Тени алого пламени

      Я открываю глаза. Темно. Не глубокая, обволакивающая темнота ночи, а строгая, холодная, будто она здесь специально, чтобы напомнить: день начинается с боли.       В комнату входят слуги. Они не говорят, не смотрят на меня, а просто делают свою работу. Надевают тренировочную одежду. Так должно быть.       Меня выводят через коридоры поместья. Стены отражают свет от хрустальных сфер, что висят под потолком, излучая мягкое серебристое свечение.       На улице так же темно. Тренировочная площадка окружена высокими колоннами, над которыми едва видны звёзды. В центре стоит он. В маске. Его строгий взгляд обжигает сильнее утреннего ветра.       — На позицию, — говорит он, даже не взглянув на меня.       Я выхожу вперёд и поднимаю деревянный меч. Он кажется тяжелее, чем вчера.       — Ударь.       Я выполняю.       — Ещё раз.       Мои движения становятся медленнее. Рука дрожит, плечо немеет, но я продолжаю. Боль пульсирует в теле с каждым шагом, но я уже не чувствую ног.       — Не так. Ещё раз.       Сколько времени прошло? Минуты? Часы? Кажется, что щас уже наступит рассвет. Наконец, я оступаюсь. Земля уходит из-под ног, и я падаю на колени. Меч выскальзывает из рук.       — Встань. — Но его голос звучит уже не так.       Я поднимаю голову. Его нет. Двор пуст.       — Руби? — раздаётся тихий, знакомый голос.       Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Это он. Генри. Его лицо, его добрые голубые глаза, чуть взъерошенные волосы. Он улыбается, как раньше, и я чувствую, как слёзы подступают к глазам.       — Генри! — я бросаюсь к нему, забыв о боли в ноге.       — Прекрати эти тренировки, — говорит он мягко. — Идём.       Он берёт меня за руку, и всё становится таким простым, как будто это простой день в лесу, в нашем секретном месте. Воздух становится теплее. Лунный свет освещает тропинку, а вокруг нас всё оживает: деревья шепчут, трава мягко стелется под ногами.       — Помнишь, как мы бегали наперегонки к ручью? — смеётся он, и я киваю, не замечая, как улыбка танцует на моём лице.       — Ты всегда выигрывал, а Сара плакала из-за этого, — говорю я.       — Ну, теперь твоя очередь, — говорит он и берёт меня за обе руки, кружит, как в игре. Я смеюсь. Я чувствую себя счастливой, самой счастливой на свете.       Но его лицо меняется. Сначала это еле заметно: его улыбка становится натянутой, глаза теряют блеск.       — Генри, что случилось? — спрашиваю я, но он опускает взгляд.       — Почему ты оставила меня, Руби? — его голос становится тихим, но в нём слышна боль.       — Что? Генри, я не…       — Ты была там. Ты могла помочь. Но ты просто убежала.       Его слова бьют, как удар. Я делаю шаг к нему, но он отступает. Его глаза, когда-то такие светлые, теперь темнеют, становясь пустыми, как две чёрные дыры.       — Генри, нет! Я не могла! Ты же сам сказал спастись!— кричу я, слёзы душат меня, но он не слушает.       — Ты всё равно не пыталась, — говорит он, и в его голосе появляется что-то чужое, ледяное.       Я пытаюсь дотронуться до него, но мои руки проходят сквозь его тело. Я кричу от отчаяния, но он молчит, только слёзы начинают течь по его лицу.       — Генри, пожалуйста, прости меня! — умоляю я, падая на колени.       Он смотрит на меня, но его лицо начинает меняться. Кожа трескается, из-под неё появляются чёрные чешуйки. Его тело становится выше, шире, а глаза светятся красным.       Я отшатываюсь. Это уже не Генри. Передо мной стоит монстр. Тот самый, что убил его. Его пасть раскрывается, и из неё раздаётся голос Генри: — Это всё твоя вина, Руби.       Эхо его слов заполняет всё вокруг. Я хочу убежать, но не могу двинуться. Тёмные когти тянутся ко мне, их прикосновение обжигает, как огонь.       Я кричу, но мой голос тонет в этой тьме.       Я открыла глаза. Я лежала в своей постели, потная, парализованная. Все мое лицо было мокрым от слез. Я не могла пошевелиться.       — Это был кошмар?..