Дети Терры

      Ясир больше не навещал Анну во снах, но это не значило, что он не приходил к ней вовсе. Ему хорошо удавались перемещения в нефизическом теле по физическому миру, и Ясир часто подглядывал за Анной на пустоши, убеждаясь, что там ей живётся не хуже, чем в колонии.       Для себя Ясир всё решил. До отъезда в Магриб оставались считанные дни, Аль-Хатиб должен был забрать его после большого совета. Больше они с Анной не увидятся. В его будущем, куда часто заглядывал Ясир, блуждая по невидимым мирам, рядом не было Анны. И как бы сильно ни тосковало по ней сердце Ясира, как ни было больно отвечать на её просьбу о помощи холодным «нет», Ясир должен был оставить Анну в прошлом. Лишь крохотная надежда, что ростки силы, которые ему удалось пробудить в Анне, пробьются на свет и раскроются пышными цветами, помогала ему не отчаяться. Ведь прощаться с Анной навсегда он не хотел.       И всё же, в будущем её не было рядом. На плантации, выращенной ценой неимоверных усилий на бесплодных землях Магриба, Ясир видел лишь одарённых: медиумов и яхшасов, проживающих в пансионате рядом с большим домом. Ни в пансионате, ни в том доме следов Анны он не находил.       Сколько бы Ясир не заглядывал в своё будущее, сколько бы ни возвращался в дом, ни бродил под палящим солнцем плантации, в том месте продолжал царствовать лишь Ноа Джоши. Словно сам дом, пансионат и плантация были привязаны к нему и неотделимы от него. Словно вначале в этом месте появился он, а уж потом всё остальное.       Это пугало и сбивало с толку. Молодые медиумы и даже яхшасы были сплочены вокруг Ноа Джоши. И он, Ясир, уже не юноша, трясущийся над своими убеждениями, а взрослый и осознанный мужчина, тоже был там, рядом с тем, кого считал монстром.       Как такое было возможно? Разве это место могло лучиться улыбками стольких людей и вместе с ними атлантов, если они стояли на пороге войны, грозящей если не уничтожить один из видов, то, по меньшей мере, разверзнуть между ними непреодолимую пропасть? Разве не Ноа Джоши, яхшас, из предсказания Аль-Хатиба, должен был положить начало этому хаосу?       Так кем же всё-таки был этот Ноа Джоши: врагом человечества или атлантом, за которым пойдут обездоленные яхшасы?       Сердце Ясира встрепенулось. Ведь в его видениях были не только яхшасы, но даже медиумы. Те и другие были движущей силой эволюции, непонятые, притеснённые и угнетённые своими предшественниками. За кем, кроме атланта, способного нести давно забытый титул ягика, могли пойти не только яхшасы, но даже медиумы?       Так что же, полоумная джэбат не солгала, и Ноа Джоши всё-таки ягик? Отчего тогда всё это время молчал и продолжал молчать Инсар Аль-Хатиб? Уж не потому ли что не мог доверить Ясиру такую важную тайну?       Детская, ничем не оправданная обида на собственные домыслы, обожгла сердце Ясира. Он ведь был предан учителю, как только мог быть предан ученик. Что бы ни поручал ему Аль-Хатиб, Ясир всё делал. Ясир стал его дорогим учеником в более раннем возрасте, чем той же почести удостоился Абдулла. И всё же!       Ох, как же сильно, как нестерпимо Ясиру хотелось поговорить обо всём с Аль-Хатибом! И как страшно было сознаваться в нечестности. В том, что он укрывал от учителя свои видения и слова джэбата из сулы, толкнувшие его на страшное — на спасение Ноа Джоши.       Но каким бы сильным ни был его страх, какая бы вина ни терзала Ясира, он всё же решил открыться Аль-Хатибу. Нести это бремя в одиночку было слишком тяжело.       Чтобы развеять тучи сомнений, сгустившиеся над ним, Ясир решился ещё раз, одним глазком, посмотреть на настоящего, а не грезившегося ему в будущем Ноа Джоши. Чтобы убедить себя: он всё сделал правильно. Никакой ошибки в том, что он спас Ноа Джоши, не было, как не было никакого монстра.

***

      Утром своего последнего дня в 3-ей колонии Ясир собрался с духом, убеждая себя, что бояться нечего. На этот раз Ясир играл по своим правилам и был уверен, что Ноа Джоши, будь он хоть трижды телепат, его не заметит. Ведь он же не иноходец, в конце концов.       «Во 2-ой колонии сейчас ночь, и он должен спать», — рассудил Ясир, собираясь отправиться в путешествие вне тела.       Он лёг на просторную кровать, мимоходом отметив, что скоро снова будет жить в своей уютной маленькой комнатке с низкими потолками и односпальной кроватью, на которой едва помещается. Закрыв глаза, Ясир расслабился и настроился на путешествие. Открыв глаза уже в духовном теле, он оглядел комнату, избегая смотреть на себя, лежащего на кровати, и подумал о Ноа Джоши.       В тот же миг он был уже в другой комнате. Ноа Джоши действительно спал. Казалось, он ворочался так долго, что выбился из сил. Волосы прилипли ко лбу, и, присмотревшись, Ясир смог разглядеть капли пота, собравшиеся в его яремной ямке. Окно оказалось распахнуто, но ветра не было.       Прислушиваясь к мерному дыханию атланта, Ясир поймал себя на крамольной мысли. Разве мог кто-то с таким безмятежным лицом быть монстром? А ягиком? Приблизившись, чтобы рассмотреть его поближе, Ясир обернулся, словно боялся, что кто-то мог его увидеть.       «Неужели это правда ягик?» — пронеслось в его голове, и невидимые пальцы Ясира коснулись Джоши.       Ничего не произошло, но Ясир как будто втайне ждал другого. Вздохнув, он собрался уйти, как вдруг Джоши распахнул глаза, испуганно уставившись перед собой.       — Где ты? — прошептал он. Его голос дрожал. — Это же ты?       Ясир замер, боясь проронить даже самую пустяковую мысль. Умение притворяться ветошью удавалось ему на славу, но предположить, что придётся делать это в духовной форме, когда нахождение в ней само по себе превращало его в невидимку, Ясир не мог.       — Это ты? — голос Джоши зазвучал уверенней.       Но Ясир не стал испытывать судьбу. Бросив на Джоши испуганный взгляд, он вернулся в своё тело, окопавшись в защите так, как если бы на него готовилась атака сотни телепатов.       Но Ноа Джоши не последовал за его разумом. То ли из верности данному слову, то ли из страха перед тем, чему стал свидетелем. Очевидно, для него произошедшее было ново, в отличие от Ясира, уже ощущавшего подобное, когда его в духовной форме заметил Иэн Хильдерман.       Но если Иэн его на самом деле и заметил, это было не так пугающе, как то, что произошло с Ноа Джоши. Он почувствовал прикосновение Ясира, чего быть просто не могло. Ведь тело Ясира было иным и находилось в ином мире, причудливо сочетающимся, как слои луковицы, с физическим. Более грубое, физическое тело Ноа Джоши никак не могло ощутить невесомого касания Ясира. И уж проснуться от этого точно! Но это всё же произошло. Неужели, он правда ягик?..        Сидеть в четырёх стенах не было никакой мочи. Ясир набросил ветровку и вышел на улицу. Погода стояла ясная, солнечные лучи вернули его коже бронзовое сияние. Не такое, как на родине, когда от жары кожа начинала лосниться и блестеть. Здесь, в чужом климате, среди незнакомой природы, Ясир выглядел бледнее, чем дома, где поводом для веселья могла стать золотистая рыбка, плавающая в бассейне внутреннего дворика, или тень пальмы, колышущаяся на водной ряби. Здесь Ясир утратил своё умение находить радость в мелочах. Всё казалось постылым, он ни в чём не находил утешения. Может быть, он станет прежним, вернувшись домой? Как же Ясиру хотелось домой!

***

      Комната Ясира в Магрибе выходила во дворик с мандариновыми деревьями и была затенённой, как и другие помещения жилой половины дома. Аркада, протянувшаяся вдоль вереницы дверей, не давала солнцу изжарить людские жилища ни на рассвете, ни в полдень. Поднимаясь, лучи солнца наталкивались на глухие стены, опоясывающие дом. Находясь в зените, они заливали дворики своим светом, а клонясь к горизонту, снова упирались в барьер из пыльных жёлтых стен.        Ясир завозился в постели. Половина дворика была освещена, и мандариновые деревья отбрасывали тени на аркаду. Значит, он проспал до обеда. Зевнув, Ясир потянулся, не желая выбираться из уютного клубка простыней, который неизменно образовывался на его гладко застеленной постели к утру. Его не разбудили, значит, учитель дал ему ещё один выходной. Краем уха Ясир слышал возню во втором дворике, выложенном мозаикой, всего с четырьмя рододендронами вокруг бассейна с голубыми стенами. Двое его младших товарищей трудились в поте лица, намывая разноцветный пол. Ещё немного, и во двор лучше будет не ходить — тени там не было совсем.       — А они припозднились, — хмыкнул Ясир. Ему некуда было торопиться, и он нежился в своём гнезде ещё около получаса, потом к нему зашёл Аль-Хатиб.        — Ты размякнешь и превратишься в изнеженный цветок.       — А чем плохи цветы? — улыбнулся Ясир, сев на кровати и прикрывшись простынёй — спал он без одежды, вернувшись к старой привычке, непригодной для холодных ночей колонии.       — Они хрупки, — Аль-Хатиб ответил ему такой же улыбкой. — Я жду тебя.       Он сел во дворе перед фонтаном, а Ясир сбегал на хозяйственную сторону дома, где умылся и привёл себя в порядок. Возвращаясь, он едва не растянулся на мозаике, поскользнувшись на мокром полу. Он выругался и дал подзатыльник мальчишке, орудующему шваброй.       — Абдулла ещё не вернулся? — спросил Ясир, возвращаясь в мандариновый дворик и усаживаясь за стол напротив учителя. Перед ними стоял поднос с чайными приборами и блюдо с батбутами — маленькими дрожжевыми лепёшками. Если беседующим требовалось уединение, обитатели дома переходили на хозяйственную половину и занимались важными делами: чистили купальню, мыли посуду, готовили пищу. Так случилось и в этот раз.       — Спал бы ты до обеда, если бы Абдулла вернулся?       Ясир усмехнулся, принявшись разрезать лепёшки и смазывать их финиковым джемом. Получились аппетитные булочки, одну из которых он передал Аль-Хатибу, а вторую отправил в рот, поедая лакомство с необычайной прытью. Весть о том, что Абдулла был оправдан вскоре после его отъезда, грела Ясира холодными вечерами в 3-ей колонии. Он мечтал, как однажды увидит его вновь, и теперь, сидя в саду Аль-Хатиба, продолжал мечтать.       Доев лепёшку, Ясир запил её чаем, чувствуя, как горячий напиток обжигает горло. От чая у него выступил пот, но вытереть его Ясир не потрудился. Очутившись дома, он окунулся в привычную жару Магриба и был этому только рад.       — Жаль, я надеялся увидеть его первым, — ему действительно было жаль. — После тебя, конечно, — спохватился Ясир. — Когда он приедет?       — Он в Эс-Сувейре.       — Зачем?       — Я попросил его проведать твою мать.       Ясира прошиб холодный пот. Он навещал мать в своём духовном теле, но она не выглядела больной, хоть и была уже стара.       — Всё в порядке, — успокоил его Аль-Хатиб. — Ей требовалась помощь по дому, вот я и отправил Абдуллу.       — Можно я тоже съезжу? Полгода прошло, как мы виделись.       — Ты нужен мне здесь.       Хорошее настроение Ясира вмиг испарилось, и он отложил очередную лепёшку с джемом.       — Прости. Если бы у меня было больше времени, я бы смог узнать от джэбатов хоть что-нибудь.       — Я на это не рассчитывал, — огорошил его Аль-Хатиб.       — Но зачем тогда отправлял меня в колонию?       — Если бы попасть за стену во внутреннем мире джэбатов было просто, мы бы уже это сделали. Но нет, это совсем не просто, — Аль-Хатиб покачал головой и концы его платка-гутры заколыхались. — Теперь ты видел, что делает орден, своими глазами. Шай-Котар — это опухоль, разросшаяся на теле человечества, если её не уничтожить, она погубит всех. Я вижу, ты понял. Но так же я вижу сомнения. Расскажи мне о них.       От слов Аль-Хатиба сердце Ясира замерло. Он поднял на учителя глаза и поёжился, словно на улице был мороз, а не тридцатиградусная жара. Потом вскочил из-за стола и упал на колени, уткнувшись лбом в землю.       — Я обязан тебе всем, что имею! Ты научил меня жить и сделал из меня человека. Я буду помнить твою доброту, но…       Он замолчал, собираясь с духом. Его обнажённую спину нагревало солнце и кожу стало пощипывать. По лицу Ясира потекли слёзы, но стыдился он не их.       — Я сожалею, что ты доверился такому глупому человеку, как я, — простонал он, усаживаясь на пятки. — Я открыл свой разум яхшасу из 2-ой колонии и не знаю, что теперь делать. Я очень виноват, — пролепетал Ясир, стараясь заполнить образовавшуюся тишину.       Аль-Хатиб встал и прошёлся по дворику, глухо постукивая тростью. Остановившись под тенью мандаринового дерева, он посмотрел на воду в фонтане.       — Ты выдал нас?       — Нет! Он ни о чём не спрашивал меня и не пытался разбить блокаду. А когда я сказал, что убью себя, то пообещал оставить меня в покое, — добавил Ясир виновато.       — Ты больше не тревожил его?       — Нет, — взгляд Ясира упёрся в землю. Аль-Хатиб мог бы догадаться, что он лжёт, но его мысли сосредоточились на судьбе Альянса. Он посмотрел на убитого горем ученика, не понимая, как Ясир мог совершить такую ошибку.       — Тебе понадобится новая блокада, — голос Аль-Хатиба зазвучал строго. — Я попрошу об этом Зеро.       Теперь Ясиру сделалось по-настоящему плохо. Свидание с Иэном Хильдерманом виделось ему катастрофой, какой, в общем-то, и было, ведь ставя блокаду, он наверняка пройдётся по памяти Ясира. Чутьё подсказывало, что существование некоего короля яхшасов, к тому же превосходящего его по силе, Иэну Хильдерману может не понравиться. Выбор Ясира был невелик: переубедить Аль-Хатиба или сбежать, чтобы не выдать тайну Смотрящих, которую ему, к тому же, никто не доверял. Бежать не хотелось, признаваться — того меньше, но опыт подсказывал, что тайное всегда становится явным. К тому же, сокрытие правды в столь важном вопросе — всё равно что ложь. А Ясир лгуном не был. Пересилив себя, он спросил:       — Почему ты не рассказал мне о ягике?       На мгновенье карие глаза провидца расширились, и Ясир прочёл в них тревогу.       — Что я должен был рассказать?       — Что он вернулся. Я услышал это от одного из джэбатов.       Аль-Хатиб нахмурился и снова пустился в обход по саду. Его поступь была так тяжела, что каждый шаг должен был оставить след, словно почва была мягкой, как чернозём после дождя.       — Ясир Эль Захра, мне не за что тебя похвалить, — сказал Аль-Хатиб. — Но это моя вина: я плохо воспитал тебя, давал слишком много свободы. Больше этого не будет.       Ясир съёжился, как будто пытался спрятаться, и чуть было не рассказал, что он не просто влез не в своё дело, но ещё и помог яхшасу выжить.       — Способности Ноа Джоши велики, но ягик определяется не по способностям, — Аль-Хатиб остановился рядом с Ясиром. — Этот яхшас может оказаться новым Зеро, притом, вражьим, но никогда не стать тем, кого мы ждали увидеть.       — Но разве мы не должны присмотреться к нему?       — Делай своё дело, мальчик. Это тебе не положено.       — Мне не положено, а Иэну Хильдерману положено? Если он прочтёт мои мысли, то узнает о ягике. Разве возрождение царства яхшасов — не то, о чём лучше помалкивать? Смотрящие допустят его в нашу святыню? Не понимаю. Ты не говорил о ягике даже мне, а я — Смотрящий!       — Ты — Смотрящий? — Аль-Хатиб сощурился, глядя в пытливые глаза Ясира. — Смотрящие не рискуют своими братьями. Смотрящим может быть лишь тот, кто понимает наши цели, разделяет и защищает их. Тот, кто ставит интересы общины выше своих. Мы учим детей, подобных тебе, в надежде, что повзрослев, вы станете благонадёжными взрослыми. Я думал, ты такой.       — Я не предавал тебя!       — Ты не хотел, любимый ученик. Но связавшись с яхшасом, ты поставил себя выше общины.       Аль-Хатиб отошёл от него, ощущая, как взгляд Ясира прожигает спину. Он не мог показать своих чувств. Бедный ребёнок! Иноходец, одарённый любознательностью, бодростью духа и верой в светлое будущее, он должен был стать одним из тех, кто подобно Аль-Хатибу будет учить детей, перебирая камни в поисках алмазов.       Но вместе с тем Ясир был из тех, кого невозможно слепить по своему подобию. Ещё молодой, но уже вольнодумец. Как не прививай таким чувство общности, они всё равно остаются одиночками, верными своему внутреннему голосу. Сложность воспитания таких детей заключалась в невозможности управлять ими. Потерять их ничего не стоит и Аль-Хатибу уже приходилось терять учеников. Но никого из них он не любил так сильно, как Ясира.       — Что со мной будет? — спросил Ясир.       — Мы попросим Иэна Хильдермана защитить тебя.       Наблюдая, как могучая фигура учителя скрывается в доме, Ясир не смог связать ни слова. Великодушие, с которым Аль-Хатиб отнёсся к его проступку, растрогало его. Ради него Аль-Хатиб готов был раскрыть Хильдерману ещё одну тайну — о существовании ягика или того, кто может им стать. Неужели Ясир действительно этого стоил?       Он вытер слёзы, но они всё равно продолжали течь. Ясир остался стоять на коленях на том же месте. Не только Аль-Хатиб, но и все остальные домочадцы обходили его стороной и не пытались увести в тень, хотя двое младших учеников несколько раз тревожно выглядывали из своих комнат.       Он жарился на солнце, слушая плеск воды, мучаясь от жажды и головной боли несколько часов. Его колени гудели. Лишь когда он потерял сознание, младшие ученики перенесли его в комнату. Под бдительным надзором Аль-Хатиба они окунули голову Ясира в таз с водой, просушили волосы полотенцем и уложили на кровать. Один из учеников наложил холодные компрессы, второй подключил принесённый из гостевой комнаты вентилятор. Влив в него немного солёной воды, они оставили Ясира, проведывая его лишь для смены компрессов.       Очнулся он ночью. Прохлада со двора тянулась в комнату через раскрытое окно и дверь. Ясир поднялся на локтях, ощутив режущую боль. Он напряг все силы и сел, почувствовав головокружение и тошноту. Ясир сидел, пока приступ не прошёл. За это время он понял, что ожог не так силён, как он думал.       Собрав попадавшие с него компрессы, Ясир набросился на воду, оставленную у кровати, но подавился ей. Чтобы раздобыть несолёной, он поднялся и мелкими шажками поплёлся в соседний двор. Ночью температура воздуха понижалась, а фонтан и зелёные насаждения делали его ещё свежее.       В саду было темно. Ясир шёл медленно, но уверенно. Он видел очертания колонн аркады и мог опираться на них. Добравшись до прохода, соединяющего дворики, он прервался на отдых, войдя во вторую часть дома.       Его плечи, грудь и спину обжигало при любом движении, снова начала болеть голова, но Ясир почувствовал себя лучше. Он не понимал, каким образом наказание, которому он себя подверг, помогло избавиться от тяжести в груди. Но был уверен, что именно солнечный удар прогнал съедающее его чувство вины. Аль-Хатиб не остановил его, и в глубине души Ясир знал, что это было правильно.       Улыбнувшись самому себе, он зашёл на кухню и напился свежей воды. Вернувшись в комнату, Ясир лёг на спину, потом перевернулся на бок. Заснуть удалось только под утро, да и то от усталости.

***

      В 1-ой колонии разница между временами года была почти незаметна. Её жители не знали удушливого лета и не изнывали от циклонов, приносящих с собой тяжёлые испарения, а нежились в тепле умеренного влажного климата.       Двое мужичин, один постарше, другой помладше, сидели в беседке в саду своего дома и неотрывно глядели друг на друга уже несколько минут.       — Нет, — сказал, наконец, старший. — Я не могу пустить тебя во 2-ую колонию.       — Но я уже не мальчик и могу за себя постоять! — с жаром возмутился младший.       — Твой брат тоже далеко не мальчик, — резко, почти грубо прервал его Бран Ийлис — один из богатейших внешних послов 1-ой колонии и отец двоих сыновей. — Но и он не смог себя защитить.       Образовалась тишина, в которой Казаи́р Ийлис, сводный брат Нейде Ийлиса, буравил отца тяжёлым взглядом.       — Я бы так не сказал. Он ведь смог выжить. Хвала Айину, потому что я уже потерял всякую надежду найти его живым!       Бран поморщился и погладил подбородок. Под его неодобрительным взглядом Казаир вначале смутился, но потом всё же выпрямился и поглядел с вызовом.       — Я у себя дома. Могу поминать того бога, которого хочу.       — Когда речь идёт о Шай-Котаре, не только понятие «дома», но и всего остального становится слишком ненадёжным. Казаир, я ведь просил не подвергать себя опасности хотя бы необдуманной речью.       Казаир сжал пухлые губы и вздернул подбородок. Во взгляде его светло-карих глубоко посаженных глаз светился огонёк бунтарства, подавленный Браном и оживший вновь, стоило Казаиру увидеть новости о заключении под стражу некого Ноа Джоши, слуги в доме скандального внешнего посла и талантливого лётчика Анлуана Вхарата.       Казаир увидел эти новости несколькими днями позже Брана, будучи слишком далёким от политики и торговли. Но всё-таки увидел. Влетел в кабинет отца с раскрасневшимися щеками, с блестящими от возбуждения и немного от слёз глазами. Конечно, он узнал своего брата. Как не узнать? Хоть они и выросли порознь, но были похожи, как две капли воды, унаследовав внешность своего отца. Казаир продолжал искать Нейде, даже когда сдался Бран. Но не находя никаких следов, всё-таки отступил. А теперь стоял посреди кабинета, всклокоченный, не в состоянии проронить ни одного вразумительного слова.       — Это же он? — спросил Казаир, едва дар речи вернулся к нему. — Это Нейде? Это он! Отец, он жив! Мы должны вытащить его оттуда!       Но тогда, как и теперь, Брану пришлось оборвать восторги младшего сына. Он не мог помочь Нейде покинуть тюрьму, потому что знал, чьими стараниями он там оказался. Выступить против Шай-Котара было безрассудно не только потому, что шансов на успех не было, но ещё и потому, что слишком опасно. Выступить означало навлечь на себя ненужное внимание. Снова, как когда-то. В прошлый раз это внимание стоило Брану старшего сына, потому он боялся рисковать теперь, чтобы не пролить свет истины на младшего.       И вот, спустя пару месяцев после тяжёлого разговора в кабинете они сидели в беседке и вели тот же диалог.       — Это неправильно! — злился Казаир. — Несправедливо! Что подумает Нейде? Он ведь всё поймёт. Как мы объясним своё молчание? Безучастность в его судьбе? Проклятье, он ведь даже не знает, что я…       Казаир осёкся под тяжёлым взглядом отца, но всё же продолжил, сжимая губы:       — Если бы он знал, дал бы мне возможность достучаться до него. Я должен связаться с ним, чтобы он знал, ему есть куда вернуться!       — Одумайся, — коротко бросил Бран. Ему было почти физически больно говорить это. — Он не может вернуться. За Нейде тянется хвост Шай-Котара. Если он придёт сюда, ты окажешься в опасности.       Казаир смерил его неверящим взглядом, а потом рассмеялся, будто услышал хорошую шутку.       — Отец! Неужели ты думаешь, что Шай-Котар хоть на минуту забывал о нашей семье? Это мы считали Нейде погибшим, а они-то знали, что упустили яхшаса из-под самого носа! Ох, если бы в те времена ты знал, что творят эти демоны, ты бы мог подобрать Нейде, когда он сбежал. Если бы ты тогда знал, куда пропал брат, и что с ним приключилось…       — Нам повезло, что его подобрал Анлуан Вхарат, — жёстко отрезал Бран, и Казаир увидел его уязвимое обнажённое сердце. — Когда мне стало известно о деятельности Шай-Котара, Нейде уже жил под его крышей.       Казаир поднялся и преодолел разделяющее их расстояние. Обнял Брана за плечи и улыбнулся.       — Не кори себя за то, что искал его не там. Я тоже искал не там. Но ты прав, мы должны быть благодарны Анлуану Вхарату. Я слышал о нём много хорошего и много неприятного, но если Нейде остался с ним, значит, Вхарат неплохой атлант и Нейде верит ему. Мы тоже должны довериться. Хотя я всё равно настаиваю на том, что должен связаться с братом. Он не пускает меня в свой разум. Отец, он очень сильный телепат. Сомневаюсь, что Шай-Котар когда-нибудь оставит его в покое. И это чудо, что он всё ещё жив. Я не понимаю, что происходит, но я должен это понять.       Бран погладил руку сына.       — Я вижу, как это важно для тебя. Но ты не поедешь во 2-ую колонию, это опасно. Поеду я.       Казаир встрепенулся.       — Но как же твои дела?       — Будем считать это рабочей поездкой, — подмигнул Бран, улыбаясь такой же лукавой и красивой улыбкой, что и Казаир. Улыбкой, которой никогда не было у его обиженного судьбой, вынужденного всё время прятаться старшего сына.       — Если увидишь его, — отозвался Казаир, — пошли весточку от меня.       Бран улыбнулся и посмотрел на увитый лианами фасад дома. Отец двоих яхшасов, одного из которых считал погибшим много лет, он был вдвойне осторожен, но не мог простить себе, что жил в неведении, не подозревая о том, что такое Шай-Котар и что может статься с его сыновьями. Сила Казаира долго дремала, но что касалось Нейде…       Почему Нейде ничего не сказал? Почему скрыл от Брана, что обладает силой? Неужели боялся? Но чего? Ведь Бран был знаком с людской культурой, знал о медиумах и никогда не выказывал к ним отвращения, и Нейде это видел. Должен был понимать, что наличие силы не отвернуло бы Брана от него. Может, знай Бран об этой силе, не метался бы в бесплодных поисках, когда Нейде пропал. Но глаза открылись ему в полной мере лишь в тот день, когда сила проснулась у Казаира. Однако Нейде с ними уже не было.       В своих худших кошмарах Бран переживал о том, что если бы он не забрал Нейде у матери, всего этого бы с ним не случилось. Он вырос бы, как обычный медиум.       Нет, не вырос бы. Здравый смысл останавливал размышления Брана. Ведь поэтому Эльза и приняла решение отдать Нейде, что на людей тот совсем не походил. И Бран, и Эльза хотели поступить наилучшим образом, а получилось, что сгубили Нейде.       Нет, не сгубили. Он всё-таки был жив. И Бран отправлялся во 2-ую колонию, чтобы увидеть своего потерянного ребёнка, понять, что происходит и как ему помочь.