Без возможностей

«- Клаус...

- Собственной персоны.»

Никлаус Майклсон. ○

Он не знал, что такое жалость. Он не знал, что такое доброта. Он не знал, что такое прощение. Длинные ноги ступавшие по кровавой земле небрежно раскидывали уже чутка суховатые желтовато-зеленные листья по всей округе. Теплый ветер коснулся лица с небольшой щетиной. Мужчина остановился среди россыпи деревьем, сложив руки по бокам, лишь слегка приподняв одну из них ближе к бедру. Рука непроизвольно залезла в карман серовато-синих джинс, и через мгновению, в руках могущественного существа лежал самый обычный телефон. Три пропущенных от сестренки. Один от Элайджи и целых восемь от нее. Девушкой, которая не спрося вцепилась в его жизнь намертво, и уже не была способна уйти. Возможно. Кто знал, на что способно самое сильное существо на планете, даже по-отношению, казалось бы, к самым близким людям в его жизни. Ему целых тысячу с лишними веками лет. Клаус уже сбился со счета, помнив лишь первые две цифры. Он не проявлял сочувствие. Он не проявлял ни к кому жалости, закалывая своих братьев и сестру на десятилетия. Его мертвое сердце было покрыто коркой жестокости и безумства. Отмщения за свое пагубное прошлое. И, возможно, после знаменательного события, он все же снимет все маски и станет тем, кем является. Безжалостный монстр, всепоглощающий, вселяющий страх. Убийство - это всего лишь щелк пальцев для неутолимого зверя, коим он и закрепился в лице нового народа. Ему было плевать. На все и всех. Безумный, неукротимый, беспощадный. Синонимов к его натуре можно было подбирать бесконечно. Клаус Майклсон и без того это знал. *** - Еще хоть один из вас будет названивать мне посреди белого дня, - с порога начал мужчина. Он сделал пару шагов вперед, не церемонясь, прямо в обуви дошел до середины коридора, — я сломаю ваши телефоны, - а потом и шеи. Последние слова он уже прошептал заговорческим шепотом, явно высказывая свое намерение прямо, обещая и предупреждая о своих дальнейщих действиях. Кровавый монстр, не имеющий и капли эмпатии к чужим, даже не удосужился понять своих родных, испытывая лишь раздражение и тонкую нить досады. Белокурая девица лишь цокнула языком, закатывая глаза. Зашедший мужчина взглянул на деву со строгостью и явным желанием воплотить сказанное в реальность прямо сейчас, без высказаного условия. Его длинные пальцы сжались в непроизвольный кулак, а кадык дернулся, когда тяжелый вдох и выдох пронзил легкие.

«Если ты хочешь, чтобы тебя уважали - то ты должна показать всем, кто ты такая.»

Хейли Маршалл ○

Потерев руку об руку, мужчина сделал шаг вперед. Темноволосая девушка, стоя прямо перед ним сделала шаг назад. Она сама не понимала, боялась ли она его или это лишь простое желание не попаться под горячую руку, но легкая дрожь коснулась костяшек пальцев. Все это обьяснимо: он вселял страх. Невербально, одним лишь напоминанием собственного имени. Наверное, поэтому он и стал самым сильным существом на планете - того, кого боятся все; тем, кому перейти дорого означает неминуемую смерть. Не смотря на слабый импульс, шатенка гордо выпрямила спину, положив длинные пальцы на округленный живот. Клаус аккуратно положил ладонь на плечо девушки и хрипло произнес: - Как ты, Хейли? Все хорошо? Напускное переживание слегка встревожило беременную волчицу. Она понимала, что Клаус заботится не о ней. Ни в коем случае. Лишь о плоде, живущем внутри нее уже целых восемь месяцев. Уже совсем скоро на свет должен появиться еще один Майклсон. Могущественнее, чем его отец — сильнее, чем его семья. Революция. Когда отец ее дитя прикоснулся к отточенной скуле, желание дать по массивной челюсти кулаком возросло до еле как контролируемых высот. Она не хотела позволять ему такую власть над собой. Но она под его опекой. С его ребенком. Она должна выстоять. Сейчас она слишком слаба, чтобы противоять тысячилетнему гибриду. На самом деле ему было больше. На целых два века. Она ничего не знала о нем до появления легендарной Кэтрин Пирс в его жизни. Точнее его появления в жизнь Катерины Петровы. История жизни выжившего вампира, прожившего в бегах чуть меньше семи веков знали все сверхьестественные существа. И вампиры, и оборотни, и даже ведьмы. Около шестиста лет жизни первородного гибрида были затуманены, и Хейли подозревать даже не смела, что происходило в его жизни до появления оторванной болгарки. Вряд ли это было что-то скучное, если учесть характер и нрав бастарда и короля этих кровавых земель. За один только год Клаус убил более трех ста вампиров, ведьм и оборотней - в этот год произошла революция. Перемены. Именно в этот год Никлаус Майклсон взошел на трон. ***

«Я хочу стать королем»

- Никлаус Майклсон. -

Холодный ветер дул прямо в лицо статной фигуре. Однако это ничуть его не тревожило. Кровь на руках. Она обрамляла его тело, словно краска, покрывающая холст. Ее было слишком много. Она запятнала веки, скользнула по гладкой скуле, коснулась груди, на которой была открытая рана, что бессмертное тело по-тихоньку регенирировало. Кровь была по-всюду. Эмоции переполняли его тело. Он был в состоянии дикого, необьяснимого словами, дежавю - события почти трех летней давности не давали забыть себя. И если тогда им правила боль и эмоции, и чувствовал себя Клаус потерянным, брошенным, уязвимым, то сейчас во главе его чувств возвышалась лишь жажда отмщения. Он наконец обрел это чувство власти, вкушая его как дельный кусок лучшего лакомства. А еще он чувствовал. Видел и ощущал эту вибрацию страха невинных душ, в ажитации бормоча молитвы или мольбы о помощи. Клаус понимал - все страдания этих существ исключительного его вина. Только его. Но это его и раззадоривало. Ощущая исключительную идиосинкризацию к тотальному, всепоглощающему контролю, Клаус сделал шаг вперед и развел руки в сторону. И этот шаг стал решающим. Он знал - этот путь мог быть тернистым. Как для него, так и для других. Но так же он знал, что останется неизменным - он победит в этой войне. Во чтобы то ни стало. Даже если весь мир погибнет. Он добьется своей цели. Его имя войдет в историю. Он станет легендой. Страхом всех вампиров. Самым сильным существом на планете. Даже если другим придется умереть. Он больше никогда не позволит другим помыкать собой. Больше никогда не позволит причинить себе вред. Выстроит перед собой непробиваемые стены, высотой больше него в три раза. Закроется от всего мира, и не пожмет руку даже родному брату. Злая и несчастливая ухмылка возлегла на его аристократическом, красивом лице. На щеке появилась легкая ямочка, мягко, словно градиентом, облегчая вид. Он все еще выглядел пугающе. Устрашал одним лишь своим взглядом, а следом разведенные руки заставляли сглатывать и на вампирской скорости влетать в обставленные барьеры. Раскатистый смех приближенных гибрида пронесся по всей небольшой территории полностью покрытой кровью. Уже два месяца. Два месяца как война за престол длится в кровавом бою. Народ не может принять незаконного бастарда, дисгармонию природы; гибридизацию двух ипостасей - вампиров, безжалостных кровопийц и оборотней, полу-волков полу-людей. Но и понять свое непринятие в народе у Клауса не вышло. Он разрушал стереотипы, как цепи на своей шеи в тот несчастный день. В день, когда все изменилось. В день, когда Никлауса больше не стало существовать. Осталась лишь его злая сторона ввиде Клауса Майклсона. Он смотрел на всех свысока: высокомерно, и с явным желанием крови. Сорвав цепи с одного из связанных кучи людей, обьединившихся вместе с единным концом, Клаус одной рукой поднял жалкого смертного существа, и, словно напоказ, доказывая не словами, а безумными поступками, свою неоспоримую власть, контроль над чужими жизнями — потому что он мог. Первый в своем обличие, в своей сущности, он единственный обладал столь неимоверными силами исполинских масштабов, и пользовался этим в полной мере, крутя судьбами других существ, словно марионетками. Клаус сжал шею человека с особым терпением, кои не обладала его натура вцелом. Это было лишь показательным спектаклем, всего лишь вызовом брошенным богам сверху — он презирал их, ненавидел, и не понимал, как они могли бросить его в тех ужасных ситуациях, в которых он запал. Если Бог существует — то для Клауса Майклсона он был трусом и грязным лжецом. На каждую исполненную молитву, что были произнесенны за все около шестиста лет, были проплаканы тысячи. *** Прижимаясь к стене, чувствуя наколившееся до предела волнение, Хейли Маршалл, аккуратно поставила правую ногу с каблуком горизонтально к стене. Она не могла позволить проявить себе слабость, даже мысли такой присвоить в черепной коробке, забитой лишь мудростью и силой, быть не могло. Мужчина, что стоял перед ней, был дьяволом в человеческом облике, будто дестрой и разрушение стали иметь форму и осязаемость. С ним она была словно в клетке, машина для деторождения, чтобы продлить его сучий род. Она уже любила своего ребенка — но не могла такого же сказать о твари, стоящей перед ней. Она была слишком юной и неопытной для первородных существ. Возжелав помочь новообращенному гибриду, она и сама не заметила как попала в ловушку собственных злодеяний, подставив и себя, и всех остальных, а главное: совсем невинное, еще неродившееся дитя, которому по жизни явно придется не хорошо. Но Хейли сделает все, чтобы облегчить страдания чада. Даже если пострадает она. — Все хорошо. Роды уже совсем скоро, поэтому... Он не дал ей доссказать. Она почувствовала ладонь на своем плече, ободряще сжимающую ладонь, и длинные пальцы, увешанные кольцами — тонкими и незначительными. Всё понял и без слов: знал ведь, что лишние. Предстоящие роды пугали всю семью первородных, и Хейли ходила вся в напряжение. Сейчас не время, чтобы разговаривать о рождение нового Майклсона. Она выстоит, как и всегда, вне зависимости от боли; но круговорот тех чувств и страха, пока не ставший запечатанной тату прямо в сознание, нужно искоренить, ведь второго параноика семья Майклсонов не выдержит. ***

«Умоляй меня»

Никлаус Майклсон. ○

На следущий день, когда солнце только поднялось на свой пьедистал, Клаус и Элайджа шли по узкой тропинке в острой тишине. Она ощущалась — и обоих эта тишина обвалакивала своим мраком. Представители первородной семьи не славились искренностью и рыцарским благородством, и пусть у них было королевское происхождение, внутри них скрывалось только злоба на весь мир. И если старший Майклсон еще старался иметь при себе стальную выдержку и сопереживание к простым человеческим душам, то Клаус просто убивал, не задумываясь. Вся тяжесть перевешенных грузов на его плечах давила, и он словно скидывал всё, что находилочь в его душе, хотя бы на миг, когда длинные пальцы сжимали и скручивали чужие шеи, или когда кровь человеческой плоти стекала по белым зубам, прямо по подбородку на плодородную землю. Жестокий. Беспринципальное инородное существо. Их черты лица выражали бестрастное и невозмутимое спокойствие. В случае Элайджи — который вечно относился ко всему ровно, младший же просто был недоволен по жизни. Мгновения мелькали за мгновением. Шаги были тяжелыми, а покачивание рук едва заметными. От них веяло древним могуществом и мощностью их безграничных возможностей. Тысячилетний опыт сделал из них непробиваемых статуй, олицетворением хладнокровия и безжалостности, чем и славилась вся первородная семья сверхъестестественных существ. Кровожадные, жестокие убийцы, не способные на милосердие. И сейчас, бродя по застланным сухими осенними листьями тропинкам, старшие — из выживших — представители семьи Майклсонов шли на персональное доказательство всех слухов и мифов, которыми они были покрыты от макушки до пят. Клаус сделал тихий вдох, разбрасывая кончиком ботинка сырую почву и шероховатые красные листья. Он почти не смотрел под ноги, засунув одну руку в карман теплой кофты, а вторую оставив свободно покачиваться. Клаус не смотрел на старшего брата даже искоса, направляя свой взор исключительно вперед, будто в этом состоял весь смысл его существования. Будто единственная цель по жизни — идти вперед, не взирая на обстоятельства, а на все остальное так все равно, что уже закатывать глаза не хотелось. За такое большое пространственное время, всё приелось и стало обыденным. Первородного гибрида уже не удивить представлением жалких человеческих туш, изысканными блюдами или божественной красоты архитектурные здания. Каждый день для него стал рутиной, которую он яро ненавидел и презирал. Дойдя до назначенной точки, Клаус взглянул на Элайджу с напускным равнодушием, наклоняя голову вправо. его руки крепко вцепились в деревянные перила загородного дома, украшенные резьбой. В воздухе царствовало напряжение и нервозность тех, на кого были направлены взгляды Майклсонов. Новообреченные вампиры сглотнули, переглянувшись друг с другом, некоторые из них закусили губу. Клаус смотрел на все это ободренно — ему нравился страх других существ. Нравилось, когда этот страх шел к нему, когдв боялись его. Для первородного гибрида это было своим личным экстазом. Он медленно поглаживал пальцы и внешнюю сторону ладоней, поблескивая зубами в остром оскале. В его глазах горел огонь. Эти новообращенные вампиры нужны для сохранения порядка и иерархии в королевстве. И их воспитанием занимались или первородные или их люди — как, например, Марсель, который, казалось, настолько близок Клаусу, будто это его сын. Вся семья Майклсонов видела взросление этого ране маленького мальчика. Сейчас же он двухсот летний вампир, который прожил с Майклсонами все свои незгоды и печали. И пусть Клаус не говорил никому о своих истинных чувствах, к Жерарду он питал что-то теплое. Притупив взгляд куда то в сторону, скрыв надменную улыбку, Клаус сжал ладони в кулаки, позволяя мыслям ненадолго обхватить его сознание в скрываемом царствование над ним. Иногда, плохо тебе или хорошо, каждый миг может показаться отчужденным, когда ты не находишься в сегодняшних реалиях. Слегка поцарапав себя ногтем, Никлаус вновь взглянул на уже собранных вампиров. Среди них было трое парней и всего лишь одна девушка. Она казалось самой мягкой, будто слабым звеном этой компании. Но кто знает какие черти водятся в тихом омуте. — Почему пришли именно вы? - подал голос один из парней, осторожно делая шаг вперед. Он выглядел так, словно только что бросил первородным вызов. Хотя на самом деле, по едва заметному дрожанию указательного и средних пальцев он походил на запуганного кролика, которому необходимо спасать свою никчемную шкуру. Клаус усмехнулся. Видимо, эти новички совершенно не понимают с кем разговаривают. — А вы ожидали увидеть кого-то другого? - потянув краешек губы навверх, расплываясь в чеширской улыбке, — Неужели вас не устраивают сами Майклсоны? — Это приятно, ваше величество. - с излишней вежливостью произнес вампир, — но обычно с нами работают... другие. — Позволь мне напомнить, кто твой правитель. И кто будет с тобой работать. Клаус Майклсон никогда не отличался терпеливостью. Он был миной, на которую только стоит надавить, и последствия не заставят себя ждать. Гибриду хватало неверного взгляда, легкого презрения в тоне или параноически найденного неуважения в речи — и весь мир пожалеет о том, что они родились во время царствования короля кровавых земель. И сейчас в нем бушевал гнев. Он хотел разорвать того, кто не проявил к нему надлежащего почтения. Но он сделает этого. Он заставит его мучаться. Как делал всегда. И ничто не изменит его пониманий и моралей этой жизни. Клаус Майклсон не нуждался в изменениях. Один лишь миг оставался новообращенному вампиру, чтобы спокойно вздохнуть свежего воздуха, прежде чем гибрид на сверхъестественной скорости не подлетел к нему. Вгрызаясь волчьими клыками в нежную кожу шеи, Клаус испробовал вкус нового вампира, что делал так редко. Кровь текла по его подбородку, пачкая белоснежную футболку вампира. Тот вскрикнул с ощутимой паникой, вцепляясь мертвой хваткой в мускулистые руки, стараясь изменить решение гибрида. Клауса это все раззодоривало. Такие жалкие, только вышедшие из шкуры вечных жертв, для него они оставались бесполезными кусками кожи. Ничего не представляющие, ничем не помогающие. Всего лишь призраки, которых он почему-то, по вселенской ошибке, видит. Вот кто они для него. — Никогда. Слышишь? Больше никогда не смей говорить со мной в таком тоне. Вытащив из кармана пустой бутылек, гибрид кусает собственное запястье, и проливает кровь прямо в открытое горлышко. Наливает ровно две трети, и подносит ладонь к лицу, чувствуя, как затягивается рана. Кидает перепуганной девочке, которой на вид, казалось, лет шестнадцать или семьнадцать. Такая маленькая, хрупкая, будто бы... она была так похожа на него самого, на его прошлую личность, которая упорно пряталась внутри, проваливаясь в спячку. Когда силы заканчивается у одного, вторая ипостась становится сильнее. Притянув вампиршу за плечи к себе, едва сжимая шелковистую кожу, не покрытую тканью одежды, он расширил зрачки, начиная свое внушение: — Отдашь ему завтра. В полуночь, когда его силы иссякнут, а жизнь будет висеть на волоске от смерти. Не отдавай никому. Даже в случае насилия. Позволь им всё, но заставь его мучаться. Прячь.