По другую сторону реальности

И даже самый чудной сон однажды станет реальностью.

***

Солнце ещё даже не успело встать из-за горизонта, чтобы отбросить блеклые лучи сквозь толщу воды за окном на стены, насыщенных глубокими оттенками темного дерева. Полы, выложенные холодным камнем, казались ещё более прохладными этим днем, совсем ещё не разогретыми движениями спавших студентов. Вокруг царила тишина, которую нарушал лишь тихий треск углей в камине, где искры сновали малыми звездами на черном небе. До назначенного времени оставалось пара минут. Этот отрезок существования всегда казался слегка замедленным. Перед наказанием слишком коротким. И все же в независимости от дня и цели присутствия, каждый должен был быть на своем месте. Стоять, в выглаженной форме, без единого следа на усталость или сидеть, сохраняя абсолютную ровность спины. Дисциплина… — Надеюсь, все в сборе? — Беспристрастный голос раздался со стороны комнаты перфекта, откуда тот только вышел. Все были. Все приближенные. Розье, Долохов, Нотт, Аббот, Эйвери, Сэлвин, Лестрейнджа, Блэк без своей вечно недовольной пассии. Хоть Вальбурга и была в милости у Реддла. Держать чистокровных рядом с собой уже привычка, но она всё ещё оставалась женщиной, от которой толку то и нет. Её возмущения послушает за завтраком. — Все, мой Лорд. — Отчитался Антонин без промедлений. «Мой Лорд.» Не посвященный бы и не понял, о чем идеи речь. Застыл бы, а может рассмеялся, но лишь до момента, пока ему не покажут, где его место. На факультете Салазара все, даже первокурсники знали, что соваться к взрослым в такие моменты собраний не нужно. Не нужно было и высовываться, когда обсуждаю учебные, репутационные, проблемные моменты. Иначе точно попадёшь под чью-нибудь руку. И в лучшем случае, это будет не твой староста. Слизерин — одна большая семья. Один большой клубок змей, чьи хвосты давно спутались, срослись кровными связями. Никто не открывал рот, когда не надо. Никто не выносил увиденное за пределы, воспринимая каждый отрывок разговора, информации — секретом. Честью, до которой другим тянуться и тянуться. Тянуться до него, до обычной полукровки. — Тогда приступим. Ничего не выдавало растерянности. Не было злости или недовольства, коими сквозило ещё несколько часов назад. Со стороны. Тому же казалось, что ноги не держали его до сих пор. Человеческая слабость после потрясения, не поразила ли его тело простуда? Перфект прошел к креслам, садясь на одно из них, на центральное. Огонь шипел в камине, подсвечивая одну сторону лица. Такое жаркое и оранжевое, на контрасте с его кожей почти красное и испепеляющее. — Отстающих почти не осталось. — Почти? — Темная бровь Реддла выгнулась в вопросе. По его мнению, учебная программа по нагрузке была доступна даже для ребёнка с отклонениями. О чем тогда шла речь, если детей аристократов начинали обучать ещё с пеленок? — Слышал у Альфарда возникли сложности с трансфигурацией. — Брюнет перевел взгляд на Ориона. Дамблдор хоть и не любил слизеринцев, но ему не позволяла занижать оценки хотя бы та же самая «честь». — Вальбурга не может уследить за младшим братцем? Слишком занята? — Если это так, то Реддл лично решит данную оплошность. Блэк ответил сдержанно, пытаясь не обращать внимание на скованность в движениях. — Никак нет, мой Лорд. Я прослежу. «Еще бы.» — Уж постарайся. — Нет. След всё-таки остался. Ощутимый. Том набрал побольше воздуха в легкие, выдыхая шумно и тяжело. Локоть лёг на подлокотник, а пальцы нажали на вываливающиеся глаза, налитые свинцом. Что хоть с ним такое? Будто остатки души высосал дементор. Присутствующие переглянулись только одним движением глазных яблок. Малфой подал голос. — Мой Лорд… — Староста поднял руку, затыкая. «Какая послушная собачка.» Пронеслось в мыслях, не принося никакого удовлетворения. Лесть и верность слизеринцев стали обыденностью. Реддл повернулся к Розье, кивая тому, чтобы тот продолжил отчёт, пока Абраксас старался справится со своей уязвленностью. — В данный момент на нашем счету двести сорок три балла, на втором месте Когтевран — двести десять, потом Гриффиндор — сто девяносто три и Пуффендуй — сто пятьдесят. — На последнем матче мы одержим победу и тогда кубок в этом году будет наш. — Закончил со всей уверенностью Эйвери. Поимка снитча не прошла даром. Вера в свои силы возросла в геометрической прогрессии, несмотря на помощь со стороны. Если бы не зачарованный бладжер, Пруэтт с вероятностью девяносто и девять процентов выдрал победу из рук Слизерина. Но теперь Гриффиндор на третьем месте с большими потерями в команде. Улыбка поразила, словно вирус, по цепочке каждого. Почти каждого присутствующего в комнате. Слизеринцев не волновали их методы. Не зря факультет имел отличительные черты: амбициозность и хитрость. Их волновал итог, а с домыслами пусть борются другие. — Дуэльный клуб? — Перешёл под наше руководство. — Отлично. Это даст нам много преимуществ: свободное помещение, время и новые члены нашего прекрасного клуба. — Рыцари были разношерстным сборищем; смесь слабых, ищущих защиты, амбициозных, стремящихся к некоторой общей славе, и головорезов, тяготеющих к лидеру, который мог бы проявить к ним более утонченные формы жестокости. А жестокость лилась в венах не только чистокровных волшебников. — Мой Лорд, но как же чистота крови? — Предсказуемый вопрос от Лестрейнджа. Чистота крови была их религией, преимуществом. Именно это словосочетание звучало в агитационной речи Гриндевальда, а затем и Реддла, но… — Чем нас больше, тем шире наше влияние. — Его влияние. — Никто не отбирает у вас вашу исключительность. Более того. Среди посредственных волшебников вы были и остаетесь привилегированными. — Недоумение с лиц сокурсников отступило. На их место пришло наслаждение. Славно. — На сегодня всё. Тренировку проведем через пару дней, после отбоя. Боюсь, после осеннего бала вас мучить бессмысленно… Можете идти на завтрак. Никто спорить не стал. Слизеринцы разбрелись кто куда, но дальше от подземелий, оставляя перфекта одного. На секунду можно отпустить контроль, расслабиться. Брюнет прикрыл глаза и надавил на них пальцами, снимая напряжение. Ещё бы оно снималось. — Том? — Тихий мелодичный голосок прозвучал со всей осторожностью. — Всё хорошо? — Девушка сжала лист покрепче, протягивая руку к натянутым мышцам плеч. — Целестис. — Брюнет обернулся. — В чём дело? — Милая наследница Брустверов. Услужливая, словно домовой эльф. Такая же маленькая и любезная. Теплый оттенок кожи, золотистые блондинистые волосы, синие глаза. Душка и по совместительству раздражающая староста. Раздражающая своей скурпулёзностью. Всё должно быть правильно, с иголочки, как она сама. Просто идеальная жена для своего будущего мужа, за которого она выскочит, как только окончит школу. Не считая её скрытую истеричную натуру, но этого она не покажет. Целестис прикусила губу, опуская глаза на бумагу, которую уже начали сжимать пальчики. Волнение? — Я принесла… — Том сжал зубы. Мямля и педантка. То, что, вроде бы, нужно, но не то. Вроде, и есть схожие моменты, но они в ней извращены. — Принесла расписание на следующий месяц. Если что-то не так, то можем скорректировать. — Бруствер протянула расписание. Реддл даже не посмотрел на него. — Всё? Девушка кивнула. Должна была уйти, но застопорилась. Почти открыла свой рот, но сдержалась. — Да. — Стой, Целестис. Какие у тебя планы на вечер?

***

Все то же пространство. Даже не понять, поменялось ли что-нибудь. И все же казалось, что по прозрачному воздуху идет рябь. Взгляд заскользил. Каменные полы, отдающие холодом. По ним не походишь босыми ногами, да даже в вязанных носках ступни рано или поздно соприкоснулись с влажной морозь. Растения на стенах переливающиеся серебром, вода за стеклом окон. Выдержат ли они напора стихии или скоро треснут, затапливая комнату? А если затопит, то Ева задохнётся быстро или медленно и мучительно? — Ты можешь идти. «Я не одна?» Внимание переключилось на парня. Резко, словно смена каналов на стареньком телевизоре, с которого давно пора протереть пыль. «Том?» Как она здесь оказалась? Как давно? Уходила ли, встречала ли Пруэтта или ей все это приснилось. Ева поджала ноги. Кожаный диван нагрелся, а усталость давила, просила не уходить. Усталость ли? Какая-то блаженная лёгкость текла в ней. Напилась, накурилась, наелась таблеток? Гриффиндорка наклонилась в сторону, кладя сначала руку на подлокотник, а затем и голову на нее, точно растянувшаяся на подушках кошка. Удобно, слишком удобно для этого места, для этой компании и атмосферы. Тяжелый веки устремились вперед. Черные ресницы трепетали, а голубые глаза под ними все больше темнели, наливаясь маревом. Мягкий голос. — Ева? «Ева-а-а.» Уст коснулась улыбка. Прилипший к небу язык, обвел зубы в задумчивости. Том. То-о-ом. Подойти, сесть рядом. Ближе к белой коже, которой коснуться бы рукой. Провести по ней, ощущая подушечками пальцев выступающие голубые вены, в которых по законам жанра, у обычного живого человека течет кровь под слаженные удары сердца. Дойти до идеального профиля, задевая едва розовые губы, точеные скулы и нос с подходящей ему горбинкой. Обвести линию сжимающейся вечно от скрытого раздражения челюсти и зарыться в темные кудри. Воздушные, мягкие, точно шелк. Его кофейные радужки, наконец, встретились с её. Нейман это ни капли не смутило. — Не хочу уходить… Странный сон. Совершенно. Глупый. Дурацкий. Необоснованный, но вызывающий смуту. — Как идет подготовка? Раннее утреннее солнце резало глаза не хуже нового заточенного скальпеля. Именно так светлые, слишком светлые лучи ощущались после ещё одной бессонной ночи. Пробуждение, сборы, завтрак — все как в бреду. Точно навеянные образы, которые, если постараться, можно смахнуть неуклюжим движением руки. — Всё по плану. Ева стояла в привычной компании, но не в привычном для данного времени суток месте. Девять утра, суббота — прекрасный момент, чтобы взять всю накопленную трудом усталость, загрузить в мешок и скинуть с окна гриффиндорской башни под свой же сладкий храп, что несомненно прорывался бы сквозь глубокую дрему. — Но все равно боимся не успеть. Кажется, что кто-то точно облажается. Когтевранцы намудрят или… Вместо желанного коматозного состояния Нейман находилась в каком никаком бодрствовании в окружении воодушевленной Мии и Эммы, чье настроение также было далеко от стандартного и косящегося на нее странным взглядом Пруэтта. Его явно интересовала встреча прошлой ночи, хоть он этого и не озвучивал. Блондинка тоже не собиралась. Пусть додумывает сам. Что же касалось Поттера, то тот пропал на тренировке, не желая находиться в этой непонятной суматохе. Казалось, у всех энергия перла ключом. У её хороших знакомых, у студентов с Пуффендуя, что расставляли тут и там праздничные тыквы вместе с Гербертом Бири. Преподаватель мелькал ярким пятном своей мантии в разных концах зала, наводя мигрень, не меньше. Наверняка, главный театрал школы уже приготовил со своим кружком пьесу, сценку, что угодно. Цветочки, да мандрагоры не могли унять эту творческую энергию, которую теперь Бири выплёскивал картинами и композициями, полностью передающими настроение предстоящего праздника мертвых. Когтевранцы со всей усидчивостью переставляли мебель, которую тут же уносили за пределы высоких дверей в неизвестном направлении. И хоть Ева и представляла, что большой зал реально является большим. Но не думала, что в пустоте является именно огромным. Будто чары незримого расширения наложили. Единственное радовало — слизеринцы, слава всем Богам находились далеко и не отличались знакомыми лицами. С одной стороны, было интересно, где же пропадала шайка Вальпургиевых рыцарей, с другой стороны знать совсем не хотелось. Чем ближе эти змеи, тем сильнее ведьма слышала шелест их чешуи у себя в голове. «Яд василиска, адское пламя…» Две известные ей силы, способные уничтожить крестраж. Адское пламя вызывать не вариант, либо же сразу в комнате с Реддлом и его побрякушками, чтобы спалить всё к демонам до основания, а вот яд василиска вполне… «Продается ли он на чёрном рынке, имеет ли Дамблдор в запасе флакончик, второй?» Гриффиндорка уже и забыла, когда нейронные связи решили всё-таки подсобить и направить поток дум в сторону спасения мира. Бредятина. На кой чёрт оно ей надо? Но ведь просто поразмышлять никогда не вредно. «У Тома их два. Пока что. Дневник, который спрятан не пойми где и кольцо, которое он носит с собой на пальчике. Какой эстет, мать его.» Трогать его мать, наверно, лишнее. Тем более при нём. Даже в мыслях казалось каким-то кощунством. Но Реддлу ли говорить о кощунстве? «Не мог ли уже отдать дневник кому-то из своих приспешников?» Скорее всего нет. Это несусветная глупость — доверять столь драгоценную вещь какому-то шалапаю, пусть тот и пятки целует за крохи внимания своего Лорда. Значит тоже где-то у него. Где-то, но где? — Ты чего такая задумчивая? — Игнатиус удалился, чтобы координировать действия своей маленькой группы. Не из вежливости ли или страха сболтнуть лишнего? И всё же. Боже, как не к месту были эти разговоры. Голова и без того трещала по швам, а тут ещё оправдания каждые пять минут придумывать, будто Ева просто не может ходить молчаливым призраком. Не может. Это не в её репертуаре. Это знают все, в особенности софакультетчики, с которыми она видится изо дня в день. Нейман буйная, нетерпеливая, эмоциональная, временами резкая, но никогда она не была тихушницей с маской вместо лица. — Ты не заболела? — Мия коснулась тыльной стороной ладони лба, проверяя температуру. Нормальная. Блондинка нахмурилась. — Нет. Просто думаю, не слишком ли переборщила с костюмом. — Костюм… Оказалось, что время летит быстро, а поток фантазии замедляется до скорости черепахи в нужный момент. Когда в ночи колдунья за невыносимыми размышлениями решила отвлечься, вспомнила, что до Самайна и не осталось ничего, а она до сих пор не придумала наряд. Да уж… Продуман из неё никакущий. Каждая из идей была ущербнее другой. В ведьму не нарядишься, как раньше, она и так ведьма теперь. Кошка — смешно. Ещё поводок себе на шею не хватало нацепить, который она и так, впрочем, ощущала благодаря одному «милому» парню. Вампирша — слишком пошло, неинтересно и распространено. Для этого и фантазия не нужна. Клоун? Мумия? Может медсестра? А что?! Не зря же училась… — А что за костюм? — Попытка выведать не увенчалась успехом. Хоть Дэвис и Нейман жили в одной комнате, они до сих пор не знали, кто в кого переоденется на осеннем балу. — Так я тебе и разболтала. — Цокнула Ева, садясь на одинокую деревянную лавку. Не то чтобы образы не повторятся, наверняка повторятся, и не раз, но хотелось сохранить интригу. — Эй! Миллер прыснула. Взмах чьей-то палочки из стаи орлов и недолгая остановка ведьмы увенчалась провалом. Лавка начала подниматься в воздух, говоря спрыгивать или держать равновесие. Выбор был очевиден. — Что хоть за утро! — Бубнила себе под нос гриффиндорка, запахивая мантию плотнее. Что она вообще тут забыла? Не участвует же в подготовке от слова совсем. Ей этих подготовок к праздникам хватило в колледже, в школе. Она постоянно лезла в эти компашки «обиженных вниманием родителей» детей, лишь бы получить похвалу от преподавателей. То ёлку нарядит, то сапог из пенопласта сделает, то кабинет украсит. Рабский, детский труд. Хоть бы заплатили. Ага. Как же. Вся плата — это единоразовое «спасибо», вслед за которым опять начнётся непонятный недобуллинг. «И о чём я только думала?» — Прекрасное утро. — Начала Эмма. — Прекрасного дня, моя дорогая. — Закончила Мия, закидывая свою руку волшебнице на плечо. Дорогие здесь были только остатки нервов, которые непонятно чем надо было восстанавливать. Может, пора было заглянуть в больничное крыло за настойкой другой или к Слизнорту? Вроде, неплохо поладили. До клуба Слизней, конечно, далековато, но Нейман умудрялась делать успехи в зельеварении, получив на последних двух практиках превосходно. Ещё бы. Когда тебе не мешает один псих, и зелье покажется цветочком. — Самайн и новолуние. Когда в последний раз такое было? — Не понимаю вашего воодушевления. — Призналась русская, глядя глазами полными непонимания, то на Мию, то на Эмму. Это их даже почти оскорбило. — Самайн еще в традициях древних кельтов связан с окончанием сбора урожая и началом зимнего периода — тёмного времени. В этот период граница между миром живых и миром мертвых становится особенно тонкой, и духи могут свободно перемещаться между этими мирами. Самайн — это уход от строго, обновление, как и новолуние, которое является началом нового лунного цикла… — И? — Протянула совсем глупо Ева. — И это повод впустить что-то новенькое в свою жизнь. — Подтолкнула русоволосая соседку. Что новое она могла впустить? — Не забывая про старый опыт, конечно. — Голоса подруг сливались и дополняли друг друга. Несли важную мысль. — Мы почитаем память предков, которые наделили нас дарами — магией. Вспоминаем, что жизнь — это всего лишь цикл из смерти и возрождения. «Реддлу это скажите. Он точно оценит по достоинству ваше «всего лишь».» — Вы сейчас похожи на сектанток, вы знали? — Но на очень милых и безобидных сектанток? — Спросила Дэвис, хлопая своими кошачьими глазами, в которых плескалось баловство. — Такие вообще бывают? — Мы первые в своём роде. — Мия притянула Эмму так легко и мягко, а та в свою очередь так расплылась в беззаботной улыбке, что сердце сжалось. Сжалось от того, что маленькая помощь Евы помогла, и давние подруги, чьи дорожки разошлись, постепенно делали шаги друг к другу. Сжалось и от их беспечности. Им же, несмотря на войну в мире, не нужно думать, к какой стороне присоединиться. Вся их жизнь — прекрасная череда событий, окруженная магией и верой в лучшее. И от того больно было бы смотреть, как их пока ещё детский мирок будет рушиться. Полукровки, грязнокровки, даже чистокровные семьи под угрозой, если не примкнут к диктатору. К Гриндевальду сначала, а в конце к тёмному Лорду. К Тому Реддлу. К тому, кто учится сейчас с ними в одно время, ходит на те же лекции, ест, спит и дышит с ними в стенах одного пристанища — Хогвартса. Нейман оглядела пространство. На душе так слякотно и гадко, как за окном. А в воздухе школы витает запах воодушевление и предстоящего Хэллоуина, которого все так ждали. Даже она. И надо было же так испоганить ей настроение прямо перед вечеринкой, где просто по неписанному закону нужно расслабиться и плыть по течению, а не грызть себя, как червь вкусное яблоко. «Паршивец. Так бы и придушила.» Голубые глаза очертили его факультет, а затем вернулись к своему. Только это и нужно было. «Не смотри на меня так.» А Пруэтт смотрел. Смотрел вчера в коридоре, прежде чем потревожить покой, смотрел, когда поднялся по лестнице с маленького выступа на середину гостиной, где застыл силуэт блондинки, смотрел на неё сейчас, когда она делала вид, что ей смешно. И пусть губы растягивались в усмешках, глаза не трогали морщинки, подтверждая неискренность. Эта участливость, которая яро прослеживалась в Молли Уизли просто выводила. Всем по наследству передаются какие-то качества семьи? Неужели генофонд и правда так важен? Тогда что за сука породила Реддла?.. Мия осталась с Игнатиусом по старой дружбе, не бросив того на растерзания глупым «подчиненным». Ева же собралась на улицу, к ней присоединилась и Эмма. — Пока чихотник не засыпало снегом, хочу собрать пару видов. Видимо, купить или одолжить его у Слизнорта было не вариант. Хотя скорей всего посыпались бы вопросы, ведь тысячелистник применяли в сомнительных настойках, а Миллер как раз собиралась варить такую. — Для чего тебе? — Для дурманящего зелья. Проходили в прошлом году мельком, хочу освежить в памяти. Дурманящий и освежить. Звучало очень комично.

«Сии травы способны привести к воспалению ума и посему употребляемы для смутительных и дурманных настоев, ежели волхв пожелал наградить кого горячностью и опрометчивостью…»

Единственный кусок, который Ева помнила из курса травологии и зельеварения. Не велика потеря. Ей дурман не был нужен, она в нём находилась постоянно. Когда бодрствовала, теперь и когда спала. «То, что он опять посетил мои сны, я еще могу смириться. Но почему в таком ключе?» Этот ключ поднимал просто пучину эмоций схожих с бурлением волнующегося моря. «Я раздумывала как убить его, а не как…» — Хорошо, что Хогвартс находиться на стыке с природой. Хоть выдохнуть можно, побыть одному. «Да уж, они с Ноттом и правда похожи. Знает ли Миллер о его любимом месте у озера?» Они уже возвращались. Пальцы слегка онемевали. Приятная, к удивлению, морось укрыла покрывалом природу. От поднявшейся влажности пористые волосы пушились и не могли найти себе места, кроме как под легкой рукой едва живого ветра. Ева вместе с Мией медленно шли по тропинке, вьющейся между могучими деревьями, которые, казалось, хранили в своих ветвях всю историю волшебной школы, спускаясь с пригорка. Вдалеке, чуть поодаль от них, виднелась хижина, с ее массивными бревнами и очаровательным дымком, поднимающимся из трубы. — Это.? Миллер проверила сумку, а затем огляделась по сторонам, сначала не понимая о чём идёт речь. — А… Это хижина Хагрида. Нужно было поднять бровь в вопросе, но губы сами непроизвольно сжались от сожаления? Если верить памяти, то Хагрида должны были исключить из Хогвартса в прошлом году, когда тот был всего на третьем курсе. — Я слышала, его обвинили в убийстве. Девушка застыла, вглядываясь в тёмные окна. Ни черта не видно. Складывалось впечатление, что «домик» был построен давно, для какого-нибудь другого лесничего, коем станет в будущем исключенный из стен школы ученик. Его новое жилище находилось чуть ли не у самого леса. Наверно, неплохо для любителя всякой экстремальной живности, и всё же не безопасно. Ева бы жить здесь не смогла. Паранойя съела бы все нервные клетки. А не съело ли его? Ему сейчас сколько, пятнадцать? Совсем ребенок. Ребёнок, который теперь обречен быть убийцей в глазах других. Клевета и травля. Совершенно не социализированный. Наверняка, происшествие годичной давности оставило огромный след на его психике. Одно дело терпеть насмешки из-за своего происхождения, с чем сталкиваются в принципе почти все грязнокровки, а другое «нарушить закон» и быть осужденным. Сломанная жизнь. — Да… — Помедлив, протянула подруга, хмурясь. — Не то чтобы в убийстве. Улики не были найдены. «Ещё бы. Кое-кто постарался на славу.» — В чём же тогда дело? — Он держал акромантула в качестве зверушки. — Миллер поежилась от отвращения. Ну хоть здесь у Рубеуса и Тома были сходства. Оба любят всяких тварей. Из дымохода валил пар. Грел ли он свою берлогу или что-то готовил? Смог ли Хагрид найти себе палочку или починил старую? А может он и, правда, теперь был лишен колдовства. Было любопытно, но ещё больше грустно. Нейман развернулась и шагнула в сторону, меняя направление. На душе скребли кошки. — Понятно. — Русская посильнее запахнула мантию, складывая руки на груди. Было не холодно, было неприятно. Хотелось отвлечься, но будто сама судьба заставляла выпадать в осадок. Без пререканий Эмма пошла по следам. — Всё нормально? Тебя так от убийства размазало? «Размазало.» Как точно сказано. Еву размазало по стенке, и уж точно не сейчас. Уже несколько дней как. — Нет, не убийство. — Хотя оно тоже. Но не плаксы Миртл. На неё, как бы это не было цинично, Еве было глубоко плевать. — Не хочешь поделиться? — Ведьма неудачно поставила ногу. Трава съехала в сторону вместе с корнями, подошва ботинка заскользила по влажной земле. — Ева! — Руки автоматически взлетели вверх, в поисках равновесия. Нейман нервно выдохнула, останавливаясь на месте. «Когда уже заморозки…» Она буркнула под нос, что-то типо «всё хорошо», следуя к очертаниям замка. Хотела ли Ева поделиться? Определённо да. Принесёт ли это что-то? Определённо нет. — Не знаю. — Казалось, она даже визуально напряглась, как только сознание наткнулось на тему, что стала камнем преткновения, её личной римской империей. Слишком сильно фокус жизни ведьмы сузился до одного единственного человека. Это было уже ненормально. Почти мания, гиперфиксация. И ведь не выкинуть, не забыть, не проветрить голову посиделкой у озера. Не вытравить ничем. — Это не моё дело, но, возможно тебе полегчает. — Эмма пожала плечами. Её каштановые кудри повторили то же движение за телом. — Мне полегчало, когда я высказалась тебе. — Но утаила ещё больше. Блондинка провела ладонью по волосам, приглаживая те усиленно к черепной коробке. Гриффиндорка закусила пересохшие губы, царапая их зубами. «У тебя бывало, что тот, кого ты боишься, вызывает в тебе трепет?» Колдунья прикрыла глаза на секунду, а затем качнула головой, растягивая уста в усмешке. Вопрос так и не вырвался из горла, оставаясь там неприятным, режущим комком. — Не сегодня.

***

— Успеете ли вы подготовиться? — Ева провела рукой по лбу, смахивая влажные от упорной тренировки локоны. Вроде, защитная магия не подразумевала динамику, как та же самая боевая, но энергия всё утекала и утекала сквозь пальцы. И пот. Ведьма не могла сказать, что Дамблдор жалел её, но точно не переходил черту. Что же с ней будет, если будет, в бою. Там то приспешники кого бы того ни было не будут мелочиться. — Такой день. Не хотелось бы вас лишать отдыха. — Следующая белая вспышка инкарцео, осталась в глазах бликом фотоаппарата, что растворилась в щите во время выставленного протего. Верёвки не достигли цели, а значит пока на её запястьях и щиколотках подзаживет растёртая от прошлого соприкосновения с путами кожа. Да уж. Кто платья примеряет, кто практикует жесткий бдсм со своим деканом. Вот анекдот на вечер. — Мне и часа хватит. — Если бы притворила идею одеться в костюм аврора и то меньше. Только вот никто не оценит. Не поймут, тем более по ней самой авроры плачут, после того, ка гриффиндорка решила утаить ту встречу в Хогсмиде. Она в принципе много чего утаивала от Дамблдора. Возможно, что сейчас она была даже ближе с Томом. Интересно получилось. — Вашим быстрым сборам позавидует любая аристократка. — Селенцио, затем левикорпус. Последнее, любимое до отчаянья Гарри Поттером, экспеллиармус угодило точно в цель, выбивая из рук палочку. Депульсо добило в конец, отбрасывая тело на несколько метров назад. Игнорируя боль в пятой точке, девушка поднялась на четвереньки, потом и на ноги, добираясь до уже родного деревка. И снова по новой. Вдох, выдох, стойка и полная готовность принять следующий удар. Профессор трансфигурации лишь довольно хмыкнул, оборачиваясь к столу, чтобы взять ещё одну лимонную дольку. Сладкоежка от мозга до костей. — Упёртости вам не занимать, мисс Нейман. Как-то в последнее время вы слишком приноровились к нагрузкам. Что-то случилось? — Мол невзначай. Декан повторил отбрасывающее, от которого ведьма ушла в сторону, чувствуя, как от резкого выпада коса хлыстнула по щеке. Аква эрукто. А вот и душ подоспел. Как вовремя. — Глациус! — Выброс морозного воздуха заставил капельки воды кристаллизироваться, превращая в лёд, что с треском упал на пол и разбился на миллион сверкающих осколков. Где-то уже встречалась такая комбинация. — Нет, профессор. Просто вы и так частенько заняты. Что я, не могу порадоваться и вырвать вас из плотного графика, чтобы отточить заклинания? Сначала отлучки Дамблдора и могли вызывать крупицы радости, но больше от этих выходных проблем. Вообще в целом Дамблдор чем-то напоминал ей себя. Или она просто сравнивала две совершенно отличающиеся истории. Как бы там не было. Пока профессор трансфигурации сражался со своим другом на передовой, Ева сталкивалась с таким же узурпатором в стенах безопасного Хогвартса. — Может, тогда начнёте ходить в дуэльный клуб, раз вам так не хватает дополнительных занятий?! — Сарказм в вопросе. Неплохое предложение, только вот Ева после последнего посещения этого умопомрачительного кружка отходила несколько дней. — Найдёте новых друзей, знакомых с общими интересами. — Вы хоть сами туда ходили? — Излюбленное диффиндо проскочило сквозь неоформленный барьер, цепляя внешнюю сторону бедра, выше колена. Ева шикнула. Царапина отозвалась пульсирующей болью, а ткань на тёмных брюках неприятно прилипла к коже. Не то чтобы заместитель директора должен был стрелять опасным боевым в ученика, но кто узнает? Без травм не будет никакого прогресса. — Как раз попрактикуете медицинские заклинания. — Ева не поняла, услышала ли она усмешку или ей показалось, но непрерывный бег, наконец, прекратился. Несколько минут передышки для совсем незапыхавшегося мужчины и несколько минут жжения в ноге. Края кожи щипало, даже щекотало. Под неприятный зуд они сходились, срастались, оставляя лишь блеклую полосу. — Прекрасная работа. И да, ходил. Девушка не сомневалась. Наверно, там он и нашёл своего любимого. И опять же, недалеко она ушла. Хотя её первая встреча состоялась в холле школы. Никакой романтики. Незатейливый разговор прервал стук в дверь. Дамблдор глянул на часы, кивая и бубня себе что-то под нос. Ведьма нахмурилась, отходя в сторону, когда на встречу к незваному гостю шагнул декан Гриффиндора. Не особо вовремя его решили навестит, хотя Ева, если быть честной, и сама не знала который час. Мужчина выглянул в коридор лишь головой, не давая зайти, шагнуть за порок, увидеть запыхавшуюся ученицу школы в непотребном виде с окровавленными штанами. Весьма странная картина даже для Хэллоуинского вечера, если только это и не есть костюм гриффиндорки. Иначе объясниться будет куда сложнее обычными дополнительными занятиями или беседами с куратором. — Да, скоро буду. — Услышала лишь отрывок из диалога. Видимо на сегодня все. Ева засунула палочку в карман, чтобы расплести влажные волосы, что водопадом упали на плечи. — Я так понимаю, мне пора? — Поинтересовалась волшебница, когда она снова осталась один на один с Альбусом. Все-таки удостовериться будет не лишним. — Да. Закончим. Осталось меньше двух часов, мне нужно зайти к директору Диппету, ну… — Зайти к первакам, навестить старост, переговорить с организаторами, удостовериться, что все готово и прочие важные дела, которые мужчина решил не перечислять в неукротимом порядке. — В общем, желаю вам хорошенько отдохнуть и повеселиться. Только ведьма хотела сказать «спасибо» и идти с легкой душой, как Дамблдор неожиданно закончил. — Иногда даже в ночь ужасов случается невозможное… — Э-э-э… — Блондинка давно поняла, что все невозможное возможно, но к чему это? — Спасибо? До свидания, профессор. Приведя волосы чуть в порядок, насколько это было возможно, и очистив одежду от пыли и крови, гриффиндорка вышла в коридор, где уже чуть не столкнулась с переодетыми учениками. Их было мало, но даже они уже выбивались из привычной картины. «А успею ли я?» Всё-таки сбор на Хэллоуин — это не обычный утренний подъем, где, если быть честным, дело есть только до того, как добраться до аудитории и там не заснуть. По возможности. «Пара часов. Ну ничего, не закроются же двери, если я опоздаю.» Нет. Но пропустить такое — просто грех. Поэтому стоило ускориться. И ведьма побежала. — Эй! Ева ворвалась в комнату в самый интересный момент. Мия стояла в белье, совершенно перепуганная резким вмешательством в личное пространство. Её руки на автомате прикрыли груди. — Ева. — Прости-и! — Девушка быстро захлопнула дверь, отворачиваясь. — Думала, ты уже готова. Дэвис громко вздохнула, поправляя лямку белого бюстгальтера прямо напротив зеркала. — Была бы. Если бы ты помогла мне. Ева усмехнулась на упрёк, сжимая брови в ехидстве у переносице. Нейман подошла к шкафу, беря из того полотенце и белье. — А магия для кого? — Блондинка прошлась по комнате, сбрасывая тяжелую обувь на ходу. Ноги неприятно отекли к концу дня. — Милый костюмчик, так пойдёшь? — Ах, ты… Под громкий визг то ли свой, то ли соседки, блондинка влетела в ванную, закрывая ту на замок… Ева и Мия смотрели друг на друга в недоумении, глядя даже больше не на сам результат. — Ангел, серьёзно?! — Вскинула брови русская, подходя ближе и осматривая с ног до головы девушку напротив. Белое платье с корсетом на атласных лентах, слегка укороченная волнистая фатиновая юбка. Распущенные в золотой водопад локоны, парящий над головой нимб, который даже мог святиться, благодаря замудрённым магическим технологиям Мии, над которыми она, оказывается, сидела целый месяц. И самое главное — маленькие пушистые крылышки. Нейман обошла её, коснулась мягких перьев на её спине, не веря. — Монашка, серьёзно?! Ева встала на место. Двухслойная чёрная ряса покрывало её тело: длинное свободное платье переходящее в белый ворот ближе к шее и накидка, что завязывалась на поясе сзади, подчеркивая тонкую талию. Вимпл, расшитый золотыми нитями пропускал белые пряди и спускался по шее вниз к полу. Массивный крест служил украшением и свисал на цепочке, доходя до мечевидного отростка. Того же фасона серьги висели в ушах, отливая мёдом в платиновых волосах. — А что такого? Ничего. Не считая достаточно тёмного макияжа, красных ногтей и того, что Нейман на монашку не была похожа от слова совсем. Ну и Мия ангелом тоже не являлась. На Нейман почти наглядное оскорбление чувств верующих. Этот костюм в голову пришёл совершенно случайно. Сам вид напоминал издёвку, точно шутку. Ева и целомудрие. Но выручай комната внесла правки, подобрала максимально подходящее гриффиндорке амплуа. Волк в овечьей шкуре. Её и без того сглаженные мягкие черты приобрели невинность. Стук. Входная дверь приоткрылась. — Войди. Соседки повернулись к гостю. — Демон? — Глаза русской расширились до размера пяти рублей. Полностью черный костюм, с расстегнутой на несколько пуговиц рубашкой, рыжие взлохмаченные волосы, чёрные крылья и рожки на голове. Сексуально. Ничего не скажешь. Миленькому Пруэтту даже шло быть в роли дьявола. Прослеживалась некая противоположность межу тем, кем они были в обычной жизни, и кем предстали в своём альтер-эго. — Монашка?! — Вот-вот. — Поддакнула Дэвис, становясь рядом со своей «парой». «Друзья.» Русская взбунтовалась. — Ладно Мия, её мама католичка, но ты из чистокровной семьи. — У них же другая вера, Мерлин, разве нет? — А ты у нас давно в Бога поверила? «Резонно.» Игнатиус рассмеялся. — Как интересно сошлись наши мысли. Интересно, что там у Поттера и Миллер. — Не знаю, но у нас троих явно какая-то ментальная связь. Дэвис проскакала задорно по комнате, хватая Пруэтта за руку и притянула с лучезарной улыбкой двоих друзей, обнимая тех за плечи. Её сжимания были настолько сильными, что трое гриффиндорцев стояли буквально в нескольких сантиметрах друг от друга. — Это ещё одно подтверждение, что мы все очень подходим друг другу. — Какой оптимизм и какое доверие к обычной попаданке. Иногда её вера в людей поражала. «Ещё бы. Ты ей жизнь спасла.» Аромат ванили от Мии, орехи от Пруэтта — убийственно сладкая комбинация. Кожа чувствовала тепло обоих, щеки щекотали волосы соседки, а глаза сталкивались поочередно то с янтарём, то с малахитом. Лицо налилось краской от весьма близкого контакта и от обезоруживающей улыбки Игнатиуса, который на миг даже зажмурился от удовольствия. До жути неправильная безмятежность, вызывающая чувство вины за минуту расслабления, за обман. Ева неловко откашлялась, первая выходя из их дружного круга. — Идём. — Ведьма поправила крест и пошла к двери, не оборачиваясь.

***

— На Нотта, надеюсь, тоже эльфийские уши нацепили? — Или трансфигурировали. По крайней мере, выглядело очень реалистично. Эмма, по видимому, вдохновилась своими вылазками «по грибы» и решила соединиться с природой основательно. Воздушное многослойное платье. Лёгкие ткани от изумрудных до белоснежных лежали друг на дружке, создавая объем. Множество деталей: веточки, листики, камушки сплетались в одну общую картину флоры. Полураспущенные волосы, собранные сзади в небрежный пучок с россыпью кристаллов, напоминали влажные локоны с застывшими во времени капельками воды, будто колдунья только искупалась под освежающим шумным водопадом. Лето на пороге зимы. По итогу компания имела в своём арсенале еще и эльфа с… С Бароном? — Мексика? — Спросила Ева, окидывая взором Флимонта, у которого вместо лица был теперь рисунок костей его черепа. Чёрный костюм и цилиндр, что мирно лежал на его каштановых волосах. — Да. Бывали раньше с родителями там. — Барон был одним из наиболее известных богов в Вуду, символизирующий мертвецов и проводника между живыми и мертвыми. Он был известен своим эксцентричным стилем, связанным с жизнью и смертью. Семати также олицетворял веселье, праздность и, в то же время, уважение к мертвым. Разные религии, разные проявления, но один смысл. — Очень круто. — Красивая Мексика с живописными ландшафтами, от бухт Тихого океана до величественных гор Сьерра-Мадре и пустынь. Колониальная архитектура, музыка, живопись. Хотелось бы увидеть это своими глазами. Мексика славилась наркотиками, но и сама страна была настолько яркой во всех фильмах, будто и сама пребывала в наркотическом трипе. Коридоры заполнили шаги, стук каблуков и шелест нарядов. Между факелами паутина, между колоннами горящие тыквы. Когда это всё успело появиться? Ещё час назад дорога пустовала, а теперь она безошибочно вела их к главному залу. Четверка подошла к пункту назначения. Стены, выполненные из древнего, потемневшего камня, казались ещё более угрюмым и загадочным, точно в утреннее настроение. Их поверхность была покрыта тенями, как будто сам замок вздохнул, поглощая свет, чтобы создать полумрак. Огромные дубовые двери с массивными бронзовыми ручками, украшенные резьбой в виде загадочных символов, скрипнули, и Ева оказался в пространстве, которое казалось одновременно знакомым и совершенно новым. Другой, совершенно другой мир. Величественные своды потолка, заколдованные, как всегда. Звезды и грузные облака колыхались туманом над белой головой, создавая впечатление, будто Нейман находится под открытым небом. Чудилось, что сейчас запляшут искры, что напряжение столкнётся, рождая молнии, которые будут танцевать вспышками в глазах до полной слепоты, до эпилептического припадка. Дым под ногами, дым в тарелках, в пунше. Мерещилось, что он валил прямо из котлов, как на уроках зельеварения. Растекался молочными реками, скрывая туфли, касаясь голых щиколоток невесомыми пальцами. Столы, длинные, массивные и столетиями использовавшиеся, растянулись вдоль зала, покрытые темно-бордовыми скатертями, которые то и дело шевелились под дуновением воздуха. Винный оттенок готически сочетался с золотыми канделябрами и светом тающих восковых свечей. Тыквы от маленьких до огромных, каждая из которых была вырезана с мастерством, достойным настоящего художника. Без эмоций, радостные, удивлённые и устрашающие. Внутри них пылал огонь, отбрасывающий мерцающие лучи. С обеих сторон зала, осыпанными листьями, стояли гигантские чучела скучающих призраков и нечисти. Там застывшие, а под потолком витающие, живые. Некоторые из них подмигивали, будто хотели развлечь студентов своим водевилем, а другие просто заботливо наблюдали за школьниками с деланным невозмутимым выражением. Их бесшумное присутствие не давило, а добавляло атмосферы. Хотя на некоторых смотреть было сродни кошмару. Отрезанные головы, распоротые брюхи, конечности усыпанные разрезами и шрамами — пища для мозга, праздник для галлюцинаций и сонного паралича. «Хорошо, что младшие курсы сидят по гостиным.» Гирлянды с разноцветными фонарями, паутина, которую будто сплела стайка тех самых мерзких акромантулов. Дотронешься — запутаешься и будешь гнить до прихода этих насекомых, которые съедят тебя на ужин, не подавившись и косточкой. — У меня будто шизофрения. — Фоновые звуки пугали, мутили. Шум, гам, но если прислушаться, то загробный шепот заклинаний и шорохи, точно кто-то проскользнул мимо. А не проскользнул ли? — Не сходи с ума, мы ещё даже не начали. Толпа рассеивалась, народ заполнял большой зал, словно пчелы соту. И эти пчелы были разношерстными. Костюмы… Их был целый парад. «Проводят ли конкурс лучших нарядов?» Мумии, королевские особы, куклы, зомби, пикси, пираты, русалки, клоуны, шаманы, невесты. У кого топор в голове, у кого платье в крови. Одни студенты брали за основу уже известных существ, другие исторических личностей и героев легенд. Некоторые предстали в традиционных нарядах свой страны или скрывались за маскарадными масками. Иногда амплуа повторялись, но в данном винегрете спустя время мелькающих лиц, любой забывал о копиях. Ева смотрела на это всё с открытым ртом. Нет. Вечеринка в заброшенном кабинете и в сравнение не шла с тем, с каким размахом проходили официальные мероприятия. — Нам сюда. — Мия потянула девушку за руку, как собака-поводырь, ведя к столам, за которые постепенно рассаживались гости. «Концертная программа?» На балу не было деления на факультеты, от того выцепить целенаправленно человека становилось сложнее. «А кого ты выцеплять собралась?!» Мозги явно думали не в том направлении. Ева хмыкнула, присаживаясь следом за своей четверкой. Эмма ворочила головой, а Нейман полностью потерялась в яствах. Пахло сладостями. Тыквенные пироги, шоколадные, ванильные печенья, печенья с драже, печенья на которых глазурью были нарисованы лица, конфеты в виде черепов, паучков и призраков, шоколадные лягушки, которые наровились ожить и попасть прямо в рот, оставляя слизь на внутренних стенках щек, яблоки в карамели, зефирные челюсти, мармеладные пальчики. Это был кошмар. Просто сахарная кома для диабетиков. Да даже здоровый человек валялся бы в коматозе после такой нагрузки на надпочечники. — М-м-м, красота. — Протянул Пруэтт, отправляя в рот себе какую-то сахарную кость. Это был хороший знак. Один из ответственных за украшения людей был доволен сполна проделанной работой. «Сегодня не помешал бы панкреатин.» Звон хрусталя мелодично попросил повернуться. — Дорогие ученики, преподаватели и гости! Диппет не изменял себе, присутствуя на всеобщем обозрении в классической мантии. На центральной сцене, где обычно за приемами пищи располагался преподавательский состав, присутствовали и новые личности. Русская смело могла предположить, что это были гости из министерства. Не обошлось и без Авроров, которые незаметными тенями склонялись по углам. Всё-таки такое скопление народа и бомбой не жалко подорвать для общественного резонанса, тем более, когда октябрьская сенсация так быстро забылась. Но сейчас главной звездой вечера был Армандо. — Как директор школы чародейства и волшебства Хогвартс, я приветствую вас на нашем ежегодном Хэллоуинском балу! — Хлопки разлетелись по просторам оглушающим эхом радости. — Это время года, когда мрак начинает окутывать землю, а заклинания и волшебство становятся особенно ощутимыми. Хэллоуин — это не просто праздник, это ночь, когда наши сердца наполняются радостью и ожиданием приключений. Сегодня мы собираемся здесь, чтобы отпраздновать не только волшебство, но и дружбу, которая связывает нас всех. «Как-то излишне ванильно.» Такой речи ожидаешь от Дамблдора со своим дружелюбием, но никак не от Диппета. — В нашем замке, полном тайн и чудес, происходит много всего необычного, и этот вечер — прекрасная возможность потанцевать, пообщаться и создать воспоминания, которые останутся с нами на всю жизнь. Я призываю вас насладиться атмосферой праздника, побороть свои страхи, коими сейчас кишит земля, и быть открытыми для новых встреч и знакомств. Не бойтесь проявлять себя, станцевать под звуки волшебной музыки и побыть в компании тех, кто вам дорог. «Для каких хоть новых встреч?!» Новая волна аплодисментов обрушилась на голову Евы. Гилберт Бири подошел к трибуне, замирая. Его рука взметнулась в воздух, а затем плавно опустилась, давая команду петь. Зазвучали первые звуки школьного хора. Ритм вступления медленный, но ускоряющийся к завязке. Минорные звуки пианино сменялись на звонкую скрипку. Песня завораживающая, говорящая о темных силах и древних заклятиях под полное молчание зала пробирала до холода. Будто на голые плечи опустилась влажность холодной земли, от которой хотелось ёжиться, скрываясь в одежках. Каждый звук, каждое интонационное изменение находило отклик в сердцах слушателей. Профессор, чувствуя магию момента, поднимал руки и опускал их с грацией дирижёра, точно обозначая нужные акценты. И в эти мощные подъемы пламя свечей дрожало, возвышаясь к потолку. Багровое звучание голосов студентов отражались от стен и заставляли восхищаться таланту обычных учеников. А затем свет погас. Ева вздрогнула от неожиданности, не готовая к таким резким переменам, к потере зрения на мгновение. — Что происх… — Тш-ш-ш. — Если бы не кромешная темнота, то девушка увидела поднесённый к губам в призыве к молчанию палец. «Что за?!» Но на вопрос ответили люди в чёрном, появившиеся в зале. В их руках по порядку зажигались огни, чей свет разрывал мрак, словно нож бумагу. Ритмичные удары барабанов поднимали адреналин, думалось, что Ева попала и правда в какой-то культ, в секту, в центр ритуала где-то в лесах амазонки. Первый маг шагнул вперёд с факелом в руке. Он вращал его с невероятной скорость, создавая опасный вихрь огненных искр, которые порхали в воздухе, словно огненные бабочки. Другие маги присоединились к нему, и вскоре на сцене развернулось настоящее огненное хороводство, грозящее сжечь здесь всё до тла. Точно сказки о драконах и их слугах. Они танцевали, кружились, не боясь получить ожоги или осыпаться в конечном счёте пеплом, как птица Феникс. Ведьма затаила дыхание — это было завораживающее зрелище! В её голубых глазах отражался калейдоскоп красок. Приглашенные гости выполняли акробатические трюки, передавая факелы друг другу, мелькали пятнами рядом со студентами, делая их лица из-за преломления света ещё более уродливыми. Они создавали фонариками дуги, линии, цветы. Сплошные потоки фотонов, от которых зрение то и дело размывалось, погружая в самое жерло вулкана. Каждый их прыжок и вращение вызывали восхищённые крики зрителей. Им не нужны были защитные заклинания, одежда из дорогущей драконьей кожи, да даже самая обычная вода. Каждый их шаг — продуман, отточен до идеала, совершенства, к которому они стремились долго и упорно. Это не было похоже на обычное инсендио, это не было похоже ни на что. Мастерство… Номер закончился также быстро, как и начался. А, возможно, дело было в том, что в этом «гипнозе» время просто потеряло свою ценность, исчезло. — Благодарю вас! А теперь танцы. Ева поджала губы, оценивая сполна. Эффектное начало. — Это было вау. — А самое лучшее только впереди. Выпьем! — Мия нашла близ стоящего к фонтану с пуншами студентов. «О нет.» — Джон, Ларри! Плесните нам тоже парочку стаканчиков. — Принц и его верный рыцарь. Уилсон и рыцарь — сюр. Русоволосая игриво подмигнула сокурсникам, что тут же улыбнулись и принялись выполнять просьбу ангелочка. Нейман их улыбка не понравилась, Эмме не понравилось вообще всё, в особенности то, кто трогает её стакан. — Спа-а-асибо, мальчики. Премного благодарны. Ева столкнулась с Уилсоном взглядами. Пришлось вымученно ответить приветливостью на приветливость. Зря. Брюнет первый сделал несколько шагов, передавая сосуды из рук в руки. — Давно не виделись, девочки. — Он поздоровался со всеми, но остановился на ней. Черт. — Когда снова загляните в дуэльный клуб, дамы? Почему хоть все пытаются её туда затащить? Капают и капают на мозг своим клубом, будто они там почетные гости, а не туши на растерзание. Блондинка посмотрела на пунш. Нахмурилась. Насыщенная красная жидкость с примесью плавающей в ней клубники. — В планах не было. — Ещё придем. «Разве?» Ева сделала глоток, беря паузу. Фруктовые ноты сменились горечью, которая обожгла горло и оставила неприятное послевкусие на языке. — Что за фигня? — Смех. Русская вылупилась на Беккера, чуть ли не сплевывая остатки обратно в чашку. Леди… — Почему тут алкоголь? — Ещё бы знать какой. Пока только было понятно, что не особо приятный. Особенно с непривычки. — Тише, тише, Нейман. — Джон взял со стола салфетку, приближаясь, чтобы коснуться ею её губ. Нейман отшатнулась. — Не думала же ты, что здесь будут только безалкогольные напитки? — Подмигнул Пруэтт, забирая свой стаканчик уже у подошедшего Ларри. — Спасибочки. — Вечеринки ждут не из-за танцев. — Флимонт отпил чуть ли не половину, прерывая свой монолог. — Нет, из-за них, конечно, тоже. Но по больше части из-за алкоголя. Главное не напиться в дрова. — Но танец с красивой дамой лучше любого пунша с секретом. Верно, Ларри? — Вновь заговорил Беккер, сладко подмигивая. Прозвучало «верно» со стороны. — Лимонную дольку? — Спасибо? — Брось, Ева. Когда ещё мы отдохнём? — Подтолкнула её локтём Дэвис, хватая со стола нарезанный кругом апельсин. Костюм костюмом, а речи не менялись. — Да, Эмма? Эмма неловко кивнула, но всё-таки воздерживаясь от протянутого стакана, да и диалога в целом. Ева буквально фибрами души чувствовала, как Миллер некомфортно. «Будто на застолье у родственников. Одни спивают, другие…» — Но я не пью. — Напомнила гриффиндорка. Пруэтт залпом опрокинул стакан, даже не скривившись. — Значит пора начинать. — Кивнул он, соглашаясь со своими выводами. «Малолетние алкоголики.» Теперь можно было считать свою компанию плохой компанией, которая прививает вредные привычки или еще рано? Нужно дождаться косяка и белой полосы? С мамой то уже не посоветоваться. «С собой посоветуйся, не маленькая.» Может, и не маленькая, но точно не уверенная в своих выходках, которые к хорошему редко приводили в последнее время. Но теперь это «плохое» застряло в черепной коробке надолго. Тараканы ползали с шептали. И ведь не вытравишь. Видя сомнение, Джон слегка подтолкнул указательным пальцем стакан Евы. — Это же так… Просто голову разгрузить. — Слушать это смазливое лицо было себе дороже, особенно зная, с кем он водится. Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Но тут уже все с кем-то да водились, блондинка не исключение. И они будут пострашнее и Беккера, и Уилсона вместе взятый. А голову так хотелось «разгрузить». Хотя бы заткнуть ненадолго. Или надолго, но это уже патология. Нейман не знала, чем она руководствовалась. Выдох. Глоток, второй. Главное без лишнего вдоха кислорода. И спустя минуту чудо коктейль был допит, а за ним пошёл второй. Оказалось, что это вполне терпимо, только вот эффекта колдунья не наблюдала. — С посвящением. — А теперь, в толпу. А толпа затягивала. Один неуверенный танец. За ним второй и третий. Каждый последующий более раскованный. Джаз. Джаз. Джаз. Ева с уверенностью могла сказать, что родилась изначально в правильное время. Африканская интонации и европейская гармония до сих пор резала слух. Стройная мелодия являлась основой для импровизации автора, с которой он творил дальше, что душе угодно. Нестандартные последовательности, переходы между тональностями, варьирующийся ритм — от строгого и четкого до свободного и непринужденного. И ведь не угадаешь, что будет дальше. От того танец под джазовую музыку всегда являлся хаусом движений, в котором рано или поздно ты соединишься с партнером, подстраиваясь друг под друга. Чувствуя тела друг друга. Мия. Нотт. Парень с курса помладше. Ларри, от которого блондинка бежала уже через минуту. Еву чуть не столкнуло с Вальбургой, но вовремя увернулась, избегая опасность. — Не ожидал тебя застать так быстро, Нейман. — Малфой напротив, словно близнец в зеркале, который повторяет шаги, хоть так и было задумано. — Не ожидала, что слизеринцы танцуют, а не сидят в тёмном углу. — Видишь, какие мы разносторонние. — Не то слово. Неспешные, но грациозные шаги, гибкость рук и пальцев. Скромность граничила с вульгарностью во вращениях бёдрами, в изгибах талий и прогибании позвоночника, в лёгких прыжках и подгибании тонких ног. Долгожданная смена. Эмма мягко притянула Еву за ладони. Сделала с ней круг и исчезла в вихре, меняясь партнерами. Не успев сориентироваться, русскую ловко поймал Поттер. Застыл на месте, перенося вес с одной ноги на другую, качая ведьму плавно в воздухе, прошел полукруг и проскользил сквозь рядом танцующих людей, делая зигзаг. Ноги пытались запутаться и запутались бы, если бы не новый партнёр. — Прости, сестра, я согрешил. — Первое, что прозвучало, когда блондинка столкнулась с Беккером. Корона с его волос хотела упасть и укатиться со звоном под стол. Хакет с вышивками и плечевыми эполетами, рубашка с манжетами, брюки. Русская съязвила. — Очень смешно. — Сколько прошло? Хорошо, если бы они вообще больше не встречались. — Разве нет? — Шаг стоп. Шаг стоп. Джон протянул руку, пришлось вложить свою. — Где твой юмор, Ева? — Сдох сегодня утром. — Брюнет усмехнулся. И что-то ты его насмешке было ей до одури знакомо. — Какая жалость. Так пойдём его воскресим. — Гриффиндорец провернул девушку, вокруг оси. Ева держалась за него кончиками пальцев, минимизируя контакт до нуля. — Я очень хорошо знаю медицинские чары. — Мурлыкал, как кот, честное слово. Так бы и макнуть его в тарелку с молоком. В глазках сверкают огоньки. Не любимые огоньки. Не те. — Да что ты? — Блондинке было неприятно с ним находиться и неприятно по понятным причинам. — Вынуждена отказать. — Пауза в музыке, пауза в разговоре и рокировка. «Гадость.» — Как настрой? — Нейман перевела дыхание, смахивая растрепавшиеся белые пряди с лица. Руки Пруэтта сомкнулись на талии. — Убийственный. — Бёдра качались в такт музыки. Игнатиус оценивающе приподнял брови. — Даже так? — Он развернул её к себе спиной и последовал вперёд, будто с куклой, руководя её действиями, как кукловод. Хоть здесь не было ощущения грязи на коже. — Проблемы отошли на второй план? — Отголоски вопроса звучали над головой и девушке очень хотелось бы пропустить их мимо ушей, сделав вид, что музыка заглушает потусторонние звуки. — На десятый. — Староста гриффиндора пробежался пальцами по бокам, а затем развернул блондинку за руку, заключая в замок. Шея непроизвольно втянулась во внутрь, как у черепахи. — Это не может не радовать. — Мелодия замедлилась, а это значило, что можно было отдохнуть и замедлиться следом за ней. Плавные покачивания показались отдушиной. Было жарко, а от демона рядом палило ещё большим теплом. И не понять, то ли костюм неправильно был выбран, то ли непонятная мешанина в виде пунша начинала действовать. Наверное, второе. Рыжий посмотрел сверху вниз на партнершу. — Щеки то подрумянились. — Заметил он, щелкая по носу. — А у самого то. — Я давно не занимался, а ты чем оправдаешься? — Тем, что много занимаюсь. — Парировала девушка, уже не слушая проносящуюся музыку. — Хочется верить, но верится с трудом. — Издевался староста. Ева толкнула его в руку. — Эй! — И попала в больную. Пруэтт состроил гримасу боли, да такую правдоподобную.- Ауч! — Прости, прости. — Нейман начала извиняться. Было бы за что. Игнатиус звонко рассмеялся, выходя из роли страдальца в мгновение. Рядом появилась Дэвис. — Что за воркование у нас тут? — А что за недовольство? — Парень махом ладони пригласил Мию к ним, снова воссоздавая тот самый круг святых и не очень, который был в комнате. Опять. Русоволосая поправила нимб на голове, прижимаясь к ребятам, словно ребенок, которому нужно пожаловаться. — Поттера утянула Юфимия с Пуффендуя, а Миллер выцепил Нотт в толпе. Вы тоже, смотрю, в пары заделались. А ты. — Теперь Дэвис толкнула Игнатиуса в плечо. Теперь тот шикнул по-настоящему. — Вообще-то моя пара. — Девушка поводила пальчиком туда-сюда между ними, напоминая об их образах. — Ни на что не претендую. — Шучу. В общем, мне надо ещё выпить. — Мия. — Предостерегающе. — Я не буду держать твои волосы этим вечером. Ангел фыркнул, закатывая глаза. — Да уж, подруга называется. Смотри, как бы твои не пришлось держать. Пошли… И снова к столам, а блондинку это уже не смущало. Как быстро забылись все принципы, как спешно русская перестала сопротивляться. — Почему не к тем, ближе же. — Не глупи. Потому что не во всех пуншах подоит чудо-эликсир. «Логично.» Желудок слегка начало потягивать из-за голода, ведь до встречи с Альбусом она совсем не ела, поэтому выбор пал на еду. На нормальную еду. Канапе одна за одной запивались соком до чувства хотя бы минимального насыщения, потому что перебарщивать с ужином во время танцев было себе дороже. Но вскоре вслед за едой пошёл по новой пунш. Ведь он не такой плохой, если мешать его с нормально газировкой. На секунду захотелось спать от усталости, от заработавшего жкт, от того, как быстро уходили зажимы с мышц. — А теперь на брудершафт, чтобы закрепить нашу дружбу. Сквозь смех. — Чего? — Мия подала стаканчики, а затем обвила своей рукой руку соседки, переплетая те в локтях. Если бы у Евы был фотоаппарат, то она бы с уверенностью запечатлела этот момент, чтобы спустя года сидеть с этой фотокарточкой и плакать по прошлому. — Смотреть нужно в глаза. — Причитал сбоку Пруэтт, чей рот слегка шепелявил из-за мармелада в нём. — Данный приём считается ритуалом, который зародился в средневековой Европе. Он служит доказательством добрых намерений собравшихся за столом. — Ева послушно выполняла указания, глотая пунш уже как воду. Ни дрожи, ни мурашек, ни отвращения. Только смесь кислых ягод, горечи алкоголя и зелень глаз гриффиндорки напротив. — И поцелуй. — Не успела Нейман повторить свой излюбленный вопрос, как ангел поцеловал её в щеку. — Теперь вы. — Как мило… — Рэйвен незаметно материализовался рядом с ними, коршуном обогнул троицу и остановился у стола, разглядывая тот с особым интересом. Видимо с птицей а ассоциировала его не только Ева. Черный костюм с накидкой, что была разрезана в руках. По шее, по предплечьям стремились черные перья, подчеркивающие растрепанные от «порывов воздуха» волосы. Его пальцы с видоизмененными когтями вместо ногтей схватили наколотый кусочек сыра на шпажку. Вот это ногтевой сервис в мире магии! — Нас не пригласите присоединиться? — Нас? Да. Нас. Ведь следом за Розье вышла сначала светловолосая девушка в темном платье, а затем и… «Блять, ну, Реддл!» Ева буквально слышала, как её внутренний голос жалобно завыл при виде него. Ей даже пришлось прочистить горло, прежде чем отвернуться к столу, оттягивая встречу. Вдох. Выдох. В скором времени девушка уже могла открывать клуб с дыхательными практиками, с какой частой регулярностью она пыталась совладать с собой. «Что там было у нас канапе, печенья. Печенья, канапе…» — Давно ты с гриффиндорцами то пьёшь? — Спросила с насмешкой и пьяным весельем Дэвис, складывая руки у груди… «Если я убегу сейчас — это будет странно?» — Видимо с этого дня решил прислушаться к трогательной речи Диппета. Целестис, Том, вам налить? — Пожалуй. — Они близко. Он близко. Слышно по голосу. Чувствуется телом, фибрами души. — Как ты лёгок на подъем. — Лёгок. Эйвери не был публичной звездочкой, как бы смешно это не звучало. Он работал издалека, сливался с толпой. Его характер, повадки разгадать было не сложно. Не зря слизеринец был ловцом в команде по квиддичу. Выжидать и нападать, вот это его стиль. — Что послужило таким изменениям? — Ворон отдал напитки и сам взял свой. «Реддл будет пить? Алкоголь?» Рэйвен ухмыльнулся, проводя большим пальцем по окантовке стаканчика. Его язык прошёлся по губам, а глаза устремились вперёд, на горящие под потолком свечи и небо. — Победа. — Просто отозвался он. И это просто таило под собой второй собой слой гнили, которую Ева предчувствовала. Нейман обернулась, проскальзывая радужками по окружающим. — Нужно же быть добрее к братьям нашим убогим… — Закончил колдун. Розье подмигнул застывшей Мии, а затем отсалютовал стаканчиком в сторону Игнатиуса, смакуя каждый глоток. Ну конечно. Куда же без взаимных оскорблений ради развлечения. В горле запершило. Запершило от возмущения, которое вызвал просто филигранно ловец слизеринцев, а потом и от взгляда на пару. Мимика заела, будто нерв защемило. Целестис? Так её назвали? Ева прошлась словно сканер от туфель до головы. Не большое расстояние, если взять в расчёт рост слизеринки. Метр шестьдесят-шестьдесят два? Миниатюрная на фоне высоченного Реддла, облачённого в графа-дракулу. Точно в графа, не меньше. Он в сшитом на заказ костюме с отступающим от горла воротом, с ярко выраженным белым цветом лица, с выделенными скулами, с кровью в уголке губ. Она, одетая во мрак, в чёрные пайетки, в которые её засунули будто насильно. Настолько внешность не сочеталась с костюмом. И хоть платье было выполнено из тонких тканей, словно пеньюар, оно утяжеляло её тонкие черты. Хотелось добавить больше белого, больше света, но нельзя выделяться на фоне своей компании. В конце концов не только Мия и Игнатиус решили надеть парные костюмы. Парные… Всё внутри просто противилось этой мысли. Реддл и пара. Реддл и какая-то Целестис. Реддл и… — Как кстати рука, Пруэтт? — Что за провокация? Нейман смахнула наваждение. Нужно валить, пока не началась потасовка. Пока Ева не решила воплотить в жизнь предсказания Дэвис и сидеть всю ночь у туалета. — Что-то воздуха с вами маловато, ребята. Мы, пожалуй, пойдём потанцуем, вы одни прекрасно смотритесь. — Ева мило улыбнулась сначала Эйвери, затем забрала из рук Пруэтта сосуд, который он почти сжал до выливающейся на пол жижи, и отставила подальше. — Идём. — Командным тоном. — Сборище говноедов. — Прошептала русская на русском. Не понятно, но доходчиво. Неприятно, но не настолько неприятно, как обычно. Продолжила Мия, идущая верно следом. — Сволочь. — Ну или так. Как не назови, лучшей версией себя им не стать. — Не слушай его, Игнатиус. — Мия, мне всё равно. — Всё равно. Как же. Теперь Нейман была просто уверена в том, что в проигрыше гриффиндора виноваты змеи. Виновата шайка превеликого Лорда. Шаг. Дальше. Ещё и ещё. Молча. Не оглядываясь. Они пробрались почти в центр. — Мне надо… — Ева обернулась. Никого. Снесло потоком? Блондинка закатила глаза, направляясь к выходу. Жарко. Щеки и правда пылали, а глаза едва заметно блестели. В голове пустота, а в груди пекло. От алкоголя, от зла — неважно. — Похуй. — Ведьма развернулась на пятках, переплетение пальцев на кисти остановило. — Пресвятой отец, что? Гадать не гадать? Гриффиндорке не нужно было быть экстрасенсом, чтобы отгадать, чьи холодные руки раз за разом бесцеремонно хватают её. Тогда в кабинете, в подземельях, в библиотеке. Всегда. Всегда Реддл. — Наша игра в кошки-мышки порядком начинает надоедать. — В этот раз не нужна была подготовка, не нужно было перевести дыхание, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. — Я тебя удивлю, но чтобы она не надоедала, ты можешь просто перестать за мной бегать. — Ответила холодно и четко русская, бросая прожигающий взгляд голубых глаз на его пальцы. Голубых. Не бесяще синих. Блеск золота и черного камня ударили прямо в лоб, в мозг. «Кольцо Марксов.» Перед ней. Протянись и забери. Только то. — Оставил Целестис ради меня… — Задумчиво с ноткой издёвки. Где же были его манеры? — Какой плохой из тебя кавалер, Реддл. — Люди слонялись вокруг них, не касаясь. Чудилось, что они статуи, которых нельзя трогать, нельзя толкать. А Еве хотелось, чтобы их толкнули. Толкнули эту напыщенную дракулу, чтобы прервать этот спектакль в трёх актах. Но инициатива опять исходила от неё, поэтому блондинка просто отшатнулась и отшатнулась бы, если бы в неё чуть не врезались. Чуть. Перфект вовремя притянул её ближе, утаскивая в свою паутину. Большую, липкую и мерзкую, как на потолках. Сердце замерло. Видимо мир неприкосновенности заканчивался только на старосте Слизерина. Том усмехнулся, склоняя голову вбок с каким-то диким интересом. — Мне кажется или я слышу ревность в твоём голосе? — Нет. Не слышит. О какой ревности вообще могла идти речь? Ева желала, чтобы его внимание было направлено на кого-нибудь другого. Чтобы он отстал от неё при первой возможности, не катая на аттракционах, приносящих конскую дозу адреналина. Но ведь и без адреналина скучно… — Кажется, а когда кажется, нужно креститься.

Fangs — Dionnysuss

Брюнет хмыкнул, изгибая губы. Колко, с отпором. То что надо. — Забавно. Поэтому в костюме монахини? — И без того тусклый свет зала погас. Стены наполнились алыми подтёками, бликами, что терялись в лакированных волосах студентов, сея напряжение в теле. Мелодия лёгкого и веселого джаза улетучилась, выпорхнула в приоткрытое окно, словно остатки сарказма из рта Нейман. Из динамиков послышался стук. — Кому-то же надо избавлять этот бренный мир от… «Нет. Нет, нет, нет. Только не это.» Только бы это. Реддлу оставалось только положить руку на талию и шагнуть самому, не давая выбора. — От чего?

Take me through the dark

Проведи меня сквозь тьму,

Она в ловушке, в замке его ладоней, которые без труда можно было ощутить сквозь все слои тканей, сквозь кожу прямо в нервные окончания. Холодные? Нет, его руки сейчас были кипятком, от которого появляются волдыри, от которого глаза расширяются в испуге.

Hide me from the light

Спрячь меня от света.

I miss your every touch

Мне не хватает каждого твоего прикосновения.

— От зла. — Выдохнула она. Её завлекли в танец. Не на расстоянии, нет. В близком контакте, от которого мурашки рассыпались на загривке. От него пахло, как тогда. Пахло сандалом, как в церки, откуда «вышла» Нейман. А ведь большой зал походил на храм. Своды, колонны, витражные окна наполненные багровой пролитой кровью. Глядишь — в центре появится алтарь, а воздух наполнится дымом благовоний, от которых голова пойдёт кругом. И замолкнет музыка, замолкнет народ и только Реддл будет стоять и читать свои священные текста. — Сам не лучше. Вампир… Какая банальщина. — Банальщина, которую он смог обыграть, которая ему подходила. Ева была готова поставить все свои зубы на то, что несмотря на дороговизну и замудрённость, никто не смотрелся лучше него при любом раскладе. Внешность красит… Он красит.

I almost forgot

Я почти забыл,

The taste of your blood

Вкус твоей крови.

I can't feel my fangs

Я не чувствую своих клыков,

Каждый её шаг полон осторожности точно ходит по минному полю. А его — расслабленный. Походка такая обыденная, что тошно. Его образ излучает уверенность, надменность. Ведь слизеринец ведёт её плавно, самоуверенно, не боясь ни с кем столкнуться. И от того вся власть идёт к нему. И он смело пользуется ей, не боясь вздохнуть. — Прости. — Том нагнулся чуть вперёд, чтобы она точно его слышала. А она казалась и не слышала вовсе. Язык прилип к небу. — Прости, что не посоветовался с тобой, Ева. — Его слова едкие, полны яда. Может, не нужно было искать никакого Василиска? Может, достаточно было облить крестражи его собственной кровью, чтобы все погорели в аду. — Не знал, что тебе так важен мой внешний вид.

I can't feel my fangs

Я не чувствую своих клыков.

I almost forgot

Я почти забыл,

The taste of your blood

Вкус твоей крови.

— Конечно, важен. — Внешний вид. Внешне то он прекрасен, но только сейчас Ева могла рассмотреть его детально. Каждую мимическую морщинку, на, казалось бы, всегда безэмоциональном лице, каждую неровность, каждую ресницу, что обрамляла его чёрные глаза. И в них бы смотреть, как в бездну, пока бездна не посмотрит в тебя. Но Нейман не видела гримма, а от того, стало бы полагать, что излишняя бледность была натуральной, что тени под глазами залегли не просто так. И это не вызвало волнения, эта деталь вызвала восторг. Чьи-то нервы были расшатаны. — И ты ужасно выглядишь.

I felt you so close

Я чувствовал тебя так близко

In my bleeding heart

В своем кровоточащем сердце,

Thinking it's immortal love

Думая, что это бессмертная любовь.

Алкоголь проникал в клетки, дурманил, размывал границы между страхом и смелостью. — Что, Том, плохо спалось этой ночью? — Игры с огнём. Игры с кострищем. Их глаза встретились и воздух замер в ожидании искры, что сожжёт дотла. На её губах — искренняя усмешка, на его — кровь, пока ещё не её, хотя клыки так и просились разорвать её сонную артерию, что скрывалась под рясой. М-м-м. Злость, раздражение. Их девушка чувствовала энергетически, чувствовала физически по мере того, как сжимались фаланги его пальцев на ребрах до неприятного давления.

My dreams are filled with choke

Мои сны наполнены удушьем

And my soul that I've lost

И моей душой, которую я потерял,

Thinking it's immortal love

Думая, что это бессмертная любовь.

Immortal love

Бессмертная любовь.

— А тебе? — Реддл сделал шаг назад, оттолкнул на грани с грубостью девушку, выбивая у той почву из-под ног. Для гриффиндорки всё закружилось в каком-то диком дьявольском хороводе, мелькая пятнами на периферии. Потеря ориентации, потеря контроля, потеря своего тела в пространстве. Полёт. Ева даже испугаться не успела, как парень снова притянул её к себе, как переплел их руки, впечатывая святую к его груди в такие греховные объятия. — А тебе, Ева? — И этот горячий шепот у уха подогнул колени. Девушка зажмурилась. Его пальцы переплетены с её. Её спина упиралась лопатками в его вздымающуюся грудь. Его взлохмаченные кудри невесомо касались её головы, с которой он нежно и аккуратно снял головной убор.

I only walk on this earth

Я брожу по этой земле

With a hunger that's will never be filled

С голодом, который никогда не будет утолен.

I miss your every kiss

Мне не хватает каждого твоего поцелуя.

«А мне?» А ей спалось плохо. Тягучий, словно мёд сон. Где он. Где сидит рядом она. Нейман обернулась. Белые волосы разметались по спине, поднимая в воздух аромат чая и ягод. Платиновые, не золотистые. — Прекрасно, Том. — Кто бы только поверил в эту явную ложь. Новый круг, новая калесита, поднимающая локоны. — И кто из нас патологический лжец, Нейман? — Его пальцы скользнули по подбородку, вглядываясь в черты лица изучающе. Поединок. Странный, искусный, полный противоречащих чувств. И в этом поединке Ева проигрывала до коликах в животе.

I remember nothing

Я ничего не помню,

I remember nothing anymore

Я больше ничего не помню.

— Может, всё-таки мы стоим друг друга?

felt you so close

Я чувствовал тебя так близко

In my bleeding heart

В своем кровоточащем сердце,

Thinking it's immortal love

Думая, что это бессмертная любовь.

My dreams are filled with choke

Мои сны наполнены удушьем

Гриффиндорка прерывисто вздохнула. Брошенная судьбой пелена окутывала её разум, не разрешая здраво мыслить. Кислород не доходил до мозга. А нервные клетки требовали кислорода, иначе глупости не миновать.

And my soul that I've lost

И моей душой, которую я потерял,

Thinking it's immortal love

Думая, что это бессмертная любовь.

Immortal love

Бессмертная любовь.

Музыка закончилась, пропала, резко сменяясь на уже приевшиеся весёлые мотивы. Свет постепенно возвращался, свечи загорались по углам, приводя в чувства. — Хорошего вечера, Том. — Нейман повела головой, удаляясь. Убегая в коридор за глотком свежести. Её пропустила охрана. Двери за спиной закрылись. Попаданка ощутила разницу температур. Прохлада забиралась под рясу, под открытую шею, в волосы. Только сейчас Ева заметила, что головной убор снят, снят им. «Нахуя?» Налево. Нужно было идти налево метров пятьдесят и ещё раз повернуть, чтобы добраться до смежного помещения, где окна открываются во двор, где люди отдыхают на перемене. Они и сейчас отдыхали, большинство рядом с залом, чтобы слышать отдаленно музыку и пританцовывать, чтобы не пропускать интригующие новости и сплетни. Гриффиндорка же шла вглубь, туда, где живых существ будет минимум. «Что в твоей голове?» В твоей. В моей. В её. Она не понимала. Тревога билась под сердцем слабым ключом, а осмысление не доходило от слова совсем. Вроде, и переживать надо, вроде, и биться об стены, но из-за чего. Из-за того, что с ней творилось. А творилось страшное. После сна, после танца тем более. — Нейман, ты? — Антонин? — Он стоял курил. Без замудренного костюма, без пафоса, без радости. Простая белая рубаха с традиционным славянским орнаментом у треугольного ворота и красные штаны. В светлых волосах развивающаяся от ветра лента, а в губах тлеющая сигарета. Курит уже в стенах школы. Правила не писаны, не так ли? — Ты чего тут? — Развлекаюсь и наслаждаюсь одиночеством, не видно? — Без зла. Как-то даже слишком без эмоций. Ева посчитала это призывом к действию, чтобы умотать куда подальше и не мешать, но земляк спросил. — Составишь компанию? — Составит. — Бал проходит неудачно? Ведьма покачала головой, подходя к каменному выступу, на котором расположился слизеринец. Неудачно? Насыщенно. — Не знаю. — Абсурдно, дико, на грани горячки. По другому никак не объяснишь подрагивающие пальцы и слабость в коленях, которые объясняются одним словом. Реддл. — Милый костюмчик. — Долохов сделал очередную тяжку, выпуская сквозь округленный рот кольца. — Взаимно. — Она села, устремляя взор на ночное небо. Пар сорвался с губ в синь. Снег. Первый осенний снег маленькими хлопьями спускался на землю, переливаясь в свете уличных фонарей серебристыми кристаллами. — Будешь? — Антонин протянул пачку магловских сигарет, а Ева вытянула ноги вперёд, устраиваясь по-удобнее. Тут тишина, тут покой. И пускай праздник был в самом разгаре, здесь, в одном из сотен коридоров школы было по-особенному. Девушка знала теорию курения, иногда попадалось, снились сны, но никогда вживую. «Как там говорила Ульяна? Как делал отец? Вдох, до самых лёгких, а потом выдох?» — Так бы сразу. — Женские руки неумело взяли за основание, покрутили, а затем поднесли к лицу. Лишней уже не будет. Может, даст окончательно забыться. Долохов, как истинный джентельмен, подпалил табак и отвернулся, предвкушая с улыбкой на губах первый кашель. Мгновение и гриффиндорка поперхнулась. Ожидаемо. Он до сих пор помнил свою первую сигарету. Летние каникулы у бабушки в СССР перед четвертым курсом. Компания из деревенских мальчишек. Да, были времена. — У тебя не было никогда ощущения, что ты что-то безвозвратно проебала? Вот так откровение, к которому и слов сразу не подобрать, а надо ли? Ева затянулась. Долго, глубоко, ощущая привкус горечи на языке, словно антибиотик рассасываешь, чувствуя, как дым заполняет рот, всасываясь в слизистые, проникает в глотку, гортань, трахею и, наконец, доползает до лёгких, растекаясь там отравой. Голова коснулась морозного стекла, а глаза прикрылись в новой ещё неизведанной истоме. Ни проблем, ни мыслей. Ни-че-го. Только шумное дыхание и невесомость. Не стоишь, не сидишь, не существуешь. — Было. — Спустя промедление ответила колдунья. — Но тут два варианта. Если есть возможность вернуть — возвращай, а если нет, то поделом. — Безмолвный снег всё падал, но так и не достигал цели. Не укрывал ни засохшую траву одеялом, ни грязные дороги. Ещё не время. — Что-то тебя совсем развезло. — Похуй. — Добрый смех и шарканье приближающегося гостя. Русский чертыхнулся. — Мерлин. — Антонин затушил окурок о кирпич, а затем палочкой замёл следы, рассыпая пеплом и свою самокрутку и её. — Чёрт. — Блондинка опёрлась спиной и затылком о стену. «Шершавая и неудобная.» — Антонин, ты не видел. — Видел. И Том увидел потерянную им гриффиндорку, как только дошёл до колонны. В нос ударил резкий запах. Экскуро для идиотов было придумано? Дать бы по шапке, да успеется ещё. У Нейман даже страха не было. Ни капли. Что он сделает? Снимет балы? Пожалуется директору или, может, Дамблдору? От одной этой мысли смешок вырвался наружу, выбивая без промедлений реакцию. Эмоция недопонимания. Если бы блондинка разлепила веки, то увидела бы взметнувшуюся в вопросе бровь и пульсирующую венку на виске старосты Слизерина. Кивок в сторону и Антонин встал с сожалением, забирая с собой хоть какие-то крупицы тепла. Прохладно… — Реддл, будь другом, просто уйди. — Пусть забирает свою слугу с такими дурманящими сигаретами, но не будет досаждать. Не будет снова врываться в её мозг, в бессознательное, которое уже талдычет о нём. — Я хочу подышать. «Мне хватит танца. Дай хотя бы его пережить.» Пережить. Пересмотреть, как заевшую киноплёнку тысячи раз, пока тошнить не начнёт. Пусть даст забыть, чтобы сердце перестало сжиматься от волнения. Приказ. — Поднимайся. — Не ушёл. Не оставил. Заставил это одной только командой сделать Долохова, будто он эльф, а не чистокровный волшебник. — Ты уже надышалась. — Накурилась. Неужели так мажет от обычных сигарет? Алкоголь и рядом не стоял в таком случае. Блондинка упрямо покачала головой. Не словом так дело. Перфект подхватил её за руку, соскабливая бренное тело с выступа, словно подтаявшее желе с тарелки. — Реддл, отъебись от меня. — Вымучено на грани с просьбой. Глаза с усилием открылись, а с рывком пришлось насильно отлипить ноги и поставить их на землю, чтобы удержать ускользающее равновесие. Но ноги эти ватные, непослушные в полном гипотонусе без возможности стоять ровно на каблуках без помощи. Две опоры — снова стена и сжимающая плечо мужская кисть, которые спасают от головокружения. — За языком следи. — Да с какого перепуга? Весь вечер донимает. Пришел, когда не звали, теперь распускает свои руки и командует. — А ещё что?! Может, сразу в колени тебе упасть? — Если отпустит, то и упадёт. Сползёт вниз, пока никотин окончательно не выветрится из крови. Брюнет нахмурился, будто в неверии, не ответил, приблизился и замолк в удушающей близости, втягивая носом запах. И тихий голос ударил по ушам. — Тебе не говорили, что леди не курят? — Волнуешься, что умру от рака легких, раньше, чем ты меня достанешь своим преследованием? — Кто ещё из них был одержим. Ходит по пятам, изводит, дышит в спину. Тут и паранойя, и психоз разовьются легче легкого, что потом придётся лежать в дурке. В Мунго вообще есть психиатрическое отделение или это только курорт для маглов? — Откуда такие мысли, Ева? — Том расслабил хватку, пробежался пальцами по плечам, обвел невесомым касанием девичью челюсть. И от каждого прикосновения, которого удостаивалась лицо, ресницы трепетали в такт сбившемуся дыханию. Слишком близко, слишком интимно, слишком для Реддла. — Неужели я был так… — Брюнет подхватил её выбившийся локон, посылая стаю мурашек. Щеки в миг покрылись заметной гусиной кожей. В его словах — двойной смысл, а действиях — провокация. В нём ни намека на прежнюю грубость. Он играл с её волосами, накручивал их с какой-то зловещей задумчивостью, которую она видела в его глазах, направленных на неё. А глаза его черные — два куска обсидиана. Сверкают даже в темноте, пугая искрами. — Резок с тобой? — А хочешь быть понежнее? — Нет. Смерть… Смерть — это слишком, тем более, когда ценность девушки так возросла от одной только беседы. Это же сколько хранилось в её черепушке, в её воспоминаниях. Исторические события, новые технологии, а что самое главное — причина его гибели… Фантастика. Удача, свалившаяся ему, словно подарок от хозяйки судьбы. Он может заглянуть через неё в будущее, может избежать все ошибки. — Что ты носишься за мной, как курица наседка? — А ты не то чтобы была слишком против. — Его незатейливое занятие прекратилось, будто сама мысль, что он за кем-то бегает — претила, пускай это было на благо. Холодная ладонь спустилась на шею, пропуская через тело ток. Голос стих до мучительных низких нот на грани шепота, от которого мозги превращались в кашу. Нет. Это пытка. Там люди, свет, друзья, учителя. Столько рычагов, за которые можно было ухватиться, чтобы остаться в уме. Но здесь… в пустом школьном коридоре, где не горят даже факела, голова шла кругом. — Только вопишь и брыкаешься, но еще и шага не сделала в сторону. — Парень сдавил девичье горло, не сильно, но достаточно, чтобы ощутить контроль, который она умудрялась у него забрать. Склонился к самой мочке уха, опаляя её горячим дыханием, чувствуя под подушечками пальцев смиренные удары её ускорившегося пульса. — Стоило рассуждать — тебе нравится. Этот озвученный факт даже уязвил тонкую душевную организацию. Очаровательный убийца с психопатическими наклонностями. Комбо, которое должно вызывать негатив, и вызывало, да что-то пошло не по плану. Конечности, которые до этого мирно болтались решили жить свою жизнь. По другому Ева не могла объяснить, почему она отзеркалила позу парня, притягивая того лицом к лицу буквально до касаний губ, если заговорить. Игра на лезвии ножа, русская рулетка наглядно. Но этот предельный риск… — Стоило рассуждать — тебя эта мысль возбуждает, Реддл. — Ухмылка поразила его уста, растягивая алый контур кровоподтёка в насмешке. Воздух застыл, кислород стал тяжелым, будто девушку подняли на самую верхушку самой высокой горы. — Думаешь? — Мгновение до того, как она совершит то, о чём пожалеет ни раз. — Знаю. — Секунда до лопнувшей на улице лампочки. Нейман задержала дыхание. Тьма обволокла два силуэта, слово отгораживая от остального мира. Первое касание — быстрое, робкое, на грани полнейшего провала. Незаметное, точно его может сдуть легкий порыв ветра. В голове улей, в теле дрожь, в губах привкус того же адреналина, что заполнил гриффиндорку в тот момент, когда она решилась на безрассудство. Как будто блондинка даже ждала, что ей дадут пощечину, что толкнут в стену до удара позвоночника и мягких тканей, на которых будут красоваться гематомы, что Том выхватит спрятанную палочку и выстрелит круциатусом, парализуя болью. Проверка для своей адекватности, которую Нейман не прошла. Но он не сделал этого. Не выбрал ни один из предсказуемых вариантов. Реддл ответил без промедления, без паузы. Ответил менее осторожно, жарко, ловя её страх и желание, будто ждал, будто предугадал это развитие событий, как только появился здесь. И этот факт вырвал из груди какой-то больной вздох облегчения, за который хотелось себя убить, посадить на электрический стул и сделать лоботомию. «Это же Реддл!» Кричал праведник внутри, но и эта же фраза повторялась вместе с его вылизанным до блеска образом. Слизеринец, холодный, настойчивый, в каждом движении его характер — жестокий и властный. Идеальный. И с ним она, теша какую-то нарциссическую травму, кутаясь в грязь, как в одеяло. Наклон головы и новое столкновение, новый глубокий поцелуй, переливающийся уже другими оттенками. Ноги еле держали, лопатки ощущали холод камня. Её, его — хватка на горле усилилась до перекрытого дыхания, что и так подавно сбилось. Его вторая рука обхватила её талию до скрипа в рёбрах, её зарылась в тёмные волосы, сжимая локоны до ломоты, утоляя давний интерес. Ближе. Сильнее. Больнее. И будто в отместку за вольность удушение и укус, морозный и саднящий, вслед за которым шёл такой горячий язык, зализывающий рану. Длинный, шершавый, змеиный, обводящий её ровный ряд зубов, скользящий по губам, распаляющий. Наказывающий и одобряющий эту буйность, которую он не нашёл в другой. Хотелось содрать с него скальп, расцарапать это вырезанное из камня со всей аккуратностью безупречное лицо, от которого стонут по ночам ученицы Хогвартса, хотелось принести хоть каплю хауса во внешнюю оболочку, чтобы она отражала внутреннюю. И Ева царапала алыми коготками скулы и щеки, срывая с губ шипение прямо ей в рот, хватала за ворот одежды, пока он обхватывал её затылок, сталкиваясь небами в попытках насытиться, потому что ранее такого не испытывала. Не чувствовала так много. Столько, что чудилось, будто она взорвется от выброса гормонов. Еве казалось, что через насилие можно было глубже погрузиться в пучину безумия, отчетливее запомнить всё то, что происходило здесь и сейчас, пока в большом зале, будто в муравейнике, танцевали люди… Пока звучала музыка и лился смех. Пока каленое лезвие ненависти и призрения оставляло на сером фоне их однообразных отношений яркую полосу чего-то нового, ранее недоступного. И от этой недоступности закипала кровь. Она отливала от мозга и приливала к животу, даруя первобытное самозабвение. Будто во сне, будто всё не реально. От того хотелось опомниться, доказать себе, что всё не по настоящему. Что так хорошо не может быть. Не с ним. Отрезвил стук окна и ворвавшийся поток снега, что облепил волосы. Отрезвил удар, вскрик и приближающиеся голоса. Реддл шагнул назад. Стеклянные глаза приобретали ясность, а раскрасневшиеся губы были вне доступа. Будто никогда и не было этой сцены, не было веселящего алкоголя и дурманящих сигарет. И даже какое-то чувство неудовлетворение охватило нутро, прежде чем он приказал. — За мной…