Мерцающая башня

It was kinda hard for me Crawling through the mud, I couldn't find love, then we came up Look at what we are, baby Standing through the storm, still shining like a diamond in the rough Still shining, and that's hard If you ever lost someonе that you love

Quavo & Lana Del Rey — Tough

Подушечкой пальца Чимин постукивал по парте, за которой сидел. Губы его плотно упирались в костяшку руки, и глаза впивались в одну точку. Многослойная пыль на стопках книг просвечивала былые следы и разводы. Профессор Горски, преподававший историю магии, рассказывал что-то на фоне. Изредка слышались скрип мела и перешептывания. Чимин не любил утомительные, тягучие лекции, которые пестрили множеством имен и дат, поэтому ему было сложнее отвлечься. Место, где всегда сидел Юнги, пустовало. Взгляд падал туда невольно, Чимин уже по привычке поглядывал назад и сталкивался с угнетающим одиночеством. На последнем ряду был задвинут стул и не лежало учебников, даже свет будто обходил этот угол стороной. — Мерсер Грегори? Здесь, — профессор черкнул пером в толстой тетради и пошел по узкому коридору между парт. — Мин Юнги? — Его нет, — откликнулся староста. — Почему? Его сегодня совсем нет? — вроде бы и поинтересовался, но эн-ку поставил с явным безразличием. — Был, но потом ушел. Скорее всего, плохо себя чувствует. — Понятно. А вот Чимину ничего понятно не было. История магии, и без того безмерно нудная, зазвучала сплошным белым шумом. Он приподнял подбородок костяшкой руки, на которую облокачивался лишь для того, чтобы выглядеть сосредоточенным. На самом же деле взгляд затерялся в увешанных картинами стенах, что просматривались за ходившим туда-сюда профессором. Беспокойство обрело более осязаемые формы и скреблось уже так, словно кусок стекла затачивали о гранит. Чимин много думал и громко сглатывал, отчего свой же кадык стал ощущаться застрявшей в горле костью. Проверочная по защите от тёмных искусств шла долго. Взгляд Чимина всё время убегал с пергамента в сторону, где виднелась белая шевелюра. Юнги казался сосредоточенным: рука прямо впивалась в стол, да и голова долго находилась в одном и том же положении. Учили бы в Хогварсте видеть сквозь предметы и стены, Чимин бы обязательно заглянул за его чёлку, чтобы узнать, как тот себя чувствовал. Хорошо ли Юнги подготовился, переживал ли из-за оценки? Чимин вот не переживал совсем. Он расписал ответы быстро и уверенно — слишком внимательно слушал ответы Юнги на вопросы Снейпа на занятиях. Сзади кто-то постучал по плечу и вытолкнул из воспоминаний. Чимин обернулся и увидел приблизившееся лицо Тэхёна. Тот навис грудью на раскрытую книгу и шептал так тихо, что первые слова пришлось разбирать по губам. «Чонгук» всегда звучало четко даже безмолвно. И пусть прежде Чимин о нём вспоминал редко, сейчас это имя точно оглушило. Тревога, что кружила над сжимающимся сердцем, больно клюнула. Чимин заметил, как под пальцами на парте образовались влажные следы, а сам он заёрзал на месте, и мантия всё мешалась и комкалась под бедрами. Чонгук, которому было поручено ответственное дело, после проверочной ушел на тренировку по квиддичу: ему дозволялось пропускать некоторые занятия, чтобы он мог достойно защищать честь школы на будущих матчах. Из-за этого Чимин так и не узнал, дошло ли письмо до адресата. И если дошло, то почему пропал Юнги? — Не успел на перемене сказать, что… — Тэхён замолчал на мгновение, потому что профессор, гулявший с лекцией по кабинету, двинулся в их сторону. У Чимина затряслось запястье. Всей спиной он отклонился на спинку, чтобы ухо находилось как можно ближе к Тэхёну. Челюсть сжималась всякий раз, когда Горски сворачивал к ним. Секунды промедления превращались в пытку. Всё страшно раздражало, потому что не отпускали мысли о Юнги. — Что сказать? Как там с письмом? Юнги что-то сказал? — не вытерпел и повернулся чуть ли не всем торсом. — Да вот не знаю… — Тэхён побаивался громко говорить, много отвлекался и произносил слова неторопливо, словно не понимал, что Чимин был уже на грани. — Юнги, кажется, не в духе был. Письмо-то взял, не переживай, просто… убежал сразу же. — Думаешь, он поэтому не пришел на историю? А вдруг что-то случилось? Он обычно не пропускает… — Из-за того, что Снейп ему настроение испортил? Да ну! Он каждый день какую-нибудь гадость да говорит. И Юнги он до этого отчитывал, с чего вдруг ему на это так остро реагировать? — Хватит там разговаривать! — прикрикнул профессор. Мысли свалились громоздким покрывалом. Чимин от их тяжести прилег на сложенные перед собой руки и вздохнул. Юнги, наверняка, распереживался из-за проверочной и слов Снейпа, потому и прогуливал. Эта догадка пусть и вписывалась в картину, что кратко обрисовывали скомканные воспоминания, однако казалась чуждой. Сердце с неспешного биения переходило на гулкий стук, отдавало аж в запястья. — Нет, — вполголоса произнес Чимин и, зная, что обратит на себя внимание профессора, внаглую повернулся к Тэхёну. — Я не могу сидеть на месте. — Несчастный Донжуан, — Тэхён его тревог не разделял, но и отговаривать не пытался. — Иди. Уже через минуту Чимин поднялся из-за парты и вышел «в уборную». Коридоры Хогварста к этому времени пустовали. Только в расписании редких старшекурсников встречались поздние занятия. На верхних этажах замка заостренные окна с видом на небо сливались со стенами, потому что уличная темнота идеально вливалась в тени арок. Лишь вдалеке проглядывали освещенные двери в пустующие кабинеты. По-началу Чимин собирался в гостиную, чтобы там поискать Юнги, однако на полпути остановился. Среди каменных плиток ему привиделся клочок бумаги. Пришлось свернуть. Он подошел ближе и, наконец, разглядел втоптанный в пол конверт. Это было его письмо. То самое, которое он просил передать Юнги. За прошедшие пару часов здесь прошло немало людей, и никто не заметил валявшуюся на полу бумажку. Может, цвет в глаза несильно бросался? Чимин отряхнул конверт: он был страшно измят, будто кто-то скрутил его, а затем поиграл им как мячом; посредине отпечатались следы чьего-то ботинка. И мало того, что конверт так и не попал в руки Юнги, сердце вложенное туда затоптали и бросили бесхозно, так еще и валялся он в другой стороне от дороги в гостиную Слизерина. Хотелось думать, что Юнги просто его обронил, потому что не вскрыл даже, чтобы со злости выбрасывать. Находка переубедила идти в гостиную. Чимин осмотрелся по сторонам и в исполосованном темнотой коридоре распознал знакомые развилки. Отсюда некогда он шел вместе с Юнги, укутавшись мантией-невидимкой. Тогда Чимин неловко флиртовал и всё пытался уложить ладонь на его плечо, но вместо этого в подбородок, как толстая игла, воткнулась волшебная палочка. И пусть он мог остаться без конечностей и пару дней ходить с клешнями вместо рук, об этом вспоминалось с теплой грустью. Что, если Юнги снова гадал? Укрылся в башне, когда там не велось уже никаких занятий? Вечерами там основным источником света было стеклянное око. Луна в него светила неярко.

──────≪✷≫──────

Огни маленьких свечей трепыхались от движения рук, а пальцы грело от расходившегося тепла. Юнги с исступлением перебирал карты в руках. Они скреблись друг о друга шершавой поверхностью. Трудно было объяснить, с какими чувствами он пришел в астрономическую башню. Под толстой стенкой груди сердце билось как в вакууме, но пустота, что его окружала, имела плоть — переплетение тягостных, неизбывных чувств: от тревоги до свинцовой усталости. Щеки пощипывало и стягивало от слёз, будто они пролагали путь сквозь кожу и оставляли корочки. Юнги все никак не мог престать перемешивать карты. Выкладывать их вновь с каждым днем становилось страшнее, оттого даже в ладонях они ощущались грузом. Тёмная колода, что перед смертью отдала ему бабушка, всегда отвечала точнее любых других таро. Магия, которая в ней заключалась, пересиливала простые заклиная: гадания на кофейной гуще, рунах и прочей ерунде ни в какое сравнение не шли с ней. Не оставалось места абстракциям и домыслам, потому что изображения оживали и говорили, видимо, с того света. Сегодня же от ответа карт зависело всё. Однако они вели себя по-другому: от них исходил непривычный жар, точно от разогретого на солнце металла. Юнги не понимал отчего, благо пальцы не обжигало, а только покалывало. Вероятно, сказывалось состояние, в котором он пришел гадать. Узнать, что не так, без книги Юнги не мог. Её же вместе с его доверием заложил преподавателям Чимин. Поэтому и желания выяснять не осталось. В груди накопилось столько переживаний и боли, что распирало ребра так, как будто ножницами растягивали тугое серебряное кольцо. Теперь Юнги было плевать. Если прежде он сдувал с карт пылинки, с трепетом их касался и вопросы задавал спокойно и холодно, то сейчас дерганно перекидывал таро из руки в руку, гипнотизировал дрожавшие свечи и сжимал всякий раз челюсть, когда обдумывал, что хотел спросить. У него почти всё отобрали. Приёмная семья — остатки дома, а Чимин — веру в людей. Юнги лишь желал узнать, что его ждало дальше и как не лишиться последнего буйка, за который он цеплялся. Снейп уже через час ждал в своём кабинете на разговор. А завтра, должно быть, Юнги вышвырнут из Хогвартса. После провала на проверочной его не было смысла держать здесь: нелюдимого, проблемного и отстающего ученика не рады видеть нигде. Даже «дома». Юнги сделал глубокий вдох и застыл с колодой в руках. Он мешал её столь отчаянно, потому что надеялся, что обманет судьбу, ведь каждое лишнее движение — новый расклад из нескольких сотен тысяч. Но в то мгновение, когда карты уверенно легли в руку и Юнги решился их выложить перед собой, послышался скрип. Широкая дверь в башню отворилась на пару сантиметров, и в тусклой полосе света зашевелилась огромная тень. Страх отчетливо впился ледяными иглами в спину. Юнги взмахом руки потушил свечи, сунул карты в рукав мантии и сдвинулся так, чтобы скрыть всё. Силуэт и торчащий вверх изгиб чёлки сразу дали понять даже без света, кто зашел. От скопившейся обиды и злобы, руки Юнги сжались в кулаки. Чимин явился. Человек, который ложью и притворством загнал его в угол, как бультерьер дворового кота, и Юнги ничего не оставалось, кроме как позорно улизнуть под забор и надеяться, что страшная пасть не откусит хвоста. Как хватало наглости после случившегося гоняться за ним, выслеживать в коридорах и искать разговора? Неужто хотел поглумиться? Юнги все равно не поверит ни единому его слову и не примет ни одного фальшивого извинения. — Я искал тебя. — Зря. Если ты не понял раньше, повторюсь: я не хочу тебя видеть. — Юнги, — Чимин прошел вперед и покинул границы тени. Лунный свет резкими очертаниями налип на его туфли, затем — на одежду и часть лица. В его виде болезненно притягивало и отвращало всё. — Пожалуйста, не поступай так. — Уйди по-хорошему. — Юнги, пожалуйста, нам нужно поговорить… Плечи Чимина точно плащом покрывала темнота. Эдакий рыцарь, правда, в тёмных доспехах. Когда он отрывал рот, его грудь раздувалась шире обычного, будто тот делал слишком глубокие вдохи и не успевал захватить ещё немного воздуха, прежде чем закончить мысль. Под углом склоненной головы стало видно, как мелькнули носы туфель. Юнги неестественно вытянул шею, чувствуя себя при этом коброй, смертоносной и разъяренной. Из него вырвалась нервная усмешка. — Сегодня я разговариваю только с картами, — он театрально перемешал колоду в последний раз и выкинул первую карту для расклада. Башня. Кто бы сомневался. Она его преследовала на каждом шагу. До того, как Юнги завершит ритуал, карта не показывала ничего, что не показали бы обыкновенные таро. Но что вселенная этим пыталась сказать? Что прошлое изживало себя? Что бы Юнги ни предпринимал — ничего не выходило. Он то до тошноты вычитывал конспекты и учебники, то забивал на учебу и спасался интуицией, был то фаталистом, то волюнтаристом, то доверял людям, то не терпел их вообще, и каждая из развилок петляющими тропами выводила к одной и той же тлеющей бездне. Стоило Чимину проявиться, так вместе с тучами налетели зловещие вороны, а Юнги совсем обессилел. — Нет, — с напором раздалось позади. Юнги обернулся. Ненависть более не плескалась в глазах тусклыми бликами, как мутные и пенные волны в шторм. В глазах его, как ему казалось, зрачок терялся в посеревшей радужке. Его ждало одиночество, нудная, невыразимая боль. Чимин же с раздутой от уверенности грудью шел к нему и продолжал за что-то бороться. У Юнги начинало ныть в висках, и ему уж точно не хотелось копаться в сомнительных причинах его поведения. — Я пришел к тебе тогда. Я облажался, но и не думал тебя оставлять одного. Я ведь сам позвал тебя на свидание, потому что ты мне, черт возьми, нравишься! — всплеснул руками. Актёр. Юнги уже слушал вполуха. Лжецами раскаиваться приходилось вечно, потому что для них каждое покаяние — новый грех. Чимин мог хоть в колени ему упасть — всё равно не простит. Здесь не столько гордость, сколько принципы и предусмотрительность. Если Юнги впустит в свою жизнь людей снова, то закончит одинаково. Только карты не лгали: по природе своей не могли. Он вытащил следующую. Тройка мечей. В этот раз изуродованное сердце имело более яркий цвет, как свежее мясо. Мечи пронзали его насквозь, казалось, с каждой секундой соскальзывали все глубже внутрь, потому раны и не успевали затянуться корочкой. Юнги провёл большим пальцем по карте, точно он через прикосновение мог прощупать послание. Она жглась. — Ты мне нравишься, даже если ты непробиваемый и упертый идиот, — Чимин стоял в паре шагов от него. Ботинки на периферии вышли вперед. — Замолчи, — рука дрогнула прямо над картой. — Но это правда. Я бежал к тебе от Тэхена, потому что он в тот де… — Зачем ты рушишь мою жизнь? — вскрикнул. — Почему вы все лезете ко мне? Я что вообще тебе такого сделал, чтобы ты настолько меня ненавидел? Неужто решил отомстить мне за то, что я всегда такой недотрога? — Я не понимаю, Юнги… — Я тебя ненавижу. Из-за тебя уже завтра я останусь на улице, — на крик не хватало дыхания, в горле будто комом перекрыло поток воздуха, и Юнги едва не захлебнулся своими же словами. Слёзы выступили пеленой, номера арканов плыли. — Со своим другом, наверняка, надо мной смеетесь, какой я жалкий и доверчивый. Это же так охренительно весело — развести очередного дурака, — рукавом жестко потёр влажную щёку, тот ж почуяв, как расползлось неприятное тепло по коже. В раскладе недоставало последней карты. Юнги двумя пальцами выбросил её как кинжал. Она приземлилась поверх двух предыдущих карт. Смерть. Этот аркан, каким его помнил Юнги, прежде выглядел иначе: смерть восседала на белоснежном коне, однако теперь она, костлявая и неповоротливая из-за громоздких доспехов, стояла поодаль и под её ногами тела смешивались со взбитой копытами землёй. Потертый шлем вдавливал сухой череп в шейные позвонки. Юнги взял карту в руки — и его лицо резко переменилось: брови стали грузными, глаза раскрылись шире. Подобного не случалось раньше. Юнги встряхнул головой в неверии и осмотрел её со всех сторон. Пока он держал карту, послышался металлический звон и глухие вопли, кто-то под ухом будто спешно начитывал молитву. Большой палец, который касался рамки изображения, на полфаланги провалился в холодившую пустоту, затем карта раскалилась так, что Юнги выронил её из рук. Он отпрыгнул. Лунный свет маяком устремился к выложенным картам. — Что происходит? — только Чимина недоставало для полной неразберихи. — Уходи отсюда, — слова вырвались изо рта прежде, чем Юнги их осмыслил. Хотя, наверное, он и не сказал бы иного, если бы подумал. — Ну уж нет! — будто не заметил, что сейчас было совсем не до разборок. — Я не уйду, пока не объяснюсь и ты меня не услышишь. Даже если ты ненавидишь меня, это не меняет моих чувств. Я не знаю, что ты имел в виду, но мы всё ещё можем всё обсудить… — Проваливай! Просто убирайся! — Юнги от отчаяния готов был завыть. Его голос разнесся по башне — и на мгновение всё смолкло. Шум, что издавали карты, тоже пропал. Чимин застыл с непередаваемым выражением лица. Сердце Юнги надламывалось во второй раз. Ему было страшно и больно. Он устал. — Юнги? Карты… они… — Ты можешь уже завалиться! Молния мелькнула за стеклянным оком — вспышка света от неё волной разошлась в стороны. Глаза заболели от её яркости, и Юнги пришлось сильно зажмуриться. Ещё через секунду с огромной силой его откинуло к стене так, что послышался треск. Юнги надеялся, что не костей. От того, как жестко припечатало тело, легкие болезненно сжались, и дыхание спёрло. В спину вступила тупая боль; он согнулся пополам и с трудом раскрыл веки. Чимин, скорчившись, лежал в метрах пяти. В слепящем белом ореоле, из тонких рамок карты пролезала гнилая рука: длинные и тощие пальцы, как хвосты скорпиона скреблись по полу. За ней показался и тот самый череп в потёртом шлеме. Бинты, налипшие на влажные кости, трепыхались от каждого дуновения, а Юнги почти не дышал. Он слышал, как биение сердца спускалось в конечности и звучало в унисон с рваными, редкими вдохами. Правой рукой он немедленно потянулся за палочкой, но тело не слушалось, и ужас превращал суставы в тугую резину. Смерть пришла за ним теперь уже не символически. Они с Чимином оказались от неё на волоске. Юнги осторожно поднялся с пола, скрипя потными пальцами по гладкой волшебной палочке. В глазные отверстия в черепе задувало трухлявые бинты. Зловещая пустота в них казалась куда более мрачной, чем должна была от простых теней. В сухих и пористых дёснах не хватало передних зубов, остальные и вовсе крошились, покрывшись серыми трещинами. Смерть без глазных яблок не смогла бы видеть — так думал Юнги, пока на едва уловимый шорох она не повернулась к нему, застучав костями. Её ступни заскребли по деревянному полу. Она пошла навстречу. — Остолбеней! — Юнги взмахнул палочкой. Он применил заклинание, которое откидывало и заставляло противников цепенеть. Только едва Юнги произнёс его вслух, пальцы пронзила невыносимая боль, будто под ногти вогнали толстые иглы. Палочка выпала из рук, и неведомой силой её унесло далеко в сторону. Ничего не сработало. Смерть с протянутой рукой грозно шевелила пальцами и что-то неслышимо бормотала, пока подбиралась всё ближе. Каждый её неспешный шаг содрогал пол. Юнги попятился и взглянул на Чимина: тот смог незаметно подняться и тоже вынимал палочку. Его локти окрасили ссадины. Но и второе заклинание не помогло: Чимин попытался её оглушить, однако она лишь пошатнулась и двинулась дальше. Тут-то до Юнги и дошло, что обыкновенной магии не под силу сразить саму смерть, потому что в бабушкиных таро заточались не «вещие» души, а те самые карчеры… — Вот она… свобода, — вместо голоса послышался свистящий хрип, словно воздух гулял по тонкой трубе и скребся по стенкам. — Я тоже знаю парочку заклинаний. Когтями смерть сдавила воздух перед собой — и Юнги почуял, как немеют стопы. От ужаса сердце заколотило в ушах, тело сковало так, будто каждую конечность обвили цепи, а глаза распирало от тяжелых слёз. Юнги по-разному представлял свою смерть, но никогда она не приходила в его кошмарах в таком обличии: изуродованной и карикатурной. Безысходность настолько его обуяла, что он готов был клясться и каяться в невозможных вещах: ему хотелось вернуть всё вспять, не водиться с Чимином, как бы тот ни влёк, не ходить на матчи по квиддичу, ни за что не прятать книгу из запретной секции в подушке и, в конце концов, никогда не брать эти злосчастные карты у бабушки… Но он уже нарушил десятки школьных правил, прослушал все советы Снейпа, связался с тёмной магией, влюбился и потерял контроль над своей жизнью. Влюбился? Сейчас отчего-то легко было это произнести. Осознание больше ни к чему не вело, потому что всё было кончено. Жаль, что эти чувства предназначались тому, кто Юнги предал. Как-то пусто и жалко прошла его жизнь. Ещё и умирал с глубокой обидой. Юнги перевёл взгляд в сторону. Пол качался, точно колыбель. Леденящий ветер обвивал, шурша у уха, и понемногу становился всё более и более осязаемым. Далёкие костлявые руки мурашками трогали горло. На деревянной поверхности мерещились кровавые следы от царапин, что Юнги углядел на руках Чимина, но он был уверен, что с такого расстояния нельзя было увидеть в темноте пятен. Выловить в недосягаемой глазами, плывущей картинке хотя бы очертание или движение не выходило. Вдыхать даже через рот — тоже. Чимина уже не было рядом. Он перестал маячить на периферии, и отчаяние само подсказывало ответы. Когда свет начал мерцать в глазах, смерть уже была в метре, не больше. Казалось, она шла навстречу вечность. Юнги успел подумать обо всём на свете и сойти с ума. Однако внезапно она замерла, опустила руку, и воздух болезненно раздул сжавшиеся от пустоты лёгкие. Юнги упал на колени, кашель начал раздирать горло. — Несчастный смертный, — обратилась, но не к нему. Юнги слезящимися глазами посмотрел вокруг. За замершей костлявой фигурой стоял Чимин. Лунный свет словно снегом оседал на его макушке, когда он вполголоса нашептывал заклинание. Исподлобья отсвечивали глянцевые зрачки, разрушая дымку тени, что придавало взгляду большей живости и остервенения. Отчего-то Чимину хватало сил её сдержать на месте. Юнги успел лишь встать на ватные ноги, прежде чем смерть вырвалась из оков. Она тоже вынула палочку, старую, походившую на сухую ветку для розжига костра. Бороться с ней было нечем. Широкий взмах костлявой руки — и на конце палочки ярко зажглось зелёное пламя. — Уходи, блять, уходи! Позови на помощь! — Юнги надеялся, что Чимин его услышит. Было поздно. — Я тебя тут не брошу! Чимин стремглав побежал к нему. Юнги успел только выставить руки перед собой, чтобы не дать тому попасть под удар вместе с ним. Чимин же, совсем этого не замечая, запыхаясь и хрипя, произнёс ещё одно неразборчивое заклинание. Очередная вспышка резанула по глазам. Пальцы Чимина проехались по волосам на макушке, больно вцепились в них и потянули назад. Они повалились наземь вдвоём, ладонь под головой смягчила падение. Тяжёлое тело вдавило в пол так, что каждая выступавшая косточка точно потёрлась о твёрдую поверхность. Нос едва выглядывал из-за плеча Чимина, а губы слиплись от сухости, словно тонкую и искусанную кожицу припаяли друг к другу. Юнги боялся сделать глубокий вдох, хотя ему не хватало их, кратких и редких, чтобы насытить лёгкие кислородом. Прямо перед его глазами смерть, что казалась ужасающей и непобедимой, рассыпалась по косточкам. Доспехи зазвенели на всю башню, а ветхая ткань взметнулась в воздухе в последний раз и накрыла её останки. — Чимин?.. Тот стеснённо дышал через рот. Густая и объёмная чёлка одной большой прядью скрывала его лицо. Юнги не замечал прежде, до чего красиво лежали волосы Чимина и как мягко смотрелись они на макушке. Дрожащей рукой он провёл по его боку, и пальцы вступили во что-то неприятно горячее. Вся спина Чимина взмокла от расползающихся тёмных пятен, а по средину фаланги руки окрасились кровью. Послышался хрип. Чимин поднял голову, и уже через мгновение воткнулся обратно подбородком в грудь, словно кости стали свинцовыми и череп весил непомерно много. Его губы в темноте посерели совсем, и их верхняя часть сливалась с тенью под носом. — Господи… — Юнги прикрыл глаза: к горлу поднималась истерика. Из-за неё дыхание стало сбивчивым, а мысли разбегались. — Я же просил тебя… — Иначе я бы никогда не оказался к тебе так близко, — усмехнулся сипло, растянул уголки рта, но что-то резко исказило его улыбку. Тонкая бордовая струйка спустилась к подбородку. Он вновь захрипел. Заклинание, которое использовал Чимин, отразило атаку неполностью. Тёмная магия подпиталась его гневом и страхом, и этого хватило, чтобы погубить ослабшую после долгого заточения смерть, но не хватило, чтобы до конца защититься от удара. Вот почему пальцы Юнги скользили по мантии, как по политой ливнем траве. Всё было в крови. Он, не дыша, выполз из-под Чимина, оставил его на своих ногах. Вытащил из его слабых пальцев палочку и задержал над мокрой спиной. Нужное заклинание так и вертелось на языке. Грудь дергалась неестественно от рваных вздохов, пока Юнги судорожно перебирал в голове все занятия со Снейпом. Карчеры, непростительные заклятья… должно быть что-то… хоть что-то… Раны, нанесённые смертельным заклинанием, никогда не затянулись бы от пары простых и известных каждому волшебнику слов. Магия, которой владел Юнги, была так ничтожна и бессильна пред лицом настоящей угрозы… Он снова оказался жалким и безмерно глупым. — Прости, прости… — всё причитал, пока слёзы переполняли глаза. Все слова застревали в горле, потому что невыносимо больно было смотреть на то, как Чимин мучился. Всю его спину исполосовало: из-под лохмотьев порезанной мантии проглядывали куски свисавшей кожи. Долго Юнги не всматривался — в жилах стыло. Вихрь в голове поднимался такой, что оглушительный ветряной свист звучал даже в ушах. Мысли вились, спотыкались друг об друга, и всякое новое заклинание, что приходило на ум, Юнги отбрасывал с большей злобой. Не то, не то! Бушевала и тревога, беспощадная и лихорадочная. Хотелось ударить между ребер с такой силой, чтобы наконец заглохло. — Я знал, что они мягкие, — пальцы Чимина впились в бедро, нежно подушечками скользнули по колену будто случайно. Юнги покрылся мурашками. Он накрыл его руку своей, страшно дрожавшей, и готов был позволить Чимину всё, лишь бы оставался в сознании подольше. — И ты такой… мягкий, когда перестаешь убегать. И всё стихло. Юнги не знал, что на это ответить, зато расплывчатые, как разбитое волнами отражение, слова заклинания собрались воедино. Юнги провёл в воздухе палочкой и прошептал: — Вулнера санентур. Кровавые пятна потеряли блеск и понемногу сходили с ткани. Меж торчавших клочьев мантии засветилась стягивающаяся кожа. Юнги с осторожностью дотронулся горячей от жара щеки Чимина и приподнял его лицо, чтобы заглянуть ему в глаза. Веки оставались полуоткрытыми. Его знобило. Без этого заклинания Чимин, возможно, и не пережил сегодняшней ночи, однако теперь появились шансы. К несчастью, тёмная магия всегда проникала куда глубже, чем просто в мягкие ткани. — Пожалуйста, потерпи ещё немного, — Юнги поднялся. Стоя, он заметил знакомый конверт, что валялся вдали. Позже. Он заберет его позже. — Мне нужно позвать на помощь, — улыбнулся устало и вышел из башни. Пожалуй, эта была одна из последних его прогулок по Хогвартсу, только он совсем не мог ей насладиться, потому что бежал так быстро, как мог, и едва не захлебывался слезами.