The Same Deep Water as You

***

Сбитые скалистыми побережьями и каменистым дном, донельзя огрубевшие ноги ступали по мокрому песку вдоль линии моря. Под стопами оставались маленькие ямки, из которых тут же сочилась солёная вода. Их обладатель — крепкий, рослый мужчина по имени Ризотто, едва разменявший четвёртый десяток, но уже разжившийся серебристой сединой, — направлялся к своей лодке, пришвартованной в небольшой бухте меж прибрежных скал, намереваясь приступить к работе.

***

Балансируя на грани жизни и смерти, этот мужчина каждый день доводил себя до предела человеческих возможностей и делал вещи, недосягаемые для простого обывателя. Он был ловцом жемчуга — так обычно звали ныряльщиков за этой морской драгоценностью. Однако охотился он не только на жемчужины, но и на многие другие сокровища, что скрывала собой водная толща. Задерживая дыхание на несколько минут, он нырял как можно глубже — прямиком ко дну, различным подводным структурам или полостям в скалах, — где собирал приносящих жемчуг моллюсков и прочие бесценные дары моря. Чтобы совершать такие отважные поступки, требовалась недюжинная выносливость и сила воли, а уязвимое человеческое тело нуждалось в усердной подготовке с малых лет, и светловолосый действительно занимался этим всю свою осознанную жизнь, с самого отрочества. Несмотря на то, сколь чудовищно тяжёлым и опасным занятием являлось его дело, ничто не в силах было остановить мужчину. Что-то тянуло его в море снова и снова… В нём он находил своё утешение. Сколько бы ни проходило лет, ему всё так же неизменно хотелось окунуться в манящие пучины; не было ничего более желанного для него, чем ощутить удушающе крепкие объятия глубины, снискать в них душевный покой и небывалую ясность ума, которых он мог достичь, только находясь наедине с морем. Вода глушила всё лишнее, оставляя лишь его одного и её бескрайние просторы. Это был самый умиротворяющий ритуал и вместе с тем чрезвычайно суровый способ закалить свой дух. У него не было дома. Ночевал он, где придётся, в тёплое время года предпочитая устроиться в укромном уголке какого-нибудь спокойного берега, в пещере или гуще деревьев, иногда держась удачного и щедрого на улов места по нескольку недель. Плавал в одиночку, а потом торговал находками в ближайших к своей остановке поселениях. Так он многие годы бороздил Тирренское море один, его полные изобилия воды с непредсказуемыми течениями, кочуя на своём маленьком паруснике вдоль всего северного побережья Королевства Сицилии, и оставляя на суше после себя лишь очередную горсть подводных богатств в чьих-то руках. У него же оставалось только море и только к морю ему хотелось возвращаться. В своих изысканиях мужчина заплывал и на небольшие вулканические острова, целым архипелагом распростёршиеся чуть дальше от сицилийских берегов. Окутанные флёром тайны и природных опасностей, это были не самые гостеприимные края, но они особенно изобиловали диковинками, обещая непременно достойную добычу. Однако архипелаг действительно служил пристанищем для тёмных сил, запечатлённых во всевозможных преданиях. К тому же окрестности вулканов были полны не только богатств, но и разнообразных морских тварей, о которых люди не слагали легенд, но которые представляли не меньшую угрозу для хрупкой человеческой жизни. Многие его товарищи по ремеслу погибали. Их разили болезни, нередко преследующие большинство ныряльщиков, или коварство неудержимой стихии. Таков был естественный ход вещей. И всё же некоторые из них, однажды отправившись к загадочным островам, просто бесславно исчезали в этих мрачных водах. Печальная судьба настигала не только ловцов жемчуга, но и обычных моряков с рыбаками. Ризотто знал: все они пали жертвами притаившихся в скалах и бухтах архипелага кровожадных чаровниц — сирен. Завлекая странников своим манящим пением и завораживающей красотой, эти хищники охотились с завидным успехом… Но Ризотто всегда возвращался. Сколько бы опасностей ни поджидало в море, его, будто поцелованного богиней, несчастья обходили стороной. Мужчина не считал себя лучше или искуснее остальных, он относился к этому проще — должно быть, море благоволило ему, в ответ на его преданность позволяя делать то, что не удавалось другим. Так и к чарам этих жутких, но притягательных созданий он оказался невосприимчив. Много раз он слышал слегка отдалённое пение и на подходе к берегам архипелага, и даже когда нырял вблизи них. Хоть из человеческого уха был плохой помощник под водой, эти сладкие убаюкивающие мелодии улавливались отчётливо, будто звучали прямо в голове. Они звали, тянули за собой, но его разум, скованный прочными цепями, оставался закрыт. Поэтому Ризотто плавал к тем островам без опаски, заходя вглубь туманных вод так уверенно, словно они были подвластны ему.

***

Этим ранним утром, оценив обстановку, он как раз решил направиться на один из островов — Панарею. Погода стояла благоприятная, да и ветер дул попутный. Прежде чем отчалить, светловолосый ещё раз вгляделся в водные дали. Они простирались за горизонт индиговой мглой, сливаясь с предрассветным туманом, а их сакральный для мужчины зов был слаще всякого колдовского пения: как потаённый голос, нежно шептал он в его сознание шелестом волн, вновь призывая вернуться. Чёрные изваяния вулканов вдалеке лукаво поглядывали на него, едва виднеясь в утренних сумерках, словно приглашая его испытать удачу в который раз. Было в их силуэте что-то зловещее, но Ризотто это не смущало, ведь он не сомневался в себе. Подняв единственный парус на своём судне, он отправился в путь. В лодке у него хранились все его вещи, необходимые снасти и разные инструменты, спрятанные в отсеке на носу, а также вёсла и верный гарпун, не раз спасший ему жизнь. Пока не рассвело, главным ориентиром в море, подобно маяку, служил вечно кипящий Стромболи. В молочном полумраке его мягкое пламенное свечение было заметно отовсюду. Однако к моменту, как ловец добрался до конечной точки своего плавания, солнце уже поднялось над горизонтом достаточно высоко, чтобы осветить дно вокруг острова, предоставляя ему возможность выбрать наилучшую область для погружения. Отметив для себя пару интригующих и доступных мест, он закрепил лодку у скал над глубиной в несколько метров и, завершив все требующиеся приготовления, спрыгнул за борт. Эти места были ему особенно приятны, несмотря на печальную славу. Дикая природа, где всё оставалось на своих местах, никем не тревожимое. Работа здесь приносила наибольшее удовлетворение, а сейчас ему даже не было нужды нырять слишком глубоко, чтобы найти поистине прекрасные экземпляры. В чистейшей, прозрачной воде отлично проглядывалась каждая мелочь. Сначала он обыскивал подводные камни и маленькие гроты, набирая моллюсков, а потом переключился на дно из чёрного вулканического песка ради сбора редких кораллов. В конце концов, мужчина выплыл к спокойному пологому пляжу, куда затем перегнал лодку, а сам тем временем продолжил исследовать рифы на мелководье.

***

Так светловолосый трудился без устали до самого вечера. Совершив последний на сегодня заплыв, он собирался заняться вскрытием найденных раковин, как вдруг различил странные звуки, будто разносимые над водой потоками бриза. Тихий, почти неуловимый голос ощущался скорее кожей, чем слышался ушами, проникая в самое нутро. Такое ни с чем нельзя было спутать. Ризотто сразу понял, что слышит песнь сирены, и приготовился, не позволяя сбить себя с толку. Тем не менее оставаться на острове дальше всё же не стоило. Выйдя на берег, он не спеша собрал вещи вместе со своими находками и двинулся к месту причала. Там, на тёмном песке, прямо рядом с его лодкой, расположилось существо русалочьих кровей: неестественно бледное, словно покойник, с пронзительным взглядом глубоких янтарных глаз, глядящих прямо в душу. Этот взгляд был призван парализовывать своих жертв на месте и, наряду с пением, лишать их воли. Также искуситель являлся обладателем длинного впечатляющего хвоста, окрашенного в нежные оттенки голубовато-лиловых ракушек и переливающегося свойственным чешуе перламутром, а его волосы цвета розового коралла были красиво заплетены на голове, спадая ниже на плечи свободными прядями. При всём его очаровании, по внешним половым признакам перед ловцом находился самец. Он имел более развитые, устрашающие плавники, а на груди, наоборот, никаких округлостей — тех самых, что так волновали умы недалёких моряков. Хотя, думалось Ризотто, в рамках происходящего это не играло большой роли — механизм работал одинаково для всех, ведь сирена была на охоте. Скверное создание. Видимо, заметив пришвартованное судно, оно решило полакомиться незваным гостем и поджидало его возвращения. Вещественных доказательств, что сирены питались человеческой плотью — не было, лишь ходили слухи, потому что ни одна жертва пока не возвращалась после встречи с ними, чтобы донести эту жуткую весть до народа. В остальное время, вне охоты, грациозные убийцы скрывались от людского взора. Однако Ризотто доводилось заплывать туда, откуда никто не выбирался. Он видел целые берега, усеянные человеческими костями. А однажды встретил одну особь вплотную: безобразным изломом перегнувшись над недавно утопшим моряком, она была вся в крови несчастного и жадно поедала его труп, сверкая дикими глазами. Тогда ныряльщик по случайности застал её врасплох, поэтому та сразу же, без певческих прелюдий, напала на него. И хотя Ризотто удалось убить амфибию прежде, чем она нанесла ему смертельную рану, выйти полностью невредимым у него не получилось — тварь оглушила его своим предсмертным воплем. Воистину леденящий душу звук, громкий и полный неясного горя, не только лишил мужчину слуха на несколько часов, но и пронзил его сознание неизгладимым воспоминанием. В тот миг безупречная маска русалки рассеялась, а от неземной красоты не осталось ничего, кроме по-настоящему ужасающего облика. Прежде ловец нередко видел сирен на расстоянии, но так близко лишь единожды, в тот роковой день. И вот он снова столкнулся с одной из них лицом к лицу. Ризотто внимательно прищурился, чтобы отследить любое неосторожное движение амфибии, однако сохранял железное самообладание. Ей ни за что было не одурачить его своим безобидным видом. Он знал истинную природу этих созданий, сколь губительно их обаяние, и это всегда будет его отрезвлять… Вибрации буквально осязаемой песни ощущались во всём теле и, казалось, исходили изнутри. Наблюдая процесс воочию, светловолосый осознал, что существо в действительности не поёт, а воздействует телепатически, проникая напрямую в его разум. Оно смотрело на него своим гипнотическим взглядом, не мигая, изо всех сил пытаясь внушить ему что-то… Но не было тех струн, за которые оно могло бы потянуть. Ни совершенная красота, ни патока плотских утех, ни обещание безоговорочной любви, сквозящие в мягких переливах чужих чар, не способны были вытеснить горечь прожитой жизни, свинцом осевшую внутри. Прекрасной лжи было не достичь его сердца. И как бы обволакивающая, подобная колыбельной, мелодия ни старалась принести фальшивый мир в душу ловца жемчуга, ничто не шло в сравнение с той безмятежностью, что дарило ему море. Море было его единственной любовью, его бесстрастной и непостижимой любовницей, его бесплотным другом и пристанищем. И облегчить его ношу могло лишь холодное морское лоно. Обычно чарующее пение безотказно действовало на людей, но этот мужчина был непоколебим, словно горный хребет на пути волн: он даже не дрогнул под его натиском. Не подавая виду, существо попыталось усилить влияние, но так и не добилось желаемого. Ризотто же, сполна наглядевшись на эти безуспешные потуги, решил не тратить время даром и просто двинулся к лодке. Всерьёз испугавшись, когда человек уверенно ступил в его сторону — не заворожённый пением, а полностью владеющий собой, — русал в тот же миг взъерошил все свои плавники с выраженными костными лучами, явно очень острыми, хотя в глазах всё равно отчётливо читалось непонимание и растерянность. На всякий случай светловолосый остановился, готовый отреагировать, но исходящая от него уверенность ничуть не пошатнулась. Его аура была столь подавляющей, что сирена окончательно осеклась, заметив предупреждающий взгляд ныряльщика. Будь Ризотто более воинственным и пылким человеком, он бы немедля отправил это проклятое создание на тот свет. В ближнем бою они хоть и оставались опасными противниками, были не так сильны и изобретательны, как их колдовство. Пение служило им не только подспорьем в охоте, но и в качестве защиты. Тем не менее убивать его светловолосый не спешил, да и решился бы на это в крайнем случае. Он навсегда запомнил тот истошный крик в мгновение смерти сирены и его неприятные последствия. Какое-то необъяснимое чувство вины до сих пор противно пульсировало при воспоминании об этом отчаянном вопле. Слышать подобное снова ему, мягко говоря, не хотелось. После своей сокрушительной неудачи русал более не проявлял враждебности, лишь замер оторопело, и к этому моменту ловец уже был уверен, что тот не вгрызётся в его плоть, стоит ему отвернуться. Кажется, он произвёл на него достаточно сильное впечатление. А раз он уже не представлял опасности, причин убивать существо сейчас у мужчины точно не было. Просто игнорируя опешившую сирену в дальнейшем, Ризотто спокойно начал подготовку к отплытию. Слишком спокойно. Русал продолжал настороженно за ним наблюдать. Для него это стало шоком. Впервые в его жизни кто-то не только не поддался чарам, но и демонстративно не признавал его угрозой. Изумление на лице этого безмолвного создания было очевидно даже для человека. Бросив на него тяжёлый взгляд в последний раз, светловолосый благополучно отплыл.

***

Разрезая мягкие вечерние волны, парусник всё больше отдалялся от острова. Однако Ризотто ещё ощущал взгляд — пристальный взгляд янтарных глаз, что провожал его даже теперь, когда их хозяин превратился в крошечную точку на далёком тёмном берегу. Русал так и остался сидеть на чёрном песке, недвижим, будто прекрасная скульптура, ни на миг не ослабляя тревожную фиксацию на силуэте неуязвимого мужчины, до тех пор, пока тот окончательно не исчез за горизонтом.

***