Эхо родника

Глаза красивые...

Солнце стояло высоко, лениво разливая мягкий свет по заснеженным крышам деревни. Погода, казалось, налаживалась, обещая скорую весну. В воздухе пахло тающим снегом, но Айдену от этого не становилось теплее. Он сидел у окна, как и всю неделю, завернувшись в старое колючее одеяло, которое больше раздражало, чем согревало. Делать было абсолютно нечего. Ной постоянно пропадал где-то снаружи, выполняя поручения своего отца. Айден же оставался в этой комнате, которая уже давно не казалась безопасным убежищем — скорее, она стала его клеткой. Он знал ее вдоль и поперек: трещину в доске у окна, место на полу, где всегда холоднее, и шершавую поверхность стены, о которую он однажды неудачно ударился плечом. Айден прижал одеяло к груди. Она болела — не от простуды, а от чего-то более глубокого, невидимого. — "Жан погиб, чтобы я выжил… чтобы я сидел здесь вот так? Как трус? Как паразит?" Слезы начали катиться по его щекам, тихие и неуправляемые. Он быстро вытер их краем одеяла, как будто боялся, что кто-то может увидеть. Ему не хотелось, чтобы Ной заметил его в таком состоянии. Этот парень — его спаситель — не должен смотреть на него с жалостью. Айден судорожно вздохнул, пытаясь успокоиться. — Мама… — прошептал он, словно если вот так позвать, она бы вернулась. Он скучал. Скучал так, что от этого сердце болело физически. Перед глазами снова всплыли образы того дня: крики, беготня, холодный ветер, обжигающий лицо, и последние слова Жана: "Иди. Живи. Для нас обоих." Его ладони непроизвольно сжались в кулаки. Жить. Но как? Разве это жизнь — сидеть за чужим окном и смотреть, как живут другие? Айден перевел взгляд на двор, где мальчик — младший брат Ноя, Экки — возился в снегу. Маленький альфа смеялся, разбрасывал снег руками и что-то бормотал себе под нос. Он строил замок из снега, весь измазанный в белой пыли, словно маленький король своей зимней империи. Айден не удержался и улыбнулся, чувствуя, как его сердце стало чуть теплее. Иногда он видел Нари, сестру Ноя. Она была сильной, красивой — совсем не похожей на него. Ее уверенность восхищала Айдена. Когда он слышал ее голос, негромкий, но решительный, его мысли невольно возвращались к матери. Нари напоминала ему ее. Отец Ноя.. Видно сложный человек. Хмурый такой, страшно шаг сделать под его взором, но он никогда не поднимал руку. По крайней мере, это то, что Айдену удалось выяснить за время пребывания здесь. — "Как же им повезло," — подумал Айден, рассматривая деревню из окна. — "они есть друг у друга." И все же… Айден был чужаком. Незваным гостем, поселившимся, как паразит, без разрешения. Стыд жег его изнутри. Айден отвел взгляд. — "Мама всегда говорила, что надо быть полезным. И друзьям помогать.. А я? Что я могу для Ноя? Я только и сделал, что доставил ему проблем.. А он все равно помогает мне… Почему?" — крутилось в голове омеги. — Я ведь ничего не могу для него сделать. — прошептал он в отчаянии. Он все думал о своем положении. Что, если бы он согласился на условия деревни? Добровольно принял бы их уклад, стал хранителем домашнего очага... во всех смыслах этого слова. Нарожать детей от незнакомого альфы, навсегда привязав себя к одному месту. Может, это не так уж и плохо? Люди здесь, кажется, живут хорошо. В племени было бы то же самое. Только там — привычное. Родное. А здесь... — "Уйти некуда. Вернуться тоже некуда. Может, это действительно единственный выход из этой комнаты? Единственный способ снова начать дышать?" — с досадой думал омега. Мысли о Ное снова заполнили его сознание. Этот странный, забавный, иногда молчаливый, вспыльчивый, но добрый альфа продолжал его удивлять. Он мог бы сдать его. Мог бы просто оставить его за оградой, как чужака, которого никто не ждал. Но Ной выбрал не это. Он защищал его, стоял между ним и миром, который был ему чужд. Ной не просто принял его, он стоял на его стороне, рискуя всем. А его внешность… Айден никогда прежде не видел альбиноса. Белоснежные волосы, словно отблески луны, кожа бледная как снег, а ресницы – тонкие, светлые, как лепестки зимних цветов. Айден усмехнулся, сам не заметил как покраснел. Вспомнил ту ночь, когда рассказывал Ною о кочевании. Тот слушал его, а потом проиграл в борьбе со сном. Айден тогда не смог удержаться и лег рядом, дабы рассмотреть его поближе. Даже его ресницы были белыми, подрагивали во сне. Стук сердца ускорился. Айден сжал одеяло сильнее. Вдруг его мысли прервал звук шагов за дверью. Кто-то приближался, и быстро. Айден вздрогнул, его взгляд метнулся к двери, а сердце забилось еще быстрее.

***

Ной смотрел на одно и то же место на льду, не отрывая взгляда. Лед на пруду уже начал трескаться: неровные линии пересекали его поверхность, будто природа оставила свои подписи. Весна приближалась, как и срок, данный ему отцом. Всего пять дней, чтобы выбрать омегу. Он пригласил Малису на свидание, решив, что нужно хотя бы попытаться. В знак внимания он подарил ей еловую веточку с мягкими, пушистыми иголками. Малиса приняла ее с улыбкой, теребила пальцами, пока оживленно что-то рассказывала. Ной знал ее давно. Когда-то Кайл притащил ее играть с ними, и потом ее отец ругался, что они увели ее слишком далеко от Дома. Она выросла красивой, умной, с крепким здоровьем, без тени скандала в семье. — И вот, представляешь, отец разрешил мне пострелять из его лука! — говорила она, улыбаясь так, что на щеках появились милые ямочки. — Правда, натянуть тетиву оказалось сложнее, чем я думала… Она теребила в руках еловую веточку. Ее шерстяной платок, темно-красного цвета, был накинут на голову и завязан под подбородком, защищая от холодного ветра, но оставляя пряди золотых волос видимыми. Простое льняное платье, выглядывало из-под коричневого овчинного кафтанчика, короткого, но теплого. Ной кивал, но мысли его блуждали где-то далеко. Он не слушал. Ему было скучно. — "Она красива. Не глупа. Возраст подходящий — почти пятнадцать. В ее роду все здоровы, глаза красивые…" — перечислял он в голове, но эти мысли не вызывали у него ни волнения, ни радости. Ее глаза действительно были хороши, но не так прекрасны, как те, что были словно речная вода в солнечный день. Карие, как песчаное дно, и зеленые, как листва деревьев, отражающаяся в воде. — Ты слушаешь? — спросила она, и в ее голосе мелькнуло легкое разочарование. Она смотрела на него, прижимая к груди ту самую еловую веточку. — Да, прости, — ответил он, быстро выныривая из своих мыслей. — Задумался. — Слушай, Ной, тебя сюда насильно отправили? — вдруг спросила она. Ной опешил. Лгать не хотелось, но правда могла ранить ее чувства. Он вздохнул, рисуя пальцем узоры на своих штанах. — Ну… в каком-то смысле, да. — честно признался он. Малиса кивнула, задумчиво глядя на веточку в своих руках. Ее губы слегка тронула улыбка — не веселая, скорее, примиренная. — Тогда не обязательно было так старатьс. — сказала она, легонько повертев веточку в воздухе. В голосе звучала легкая насмешка, но глаза выдавали некое сочувствие. — Ага… — Ной кивнул, свел брови будто он в чем-то провинился. Между ними повисла тишина, нарушаемая лишь слабым журчанием воды где-то между оттаявшими льдинами. Малиса выпрямилась, расправив плечи, ее платок чуть сполз на затылок, открывая высокую линию лба. Взгляд ее стал твердым, но не суровым. — Ной, ты хороший. Но мне ты тоже не нравишься. — сказала она наконец, спокойно и с достоинством. Ной неосознанно нахмурился, несмотря на то, что это было взаимно, слова прозвучали как отказ. — Знаю. — честно признался он, откинувшись назад и остановив взгляд на одном из облаков вдалеке. Она склонила голову, чуть по-девичьи, будто проверяя его реакцию. — Тогда давай не будем притворяться? — предложила она, уже в приподнятом настроении. — Хорошо. — на выдохе согласился он. Ной почувствовал, как груз, висевший у него на плечах, стал легче. Еловая веточка, лежавшая у ее пальцев, потеряла свою значимость, став лишь частью этого странного разговора. Малиса улыбнулась, ее глаза засветились, будто тяжесть, которую она несла, тоже растворилась. — Знаешь, я уже люблю кое-кого. — вдруг сказала она, чуть покраснев. Ной и так это знал, он услышать это от нее было необычно. Он удивленно поднял брови, не скрывая любопытства, и, наклонился вперед, опираясь локтями на свои колени. — Секрет? — уголки его губ дрогнули в слабой улыбке. Она отвела взгляд, аккуратно поправляя край платья, которое уже успело покрыться тонким слоем снежной пыли. — Марта, — призналась она тихо, почти шепотом, но в нём слышалась решимость. — Мы уже даже целовались. Чуть поразмыслив, и даже невзначай представив их поцелуй в своей голове, он не удержался и засмеялся. — Тогда я точно не хочу быть тем засранцем, который разлучит вас. — сказал он, чуть громче, чем следовало. Малиса нахмурилась, и он тут же понял, что сказал что-то не то. — То есть.. я не хочу вас разлучать и вот.. — добавил он скомкано. — Извини… я не это имел в виду. Она покачала головой, ее золотые волосы мелькнули из-под сползшего платка. — Ничего, я все понимаю, — ответила она спокойно, теперь тоже уставившись на небо. Ной отвел взгляд и почесал затылок, теперь чувствуя себя полным дураком. Зачем он это сказал? — Если что-то понадобится, обращайся. Я помогу, чем смогу. — В попытке загладить свою оплошность, пообещал альфа. Она улыбнулась. На этот раз по-настоящему. — Спасибо. Я это очень ценю. Ной расслабился, по крайней мере она не обиделась. Они посидели еще немного в тишине. Напряжения и неловкости между ними уже не было. Малиса снова перебирала веточку, парочка мягких иголок осыпались на юбку ее платья. Ной смотрел на лед, который все сильнее трескался, подрагивая от воды, уже готовой вырваться наружу. — Мне пора. — вдруг сказала она, поднимаясь. Она поправила кафтанчик, обернулась, чтобы кивнуть Ною, и направилась в сторону деревни, оставляя за собой легкие следы на мостике. Он проводил ее взглядом, задержавшись на фигуре, скрывающейся за снежными сугробами и деревьями. Ной остался сидеть. Ветер, пропитанный запахом тающего снега коснулся его лица. Солнце едва заметно высветило края облаков. — Целовались. — тихо повторил он ее слова, смущенно улыбнувшись. Вдруг стало как-то неловко. Ной ведь старше. А он все время валял дурака, даже за ручку не держался. Она его обошла. В голове невольно всплыл образ Айдена, когда он краснеет. Он был таким милым, особенно когда дулся или грустил. Поцелуи… интересно, какое бы у него было лицо?

***

По дороге к Дому, Ной услышал позади тяжелые шаги. Он уже знал, кто это, не оборачиваясь. Шаги всегда были уверенные, неторопливые, будто их владелец знал, что его никогда не проигнорируют. — Ной, мальчик мой! — раздался громкий, чуть хрипловатый голос. Ной обернулся. К нему приближался высокий мужчина в темном меховом плаще, под которым виднелась толстая шерстяная туника. Его седые волосы были небрежно уложены, а на лице играла добрая, но лукавая улыбка. Это был дядя Март из Дома Ветра, близкий друг Эрена. Хотя родства между ними не было, Ной звал его дядей столько лет, что и не помнил, с чего это началось. — Здрасте. — помахал рукой Ной, но энтузиазма в его голосе не было. Он уже знал, что последует. — Ной, мальчик мой, поможешь перетащить овес? — дядя широко улыбнулся, словно просьба не требовала никаких усилий. Ной мысленно закатил глаза и вздохнул. Сегодня он уже помогал деревенским носить воду и, казалось, отработал на месяц вперед. Тело ныло, а теперь еще и овес? — "Конечно, не откажешь же," — с досадой подумал он, видя, как дядя смотрит на него с ожиданием. — Конечно… — выдохнул Ной, натянуто улыбнувшись. — Отлично, знал, что на тебя можно положиться. — дядя похлопал его по плечу, и Ной едва удержался, чтобы не пошатнуться. Они подошли к сараю, где вдоль стены стояли мешки с овсом. Ной взглянул на них и подавил тяжелый вздох. Каждый мешок был почти в его рост и явно весил больше, чем хотелось бы. — Нам нужно перетащить вон туда. — указал дядя на повозку, которая стояла в паре десятков шагов от них. Ной подошел ближе, подцепил мешок обеими руками и поднял его, кряхтя от усилия. — Хорошо держишься, парень. — заметил дядя, поднимая мешок с гораздо большей легкостью. — "Легко говорить, когда ты в два раза больше меня." — подумал Ной, чувствуя, как его плечи протестуют. Он медленно понес мешок к повозке, чувствуя, как ремни на сапогах режут щиколотки. — Так, еще два — и все. — ободряюще сказал дядя, опуская очередной мешок в повозку. — Всего два... — пробормотал Ной, сжимая зубы. Он обхватил очередной мешок, но чуть не уронил его обратно, почувствовав, как тот оказался слишком тяжелым. — У тебя силы что ли не хватило? — поддразнил дядя, но в голосе не было злости, только добродушная насмешка. — Все нормально. — отрезал Ной, поднимая мешок с удвоенным усилием. Когда последний мешок оказался на месте, Ной устало протер лоб. Пальцы уже не чувствовали холода, но спина заныла еще сильнее. — Спасибо, Ной. Ты мне жизнь спасаешь. — сказал дядя Март, хлопнув его по плечу. Ной кивнул, чуть поморщившись. Врет же, и сам бы управился. — Не за что… — он ответил, снова натянув улыбку, протирая лоб от пота. — А теперь иди отдыхай, парень. Ты заслужил. — дядя усмехнулся и сел на край повозки, устраиваясь поудобнее. Ной повернулся и зашагал обратно к Дому, чувствуя, как в груди закипает раздражение. Кажется, он снова был нужен всем, кроме самого себя. — Постой! — голос дяди остановил Ноя, когда тот уже сделал несколько шагов. — "Ну что ему еще нужно?" — альфа мысленно выругался. Он обернулся, чувствуя как сейчас лопнет от зуда в венах. — Возьми монету. Труд ведь не бесплатный. — дядя протянул руку, на ладони которой лежала круглая бронзовая монета. Ной замер, удивленно приподняв бровь. Он подошел ближе, медленно протянул руку, но все-таки не смог удержаться от комментария. — Что-то раньше такого не было. — сказал он, слегка усмехнувшись, но тут же одернул себя, чтобы не прозвучать неблагодарно. — Спасибо, дядь. Дядя расхохотался, хлопнув себя по колену. — Ну так раньше тебе и восемнадцати не было! Ной хмыкнул, сводя брови и улыбаясь. День рождения у него на самом деле будет только через пару недель, но признаваться в этом не хотелось. Он покрутил монету в пальцах, ощущая ее прохладу. — Так-то лишней не будет. — пробормотал он, кивая. Дядя подмигнул ему, поднялся с повозки и поправил меховой плащ. — Правильно, парень. Запомни: если за работу дают плату — бери, а то найдется кто-то другой, кто не постесняется. Ной хмыкнул, сунул монету в карман и слегка наклонил голову в знак благодарности. — Спасибо еще раз. Увидимся. — сказал он, шагая обратно к дороге. — Эй, Ной, мальчик мой, — снова весело окликнул его дядя. — Скажи отцу, что б зашел на неделе, обсудить кое-что надо. — Скажу, дядь, скажу. — махнул рукой Ной, уходя прочь. Монетка нагрелась в ладони, можно купить пару пирожков на рынке, или молока, и выпить все самому! Ной ухмыльнулся, глядя на дорогу впереди. Иногда даже тяжелая работа могла приносить что-то хорошее. Его шаги стали легче, и раздражение стихло. Награда все-таки имела свой вкус, даже такая небольшая. Он ускорил шаг, проходя мимо знакомых дворов, домов и редких деревянных заборов. Здесь жили так, что заборы, в сущности, были и не нужны. Чужого без спроса никто не брал, а эти простые конструкции лишь обозначали границу – отделяли свое от чужого. На улице пахло свежей елью и дымом от печей. Где-то вдали доносился веселый смех детей, резвящихся в чьем-то дворе. Наступали сумерки, и небо быстро темнело, как будто кто-то разлил по нему густую краску. Вечерний холод пробирался сквозь его тулуп, заставляя плотнее запахнуть полы. Скоро будет дом. Тепло, сухо. А еще дома ждет вкусный ужин. Живот нетерпеливо напоминал о себе урчанием, подтверждая, что обед, видимо, был слишком давно или вовсе забыт. Как только Ной вбежал по крыльцу и открыл дверь, он сразу почувствовал что-то неладное. В прихожей не было того уютного запаха еды, что всегда наполнял дом. Не было смеха, разговоров, не было привычного хаоса, когда все были дома и готовились к вечернему застолью. Он шагнул глубже в дом, каждый шаг отзывался глухим эхом. И когда он наконец дошел до кухни, сердце замерло, кровь похолодела, а дыхание перехватило. За столом сидел Айден, его лицо было полно ужаса, а его глаза смотрели на Ноя с мольбой. Нари сидела напротив, ее взгляд был внимательным, но холодным, отстраненным, как будто она его уже осудила за содеянное. И стоял Эрен. Отец словно воплощение ярости, злобы и разочарования. Его фигура, выпрямленная до напряжения, напоминала судью, готового вынести приговор. Руки, скрещенные на груди, подчеркивали его властность. В его взгляде читалось – он знал. Он знал все. В комнате повисла тишина, густая и тяжелая, как грозовая туча. Было невозможно угадать, что он предпримет теперь. Его негодование не нуждалось в словах – оно говорило через каждую черту его лица, каждое движение, даже в том, как тяжело вздымалась его грудь. Внутри всё перевернулось. Воздух стал тяжелым и густым. Ной почувствовал, как его грудь сжимает паника. Это был конец. Они узнали. Узнали, что он натворил.