Когда он голоден (When He Hungers)

Гермиона уже была заключённой прежде, но никогда в таком положении. На её взгляд, количество кандалов было чрезмерным, особенно учитывая, как она продолжала спотыкаться о собственные ноги, пока её вели по тёмным коридорам Азкабана. Она чувствовала себя слабой, неумело использующей своё тело, не говоря уже о магии, которая теперь была для неё недоступна — всего лишь шепот той женщины, которой она была во времена войны. Внезапно ей показалось, что её душу как будто принудили втиснуться в жалкое тело, слишком молодое и сломленное для неё. Барти Крауч-мл. оставался на несколько шагов впереди и тянул её за собой, держа в руках цепи, прикреплённые к кандалам на её запястьях, лодыжках и шее. Магия, которую они излучали, была странной, незнакомой ей. В другое время она бы инстинктивно засыпала его вопросами о магии, жаждущая знаний. Возможно, эта часть её была теперь уничтожена, или, может быть, она скрывалась, защищая себя. Однако её способность задавать вопросы всё ещё была жива, словно застрявшая на кончике языка. Если бы она могла понять эту магию, возможно, нашла бы способ вырваться из её власти. Она снова взглянула на кандалы, почувствовав, как они начинают причинять жгучую боль, замечая, как они светятся ярким оранжевым, как угольки в огне. — Почему они светятся? — спросила Гермиона, пронзительно и неловко, пытаясь избавиться от жара, который обжигал её кожу. Крауч-мл., похоже, не считал её достойной ответа. Гермиона фыркнула себе под нос, затем попробовала снова, громче, её голос звучал как приказ — Что заставляет цепи светиться и жечь? Пауза затянулась, и единственными звуками были ритмичные удары цепей Гермионы о пол и гул тёмной магии, пронизывающей стены. — Мысли об побеге, — наконец пробормотал он, едва повернув голову вбок, как если бы мог ориентироваться по коридорам Азкабана даже во сне. Гермиона предположила, что, учитывая его собственное заключение в Азкабане, он, вероятно, действительно знал эти коридоры наизусть. Гермиона заметила на периферии зрения, что яркий свет цепей начал немного тускнеть, а жгучее ощущение стихало, когда её мысли начали блуждать. Крауч-мл. повёл Гермиону к резкому повороту, открыв перед ней первый проблеск естественного света, который она увидела с тех пор, как пришла в себя. Контраст ослепил её глаза, когда она увидела зияющую дыру, как будто в стене пробили отверстие, чтобы выставить Азкабан на обозрение миру. Ветер выл, задувая пряди её спутанных волос ей в рот и в глаза. Она вздрогнула от резкого холода. Если действительно прошло три месяца с тех пор, как она последний раз была в сознании, должно быть, сейчас август. Но холодный ветер обжигал её кожу, и она начала сомневаться в правдивости голоса, который вторгся в её разум, ведь такой холод явно не соответствовал августовскому бризу. Это может быть из-за высоты, — размышляла Гермиона. — Или же стихии сопротивляются правлению Волдеморта. Эта идея казалась Гермионе странной. Стихии? Она пробежалась по библиотеке в своём разуме, пытаясь вспомнить, занималась ли она когда-нибудь исследованием подобного — того, что ветер и волны могут иметь своё собственное мнение. Ничего не пришло на ум — ни страница книги, ни фраза, которую она когда-то запомнила, не возникли в её воображении. И всё же, неясное чувство в животе подсказывало ей, что это правда, как фантомная память. Крауч-мл. схватился за её цепи, резко потянув Гермиону к себе. Она ударилась пальцем ноги о чёрный пол, когда её выбросило в его объятия. Прежде чем она успела выкрикнуть оскорбление или потребовать, чтобы он убрал свои липкие руки, они трансгрессировали из Азкабана. Гермиона ненавидела использовать трансгрессию, особенно после инцидента с Роном в лесу — воспоминание, за которое она никогда не простит себя. Логически она понимала, что не могла предотвратить ранение Рона, не столкнувшись с Яксли и не поставив всех их в смертельную опасность. Но эмоционально она не могла простить себя за тот тяжёлый след, который инцидент оставил на её дружбе с Роном, создав между ними странную пропасть. Это, безусловно, положило конец всякому детскому флирту с её стороны. И хотя Рон не раз обещал, что простил её, она не могла не заметить, как после этого он с готовностью стал просить помощи у всех остальных, избегая Гермиону любыми способами. Они появились в странной комнате, которую Гермиона никогда раньше не видела. Стены были высокими, величественными, и цвета зелёного, настолько тёмного, что они казались почти чёрными. Воздух в комнате был свежим, как будто она только что была построена из новых материалов. Потолочный карниз был украшен извивающимися золотыми узорами, которые, казалось, вращались по комнате благодаря какому-то заклинанию. Казалось неправильным называть комнату красивой, но в ней была какая-то таинственная особенность, которая заставляла её испытывать восхищение. Мебель вокруг, впечатляющий чёрный бархатный диван и изысканные чёрные мраморные кофейные столики, всё соответствовало высокому стилю комнаты. Искусство композиции этой комнаты было безупречным. Если Волдеморт приказал создать эту комнату, Гермиона не могла понять, как человек с таким чувством красоты мог быть охвачен такой ужасной ненавистью. — Подожди здесь, — приказал Крауч-мл. Он направился к двери в конце комнаты, открыл её с такой силой, что удар о стену прозвучал эхом по всей комнате. Крауч-мл. сразу же захлопнул дверь за собой. Комната, казалось, содрогнулась от этого, как будто стены были живыми и требовали уважения. Оставшись снова одна, Гермиона почувствовала, как её охватывает одиночество. Несмотря на предполагаемые три месяца сна, она была измотана. Наверное, травма головы, — внутренне сказала себе Гермиона. — У тебя точно сотрясение второй степени, а может, и третьей. Прежде чем она успела продолжить спор с собой, дверь тихо открылась. Гермиона замерла, пообещав себе, что, кто бы ни вошёл, что бы ни ждало её дальше, она останется непоколебимой. Если не ради себя, то ради Гарри. Он нуждается в тебе. Он нуждается в тебе. Гарри нуждается в тебе. Гермиона взглянула на фигуру, которая закрыла дверь так же осторожно, как и открыла. Женщина прислонилась к двери спиной, когда та тихо щёлкнула, а её алые губы изогнулись в лёгкой, почти незаметной улыбке. Гермиона прищурилась, сомневаясь, не фантазирует ли она, и, с явным недоумением в голосе, произнесла — Пэнси? Пэнси закрыла рот, её улыбка стала ещё более надменной, когда она критически оглядела Гермиону с головы до ног. — Крауч был прав, — произнесла Пэнси, цокнув языком, приближаясь к Гермионе. — Прав насчёт чего? — Ты выглядишь ужасно. Язык Гермионы цокнул, а её челюсть слегка опустилась от недоумения. — П-прости? — она запнулась, её голос предательски повысился, оставляя в нём ту жалость, которую она ненавидела. Пэнси встала перед Гермионой, всего немного выше её. Она начала тянуть руку вперёд, но остановилась, чётко подведя свои идеально очерченные чёрные брови, её пронзающие глаза встретились с глазами Гермионы. — Я собираюсь тебя тронуть, — произнесла Пэнси холодно. Гермиона поняла, что Пэнси не просила разрешения, а предупреждала её. Гермиона задумалась, не выглядит ли она сейчас такой же испуганной и жалкой. Не теряя ни секунды, Пэнси вздохнула и убрала прядь волос с лица Гермионы. Её взгляд стал одновременно презрительным и анализирующим, когда её глаза бегло скользнули по лицу Гермионы. — Это Крауч сделал с тобой? — Она спросила, слегка убирая след от удара, который Гермиона нанесла в своей смертельной попытке. — Нет, — коротко ответила Гермиона. Пэнси втянула воздух через зубы, сжала губы и отошла, скрестив руки на груди. Гермиона увидела решимость в её глазах — Пэнси явно хотела узнать больше, но затем она слегка покачала головой. — Ну, — начала она, — я не волшебница, которая может сделать тебя по-настоящему ошеломляющей без нужных инструментов, но кое-что поправить могу. — Поправить меня? Пэнси закатила глаза и вытащила свою палочку. — Ты не можешь выйти в арену в таком виде, не так ли? — Я не понимаю. Пэнси пробормотала под нос: "Эписке", подняв палочку к лбу Гермионы, её губы искривились от недовольства. — Тёмный Лорд тебе ничего не сказал? Гермиона на мгновение старалась привести в порядок свои запутанные мысли. — Он упоминал какую-то игру — — Проклятые Игры, — уточнила Пэнси, вынимая из сумочки жидкость цвета бирюзы, напоминающую зелье, и аккуратно прикоснулась ею к лбу Гермионы. Гермиона не узнала этот состав, несмотря на свои бесчисленные часы, проведённые за изучением зелий. Гермиона на мгновение замерла, когда пульсация в её голове немного стихла. — Да. Это… это всё, что он мне сказал. Пэнси фыркнула, двигая палочку к щеке Гермионы, повторяя заклинание и прикладывая ту же жидкость. — Он, безусловно, любитель театральности. — Что это за игры? — потребовала Гермиона. Пэнси избегала взгляда, прикусив внутреннюю сторону щеки, сосредоточив всё внимание на повреждённом большом пальце Гермионы. — Тебе действительно нужно начать пользоваться волшебным кремом мадам Модет, твоя уходовая рутина явно катастрофична. Гермиона фыркнула на несвоевременное оскорбление, слишком банальное для тех опасностей, которые их окружали. — Пэнси, я— — Это, — начала Пэнси, и её голос приобрёл новую твёрдость и остроту, которых Гермиона раньше не слышала, — для тебя, грязнокровка, — Леди Паркинсон. Гермиона моргнула, пытаясь скрыть удивление, которое моментально отразилось на её лице. Хотя она и Пэнси никогда не были друзьями — и уж точно не имели ничего общего с дружбой, — а Пэнси вполне достаточно времени провела с чистокровными слизеринцами, чтобы проявить враждебность, то, что происходило сейчас, когда она так деликатно поправляла кожу Гермионы, казалось парадоксальным. Гермиона решила не провоцировать Пэнси, понизив голос до унизительно покорного тона — Конечно, Леди Паркинсон. — Тёмный Лорд сам дал мне это звание. За мои услуги и услуги моего отца во время Великой Волшебной войны всех времён: войны, которая должна была положить конец всем войнам, — Пэнси снова избегала взгляда, нанося зелье на щеку Гермионы. Однако в её глазах было нечто неуловимое, что невозможно было прочитать. — Волдеморт сам придумал эти титулы для войны? — Гермиона позволила себе слегка насмешливый тон. Сначала Пэнси приподняла бровь, её тёмные глаза встретились с глазами Гермионы, полными вызова. Она медленно провела языком по губам, прежде чем резко и беззвучно произнести — Он слышит всё. Затем Пэнси вернулась к своей работе, зашивая разные раны заклинанием и лёгким прикосновением мази, её взгляд снова стал безразличным и скучающим. Гермиона не имела ни малейшего представления, как это понять. Было ли это предупреждением? Угрозой? Обещанием? Она не могла разгадать загадку выражения лица Пэнси. "Он" — это Волдеморт? Или Пэнси каким-то образом знала о голосе, который говорил с ней? Пэнси закончила с зельем, убрав его в сумочку, и отошла, чтобы осмотреть свою работу. Её губы скривились от отвращения, прежде чем она пожала плечами. Гермиона предположила, что на её лбу теперь остался шрам, несмотря на всё зелье, которое Пэнси использовала, и этот шрам останется с ней на всю жизнь — какой бы долгой или короткой она ни была. Взгляд Пэнси опустился на кандалы Гермионы, которые, как оказалось, вернулись к своему изначальному металлическому цвету. Однако жгучее ощущение оставалось, как предупреждение никогда не пытаться сбежать. — Тергео, — прошептала Пэнси, проводя палочкой, и грязь с кожи Гермионы начала исчезать. Постепенно с конца палочки начала формироваться шарик из грязи. — Эванеско, — сказала она, заставив грязевой шар испариться прямо на глазах у Гермионы. Пэнси вздохнула и снова заглянула в свою сумочку, копаясь в ней, прежде чем достать серебристый набор, который оказался значительно больше самой сумки. Гермиона едва приподняла бровь, впечатлённая глубиной знаний, о которых не догадывалась. Пэнси сразу заметила её удивлённый взгляд. — Только потому, что тебя называют самой умной волшебницей, не значит, что все остальные были идиотами. — Я никогда не говорила — — Тебе не нужно было. Твоё лицо и так многое выдает. Тебе стоит поработать над этим, особенно внутри арены. Пэнси поставила набор на небольшой журнальный столик рядом с ними. Лёгким движением пальца набор открылся, и из него выскочила целая коллекция косметики, которая сразу же начала кружиться вокруг Гермионы и работать над её лицом самостоятельно. Пэнси откинулась назад и наблюдала, вероятно, давая указания косметике, куда её наносить, с помощью мыслей, как заключила Гермиона. — Какая арена? — спросила Гермиона, пытаясь сдержать инстинктивное желание отдернуться от пудры и кремов, которые бережно наносились на её лицо. Пэнси поджала губы, внимательно осматривая свои ногти. — Я не та, кто должен тебе на это отвечать. Мне поручено быть твоим стилистом, и ничего больше. — Моим стилистом? — переспросила Гермиона, ошарашенная. — Именно. Не по своему выбору, имей в виду, а по указанию самого Темного Лорда, — её тон не соответствовал словам, в нем скользнуло презрение. Пэнси взмахнула руками, откидывая чёлку с лица, и сложила их на груди. — Я собираюсь стать самой ошеломляющей стилисткой в этом чёртовом конкурсе, чтобы не только продвинуть свою карьеру, но и как-то сделать тебя лучшей из лучших. — Так если ты не та, кто может ответить на мои вопросы, кто же тогда? — Гермиона не смогла сдержать раздражение в голосе. — Твой Чемпион, скорее всего, захочет быть тем, кто даст тебе советы, если, конечно, твой Чемпион не решит нанять кого-то другого в качестве наставника. — Чемпион? — переспросила Гермиона, ошарашенная. Пэнси вздохнула, провела пальцами в воздухе, направляя некоторые косметические инструменты обратно в их место, а другие меняя местами. — Каждому из Трибутов Поттера нужно будет иметь Чемпиона, который купит их для Проклятых Игр. Он станет их финансовым покровителем, чтобы подготовить Трибутов ко всему, что их ждет на арене. — Кто такие Чемпионы? — спросила Гермиона, пока инструменты тянули её кудри, собирая их в пучок. — Чистокровки с раздражающим количеством галлеонов, которые они могут тратить на что угодно — мой отец, например, один из них, — добавила Пэнси, произнеся последнюю часть почти шепотом, как бы невзначай. — А кто будет моим Чемпионом? Пэнси улыбнулась, но её улыбка не коснулась глаз. — Вот для чего мы тебя готовим — скоро начнется ставки на Трибутов, — Пэнси возилась с прядями своей чёлки, её ногти, покрытые ярким золотом, начали светиться, как только их кончики коснулись тусклого света в комнате. — Темный Лорд с нетерпением ждал начала Проклятых Игр. Чистокровки со всего мира собрались, чтобы попытаться сделать ставки на Трибутов. — О, моя дорогая грязнокровка, — начала Пэнси, с явным презрением в голосе. — Он ждал тебя — последнего участника отряда Поттера, чтобы ты проснулась и присоединилась к играм. Ходят слухи, что ты и Рон Уизли будете бороться за самые высокие ставки. С этим мрачным заявлением Пэнси дважды постучала острыми ногтями по набору, заставив все инструменты вернуться на свои места. Набор закрылся с торжествующим стуком. Но разум Гермионы зацепился за новую надежду: Рона. Рон был жив. Как-то выжил и мучился в ожидании уже несколько месяцев. Её живот скрутило от этой мысли, от образа его страданий в Азкабане. Она почувствовала головокружение и слабость, заставив себя выдохнуть, чтобы не упасть. Пэнси снова подняла свою палочку, пробормотав заклинание, которое Гермиона с удивлением осознала, было ей незнакомо. Медленно вокруг Гермионы закружился свет, и её одежда трансформировалась: маггловская куртка и джинсы сменились на платье. Когда свет исчез, её взгляд застыл, пытаясь осознать происходящее. Её кандалы были замаскированы под чёрные браслеты, украшенные маленькими красными рубинами, которые обвивали их как узоры. Платье струилось до самого пола, начиная с ярко-красного цвета на глубоком вырезе и переходя в тёмный оттенок чёрного у подола. Платье как бы двигалось, его складки принимали форму капель крови. Выражение Пэнси было самодовольным, когда она изучала своё творение. Платье оставило неизгладимый след в её сознании, как символ того титула, с которым её собирались выставить. — Грязнокровка, — прошептала Гермиона, отголоски предвзятости эхом отразились в её голосе. Пэнси лишь откашлялась, её рука указала на дверь, когда она холодно сказала — Пойдём, пора превзойти Рона в этой ставке, да?