Шрамы и Люпины/Skars and Lupines

Октябрь. Ночь Всех Святых. 1977 год. Седьмой год обучения в Хогвартс.       Гостиную Слизерина не обошёл хеллоуинский флёр. Сосредоточение тыквенных голов со свечами внутри на каминах и журнальных столиках добавляли больше света и едва ли нагоняли страха. Даже Кровавого Барона — призрака, живущего в стенах слизеринских подземелий — не смущало такое количество изуродованных лицами тыкв, хотя, по заверению магловских поверий, именно для отпугивания приведений, духов и прочей нечести требовался данный хэллоуинский атрибут. Барон как раз кстати влился в общий антураж праздника и, сидя на кожаном диване или делая вид, что сидит, атаковал корзинку с печеньем, взмахивая своей призрачной просвечивающей шпагой, когда кто-то смел на это печенье посягнуть. Его это забавляло, первокурсники вздрагивали и отдергивали руки, всякий раз попадаясь на эту шутку. Старшие курсы, приглашенные на сегодняшний бал, на печенье даже не смотрели. В гостиной царила суматоха с переодеваниями. За масками и костюмами нельзя было понять, кто есть кто. Парочка слизеринцев выпили оборотное зелье, готовя его целый месяц. Они добавили в него волосы друг друга, чтобы обменяться внешностями. Очень хитро, подумала Мина. Сама же она возилась с застежкой у топа лазурного оттенка с пришитыми большими пайетками, напоминающими чешую. Брюки-клеш в тон с волшебными широкими воланами от колена, подобно русалочьему хвосту, плескались по полу оставляя мокрый след. Открытые участки кожи казались склизкими от обилия блесток. Волосы она зализала назад на манер мокрого эффекта, обработав их каким-то гелем, купленном всё в том же магазине, где брала тени, и локоны теперь отливали чем-то космическим в полутьме, хотя на свету казались совершенно обычными. Парочка страз в уголки глаз, имитируя русалочьи слезы, и Мина завершала свой образ на бал. — Идёшь на бал одна, Слизнорт? Да еще и в таком соблазнительном наряде? — раздалось за спиной, когда Мина смотрелась в зеркало в гостиной, поправляя волосы. — Не твоё дело, Эйвери, с кем я иду, — огрызнулась девушка ещё одному идиоту-дружку Северуса. Он, Эйвери и Мальсибер ещё с прошлого года постоянно ходили вместе, что-то замышляя. — Отвали куда-нибудь. — А если не отвалю, то что? Придёт Блэк и накажет меня? Ой, точно, он же тебя кинул ещё летом, — язвил Эйвери, и Мина показала ему средний палец в зеркало. Эйвери отложил тыквенную голову, которую секунду назад крутил в ладонях, и двинулся на девушку. Барон поднялся с дивана и оказался между Миной и Эйвери, выставив вперед шпагу. К сожалению Мины, она не перестала видеть тупую морду слизеринца за прозрачным призраком. — Дама пожелала, чтобы вы ушли, месье, — прозвучал невесомый голос Барона, эхом разлетевшийся по стенам. Несмотря на всю беспомощность призрака в таких делах, ведь у него не было возможности никак навредить физически, его всё равно старались зря не злить и не навлекать на себя участь быть преследуемым привидением во время сна, туалета и принятия пищи. Один бывший выпускник Когтеврана едва не сошел с ума уже через неделю такой жизни, только с помощью Дамблдора удалось отвадить Барона. Вот и Эйвери не стал рисковать, лишь скривил свою наглую рожу и ушёл из гостиной. Барон поклонился девушке и откланялся, растворившись в воздухе. Мина выдохнула. Не хватало ей ещё всяких психов на её голову. Северус вышел из комнаты мальчиков в костюме дементора: в длинной серой марлевой накидке, поверх головы глубокий капюшон. Его убийственно-бледное лицо, скрытое тканью, просияло при виде подруги, и Мина слабо улыбнулась ему в ответ, разглядев знакомые черты. На самом деле, она полагала, что друг не будет участвовать в этом костюмированном цирке. Да и с костюмом он особо не старался. Его наряд в целом не очень-то походил на праздничный, скорее на отвлекающий внимание, чтобы вовремя улизнуть, когда все уже будут увлечены друг другом и закусками. — Я скажу придурку Эйвери, чтобы он к тебе не лез, — пообещал Снейп, остановившись у шахматного стола. — Хорошо. Хотя я уже большая девочка, могу сама разобраться, — Мина подняла к лицу кулак, напрягая слабые мускулы. — Не сомневаюсь, Слизнорт, — глухо посмеялся Северус. — Куда-то собрался? — спросила Мина в лоб. У Северуса заметно дрогнула бровь, желающая удивиться, но он остановил её раньше, потупив взгляд в пол. — На бал, куда же ещё. Мисс Слизнорт, вы меня в чём-то подозреваете? — играючи ответил он ей и завел ладони за спину. — Покажи руку. Северус удивился ещё больше и вытянул руки, прикрытые до запястья тонкими рукавами накидки. Мина приблизилась, и он тут же встрепенулся, уронив ладони по швам. — Задери рукав, Северус. Сейчас же, — просила она его. Приказывала. Нет, умоляла. Сердце зачастило в груди, рёбрам стало больно. — Ты же не хочешь ругаться, — покачал он головой. — Ты не хочешь, Мина, всё в порядке. Давай я провожу тебя в Большой Зал, — словно убаюкивая, твердил ей Северус, и у Мины на глазах навернулись настоящие слёзы, конкурируя с фальшивыми русалочьими. Как долго он мог ещё играть свою роль? До конца курса? Всю жизнь? Сколько он ещё будет лгать ей? У Мины никогда не было родных братьев и сестер, она едва ли помнила своих кузин и кузенов, но Северус с первого курса был для неё кем-то очень родным. Она просто не могла допустить для него такого исхода. Только не он. — Я должна знать. Я видела тебя и Мальсибера в библиотеке. Я всё слышала, — шепотом говорила она, приблизившись к Северусу. — Ты Пожиратель! — шипение, пронзившее тишину, больно отдало в уши. Она так надеялась, что он вот-вот рассмеется ей в лицо и обзовет её как-нибудь витиевато. Но в его глазах читалось равнодушие. Ни капли стыда, страха, сожаления. Ничего. Пустой взгляд, продирающийся сквозь Мину. Не прозвучало ни единого оправдания или отрицания. Она хотела знать правду и не хотела его терять. Но, видимо, нельзя иметь всё сразу в этой глупой войне. Только если сам ты не примкнешь к врагу. Но Мина никогда не допустит этого в свою жизнь, она лучше умрёт. В её мыслях даже не звучало подобных идей. Слизеринцев в гостиной больше не оставалось. Через проход вышли уже все старшекурсники, и Снейп оказался с Миной один на один. Он горько вздохнул, подняв голову к потолку. Капюшон слетел с его макушки. Северус облизнул губы, размышляя над чем-то. И когда он снова посмотрел на подругу, они оба отразились друг у друга в глазах, обоюдно наполненных скорбью. О чём скорбел Северус, Мина не знала, но полагала, что с этого момента всё былое и детское между ними рухнет. Затошнило. Северус потянулся пальцами к левому предплечью и закатал рукав, обнажив кожу, изувеченную меткой Пожирателей — витая восьмеркой змея, открывающая рот, и в основании этой восьмерки череп. — Если ты кому-то скажешь... — начал Снейп, одернув рукав, и замолк. "Я должен буду тебя убить", — закончила Мина за него в своих мыслях. Удивительно, но если раньше Мина считала, что если когда-либо её хороший друг или родной человек окажется в рядах Пожирателей, она станет испытывать к нему по меньшей мере омерзение. Но когда этот момент наступил, Мина не чувствовала в душе ничего, кроме опустошения. И сожаления. А еще десятка вопросов. Почему Северус поддался темной стороне? Почему он предал их дружбу ради служения убийце? Что стало ключевым моментом для такого тяжелого шага? Всё это не давало ей покоя, но Мина не могла вымолвить и слова. — Я... — она осеклась, смаргивая упрямую слезу. — Просто ответь, почему? Полулунные углубления от ногтей на ладонях не подавали сигналов о боли, пока у Мины не затекли пальцы, сжимающиеся так долго и крепко. — Потому что там я кто-то, — повысил он голос, и Мина содрогнулась. — А здесь я никто. И никому не нужен. В это его "никому" отчетливо барабанило имя "Лили". — А мне? — прошептала Мина. Весь голос куда-то пропал. Она застыла, как статуя, и боялась пошевелиться. — Вспомни, где и с кем ты была, когда я пытался тебе помочь. Много же ты обо мне думала. Много же ты мне верила, — говорил Северус. — Он уважает меня, даже несмотря на то, что я полукровка. — Сев, я уважаю тебя. Я тебя люблю, ты же мой друг! — безнадежно запротестовала Мина, оставляя на его предплечье с меткой обжигающий след ладони. — Про-сти, — процедив сквозь зубы, ответил он. В Северусе не было злобы. Его голос был тих. Она хотела было что-то ещё сказать, закричать, остановить его, но язык во рту превратился в лёд. Северус выбежал из гостиной, накинув капюшон на уложенные вычесанные черные волосы. Судя по всему, всё же на празднике она его не увидит. Показалось, что в помещении что-то разбилось. Нет, это раскололась годами отточенная связь.

***

Большой Зал было не узнать. Окна, стены, колонны — всё переменилось магическим образом. Если бы Римус не знал, куда идёт, он бы решил, что оказался в Запретном лесу. Только украшенном сотнями тыквенных голов с огнём внутри: на деревьях вместо фонарей, на столбах по периметру танцпола, на обеденных столах с едой и напитками. Каждое дерево ко всему прочему на своих ветвях имело по несколько крупных свечей, слепленных друг с другом восковыми подтеками. Никакого диско-шара, никаких прожекторов — только огонь во всех его проявлениях и приятный полумрак. Перед танцполом сцена с приезжим музыкантом и его группой. Вроде как все они ранее обучались в Хогвартсе, и теперь гастролировали по миру, чаруя народ звуками своей музыки. Мелодии сменяли одна другую и лились отовсюду, заползая в уши и сердца. И Римус ловил себя на том, что порой в определенные музыкальные отрывки испытывал то счастье, то возбуждение, то неподдельную эйфорию. Со стороны коридора, в котором ярко светили факелы, отчетливо было видно каждого, кто являлся на бал. Проблем с обзором при тусклом свете не было, они заключались в другом: сложно узнать человека за маской и костюмом. Так как они с Миной не договорились о встрече заранее, он ждал её, не отрывая взгляда от дверей. Под ногами хрустели ветки на пересекающихся тропинках, и Римус изумленно поднял брови, только сейчас это заметив. Звездный потолок с полной искусственной луной немного его напрягал, но Люпин не беспокоился. До полнолуния оставалось... Сколько же там оставалось... — Ждёшь её? — спросил Сириус, тихо подкравшись. Римус обратил внимание на друга и его наряд. Старинный фрак, сигара, зажатая в пальцах, и обезображенная гниющая половина лица, с седыми редкими волосами. Когда мародеры договаривались изображать сегодня персонажей художественных магловских романов, он не думал, что Сириус возьмёт что-то столь жуткое. — Это... — он ткнул ему в грудь, не договорив. — Дориан Грей, — важно поднял Сириус свой гладко выбритый подбородок, повернувшись к другу своей "красивой" половиной лица. — Прожигающий жизнь повеса, вечно молодой, но с гниющей душой. — Тебе идёт, — ответил Римус через белую маску на половину лица, так удачно скрывающую большой объем двух его шрамов. Он даже немного понимал своего героя, но не стал зачесывать волосы назад. Из коридора в полумрак вошёл карикатурный Дракула в исполнении Джеймса Поттера. Лили весь вечер колдовала над его прической, зализывая волосы жутко вонючим лаком. Сама же она нарядилась в фею с волшебными порхающими крыльями из тонкой магической материи. Джеймс сделал вид, что кусает Лили в шею, ужасно притворно рыча. Сириус скривился от этой сценки, и из его щеки вылез червь. Люпина передернуло в ответ, и оба они рассмеялись. Стоя у столов с закусками, они не сводили взгляда с распахнутых дверей Большого Зала. Старшекурсники всё приходили, а Мины Слизнорт до сих пор не было видно. Тогда Римус решил освежиться напитками. Сегодня им на выбор предоставили ягодный морс и морковный сок с добавлением лимонного. Всё одно — кислятина. Но Римус не брезговал и налил себе и другу по стакану. Предложив стакан Сириусу, он не сразу заметил, что тот таращится куда-то, сжимая пальцы на руках до побелевших костяшек. Тогда Римус проследовал за его взглядом. Там стояла она. Мокрая, сверкающая дурацкими пайетками на топе, открывающем живот и плечи. Он моментально вспомнил, как держал этот живот на площадке Астрономической башни. В воспоминания резво ворвался тот мимолетный поцелуй. Помнила ли она его? Мина была похожа на сирену. И если она скажет хоть слово, он пойдёт за ней на дно, лишь бы вечность наблюдать за плавностью её движений. Сириус сжимал зубы до скрежета, и с обратной, уродливой стороны его лица, вывалилась неприятная многоножка через прореху в щеке. Невнятная злоба вибрировала под его кожей и передавалась Люпину. Римус всё еще не знал причину их расставания, да и не понимал, честно говоря, какая может быть причина для того, чтобы бросить Мину Слизнорт. Блэк забрал свой стакан с морсом, выхватив его из руки друга, и немедленно затерялся в толпе. И только тогда Мина проскользила в своем русалочьем наряде, оставляя мокрые следы на тропах и зеленой траве, к Римусу. — Призрак оперы? — спросила она, перебивая гитарные переборы струн и голос певца. — Ты знаешь? — удивился Римус, хотя, признаться честно, надеялся на то, что она знает, когда выбирал костюм и консультировался с Лили. — Конечно. Люблю читать о том, как маглы представляют себе чистую любовь или призраков, — усмехнулась она, неловко сцепив руки в замок. — Чистую любовь? Но ведь в книге она выбрала красавчика, — возразил Римус, отбрасывая свой плащ назад и открывая вид на новый смокинг с милым галстуком-бабочкой на шее. — Я тоже выбираю красавчика, — лукаво ответила Мина, явно флиртуя. Она отпила из его стакана и поставила на стол, взяв руку Римуса в свою и направившись в центр Зала. Он пошёл бы с ней и в жерло вулкана. — Идём танцевать. Я должна тебе кое-что сказать. У Римуса забилось сердце. Стало трудно дышать. Ладони вспотели, и во рту пересохло. Если так ощущалась влюбленность, то для Римуса не было разницы между ней и лихорадочным состоянием перед превращением в оборотня. Со сцены музыку, как некстати, прервал Дамблдор, и все разом повернули головы, остановив танцы и поедание печёных пальчиков с сахарной ватой-паутиной. — Я всего на несколько коротких слов прерву ваше празднество и не буду отнимать у вас много времени. Ведь время — это та драгоценность, которую нам сейчас важно ценить и проживать как можно ярче, — раздался его глубокий спокойный голос из-под бороды. Он скрестил пальцы между собой и положил себе на живот. — Мы потеряли очень много уникальной волшебной крови этим летом. Генриетта Уэллс, Дороти Нортон, Грегори Смит, Перси Вандербильд и Оливия Гудмэн. Почтим же память любимых нам и дорогих людей, чье время, увы, закончилось не по их воле. Римус заметил в расступившейся толпе Сириуса. Тот обсуждал что-то со знакомой пуффендуйкой, должно быть, это была Дженнифер Аббот. Костюм гриндилоу третий год подряд выдавал её. Музыка вновь заиграла, не перебивая слов Дамблдора, наоборот, дополняя их. Римус опустил глаза со сцены, вцепившись взглядом в мокрые волосы Мины. Они казались темнее и отливали перламутром. Мина стояла к нему спиной и слушала директора. Римус подошёл к ней вплотную и коснулся её плеча. По коже пальцев пробежал высоковольтный ток. Ещё недавно Римус боялся притронуться к ней вновь, с тех пор, как сжимал её талию летом. Он боялся, что если тронет её теплую и нежную кожу, не прикрытую мнимой границей в виде тонкой ткани одежды, ему придёт конец. Он провёл пальцами по её плечу, спускаясь дальше, к предплечью, и, перехватив её запястье, потянул к своему лицу, оставив на тыльной стороне её кисти слишком долгий для вежливого этикета поцелуй. Мина помолчала минуту вместе со всеми ребятами, и на поцелуй отреагировала легкой дрожью, видимой только ей. Она прилипла спиной к груди Римуса и закрыла глаза. Сквозь деревья тянулась видимыми волнами мелодия, и музыкант со сцены запел вязким голосом, погружая Мину в транс. Look up here, I'm in heaven, I've got scars that can't be seen. В груди расцветали какие-то незнакомые ей доселе цветы, когда Римус так перебирал пальцами завязки от топа на её шее, когда так спускался ей на голую спину и уводил руку на её живот, играя пайетками и плавно покачиваясь из стороны в сторону, заставляя Мину двигаться в такт музыке. Ей не хотелось ни о чем думать, когда по коже бежали мурашки от того, как он прислонялся щекой к её виску и заковывал в своих объятиях. — Слизнорт, что ты со мной делаешь, — прошептал он тихо, почти отчаянно, но она всё равно услышала. — Не говори мне ничего, Люпин, когда сам меня с ума сводишь, — прошипела она, услышав в ответ веселое хмыканье в собственную макушку. Кто сказал, что нельзя испытывать чувства иначе? Кто говорил, что влюбленность в Сириуса была истинной и реальной? Она никогда не была настоящей и взаимной, она всегда была односторонней, а значит, фальшивой. То, что Слизнорт совершенно для себя внезапно испытывала сейчас, не имело ничего общего с тем, что было между ней и Сириусом. Зачем вообще он был ей нужен? Что она хотела с ним сделать? Размозжить его лохматую голову? Нет. Она что-то хотела сделать. Не связанное с Блэком. Что-то сказать. Голова шла кругом. Казалось, музыка растекалась патокой в голове. Мысли вязли, как в зыбучем песке. Она ведь что-то хотела сказать Римусу. Наверное, какой он красивый. Нет. Что-то другое. — Не отпускай меня, ладно? — сквозь густую пелену в сознании пробормотала она, и Римус опустился губами к её уху. — Никогда. Музыкант завершил свою песню последними аккордами и промурлыкал в микрофон извинения: — Прошу прощения, если кому-то моя музыка сплавила мозги. Я не специально, правда, — бархатно усмехнулся он и вновь принялся играть. На этот раз нечто бодрое и не лишающее разума. А ощущение транса разом схлынуло с Мины, и Римус ошарашенно завертел головой по сторонам, отцепившись от слизеринки. Если бы не макияж Мины и не маска Римуса, оба они воспламенились бы в ту же секунду, как повернули свои раскрасневшиеся лица друг к другу. Оба они предпочли бы сейчас сгинуть в адовом котле. — Чертова магия музыки, — Мина решила первой нарушить неловкое молчание нервным смешком. По этой причине Мина редко слушала музыкантов магов. Никогда не знаешь, что ты будешь делать следующим при прослушивании новых альбомов: танцевать польку или карабкаться на башню. Или сосаться с соседом по парте. — Точно. Да. Ты хотела мне что-то сказать, — напомнил ей Римус. Он приподнял маску, чтобы стереть въевшиеся следы магического наваждения рукой. Вся ладонь была вымазана блестками, оставшимися после того, как он лапал Мину. Черт. Черт. Черт. Что Римус знал о любовной магии через музыку? Что она, в отличие от амортенции, не может подменять чувства, лишь усиливать уже существующие. Пора было признаваться самому себе. Мина Слизнорт ему нравилась. И не просто нравилась. Он был в неё влюблён. Усиленные чувства этой влюблённости сродни выпитому алкоголю, казались такими приятными, не хотелось ни о чем больше думать, только быть с ней в моменте, проживать его вечность. Но на смену любовной магии всегда приходит похмелье в виде трезвого взгляда на случившееся. Однако, также отрицать тот неоспоримый факт, что Мина Слизнорт испытывала к нему симпатию, было бы глупо, иначе она никогда не поддалась бы чарам музыки. Получается, тогда на улицах Хогсмида она ему не лгала. Римус улыбнулся сам себе, разглядывая движущийся рот Мины Слизнорт, который ему мучительно захотелось поцеловать. Мина пощелкала перед его лицом пальцами. — Люпин, хватит лыбиться. Я сказала, нам нужно поговорить, но не здесь, — абсолютно серьёзно прервала она его растекшиеся в лужицу мысли. — Где мы это можем сделать так, чтобы никто не слышал? Люпин тряхнул головой и вник в сказанное слизеринкой, которая, ещё немного, и принялась бы хлестать его по щекам, чтобы тот окончательно пришёл в себя. Он немного подумал. — Там, где мы были с тобой в прошлый раз. Пароль знаю только я, ну и остальные старосты школы. Главное, занять ванную старост первыми, — не став объяснять, почему, ответил он. Мина подняла бровь. Он буквально слышал, как в её красивом черепе закрутились шестеренки. — Мы в прошлый раз что? — переспросила она, искренне не понимая, о чем только что сказал Римус. Похоже, она совсем не помнила о том вечере. Либо полностью, либо частично, либо только о Римусе. Значит, и о поцелуе забыла. Люпин не знал, как на это реагировать. Разочарование и вздох облегчения смешались в одно. Часть жизни из воспоминаний Мины словно выдернули клещами. А она все эти месяцы думала, почему ей так не хватало недостающей детали пазла в голове. И это не было похоже на пьяное забытье. Кажется, Дженнифер Аббот поработала не только над тем, чтобы отскрести её от пола и умыть лицо от слёз. — Деб, пожалуйста, убери это из меня, я не хочу, не хочу знать, не хочу помнить, не хочу этого. Мне плохо, мне хочется умереть. За что он так со мной, просто за что! — рыдала Мина, истерически всплескивая руками. Она не была человеком в этот момент, она была месивом, скоплением и беспорядком. Дебора Дэвис отказывалась стирать память своей подруге об этом вечере и об отношениях с Сириусом. Выдергивание такого огромного периода жизни грозило потерей памяти о многом важном, и это было чревато последствиями. Дженнифер же, наоборот, была только за, лишь бы прекратить эти стенания. Ей было физически невыносимо от эмоциональной боли Мины. Она готова была пойти на всё, только бы положить конец страданиям подруги. — Джен, прошу тебя, сотри только этот вечер и только частично. Она должна помнить, почему Блэк её бросил, иначе разговоры остальных причинят ей ещё большую боль, — удерживая руку на палочке Джен, наставляла её Деб. — И будь осторожнее. — Хорошо, — вздохнула Джен, агрессивно смахивая собственные слезы со щёк. Мина лежала у наполненной ванны калачиком, сгребая ноги в руки и тихо рыдая, поддавшись безнадёжному нервному срыву, который не в силах была прекратить. Джен опустилась на колени перед подругой и направила на неё палочку. Деревко из лавра моментально откликнулось. Из кончика его вырвалась тонкая серебристая струйка магии, влетевшая Мине в голову. — Обливиэйт, — прошептала Дженнифер, уничтожая в Мине Слизнорт воспоминания этого вечера о пережитой боли, о процессе стирания памяти и, по незнанию подруг, о Римусе Люпине. С каждым годом пароли во всем Хогвартсе менялись, будь то гостиные факультетов, кабинет директора или же ванная старост. Римус привёл Мину в место, где не так давно девушка стояла перед ним открытой книгой. Он помнил этот день, точно это было вчера. — Лавандовый дым, — произнес он, коснувшись палочкой круглых дверных ручек. Ванная старост не менялась. Она приняла гостей струящимся паром, исходившим от горячих труб. Русалки оживились на витражных стеклах, подмигивая Римусу. Мина же не обращала на них никакого внимания. Она терла пальцы друг о друга, стараясь сублимировать в эти движения свою тревогу. Значит, дело действительно важное. На самом деле, и Римусу было, что ей сказать. С тех пор, как Сириус поделился с ним тем, что узнал от Регулуса, Римус не знал, как подать это Мине. Он не хотел портить ей праздник и выбирал для этого подходящее время. Но она сама огорошила его, как только они сели на край ванны. — Северус — Пожиратель. Он показал метку, — она скользнула головой в ладони, шумно выдохнув. — Осознание всё еще не пришло ко мне, знаешь, — делилась она, и Римус не перебивал. — Всё еще кажется, что это какой-то рисунок чернилами, а сам он шутит. Просто не могу поверить, что он до этого дошёл. В который раз Мина удивляла его своей искренностью. Почему она вообще решила поделиться с ним, а не с подругами? Возможно, потому, что он не создавал из этого лишнего шума, потому, что никому не станет рассказывать, и потому, что точно не устроит истерику с выволочкой Снейпа и фотографией на стену позора. — Ты так нормально на это реагируешь, — повернула она голову в его сторону, и Люпин отвернул свою, чтобы рассматривать умывальники, иначе он бы просто не смог выбрать точку, в которую можно пялиться без риска поддаться желанию и поцеловать Мину. — Просто я, — он кашлянул. — Прости, но я уже знал. Не подумай, эта информация дошла до меня совсем недавно. Хотел выбрать другое время, чтобы сообщить тебе, но ты уже сама во всем разобралась. Я узнал это от Регулуса. Он тоже с ним. Мина откинулась назад, вытянув ноги и зашипев. — Ну конечно, Регулус. Вот уж в ком я не сомневалась. Фамилия Блэк, похоже, обязывает быть дерьмом. Ты слышал, что он фанатеет по Темному Лорду? Псих, — озлобленно фыркнула Мина, растирая бедра в приливе гнева. — Наверняка, это он его туда и затащил. — Насколько я понял, Мина, — осторожно начал Римус, — это Северус туда всех тащит. Мальсибера уж так точно. Помнишь тот день в библиотеке? Девушка поморщилась, сведя брови к переносице и что-то анализируя. Она ошарашенно уставилась на Римуса, и он понял, что ляпнул что-то не то. Тогда Мина встала и холодно посмотрела на него сверху вниз. Маска Римуса закрывала половину лица, плащ и смокинг покрывали всё тело, а Люпин кожей улавливал непривычный озноб, на секунду решив, что обнажен. — Так ты поэтому позвал меня на бал? — срастила она дважды два. Глупо было надеяться, что Слизнорт не поймёт. — Хотел разнюхать о Северусе? Язык пристыл к нёбу, и Римус не сразу его отодрал. — Нет! — запротестовал он чересчур бурно. — Вернее сказать, поначалу да. Но не совсем так, пойми. Я не хотел, чтобы ты думала, будто я преследую Снейпа. Но я правда хотел с тобой пойти, хотел тебя узнать. Хотел опровергнуть свои же слова о том, что ты решила меня использовать. Я честен с тобой. Он не лгал ей ни на один галеон. Смелее шагнув к девушке, он припечатал свою ладонь к её плечу, смазывая россыпь блесток. Вторая ладонь легла с обратной стороны. — Слишком многое ты хотел, Люпин. Не хочешь спросить, чего хочу я? — произнёс её красивый влажный от помады рот. Взгляд Римуса лихорадочно прокрался от её зелёных глаз до манящих губ. Он против собственной воли сжал её плечи, не желая выпускать. — Чего же? — без энтузиазма задал он вопрос, боясь получить ответ, не включающий в себя опцию остаться здесь. С ним. На весь вечер. Но Мина не была красноречива. Она молча накрыла теплой ладонью его оголенную щёку, поднялась на цыпочки и потянулась к полуоткрытым губам. Римус не мог пошевелиться примерно секунд пять, пока поцелуй слизеринской принцессы не пробудил его от окаменения. Выпустив её плечи из рук, он пролез под её локти и стиснул талию под ребрами, пальцами поддевая край топа. Неосознанно, само собой. И она сама, честное слово, разжигала пламя этого поцелуя, зарываясь тонкими пальцами в его волосы, посасывая его губу и проникая в рот языком. Люпина бросило в пекло её прижимающегося палящего тела. Ещё немного, и его взорвёт от переливающихся эмоций. Он не мог думать, не мог сформировать ни одной чертовой мысли в пустой голове. Она, подобно дементору, высосала из него всё и даже больше. И, Мерлин, она совсем тихо постанывала, когда Римус блуждал руками по её спине и пробирался пальцами под тонкие завязки. Он мог бы разгрызть их за одно мгновение, выпустив свои оборотничьи повадки. Сдерживаться в ванной старост, принадлежащей им двоим, среди аромата лаванды и окутывающего пара, от которого становилось ещё жарче, было всё труднее. При всём желании, Римус не смог бы вытащить язык из её рта, даже если бы здесь собралась вся школьная администрация или кучка Пожирателей. Маски были сброшены во всех смыслах. Мина провела пальцем по его шраму, и по коже Римуса пробежали мурашки. Бешено заколотилось сердце, изнывая от жажды. Он жаждал выпить её до дна. Руки Мины спустились ему на грудь, утопая в складках рубашки, пуговицы с которой полетели в стороны от её резких движений. Римус остановился, прервав поцелуй и заглянул Мине в глаза, задавая немой вопрос. Она ответила тем, что потянулась к поясу его брюк, и Римус выдохнул ей жар в шею, оттягивая волосы назад. Большой палец коснулся аккуратной груди и под чешуйчатой пайеткой нашел выступающую горошину. Покрывая влажными поцелуями шею, подбородок и острую ключицу Мины, Люпин подавлял в себе звериное желание разодрать на ней одежду. В глазах всё плыло, в голове — кружилось. То ли Мина Слизнорт, то ли высокая температура в помещении мутили его сознание. В витражном стекле показалось что-то белое и круглое, сияющее в отражении запотевших зеркал. Римус оторвался от Мины, и на смену возбуждению вместе с каплями пота на лбу на лице проступил страх. Страх, граничащий с порывом вгрызться ей в глотку. Он сорвался с места, не помня лица Мины, и выбежал из ванной старост, громко хлопнув тяжелыми дверьми. Скользкий каменный пол. Тяжелое дыхание. Лестница. Потеря себя. Ещё лестница. Нужно успеть. Окно на третьем этаже. Звуки рассыпавшихся осколков вытравили из Римуса человека. И у стен замка приземлился на четыре лапы гигантский оборотень, рванувший подальше в Запретный лес. На сей раз настоящий.