Мерцающая башня

Hold up just a minute I’ve been looking for some help, just to find myself Been losing my focus Like a thousand times before, can’t take this anymore CLNGR — Waste of Time

Две белых рубашки свисало с кровати. Поверх них наслоились плащи, брюки и свитера — Юнги вынимал из чемодана все, что попадалось под руку, лишь бы отыскать подходящую одежду для матча. «Свиданием» назвать то, что ему предстояло, не давало жгучее смущение: оно одной единственной мыслью как стрелой выстреливало по всему телу и поджигало зубчатым наконечником кожу. Пальцы сминали ровно сложенные ткани, выдергивали за края блузки и толстовки. Ничто из этого не подходило. Слишком вычурно, слишком просто или слишком… слишком. Для чего вообще так готовиться? Если для Юнги это ничего не значило, то нет смысла выделять этот день среди остальных, и без того наполненных Чимином. В спальне Слизерина собиралось всё больше ребят. Возня Юнги привлекала внимание, потому он схватил себя за запястье с жесткостью, досчитал до пяти и захлопнул чемодан. Хватит. Нечего чесать эго самовлюбленного Чимина, а то решит будто Юнги готовился ко встрече. Белая рубашка, нередкая вещь в гардеробе, вполне подошла бы. И едва Юнги определился, позади послышался знакомый голос. Никуда от Чимина не денешься: только выкинешь из головы — явится лично. Из-за горделивой осанки и пышной шевелюры его всегда облюбуешь взглядом, потому что министерский сын соответствовал статусу даже внешне. Юнги не терпел что улыбчивые глаза, что плотоядную ухмылку, потому что в них и заключалось двойственное нутро Чимина. Он был незатейлив, выражался открыто, признавался в чувствах, но как перейдет очерченную линию, так сразу зрачки наполнялись витиеватыми бликами, точно в них прятались чьи-то неупокоенные души. — Не будешь ставить на Слизерин? Тут Лэстер предлагает заработать немного на гриффиндорцах, — острый подбородок Чимина кинжалом высунулся из-за плеча и, на удивление, опустился на него так мягко, что Юнги не сразу почувствовал. — У нас все шансы на победу, пусть и Тэхён весь день отговаривает. Но что взять с Тэхёна, он слишком предвзят. — Не люблю азартные игры. — Но карты тебе все равно по душе? — Азартные игры всегда непредсказуемы, они скорее для тех, кто любит играть с огнем, а не укрощать его, — и хмыкнул. Юнги представлял себя в это мгновение невероятно остроумным, и отчего-то думал о том, каким выглядел в глазах Чимина. Вчерашняя встреча заметно раздвинула выставленные им рамки. Чимин ворвался, снёс мощные стены ногами и теперь подбирался вплотную. Прямое столкновение никогда не было сильной стороной змеи. Юнги с такого расстояния всегда терялся, поскольку ему не хватало гибкости обернуться и выловить ползущую щупальцу у себя под боком. А Чимин словно чуял это и намеренно подползал. — Хочешь сказать, что мне не под силу никого укротить? — Ты даже себя в узде держать не можешь, о чем речь вообще? — А ты все же следуешь за моей дудкой… — и воздух комом застрял в горле, отчего Чимин закашлялся. Острый конец палочки уперся ему вбок. Юнги нахмурился так сильно, что увидел свои же нависшие брови над глазами. — Еще одно слово, — прокрутил палочку, как будто это был меч, — и про свидание можешь забыть. — Как раз хотел убедиться, что ты не передумал, — и улыбнулся. Понял, гаденыш, что не один этого желал. Но где Юнги просчитался? И грозным был, как прежде, и флиртовать откровенно не давал… Он отпрял и перевел взгляд на кровать: вещи так и не убрал. Отчего-то все движения Юнги потеряли легкость, его пальцы точно изредка парализовывало мелкими ударами тока, спина распрямлялась едва не со скрипом, до того рвано он отвел плечи. Сконцентрироваться на тряпках не получилось, ведь позади, наверняка, стоял Чимин и пялился. На затылок, на задницу — да куда угодно, всё равно бесил. Юнги собрал в легкие побольше воздуха, выдохнул и развернулся со взглядом не то что убийственным, хуже. А Чимина и след простыл. Придурок.

──────≪✷≫──────

Длинные рукава рубашки теребил ветер. Юнги поджимал их взмокшими пальцами — шёлк мгновенно покрывался заломами. Вздымающийся в воздух песок осыпался полупрозрачным дождем на его ботинки, часть летела в глаза. Он прикрывался рукавом от него и лучей, что выбеливали дорогу и лица идущих. Ряды стадиона заполнялись пестрыми фигурами, макушки учеников и преподавателей торчали из-за высоких стен, где-то просматривались плакаты и флаги, принесенные фанатами. Матч — то редкое развлечение, когда дозволялось разбавить учебную рутину, потому собирались почти все, да и никому не хотелось пропустить главную тему последних недель. — Говорят, в этот раз ставок на слизерин больше обычного, — послышался чей-то разговор в толпе. — Так там первокурсник играет, это ожидаемо. Он едва метлу держать научился — уже взялся ловить снитч. Короче, предсказуемый матч будет… Ко второму входу выстроилась виляющая очередь, а Юнги точно выпал из гнезда: стоял поодаль на траве, растирал подошвой клевер и проросшую поганку. Чимина нигде не было. Они договаривались встретиться заранее, однако минуты шли и «заранее» превращалось в «хотя бы вовремя». Подбородок, как чугунный, тянуло к земле, потому что осматриваться было неловко. Да и глаза слезились от ветра, что придавало выражению лица ненаигранной печали, будто блестящие слезы, как стекла, расколются, и прорежут дорожку к подбородку. Учеников уже рассаживали по местам. Очередь постепенно поглощали башни, что стояли стенами вокруг стадиона. Люди, словно рептилии хвосты, скрывались за каменной кладкой. На возвышенности от прохлады солнце не спасало. Открытая шея и грудь словно онемели, Юнги прикрывал их ладонью, чтобы согреть. Он устал: вес неприятно давил на ступни, и в носу пощипывало от сухости воздуха. Что происходило внутри, передать было трудно. Рёбра словно похрустывали от того, как по ним стучало сердце. Оно билось странно, как залипло в смоле, и ощущалось встревоженным ульем. Юнги себя не понимал. Чимин и не нравился ему никогда, это «свидание» и не стало бы полноценным, но отчего-то его конечности покалывало, и они сами принесли его на стадион. А теперь суматоха поглощала Юнги: мелькающие воротнички и возгласы с трибун вызывали гадкую дрожь, что от коленей поднималась к груди. Похолодало словно градусов на двадцать. Этого стоило ожидать. Чимин — министерский сын, чистокровный слизеринец — фальшивость и разогревала его кровь. Он улыбался мастерски и заигрывал так, как умели только прирожденные факиры. Едва дашь своему сердцу прислушаться — оно поведет за чарующей мелодией в подземелья, в то самое место, где, притаясь, выжидал смертоносный Василиск. Облака, как сбегающая с горы лавина, серыми гроздьями расходились в стороны. Карты обманули. Юнги готов был поверить даже в это, нежели найти веское оправдание для Чимина. Потерял счёт времени, забыл, провалился по пути в погреб… да хоть попал под метеорит и героически закрыл собой от него младшекурсников — всё это менее вероятно, чем простой розыгрыш. Не тот розыгрыш, где тебя неожиданно встречают друзья в день рождения, и хотелось бы верить, что не тот, где высмеивают на глазах у толпы, но здесь, как минимум, были заложены самолюбование, азарт и месть. Чимин приметил красивую мордашку, набегался до того, что единственным интересом стало желание заполучить любой ценой, а потом безмолвно исчез. За всё это платил Юнги: корил себя за наивность, падкость на смазливость и веру в то, что человеческую натуру он прежде понимал превратно. Нисколько не ошибся. Человек корыстен, жесток и тщеславен. Непредсказуемость заключалась лишь в том, что Юнги велся на показную доброту и подводил сам себя. Выложил бы он тогда вторую карту, быть может, она указала бы, куда поведет его «влюбленность». Чужие плечи толкали со всех сторон. Юнги примостился на крайнее место, накинул на белую шевелюру — маяк для придурков — капюшон мантии и уставился на пустое поле. Что-то холодное, оттого по ощущениям острое, тронуло нос, следом кольнуло плечо, колено. Юнги поднял глаза и сощурился — начинался дождь. Вокруг засуетились преподаватели и студенты, из ниоткуда доставали зонты и тоже накинули капюшоны. Оно и к лучшему — хрен его различишь в толпе. Плечи поднимались и тянулись вперед, чтобы прижать к шее ткань, ладони он сдавил бедрами и расслабил веки. Сам себе Юнги представлялся сейчас жалким, брошенным и безмерно глупым. Может, он и так собирался глянуть на матч, никакого Чимина не ждал ни минуты, даже не намеревался. Постоял у входа, ибо задумался… или не желал толкаться с людьми, поэтому спокойно зашел. Вот сидел. Любопытно же… Новичок, говорят, играет от Гриффиндора, путь его сегодня размажут! На стадион уже выпускали команды. Семь человек в бордовых накидках вышли с метлами наперевес. Все были широкоплечими и высокими ребятами, в большинстве своем — с последних курсов. Среди них Юнги разглядел того самого мальца, что прославился на всю округу. Отсюда он совсем не казался таким уж зелёным и неумелым, каковым его описывал Лэстер, когда предлагал делать ставки. Чон Чонгук, игравший за ловца от Гриффиндора, держался уверенно: монолит смольных волос лишь подчеркивал его суровый взгляд, полный азарта. Юнги усмехнулся в пустоту — как хорошо, что он всегда был столь принципиален и ни кната не вложил в эту ересь. А хрен его знает, кто сегодня победит. Бесталанного не взяли бы на место важнейшего игрока. — И поприветствуем команду Слизерина! Его же факультет, как всегда, выделялся: задрав головы, они прошли ровным строем в центр поля, в руках сжимали лакированные ручки мётел и бодро приветствовали болельщиков. Здесь-то Юнги совсем растерялся. Сверкая белоснежной улыбкой, точно перстнем размером с урюк, горделиво взметнулся в небо Ким Тэхён. Юнги прежде был далек от квиддича, но не до такой степени, чтобы упустить столь значительные изменения в команде. Какого черта? Разве это не стало бы главной новостью в то же мгновение, как выяснилось? О принце на чёрной метле твердили бы в каждом коридоре и классе… Вопросы одни за другим заполоняли голову и вот-вот вызвали бы мигрень. Погода и без того прохладой забиралась так глубоко, что осела в горле тупой костью. Почему Юнги не знал? И знал ли Чимин? Могла ли вся эта история походить на план, бестолковый, абсурдный и безумный? Негаданное появление Тэхёна, исчезновение Чимина, ставки на команды, свидание… Все четыре элемента логика не брала, их разводило в стороны, словно воду и масло, при любой попытке осмыслить и соединить. Если же Юнги в суматохе перемешал то, что изначально рядом и не стояло, то он все ещё оставался покинутым и ничтожным. Каким и был до грандиозного выхода Тэхена. В возгласах и свисте глохли даже собственные мысли. Болезненная обида не отступала несмотря ни на что. Юнги и прежде не отличился самоуважением, а теперь он сжался до размеров облезлой собаки, что поросла колтунами и вылизывала острые туфли хозяина. Какие бы действия он не предпринимал, все равно попадался на крючок — волочился под подошвой прилипшим листом бумаги. Чимин хотел, чтобы Юнги полюбовался на его лучшего друга и в кои-то веки осознал, что не сдался никому? Дурацкая хотелка Тэхёна стоила того, чтобы кинуть одного дурачка на свидании. Жизнь ему вновь наглядно показала, какого это начать доверять людям. И плевать. Юнги искренне пытался сосредоточиться на матче. Следить за командами не получалось. Он прежде-то не интересовался подобным, а теперь, когда метавшиеся в дожде тела вызывали легкое подташнивание, и подавно не мог вникнуть ни в правила, ни в ход игры. Количество мячей и вовсе не имело смысла, потому что они разлетались в стороны фейерверками и пропадало всякое желание вылавливать их взглядом. Внутри накопилось так много тяжести, что хотелось облокотиться на мягкое плечо и, пусть на мгновение, но выйти из нескончаемой игры с нулевой суммой. Быть может, в тишине и покое Юнги разглядел бы в глупых шутках и нелепом флирте нечто более серьезное. Мечта об этом жила где-то в недрах сердца, как ни прижигай её. И если так подумать, то Чимин не вызывал терпкого, резкого отторжения, лишь опасливое любопытство, однако все затмевало явственное разочарование. Нога стучала нервно по деревянному полу каблуком, нос начинал сопеть. Это все того не стоило. Не свидание, а затянувшееся унижение и самоутешение. Костяшкой Юнги потер правый глаз: газон начинал сливаться с растянутыми всюду красно-желтыми флагами. Влага щипала нижнее веко, будто застаивалась за ним, как за дамбой, и страшно было моргнуть — точно прорвёт. Он уперся лицом в запястья с такой силой, что темнота аж замигала кругами. Проморгался, фокусируясь на мокрых руках, и уловил еле заметную дрожь в теле. До этого Юнги не плакал, ведь в это мгновение настоящий, надрывный плач только подбирался к нему, затрагивая все конечности и расширившуюся грудь. Такого позора он бы не стерпел. Юнги вскочил, опустил голову, чтобы капюшон навис на лицо, и двинулся к выходу. Тут-то и уперся в чье-то тело, неприятно горячее. Запах послышался сладковатый и удушающий. — Ой, Юнги! — пальцы Чимина обхватили с обеих сторон, его голос коробил. — Извини, там такое произошло… Я бежал со всех ног, как понял, что опаздываю… Я говорил Тэхёну… — сбился, наверное, потому что Юнги лица не поднимал и в шуме отчетливо доносилось угрюмое молчание. — Ты вообще как? Долго ждал? Не замёрз? — Да пошел ты нахуй. Юнги толкнул его обеими руками в грудь и нырнул в однотонную массу людей. Говорить им больше было не о чем. Уже на улице под дождем он осознал, что стоило прихватить сегодня зонт. У карт ничего не спросил… так опрометчиво. Это было на него не похоже, новые и непривычные чувства мутнели воду. Прежде он бы ни за что не вышел из спален, не спросив у карт о грядущем дне, а сейчас платился за глупость. Небо поливало нешуточно, за короткие минуты непогода добралась до самых трусов. Юнги выжал пальцами слипшуюся в пряди челку, чтобы струи воды побежали к подбородку, и пошел в гостиную Слизерина. Однако дойти без происшествий не вышло. В тишине опустевших коридоров раздалось шарканье — тяжелый, гнетущий звук, что вынудил застыть. Юнги снова точно очутился в мраке башни, где с замиранием сердца выжидал, когда смотритель уйдет. Страх охватил неосознанно, ноги остолбенели, как мрамор влились в каменный пол. И уже вскоре перед собой он увидел перед собой тощего Аргуса Филча, те самые морщины, свисающие складки кожи и яростный взгляд. — Попался, — самодовольно прохрипел тот, — так и знал, что гуляете по ночам, засранцы, — вцепился в его воротник, встряхнул, будто коврик, а потом и вовсе потащил в неизвестном направлении. Потные пальцы до скрипа сжимали мочку — Юнги вырывался, шипел, но его заткнули, и в этот раз ладонь и близко не касалась рта с тем же трепетом. Коридор теперь напоминал бездонный мешок, потому что волочили по нему Юнги до того долго, что ухо онемело, притупились и боль, и тревога. Дверь в кабинет он узнал мгновенно. Нерешительно вошёл вслед за Филчем и, завидев профессора Снейпа, потупил голову. Доли секунды хватило, дабы разглядеть смешанный с тяжелой тенью строгий взгляд. В спину Юнги грубо подтолкнули вперёд, он споткнулся о собственные ноги, но все же приблизился к плохо освещенному столу. Было угрюмо. Кругом висели заполненные чем-то колбы, чугунные котелки, что лишь сильнее омрачало помещение. Жёлтый свет тонко покрывал стопки пыльных книг. Тихо шумела медная керосиновая лампа, а перед ней выделялся массивный нос Снейпа. Выше поднять взгляд не хватало смелости. — А я говорил, — голос Филча вновь ушел в старческую охриплость, он прокряхтелся, — разбаловали вы их. Сегодня они вольно ходют у вас по замку, а потом! Воруют, хитрят, юлят… Детей в строгости держать надо. А за такое и вовсе гнать подальше, пока чего еще не наворотил. — Спасибо за вашу бдительность, но попрошу оставить нас наедине. Едва дверь захлопнулась, вошедший в кабинет ветерок пробрал до мурашек. То ли ужаса навеивало всё вокруг, то ли и правда похолодало. Профессор Снейп был неспешен, он смотрел сверху-вниз и грузно молчал. Из-под ресниц без бликов неподвижно смотрели зрачки. И если при Филче тот открыто показывал злость, то теперь она сменилась на холодное разочарование. Неудивительно: лучший ученик его факультета оказался нарушителем правил, и более того, подставил под сомнения все свои достижения. Ведь лжец — лжец во всём? — Не удосужитесь ли вы изъясниться, мистер Мин, чем промышляете в ночное время? Разве вам не известно, чем это грозит? Но Юнги как воды в рот набрал, потому что совсем не знал, что ответить. У него и без этого мозг от мыслей превратился в пожеванную жвачку, словно налепил недобросовестный кто-то прямо в череп, а тут череда неудач откровенно вела его к неминуемому краху. Неторопливость профессора Снейпа, то, как он тянул паузы, как долго и строго смотрел, понемногу сводили с ума. — Хорошо, не хочешь говорить, тогда поступим по-другому. Он выкатил ящик письменного стола, за которым сидел, и выложил на него что-то громоздкое. Мелкие предметы аж забренчали. По толстой тёмной обложке Юнги сразу догадался, что достал профессор. Украденную книгу заклинаний. Как она могла попасть к нему на стол, если никогда в вещах учеников никто не рылся, да и ни за что на свете Юнги бы не положил её на видное место? Растерянность, оторопь, испуг достигли такого уровня, что прошлая трагедия стала незначительной. Предали, унизили, поставили на последнее место — уже искренне плевать. Сейчас его жизнь буквально могли разрушить. Самое безнадежное в этом было то, что боязно и бессмысленно было оправдываться. Про него и его поступки, наверняка, всё выведали. Кто донёс, откуда узнал? Не столь важно. Он мог упасть на колени и извиниться, мог рассказать в красках о своих горестях и претерпеваниях, как на исповеди, однако пустой взгляд не обещал ему никакого прощения. Будь проблемой только прогулки по ночам, Юнги бы уже с выговором отправился в гостиную, но тут всё было серьезнее. Несколько нарушений, и все они от того, от кого меньше всего этого ждали. — Что теперь скажете, мистер Мин? Неужто злопыхатели подкинули? Вы же знаете, что вас за такое могут ждать крайние меры. Вы уж постарайтесь объяснить свои мотивы. О ваших поступках доложили даже директору. Стол в глазах Юнги понемногу размывало. Сначала его острые углы смешались с темнотой, потом — лежавшие книги. Он не мог сдержать слезы от того, какая несправедливая, жалкая и скорбная участь постигла его. И хуже всего то, что этот неприветливый дом, куда он с детства отчаянно рвался, выпроваживал его в никуда, в безнадеждие и бесчинство, потому что за стенами школы никто не ждал. — Пожалуйста, не исключайте, — он не привык показывать чувства так явственно. Часто уводил смятение, злость, страх в язвительные шутки или показное безразличие, однако и у него была грань, дальше которой и не ступишь, если не умеешь ходить по воздуху. Поэтому Юнги готов был сознаться во всём. — Я помнил ваши заветы, я и не думал применять тёмную магию. Это всё моё любопытство, профессор, и мне очень стыдно. Я исправлюсь и приму любое наказание. Снейп сдержанно вздохнул. Протянул лист пергамента, который в освещении казался кофейным. И сухо приказал: — А теперь пишите всё тоже самое, но развернуто, с тактом и чуть больше сожаления в словах.