, что напоминать о себе.       — Боюсь, никаких «ciao» и никаких «bambino», — вдруг окликнул меня он, когда я была уже у самой двери.       — Господи, пожалуйста, пусть это будет не то, что я думаю, — остановившись, еле слышно промямлила в воздух и нехотя обернулась.       — Рэйчел написала. Говорит подойти к его кабинету. Вроде как срочно, — сумев освободить одну руку и нагромоздив вторую, Макото хмуро вглядывался в свой телефон, а потом посмотрел на меня и повернул его экраном ко мне.       В этот момент каждой клеткой своего тела я ощутила, как весь мой позитивный настрой — и так весьма подпорченный полученным поздравлением — с концами рухнул к моим ногам, оставляя на душе лишь мрачное, с привкусом едкого раздражения, самочувствие.       — Что бы там ни было, меня это вряд ли касается, — безэмоционально бросила я ему, внутренне понимая, что не смогу отвертеться.       — Нет, так не пойдет. Не ты ли говорила посвящать тебя во все детали?       — Вот ты потом придешь и мне обо всем расскажешь, — полными мольбы глазами проговорила я, на что Сэм молча помотал головой, безжалостно отсекая все мои надежды на остаток дня без фантазий, как я душу Нильсена собственными руками.       На уме быстро нарисовалось несколько идей тактического отступления — вроде убежать и спрятаться в женском туалете или изобразить острое недомогание. Сердечный приступ? Обморок? Тошнота вписалась бы идеально… Вот только серьезный, полный настойчивости взгляд юриста не давал мне даже шанса уклониться от собрания.       — За что ты меня так ненавидишь? — на этих словах я резко забрала все папки обратно и уже было с самым недовольным видом хотела направиться в другой конец коридора, но помедлила. Если уж и обрекать себя на новую нервотрепку, то хотя бы не лишать себя приятных мелочей.       Уловив мой прикованный к трем одинаковым пластиковым крышкам пытливый взор, Сэм мгновенно понял что мне нужно и, пропустив усмешку с легким оттенком укора в карих глазах, вздохнул и протянул мне нужный стакан с тройным эспрессо.       Поставив стакан на свой, я тяжелым шагом пошла в сторону самого большого кабинета на этаже. Завернув за угол, мое осязание сразу взяло во внимание неподвижное мужское очертание в самой дали, сидящее за стеклянной стеной, еле прикрытой плотными жалюзи. Чем ближе я подходила, тем больше хотелось развернуться, настолько сейчас не хотелось его видеть. Не то что бы я горела желанием и в другие, да и в своей жизни в целом, но раньше каждый мой поход по этому самому коридору хотя бы скрашивался бойкой нетерпимостью подоставать шведа по поводу и без, тем самым не давая тому заскучать. Сегодня же на место нахальной прыти пришло странное опустошение, подпитываемое держаться от него, как от заразы, как можно дальше.       Стоило мне получше разглядеть черты его лица, — как всегда чуть нахмуренные густые брови и сосредоточенный на чем-то взор, — внутри все органы будто стянулись в тугой узел из-за свежих воспоминаний, что непрошено промелькнули в голове. От этого злость взыграла во мне с новой силой и, приблизившись к прозрачной двери, я еле сдержалась, чтобы не пнуть ее и не зайти с ноги.       Взяв себя в руки, я уверенно зашла внутрь освещенного тусклым солнечным светом кабинета, бо́льшую часть которого занимал длинный стол посередине, заставленный по периметру десятком кожаных кресел. Нильсен сидел с краю, ловкими движениями выводя стилусом какие-то линии и штрихи на планшете, наверняка подправляя или набрасывая очередной чертеж. Каждый божий день одна и та же картина усердно работающего шведа, сидящего на одном и том же кресле и заваленного вокруг себя разнообразными бумагами, сложенными в идеально ровные стопки, порой наводила меня на мысли о попадании во временную петлю. Хотя, с другой стороны, это зрелище порой так затягивало, что я украдкой наблюдала за ним по возможности. Было в этом что-то… успокаивающее.       — Опять без стука, — отрешенно произнес он, едва заметно покосившись на меня, стоило мне пройти вглубь комнаты.       Перед глазами так и застыли моменты, как мы глупо смеемся у ворот верфи, а потом — потные и уставшие — еле ковыляем до отеля, споря кто кого сколько раз обогнал. Никогда бы не подумала, что чья-то человеческая компания, даже невыносимого Александра, может так скрасить обычное утро. И как бы много я ему не грозила, практически умоляя его больше не портить мне пробежки своим присутствием, в голове так и зудело желание как-нибудь повторить. Исключительно из-за хоть каких-то слабых проблесков нормальных взаимоотношений, почти без всяких задних мыслей, где я мечтаю зашить ему рот или о других виртуозных способах наладить себе жизнь. В одно мгновение я действительно решила, что между нами наметился прогресс. Но, оказалось, что это была всего лишь фальшивая показуха.       Подавив порыв ударить себя по лицу, чтобы выбить всю наивную дурь, холодно ответила, кидая папки на стол:       — Я тебе не робкая секретарша. Обойдешься.       — А вдруг я здесь… не знаю… голый сижу? — оторвавшись от экрана, он с интересом посмотрел на меня. Лукаво сверкнув глазами, он ненадолго задержал их на моей одежде, явно удивившись столь нестандартному для меня образу.       — Меня это должно остановить? — сухо парировала я, поведя плечом: — Ты меня уже видел. И не один раз. Так было бы вполне себе честно.       — Видел, — подтвердил тот, следом чуть приподняв уголки губ. — Но не всё же.       Не получив от меня абсолютно никакой реакции, он вновь вернул своему выражению безразличный вид и, взяв протянутый мною кофе, спросил:        — Он отравлен?       — Попробуй и узнаешь, — я отвернулась и упала на любимый диван у стены, по привычке скрестив обе ноги на журнальном столике перед собой.       Ни капли ни удивленный моим словам, он без какой-либо опаски сделал глоток, когда к нам присоединился Сэм.       — Что это? — кивнул на папки швед. — Или продолжим играть в «угадайку»?       Расписывать ему в красках плоды своих трудов может и стоило, но вряд ли имело смысл. Никакого впечатления на него это все равно не произведет, как бы мне этого ни хотелось. Унижаться перед ним, жалобно прося прочитать хотя бы часть изложенного на бумаге моего мозгового штурма я определенно бы не стала, но пускать все насмарку - еще бо́льшая глупость. Потому я лишь равнодушно промолчала, затаив интригу. Так он их точно хотя бы откроет.       — Мне написала Рэйч. У нее там что-то случилось. Сказала всем собраться. И, судя по количеству присланных ею восклицательных знаков, надвигается конец света, не иначе, — заполнив тишину, изложил причину спонтанного совещания Сэм и прошел между нами, тем самым прервав наш с Александром напряженный зрительный контакт.       Вдруг он подскочил со своего места и, прихватив со стола один чистый лист, направился в мою сторону. Я могла бы изобразить недоумение, если бы не знала, что тот собирается сделать. Возвышаясь надо мной, он встал рядом с моими вытянутыми ногами и замер, выжидающе покосившись на мои высокие кожаные ботинки. Демонстративно цокнув и закатив глаза, поражаясь его назойливой педантичности, я неохотно приподняла их, лишь бы тот побыстрее от меня отошел. Он сразу же положил лист под ноги, прежде, чем я с грохотом их опустила. Эту сцену мы с ним проходили уже много раз, предварительно, не в самой мягкой форме дав друг другу понять, как оба не любим уступать.       — Милые шортики. Хм, я был убежден, что сегодня ты придешь в черно-белой пижаме, — ссылаясь на мою любовь к, как он однажды выразился, «похерестично-домашнему стилю», предположил Александр.       — У меня нет пижамы, — дерзко отметила я, отзеркалив растянувшуюся на его лице ухмылку.       Ураган «Линд» не заставил себя долго ждать. Еще спиной я почувствовала ее приближение, когда каждый мелкий волосок на моей коже встал дыбом. За все мое здесь пребывание я узнала Рэйчел как самого трудолюбивого человека из всех, что я встречала. Она крутилась, словно белка в колесе, то и дело бегая по этажу между нами тремя, успевая за один рабочий день столько, сколько я не сделала бы и за неделю. Казалось, у этой женщины напрочь отсутствовали любые тормоза. Теперь я понимала ее вечно измотанный вид. Однажды, когда она в спешке объясняла мне какие-то обыденные вещи, я не удержалась и сказала, что она всегда может рассчитывать на мою помощь. Может быть я пока и не обладала должным опытом в этом бизнесе, но всегда была готова на взаимовыручку. Однако на мое предложение Линд лишь взглянула меня с благодарной снисходительностью, будто я маленький ребенок, вызвавшийся решить взрослые вопросы.       Несмотря на мою внутреннюю готовность к предстоящей буре, я чуть не подпрыгнула на месте, когда дверь резко распахнулась, громко ударившись о специальный стопор в полу, отчего у меня зазвенело в ушах. Мужчины же почти никак не отреагировали, явно привыкшие к таким пылким появлениям.       — У нас проблемы. Очень большие проблемы, — преисполненным тревогой голосом заявила она, буквально влетев в кабинет.       Ее белокурые волосы были чуть взъерошены, пальцы дрожали, а белое лицо покрылось легкой испариной. И это при том, что выглядела девушка значительно лучше, чем при нашем первом знакомстве – темные мешки разгладились, а глаза не излучали прежней усталости. Сейчас в них прослеживался лишь живой страх.       Мне стало как-то не по себе. Рэйчел, обожавшая все держать под контролем, так сильно нервничала, что аж оперлась о край стола, переводя сбившееся дыхание. Александр, озадаченный ее поведением, пристально всматривался в каждое ее суетливое движение, как будто мог только по ним понять всю суть катастрофы.       — Они отказались, Алекс. Даже не объяснили толком почему, — пропустив слабый выдох выдавила она, чуть успокоившись. Нильсен не торопил ее, терпеливо давая ей время, чтобы собраться. — Звонили поставщики из Саутгемптона. Они не будут с нами работать. Ни за какие деньги.       Она обреченно опустилась в одно из свободных кресел и прислонила ладони к голове, будто та сейчас упадет с плеч от масштабности всего ее негодования.        Первым возникшим у меня впечатлением после услышанного было, — что мне, вместо крышесносной сенсации, подсунули наискучнейшую ерунду.       Тоже мне, нашли проблему. Вот когда у меня однажды последний штопор сломался в два часа ночи — вот это была проблема. Но если уж для этой печальной ситуации я нашла выход – воспользовавшись старым добрым сабражем — спасибо моей сноровке за неотсечённые пальцы, — то найти новых поставщиков на современном рынке задача хоть и муторная, но вполне выполнимая.       Конечно, сравнивать между собой два этих случая было максимально глупо, тем более данная информация была довольно поверхностной, да и Рэйчел вряд ли бы стала так психовать на пустом месте… Значит есть еще факторы, сильно затрудняющие простую бизнес-схему.       — Они были нашим единственным шансом сдать все в срок. Если мы не добудем материалы в ближайшие дни – мы ничего не успеем… — удрученно продолжила девушка. — Он приедет уже на следующей неделе, Алекс.       О ком это она?       Я перевела взгляд на Нильсена — внешне тот оставался спокойным, лишь четко очерченные скулы, чуть наморщенный лоб и мышцы плеч под футболкой выдавали его напряжение. Вдруг, после долгих десяти секунд немой тишины, он снова встал и, вынув телефон из кармана, повернулся всем корпусом к окну.       А дальше началась какая-то вакханалия.       Сперва он говорил сдержанно, не проявляя никаких признаков злости, давления или враждебности. Но разговор становился все накаленней и накаленней. Из раза в раз натыкаясь на том конце на непреодолимую стену, его голос делался куда ниже и жестче. Иногда Александр передавал трубку Сэму или Рэйчел, пытающимся пробиться и выяснить причину отказа, пока он старался остыть, сжимая спинку кресла. Все происходило до того быстро, что я еле улавливала нить повествования, следя за разгоряченной троицей со своего дивана. Мелькали упоминания договоров, дедлайнов, взаимовыгодных условий, предпринимательских рисков, коммерческих расходов и прочих предпосылок для налаживания связи с другой компанией.       В конечном итоге, спустя не меньше пятнадцати минут переговоров, завершилось все ничем. Из всей той сумбурной каши мне удалось разобрать далеко не все, но в чем заключался корень зла я уяснила: поставщик карбона и стеклопластика, по всем коэффициентам подходящий для Icarus, что в финансовом аспекте, что в плане качества и транспортировки – перед самым подписанием контракта разорвал предполагаемую сделку, не желая при этом вдаваться в подробности. Причем сотрудничала эта фирма с большинством всех портовых точек близи всего пролива. В общем, хорошего было действительно мало – исходя из множества деталей, в красках описанных в ходе беседы, найти кого-то столь же подходящего под наши требования будет крайне проблематично.       Даже я, видя всю сложившуюся нерадостную перспективу только в качестве зрителя, понимала чем чреваты последствия таких форс-мажоров. Простыми словами, Александра и всю команду круто подставили.        Сэм и Рэйчел упорно твердили ему что-то про запасные варианты, но тот их банально не слушал, зациклившись на своих мыслях. Удивительным было то, что больше в его чертах не прослеживалось ни старого напряжения, ни гнева. С выражением глубокой рефлексии он лишь сощуренно пялился в одну точку, расслабленно откинувшись в кресле, будто не видел в творившемся вокруг него хаосе ничего серьезного. Мне даже показалось, что взорвись сейчас где-то поблизости бомба – он даже не дернется.       Я же, в свою очередь, не обращая внимания на стоящий в помещении гул, тоже задумалась о случившемся и по какой-то заведомо привычной мне инерции сопоставила проблему с личными приоритетами. Подсознание тут же загорелось идеей – очень рискованной и скорее всего поспешно переоцененной, но крохотная возможность ее реализовать завертелась в моих мозгах как никогда быстро.       У Аннет подобные случаи случались сплошь и рядом, как бы крепко она ни держала всех в своем железном кулаке. Моя работа, собственно, как раз и заключалась в том, чтобы помогать ей их разрешать, применяя самые разные методы ведения переговоров. Правда, особой дипломатией они не отличались... Так или иначе, в вопросах принуждения и добычи информации, опыта у меня было больше, чем в чем-либо. И вот, удача в кои-то веки повернулась ко мне не задом – я отчетливо видела перед собой шанс себя проявить.       — Я… я могу помочь, — несмело встряла я, прекрасно осознавая, как должно быть по-идиотски это прозвучало.       Макото и Линд резко замолкли и вместе с Нильсеном повернули головы ко мне, очевидно давным-давно позабыв о моем присутствии. Скепсис вперемешку с замешательством на их лицах тоже был вполне предсказуем.       Прочистив горло, я набрала в легкие побольше воздуха и выдала:       — Они кинули вас в самый последний момент, причем никаких как таковых исходных причин для этого точно не было. Ни один поставщик в здравом уме не отказался бы от такого крупного клиента. Значит, в процесс вмешался некто, кто очень хотел вам подгадить. В противном случае они бы не скрывали от вас причин.       — А мы этого не поняли. Спасибо, что объяснила, — съязвил Александр.       — Ты получше меня осознаешь, что такое нельзя пресекать на корню. С этим нужно разобраться, пока все не стало еще хуже. И такое не решается по телефону. Я могу съездить в Саутгемптон и…       — Дела компании тебя не касаются, Харрис. Я позабочусь обо всем сам, — отрезал он, не дав мне договорить. — Сиди на попе ровно и не лезь.       — Знаю, как все это выглядит со стороны, но я правда могу помочь. Достаточно застать их врасплох и не отступать, пока они все не выдадут. Обо мне они не в курсе, так что выбить встречу с их главным представителем мне будет куда проще, чем вам. Схема тонкая, но если тщательно все продумать и выстроить точную стратегию, возможно удастся их уговорить хотя бы на первое время, пока не найдем им хорошую замену, — напирала я, пока в уме кружился вихрь из предполагаемого плана действий.       — Ты меня не расслышала? Сделай одолжение – умерь свою амбициозную браваду и не мешай, — вновь осадил он меня, намекая на острую потребность в моем уходе.       — Погоди, Алекс, я думаю в этом есть толк, — подала голос Рэйчел, а потом повернулась ко мне: — С чего ты взяла, что тебя они послушают?       — Я хороший парламентёр, — пожала плечами, вальяжно сев в кресло напротив шведа. — И могу быть настойчивой, когда и где это нужно.       — Да, это я заметил, — не скрывая сарказма сказал Нильсен. — Что, приедешь туда и будешь угрожать ему огнетушителем?       Заявляя о своим намерении я, ясное дело, совершенно не ждала какого-либо встречного одобрения своей инициативы, так как более чем понимала все основания для его сомнений. Но то, как он в открытую насмехался над этим, будило во мне все самые яростные позывы, готовые вот-вот сорваться с цепи.       — Ты ничего от этого не потеряешь. Я лишь хочу доказать, что могу быть полезна, — вымолвила я уже на исходе самообладания.       Опустившаяся тишина и пугала и обнадеживала одновременно. Я неотрывно следила за каждым его движением, будь то размеренное постукивание пальцами по поверхности стола или легкий прищур, в которых так и распознавались бурные размышления, что не могли не подогревать всякую мою надежду на его целесообразность.       — Последний человек, которому я стал бы доверять такого рода задачи – это ты, katten, — сурово произнес он, всем видом показывая, что не собирается тратить время на дальнейшие пререкания.       Ну почему, почему из всех возможных людей на планете, долбаная судьба меня свела именно с самым высокомерным козлом, только и умеющим, что портить другим существование своей нахальной физиономией? На ней же так и написано «Я тот еще упертый гад»!       От переполнявших меня эмоций я медленно приподнялась и сжала ладони в кулаки так, что заныли суставы. Мой тон с располагающего понизился до откровенной угрозы:       — Во-первых, хватит так меня называть! А во-вторых - ни у одного человека в мире ни хватило бы столько терпения, сколько я выношу твою заносчивость, пытаясь донести, что не планирую никаких заговоров насчет тебя или этой компании. Советую оставить все свои извращенные фантазии на мой счет и смириться с тем, что я не собираюсь сидеть сложа руки, нравится тебе это или нет.       Не внемля моей настойчивости, он поднес пальцы к переносице и на выдохе процедил:       — Навязалась же на мою голову… Как чертов балласт.       На секунду мне показалось, что я ослышалась.       — Я - балласт?!       — Ну не я же.       Комнату в миг окутала жуткая духота, отчего каждый нервный вдох становился только болезненнее, усугубляя способность мыслить трезво.       В мой адрес с его уст часто слетали самые разнообразные ярлыки. Настолько, что для Александра это занятие превратилось в некое хобби, которое меня прежде почти не волновало. Но этот будто намертво въелся в мое сознание, яркими, жирными буквами проносясь в нем снова и снова, как бегущая строка на рекламном щите.       Пришлось приложить немалое усилие, чтобы спокойно выпрямить спину, скорчив беспечную гримасу, хотя в груди все так и трещало от возмущения. Я вздернула подбородок и сложила руки на груди, демонстрируя свою непоколебимость.       Он ждал, что я взорвусь. Превращусь в жалкую истеричку. Так вот не дождется.       — Не хватает пива и чипсов, — вдруг устало пробубнили сбоку, но я была настолько поглощена своим необузданным гневом, сосредоточенном на полоумном недоразумении напротив себя, что не придала этой фразе никакого значения, лишь на периферии поймала чей-то проскочивший мимо силуэт.       — Посмотрите на него. «Я мистер большой начальник и никто мне не ровня!» — передразнила я Нильсена, сдерживая ошалелый поток вертящихся на языке слов. — Не забывай, что ни верфи, ни всего этого у тебя не было бы без меня. И стой сейчас тут не я, а Аннет, пустым местом здесь был бы ты.       Его челюсть плотно сомкнулась, а зрительный напор стал острее:       — Ты хочешь, чтобы я пел тебе дифирамбы? Я не буду перекладывать ответственность на ту, кто всю неделю только и делала, что мешалась у меня под ногами, а потом возомнила себя профи в вопросах, в которые толком и не посвящена. И знаешь почему? Потому что это не нужно ни тебе, ни тем более нам.       — Это уже мне решать. Так и знай, если ты не прекратишь...       — То что? — сомнительно дернул он бровью. — Будешь за мной бегать с отравленным кофе? Это мы уже проходили, придумай что-нибудь поинтересней.       Забавно, он даже и близко не представляет, сколько красочных вариаций чисто английских и не очень убийств ежедневно разыгрывается у меня в воображении, где каждый из них так и просится воплотить его в жизнь. Ручаюсь, однажды я изложу их все в руководстве для чайников «Миллион и три оригинальных способа прикончить засранца». Плавиковая кислота, полная лоботомия, расчлененка… Я прямо-таки уже предвещаю бестселлер.       — Расслабься, слабительное тебе не грозит. Ты заслуживаешь как минимум публичной экзекуции.       — О да, я польщен. Надеюсь, это все, что ты...       — Я ничего не пропустила?! — в затылок ударил резкий поток воздуха, а затем последовал звонкий лязг распахнувшийся двери. Отвлекшись от перепалки я уставилась на Рэйчел, что возбужденно сбрасывала что-то на стол, при этом кидая с меня на Нильсена полные жгучего любопытства серебристые глаза.       — Нет, как раз самое интересное начинается. Еще немного и до первой крови дойдет! Точно тебе говорю! — приглушенно сообщил юрист, открывая одну из множества пачек каких-то снеков и протягивая ей ее уже скорее всего остывший кофе. — Где ты все это так быстро достала?       — С собой притащила. Как в воду глядела. Что, в первый раз что ли? — девушка кивнула в нашу с Александром сторону и плюхнулась обратно в кресло. — В следующий раз с тебя попкорн.       Второй раз за этот проклятый день я застыла с приоткрытым от изумления ртом, при этом до ненормального часто моргая, стараясь развидеть или хотя бы вникнуть в эту до нелепого комичную сцену.       — Мы вам не мешаем? — предельно ровным тоном обратился к парочке Александр, тоже поразившись развернувшемуся шоу.       — Нет-нет, что вы, продолжайте, — беззаботно отмахнулся Сэм с набитыми как у хомяка щеками. Послышалось протяжное хрумканье, а затем он дважды щелкнул пальцами у Рэйчел перед носом и поманил ее: — Ты проиграла.       Насупившись, блондинка шумно вздохнула и, порывшись в кармане, достала одну ярко розовую купюру номиналом в пятьдесят фунтов. Негодующе сунув ее довольному парню, отвернулась, предварительно пройдясь по нашим ошарашенным со шведом лицам. Хотя таковым было только мое, так как тот удивления ни в какую не показывал, пряча его за каменной маской.       — Я такими темпами себе на квартиру в Лондоне накоплю, — лихо заулыбался Макото.       — Ну и на что вы поспорили, гении азартной мысли? — поинтересовался Нильсен, на что я в конец обалдела.       — Рэйчел просто слишком доверчива, чтобы надеяться, что когда-нибудь, в один чудесный день, вы оба обойдетесь без… кхм, кровопролития. Из наших ушей. Кстати, если вы еще и подеретесь, то я стану богаче самой королевы!       — Нет! Не надо! — воскликнула Линд.       Не вывозит он значит… Мне недавно во всю ныл о том, какой он бедный-несчастный и как устал от наших ссор, а сам на них зарабатывает!       А он не промах…       — На что еще? — вновь настоял Александр.       Стоп, еще?       Сэм и Рэйчел интригующе перегляделись между собой и девушка сразу, крайне неоднозначно, пояснила:       — Не переживайте. Когда это произойдет – вы узнаете об этом первыми, — хитро оскалилась она.       Искренне не разобрав завуалированный подтекст этой реплики, я попыталась найти разъяснение в чертах Александра, но он ее, кажется, вовсе не услышал, безучастно сверля одну точку где-то позади меня. Вдруг его взор молниеносно переместился со стены на мою фигуру и томно проскользил вдоль нее снизу вверх. Где-то в районе моего желудка стало и жарко и холодно одновременно, когда тот буквально заискрился, прожигая мне глаза своей горделивой решимостью.       Нильсен подался корпусом вперед и натянул на губы лукавую усмешку:       —  Раз тебе так неймётся – флаг тебе в руки. Мы оба прекрасно понимаем, что ты поступишь по-своему, как бы я ни хотел тебя отговорить. Однако, чтобы из твоего грядущего провала была хоть какая-то польза, предлагаю заключить пари. Если тебе не удастся договориться с ними о повторной сделке и выяснить причину отказа – ты беспрекословно продаешь мне свои двадцать процентов, собираешь вещи и уезжаешь отсюда, тем самым осчастливив всех нас, — глядя на меня в упор, торопливо изложил он свою затею.       От такого внезапного ультиматума я снова остолбенела, лихорадочно взвешивая существенно возросшие риски.       На самом деле, не так давно уяснив, насколько жизнь непредсказуемая штука — я уже наперед знала, что не собираюсь тратить все отпущенное мне время на бесконечные вражеские пререкания с этим остолопом. По сути, он был лишь сложным жизненным этапом, преградой на пути к моей цели реализоваться в новой для себя сфере, которая по стечению обстоятельств стала для меня путеводной. И пока я не докажу, прежде всего самой себе, что гожусь на нечто большее, чем быть тенью своей семьи - я буду отстаивать свои двадцатипроцентные позиции до конца. Ну или же до тех пор, пока Нильсен окончательно меня не доведет.       Однажды, когда наступит момент двигаться дальше, я с радостью распрощаюсь со своей долей, но если я это и сделаю, — то только по своей воле, а не из-за идиотского спора.       — Я согласна. Но, если выиграю я - ты засунешь свои подозрения на мой счет себе в задницу и прекратишь добывать на меня компромат, следить за мной, посылать кого попало обыскивать мой номер, подходить к нему и уже тем более ко мне или к моей собаке ближе, чем на два ярда! — в ответ на мое обличение его утренней выходки тот даже бровью не повел, продолжая бесстрастно взирать на меня. — И! Начнешь проявлять ко мне хоть каплю уважения, как к своему партнеру. Я готова хоть ночевать в этом офисе, только дай мне возможность работать, учиться, а главное принимать участие в том, ради чего я здесь, — на одном дыхании продиктовала я встречные условия.       — Как-то многовато требований, не находишь?       — Что, боишься не запомнить? Так уж и быть, специально для таких недалеких, как ты я их напишу, заламинирую и отдам тебе в нескольких экземплярах.       — Боюсь, тебе просто нет смысла их выдвигать, — едко хмыкнул он.       Я еще крепче сжала кулаки, что так и чесались проехаться по красивой, черт побери, роже.        — Как же я хочу тебе врезать, — пробурчала, не заметив, как озвучила мысли вслух.       — Займи очередь, — фыркнул Сэм и тут же стушевался, когда на него устремились две пары разъяренных глаз.       Александр поднялся с кресла и мы, вернув внимание друг другу, обошли длинный стол со своих сторон и встретились во главе.       — Мне нужны имя, телефон и адрес, — потребовала я.       — Я тебе их отправлю. Времени у тебя до конца дня. Не хочу откладывать твой отъезд.       Никто не осмеливался первым протянуть ладонь, корча брезгливые мины. Александр сдался первым, уверенно протянув мне свою. Я же, смерив его еще одной порцией презрения, не спешила вытягивать руку, тем самым не лишая себя приятной издевки. Но тут пальцы сами невольно подались на встречу и, стоило им едва притронуться к его, как парень неожиданно обхватил всю ладонь целиком и резко дернул на себя, заставив меня толкнуться вперед всем телом. Он непозволительно тесно прижал меня к себе и, пока я прикидывала, на месте ли мой плечевой сустав, его терпко мятный запах вдруг врезался в ноздри, а теплое дыхание коснулось щеки:       — Ты так и не поняла, что тебе здесь не рады.       «Держи друзей близко, а врагов еще ближе», — ненароком пронеслось у меня в голове.       — Черта с два ты от меня избавишься, — прорычала я ему прямо в губы, наморщив нос от сильной неприязни. — Только если убьешь.       — Заманчивое предложение, — шикнул он в ответ, на что я как следует сдавила его ладонь, вонзившись в нее ногтями.       — Так, давайте-ка на этот раз без побоища! У Рэйчел нет столько денег. Все, брейк! — моментально подлетев к нам, разнял нас Сэм, увеличивая дистанцию между нами.

      Как только он разбил наши сцепленные руки, я резко выдернула свою, словно после ожога, и отлетела на шаг назад, все еще испепеляюще вглядываясь в пронзительные как наледь и зимняя стужа, как голубой океан омуты Нильсена, которые прямо-таки заползали мне под кожу, посылая ток в каждое нервное окончание. Мне так и хотелось то ли вставить два пальца в рот, то ли ослепнуть, дабы избавить себя от проницательного гнета суженных зрачков, вокруг которых радужная оболочка переливалась всеми оттенками лазури.       Что так красиво еще несколько часов назад блестела на солнце…       Обидные воспоминания улетучились так же быстро, как звякнувшее в воздухе уведомление с телефона. Проверять его сейчас я даже и не намеревалась, однако настойчивый звук вновь промелькнул в образовавшийся тишине, подначивая инстинктивное любопытство. Еще до того, как я достала устройство из кармана, сердце предупреждающе екнуло, забившись с невероятной скоростью, что гулом отдавалось в ушах.       Неизвестный номер. И одна фотография.       Осторожно открыв сообщение, на экране появился снимок, почти половину которого занимал яркий солнечный блик. За ним виднелись трое: широко улыбающаяся маленькая девочка в белом платье с перемазанным ртом, что держала за нитки кучу возвышающихся над ней разноцветных шаров, широкоплечий высокий мужчина, крепко удерживающий ее у себя под боком и хрупкая девушка с платиновыми волосами, которая задорно смеялась, ласково глядя на них.       Не может быть… Откуда…?       Душа стремглав улетела в одной мне известную бездну, отзываясь фантомной болью во всем теле. По костям словно прошелся электрошок, побуждая миллиард ледяных и парализующих мурашек пробежаться по спине и лопаткам. Это сравнимо с ударом молнии, после которой не выживают и никоим образом не похоже ни на пулевые ранения, ни на ножевые. Ни на какие другие, которые я успела на себе испытать.       Есть муки намного хуже физических. И одна из них сейчас безжалостно разрушала внутри меня замки давным-давно закрытых гештальтов, воскрешая все самые горькие и мучительные чувства. А самым ужасным был безысходный страх, который мне уже много лет как был неведом.       Все это накрыло меня за одно никчемное мгновение.       И тут, на самом пике моего потрясения, сквозь окутавший сознание вакуум пробился новый трезвон, а следом еще один.       Предыдущая картинка сменилась еще одной. Но я не смогла ее рассмотреть из-за мутных, застилавших глазницы пятен. Перед тем, как телефон выскользнул из дрожащих пальцев, успела вскользь под ней прочитать:       «Как можно быть такой грустной в собственный день рождения, Агата? А вдруг он станет последним?»       — Агата, ты в порядке? — я ощутила чье-то мягкое прикосновение к своей кисти, что сразу вывело меня из какого-то дикого оцепенения, породив другую дикую реакцию. Я рывком сбросила чужую руку со своей, легко ударив, как оказалось, Сэма.       — Прости, — попятившись назад, тихо прошептала я.       Проморгавшись, я через сдавливающее невидимые тиски горло пустила сухой воздух в легкие, отчего ноги слегка подкосились, вынудив меня опереться о край стола. Частое глубокое дыхание постепенно отпускало скованные судорогой мышцы, возвращая обратно в реальность и помогая снова обрести контроль на происходящим и самой собой.       Я подняла голову и чуть было снова не впала в ступор, поймав направленные на меня до того обеспокоенные лица мужчин, что я напрочь забыла о том, что стало тому исходной причиной. Лишь внезапно присевший рядом со мной Александр навел память на источник моей случившейся, самым позорным образом, паники. Он поднял с пола лежавший экраном вверх телефон и украдкой, едва заметно присмотрелся к фотографии и сразу протянул мобильный мне.       Первым бросившимся в обзор запечатленным объектом стала пушистая собака, стоявшая на задних лапах, а передними упиравшаяся в торс шведа. Я стояла в ярде от них и, даже с неблизкого расстояния, судя по углу и фокусу снимка, был более чем хорошо распознаваем мой самый что ни на есть недовольный, мрачный вид.       Это же…       Они полились рекой. Ежесекундно мне начали поступать фотоотчеты сегодняшнего утра у забора стадиона, около которого стоим мы втроем.       А потом только меня. Два дня назад. Три. Четыре… Как выгуливаю Луну, как бегаю, как иду на работу.       — Что это? — аккуратно спросил Александр, но не получив ничего, кроме молчания, повторил: — Агата, что это?       — До вечера, — только и кинула ему я, резво крутанувшись к выходу.       — Нет, стой, тебя…       — НЕ. НАДО, — жестко выговорила, предугадав его попытку пойти за мной.       Внутри меня в бешеном темпе разгоралось адской природы пламя. Ни растерянности. Ни опустошения. Только свирепая ярость и твердый шаг, что вместе давали неистовое безумие.       Не рассчитав силу, я дернула дверь и вышла прочь, оставив за собой напоследок лишь отчетливый треск стекла.