Злое колдовство

      О том, что в городе принц, он узнал еще на воротах — по флагу с единорогом в венке из роз на зеленом поле. Что ж, слух о том, что его высочеству приперло прогуляться, давно до них дошел, поэтому он нисколько не удивился, сунул стражнику записочку, прошел через калиточку, привычно отстегнув на полкроны больше — для него мелочь, а человеку приятно.       Город шумел все так же привычно — лишь, может быть, чуть оживленнее. Он шел, рассматривая привычно-праздничное убранство, пестроту цветов, подмигивая краснеющим девушкам и улыбаясь парням; особенно весело было видеть, как иные, скрипя зубами от злости и ревности, помимо воли провожают его жарким взглядом. Это было отчасти смешно, отчасти противно, но что ж — это была часть его работы среди людей.       Люди…       У него были свои дела.       Товар-деньги, быстро, деловито. Конечно, он не вел дела лично — брезгуя обществом высокородной плесени, всех этих страстных юнцов, особой доблестью почитающих умение изысканно выпить бутылку вина, после чего без запинки прочесть «Славу» и изящно швырнуть перчатку в первого попавшегося — такого же высокородного и пьяного, который неуважительно на них посмотрел. И томных девиц, закутанных в шелка и шали, непременно с маленькой наладонной Книгой Света, символизирующей чистоту и непорочность помыслов — и полных голода по объятиям, жажды близости, читаемой в их глазах, как следы на мокром песке.       Он не хотел ловить их фантазии о смуглом красавчике-дикаре из джунглей. Все это слишком напоминало молодость, а он не хотел забыться и разорвать горло какой-нибудь дуре. У него были посредники — они и передавали товар юнцам и девицам, и многим другим… ценителям изысканных развлечений. Объекты развлечений от такого быстро заканчивались, но… не все ли равно, что друг с другом делают люди?       Пусть хоть живьем едят.       Под вечер, когда ветер с моря разогнал жар Вершины Лета, он зашел в знакомую таверну неподалеку от княжеского дворца — здесь всегда было хорошее вино, и мягкий хлеб, и свежие маринованные улитки, а он, когда была возможность, предпочитал не есть дрянь. Хотя, стоило вспомнить, кто это все готовил и где — и самый сладкий кусок застревал в горле…       Устроившись под навесом с миской и кружкой, он жевал, стараясь размышлять о хорошем, скользя рассеянным взглядом по окружающим его полупьяным мордам, красным, бородатым, усатым или чистым; но даже лица без шерсти на них очень редко казались хоть бы немного приятными. Гудели над столами сонные под вечер мухи, гудели разговоры…       — Вот сердцем клянусь! — излишне громко вскричал какой-то юнец — как раз принадлежавший к разряду приятных лиц (то есть, не вызывающих отвращения с первого взгляда). — Он мне даже серебряную крону пожаловал!       Товарищи его громко захохотали.       — За твою-то рожу — целую крону?       — Настоящую! Я на нее новую куртку купил!       Только сейчас он обратил внимание на то, что одет юнец и впрямь несколько странно — не так, как местные завсегдатаи и довольно нелепо на его взгляд; впрочем, мода людей никогда не отличалась ни красотой, ни практичностью.       — И говорит, пока учится, карандашиком серым, но вот зуб даю — лучше, чем я сам есть!       — Ну, лучше, чем ты есть — оно нетрудно… ха-ха-ха!       — А какой он? — с жадным любопытством спросил кто-то. — Добрый?       — Добрый! Очень! — горячо согласился модник, осчастливленный серебряной кроной. — Такой маленький, с виду как сахарный, зеленые глазки, волосы такие серебристые и гладкие, как шелк, прямо Дух Света, а не мальчик, а говорит по-взрослому, да так учено!       — Немудрено, — согласились с ним. — Все ж принц, не хвост собачий.       Принц?       Озадаченный, он попытался сопоставить слово «принц» и образ Зейдена с описанием, не смог и вновь прислушался к разговору.       — Но все равно дивно, — говорил кто-то. — Ребенок ведь, лет семь или восемь ему. А речь ведет, как старый господин Лемье, который юных леди музыке обучает.       — Его, говорят, мать не очень любит, — жалостливо добавил женский голос. — Принц ведь, а слуг всего двое, да возничий, да ментор-солдат. Куда годится! И отцу все равно, ему лишь бы вино подливали, а сын хоть потеряйся… бедняжка.       — Слышал, он к Змеиным Островам собрался, проводника ищет…       …Да, точно.       Конечно, он помнил о том, что у королевы уже есть потомство. Он внимательно (в силу возможностей) следил за жизнью той, кого ненавидел глубокой и чистой ненавистью, и конечно, весть о рождении принца Фобоса мимо него не прошла. Это доставило мимолетную радость — эта тварь не сможет передать власть сыну, а значит, будет мучиться родами еще раз, и может быть, не один. И может быть, если его союзник сумеет подобраться достаточно близко, тварь подохнет в родах, в муках, в крови и дерьме, а вокруг трона развернется хорошая, добротная война. Но время шло, союзник продолжал слать вести и повторять, что защита дворца не стала слабее, но его источники среди придворных подтверждали, что после рождения сына у твари здорово испортились характер и здоровье, а значит, есть реальный шанс, что она и впрямь умрет, и его союзник будет рядом, и сумеет что-нибудь сделать, чтобы вернуть…       Но о принце больше не упоминали ни гонцы с новостями из столицы, ни даже его союзник, в первое время писавший о том, что сын королевы ее любовью и расположением не пользуется и живет при дворе, как бедный сиротка, из милости взятый к богатой родне. Больше он об отродье твари не вспоминал, сочтя бесполезным…       И вот теперь этот «принц» здесь. И ищет проводника…       Внезапное осознание заставило оцепенеть.       …Зеленые глазки, волосы такие серебристые…       — Интересно, кого возьмет? Опытных охотников в городе немного…       — Да и зачем опытный? Нешто он в наше болото полезет? Прокатится по селеньям вдоль берега — вот и все… тут любой местный рыбак справится…       — Ну, не скажи! Тут нужен кто-то бойкий, кто и вежеству обучен, и не сробеет — принц хоть и не злой мальчик, а все ж еще дитя, и боги знают, куда его понесет. Стало быть, нужен человек толковый и твердый, который сумеет принца уговорить не лезть в змеиную яму…       — И красивый еще! — со смехом прибавил кто-то. — Моя Нанни, сами знаете, дружит с одной служанкой, которая дружит с младшей фрейлиной при княгине, так вот она говорила, что князь во всем старается угодить принцу, потому как четыре дочки на выданье, и если старшая уже почти сговорена, да и старше принца в два раза, то три оставшиеся — в самый раз! Одной девять лет, другой семь, третьей пять, а принц, говорят, не в большой милости что у отца своего, что у королевы, леди из высокого дворянства ему вряд ли сосватают. А мы что, хоть и провинция, но все ж таки наш князь древнего рода, и не нищий, как всякие голодранцы северные. Глядишь, и выгорит… так вот, она говорила, искать будут не только опытного, но и красивого, потому как принцу нравятся красивые люди. Художник! Рисовать будет…       — Эдак и я смогу! Разве ж я не красавец?       — Ага, лошади не шарахаются — уже прелесть небесная!       — Ха-ха-ха! Эй, гляньте! Разве это не Айрон-Бродяга сидит в углу? Эй, Бродяга, давай к нам!       Со смехом он поднял кружку, допивая вино, и влился в веселую пьяную толпу, состоящую из дворцовых слуг и рыночных разносчиков. Такова была его роль, хотя от смеха сводило горло…       — Так что, пойдешь к принцу наниматься?       К принцу, у которого зеленые глаза и серебристые волосы…       — Дело правда несложное, не по твоей мерке — всего-то выгулять его высочество вдоль реки и обратно. Заплатить обещают щедро!       — Что, больше, чем за лотосовое молоко? — усмехнулся он, стараясь, чтобы на лице не отразились его истинные чувства.       — Ну, не как за это… но золотая корона в день чисто за прогуляться — разве ж оно того не стоит? — рассудительно проговорил человек, сидящий напротив. — Тем паче, что весна закончилась, лотосы отцвели, а у тебя ж, я слыхал, брат болеет… разве тебе деньги лишние?       — И правда, — согласился он. Стоило согласиться — хотя бы ради того, чтоб посмотреть… быть может, на новую пешку. Если принц и впрямь нелюбим матерью (что, как он знал, часто встречается у людей), он может стать орудием мести не хуже, чем яды союзника, слишком осторожного, слишком ценящего покой и положение, которого ему удалось добиться…       Усилием воли он заставил себя позабыть на время о зеленых глазах.       — А еще, — продолжал рассказывать человек, — Ежели правду болтал этот, — небрежный кивок в сторону модника, прикорнувшего в углу стола. — Принц тебе еще приплатит за рисование! Уж ты-то красавец — никто не поспорит!       Причуды отродья твари его не интересовали. Как и обещанные деньги — никакие лекарства, на которые он копил (как говорил всем, кто спрашивал, почему он взялся за такое опасное дело), не могли помочь его брату.       Но может быть, могло помочь нечто иное…       Если он не ошибся. Но если принц и впрямь таков, как его описал подвыпивший лакей…       Принц Зейден был невнятно-русым, а королева — рыжей масти, и гляделки ее именовали «теплый взгляд цвета корицы». Откуда бы взяться зеленым глазам и серебристым волосам?       Он знал — откуда…       Когда он бросал монеты на стол, его пальцы немного дрожали.