Game of Thrones: Prince Reborn / Игра престолов: Перерожденный принц

Вель жила в Твердыне Ночи — мрачном и заброшенном месте, укрытом холодом и ветрами. Это был суровый, но единственный доступный ей приют, и она, стиснув зубы приняла эту реальность. У нее был младенец, ради которого она была готова на все. Даже в этих суровых условиях она не теряла своей решимости. Единственным источником тепла в их жилище был костер, который она разводила с трудом. Дрова закончились еще давно, но Вель не растерялась, в старом погребе Твердыни она нашла полусгнившие бочки и разобрала их на доски. Когда огонь в костре плясал, бросая тусклый свет на каменные стены, Вель ощущала слабое подобие уюта. Для младенца она раздобыла козу. Не найдя другого выхода, она украла животное из одного из разбитых лагерей, оставленных дезертиров. Коза была нервной и пугливой, но Вель знала, как обращаться с животными. Она успокаивала её, говорила тихим, убаюкивающим голосом. Каждый день она доила козу, макая палец в теплое молоко и поднося его к губам младенца, чтобы тот мог насытиться. Сама она ела то, что могла добыть. Она ловила кроликов, ставила примитивные ловушки и охотилась. Иногда, в отчаянии, она ловила крыс, когда еды совсем не хватало. Вель не отвращалась от такой жизни — она принимала её, считая выживание первоочередной задачей. Вель была решительной и независимой женщиной. Она привыкла полагаться только на себя. Её сильный характер позволял ей не только выживать, но и сохранять гордость и достоинство, несмотря на любые трудности. Свобода была для неё священной, а законы южных королевств — ничем. Она жила по своим правилам, руководствуясь инстинктом, опытом и здравым смыслом. Её глубокая связь с природой помогала в этих испытаниях. Она умела понимать животных, чувствовала их страх, спокойствие, даже намерения. Эта связь часто спасала ей жизнь. Несмотря на внешнюю строгость, внутри Вель скрывалась способность к глубоким привязанностям. Это проявлялось в её преданности ребенку, которому она отдала всё, что у неё было. Её забота о нем была безграничной, как и готовность защитить его любой ценой. Она также хранила в сердце воспоминания о Джоне. Между ними была особая связь, и даже здесь, в Твердыне, она находила силы, вспоминая их разговоры и моменты, проведенные вместе. Каждый день был борьбой, но Вель была женщиной, которая никогда не сдавалась. Она знала: если выживет она, выживет и ребенок. И ради этого она была готова на всё. Вель с трудом приспособила бочку для нужд младенца. Она нашла её в одном из забытых складов Твердыни Ночи — старая, потрескавшаяся, но всё ещё достаточно крепкая. Для неё это был ценный предмет, ведь другого способа обеспечить ребенку хоть какое-то место для сна просто не было. Ножом она аккуратно вырезала дыру в одной из стенок бочки, создавая своего рода вход. Работа была кропотливой — дерево было старым и твёрдым, а нож затупился после множества использований. Но она была терпелива и методична, понимая, что нужно сделать всё правильно. Внутри бочки Вель постаралась создать уют. Она выстелила её мехами убитых кроликов и прочих мелких животных, которых удавалось поймать. Меха были грубыми, но теплыми, и она укладывала их так, чтобы ребенку было мягко и удобно. Вель также использовала остатки тряпок и своей старой одежды, чтобы дополнительно утеплить импровизированную кроватку. Чтобы бочка не каталась, она нашла несколько больших и устойчивых камней. Вель использовала их как подпорки, с обеих сторон закрепив бочку так, чтобы та не двигалась даже при её толчках. Камни были тяжёлыми, но она не жалела сил, понимая, что это необходимо для безопасности малыша. Когда работа была закончена, Вель удовлетворённо оглядела результат. Бочка выглядела странно, но внутри была сухой и теплой. Младенец лежал там, завернутый в меха, тихо посапывая. Вель села рядом, устало облокотившись на холодный камень стены, и прислушивалась к его дыханию. Этот импровизированный домик стал символом её усилий и решимости выжить. Она знала, что для ребенка это лучшее, что она могла предложить в этих суровых условиях. И хотя забота о малыше требовала от неё всех сил, Вель гордилась тем, что смогла создать хоть какой-то уголок уюта в этом холодном замке. Вель сидела у небольшого костра в сыром и холодном помещении Твердыни Ночи. Пламя освещало её лицо, на котором отражалась усталость, но и несгибаемая сила духа. Она ловко вращала вертел с кроликом, который уже начал покрываться хрустящей корочкой. Запах жареного мяса разносился по комнате, пробуждая голод. Рядом на плоском камне лежал нож, который она точила с равномерным скрежетом об кусок грубого точильного камня. Каждое движение было спокойным, выверенным. Вель знала, что нож – её главный инструмент и оружие в этих суровых условиях. Она не могла позволить себе халатности, ведь от этого зависело её выживание и безопасность ребёнка. Время от времени она касалась лезвия пальцем, проверяя, достаточно ли оно острое, и возвращалась к медленным движениям по камню. Пламя плясало перед её глазами, и, смотря в огонь, Вель невольно погрузилась в мысли. Её взгляд потеплел, и на миг строгие черты лица смягчились. Она вспомнила Джона. Вель не часто позволяла себе такую слабость, но воспоминания о нём пробуждали в ней что-то большее, чем просто ностальгию. Она вспоминала его уверенные, но иногда такие сомневающиеся взгляды, как он пытался держать себя хладнокровно даже тогда, когда всё вокруг рушилось. Его голос, иногда спокойный, иногда резкий, но всегда честный. Она помнила, как он смотрел на неё, когда она в очередной раз бросала вызов его убеждениям, когда спорила о принципах свободы и долга. – Джон, – тихо прошептала она себе под нос, как будто имя само сорвалось с её губ. Она вспомнила, как он спас её, как он говорил, что жизнь каждого человека имеет значение, даже когда вокруг царила жестокость и смерть. Её губы дрогнули, но она быстро взяла себя в руки. Вель не могла позволить себе расплываться в эмоциях. Она знала, что Джон сделал бы всё, чтобы помочь ей, если бы мог, но теперь она одна. Это была её реальность, и она привыкла к ней. Кролик был почти готов. Вель сняла его с огня и положила на деревянную дощечку. Точильный камень она убрала в сторону, а нож держала наготове. Ребёнок чуть зашевелился в своей бочке, и Вель сразу поднялась, чтобы проверить его, забывая на миг обо всём. Джон остался в прошлом, но его поступки, всё, что он ей дал, оставались с ней. Она знала, что должна двигаться вперёд, и делала это, опираясь на воспоминания о тех, кого она любила и кто помог ей выжить. Вель сидела на холодном камне в своей импровизированной комнате в Твердыне Ночи, раздражённо подбрасывая в ладонях небольшой камешек. Её глаза блуждали по стенам, покрытым инеем, а мысли были неспокойны, как ветер за стенами. Она зло выдохнула, бросив камень в угол, где он с глухим звуком отскочил от стены. Ей было скучно, невыносимо скучно. Здесь, в этой промозглой крепости, каждый день походил на предыдущий. Тишина угнетала, а слабый гул ветра снаружи лишь усиливал ощущение изоляции. – Как воронье тут живёт? – пробормотала она, подперев голову рукой. Она скучала по вольному народу, по просторам Севера, где не было каменных стен и тесных помещений. Она мечтала снова ощутить хруст снега под ногами, почувствовать свободу ветра, который обдувал лицо, бежал по волосам, идущему с ней рядом. Там, за Стеной, она была частью чего-то большего, частью семьи, племени, народа. Здесь же она была пленницей камня и мрака. Её мысли часто возвращались к Джону. Вель нехотя признавалась себе, что скучала по нему. Джон был другим. Он был вороном, но каким-то особенным. Он понимал её, даже если не соглашался. С ним можно было спорить, можно было смеяться и злиться одновременно. Его честность, его взгляд, его борьба с самим собой – всё это сделало его ближе к ней, чем она могла бы признать. – Тупой ворон, – прошептала она, прикрывая глаза и вспоминая, как он стоял перед ней, сдержанный и упрямый, не уступая в спорах. Её раздражение усиливалось от мыслей о Ночном Дозоре. Они были слабые. У них не было ни еды, ни сил. Она помнила, сколько еды было у вольного народа, когда армия Манса Налётчика осадила Стену. Эти вороны не смогли бы долго кормить людей Станниса, если бы не добыча и припасы, захваченные у её народа. Она крепко сжала кулаки. "Они бы давно вымерли, если бы не король со своей армией," подумала она с усмешкой. Вель презирала их зависимость от других. Их слабость была для неё очевидна, и это злило её ещё больше. Но в то же время эта злость помогала ей оставаться сильной. Она не могла позволить себе опустить руки, ведь она отвечала за ребёнка. Её свобода была временно утрачена, но она всё равно оставалась собой – женщиной вольного народа, которая знала, что такое настоящая жизнь. Она обещала себе, что не сдастся, что найдёт способ вырваться из этих стен. Вель откинулась назад, всматриваясь в потолок, покрытый тенью мерцающего огня. Её мысли метались между воспоминаниями о свободе, ненавистью к Дозору и смутной тоской по вольному народу. Её сердце кипело, но в этом кипении она находила силы двигаться дальше. Вель сидела на полу рядом с бочкой, которая служила кроватью для ребенка. Малыш спал, тихо посапывая, и только время от времени его крошечные ручки двигались, словно он пытался поймать что-то во сне. Вель смотрела на него, поглаживая его нежные волосы, и её лицо выражало одновременно и заботу, и упрямство. – Мне надоело, – пробормотала она, вздохнув тяжело, словно выпуская из себя часть накопившегося гнева. Она чуть подалась вперед, её лицо оказалось в тени от огня. Глаза блеснули решимостью. – Если этот король-ворона не идёт меня спасать, – сказала она громко, будто малыш мог её услышать, – я сама пойду за ним. Возьму его замок штурмом, выбью двери и спрошу, где его черти носят. Вель не сдержала усмешки. Картина, которую она себе представила, была и смешной, и реальной для неё. Она видела, как она одна, с ножом в руках, вламывается в Черный Замок, пугая этих воронов, которые вечно смотрят на неё сверху вниз или похотливыми взглядами. – "О, Вель, нельзя этого делать", – проворчала она, подражая голосу Джона, – "Ты должна подчиняться законам." Законам? Да они сами своих законов не знают. Её взгляд снова упал на ребёнка. Она приподняла его маленькую ручку и осторожно поцеловала её. – А ты что думаешь, а? Хочешь увидеть, как я штурмую замок? Я заставлю их выдать мне этого глупого ворона. Пусть знает, что я не из тех, кто будет сидеть и ждать. У меня к нему много вопросов. Например, зачем он спас нас? Вель на миг задумалась. Её злость на Джона была странной. Она знала, что он не мог просто оставить свои обязанности, что он был частью этого мира с его чёрными плащами и правилами. Но это её не успокаивало. Он должен был хотя бы попытаться. Он должен был найти способ оставить их с её народом. – Глупый ворон, – шепнула она, качая головой. – Неужели он думает, что я всю жизнь буду сидеть в этой холодной дыре? Она снова посмотрела на ребёнка, в её взгляде было что-то мягкое. – Не переживай, малыш. Я знаю, как быть сильной. Мы прорвёмся. И если придётся, я найду этого Джона Сноу, даже если для этого мне придётся растоптать их каменные стены. Её голос был тихим, но в нём звучала сталь. Вель никогда не позволяла обстоятельствам сломить себя, и сейчас она была полна решимости. Её мысли о Джоне, её злость, её стремление выжить – всё это сплеталось в один узел, который держал её на плаву. Вель двигалась быстро и решительно, собранная, как перед битвой. Она понимала, что оставаться в Твердыне Ночи больше нельзя. Внутренний голос шептал ей, что время пришло. Она не могла больше сидеть в заточении, привязанная к одному месту, словно зверь в клетке. Она скучала по вольному народу, по жизни, где она сама была хозяйкой своей судьбы, а не пленницей в каменном склепе. Она сложила свои немногочисленные вещи в большой мешок: грубо сшитый плащ, несколько теплых мехов, острые ножи, которые всегда были с ней, и несколько маленьких деревянных игрушек, которые она вырезала для малыша. Затем взяла небольшую кожаную сумку, куда осторожно переложила пару кусков мяса и оставшийся запас сушёных трав. Дальше были бурдюки с молоком. Вель наклонилась к козе, которая стояла у стены, привязанная к деревянному столбу. Животное смотрело на неё с привычной спокойной усталостью. – Ну, старушка, – сказала Вель, поглаживая козу по спине, – ты мне помогла, и я тебя не забуду. Она отвязала козу, вытащила из бурдюка последний глоток молока и отпустила животное. – Иди, – сказала она, подталкивая козу в сторону выхода. – Найди себе стадо, где мне не придётся доить тебя. Коза нерешительно помедлила, затем послушно вышла из здания, её копыта глухо стучали по каменному полу. Дитя лежало в импровизированной кроватке из бочки, укутанное в меха. Малыш мирно спал, но Вель знала, что скоро он проснётся и захочет есть. Она завернула ребёнка в дополнительный слой мехов, чтобы защитить его от ветра и холода. Когда всё было готово, она перекинула мешок через плечо, закрепила бурдюки на ремнях и взяла ребёнка на руки. Вель выглянула из старого окна, проверяя, нет ли снаружи опасности. Убедившись, что всё спокойно, она шагнула к двери. Перед выходом она ещё раз оглядела помещение. Старая крепость, которая временно стала её домом, снова казалась пустой и холодной. Её мысли вернулись к Джону Сноу. Она чувствовала одновременно злость и тоску, но знала, что её путь ведёт именно к нему. – Жди меня, Ворон, – тихо прошептала она, прежде чем сделать первый шаг. На улице холодный ветер уносил её слова прочь, но Вель не остановилась. Она шагала уверенно, направляясь в сторону Чёрного Замка. Её ждали трудные дни пути, но её решимость была крепче стужи. С каждым шагом она всё больше укреплялась в своём решении. Она знала, что не сдастся, что доберётся до Джона Сноу, что потребует от него ответов, помощи и, возможно, большего.