Myriad Nights

Ночной ветер обдувает лицо и холодит покрасневшие от выпитого вина щеки. Бумажные фонари вереницей освещают путь, теряясь среди деревьев. Осторожно ступая по неровной каменной клади, Джонхан медленно бредет вперед. Кажется, он зашел уже далеко. Шум пира, доносившийся до него прежде, теперь совсем стих — лишь шелест травы, да шуршание одежд в такт шагам нарушают спокойную тишину ночи. Стоило бы задуматься об обратной дороге, но мысли юноши витают далеко за пределами королевского сада. «Как глупо все получилось», — Джонхан не замечает, что уходит все дальше от дворца. — «С чего я взял, что они примут мою компанию? Да по одному выражению их лиц можно было сказать, что им крайне неприятно просто находиться рядом со мной… Отец на самом деле думал, что я смогу подружиться с наследником семьи Ин? Как глупо». Он смог незаметно покинуть дворец, когда почувствовал, что от взглядов людей становится нечем дышать. Теперь оставалось лишь надеяться, что поглощенные пиром гости и вовсе не вспомнят о нем на следующее утро. Джонхан поджимает губы и пинает носком камушек, который тут же отскакивает в траву. Раздражение с примесью обиды все сильнее закручивается в душе. Он ни за что на свете не признается, как сильно ждал этого дня. С начала весны, на самом деле. Когда до столицы только-только начали доходить вести о скорой победе над мятежниками с севера. Просиживая дни в учебном зале, Джонхан с нетерпением предвкушал, как родители позволят ему выйти за пределы поместья. У них бы просто не получилось оставить его дома — приглашение на празднество от королевского двора приходило для всей семьи, а отсутствие даже одного человека означало бы проявление неуважения. Каждый вечер перед сном Джонхан представлял, каким будет тот день, когда он получит шанс ненадолго покинуть поместье. Ворота откроются перед ним, и вся жизнь, и он сам вмиг преобразятся. Он провел три месяца, поддаваясь наивному заблуждению о том, что за высокой оградой его ждет удивительный, прекрасный мир. Как тот, о котором он читал в книгах. Сейчас юноша хотел бы задать вопрос авторам. Что побудило их обращать чернила в ложь? Джонхан тихо вздыхает и останавливается. Впереди развилка. Недолго думая он решает пойти в ту сторону, откуда доносится журчание воды. Сердце ноет в груди, но юноша уверен, что это дает о себе знать разочарование. Празднество победы, пир во дворце и первый шаг навстречу чему-то новому — он поэтично проводил аналогии, сравнивая свою жизнь с целой страной. Жалкий, наивный юнец, впервые соприкоснувшийся с чем-то помимо пыльных книжек о государственном устройстве. Он — самый младший ребенок в семье Юн. Отец его — старший чиновник третьего ранга, имеющий высокую должность в Саганвоне, матушка его из семьи знаменитого полководца, воевавшего бок обок с королём Тхэджо во времена становления Чосона. История любви его родителей была поистине благословлена небесами. Чего нельзя сказать о браке. Шесть дочерей — не насмешка ли судьбы? Прискорбно. А в довершение грустной истории появление на свет его — болезненного омеги. Лекари все как один твердили, что не выживет. Но он выжил. И стал вечным напоминанием господину и госпоже Юн, что у них никогда не будет настоящего наследника. Родиться омегой в Чосоне — все равно, что принять худшее из несчастий в жизни. Он услышал эту фразу от министра финансов, чиновника второго ранга господина Ём Сукчона. Пускай, сказана она была не ему, слова все же были произнесены преднамеренно. В этот вечер Джонхан впервые посмотрел на свою жизнь глазами других людей. Он увидел себя слабым, бесполезным и жалким. Пускай никто не говорил ему об этом в лицо, Юн Джонхан не был глупцом. Как они видели его ничтожность, так и он их тщательно скрываемое высокомерие. «Что толку в том, что человек пытается показать нам свою величественную внешность, когда внутри него пустота?» — вопрос из прочитанной недавно книги не желал покидать мысли на протяжении всего вечера. Он видел пустоту этих людей, и их величественную внешность тоже. Торжественный пир превратился для единственного сына семьи Юн в нескончаемое порицание. Его появление во дворце едва ли не затмило собой возвращение с севера шестого принца. Посмотрите, никчемная омега семьи Юн впервые выползла из своего дома! Не будь они на глазах короля, слова вполне могли бы быть озвучены прямо ему в лицо. Юноша морщится, вновь вспоминая, как наследник семьи Ин отвернулся от него, не желая вступать в разговор. Просьба отца подружиться с этим человеком была с самого начала обречена на провал. Молодой альфа едва ли не сморщил нос, стоило только Джонхану оказаться поблизости. Как будто даже его запах был ничтожным. Джонхан замедляет шаг, когда тропинка выводит его к мосту над старым прудом. Сквозь заросли камыша едва виднеется чернеющая вода. Юноша медленно поднимается по ступеням и подходит к каменным перилам. Приглядевшись, он замечает несколько уток, плавающих меж высоких стеблей камыша. — Так вот откуда журчание воды, — шепчет юноша. Холод камня начинает покалывать пальцы. Джонхан проводит подушечками по шероховатой поверхности перил и нагибается вперед, пытаясь лучше рассмотреть ныряющих птиц. Может быть, для них мир действительно таков, каким его описывают в книгах? Знают ли они место, где чиновники из судебного ведомства не судят невинных, а молодые юноши все как один отличаются исключительно высокой нравственностью? Джонхан втягивает носом прохладный воздух и прикрывает глаза. Если такой мир где-то и существует, то точно не здесь. А может, причина в нем самом? Может быть, он просто не подходит этому месту? И удел его всю жизнь провести в родном поместье… «И в чем тогда вообще смысл?» Этот большой мир, существующий для него в виде чернил на бумаге. Джонхан искренне хочет понять его. Что он должен сделать для этого? Легко мечтать о странствиях, находясь за высокими заборами поместья. А сейчас, ступив, наконец, за порог, все, что он чувствует — это гнетущее разочарование. Джонхан хмурится, не открывая глаз. Внутри растет болезненное чувство. Юноша ненадолго замирает, прислушиваясь к себе. Быть может, уже стоит возвращаться назад? Пока он еще способен идти на своих двоих. Вот будет потеха, если вдобавок к сегодняшнему позору его еще придется искать по всему королевскому саду. Джонхан болезненно улыбается. Ситуация была бы просто ужасной. Возможно, после отец запретил бы ему покидать свою комнату. Пожалуй, стоит вернуться и найти матушку. Она наверняка взяла с собой нужные ему лекарства. Юноша открывает глаза, решая, что дальше моста не пойдет. Но не успевает он обернуться, как за спиной раздается шорох и слышится чье-то тяжелое дыхание. Все внутри застывает. На мосту он больше не один. Игнорируя кричащее об опасности чувство, Джонхан успокаивает себя тем, что кто бы там ни стоял, на территории сада могут находиться только гости, приглашенные во дворец. Юноша медленно оборачивается, готовясь завести разговор со случайным спутником. Почти натягивает вежливую улыбку, но та быстро сползает с лица. На мосту вместе с ним отнюдь не человек. Джонхан вздрагивает и дергается назад, ударяясь поясницей о каменные перила. Крик, готовый сорваться с губ, застывает вместе с воздухом, отказываясь покидать тело. В тусклом освещении фонарей на юношу смотрят два ярких желтых глаза. Огромное туловище, покрытое густой черной шерстью, а из пасти виднеются острые клыки. Исполинских размеров волк в нескольких шагах от него припадает на передние лапы, готовясь напасть. Джонхан стоит — ни жив, ни мертв, испуганный настолько, что не может даже сделать вдох. Мыслей, что до этого тревожили его, больше нет. Он упирается сильнее в перила позади себя, до боли впечатывая поясницу в камень. Волк. Настоящий волк. Джонхан не верит в то, что видит. Зверь медленно приближается, бесшумно переставляя тяжелые лапы по мостовой. Его шумное дыхание вылетает из пасти облаками пара. Яркие глаза смотрят пристально — от них не скрыться. Джонхан не до конца осознает, что собирается делать. Дикая мысль мечется в сознании: нужно бежать. Беги! Ну же! Но они на узком мосту, а за его спиной вода. Упади он в пруд, возможно, зверь не последует за ним. Джонхан задыхается от страха. Еще мгновение назад он размышлял о своей жизни, а теперь она сводится к одному: умереть от лап чудовищного зверя или утонуть. Он испуганно оглядывает, бросая взгляд на черную воду. Он не умеет плавать. Волк с каждым шагом приближается. И когда от его тяжелого дыхания колышутся ленты на поясе юноши, с побледневших губ срывается мольба: — Стой, — голос дрожит, как никогда прежде. — Не надо. Волк замирает. Джонхан перепугано вцепляется в перила. Нижняя губа безостановочно трясется, в уголках глаз собираются слезы. Внутри все сжимается, когда он понимает, что не может пошевелиться — тело приросло к одному месту. Ноги не слушаются. Он совсем один против чудовища. — П-пожалуйста… Волк наклоняет морду и долго смотрит на него. С губ Джонхана слетает тихий беспомощный всхлип. Он в отчаянии закусывает губу — лишь бы не провоцировать. Неважно, какая жалкая у него жизнь — он не хочет умирать. Волк смотрит и принюхивается. — Нет! — крик невольно вырывается из глубин дрожащего тела, стоит зверю сделать шаг. Юноша жмурит веки, готовясь к боли, что убьет его, но ничего не происходит. Волк тем временем внимательно обнюхивает его пояс, тихо фырчит и ведет носом выше, задевая светлую ткань одежд. Пытаясь уйти от прикосновений Джонхан до боли в спине наклоняется назад. Волк издает недовольный рокочущий звук. Предупреждает. Опаливает дрожащее тело горячим дыханием, а после… отступает. Джонхан осторожно приоткрывает глаза, не в силах поверить, что до сих пор жив. — Ты… Т-ты… «Не убьешь меня?» — хочет спросить он. Желтые глаза смотрят на него с пониманием. Волк огромен и страшен, но, кажется, не намерен убивать его. Грудь Джонхана судорожно вздымается, когда он снова может дышать. Юноша никогда не верил в легенды об оборотнях, считая их выдумками шаманов Кочосона.Но сейчас, смотря в ярко желтые глаза чудовища, он начинает сомневаться. Джонхан не успевает прийти в себя. Боль в груди, ранее принятая за переживание, все быстрее распространяется по телу. Он чувствует, как силы стремительно покидают его, и начинает заваливаться набок. Яркие глаза волка — последнее, что он вид, перед падением во тьму.

~ ~ ~

Луч солнца падает на лицо, заставляя слабо поморщиться и проснуться. Джонхан медленно разлепляет веки, встречая знакомый полог над головой. Молочная полупрозрачная вуаль скрывает его пробуждение. Покои залиты светом. Уже утро, но юноша не помнит, как ложился спать. Он поворачивает голову в сторону и пытается различить силуэты за вуалью. Несколько знакомых служанок слушают указания матушки, отдаваемые тихим ровным голосом. Джонхан пытается сесть, но тело ослабло настолько, что он едва в состоянии поднять руку. Что с ним случилось? Юноша напрягается, силясь отогнать темноту, окутавшую его воспоминания. Последнее, что он помнит, как незаметно покидал дворец, желая немного прогуляться в одиночестве. — Матушка? — зовет он пересохшими губами. — Хани, милый, ты наконец-то проснулся, — занавеси полога тут же раздвигаются, и взволнованное лицо матери возникает перед ним неожиданно быстро: нахмуренные брови, серьезный, с долей беспокойства, взгляд. Стыд подкрадывается незаметно, напоминая о том, что он всегда заставляет ее переживать. — Я долго спал? Что произошло? — он хочет звучать спокойно, но голос подрагивает на каждом слове. Джонхан не помнит, чем закончилась его прогулка. Все тело болит. Он ведь… Он ведь не доставил проблем семье? — Ох, милый, — женщина садится рядом, берет со столика кувшин и наливает воду в чашку. Ей не полагается прислуживать, но она делает это для него. Не задумываясь. Наливает воду, когда он болеет. Следит за тем, чтобы комната была хорошо проветрена, прежде, чем он заснет. Джонхан обрывками вспоминает прошедшее празднество. Вспоминает, как другие люди указали ему, кто он на самом деле. Обуза. — Я… — Хани, не волнуйся. Главное, что сейчас тебе лучше, — она улыбается мягкой всепонимающей улыбкой и помогает ему сесть, придерживая за плечо. — Дворцовая стража нашла тебя у входа в королевский сад. Ты потерял сознание. «О нет». — Из-за меня у вас с отцом будут проблемы? — тихо спрашивает Джонхан, виновато опуская глаза. Женщина лишь спокойно улыбается и качает головой. — Никаких проблем, Хани. Конечно, королю пришлось доложить. Стражники подумали, что кто-то напал на тебя. Но твой отец вовремя объяснил Его Величеству ситуацию, и все быстро разрешилось. Дорогой, — женщина мягко обхватывает руками ладонь сына и гладит холодные пальцы. — Ты ведь знаешь, что не должен был уходить один, никому не сказав? Как ты себя чувствуешь? Может, стоит снова позвать лекаря? Твои участившиеся обмороки беспокоят меня. Джонхан сдавленно кивает, чувствуя, как в животе затягивается тугой узел. — Про… Но не успел он договорить, как дверь в покои открывается, впуская господина Юна и семенящих за ним слуг. — Пришел в себя? — холодный голос отца тут же заставляет Джонхана выдернуть свою руку из ладоней матери. — Да, отец. Мужчина отстраненно осматривает комнату. Он редко сюда заходит, в последние несколько месяцев предпочитая не пересекаться с сыном. — Тогда позволь объяснить, что с тобой творится? Ни я, ни твоя мать, не ожидали от тебя подобной глупости, — с холодной интонация вмиг превращается в пышущее жаром пламя. Слуги за его спиной смотрят в пол. Джонхан тоже хотел бы отвести взгляд, но у него нет такого права. — Человек должен знать свои недостатки, чтобы понимать, как их компенсировать. Но ты, кажется, так до сих пор этого и не понял. Самоуверенный юнец, — взмах рукой, выражающий крайнюю степень раздражения, — Ответь мне, дворец для тебя что, личные угодья? — Н-нет, отец, — едва слышно произносит юноша. — Нет?! Тогда, с чего вдруг ты решил, что можешь ходить, где вздумается? Наши с матерью просьбы ты ни во что не ставишь. Я просил тебя сблизиться с мальчишкой из семьи Ин. Ты с ним поговорил? — Нет, отец, но это он- — О-о, освободи меня от своих оправданий. Я-то думал, что хоть умом ты вышел, раз столько времени посвятил книгам. Но видимо, слабый человек — слаб во всем. Даже простого сделать не смог. Зато самовольно убегать невесть куда — легко. Ты больше не ребенок, Джонхан — мужчина выдерживает короткую паузу. — Подумай над тем, какую пользу ты можешь принести семье. Сомневаюсь, что кроме Ин Хэмина в столице найдется хоть один человек, готовый выбрать для своего сына кого-то вроде тебя. На следующий прием пойдешь со мной. И только попробуй снова спрятаться где-то. Оставайся здесь и подумай, что ты сделал неправильно. Слуги принесут тебе трактат о надлежащем поведении — перепишешь его. С покрасневшим от злости лицом, мужчина резко разворачивается и направляется к выходу, не обращая внимания на кинувшихся врассыпную слуг. Около дверей он замедляет шаг и бросает через плечо: — А вы, госпожа Юн, прекратите потакать его слабостям. Хлопают двери. Громкие шаги постепенно стихают. Джонхан сидит на кровати, боясь пошевелиться. Упреки отца ему доводилось слышать и раньше, но еще никогда они не были сказаны столь прямо и не отзывались такой болью в груди. Госпожа Юн тоже некоторое время молчит, обдумывая что-то. — Видят боги, однажды у меня закончится терпение слушать этот вздор, — вдруг произносит женщина, с тихим звоном ставя чашу обратно на стол. Джонхан удивленно поднимает на нее глаза. Матушка прежде никогда не позволяла себе подобных слов об отце. — С возрастом все больше недовольства, — женщина посылает острый взгляд в сторону дверей. — Наш господин Юн давно позабыл, какого это — прислушиваться к другим. Не принимай его ругань близко к сердцу, Хани. Ладонь матери ложится ему на плечо. — Матушка, простите меня, я… — Замолчи, — настойчиво, но вместе с тем мягко останавливает его женщина. Госпожа Юн обладает необычайным талантом распоряжаться другими, не повышая голоса. Джонхан действительно замолкает, проглотив оставшиеся слова. — Ложись, — говорит госпожа Юн, самостоятельно укладывая голову сына себе на колени. Тонкие пальцы с золотыми перстнями перебирают его волосы. Джонхан тихо дышит, чувствуя, как чужая забота заковывает его сердце в тиски. — Слушай меня внимательно, Хани. Кто бы что ни говорил, но твое здоровье — это не твоя вина. Просто… так случается. И ты никогда не должен извиняться за это. Ни передо мной, ни перед отцом. Даже если господин Юн злиться, это только его выбор. В глубине души он тоже переживает, — Джонхан слушает тихий голос матери, а в носу от чего-то нестерпимо щиплет. — Хани, ты не представляешь, как я люблю тебя. Мой дорогой сын. Мне не нужно, чтобы ты был другим, и я не хочу, чтобы ты винил себя за то, что никогда не было тебе подвластно. — Джонхан шмыгает носом. — Хани, любимый мой. Самый красивый. Самый лучший. А с отцом твоим я все же поговорю. Пора ему напомнить, что он не единственный здесь человек. Джонхан лежит и слушает ее голос. Госпожа Юн умеет превращать плохое в хорошее: рядом с ней всегда спокойно, чтобы ни происходило вокруг, и этому нельзя дать объяснения. Постепенно юноша расслабляется, чувствуя, как пальцы продолжают гладить его по волосам. Сдался ему этот неприветливый мир. Он был бы не против провести вот так всю свою жизнь: в солнечной комнате, под убаюкивающий голос единственного человека, который любит его, не смотря ни на что.

~ ~ ~

Череда дней возвращает все в прежнее русло: здоровье Джонхана поправляется, и он заканчивает перепись трактата о поведении еще до того, как догорает последняя палочка благовоний из набора, доставленного ему вместе со старым свитком. Теперь юноша снова может покидать покои и ходить по поместью. Ворота для него по-прежнему закрыты, но это впервые не так сильно печалит. Каждый день, за завтраком, который члены семьи Юн вновь проводят все вместе, отец наставляет его правильному обращению с альфами. Конкретно, с сыном Ин Хэмина — Ин Сунвоном. Чем больше Джонхан слышит о тонкостях дела, тем меньше у него желания еще хоть раз покинуть дом. Матушка в такие моменты поджимает губы и недовольно глядит на мужа. — Не волнуйся, Хани. Если почувствуешь, что сын семьи Ин тебе не подходит, мы сможем остановить этот процесс. Без твоего согласия ни одна свадебная повозка не пересечет наш двор. А вот тут уже отец поджимает губы. Джонхан ясно видит, как расходятся их мнения, и больше всего боится, что в решающий момент слова матери возымеют меньшую силу. О том, что в таком важном деле отец станет прислушиваться к нему, Джонхан даже не думает. Старшие сестры, еще не покинувшие дом, тактично помалкивали. Джонхан понимает их, но все равно чувствует себя как никогда одиноко, оставленный один на один с грядущими переменами, что несомненно произойдут, и от которых он не сможет укрыться, где бы в большом поместье Юн ни спрятался. По прошествии недели непрекращающиеся разговоры за завтраком начинают вызывать у него тошноту и Джонхан старается меньше есть. Все свое свободное время он проводит в библиотеке, обложившись книгами, но добрые друзья, привычно спасающее его от скуки, в этот раз совсем не помогают. Джонхан думает о том, чтобы отпроситься у матери и навестить одну из замужних сестер. Джиу живет со своей семьей на другом конце города, и это кажется не так далеко, чтобы попытаться. Однако, в тот день, когда Джонхан собирается с мыслями, матушка останавливает его на полуслове: — Я понимаю, Хани, но ты только поправился. Я не хочу, чтобы ты снова рисковал своим здоровьем, да еще и так скоро после болезни. Давай обождем неделю, и если ухудшений не будет, то отправим тебя к ней. Я и вышивку для их малыша как раз закончить успею. Джонхан слабо улыбается и соглашается, пускай предчувствие продолжает нашептывать ему, что нужно выбираться отсюда как можно скорее. Что-то темное нависает над ним и не дает спокойно дышать. Приход в поместье Ин Хэмина со своей женой и сыном становится тому подтверждением. Глава семьи Ин занимает не самую высокую должность в столичном управлении. Другими словами — семья Ин по статусу ниже, чем Юн. И все же обеденный зал украшен цветами, а на столе лучшие блюда выставлены в удивительную композицию. Лишь бы внимание гостей было занято оформлением, а не тем, сколь худой товар им предлагают. Весь обращенный в слух, Джонхан давится над каждым новым кусочком рыбы. Напротив него молодой альфа в ярких одеждах презрительно улыбается. У Джонхана по коже бегут мурашки и все, что он чувствует к человеку напротив — это отвращение, приправленное щепоткой страха. — Недавно мне сообщили, что в столице увеличилось число дворцовых стражников. Кажется, они кого-то ищут, — голос господина Ина звучит намеренно незаинтересованно. Джонхан замечает, как уголки губ матери едва подрагивают. Она превосходно сдерживает улыбку, когда отец также отстраненно отвечает: — Не могу точно сказать. В Саганвоне в эти дни все спокойно. — Да, конечно. Но все же, как интересно получается, — Ин Хэмин ничуть не расстраивается, встретив перед собой стену. Чиновники Саганвона известны своей скрытностью. Джонхан коротко улыбается. Наблюдать за тем, как двое взрослых мужчин ходят по кругу — весьма забавно. Ведь очевидно, что император не станет посылать свою стражу на поиски того, кто не нужен дворцу. Но в то же время, со слов отца, в канцелярии цензоров нет громких дел. Одним словом, никаких донесений о противозаконных действиях или коррумпированных чиновниках. Загадка, ответ на которую можно получить, только если оба чиновника выскажутся прямо. Джонхан в предвкушении. — Давайте не будем обсуждать работу во время трапезы, — госпожа Ин картинно смеется и устремляет свое внимание на Джонхана. — Ваша матушка поведала мне, что вы хороши в каллиграфии и живописи. Я всегда говорила своему сыну, что тот, кто хорошо владеет кистью, обладает способностью ясно и глубоко мыслить. — Спасибо за похвалу, — теперь взгляды всех за столом обращены к нему. — Но для любой матери творчество дитя будет дорого, вне зависимости от того, сколь это творчество стоит своего упоминания. — Какой скромный юноша! — госпожа Ин в восторге. Джонхан выдавливает из себя улыбку. Альфа напротив него хмыкает. Сестры рассказали Джонхану, какой репутацией обладает Ин Сунвон. Наследник семьи Ин не блещет талантами в области искусства. Говорят, он за всю жизнь и нескольких книг не прочел, предпочитая заниматься с луком и мечом. Очень удобно, если помнить, что статус его семьи позволяет проходить службу в столичном ведомстве под присмотром отца. Легко, наверное, лупить мечом по деревянным манекенам. Госпожа Ин пускается в долгий рассказ, повествующий о достижениях ее сына, а Джонхан не может украдкой не смотреть на мать. Будучи дочерью великого полководца, в молодости она ездила с ним в путешествия далеко за пределы столицы. Должно быть, ей тяжело сдержать смех, слушая эти бредни сейчас. Из всех присутствующих, она единственная, кто имеет представление о настоящем сражении. Единственная, чей статус семьи определил поле боя, а не удачно сданный королевский экзамен. Когда Джонхан встречается с ней взглядом, женщина едва заметно приподнимает уголки губ. Юноша посылает ей быструю улыбку и возвращается к жареной рыбе в тарелке. Тьма, зависшая над ним, отступает. Джонхану хочется верить, что на этот раз буря обойдет его стороной.

~ ~ ~

Спустя пару дней ранним утром в поместье приходит послание — отца срочно вызывают во дворец. Направляясь на завтрак, Джонхан рад тому, что не придется слушать очередные споры родителей о достоинствах и недостатках молодого господина Ина. Матушка просит слуг принести его любимые сладости, а сестры на редкость оживленно обсуждают грядущий праздник фонарей. Пережевывая тянущееся пирожное, Джонхан увлеченно слушает их, на короткий миг отвлекаясь от собственных мрачных мыслей. Как хорошо это утро, когда нет надобности расстроено поджимать губы. — В этом году даже мост над рекой украсят фонарями! В прошлый раз из-за сильного ветра не стали, но, говорят, один ученый сумел придумать такую конструкцию, которой не страшен ветер! Матушка, скажите как хорошо! Джонхан тянется за еще одним пирожным, как вдруг его рука застывает над тарелкой. Ночь, лес, лента фонарей, уходящая вдаль и он — стоит на мосту, наблюдает за тем, как птицы ныряют в черную воду. Откуда это воспоминание? — Хани? — голос матери отгоняет видение и Джонхан берет-таки пирожное с тарелки. — Да, матушка? — Если наелся, можешь оставить. Я попрошу слуг принести их тебе в покои позже. — Хорошо. Джонхан откладывает любимую сладость. Предчувствие чего-то нехорошего вновь нависает над ним.

~ ~ ~

Отец возвращается из дворца, когда солнце близится к закату. Он необычайно весел, и, кажется, впервые за долгое время смотрит на Джонхана без тени недовольства. Ужин проходит в странной обстановке. Они ни разу не говорят о семье Ин. Перед тем как разойтись по покоям, сестры шепчутся о том, что паранойя отца, кажется, отступила. Джонхан соглашается с ними, но тревога не отпускает. Из книг о мироустройстве ему известно, что резкие перемены никогда не ведут ни к чему хорошему.

~ ~ ~

Следующее утро начинается со скрипа главных ворот. Джонхан с трудом открывает глаза — он полночи проворочался на кровати, мучаясь беспокойством. Юноша через силу поднимает себя на ноги и переодевается в повседневные одежды без помощи слуг. Покачиваясь с пятки на носок, расчесывает гребнем волосы и заплетает домашнюю прическу. Кто бы к ним не пожаловал — скорее всего, это «свои». Выходит из покоев одновременно с одной из сестер. Она тоже сонная, недовольно хмурится и ворчит что-то себе под нос. — Пошли, посмотрим, кто приехал, — говорит ей Джонхан, мысленно перебирая, кто из старших сестер мог бы навестить их в это время. Кто бы то ни был, он рад любому члену семьи. Они вдвоем идут по коридорам, встречая на своем пути слуг, что уже несут первые подносы в обеденный зал. Когда до выхода из дома остается меньше нескольких шагов, двери сами раскрываются, и по всему поместью проносится зычный мужской голос: — Указ короля для семьи Юн! Джонхан едва не спотыкается, сходу налетая на резко затормозившую сестру. — Стой, — тихо шепчет она, выставляя в сторону руку, намеренно не давая ему пойти дальше. — Но ведь это из дворца. — Глупый, нам нужно сначала дождаться матушку с отцом. Господин и госпожа Юн появляются в коридоре через считанные мгновения, шествуя к выходу столь стремительно, что совсем не обращают на них внимания. Отец улыбается. Глубоко внутри Джонхана вспыхивает тревога. — А теперь идем, — шепчет сестра и берет его за руку. К ним присоединяются другие сестры и еще несколько слуг, которые на ходу заплетают девушкам волосы. Вместе они выходят из дома. Первым, что бросается всем в глаза, становится вереница повозок посреди их двора, доверху уставленная сундуками из красного дерева. На них лежат рулоны с тканями, обернутые в красную бумагу. Ветер колышет красные ленты, повязанные на борта. Джонхан помнит свадебные подарки женихов старших сестер. И то количество красного, что прямо сейчас пестрит перед его глазами, просто запредельно. — Слушайте указ короля для семьи Юн! — мужчина в светло-зеленых одеяниях держит перед собой свиток, украшенный золотой каймой. Перед глазами продолжает маячить красный отсвет свадебных повозок. Ничего не понимая, Джонхан опускается вслед за родителями на колени. Только тогда он замечает за спиной посланника с десяток дворцовых служителей. Кого? Кого эти люди пришли забрать? Сердце замирает в груди. — Указом короля, за большие заслуги семьи Юн перед народом, младший сын семьи Юн, омега Юн Джонхан, удостаивается чести выйти замуж за шестого принца Сынчоля в первый день нового месяца. Его Величество выражает свое благословение, определив в качестве свадебного подарка десять сундуков с золотом и серебром, десять сундуков с нефритом, десять рулонов шелка… Посланник короля продолжает зачитывать список. Джонхан не сразу понимает, почему громкие слова мужчины становятся для него таким далекими, пока вдруг не обнаруживает, что все его тело сотрясается от накатывающей волнами дрожи. Назойливый шум в ушах не позволяет узнать, сколько еще за него заплатил дворец. Джонхан просто… не понимает. Вереница повозок с драгоценностями стоит посреди их двора, знаменуя конец. Матушка ведь обещала, что ни одна из них не пересечет порог поместья без его согласия. Губы кривятся в горькой усмешке. Он не понимает, как такое возможно. Какой принц? Нет. Джонхан не готов. Он не хочет. Кто-нибудь, остановите это сейчас же. Пожалуйста… Юноша впивается взглядом в силуэты родителей впереди. Неестественно прямая спина матери и горделиво расправленные плечи отца. Отец… знал. Он все знал и позволил. Посланник заканчивает читать указ и сворачивает свиток. Теперь они могут встать с колен, вот только Джонхан не чувствует в себе сил подняться. — По правилам, предусмотренным министерством обрядов, Юн Джонхан должен проследовать с нами для подготовки к свадебной церемонии. Госпожа Юн тут же встает перед сыном, загораживая своего ребенка от посланника короля. — Наша семья не давала согласия на брак. Вы нарушаете правила. Джонхан не видит, как безмятежная улыбка появляется на губах мужчины. — Господин Юн лично обсудил с королем детали брака вчера на аудиенции. Согласие было скреплено печатью, что соответствует всем правилам. — В таком случае.., позвольте нам собрать сына в дорогу. Посланник кидает мимолетный взгляд на сидящего на земле юношу, чье бледное лицо кажется белее жемчуга, и снисходительно кивает. — Конечно, мы дадим вам время попрощаться. Занесите подарки в дом, — приказывает посланник другим дворцовым служителям, пришедшим вместе с ним, и двор оживает. — Все в дом, — четко проговаривает госпожа Юн, и с силой тянет Джонхана наверх, помогая встать на ноги. — Быстрее, Хани. «Мама…» Джонхан ничего не чувствует и не понимает, что происходит. Все слова проносятся мимо него, и он смутно осознает, как мать заводит его в зал почетания предков. Здесь тихо и прохладно. Его усаживают на подушку напротив молитвенных дощечек и на короткий миг оставляют в покое. — Как ты мог? Я знаю тебя уже больше тридцати лет. Как ты мог?! - впервые госпожа Юн кричит на мужа. Джонхан оглядывает свою семью. Притихшие старшие сестры стоят в углу зала и испуганно смотрят на родителей. Матушка в гневе сжимает руки в кулаки. И только отец остаётся спокойным, довольный тем, что удалось так выгодно продать непутевого ребенка. — Королю нужен омега для принца. На всю столицу только нашей семье так повезло. — Ты должен был сказать ему, что наш сын болен! Что он не годится! Сказать, что он еще даже не стал омегой! — Ночь с альфой сделает его омегой. — Эта ночь убьет его! Звонкий, хлесткий звук пощечины эхом отражается от стен. Госпожа Юн тяжело дышит, опуская руку, которой только что ударила мужа. — Дорогая… — Не смей! Кем бы ты ни был… Мужчина, которого я знала, не поступил бы так с собственным сыном. Не поступил бы так со мной! Господин Юн повышает голос в ответ: — А что мне оставалось? Он знал о нашем сыне все. Он сказал, что шестой принц выбрал его. Что я должен был сделать? Соврать королю? — Да! Ты должен был соврать целому миру, но не отдавать нашего сына им. — Прекрасно! Ты готова всю семью уничтожить ради этого мальчишки. — Тебя я точно готова уничтожить ради него! Лицо господина Юна стремительно сереет, взгляд затухает — в нем больше нет желания спорить. — Ты сошла с ума. — Нет, это ты сошел. В тот миг, когда подумал, что я смогу обменять своего ребенка на пару золотых монет и положение в обществе. Джонхан не может больше это слышать. Он тихо поднимается на ноги и подходит к матери, стремясь успокоить ее. — Матушка, не надо… — но он не в состоянии подобрать слов. — Я не отпущу тебя, Хани, — с надрывом произносит она. — Они не заберут тебя у меня. Нет. Хани, нет. Однако время почти на исходе. Казавшиеся бесконечными дни грядущего будущего сокращаются до минут, и Джонхан не знает, что должен сказать. Как облегчить страдания матери. Как не сойти с ума от боли, разрывающей собственное сердце. Зависшая над ним тьма обрушивается с грохотом. Сотрясает землю и весь его крохотный мир. Ему негде спрятаться — родной дом больше не самое надежное место. И он… один. Все последующие события проходят в спешке. Посланник короля неумолим и не дает им даже часа на то, чтобы проститься. Вокруг бегают слуги, наспех пакуя в сундуки его вещи — Джонхан не следит. Его окружают сестры, быстрым шепотом пересказывающие все, что столице известно о шестом принце. Джонхан пытается их слушать, но слышит лишь звуки, которые не складываются в слова. Множество чужих рук принимается переодевать его в праздничные одежды, тянуть за волосы, вплетая в прическу украшения. А глаза Джонхана видят только ссутулившиеся плечи матери, что больше не кричит. Он видит, как она терзает себя, вынуждая смириться, но у нее не получается. И ему жаль. Он всегда заставляет ее переживать. — Матушка, — тихо зовет Джонхан, когда их оставляют одних в покоях в последние минуты перед отбытием. — Мне так жаль, Хани. Я обещала тебе, что смогу защитить, и не сдержала обещания. — Это не так. Вы. Вы всегда были на моей стороне. Всегда. Женщина стискивает губы и мотает головой. — Это ложь. Прямо сейчас я- — Вы по-прежнему со мной. И всегда будете. Он отчаянно цепляется за собственную ложь. Все что угодно, лишь бы не прощаться вот так. — Хотела бы я забрать все твои болезни. Ты мог бы быть счастлив с кем-нибудь, где-то далеко отсюда. — Я был счастлив рядом с вами и сестрами. Я был счастлив здесь, матушка, — Джонхан улыбается сквозь подступающие слезы. В покои стучатся слуги. Время вышло. Джонхан собирает остатки сил и держится, когда выходит из дома, встречая на себе чужие взгляды. За воротами поместья собираются люди. Им интересно узнать, что же такое происходит у семьи цензора. Трагедия одних другими воспринимается как благословение. Джонхан больше не смотрит на мать и сестер. Они остались в стороне, застывшие и онемевшие, словно каменные статуи. Вместо этого юноша концентрирует свое внимание на отце. Прежде он не знал, что такое настоящая ненависть. Но сейчас, встречаясь взглядом с человеком, который одним словом разменял его жизнь, Джонхан чувствует. Ни обиды, ни страха перед этим человеком. Ему больше нечем его напугать. Джонхан смотрит на отца и тот впервые сам отводит взгляд. Садясь в паланкин, Джонхан закрывает глаза, чувствуя, как слипаются намокшие от слез ресницы. Ворота открываются перед ним.