Шрамы и Люпины/Skars and Lupines

Ноябрь 1977 год. Седьмой год обучения в Хогвартс.       Границу между небом и землёй разрезала полоска ярко-оранжевого света, с каждой минутой размываясь всё шире и убивая тьму выстреливающими лучами. Лучи заляпали ржавыми пятнами звездное небо — и звёзд уже почти не видно. От луны кто-то отрезал ломтик. Теперь она пойдёт на убыль из-за голода тьмы, решившей подкрепиться перед тем, как исчезнуть. Но всей этой борьбы между светом и тьмой не видать за стеной из высоких голубых елей Запретного Леса. Тьма, потерпев поражение, сгущалась именно сюда, чтобы переждать. Она проплывала к верхушкам деревьев, путалась в кривых веточках, сбрасывая с них последнюю листву, ютилась под крыльями фестралов и, в конечном итоге, оказывалась в глубоких оврагах. У себя дома. Сегодняшней ночью, пока тьма выходила на прогулку, в её доме кто-то наткнулся на ловушку, случайно подготовленную кентаврами. Тьма притаилась между растопыренных корней старого дерева, чтобы понаблюдать. — Анестесио, — шепотом произнес Джеймс, склонившись над телом Римуса в полностью разодранном на нём костюме. Морщины боли на лбу Римуса заметно расслабились. — Тише, Лунатик, скоро заживёт. Поттеру пришлось несладко этой ночью с его другом-оборотнем. И где только шлялись остальные мародеры? Джеймс первым заметил полную луну на небе, не том иллюзорном, что создали преподаватели в Большом Зале, а на том, что за окном. Сириуса уже не было в поле зрения, Питер в своей анимагии крысы едва ли мог помочь увести Люпина подальше от Хогвартса. Пришлось Джеймсу попрощаться с Лили и начать действовать своими силами. Когда сломанное копье вонзилось в плечо оборотня, и тот потерял сознание, Джеймс обратился обратно в человека. Он решил, что вытащит этот обломок в два счета, если Римус пробудет какое-то время без сознания. Но стоило ему только причинить оборотню боль дважды, как тот мгновенно пришёл в себя и едва не накинулся на Джеймса. Поттеру удалось вовремя отдернуть руку от клыкастой пасти. Оборотня остановило оглушающее заклинание и пробитое насквозь плечо. Поттеру пришлось ждать, когда луна начнёт скрываться, и наступит рассвет. Пока так невыносимо медленно ползло время, Джеймс думал над важными вопросами. Например, смог бы он сделать что-нибудь стоящее в теле животного, если бы он превращался, к примеру, в енота? Копытами сложно было орудовать и тем более что-то тащить. "У них ведь проворные лапки, у этих енотов", — от скуки раскручивая палочку между пальцев, думал Джеймс. И между своими нелепыми мыслями он часто поднимал голову на любой звук, издаваемый оборотнем в отключке, чтобы проверить, что всё относительно в порядке. Теперь Римус лежал с дырой в груди, когда Джеймсу удалось вытащить копье из его тела. В человеческом обличии обломок застрял под ключицей ближе к плечу, не задев легкое, к счастью. Проклятье оборотня заживит рану быстрее, чем та смогла бы срастись самостоятельно, но боли от неё в данный момент было точно не меньше. Джеймс стёр со лба стекающий пот, забирающийся под очки через густые брови. — Акцио, мантия! — негромко позвал он. Через несколько минут в его руки упал сверток ткани. — Мобиликорпус. Палочка из красного дерева охотно отзывалась на заклинания своего хозяина. За столько лет работы она действовала практически невербально. Джеймсу порой необязательно даже было производить правильные движения кистью, палочка самостоятельно распознавала импульс. Тело Римуса отлипло от лесной шелухи и остатков пиджака и взмыло в метре над землёй. Находясь в полубредовом состоянии, он даже не понял, что висит в воздухе плашмя. Джеймс накрыл его мантией невидимкой и схватился за её кончик, чтобы не потерять друга в зарослях по пути в Хогвартс. И надо же было им так далеко убежать от замка. Повезло ещё, что карта мародеров сегодня была у Джеймса. Но, судя по тому, сколько ему предстоит топать, сегодня уроки им придется пропустить. Римусу было не привыкать, а вот Джеймс рассчитывал успеть хотя бы на последнюю тренировку по квиддичу в сезоне. Со следующей недели начнутся матчи. И первый предстоит со Слизерин. Джеймс вышел на свет, встретив его не в самом лучше виде. Он поморщился, отыскав чистое небо глазами, и проверил тело Римуса рядом, нащупав ладонью плотный воздух под мантией-невидимкой. — Скоро доберемся, дружище, поспи пока. Надеюсь, это была коленка, — хмыкнул он, отправляясь к замку мимо Черного Озера. — Может, всё-таки в больничное крыло? — не унималась Лили, судорожно сгрызая ногти на пальцах. Ученики уже отправились на занятия. Все, кроме четверки прогульщиков, решавших, что делать с Римусом. Если отправят его в больничное крыло, Римус будет в ярости, потому что там его закроют, как минимум, на две недели. К тому же начнутся разбирательства по вопросу того, почему он не отправился в Визжащую хижину, куда его водили первые годы обучения, заранее. Если же оставить здесь, то следовало получше поразмыслить над тем, как излечить и скрыть зияющую рану Римуса, чтобы никто не задавал лишних вопросов, а сам Римус не умер от потери крови или заражения. Со всех, кроме Лили, ещё не сошёл налет Хэллоуина. Джеймс после бессонной ночи сейчас походил на вампира больше, чем сами вампиры. Питер ещё не отодрал бутафорские скрепки с лица, "сшивающие" ему части кожи по нарисованным линиям. А Сириуса мучала головная боль, и он мелкими глотками цедил воду из стакана, постоянно подливая её с помощью заклятия Агуаменти. Римус покашлял, и хрип, прорезавший его горло, не понравился всей четверке. Мало того, что у их друга наблюдались явные признаки последствий превращения, похожих на простудные, так прибавилась ещё и дополнительная проблема. — Ты точно вытащил всю палку? — спросил Сириус, прикладывая ледяной стакан с водой ко лбу себе, затем к мокрому лбу Римуса и снова себе. — Она была отломанная, то есть это не было острым заточенным копьем, только его частью, то есть, иными словами, я не уверен, что не оставил внутри него какую-нибудь занозу, — Джеймс поправил очки на носу и лихорадочно поводил глазами по сложенной вчетверо бинтовой повязке, словно прямо сейчас смог бы разглядеть, застряло в теле Римуса что-то постороннее или нет. — Он вырывался, что я мог ещё сделать! Со стороны спины Римуса ребята подложили свернутую марлевую ткань, чтобы кровь не напитывала обивку дивана. Бинты не слишком быстро наполнялись кровью, что несколько радовало ребят. Возможно, срабатывала регенерирующая способность Римуса, но что-то ей мешало изнутри, из-за чего рваные края не срастались. — В каком смысле ты не уверен? — зашипела Лили, чеканя последнее слово и просверливая в Поттере похожую дыру, правда, видимую только ей. — Тогда этим можно объяснить, почему оно вообще не зарастает ни на сколько, — еле ворочая языком, констатировал Сириус, бросая на Римуса жалостливые взгляды. Сам он не знал, с чем конкретно эти взгляды были связаны. С тем, что ему было больно за друга, или же с тем, что он сожалел о своем необдуманном поступке этой ночью. А видя Римуса в таком состоянии, сожалел вдвойне. — Ребят, может стащим у Слизнорта из кабинета какое-нибудь заживляющее зелье? — предложил Питер дельную мысль, и Джеймс задумался. Поттер щелкнул Петтигрю по носу и довольно улыбнулся. У них были карта мародеров и мантия-невидимка. Одной шалостью больше, одной меньше. Кто вообще хватится их, когда обнаружит у нерасторопного Горация отсутствие баночки чего-то заживляющего? — Если удастся раздобыть Экстракт бадьяна, это спасет Римуса не только от агонии и заражения, но и срастит рану так, что даже шрама не останется. Мерлин, ну угораздило же тебя так, — вздохнула Лили, проводя по влажным волосам Римуса, растрепавшихся и грязных после лесных приключений. Римус отозвался на прикосновение и, приоткрыв бледные веки, сквозь пелену увидел только одно лицо, так точно представшее перед его глазами. — Мина, — одними губами произнёс он и снова провалился в бессознательное.

***

— Ищи баночку с названием "Экстракт бадьяна", — шепотом проинструктировал Поттер своего низкорослого друга Питера, заперев дверь помещения на щеколду. У Слизнорта прямо сейчас проходил урок в кабинете Зельеварения, так что его личный кабинет оказался свободен. К тому же, открывался замок с помощью простой Алохоморы. Некоторые преподаватели, за исключением Дамблдора, не усложняли себе жизнь в запоминании паролей для входа и считали, что красть у них абсолютно нечего. Помпезность. Вот, что первым пришло в голову двум гриффиндорцам, которые впервые увидели стиль обстановки кабинета настоящего бывшего слизеринца. Огромный кожаный диван, способный вместить сразу пять довольно крупных людей. Стены в обоях оливкового цвета с пожелтевшими и кое-где выцветшими от времени участками. Малахитовый камин, обставленный свечами, и среди этих свечей нечто, напоминающее зеленую розу под стеклянным колпаком. Несколько столиков у стены, на одном из них рыбка в аквариуме от Лили. И самый огромный круглый стол в отдельной секции кабинета с количеством стульев, которое невозможно было сосчитать в полумраке. По правую сторону от двери пара шкафов, заставленных флаконами, баночками и пробирками. На одних полках располагались сушеные ингредиенты, а другие — заперты под ключ. Впрочем, для парней этот факт не создавал сложностей, так как ключи висели прямо на крючке рядом. Джеймс снял мантию с них обоих и пошёл осматриваться по полкам. Питер заинтересовался вазой с конфетами на столике у дивана, и Сохатый стукнул его по рукам. — Хвост! — шикнул он. — Пропажу баночки он, может, и не заметит, но если ты смолотишь все его запасы сладкого, то под подозрение встанет каждый пухлый мальчишка Хогвартса. У тебя друг при смерти, имей совесть. — Прости, Джеймс, я просто с утра ничего не ел, — жаловался Питер. — И вчера почти ничего не досталось. Мне нравилось кормить Мэри червями, — Джеймс скривился, ползая пальцами по названиям баночек в шкафу. — Да нет, не настоящими червями — мармеладными! — Я давно тебе говорил: действуй. МакДональд постоянно на тебя засматривается, а ты всё: "Не верю", "Да кто на меня пофмотрит", — спародировал друга Джеймс, нарочно выпятив верхние зубы вперед. Хвост притворно засмеялся и стукнул Поттера в спину. — Нашёл что-нибудь? — спросил он через минуту. — Пока нет. Посмотри вон в том шкафу, — посоветовал Джеймс, указывая на дальний шкафчик с миниатюрными ящиками. Питер сунулся к ящикам, зашаркав деревом друг о дружку. Пуговицы. Какие-то странные на вид коренья. Срезанные ногти животного — фу. Табак. Чай в мешочках. Дремоносные бобы. Парочка безоаров. Жаль, что так мало, можно было бы стащить, думал Питер. Вырезки из "Ежедневного пророка" об успехах бывших учеников Хогвартса. Петтигрю перевёл взгляд на полку с фотографиями и присмотрелся. Похожие вырезки также были вклеены на оформленную стенку рядом с фото, где Слизнорт находился в окружении совсем незнакомых Питеру людей. За исключением Лили и... — Гляди! — восторженно хрюкнул Питер, и Джеймс живо подскочил, надеясь, что другу удалось найти зелье. — Ты знал, что Регулус в клубе Слизней? Кудрявый черноволосый мальчишка смотрел прямо на них, высокомерно ухмыляясь рядом со Слизнортом и котлом в кабинете зельеварения. Профессор поднял голову с долей гордости за ученика, сварившего лучшее зелье на курсе. — Раз он слизняк, — заключил Поттер, покосившись на Петтигрю, — ему прямая дорога в Слизни. Посмотри на них, они же все напыщенные занозы в заднице. Ну, это не касается Лили, конечно, — вовремя спохватился Джеймс, чуть сам себя не закопав. Его девушка салютовала в камеру бокалом сливочного пива на другой фотографии, уже в кабинете самого Слизнорта, и Поттер асинхронно моргнул, заглядывая ей за спину. Он прищурился и поправил очки, заметив на столике за её спиной бутылек с этикеткой, в названии которого значилось "Бадьян". Джеймс развернулся на скользких кроссовках и поискал место с фотографии. Самый дальний угол за кожаным диваном, рядом с камином. Это место прикрывал изумрудный балдахин, свисающий с потолка. У Поттера загорелись глаза. Он преодолел несколько метров, откинул ткань и... разочарованно вздохнул. Столик в углу пустовал. Зачем тогда его было прятать? Джеймс чуть было не почувствовал себя умнее Римуса и Лили со своей разыгравшейся дедукцией. — Что-то нашёл? — спросил Питер, наблюдая за тем, как его друг расхаживает по кабинету, как какой-то сумасшедший. В дверном замке кто-то закопошился ключом, и Джеймс с Питером затихли. Поттер поднял с пола мантию и сцепился с другом локтями, чтобы оба влезли под ткань. Замочную скважину, не поддавшуюся ключу, оставили в покое. Снаружи послышался знакомый женский голос, шепчущий алохомору, и щеколда, на которую Джеймс запер дверь, с шумом лязгнула, раскрывшись. В кабинет Слизнорта с настороженным видом вошла Мина, снимая с ушей какие-то крупные штуки на дугообразной перемычке. Эти штуки подводились проводком к прямоугольной коробочке у неё на талии. Она щелкнула на кнопку, и музыка, издаваемая из круглых ушных штуковин, прекратилась. Конструкция напоминала наушники, которые они использовали на Травологии всего единожды все вместе и далее по отдельности всякий раз, когда пересаживали орущую мандрагору. Джеймс почти не дышал, а Питер держался за нос, стараясь утихомирить свое неуёмное желание чихнуть. Мина прошла вглубь кабинета, заперев дверь на ту же щеколду, и осмотрелась в поисках чего-то или кого-то. — Дядя, ты тут? — крикнула она, но никто ей не ответил. Тогда Мина достала из школьной мантии несколько свитков с личной писаниной и положила ему на стол у кожаного дивана, решив на том же диване и расслабиться. Питер сдерживался изо всех сил, и Джеймс буквально стискивал ему ноздри пальцами, мешая его душевному порыву выйти наружу. Тем временем, Мина всё не собиралась уходить. Она зажгла камин простым заклинанием и села почитать свежий выпуск "Пророка". Питер задыхался. А ещё он краснел. И Джеймс на панике ущипнул друга, чтобы его боль душевная переросла в физическую. Однако, это не помогло, и на всё помещение раздался пронзительный звук, выбивающий из легких Петтигрю весь воздух, а из носа не только воздух. Джеймс с ужасом посмотрел на Мину сквозь мантию, заляпанную зеленой слизью. Мина как раз таращилась в их сторону. Прятаться больше не имело смысла. Мантия-невидимка слетела вниз. — Хвост, с тобой ни на одно задание пойти нельзя! — ворчал Джеймс, и Питер, утирая нос рукавом гриффиндорского свитера, стыдливо жмурился. Мина, казалось, не была так уж удивлена. Скрестив руки на груди, она сощурилась на двух болванов, решивших забраться в кабинет к преподавателю непонятно зачем. — Ну и что вы тут делали? — ледяным тоном поинтересовалась она, шаря взглядом в поисках какого-нибудь разгрома. Но кроме разрушенной горки чахоточных конфет в вазе ничего не обнаружила. — Нам просто нужно что-то заживляющее, не выдавай нас профессору Слизнор... — Хвост! — сурово посмотрел на Питера Джеймс. — Заживляющее? — Мина вся обратилась во внимание. Выправив волосы из-под наушников, она переводила заинтересованный взгляд с одного на другого. — И зачем оно вам? Скажете, зачем, я помогу найти. Если соврёте, я узнаю, — Мина достала палочку и уже готовилась применить искусство легилименции, которому её немного обучил Северус. В очках Джеймса отразилось отчаяние. Что лучше, уйти ни с чем и оказаться на плохом счету у Слизнорта, который и так сильно придирался к их компании? Или сказать полуправду и получить зелье, способное помочь их другу? — Хорошо. Я скажу. Но ты не должна будешь никому об этом рассказывать. — Ставишь мне условие, Поттер? — зашипела Слизнорт. — Нет. Всего лишь прошу. Это касается Римуса. Ему нужна помощь, и нам нужен... — Римуса? — у Мины перехватило дыхание, и Джеймс обратил на это внимание. После вчерашнего Мина всё сегодняшнее утро приходила в себя. Она сходила на занятие по Трансфигурации и отпросилась под конец в больничное крыло за обезболивающим зельем для головы. Прогуливая Зельеварение, Мина не тратила время зря и писала домашнее задание Горацию Слизнорту, с которым у неё был уговор. Иногда она, конечно, присутствовала на практических занятиях, но большую часть занятий теоретических она компенсировала работами в письменном виде. Однако, вся утренняя занятость не спасла её от мыслей о Римусе и о её подозрениях, склоняющихся к тому, что он оборотень. Так неужели это действительно так? Почему-то сегодня эта мысль не была столь шокирующей. Ей лишь хотелось поскорее подтвердить эту догадку или же опровергнуть. Но что-то ей подсказывало, что ответ будет положительным. Иначе зачем вдруг Римусу Люпину понадобилось заживляющее средство. Не сумев открыть кабинет ключом, который ей дал родственник, Мина поняла, что дверь кто-то запер с обратной стороны. Либо это был сам Слизнорт, либо кто-то из хитрых учеников, решивших спереть что-то из его личных запасов. Кто бы мог подумать, что ими будет парочка из шайки мародеров. — Если это касается Римуса, я иду с вами. И это моё условие, — Мина была непреклонна. — Насколько всё серьезно? — Весомо, — ответил Поттер, сведя брови к переносице. У Мина затряслись руки. — И прости, но ты не можешь пойти с нами. Мина отставила свою гордость в дальний угол и зашагала к тому столику за балдахином, на котором Джеймс ранее ничего не нашёл. Мина перевернула столик стороной, расположенной к стене — он легко поддался, и выдвинула небольшой ящик. Пришлось запустить руку поглубже в пространство с незримым расширением, чтобы нащупать довольно крупную бутылочку с Бадьяном. — Бадьян у меня. И это я решаю, могу я с вами пойти или нет. Иначе твое незаконное присутствие здесь окажется в виде письменного доноса у Дамблдора, — почти срываясь в холодный гнев, медленно цедила Мина каждое слово. Джеймс, кажется, запутался в любовных перипетиях. Сам он был увлечен Лили, и потому перестановки в чужих отношениях его мало волновали. К тому же, никто из друзей особо ничем таким не делился. Всё-таки то был уже давно не пятый курс, и каждому мародеру хотелось свободной личной жизни. Он до сих пор был уверен, что Мина сохнет по Сириусу. Разве нет? Когда в рамки её душевного беспокойства попал Римус? Они вообще знакомы? — Хорошо, Мина! — отозвался Питер вместо слишком долго раздумывающего Поттера. И Мина довольно кивнула, развернув столик обратной стороной. Троица шла молча. Никто не хотел ничего спрашивать и тем более делиться случившимся или переживаниями, клокотавшими в душе. Тишину коридоров нарушил Питер. — А что это у тебя за штуки? — Петтигрю покрутил у ушей и взглянул на Джеймса. — Мы такие надевали на уроках по Травологии, помнишь? Это тоже наушники? — Верно, они. Только звук не поглощающие, а извлекающие, — отозвалась Мина, щелкнув кнопкой по плееру и сняв наушники с шеи, чтобы повесить их Питеру на голову, плотно прижав к ушам. — Ого! Что это за музыка? — заорал Питер, восхищенно приложив ладони к мягким амбушюрам, словно пытаясь достать музыку изнутри. Джеймс и Мина синхронно приложили руки к его рту, и Мина стащила наушники с Питера, выключив плеер. Она совсем забыла, что магловскими изобретениями в школе Хогвартс мало кто увлекался, помимо неё. Впрочем, плеер, висевший у нее на поясе от юбки, был не совсем магловским, но создан точно для них. — Хвост, ты чего разорался! — шикнул на него Поттер, и Слизнорт фыркнула. Наушники вернулись на хозяйскую шею, свесив ножки. — Это изобретение одного мага Андреаса, ещё не поступившее в продажу маглам. Но отец сумел раздобыть, — похвасталась Мина. Все трое свернули к движущимся лестницам. До гриффиндорской башни оставалось всего ничего. Главное, не попасться ни одному из деканов их факультетов. — А можно ещё немного послушать? — мялся Питер, тыча пальцем в плеер Мины, и Слизнорт поддалась на его наивное детское лицо. Аппаратура перекочевала к Питеру полностью, освободив шею слизеринки и пояс на юбке. — Между делом спрошу, — начал Джеймс полушепотом, хотя Питер их уже не слышал и вовсю отбивал ритм ногой по ступеням. — Что у вас с Сириусом? Мина похолодела. Он видел их? Он видел их. Она забегала взглядом по перилам, пока лестница передвигалась от одного пролета к другому. Хотелось сбежать и заплакать одновременно. Но даже если Джеймс всё расскажет Римусу, она обязана помочь ему для начала, а потом пусть говорит, что хочет. Пальцы заледенели, а на лбу проявилась испарина. — Ничего у нас нет, — ответила она максимально раздраженно. — Всё уже давно кончено. Разве ты не помнишь, как он меня бросил? Это было совсем недавно! — Ладно-ладно, — Поттер поднял руки перед собой. Его зрачки заметно расширились. — Если что, я уговаривал его разобраться с этим раньше, мне вообще на вас всё равно! — Что? — удивилась Мина, не разбирая вообще ничего из сказанного Поттером. — Что? — переспросил Джеймс попугаем. И оба она сощурились, в чем-то друг друга подозревая. Джеймс расколол это ядро сомнений первым. — Я только хотел узнать, почему тебе есть дело до Римуса. У вас с ним что-то происходит? — резко перевел он тему. Мина выдохнула. Буквально. И напружиненное тело расслабилось. Костяшки пальцев, побелевшие от стискивания бутылки в ладони, вновь порозовели. К тому же, она вспомнила, что сказала Лили вчера — Джеймс пошёл к Римусу. И если с Римусом что-то произошло, вряд ли у его друга было время мотаться назад в замок, чтобы посмотреть на клочья былых отношений. Он их не видел. Слава Мерлину. — Мы... друзья, — ответила она уклончиво и вновь отвернулась, перешагивая через две ступени, чтобы побыстрее оказаться в гостиной Гриффиндора. В воспоминания скользнул вчерашний поцелуй с Люпином. — Что-то вроде того. Джеймс заметил изменения в настроении Мины. Она не знала о его участии в пари. Слава Мерлину. Ребята оказались у портрета. Полная дама потребовала пароль, и парни замолкли. Питер снял наушники, оставив их висеть на шее, а плеер вложил в свой карман, несмело щелкнув кнопкой. Джеймс переглянулся с Петтигрю, мимикой добиваясь от него понимания того, что слизеринка не должна узнать пароль от гостиной Гриффиндора. Иначе какой смысл в пароле. Мина несколько секунд равнодушно сканировала их переглядки и, в конце концов, закатила глаза. — Ipsissima verba, — произнесла она, и Дама с портрета удовлетворительно кивнула, открывая проход, под полные непонимания взгляды парней. — Что уставились? У меня подруга с вашего факультета. Думаете, я здесь ни разу не была? Все трое оказались в гостиной. Лили первая нарушила гнетущую атмосферу ожидания мародеров с их впервые, наверное, действительно полезной вылазки. И каково было её удивление, когда вместе с ними в гостиной она обнаружила слизеринку. Лили замерла, и тревожный взгляд Сириуса переместился на Мину. "Какого чёрта?", — читалось в его черных глазах. Но Мине было всё равно и на присутствие Сириуса, и на недоумение Лили, и даже на то, что она могла видеть их вчерашний неуместный поцелуй в коридоре. Мина проглотила ком из стыда и гордыни и приблизилась к дивану, на подлокотнике которого покоилась голова Римуса. С таким невообразимо бледным лицом. Совсем незнакомый, с едва уловимыми прежними здоровыми чертами. Сжимая бутылек в ладони, Мина робко шагнула к нему и дрожащими пальцами убрала челку со вспотевшего лба. Он слабо отреагировал тихим болезненным стоном. Она мигом стянула с его тела плед. На пару секунд её замкнуло. Обнаженная грудь, усеянная шрамами — где-то давнишними, где-то совсем свежими — с хорошо просматриваемым рельефом мышц и ребер. Сгусток полуокровавленных бинтов в районе правого плеча, там, где заканчивалась ключица, берущая начало у глубокой впадинки под гортанью. Его уязвимость сковала её, и Мина выдохнула дрожащий воздух. Лили пришлось отодрать подсохшую кровь вместе с бинтами, освободив рану для действий Мины и её зелья. Все молчали, но были оглушены общим напряжением, давящим и пугающим. Слизеринка села на колени у дивана. Юбка задралась, и в кожу голеней впилась грубая материя ковра. — Если с бадьяном не получится, вы отнесёте его в больничное крыло, — бросила Мина и достала пипетку с жидкостью из бутылки. Никто не спорил. Должно быть, все думали о том же самом. Открытое повреждение выглядело как месиво из крови, внутренних тканей и кожи, так небрежно порванной. Мину замутило. Она поднесла пипетку в открытую рану и нанесла несколько капель. Ткани среагировали моментально, принявшись тянуться друг к другу и закрываться послойно. — Что с ним случилось? — спросила она у Джеймса. — Напоролся на обломок копья, и я не был уверен, что вытащил его полностью. Мы думали, что осталась какая-нибудь щепка. — Скорее всего повреждена ключица или лопатка, — предположила Мина и пожевала губу, обдумывая следующие свои слова прежде, чем их сказать. — Осколок кости не давал регенерироваться тканям так быстро, как они должны были это сделать из-за особенностей его... проклятья. Снова эта красноречивая тишина. Лили переглянулась с Джеймсом, проверяя, мог ли он сказать Мине о том, что Римус оборотень, тот отрицательно покачал головой. Сириус прищурился на Мину, вероятно, подозревая, что сам Римус мог ей сказать. А Питер искренне переживал лишь о состоянии Люпина, потому пристально наблюдал, как поверх ранее кровавой дырки уже начала появляться ярко-розовая кожа, совсем тонкая. Придётся ещё несколько раз проделать те же манипуляции с Бадьяном, чтобы всё заросло окончательно. — Копье пронзило Лунатика насквозь, со стороны спины тоже срастется? — уточнил Питер, всматриваясь своими маленькими глазками-бусинками, и Мина кивнула, онемевшими пальцами подлезая Римусу под плечо, чтобы проверить. Римус закряхтел и распахнул веки. Щеки его, наконец, порозовели. И выглядеть он начал в целом получше. Губы, ещё бледные, зашевелились, издав булькающий звук. И Римус проглотил накопившиеся слюни, чтобы выпросить у ребят воды. Он поводил глазами, смаргивая пелену глубокого сна. А затем повернул голову вправо, чтобы встретиться с ней взглядами. — Я опять провалился в сон? — прохрипел он, и Мина подавила в себе порыв прямо сейчас наброситься на него с объятиями. — С возвращением, Лунатик! — возликовал Джеймс. — Я так переживал. Серьёзно. У меня чуть глаза через очки не вылезли, когда ты упал в овраг. Хотя, конечно, я же был не в очках, но ты понял. Я ещё затормозил, думаю, ну Лунатик сообразит. А ты как покатился на своих мохнатых костылях! Он перекинулся через спинку дивана и свалился Римусу на колени. У Люпина воздух вышибло из легких от неожиданности и резкой боли в плече. Он помнил, что произошло. Отрывисто, но основную суть улавливал. Поэтому жгучее ощущение под ключицей не стало для него сюрпризом. — Римус, я соскучился спать без тебя всю ночь. Не знаю, что бы я делал, если бы потерял лучшего соседа по койкам. Ну, ты как? — спросил Сириус, оказавшись напротив и схватив друга за стопу под пледом. Римус в ответ прохрипел что-то нечленораздельное, но улыбнулся. — Смотри, что у меня есть! Мина, я верну завтра, хорошо? Хочешь послушать? — Питер взлохматил Римусу волосы и приложил наушники к его ушам. Тот вздрогнул, удивившись музыке, так внезапно появившейся в его голове. Лили строго посмотрела на всех троих. — Вы же его так все заново переубиваете. Слезайте и пойдемте, живо, — велела всем Лили, внимательно разглядывая Мину, сидевшую у изголовья дивана и не сводящую взгляда с Римуса. — Ему нужно прийти в себя. Люпин смущался такого количества внимания и робел в присутствии Мины, которая по непонятным для него причинам находилась в гостиной Гриффиндора. Мародеры поняли Лили, но уходить собирались нехотя. Особенно Сириус, кружащий вокруг дивана, и интересующийся, не нужно ли Римусу ещё воды, рубашку или обезболивающее зелье из его личных запасов. Лили буквально силой утащила его в другую комнату. И Мина, наконец, могла вздохнуть. Она понятия не имела, как можно так долго находится среди шумных мальчишек и не сходить с ума. В её окружении всегда был только Северус, общение из которого ещё и клещами приходилось вытягивать. А тут Мине даже некогда было вставить слово. Она поднялась с колен и молча села к Римусу на диван, на что он не сопротивлялся и, нахмурившись от боли, подвинулся ближе к спинке, при этом умудряясь тянуться к бедру Мины и к её руке, сплетая пальцы. — Ты мне снилась, пока я был в отключке, — просипел Люпин. — И что я делала в твоих снах? — спросила девушка, усмехаясь про себя. — Что-то непристойное? Настроение Римуса не было игривым, и Мина напряглась, отметив как между его бровей пролегла угрюмая складка. Она наклонилась к его лицу и поцеловала в эту складку, чтобы помочь ей разгладиться. Одного касания ей было мало, и она проделала путь губами вниз, к его носу, доступ к его губам был ещё проще, и оставалось всего ничего, но Римус приподнялся на локте со стороны здорового плеча и остановил девушку. — Нам нужно обсудить то, как я себя повёл, — начал он, и Мина заткнула его, приложив палец к губам. — Это неважно. Ты — оборотень. Нечего тут обсуждать. Ты не виноват, — говорила она, и с каждой фразой у Люпина становился всё более испуганный вид. — Ещё как виноват, Мина! — прорезался его привычный голос. — Я мог тебя укусить. Я ведь не контролирую превращение, я мог вовремя не понять. Ты могла пострадать, находясь рядом со мной! Это недопустимо, — занудствовал Римус, и Мине хотелось укусить его за губу, чтобы он перестал молоть чепуху. Римус поднялся и сел, стаскивая с себя плед одной рукой. Мине пришлось отодвинуться назад, чтобы продолжать видеть его лицо, но Римус, похоже, этого не желал. Однако, он был ещё мало знаком с настырством и упрямством Вильгельмины Слизнорт. Она осторожно потерлась щекой о гладкую кожу его больного плеча, и Римус тихо усмехнулся, подняв понурую голову. — Но этого не произошло, потому что ты гиперответственный человек. И вообще лучший ученик Хогвартса, — возразила она ему совершенно спокойно. — Тебе кто-то сказал? Или ты как-то поняла? — решил узнать Римус, протянув руку к её волосам. Он накрутил на пальцы локоны, мазнув ладонью по её шее. Мине хотелось пришквариться к его ладони этим местом на шее, расположенным за ухом сразу под волосами. Прикосновение там приравнивалось к ощущению безопасности и интимной близости одновременно. Она могла бы прожить так вечность, если бы Римус позволил своей ладони покоиться на её шее столько, сколько нужно. — Как я поняла, что ты лучший ученик Хогвартса? Давай подумаем. У тебя превосходные оценки. Ты староста факультета и самый высокий парень в школе... — Не увиливай, Мина. Слизнорт не переставала улыбаться. Она положила пальцы ему на грудь и передвинула к поврежденному месту с ещё слабо сросшейся кожей в больном месте. Шрам, который образуется в самом конце лечения, должен будет исчезнуть. Внутренние ткани ещё не до конца регенерировались. Скорее всего, им мешали маленькие отломки костей. Мина осторожно щупала место недавнего ранения. — Нужно будет сварить тебе Костерост, — нахмурилась она. — Так быстрее заживет. — Мина, — Римус раздраженно выдохнул. — Они слишком громко молчали, когда я предположила, что ты оборотень, — пожала она плечами. — Так что по факту мне никто не говорил. Можешь на них не ругаться. Но догадываться я начала ещё вчера. По твоему взгляду, по твоему побегу и по разбитому окну на третьем этаже. А там уже мои ум и дедукция сработали вместе, и я срастила все твои отсутствия на уроках раз в месяц, шрамы и болезненное состояние, которое я наблюдала после одного такого твоего отсутствия. Мина была довольна собой и не скрывала этого. Римус не мог не восхититься. В его зрачках плясали чертики. Или то был свет от огня камина. Но Мине нравилось наблюдать за тем, как Римус смотрел на неё. Сириус никогда так не смотрел. Он чаще отводил взгляд, прятал его в её волосах или часто целовал, чтобы закрывать глаза, отвлекался на всех подряд, чтобы поприветствовать, водил её рядом, как незначимое приложение к себе. И не смотрел. Стыд или нетерпимость её присутствия? После вчерашней его исповеди она даже и не знала, что из этого было ближе. Но Римус смотрел совсем иначе. Словно хотел... съесть её? Но в положительном контексте. Так, чтобы она стала частью его, а не ходячим приложением. Чтобы он мог чувствовать её внутри себя. Однако, этого не требовалось. Она уже поселила в нём что-то. Это что-то росло с каждым днём. Римусу сперва казалось, что это временно, что однажды оно из него исчезнет, что он сможет это выжечь, вытравить, вывернуть из себя наизнанку. Отнюдь. Он должен был себе признаться в том, что этот росток появился задолго до всего. Задолго до вчерашнего поцелуя, до приглашения его в Паддифут, до Сириуса вообще. И он всегда так смотрел на неё, просто осознавал только сейчас. Он очень долго не давал этому ростку прорваться. Мина потянулась к Римусу, и он не противился. Его ладонь сползла с её шеи ей на плечо. Он стиснул его так крепко, боясь пройти пальцами насквозь, если закроет глаза. Словно, если он хоть на секунду зажмурится, то она исчезнет, как когда он долгое время был без сознания, видя её перед собой. Но стоило ему прийти в себя, и Мина расплывалась. Поэтому он держал её крепко, чтобы всегда чувствовать присутствие. Мина соблазнительно пахла. Сказывались последствия превращения. Она нашла его губы своими и спустила ладонь на низ его живота, продвигаясь наискосок к ребрам, чтобы обнять. Это короткое движение отправляло его обратно в туман преисподней, откуда он несколько минут назад вернулся. Спасибо, что брюки всё ещё были на нём. Римус нашёл в себе все силы, чтобы больную руку положить на её бедро и мягко помассировать, опаляя жаром кожу под её юбкой. За спиной послышался какой-то шум. — Ой, простите! — заорал Джеймс, на ходу натягивая наколенники от формы по квиддичу. — Я побежал на тренировку. Совсем забыл! Римус и Мина живо отскочили друг от друга, будто Поттер разрубил их связь невидимым топором и тут же испарился в проходе. За ураганом по имени Джеймс наступила тишина. Взгляды встретились, смущенно пылали лица. Римус удостоверился, что никто больше не собирался нарушить их уединение, и вновь подтащил Мину к себе. Оба они засмеялись и снова нашли друг друга в объятиях и невесомых поцелуях в губы, щеки, шею, мягкие подушечки пальцев. Мина запускала руки в волосы Люпина, распутывая колтуны от грязи и сырости Запретного Леса, прикусывала ему здоровую ключицу и оставляла на коже до безобразия четкие следы зубов. Римус лишь морщился, но не возражал. Он вдыхал аромат её волос и гладил спину сквозь тонкую ткань рубашки. Слизеринский галстук, туго завязанный на её шее под воротником, так и хотелось стянуть, чтобы не мешался. Но этот чертов галстук напомнил Римусу о том, что Мина в школьной форме, и сейчас всё еще проходили занятия. — А ты на Древние руны не опаздываешь? — промурлыкал он ей на ухо. Мина замерла, и горькое осознание пришло к ней совсем скоро. Она проскулила какое-то ругательство и встала с дивана, не выпуская руку Римуса из своих. Потянув его с собой, Слизнорт зло посмотрела ему в глаза. — Вот умеешь же ты всё испортить, зануда Люпин, — застонала она и, больно укусив его за палец, выпустила его руку из своей. — Эй. Я всё же староста, как ты сама любезно напомнила, — хитро ухмыльнулся он. Мина показала ему язык и выбежала из гриффиндорской гостиной, оставив распаленного Люпина одного. Он откинулся на спинку дивана, потирая укушенный палец большим и опустошенно глядя в пламя камина. Так когда же это всё началось? Когда Римус понял, что росток всё-таки прорвался? За каких-то несколько дней Мина вскружила ему голову настолько, что он не мог думать ни о чем другом. Ни о ком другом. Даже о себе. Такого не могло произойти без зарождающихся чувств ранее. У него не было четкого ответа. Он знал лишь одно: Мина засадила его душу люпинами, сама того не ведая. И когда она поцеловала его там, на Астрономической башне, росток пробился через жесткий, тяжелый грунт, который Римус многие годы выкладывал, чтобы никогда не влюбиться и не дать мимолетной симпатии вырасти во что-то большее. Но теперь было уже поздно. Люпины зацвели.